Ребенок и Взрослый

Ребенок знает зачем жить, взрослый знает как, но порой забывает зачем.

По идее, способность получать от жизни удовольствие с возрастом должна расти. Почему же не во всех случаях так происходит? Почему взрослые или с горьким осадком растворяют себя в заботах о подрастающем поколении, жалуясь: "Да какая у меня жизнь?! Все силы на этого оболтуса уходят" или оглядываются с жгучей ностальгией на свои "лихие девяностые", скисая в скверике с бутылкой пива и пытаются воспламенить былой задор, приставая к молоденьким мамкам?

Может, потому, что покинув тихую гавань детских радостей, не успевают доплыть до противоположного берега радостей другого порядка? И совершая действия, полагающиеся взрослому, не ощущают их значения, так же как подросток, с его незрелыми рецепторами обоняния и вкуса, не ловит всего кайфа от процесса курения.

Взрослые радости кажутся менее осязаемыми нежели эмоции, получаемые от уничтожения банки с малиновым вареньем или удачного съема подруги в ночном клубе. Например, взрослый может испытывать удовольствие от способности организовывать свою деятельность. Начать с того, что ему вообще в отличие от ребенка, по силам реализовывать свои фантазии. Ну речь идет, конечно, о сложных фантазиях. О мечтах. О профессиональных достижениях. Его мышление уже развито до той степени, когда он может следить в перспективе как развертывается его деятельность, акцентировать внимание на определенных событиях. 

Особенно интересно заниматься тем, что долго не получается. Причем, не получаться может и по внутренним, и по внешним причинам. Если вы откроете книжный магазин, у вас может и не сложиться, ну а магазин шмоток может стартовать вполне прилично. Но, предположим, вы не хотите заниматься шмотками. Тогда придется долбаться с книжным магазином. Поскольку доблесть именно в том, чтобы вышло примерно то, что вы планировали.    

Еще есть чувство социальной значимости того, что делаешь. Когда смотришь на вдалеке стоящие здания вдалеке и представляешь, что за каким-то окном, кто-то с чувством глубокого удовлетворения умащивается на проданном тобой предмете сантехники.   

А чувство причастия истиной? Душевная близость с другими людьми? Эти эмоции доступны и ребенку, но преимущество взрослого в том, что он может управлять своей жизнью и, делая выбор в пользу определенных эмоций, получать их в большем объеме, так же, как избегать негативных эмоциональных последствий собственного поведения или отношения к жизни.

Малыш убежден, что его уход из мира повлечет для всех необратимые последствия, взрослый понимает, что его отсутствие не отразится ощутимым образом на жизнедеятельности планеты. "Незаменимых людей не бывает". Народы, поддержавшие тиранов прошлого столетия, подтвердили эту пошлую истину на практике. Их кипучая деятельность по перекраиванию действительности по своему усмотрению, ни за что не легла бы в головы гуманистам 19 века, предусмотрительно покинувших мир до 1914 года. И все равно пришли и "эра джаза", и ренессанс шестидесятых с их расцветом "искусств и ремесел".

Когда ребенок вышмаргивается из мира сказок, его подстерегает суровая действительность. Все животные злые. Взрослые сами за себя постоять не могут, не то, что его защитить. Стресс от выяснения, что мир не настолько привлекательное место, как ожидалось, иногда бывает затяжным и переходит границу биологического взросления. Самая жуткая правда, на самом деле, та, что не все дети взрослеют.         

Эту несмешную мысль развивает Милан Кундера в своей "Шутке": "Молодые люди неповинны в том, что любят играть; не готовые к жизни, они поставлены ею в готовый мир и должны действовать в нем как готовые личности. Поэтому они поспешно хватаются за общепринятые формы, примеры и образцы, которые их устраивают и им к лицу, — и играют. Молодость страшна: это сцена, по какой ходят на высоких котурнах и во всевозможных костюмах дети и произносят заученные слова, которые понимают лишь наполовину, но которым фанатически преданы. И страшна история, ибо столь часто становится игровой площадкой для несовершеннолетних; площадкой для игр юного Нерона, площадкой для игр юного Наполеона, площадкой для игр фанатичных орд детей, чьи заимствованные страсти и примитивные роли вдруг превращаются в реальность катастрофически реальную".