Загробная

Хочется научиться писать о своих чувствах грамотно и без подсказок WORDа.
Если хотите «хэппиэнда» читайте до конца.

Страшное, давящее чувство поглощает с головой. Ритмичным, глубоким и монотонным басом отбивает загробный бит мое сердце. Хочется рвать и метать, орать матом на маленькую девочку, обслюнявившую белоснежный манжет, покрыться зеленой кожей, призвать каждого провинившегося к ответу. Разорвать, в конце концов, оковы морали и с извращенным наслаждением размозжить прохожему голову о бетонный бордюр.
Собственное чувство вины заставляет гордость искать виновных в чужих лицах, но только не в бледном подобии человека, отражающемся в зеркале передо мной.
Безуспешно пытаюсь унять тремор в руках. Думается мне, это все нервы, которые вроде бы как «стальные канаты». В горах такого не было. Тик временами переходит из рук на правое веко, от чего непроизвольно подергивается щека. Открываешь рот, чтоб сказать что-то важное, ценное, надуманное бессонными ночами, но выходит только мышиный писк.
В эти моменты начинаешь смотреть на окружающий мир исподлобья. Взгляд пристальный, пронизывающий видит то, чего нет: засилье педорасов, извращенцев, моральных уродов, просто уродов, стукачей и банальных предателей. Почему везде, где не споткнешься и упадешь, то попадаешь во что-то опошленное, залитое грязью двусмысленных мыслей. Нет чистоты ни в чем: ни в отношениях, ни в любви, ни даже в воспитании детей. Матери отлучили детей от груди, боясь испортить свои формы. Матерей заменили витаминизированными смесями.
«Чистота» в этом мире означает белый унитаз в ванной и отсутствие пятен на трусах. Знаете, почему унитаз обязан быть белоснежно чистым? Да чтоб его было приятно засерать – на контрасте с белым фаянсом зловонное дерьмо. Хотите привлечь к себе внимание, играйте на контрасте (из учебника по психологии общения). Вот так-то, други мои. Чем я себя чувствую..? Не знаю… Толи дерьмом в унитазе, толи просто обосранным куском стекла. Но, так или иначе, я привлекаю к себе внимание и временами сомневаюсь в том, что меня вскармливали грудью
Популярность и внимание к личности перешли в эталон и стали предметом гордости. Письма в мейле, приглашения в «контакте», вечно выплевывающий пустозвонные смс телефон порождают иллюзию «нужности», моей необходимости и значимости.
Все это как страшный сон, как параноидальное преследование, всю нереальность которого осознаешь, но не можешь от него избавиться.
Так рождается одиночество. Ни чем невосполнимое, пустое, холодное, замогильное чувство одиночества. Мы становимся мертвецами раньше, чем умираем. Ложась в кровать и накрываясь одеялом, я представляю, будто у моего лица закрывается крышка гроба.
Осознание. Темно, чувствую скрежет лопат по крышке, слышу глухой стук комьев земли по доскам. Там за крышкой кипит жизнь: люди плачут, пьют водку, поминают последними словами, заводят машины и уезжают. Наступает тишина, довлеющая тишина. Тишина, закладывающая уши. Дышать становится трудно. Прокуренные легкие, всхлипывая, шумно выскребают кислород из спертого воздуха, пахнущего сосной. Голова разрывается от боли и пульсирующей жалости к самому себе, капилляры в белках лопаются, заливая белое красным. Руки судорожно комкают в ладонях саван.
Паника. Тактильные чувства обостряются. От отсутствия пространства я не в силах пошевелиться, воздуха становиться все меньше и меньше, неестественный зуд пробегает по всему телу и начинает колоть под пропотевшими подмышками. Где-то под лопаткой комок свалявшегося войлока ищет себе место в моих мышцах, образуя пролежень. От холода пальцы ног разбухают, ногти на которых врезаются в мясо. На мокрой голове нестриженные волосы пытаются залезть в полузакрытые, слипающиеся глаза. Становиться неудобно… нет, не так, становиться жутко.
Борьба. В попытках избавиться от этой жуткой участи, начинаю медитировать - отрешится, ассоциировать себя с пингвином на другой стороне планеты, увидеть солнце под тремя метрами мерзлой земли и глины. Боясь почувствовать себя мертвым, надеюсь на то, что все-таки меня найдут в этом гробу из самообмана и лжи, верю в реализацию планов своей жизни после спасения, искренне люблю бога в себе, которого к сожалению нет. Доказывая самому, что я еще жив, начинаю перестукиваться с близ лежащими «мертвецами». Да, я их слышу, но не понимаю их откровенную чушь… Они несут полную ахинею, на что в ответ я безуспешно пытаюсь добиться от них мало-мальски внятного диалога.
Смирение. Со временем приходит осознание безысходности, понимание того, что мое сознание ни когда не выйдет дальше этого ящика. Появляется скука. Перестаю надеяться, верить и любить, ожидать спасения, искать успокоения. Все без толку… остается только ждать, когда Аид возьмет свое. Кто сказал, что ожидание смерти подобно? Ради интереса приходится приводить свои мысли в относительный порядок, разделять воспоминания на категории «нужное» и «ненужное», забывать их и выдумывать новые, играть с воображаемыми друзьями в заранее спланированные комбинации, тешить свое самолюбие и мечтать о том, как прошли бы мои похороны, будь я космонавтом. Отмечать изменения в своем стареющем теле, все более приобретающем форму гроба.
Сумасшествие. Окончательно растеряв истинные воспоминания и запутавшись в вымышленных, в последствии окончательно позабыв о том, что было до всего этого, прихожу к выводу: «Если я одинок, значит я хозяин этого гроба, я создатель этого мира, я - Золотой бог! Здесь существуют только мои правила. Если я этого не вижу – этого не существует! Истинна только моя правда! Осязаем только я остальное просто плод моего воображения. Абсолютная экзистенция!» Я доволен. Я нашел свое равновесие. Купаясь в своей гордыне, начинаю засыпать, окончательно отрекаясь от сущего. Как молитва в голове звучит одно и тоже: «Существую только Я. Жизни за гробовой доской нет!»
Спасение. Сквозь щель в расцарапанных досках проскользнул свет, я воспринял его как откровенный «глюк», ведь не может существовать ни чего снаружи. Не верю! Сделал вид, что не заметил. Пропустил мимо. Чуть позже, где-то в районе сердца хрустнула деревяшка, сквозь дырку свежий воздух пьянит и заставляет расправить легкие, наливая атрофированные мускулы силой. Тонкие пальчики теплым прикосновением согревают руку и исчезают. Я хочу ощутить еще раз это тепло! Перед смертью, напоследок еще раз! Ведь там за крышкой жизни нет. Стиснув зубы, я прошу судьбу быть ко мне попроще, превозмогая страх, я упираюсь лбом в твердую тьму и начинаю толкать. Трудно. Сквозь мой стон слышен треск ломающихся заблуждений, хруст лживых увещеваний, грохот падения царства «Золотого Бога». Окончательно опьянев от кислорода, я наконец-то смог сесть в своей сырой могилке. Перед ослепшими, еле видящими глазами пролетел тонкий, светлый, еле уловимый силуэт. Запах ландышей манил вслед за ним. На ослабших конечностях медленно выполз из своего заточения вслед за переливистым смехом, стряхивая ошметки налипшей к костюму глины. Вторил ей, радуясь и не веря своему счастью. Когда она заговорила со мной, я к своему удивлению понял её. Голос сказал, что давным-давно мы были знакомы. Я не смог ей соврать о том, что я все позабыл и она обиделась, обидно стало и мне за годы прожитые в могиле. Она говорила так просто, так понятно. Обо всем, о своем, о чужом, о моем. И вдруг среди этих разговоров я осмелился захотеть будущего. Будущего, которое пройдет рядом с ней. Чтоб мы когда ни будь заговорили о «нашем».
Но ослепнув в могиле, никогда не смогу увидеть её лицо, покалеченными руками не прижать её у груди, усохшими ногами мне не угнаться за ней. Мне остается только робко надеяться на чудо пока она рядом. Пусть лучше будет так, чем лежать в гробу посреди пустого мира.
Как все-таки радостно и горько - снова мечтать, надеяться, любить и верить.