Психоделия-Панк

Для раскрытия понятия «Панк» я воспользуюсь высказыванием Макса Андерсона, странного по сути «кекса»: «Для начала я скажу вам, чем Панк не является: это не мода, не определенный стиль одежды, не бунт на коленях против родителей, не новейшее «крутое» течение или особый стиль музыки. На самом деле это идея, которая ведет и строит вашу жизнь… Думай самостоятельно, будь самим собой, не просто принимай то, что дает тебе общество, создавай свои собственные правила, живи своей собственной жизнью. Панки взглянули на окружающую действительность, отбросив иллюзии, и обнаружили лишь стяжательство, агрессию и одиночество»
Читающих прошу понимать слово «Психоделия» в первичном его понятии, то есть «Psychedelic» от греческого «психе» - душа и «делоо» - делать явным (см. Современная энциклопедия стр. 52).
Диалоги героев вам могут показаться картинными, может даже нарочитыми. В общем это сделано специально, ведь рассказ написан под влиянием Sex Pistols и Rolling Stones.
P.S. Осторожно дети! Много не нормативной лексики.

Ну и собственно само предисловие.

Российский социализм кончился в начале пятидесятых двадцатого века. Многое произошло за это время: социалистический блок распался, так и не создавшись; кукуруза так и не стала царицей полей, оставив эту честь пшенице. Если оглянуться все произошло так быстро в течение, каких то пяти лет. Товарищ Сталин завинчивал гайки молотом и при этом размахивал серпом, выравнивая неровности народных масс и как водиться, срезал резьбу - перестарался. После смерти Сталина народ обличил его в культе личности не без помощи КПСС, которое вскоре тоже распустили. Вот тут то и приложили руку западные спецслужбы. Россия окончательно потеряла ориентиры и после не долгих скитаний обернулась-таки к западу лицом, а если быть точнее к Англии и Америке. За пять лет эти «умельцы» умудрились развалить еще толком не устоявшуюся экономику и из руин создать новую, западные компании скупили более семидесяти процентов рынка России. Колхозы канули в лету, а на их место пришли фермеры, вместо атомных бомб и космических ракет мы стали выпускать холодильники и телевизоры и весьма в этом преуспели. Имелась не гласная ссора с Японией, которая все-таки отсудила в международном суде у нас Курилы. Но и мы не остались в долгу, монополизировав выпуск радиоэлектроники. Мир провалился в беспечную эйфорию без войн – не было ни Кореи, ни Вьетнама, и даже Афганистан не предвиделся, казалось бы, эра процветания настала раньше времени, миновав Армагеддон. Но как водиться в семье завелась паршивая овца, от которой следовало немедленно избавиться, этой овцой оказался Китай – с её ортодоксальным коммунизмом, который просто таки мозолил глаз западу и сидел занозой в заднице у всего цивилизованного и демократического мира. С востока Китайцев притесняла Японская коалиция (Япония, Корея, Вьетнам, Камбоджа). С севера же великую китайскую стену рушила Россия, конечно же, не по своей воле, а под давлением западного капитала. Как водиться в таких случаях, западные страны освобождали «порабощенный» коммунистической хунтой бедный Китайский народ, прикрываясь полицейской операцией и насаждая демократические начала в варварской стране с трех тысячелетней историей, а на самом деле шла безжалостная война. Китайцы, недолго думая, занялись созданием своей бомбы большой разрушительной силы, говорят, что в её разработке учувствует какой-то русский физик. Так что мир продолжал висеть на кончике пальца ждущего своей кнопки.
Вот в таком вот радужном мире, после пятидесяти лет американизации, и настал 1999 год. Люди в маленьком Сибирском городке, в котором и живет наш герой, уже пережили Deep Purple, Led Zeppelin, Doors, Ford Mustang, LSD, хиппи и вселенскую любовь. Так что весь дальнейший рассказ это описание отрывка жизнедеятельности юноши в этой параллельной вселенной.

Часть первая - Панк

Танцующей нитью, в потолок улетает дымок марихуаны. Затертый «Фендер» , бедным родственником, пристроился в углу. Темно. И только пара красных лампочек, когда-то модной стереосистемы, маячат на подставке, составленной из нагромождения виниловых пластинок. Зеленым киселем абсента надомной издеваются Роберт Рэндольф, Кирк Хаммет и Сантана. Они играют Тринити. Под созвучие трех гитар пьяный кумар, спертым воздухом пробивается в легкие. Я не хочу дышать. Такое ощущение, что в мой рот ночью залез хомяк и там скоропостижно скончался. И эта неимоверная вонь, заставляет мозги скрючиться, скукожиться и забитой шавкой, заснуть в дальнем уголке черепной коробки. Чья-то холодная, шерщаво-целюлитная жопа прижалась сбоку. Я не хотел с ней трахаться, я вообще её ненавижу. Мне глубоко по барабану кто она, но я все равно её абстрагировано и анонимно ненавижу. Я ненавижу себя за свою глупую слабость и беспричинную злобу. Я ненавижу свое пьяное, обрюзгшее тело, которое трупным куском мяса валяется на вонючем диване, в грязной комнате посреди холодной пустоты. Я ненавижу U2 за их жизнеутверждающие песни, я ненавижу программу «Время», за гладко выбритых корреспондентов. Я ненавижу родителей за то, что они без моего на то согласия разродились таким выродком как я. В конце концов, я ненавижу это гребаное одеяло за то, что оно такое тонкое. Холодно. Надо выпить.
- Эй, тварь! Осталось че выпить? – приласкал локтем по спине свою безымянную подругу. Невнятное мычание, посылавшее меня по всем известному адресу, было её единственным ответом. – Ну и *** с тобой!
Порыскав в окружности, надыбал, чьи-то заблеванные, сырые, кожаные портки. Не стал заморачиваться на зиппере и, сияя волосатой мошонкой, вышел в светлый коридор. Оперся о стену, придерживая свое равновесие в вертикальном состоянии. С минуту постоял, и поперся на свет красно-кухонного абажура.
- Ну, здорова черти! Что ли? – обратился я к пестрой, кухонной компании, угрюмо заседающей под «Куртовские» завывания. – Жизнь - дерьмо! Дайте выпить.
ЧМО с розовым ирокезом, кивком согласился с моим утверждением и молча начислил двести грамм красной бормотухи. Выдохнув трезвый рассудок, опрокинул в себя полный граненый стакан. Стало лучше. Стало теплее. Шею не привычно закололо: наркотическое одурение стало уступать место банально-алкогольному отупению. Еще раз, оглянув компанию, я присел в углу, за урчащим холодильником. Краем уха прислушивался к их пьяным, бранным спорам о том, когда и при каких обстоятельствах Роберт Плант придумал «Лестницу в небо». Знают ли эти ублюдки, что я могу пробежать по струнам всю «Лестницу», подняться по ней и остаться там. Наверное, знают.
- Эй, ты с хохолком! Да ты. – щелкнул пальцами и указал на гитару, нещадно терзаемую пьяным ушлепком. - Дай-ка мне «бренчалку».
Заполучив желаемый инструмент, я пробежался по струнам. Нервы мои пару раз передернуло, при звуке непопадающих в созвучие, расстроенных струн. Ну да ладно, дело поправимое. Чуток помаялся с гитарой и уселся по удобнее. Нервными, отбившимися от рук пальцами взял пару аккордов. Хило, неправильно, некрасиво. Дубль два. В этот раз получше - люблю играть Ритм-Н-блюз. Ступенька за ступенькой лестница вырастала в небо, по мере роста архитектурно-музыкального сочетания звуков, народ, заселяющий кухню, затыкался и более внимательно прислушивался к музыке. Некоторые персонажи старательно сбивали меня с ритма, постукивая и притопывая невпопад. Окончательно подчинив себе аудиторию, я начал хвастливо импровизировать, что к окончанию экспромта привело к тому, что я закончил свое выступление Джеферсоновским «Вайт Реббит». Мокрой ладонью вытер пот и сопли с лица. Жадно схватил со стола жбан портвейна и беспощадно утопил зарождающийся сушняк.
- Ну, что падлы, кто хочет со мной трахнуться?
На мое предложение откликнулись двое.
- «Мужичок» не напрягайся. Ты сегодня не в моем вкусе. – толчком усадил хохолкастого петушка, первым вызвавшегося побыть объектом моей страсти, и я обратился к рядом сидящей шлюшке - А вот ты подойдешь. Пошли.
Поспешно затащил её в ванную. Повторно разорвал, уже кем-то порванный, балахон и присосался в мясистой титьке. Однако, мой «красный единорог», отказался от халявного секса и предательски повис безжизненным куском плоти. Облом. Промаявшись пару минут, орально-сосущим способом приводя его в боевое положение, она бросила этот бесперспективный труд и нервно рассмеялась, за что и получила кулаком в зубы. Из разбитой губы, жирно вымазанной черной помадой, тонкой струйкой на подбородок стекла кровь. Через мгновение её колено в летело в мою промежность. Вот сука! **** я в рот такую интимность. Растер больное место, чем ускорил кровообращение в нем, развернулся и отлил в раковину.
- Ну что, младший брат – обратился я к, отражающемуся в зеркале, члену – Ты только на это и способен: болеть и ссать, ссать и болеть.
По дороге из ванной ополоснулся холодным душем, кожаные портки одевать не стал, и сверкая во все стороны голозадым срамом, мокрыми ногами прошлепал в комнату. Целюлитная задница, недовольно сморщилась и с головой накрылась одеялом, когда по моей комнате растекся электрический свет. Досмолил потухшую «пятку», оделся и упаковал «Фендер». Пора малость поработать - для разнообразия.
- Эй! Черти на кухне! – обратился я к, вяло заседающей, компании – Если бухло сделает хэппи-энд, можете что ни будь толкнуть или обменять. У меня барахла много, только суки пластинки не трогайте, а то я обижусь. – озвучив последние аннотации гостеприимного хозяина, я хлопнул стальной дверью.
Недавно прошел дождь. Сырой ветер эхом разносил по пустой улице, звук шлепающих шагов - кеды насквозь промокли. В конце улицы красноглазым угольком сигареты, маячила подозрительная фигура. Интересно я успею пройти мирно и не заработать себе «люлей»? Наверное, нет. А ведь со мной еще и «Фендер» - могут сломать. Решив не ждать у моря погоды, подобрал отколыш от кирпича. Футов за сорок до роковой встречи, перешел на бег и с разгону бросил кирпичом в цель. Не промахнулся – кубический снаряд прилетел ровно в голову ошарашенному «гопнику», тот упал как подкошенный. Подойдя поближе к неподвижному телу, я заметил поводок, а из-за угла с писклявым лаем, выскользнула маленькая, волосатая тварь. Вот блин, обознался! А ну и хрен с ним. Сам виноват - не стоит «добрых» людей пугать. Пошарил по карманам «спящей красавицы», нашел связку ключей, зажигалку и пачку сигарет. Конфисковал одну сигарету и брелок от ключей в виде скелета. Побрел дальше. Мысль – пуля, мысль параноика – баллистическая ракета.
Здание ночного клуба «Над пропастью» сияло своими черными стенами, посреди серого монолита окружающих его зданий. Ходили слухи, что нынешний владелец этого заведения как-то лет тридцать назад взорвал дом правительства. Но, он даже и не примерил полосатую, тюремную робу, поскольку совершенно съехал с катушек. По выходу из психушки он купил эту дыру. И погоняло у него тогда было «Цветастый» или «Смайли» Сэм.
- Кит! Эй, Кит! Ты жопа с ушами! Ты где мать твою был? – своей жирной пятерней, схватил меня за пряжку ремня менеджер клуба Тяп-ляп и два раза приложился кулаком в живот. – Ты что это такое творишь, а? Тебя, недоносок, уже как два часа народ в зале ждет. Я чуть двойню не родил, пока их удерживал на местах. Я все телефоны оборвал. А где же ты падла немытая шлялся?
- Спал. – коротко ответил я и полез в джинсы за мобилой. 142 не принятых вызова издевательски сияли на синем экране.
- Спал?! Спал! Ну, ты тварь... Марш на сцену. Я с тобой попозже разберусь. –  словесно высказал угрозу Тяп-ляп и физически оформил её в чирок под мягкое место.
Получив достаточный заряд кинетической энергии, я влетел через заднюю дверь и ворвался на кухню. Воняло дерьмом и пивом – отличная кухня! Здесь я наткнулся на «Лысого» – звукооператора, звукорежиссера, Ди-джея, осветителя и ассенизатора в одном лице. Лысый, чавкая, копошился в чане с Чили, выплевывая обратно в кастрюлю то, что не смог пережевать или переварить.
- Здорова Лысый! – поздоровался я и в знак уважения смачно шлепнул по его татуированной голове – Все готово?
- О, бля, Кит! Обижаешь. Все давным-давно готово. Братцы уже второй час «саундчек» за хвост тянут. Тебя ждут. – вытирая склизкую жижу у рта раскланялся Лысый.
- Ну, так что же ты стоишь? Иди, объявляй.
- Тяп-ляп сказал, чтобы ты поздравил этого мужика – Лысый протянул заляпанную Чили, смятую бумажку и сорвался с места по направлению к сцене.
- Господа пьянствующие, минуточку внимания! Встречайте! Кит Риччи и его «Цветно-металлические BLUE devil’S»! – окончательно обслюнявив микрофон, разорался Лысый.
Жестом, поприветствовав козырных дружбанов, я забрался за «сетку Рабица», по периметру окружающую сцену.
- Ну, привет твари! Че, заждались? – в ответ на мой вопрос, зал ответил невнятным ором и матом. – Тут один урод приказал поздравить другого урода. Короче так… – я развернул бумаженцию и зачитал текст – Поздравляем с очередным освобождением из мест заключения Джека «Кирпичом по морде»! – и от себя добавил - Ура товарищи! Он опять на свободе. Эй ты старый пердун, ты хоть дай о себе знать. Ты в зале или как? – в сетку, разбрызгивая налету вискарь, врезалась тяжелая бутылка «Джека Дэниелса» - Все понял. Ты здесь. А споем мы для тебя переделку старой песенки Оззи Озборна. Если угадаешь какую, дам тебе леденец.
Перекинул через шею гитарный хомут и начал. Звуки растеклись медленно и тяжело, наполняя зал мрачным привкусом смерти.

Здесь нет, не бетонных стен
Здесь нет, не исколотых вен
Здесь нет родных, любимых душ
Здесь темнота, безмолвие и глушь

И добрых богов здесь тоже нет
Здесь безмолвие и только свет
Он слепит нас во мраке ночи
У нас нет век, что б скрыть не видящие очи

И за победу здесь нет призов
За деньги любят тут, козлов
Здесь жизни нет и смерти нет
Обречены и мы на вечный бред

Начав петь, я не смог остановиться. Остановиться, хотя бы попить пива означало то, что я не смогу вернуться в струю и потеряю весь раш. Плавно переходя из одной композиции в другую, сметя ритм и жанр, я пропел все, что вспоминал из собственного репертуара и из репертуара известных, богатых и далеких: от рок-н-ролла до хэви-метла, от панка до Глэм-рока. Все это время на сцену, в знак одобрения, летели банки, кружки, бутылки и иная стеклянная тара. Под сценой как йоги на битом стекле, толкались, бились и бесновались голодранцы, у которых не хватило денег сесть за столик.
Под конец, когда начинала подводить память, я творил на ходу, создавая «Джем» из всего, что попадется на ум. Лучшим для этого жанром был Блюз. И я начал сочинять шаблонную историю:

Как-то гадалка мамаше сказала:
«Ты породишь сорванца и повесу.
Он будет орать, и жить со скандалом
Он будет занозой и сумрачным бесом

Красоток любить он будет направо
И будет налево тоже ходить
И драться он будет с кем ни попало
Всю свою жизнь он будет пить»

Врезала дуре, мать разозлившись.
Не найдя слов, что в ответ ей сказать
Теперь я с вами, а она разродившись,
Так и не знает, как меня обуздать.

У меня есть моджо, есть Кадиллак
Семь топ-моделей сменил за неделю
Я пьяным курю засушенный мак,
И в бога поверьте, я свято не верю

Усиленно жизнь я трачу и жгу
Цунами-волной пронесусь по земле
Ответов от жизни уже я не жду,
Когда всей толпой сидим на игле

Доктор мне тихо, как-то сказал:
«Осталось семь месяцев землю топтать -
Опухоль в мозге мне показал -
Будешь ты молча один умирать»

Как мать не поверил я предсказанью
И думал, что жизни полный властитель
Всё на леченье спустил состоянье.
Однако ж призвал судеб повелитель.

Теперь я в Аду на гармошке играю
Грохот, огонь, все как всегда
Как на концерте громко бывает
Давайте же хлопайте! Я – Рок-звезда!

На последней строчке песни, барабанщик выкинул фортель виде замудреной перебитовки на основе армейской дроби. Поредевший зал пьяными возгласами, спрятавшимися за яркими софитами, освещавшими сцену, одобрительно улюлюкал и  предлагал выпить за здоровье мертвой рок-звезды. Я окончательно протрезвел.
- Ну, блин всё. Я устал. Цирк сгорел, протухли помидоры, концерт окончен. – с обычным постскриптумом я устало обратился к залу. - Валите домой засранцы!
Аккуратно положил гитару на рядом стоящий стул и пристроил онемевшее тело за барную стойку. Постучал пустым, пивным стаканом по столешнице и жестом указал на бутылку крепленого. Красная бурда заполнила полулитровую тару и устаканишвись дала осадок. Приторно сладкая жидкость залила опустошенный желудок, вызывая приступы тошноты. После того как я задавил чипсами рвотные позывы, прошелся по столикам стоявшим в зале и наложил полную тарелку всякой недоеденной всячины. Присел и принялся скучно пережевывать свой «Завтрак чемпиона». Повеяло блевотой - ко мне подсел Тяп-ляп.
- Молодца! Хорошо отыграл. Я сегодня добрый и прощаю твое опоздание. Приходи в следующую субботу, а? – подлизывая мою южную точку, положил руку на плечо Тяп-ляп. – Сам Сэм тебя просит. Ему понравилась эта твоя переделка «Ноу мо теарс» и вместо леденца он хочет, чтоб ты был здесь в следующую субботу.
- Пусть Сэм сам и поет. Я в следующие выходные в другом клубе. У нас уговор: я каждую четную субботу месяца торчу здесь, так?
- Так. Все так. Ну что ты ломаешься как беременная школьница, ведь я плачу в двойне. Ты понял в двойне – это значит в два раза больше! – показывая какая это куча денег, начал размахивать конечностями Тяп-ляп.
- Иди ты в зад. Я сказал - нет. Клубов много я один. Намек понял?
- Все. Все. Понял. Проехали. – успокаивал он мою разгорячившуюся натуру. – Но через субботу ты мой с потрохами. Деньги за сегодня, тебе упадут на карту завтра. Аванса не будет. Ладно, давай гуляй плесень канавная, не засоряй мой кислород - нам закрываться.
- Отсоси падла – сказал я вслед облезлому жирдяю.

Троившийся у меня в руках ключ все ни как не хотел попадать в качающуюся из стороны в сторону замочную скважину. После полусотни попыток засунуть то, что должно было быть засунутым, я сдался и начал молотить по железной двери.
- Э-эй, черти! Откройте блянах! Хозяин пришел. Открывайте свиньи! – к постукиваниям по двери присоединились ноги. – Эй! Твари цветастые открывайте!
- Кто бля?! – сиплый голос дал о себе знать в районе дверного глазка.
- Кто бля?! Я бля! Кит бля! – я отошел к противоположной двери, расположенной на лестничной площадке, и с разбегу влепил ногой в открывающуюся дверь.
От удара чье-то тело отлетело в глубь коридора и притихло. Открыв настежь дверь, я схватил биту, что спокойно лежала на антресолях. Размахивая по окружности кисти, я набрал силу и впиндюрил первому же попавшемуся мне под руку - хохолкастый петушок схватился за предплечье и с невнятными мольбами уполз в комнату.
- В следующий раз побыстрее открывать будете, сволочи! – утер слюни, положил биту на место и прошел к себе в комнату.
Расчехлил «Фендер» и поставил в угол. Разделся. Под тонким одеялом меня все также ждала шерщаво-целюлитная жопа.
- Тебе звонили. – проговорила она из темноты
- Кто?
- Не знаю. Но, они давиче звонили тебе на мобилу, а тебя не было, поэтому они позвонили сюда.
В ворохе нагроможденных тряпок, отыскал мобильное средство связи. 210 не принятых вызовов - популярный я сегодня. Просмотр. Тяп-ляп, еще раз тяп-ляп, опять тяп-ляп и опять он, еще раз и еще раз. Да елки маталки да сколько же можно. О, а вот и мама – с ней я поговорю утром, если проснусь. Барахло, не то. Нет, не эти и не эти. Котелок, еще раз Котелок. Вот оно. Котелок – вызвать.
- Здорова Котел. Это я Кит. Че звонил?
- И тебе здорова Кит. Давненько не виделись. Ты че так рано?
- Не тяни резину. Че звонил?
- Хорошие новости. Мира приехала, хотела тебя видеть.
- Мира? – по рукам растеклась дрожь и перекатилась в горло – Как Мира? Когда приехала? Откуда? Когда звонила?
- Сегодня приехала. Отдохнуть и перевести дух приехала.
- Как сегодня? Отдохнуть? – с тревогой спросил я - Дай мне её телефон, быстро.
- Э нет брат. Так дело не пойдет. Она завтра сама на тебя выйдет. – издевался надо мной голос на другой стороне радио волны. – Ты сиди на телефоне и жди. Давай, живи и наслаждайся.
- Я буду ждать, обязательно буду. И ты тоже, живи и процветай. – показав в пустоту вулканианский знак прощания .
Я откинулся на подушку, зажав в руках телефон, и невольно впал в приятные воспоминания из прошлого. Мира, моя маленькая, красивая Мира, она снова со мной. Она мне завтра позвонит и мы, как раньше, будем вместе. Позвонит. Она мне позвонит, а я должен ждать её звонка. Надо ждать, нужно ждать. Нужно зарядить телефон. Нервозно стал копошиться, сначала отыскивая зарядное устройство, а затем и розетку. Дважды убедившись, что деления батареи, начинают прибавляться, а антенна не мигает, я улегся обратно.
- Ты будешь…? – чья-то женская рука похотливыми пальцами пробежалась между моих ног.
- Теперь уже нет. – отвернулся я, радостно размышляя о том как ускорить наступление завтрашнего дня.

Часть вторая - Психоделия

- Мира, я проснулся.
Я проснулся с чувством благоговейного нетерпения и робости. Кажется, это утро нового дня. Посмотрев на будильник, я убедился в этом – одиннадцать часов. Сел на кровати и попытался собраться с мыслями: «Мира. Должна позвонить Мира!». Соскочив с кровати, подорвался к телефону – сообщений нет. Будем ждать. Повесил телефон на шею. Надо поесть и помыться.
Вытащил из заднего кармана джинсов кредитную карту и поплелся на кухню.
- Здарова твари! Слышь ты, сгоняй за угол, к банкомату. Сними с неё сколько сможешь. – обратился я к одному из представителей кухонного народа – Код: пять и три шестерки.
Толстячок, которого я назначил казначеем, сорвался с места как ретивый конь и поспешно стал копошиться.
- А, вот еще что. Купи по дороге бульонный кубик и банку консервированного борща. – крикнул я, отправляясь в душ.
Положив на стеклянную столешницу раковины мобилу, я отправился принимать водоочистительные процедуры. Спустя время эхом раздался полифонический звук и куцо прожужжал вибрационный сигнал – СМС: «Сегодня в 14-00. Все как обычно. Целую, Мира». Распевая «Смоук он зе ватер», стал пританцовывать, шлепая босыми ногами в образовавшейся подомной мыльной луже. В завершении банного концерта, закурил конфискованную вчера сигарету и вышел. На кухонном столе меня уже ждали деньги и заказанные продукты.
- Кит, эта фашистская железяка больше тысячи фунтов за раз не выдает. Я и так, и сяк. Даже на колени падал, а она ни в какую… - оправдывался толстячок. – За то я у нее видеокамеру выдрал. Может, она чего стоит.
- Не суетись ты, мне хватит наличных. А камеру ты сам загони. – успокоил я его.
Покопавшись в запустелом холодильнике, я нарыл кусок соленого сала присланного когда-то мамой. Мелко нарезал и отправил его в стеклянную плошку, составив дополнительную компанию половине бульонного кубика и ложке заморожено-консервированного борща. Залил водой и отправил в микроволновку, через две минуты наваристый, жирный суп был готов.
«Все как обычно» - это означало легкую прогулку вдоль набережной до городского парка. Что-то сегодня солнце припекло, окончательно выдыхая последние силы в холодный осенний воздух. Топчусь в очереди за мороженным. Жарко.
- Кит! Кристофер Малькольм Ричардс! – долгожданный и знакомый голос, с наигранной официозностью раздался из-за спины – Вот ты где, а я тебя у моста… жду и жду. А ты тут торчишь. – я повернулся.
Не дожидаясь ответа, нежные руки накрыли меня объятиями. Освеженные мятной жвачкой губы прильнули к щеке.
- Привет – вы дохнул последние остатки напряженной нервозности. На объятья не ответил, раскинув в виде распятия руки - боялся замарать подтаявшим мороженным. Облегчение.
- Как же я тебя давно не видела… - пальцем вытирая со щеки помаду, сказала она – Ты все такой же не бритый и вечно чем-то недовольный.
- Привет – тупо повторил приветствие – Будешь? – протянул промокший стаканчик с мороженным и попытался улыбнуться.
- Ой, спасибо – взяла почти растаявший молочный продукт, неуклюже проделав короткое дэми-плие. – Ладно, пошли. – схватила за большой палец правой руки и, как бурлак баржу, потянула меня за собой.
- Куда ты так торопишься? – болтаясь за ней как собачий хвост, спросил я.
- Я хочу посмотреть, что здесь изменилось.
- Да не семени так. Все как обычно: небо голубое, солнце светит, вода мокрая.
- Ты прав. – остановилась - Ладно, тогда рассказывай, как ты тут живешь, то? – хлопнув маленькой ладошкой в мою грудь, задала вопрос. – Колись старый пень…
- Не такой уж я и старый. Да и пнем я был не всегда. – погладил себя по животу и заигрывающее открестился – Ну что я? Как всегда… Так же как и два года назад: все играю рок-н-ролл, пьянствую, порой сочиняю. В общем, живу, как могу - скучно и тривиально. Короче, тону во всяких пустяках. А… совсем забыл, научился играть на гитаре скрипичным смычком Ты то, как сама? Что творила эти два года? Ни весточки, ни письмеца от тебя. Мыло то мое помнишь?
- Помню. Я прочла все письма, которые ты мне присылал за эти два года. Вот только ответить, в силу обстоятельств, не могла. – послышались нотки грустного сожаления.
- А что такое? Что случилось?
- О, это долгая история. Если хочешь, можешь послушать. Но, это попозже. Котелок рассказывал, что ты еще не женился. Ну, хоть девушкой постоянной обзавелся или как?
Ну, что я мог ответить? Дожив до двадцати шести лет, из постоянного у меня было разве что горькое похмелье и хроническая тоска. Пришлось выворачиваться:
- Ну и ты туда же. Родные уже достали… с этим? Как его? Продолжением рода. Вот. Не по мне это. Правда последний месяц у меня обитает, одно пастельно-кроватное существо.
- Кто она? Как выглядит? Я её знаю? – заинтересованно допытывалась она.
- Блин, достала! Елки… – улыбнулся я – Я её трезвым ни когда еще не видел. Знать не знаю, кто она и чем занимается. Но, у неё, как мне помниться, отличная грудь.
- Дурачок ты, Кит. – констатировала она неоспоримый факт.
– Вот мы и пришли.
Перед нами возвышалась чугунно-витая, кованая арка городского парка. Набрав на входе кучу желтых талончиков, мы отправились их тратить и вспоминать былые дни, когда нам было все до «фени». Я так много говорил, что не мог остановиться, а она дико взрывалась словесным потоком, перебивая меня, когда я упоминал общие воспоминания. Захлебываясь в переполнявшем нас прошлом, мы прыгали с тарзанки и плюхались в воду как чайные пакетики. Смеялись, уличая друг друга во вранье, когда кто-то из нас начинал преувеличивать, слишком увлеченно рассказывая очередную бородатую байку. Жевали резиновый Чизбургер и кидались шишками. Неловко молчали, когда кто-то из нас упоминал погибших друзей.  Пристреливаясь в тире, из-за похмельного тремора рук, я устойчиво не мог найти свою меткость, а Мира бы на удивление прицельна и наградила меня розовым слоником. Вспомнив мультик «Дамбо» я его нарек БГ, т.е. Белая горячка. Она дико визжала и периодически вспоминала «Мамочку», катаясь на американских горках, все сильнее сжимала мой большой палец, от чего мне было невероятно приятно и нечеловечески хорошо. Окончательно выбившись из сил, на заросшей плющом, лодочной станции, мы взяли водное средство передвижения, называемое аквавелописед.
- Все. Себя слушать, мне давно надоело. Так что теперь твоя очередь колоться. Что творила? Как жила?
- Ну, хорошо. Слушай Кит, ты ведь на меня не обидишься, если я тебе скажу о неприятной вещи. – избалованной девчонкой посмотрела на меня исподлобья Мира.
- Да будет тебе. – поцеловал в лоб и крепко прижал к груди. Выбравшись из под моих рук, она с минуту смотрела мне в глаза. Мы ухмыльнулись навстречу, нахлынувшей спонтанной нежности, и с гоготом рассмеялись, после чего она зарылась обратно.
- Запомни, ты дал слово. Столько времени прошло… – речь стала серьезной, грудь приласкал её горячий выдох.
- Не вихляй, лиса. Говори в лоб.
- Я здесь ненадолго. Скоро уеду. Насовсем уеду. – повторно выбралась из под моих рук и отвернулась, болтая босой ногой в воде.
- Не понял?!
Пауза. Что-то порвалось.
- Почему? Куда? – выпав и равновесного состояния, мельтешил я – Как это так? За что?
- Ты обещал – подняла большой пальчик вверх - Ты лучше послушай. Когда я уехала в Москву, я невольно попала в одну группу инициативных товарищей. К ним меня завлек тогдашний ухажер. Они занимались тем, что протестовали против всего: против загрязнения природы, против глобальной экономики, против демократии и её буржуазных оплотов, и еще против кучи вещей. Ты бы был там к месту, им как и тебе ничего не нравиться. – убрала прядь рыжих волос за ухо – Самое интересное, что они не занимались простым словоплетсвом. Одним словом боевая группа. Я участвовала примерно в десятке их акций, конечно же, противозаконных, поэтому-то я тебе не писала – как бы сохраняла инкогнито. Поначалу было весело и интересно, покрыто пеленой романтики, но со временем все стало намного хуже, и пелена спала. Мелкие шалости в виде сжигания звездно-полосатого флага или «бомблением» стен Сената, переросли в подрывы газовых магистралей, разжиганием массовых беспорядков, пусканием под откос поездов перевозящих токсические отходы и так далее. Ну, ты понимаешь, что все стало не так розово-пушисто как было когда-то. – потрепала за ухо слоника, улыбнулась и снова стала серьезной. – Появилось много денег, новые люди – алчные, жадные и беспощадные. В последней акции погибли люди. Не по моей вине, но все-таки погибли. Наш минер – она сглотнула - Минер не рассчитал заряд и подорвал себя и половину Макдоналдса с посетителями. Все должно было быть по другому. – ударив маленьким кулачном о подлокотник, сверкнула она глазами полными яростной боли - Теперь я в розыске. Меня ищут и мне нужно исчезнуть. За такое не прощают. Я приехала попрощаться… – замолкнув, она крепче прижалась ко мне.
Я молчал и не верил во все услышанное. Нет, я не злился, я не мог понять. Моя маленькая, миленькая, нежненькая Мира натворила таких делов, что оказалась в розыске. Люди гибли, флаги жгли, взрывы, токсические отходы… Все перемешалось гадкой кашей в моей голове. Это невозможно - она шутит.
- Ты шутишь? – с робкой надеждой спросил я
- К сожалению нет. – устало отрезала.
- Вот дерьмо. Какое все-таки дерьмо. Как ты так умудрилась вляпаться? Страшно слышать от тебя такое. Страшно.
- И мне тоже. Страшно. И мне… Но не заблуждайся. Я ни о чем не жалею и жалеть не буду. А сейчас мне надо бежать. Бежать без оглядки. Ты, наверное, меня презираешь?
- Я тебя не призираю. Я просто удивляюсь. – удивлялся её стойкости, лет этак пять назад Мира бы вся изрыдалась солеными слезами, а сейчас она держится так мужественно, хотя и сверкает блеск навернувшихся слез. – То есть я не могу понять: почему ты не вышла из игры, когда стало горячо? Ты же умная девочка. Почему не сообразила?
- Я не хотела. Просто не могла. Понимаешь, я была влюблена. - она шмыгнула носом, вытерла со щеки слезу.
- Понятно. Тот минер что подорвался?
- Ага – снова шмыгнула носом
- Куда ты теперь?
- В Китай. Там осело пара моих камрадов.
- Ты что коммунистка? – задал я вопрос с очевидным ответом - Мы же до сих пор в состоянии войны с Китаем. Как ты перейдешь границу? Может тебе помочь? Деньги? У меня они есть. Сколько?
- Спасибо. Не беспокойся. Все уже устроено. – снисходительно улыбнувшись, она похлопала по руке. – Кит я устала. Может, ты меня проводишь до дома?
Омраченный всем услышанным, я отрешенно плелся по асфальтовой мостовой. Мира молча, держалась за руку и шла сзади. В голове крутились мысли, много мыслей. Вдруг я услышал собственный голос.
- В последний год я нахожусь в пограничном состоянии между депрессивным одиночеством и беспричинной меланхолией. Этот психоз выковыривает куски здравого смысла из моего сердца: лоскуток за лоскутком, с методичностью серийного убийцы. – прикурил сигарету. - Сегодня я впервые за много месяцев нашел в себе немного облегчения, спокойствия, радости что ли. Если ты исчезнешь, все это уйдет. Понимаешь, уйдет. Навсегда уйдет.
- Не надо Кит. Не буди во мне жалость. Мне и без того паршиво.
- Да я эгоист. Но и ты не без греха. – в неугомонной ярости продолжал я – Как ты так могла со мной? Вообще бы не приезжала. А сейчас…
- Что сейчас?! Ну что…?! Я очень хотела тебя увидеть, послушать, прижаться напоследок, в последний раз. Понимаешь, я не могла без этого. – отпустила мою руку.
- Тогда я с тобой. Гори все синем пламенем! Я тоже в Китай поеду. С тобой поеду. – упрямо заявил я.
- Зайка, ты не сможешь. Только я одна. Все рассчитано только на одного человека, иначе обоих поймают. – с сожалением, как бездомного пса, она погладила меня по щеке. – Да и не для тебя все это. Ты должен играть старый добрый рок-н-ролл, пить пиво и когда нибудь, в конце концов, остепениться. Ты городской Панк – живи своей жизнью. Как ни печально нам с тобой не по пути. Твое место здесь и нигде больше. Ты останешься. Ты останешься здесь.
Я не нашелся, что ответить и остался стоять, смотря вслед уходящей фигуре. Всю ночь я не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок: то, вставая покурить, то просто садился перебирать старые, затертые пластинки.
- Кит, ты так всю ночь и будешь мешать мне спать? – сообщим мне голос с кровати.
- Извини. Бессонница напала. – потер глаза - Слушай, а как тебя зовут?
Она рассмеялась и присела на кровати, случайно обнажив крепкую грудь – я был прав.
- Кит рада тебе себя представить – Алла, Алла Паркинс Меверик. Очень приятно с тобой познакомиться. – иронично помахала рукой воздухе.
- Алла? Странное имя.
- Это в стиле советского ретро. Старое всеми забытое имя. Но, зато красиво, ведь так?
- Красиво.
- Ложись спать. – она отдвинулась к стене и похлопала по кровати.
В ту ночь я практически не спал. В голове не укладывалось все рассказанное Мирой. Может, стоило дать ей по голове, утащить к себе и держать её рядом с собой до тех пока все не уляжется? Проявить чуточку мужества, не быть тряпкой. Нет, это не выход. Но, я отчаянно не хочу её терять. Терять навсегда. Вот так терять. В конце-концов я пришел к мысли, что завтра обязательно её найду и попробую уговорить остаться, а если она не согласиться, утащу силой - украду.
Утро. Чья-то рука дергает за плечо.
- Кит это кажется, тебя. – Алла протянула мне мигающий мобильный.
- Алло? – не открывая глаз, спросил.
- Кит я с тобой хотела попрощаться.- это была Мира. Глаза открылись.
- Ты где? Ты что в Аэропорту? – на заднем плане хорошо поставленный голос объявлял рейс на Владивосток.
Я спешно стал одеваться.
Так нужно не забыть клейкую ленту и газовый баллончик.
- Ты куда? – задалась безответным вопросом Алла и осталась сидеть на кровати.
ДВЕРЬ.
- Мира? Алло Мира?! Я сейчас буду. Ты меня слышишь? Подожди. – влетая в межлестничное пространство, орал в трубку несчастного телефона.
ПОДЪЕЗД.
- У меня посадка на самолет через 20 минут. Я не буду ждать.
ЛЕСТНИЦА. ДОРОГА.
- Мира, я успею! Успею! Только дождись…
ТАКСИ.
- Мира послушай, не улетай. Оставайся со мной, а? Я что ни будь, придумаю. Только не улетай! – молил её, распластавшись на заднем сидении желтого автомобиля. - Единственное что меня спасает так это ты. Оставайся. Не улетай!!
- Кит ты же знаешь, что я не могу. Все что я натворила, будет преследовать меня всю жизнь. Я не дам покоя ни себе, ни тебе тоже. Все я сажусь в самолет. – беспощадно щелкнул телефон, немо высвечивая время разговора.
ПРИВОКЗАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ. ОПЯТЬ ЛЕСТНИЦА. ОПЯТЬ ДВЕРЬ. БОЛЬШОЙ ХОЛЛ.
- Где здесь посадка на Владивосток? – задыхаясь и срываясь на ор, спросил у регистраторши.
- Он уже взлетел. – хлопая глупыми глазками, в недоумении девушка указала на большое овальное окно.
В немом отчаянии я наблюдал, как самолет уходил за облака, забирая с собой Миру и всю мою робкую нежность в придачу. Наше расставание закрыло оконные ставни – оскудел солнечный свет, оставив внутри первобытный холод и одинокую пустоту.
- Я буду по тебе скучать… - прошептал я той, которая уже меня не слышит.
Растолкав людское быдло у остановочного ларька, примостившегося на привокзальной площади, взял себе бутыль жигулевского и чекушку «белой». Нагло рассматривая обиженные и отвращенные рожи, я пил горькую жидкость и проталкивал её пивом, дожидаясь своего автобуса.
- Ну, здорова сволочи! Мне сегодня ***во так, что щаз я вам слабаю «Блюз для той, которая меня не слышит» - встав на пьяные ноги, облокотился на микрофонную стойку и начал варить импровизированный «Джем» из слов и звуков, что крутились в голове:

Я упал и не чувствую боли.
Я как лист, прилетевший с дерева.
Я болею безволием воли,
Задыхаясь от пьяного курева.

Я ребенком, пропавшим во времени,
Сладких снов, уже больше не вижу.
И опутан цепями бремени.
Я других в себе так ненавижу.

Только ты, светом радуешь нежным,
Даришь ласку спокойствием тихим
Я в объятьях хочу быть пленником.
Перестану быть зверем диким.

Я хочу и боюсь прикоснуться
К цвету белому рук прекрасных,
Опасаясь ото сна проснуться,
Миф развеять по миру бесстрастных.

Ты покинешь меня, я знаю.
На прощанье махнешь ты рукою
И умру я, себя воскрешая,
К новой жизни, но только с другою.