Крупица Вухирнара 6 Философ и Гость

Уже не молодой мужчина, в длинном истрёпанном временем плаще копался в своем огороде на одной из многочисленных дач, протянувшихся вдоль байкальского тракта. Был чудесный вечер, один из тех, когда тянет на долгие и приятные размышления о великом и вечном, после которых понимаешь, что не так страшно жить на этом свете. Лучи заходящего солнца совершенно по-иному заставляли увидеть местный, бурно расцветший ландшафт, облагородить помойку неподалёку, разрисовать уходивший к берегу склон холма, поросший молодым сорняком. Оглядывая всю эту неожиданную красоту, глаза, под густыми седыми бровями, продёрнулись влагой. Как скоро пролетает жизнь! Недавно ли он бегал с ребятами на рыбалку, молодой, здоровый, красивый, как тискал он девочек, когда они общей компанией устраивали посиделки до самого рассвета, как приятна была ночная прохлада и тишина…. Вот, снова эти видения, он словно окунается в свою память, в то, что когда-то происходило с ним, только в самое лучшее, словно просматривал старые фильмы, наслаждаясь их добротою и необъяснимым душевным уютом.

Нет, он не будет больше сегодня полоть огурцы, он полюбуется на природу, на это солнце, на его мягкий оранжевый цвет, на дуновение ветра, нёсшего в себе запахи луга, начала лета. Он будет слушать ласковый клекот птиц, обильно поселившихся в их рощице. Они напоминали ему раннее детство, когда жизнь только-только начиналась, в которой одним из первых впечатлений был именно этот щебет. Он, позднее неоднократно спрашивал у своих родителей, почему ему так запомнился гомон пернатых, и мама отвечала, что когда ему было около трёх лет, его взяли с собой по грибы, что присматривала за ним тогда бабушка, которую он почти не помнил. Лес был настолько богат птицами, что их щебет, порою, мешал даже разговаривать. Видимо тогда это сильно отложилось в детской памяти. Теперь, слушая щебетание лесных невидимок, он в который раз очаровывался им; приподняв подбородок, прищуривая глаза, стоял неподвижно, ловя эти чудесные мгновения.

Теперь он знает, что будет дальше. Нет, он не останется в огороде, он выходит из-за ограды и движется к маленькой рощице на берегу, где ещё сохранилось несколько сосен и кусты черёмухи. Там, посреди поляны, стоит старый, нагретый солнцем пень, который так и манит отдохнуть. Его-то не так давно облюбовал мужчина. Он обожает сидеть посреди этой крохотной лесной делянки, слушать трескотню птиц, вспоминая при этом прошлое... Прошлое, которого было много. Но, то прошлое, которое он любил…. Вот она, тропинка, едва заметная в сочной траве, проделанная частыми походами. Сын с невесткой приедут сегодня поздно, поэтому ему не помешают с его покоем.

На пеньке он может просидеть около часа. Пока не стемнеет окончательно и вечерняя прохлада не заберётся под тонкий плащ, не стеснит дыхание и не потревожит течение мыслей. А до той поры, он дышит полной грудью, любуется на закат, слушает звуки лесной жизни. И именно тогда, в час наибольшего успокоения, когда казалось, что ничто не может его потревожить, неподалёку от себя он увидел молодого человека, шедшего неторопливо, можно сказать, медленно.

Что так привлекло внимание к нему, пожилой мужчина не мог понять. Здесь бродит много разного сброда, что порой опасно выходить из-за ограды, где надёжно стережёт кавказская овчарка, но не в этом случае. От незнакомца он не улавливал никакой угрозы, ничего враждебного в нём не наблюдалось. Ещё этот малый был явно не из местных – он осматривался по сторонам как турист, прибывший в другую, диковинную страну. Потом, естественно, увидел старика на пеньке, и направился к нему. У последнего учащенней забилось сердце, он чувствовал необъяснимое благоговение перед незнакомцем, он ощущал что-то иное, чего ранее не было. Неприятная дрожь в теле и мыслях, сбивавших одна другую.
 
Молодой человек подошёл в плотную, оглядел старика, чуть наклонил голову в знак приветствия.

- Да, красивый закат, - произнёс он мягким голосом, видимо, догадавшись, что делает тут местный житель.

- Красивый, - подтвердил старик. – Но мне нравится больше закат ранней осени. Когда листва и трава пожелтеет...

- Могу представить, - произнёс незнакомец, чему-то улыбнулся и обратился к старику: - До Байкала мне ещё долго идти?

- Километров шестьдесят, наверное, - проговорил сбитый с толку старик. – Вы собираетесь идти туда пешком?

- Да. Хочу прогуляться. Люблю живую природу. Хотя и в молчаливых долинах, скальных образованиях, вдали от живой материи тоже есть своя прелесть. Правда, не все могут её увидеть... - совсем эфемерная нотка грусти послышалась из его уст. 

- Живая материя? – удивлённо переспросил пожилой. - Материя ведь, это то, из чего состоит неодушевленный  мир – как она может быть живой?

Собеседник философа ничуть не смутился.

- «Мёртвое вещество», так определяется это ёмкое слово в вашем философском словаре. Но в чём разница между живым и мёртвым? И не относительны ли эти два, казалось диаметрально противоположных понятия?
 
Теперь раскроем карты. Пожилой человек, ни кто иной, как преподаватель философии Иркутского технического университета, ещё три года назад был заведующим кафедрой, а теперь пришло его время покинуть любимую работу и уйти на пенсию. Звали его Филиппом Андреевичем Кораблёвым. Теперь он жил на даче – в добротном кирпичном домике, что помог построить сын. Жена его умерла лет двадцать тому назад от инфаркта, друзей разбросала жизнь, и многие также ушли безвозвратно. Родной единственный брат его, Илья, жил в далёком Новосибирске, и последнее время они практически не созванивались. Здесь в городе ещё жил старик восьмидесяти лет, с которым можно было поговорить о вопросах интересующих их обоих, но добираться до него через весь город на автобусах – трудная задача для пожилого человека, а просить сына отвезти, не решается. У молодёжи никогда не остаётся времени для стариков. И вот теперь, в свои шестьдесят три года, он впервые столкнулся со странным молодым человеком, который был настолько уверен в вопросах философии, что даже становилось страшно. Нет, это не обычный там гуляка, хоть и одет просто, это кто-то совсем другой!
 
Филипп Андреевич уважительно посмотрел на собеседника и учтиво представился. Спустя какую-то паузу, незнакомец проговорил.

- Можете называть меня Гостем.
 
- Это ваше имя?
 
- Нет, но это отражает мою суть здесь.

Кораблёв немного смутился, внимательнее оглядел молодого человека, пытаясь уловить что-то, что, на его взгляд, пропустил при начальном общении, но так ничего и не уловил, и решил не предавать большого значения словам Гостя. Мало ли что люди болтают о себе. Его больше интересовали знания таинственного незнакомца в области философии, а таковые у него имелись, можно было не сомневаться. И, продолжая прерванный знакомством разговор, философ проговорил:

- Как могут быть относительны эти два понятия? Мне думается, они абсолютны! По крайней мере, в нашем, людском понимании.

- Именно! – чуть повысил свой спокойный голос Гость. – В вашем понимании, но точнее в вашем недопонимании некоторых фундаментальных аспектов строения вещества и жизни. Вами создана замечательная теория поля, которая объясняет многое, которая, в частности, утверждает, что у любого объекта Мира есть своё невидимое окружение, аура, поле или как там ещё называют – энергетическая оболочка. А суть этой теории в том, что все эти поля контактируют друг с другом, влияют на другие поля, равно как и на них распространяется подобное воздействие. Если бы вы научились чувствовать эти поля, соприкасаться с ними, в том числе и с полем самого человека, то вы бы поняли, что они не мертвы, а обладают хоть и примитивной, но душевной организацией.

- Смело, смело, мой дорогой Гость, - пробормотал Филипп Андреевич, едва сдерживая усмешку. – Значит, я могу поговорить, предположим, с деревом? Конечно, перед этим я должен войти в особое состояние... Так?

- К чему этот сарказм? – совершенно не обижаясь, проговорил Гость. – Вы тратите на это чувство непозволительно много энергии. Ваш возраст требует к себе более уважительного отношения... Нет, с деревом поговорить не удастся, а вот поглубже заглянуть в его сущность, увидеть прошлое его глазами, и ещё кое чего интересного – можно, уверяю вас.

- Вот видите. Все же это будет гольный субъективизм, не более того. Я могу внушить себе, что разговариваю и вижу кого, где и когда угодно. Но ведь это не будет истиной! 
    
- Вот, снова человек не верит ни единому слову, снова требует доказательств, - проговорил Гость, непонятно к кому обращаясь. – Но вы,  не будете отрицать, что жизнь, это не только набор органов боли или блаженства в свободно перемещающемся биологическом организме? Это явление гораздо шире, чем можно его себе представить. Ведь всё окружение наше живо по-своему. Люди, животные, растения, планеты, звёзды, галактики, скопления галактик, наконец, Вселенная – всё развивается и в конечном итоге прекращает свою деятельность. А как же может развиваться мёртвое? Или этим мёртвым кто-то управляет?

- Законы природы, - пробормотал философ.

- Именно законы мирового порядка, законы единые для всех, начиная с бинома Ньютона, заканчивая скоплением Вселенных! Правила игры, установленные давным-давно самими же игроками.

Гость довольно улыбнулся и взглянул на солнечный диск, коснувшийся горизонта. Он знал, что Филипп Андреевич будет несколько дольше обычного собираться с ответом, поэтому было время полюбоваться на закат. Находясь здесь, Гость предавался своим спокойным мыслям и уносился далеко отсюда, в бескрайние просторы Галактики, где ближе к её исполинскому и горячему центру, располагалась его цивилизация, состоящая из сорока звёздных систем, на которых распространились людии. Он уносился в тенистый сад, где специально выведенная порода узколистых деревьев укрывала его от нестерпимого зноя двойной звезды Аренхоллы. Он услышал шуршание трав и звонкий плеск крохотного водопадика, увидел ручей с кристально-прозрачной водою, а чуть дальше и выше, на холмике, в особенно глубокой тени, юную красавицу – свою спутницу, ту, к которой был привязан больше всего. Вельнея, одетая в лёгкий прозрачный сарафан, с бронзовым загаром и густыми волосами, ниспадающими до поясницы, что-то усмотрела в стволе могучего дерева. Если пройти дальше, то узкая тропинка приведёт к глубокому оврагу, который, ближе к закату, будет источать прохладу ледяного ручья, а тень от его пологих склонов укроет путников от жара светил. Там, в крохотной долине, под жаропрочным куполом, разместился их дом, окружённый кустами жарники, цельдеи и фиклы. Эти растения распускались перед закатом, источая аромат океанского бриза, вбирали в себя влагу не только корнями, но и цветами, вырабатывая аромат свежести, и поэтому всю ночь они спали с открытыми окнами, нежась в приятных запахах. Ближе к рассвету цветки закроются, листья свернутся в трубочки, и только их дух ещё долго будет витать в мягких стенах дома...

От воспоминаний его оторвал философ.

- Разве можно законы природы называть жизнью? Я имею в виду - любые законы? Это ведь свод правил, не более того! А жизнь нельзя подогнать, ни под какие правила! Жизнь непредсказуема!
 
Гость, о чём-то думая, наконец, посмотрел на человека.

- Непредсказуема, говорите? Давайте подумаем об этом на очевидных примерах. Человечество пережило массу конфликтов и продолжает переживать. Что, войны нельзя было предупредить? Или они – неотвратимое действие самой планеты, население которой увеличивается из года в год?  История повторяется – это всем известно. Общество развивается по спирально-поступательной линии, образно говоря. И, объясняясь простым языком, наступает на те же грабли, пока не научится отделять действительно важное от всего остального. Когда поймёт, что нельзя идти в разрез, нельзя нарушать теорию единого поля!
 
- Вот видите! – ликовал Филипп Андреевич, - значит, люди идут своим путём! Потому что они живы!

- Увы, это не так. Люди идут слепым путём, идут путём проб и ошибок и находятся на стадии спонтанных решений, продиктованных сиюминутной выгодой, не учитывая глобальных последствий, не принимая во всерьёз весь спектр влияния  на окружение своими непродуманными действиями. У вас практически не развита наука прогнозирования, что и ведёт к такой неустроенной жизни.
 
- У нас, - вежливо поправил его собеседник.

- У нас, как раз, над прогнозами работают многие, в том числе и биомашины. А на этой планете всё решает капитал.
 
Теперь настала очередь вновь призадуматься  философу. Бесспорно, аттракция  по отношению к этому человеку у него присутствовала, но оставались сомнения. Конечно, этот юный незнакомец обладает огромными знаниями и не только в философии, но ещё и в других областях. А чего стоят его высказывания по поводу «этой планеты» и «биомашины»? Уж не чрезмерно ли грамотный это шарлатан, пришедший сюда, что б меня обчистить? Эта мысль внушила Филиппу страх перед собеседником. Однако, внимательнейший взгляд мудрых глаз опытного человека, умевшего хорошо разбираться в людях, опроверг гипотезу о плохих намерениях незнакомца. Никак своим видом он не выражал тайных нехороших замыслов, а вот заинтересованность собою проявлял неимоверную. Философу хотелось, что б он расшифровал свои загадочные высказывания.
 
- Странный вы человек, - проговорил пожилой мужчина, поднимаясь с пня и провожая взглядом крохотный солнечный серпик над горизонтом. – Ведь деньги всегда будут решать многое.
 
- Многое и не нужное, - смело возражал Гость. – Много врождённых, выработанных пороков в тяжёлых условиях существования, замечаю я в людях. Но грядёт время, и люди успокоятся в погоне за нецелесообразной  наживой, они поймут, что нет ничего лучше душевной беседы в тихом уголке, здоровой пищи в меру, они поймут это, будьте уверены. Бюро прогнозов будет решать, взвешивая все, что можно взвесить, как поступить в той или иной ситуации, а не один временный человек, с неясными убеждениями. В человеке изначально будут развивать те способности, к которым он более всего предрасположен. Ну а тяжёлую, изнуряющую работу даже сейчас у вас, могут делать автоматы. До биотехники вам далеко, но и она не за горами. Сейчас важно не погубить планету, выстоять в борьбе за существование. Ради этого я и нахожусь здесь.
 
- Но ведь этого не может быть... - пробормотал Филипп Сергеевич, обессилено падая на пень и хватаясь за голову. – Это невозможно! Вы же не можете быть оттуда! Вы же попросту разыгрываете старика, издеваетесь над ним! Как это низко, подло!..

- Вам не следует так волноваться, дорогой друг, - продолжал говорить молодой человек, совершенно не изменяя интонации. – Почему вы так уверены, что уникальны в пространстве? В пространстве, настолько громадном, что и представить себе нельзя! Обитаемых миров много, я знаю около шестисот только в нашем галактическом секторе. Разум в той или иной фазе развития встречается, конечно, намного реже. Примерно на пятидесяти планетах. Не считая, десятка колонизированных нами.

- Перестаньте, - простонал философ. – Это всё не правда! Вы же обычный человек, вы же такой же, как я, но зачем это шоу? Для чего всё это?!
 
Гость помолчал немного, потом заглянул в глаза мужчины, решая что-то для себя.

- Подождите, сейчас страх пройдёт, - произнёс Гость, чуть склонившись над Филиппом Андреевичем и делая совсем незримые пассы левой рукой. – Я не мог предугадать, что ваша психика настолько ослабла. Всё в порядке, я тот, кто вам никоем образом не желает зла. Дышите глубже, здесь такой воздух! А, собственно, чему удивляться? Так огромен мир – и он совершенно пуст? Не верьте в это! Мир дышит жизнью, он рождает в себе её элементы, так как сам является мыслящим! Верьте в это! Многие ведь из вас верят!.. Однако вижу, вам полегчало.

С этими словами он подал руку философу и помог подняться с пенька, говоря, мол, небольшая прогулка не повредит. Кораблёв, которому действительно стало как-то легко на душе, почувствовал прикосновение Гостя, его тёплой чуть шершавой ладони. Её теплота, казалось, распространилась неторопливой волной по его правой руке, дошла до локтевого сустава, потом влилась неожиданно в грудь, пройдя по пищеводу подобно крепкому напитку, отдаваясь в голове лёгким шелестом. Словно он действительно опрокинул сто грамм водки. Придерживая его не много, Гость прошёлся с ним по рощице до самого берега залива, и в начинающих сумерках философу показалось, как сверкнул у головы незнакомца фиолетовый ореол.

Шум волн немного отрезвил старика. Он присел на корточки, смочил ладони в воде, потом холодные и сырые приложил к лицу. Нет, страха, и растерянности он не чувствовал, пришло другое – осознание и вера в слова Гостя, вера в то, что им всем угрожает опасность. Но, зачем он помогает людям, какая от этого выгода? Неясность томила философа, он поднялся и твёрдо глянул в глаза молодого мужчины.
 
- Скажите, почему вы здесь? Ведь наша цивилизация настолько слаба, что не представляет для Вас ценности. Я не понимаю, почему вы нас посетили?

- Нет, вы не правы! Сильна ваша цивилизация, ох как сильна! Только она ещё блуждает в потёмках своих инстинктов, которые, со временем, отомрут, будьте уверены. Вас захлестнул адреналиновый голод, а должен был голод познания и тяга к долгожительству. Только объединившись, не ущемляя самобытности народов, только придя к общему языку, не к одному из существующих, а к такому, который соберёт воедино все языки,  к общим ценностям, вы обретёте понимание своего предназначения, и тогда у вас появится единая цель. Наверное, только тогда появимся мы! Я же здесь не для этого. Позже вы всё узнаете, я не хочу, что б начиналась паника, да и знаете, вы меня слишком мало, что б верить... Смотрите выпуски новостей...

Они помолчали, глядя на потускневшую водную гладь.

- Вы обладаете таким знаниями, что нам и не снились! – говорил старик, и голос его дрожал. – Нежели вы ничем нам не поможете, ничего не подскажете? Мы же одной биологической структуры...

- Нет, кое-что мы вам оставим, если всё сложится удачно. А теперь мне пора.

- Стойте, погодите! Пойдёмте ко мне в гости, я вас чаем угощу с малиновым вареньем! Познакомлю со своей семьёй! Сын с невесткой сейчас приедут! Никто же мне не поверит...

Философ крутанулся на месте, и в голове его внезапно потемнело. Он принялся уговаривать Гостя пройти в дом и выпить чашку чая, ведь им есть, о чём поговорить! Филипп Андреевич даже задохнулся от этой мысли – сколько знаний, сколько оптимизма для будущего человечества! Ведь, пришелец, был никто иной, как машина времени, как прорицатель! Наверняка они исследовали множество цивилизаций схожих с земной, знают общие законы развития в моменты наибольшей развитости технологий. Да и собственных примеров предостаточно, нет, его нельзя просто так отпустить, это равнялось бы преступлению, думал Кораблёв, вглядываясь в лицо Гостя. С маниакальным упорством он принялся упрашивать незнакомца посетить его дом, больше узнать о быте своих древних потомков. Зато будет, что рассказывать дома, когда он вернётся! Странно, но Гость неожиданно согласился...

Даже для него было удивительно, как это он поддался на уговоры старика; но это было не только жалостью к пожилому мужчине, которому не так много осталось жить, скорее всего, железный рационализм уступил место обычному состраданию мыслящего существа! Нет, он не мог отказать философу, глядя в его глаза. На их планете, так могут упрашивать только совсем юные дети. И, какая-то внутренняя, неконтролируемая, но приятная сила, повела Гостя за Кораблёвым в дом. Парень со звезд думал, что его внутренний мир полностью под контролем,  и этому новому ощущению был чрезвычайно удивлён. Как учёный, исследователь, принялся «копаться» в себе, пытаясь ответить на вопрос: «Почему я пожалел этого человека?». А старик, идя рядом, непрерывно говорил о гигантской пропасти, что разделяет их в технологиях, быте, системе ценностей... Но в чём он нисколько не сомневался – души их были совершенно одинаковы!

Вот он, дом моих далёких предков, думал Гость, переступая через порог жилища философа. Совершенно безжизненные, холодные стены, очень мало окон из-за холодных зим, громоздкая мебель, прохладный, жёсткий пол... Нет, дом, не должен так мрачно выглядеть. В доме должно быть комфортно и безопасно. Конечно, этим существам ещё далеко до биомеханики, которая позволяет строить стены из «живого» материала. Пришелец рассматривал посуду и, вспоминая музеи, где он видел чашки и ложки, поражался, что раньше все начинали с этого. Теперь потребление пищи сводилось к глотанию специальных сбалансированных капсул, уникальных для каждого дня, производимых на основе еженедельного анализа здоровья. Организму нужно не так много, как его снабжают местные жители. Внутренним органом не всегда это полезно. Они ведь не знают, сколько энергии можно брать прямо из окружающего их пространства!

- Вот так мы и живём, - произнёс философ, разведя руками и пытаясь уловить на лице Гостя какие-нибудь эмоции. Не получилось.

- Да, со времён каменного века не многое изменилось, - заметил незнакомец. – Если не считать использование электричества.
 
- Вы присаживайтесь! – любезничал Филипп Сергеевич, включая чайник, размашисто открывая шкаф, в поисках конфет и варенья. – С дороги надо посидеть, отдохнуть, по нашим традициям...

- Вы чтите традиции? – слегка удивился Гость, действительно присаживаясь на кухонный табурет.
    
- Конечно. Это ведь не только почитание наших потомков, но и прямой указ к правильным действиям, выработанным за долгую и тяжёлую эволюцию людского вида... Мы уважаем наши традиции! А вы разве, нет?
      
- У нас тоже есть нечто подобное. Я бы назвал это рациональным анализом прошедших ситуаций.
 
Конечно, философ ничего не понял, но вспомнил внезапно про плащ, который забыл снять. Стянув его, он уложил  на свободный табурет, потом достал конфеты в вазочке, печенье, налил чаю и уселся, наконец, напротив Гостя, разглядывая его при свете ламп и через пар горячего напитка.

- Из ваших слов я понял, что превыше всего вы цените ум, рационализм. Но, а как вы снимаете стрессы? Как расслабляетесь?

- Мы не напрягаемся, вот и всё. Мы не расходуем жизненную энергию, куда попало – это непозволительная роскошь. Вот вы, в общении со мною, погубили столько нервных клеток, что я начинаю опасаться за ваше здоровье. Конечно, вы ещё далеки от понимания того, как можно управлять своим телом, своими внутренними органами, оставаясь открытым к общению, не замыкаясь на себя...
 
- Подождите, мне надо всё это записать... - пробормотал старик.

- Не утруждайтесь. Вы запомните мои слова, будьте в этом уверены. Вам не хватает веры в могущество человека, но не в плане разрушения, а в плане знаний. Вы делаете какие-то поспешные попытки проникнуть сразу во все аспекты жизнедеятельности организма, не концентрируясь на действительно важном. Это оттого, что у вас нет цели, не выработаны приоритеты. Нет единства в понимании тех или иных вопросов. Индивидуализм граничащий с анархизмом.

- Ну а хорошее что-то есть?

- Да. Воля.

Гость прикоснулся к чашке, глянув внутрь. Запах ему понравился, но тёмный цвет внушил неясную неприязнь. Всё же, не желая расстраивать хозяина, он немного пригубил жидкость. Никаких вкусовых ощущений не было – словно выпил воды.

- Расскажите, очень интересно, как устроено ваше общество? – спрашивал философ, делая со своей стороны внушительный хлебок.

- Извольте, - и только было Гость начал рассказывать, как дверь в прихожую отварилась, и вошли сын и невестка философа.
 
Они недовольно посмотрели на неизвестного гостя, недружелюбно так, нехорошо. Ощущалась в воздухе неприятная аура, которую почувствовали все. Сын философа – Фёдор – был рослым мужчиной под два метра ростом, с кривоватым ртом и сильно скошенным лбом, как у примата. Жена его – Лера – оказалась бледной, сухой, невысокой женщиной с мелким чертами лица, тонким хищным носом. Норки этого носа от возмущения раздувались. Сбросив верхнюю одежду, они прошли на кухню. Фёдор развернул плечи и оказался ещё массивнее. Но Гостя он смотрел как на пройдоху и пропойцу, а Лера вообще, как на преступника.

Филипп Андреевич, энергично соскочи на ноги.

- Вы знаете кто это?!

- Догадываемся, - проговорил Фёдор, продолжая недовольно смотреть на пришельца. – Чего тебе тут надо, чудик? – а потом к отцу. – Ты чего, батя, в дом всякую шелупонь водишь, а? Говорил я тебе, сколько сейчас развелось проходимцев? Гнать его надо!

- Стой, ты, глупец! Ты даже представить себе не можешь, кто это!
 
- Да, Федя, - шепнула Лера на ухо супругу. – Папик у тебя совсем того...
 
- Почему вы думаете, что я здесь с плохими намерениями? Вы же совсем меня не знаете. Или вы судите обо всех только по тем, кто когда-то доставил вам неприятности? Как же можно так делать? Предположу – у вас много комплексов, которые вы всячески пытаетесь скрыть. И первый из них – боязнь людей.
 
Мужчина, к которому были обращены эти слова, покраснел так, что удивилась даже его жена, и захлопала на него ресницами. Решительно сжав кулаки, он шагнул в сторону неизвестного, желая немедленно за шиворот выкинуть его вон из дома, а потом ещё многое высказать отцу, но ничего из задуманного не осуществилось. Едва он сделал первый шаг, как неожиданный фиолетовый отблеск метнулся по кухне. Дрогнули стаканы на полке, зашуршало что-то по стенам. Голова незнакомца вдруг изогнулась назад, да так, что её не стало видно, словно сломалась шея. Фёдору даже показалось, что обидчик сейчас рухнет замертво. Но нет.
 
Через несколько секунд голова вернулась, но это было не человеческой головой, а головой до того страшного существа, что мужчина замер, словно увидел нечто из детских страшилок. Ромбовидная форма чёрно-синего отлива, испещрённая гнойными выделениями, покрытая слизью, раскрыла свою невообразимо глубокую пасть, обрамлённую двумя рядами скошенных вовнутрь острых зубов. Нестерпимое зловоние и невероятной силы рёв исторгнулся из неё прямо в лицо Феди, которого мгновенно переломило пополам и вырвало прямо на пол  кухни. Примечательно, что никто из остальных людей не заметил ничего необычного, кроме поведения высокого мужчины. Пятясь назад, последний, махал руками и бормотал что-то неясное. Позже выяснилось, он говорил: «Дьявол, дьявол...».
 
- Что с ним? – закричала женщина, подскакивая к супругу. – Что вы с ним сделали?! Кто вы?

- Это не опасно, - успокоил старика Гость, не обращая никакого внимания на женщину. – Я собрал всю его злость и ненависть ко мне, чуть модифицировал, и отправил обратно. Сейчас он придёт в себя.

Мужчина сидел в прихожей на стуле и тупо смотрел перед собою. Женщина суетилась возне него, хлопала по щекам, причитала и ругалась. Здоровяк, наконец, задвигал головою, потом взгляд его приобрёл осмысленность. Он испуганно огляделся – чудовища рядом не было, но оно могло вернуться в любой момент из незнакомца.

- Вы не человек, - прошептал он. – Кто же вы?

- Вы правы, я не принадлежу к роду людей, но, тем не менее, у нас схожее развитие, и вообще много общего. Но, тем не менее, я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Я здесь, что б предотвратить катастрофу... 

- Я не понимаю, - говорил философ за спиною пришельца. – Но ведь это абсурд – спасать расу людей находящуюся за тысячи световых лет, без веских на то причин!
 
- Катастрофа угрожает нам всем, - коротко пояснил Гость и двинулся к выходу. Проходя мимо Леры, он, как бы невзначай задел её рукой, после чего резко остановился.

Женщина испуганно посмотрела на незнакомца.
 
- Философ, ваша невестка тяжело больна, - изрёк он страшные слова, не поворачиваясь к старику. – Печень никуда не годится. Три, четыре месяца и наступит конец.
 
- Откуда вы знаете... - шепнула в исступлении Лера, и в глазах её блеснули слёзы. Она едва не свалилась в обморок. Врачи утверждали, что она ещё их все переживёт...

- Увидел в глазах, да и кожа о многом сообщила...

- Вы, вы не поможете мне? – он увидел в больном взгляде столько мольбы к себе, что невольно смутился. Никогда в его долгой жизни ТАК никто не просил. Может, не стоило ей говорить правду, подумал Гость. – Не поможете...
 
Рослый детина упал на колени перед молодым человеком и схватил его за руки:
 
- Спасите мою жену! Всё забирайте, только спасите её! Вы же можете это сделать!

Не говоря ни слова, он вернулся на кухню, предусмотрительно переступив смердевшую лужицу. Одним движением смахнул на пол все столовые приборы. Фарфор, крошился, орошая пол, стывшим чаем. Оглядевшись, Гость посмотрел на женщину и жестом приказал подойти и лечь на стол.

- Быстрее, у меня неблизкий путь!

Супруги бегом бросились к Гостю. Лера довольно ловко забралась на столешницу, шатнувшуюся под её тяжестью, и вытянулась перед незнакомцем. Она находилась словно под гипнозом, только вот сердце готово было выпрыгнуть из груди и ускакать из дома. Она стала подумывать, что её исцеляет сам Всевышний, поэтому была покорна как никогда.

Незнакомец, тем временем, не заботясь об этических основах человека, без какого-либо предупреждения закатал кофточку к шее пациентке, обнажив её белое худощавое тело, потом немного подумал, и стянул джинсы, оголяя низ живота. Никто ничего не сказал. Только Филипп Сергеевич тактично отвернулся от стола и принялся подтирать подсыхающее пятно, искоса поглядывая на инопланетянина. Тот, меж тем продолжал разглядывать пациентку, прикрыв глаза и водя рукой вдоль её тела, слегка прикасаясь пальцами к белой коже. Лера чувствовала эти прикосновения, словно к ней прислонялись электрическими проводами с малым напряжением. Лёгкие, приятные уколы массажировали её тело и от них, даже хотелось спать. Прозондировав, таким образом, внутренние органы, Гость достал из кармана серый небезызвестный диск.

Фёдор, вспотевший от всего увиденного, не удосуживаясь смахивать плотную испарину на лбу и шее, глядел на приготовления неизвестного с опаской и надеждой. Он не спрашивал, кто же стоит перед ним, его интересовал другой вопрос – сможет ли он спасти Валерию, получившую в наследство свою болезнь. И это было наиболее важным, наиболее осмысленным, по отношению ко всему. Уверенные движения Гостя внушали твёрдую надежду. Со стороны было видно – он знает, что надо делать.
 
Матовый диск в руках неожиданного доктора завращался настолько быстро, что свидетели сего не поверили своим глазам. Сначала, подобно фокуснику, он плавно покачивался между ладоней своего хозяина, после же того, как одна, нижняя из них исчезла, границей, удерживаемой диск, стало тело Леры, находившейся в сладком забытьи. Подчиняясь ладони сверху, вращающийся предмет двигался вдоль тела женщины и изредка раскачивался больше обычного. Филипп Сергеевич ощутил, как комната наполнилась электричеством. У него зашевелились волосы, часы на стене встали, а дёсна неприятно зачесались. Фёдор почувствовал необычайную сухость во рту, да покалывание вдоль позвоночника. Ещё, почему-то сводило мышцу правой руки, кажется бицепс. Внутри глазных яблок так же что-то происходило. А диск продолжал движение до груди, потом опускался к самому паху. Совсем незримые молнии, видимые только в абсолютной темноте, тонюсенькими нитями связывали предмет с женщиной. Ещё спустя минуту этих путешествий, диск, наконец, остановился над правым боком, раскручиваясь, казалось, ещё сильнее.

- Отвернитесь, - предложил Гость ополоумевшему Фёдору и застывшему отцу его.

Сам он, не наблюдая, выполнили ли его требование, что-то сделал, послал какой-то мысленный импульс, и серый диск на мгновение превратился в ярчайшую вспышку. Слепящая искра, преобразуясь в молнию толщиной с этот самый диск, не ударила, как можно было себе представить, а вошла в тело больной на какую-то миллионную долю секунды и тут же погасла. Гость открыл глаза, подождал, пока диск не уменьшит скорость, после чего просто подхватил его той рукой, что как бы прикрывал сверху.

- Всё, - казалось, устало произнёс он и уселся на табурет подле Валерии. – Сейчас она очнётся.

Никто не проронил ни слова до того момента, пока Лера действительно не открыла глаза и не посмотрела на мир каким-то иным взглядом. Супруг тут же бросился к ней, обнял и поцеловал в холодный лоб. Потом снова одел её, дрожащую от озноба.

- В течение суток не кушайте ничего! Пейте только воду, и то только дистиллированную. Вашему организму следует привыкнуть к изменениям.

- Как ты себя чувствуешь, Лерочка, милая... - бормотал супруг.

- Я поняла, доктор, я всё поняла, - говорила женщина, отвечая на предостережение неизвестного. Потом к Фёдору: - Со мной порядок. Представляешь, бок уже не болит! Как это здорово! Только усталость есть...

Супруг аккуратно поднял её со стола и отнёс в спальню. Старик проводил их взглядом, полным надежды, прослезился. Потом взглянул на Гостя.

- Зачем ты это сделал? Почему ты помогаешь нам?

- У меня нет времени на объяснения, - произнёс пришелец по-прежнему ровно. – Я и так опаздываю.

- Мы можем подвезти, куда тебе угодно! Только попроси...

- Нет, на вашем транспорте крайне опасно ездить. Мне надлежит идти только пешком. Миры в опасности, помни это!

- Что-то грозное произойдёт с нами? Скоро?

Гость молча кивнул.

- Стихийное бедствие, техногенная катастрофа, война? Что?

- Даже мне до конца всё не известно. Крепитесь! Лучше покидайте город немедленно, пока многокилометровые пробки не парализуют движение. Уходите за пятьдесят километров – это необходимый минимум, лучше дальше. Но не к Байкалу. Возможные цунами уничтожат города на юге. Лучшее укрытие – малолюдные леса на севере от города, например, по Александровскому тракту, западное и восточное направление так же рекомендую...

- О Господи...

Гость был уже в прихожей, когда его настиг Фёдор и принялся крепко благодарить за супругу. Узнав, что тот уходит, хозяин дома попытался его удержать, но гость был непреклонен. Единственное, на что его уговорили, это хотя б взять с собою плащ – ночи ведь ещё прохладные. Столько не из надобности, сколько из обычного уважения к этим людям, незнакомец принял подарок, который ему помогли тут же одеть. И, уходя, он подозвал к себе Фёдора и сообщил ему:

- Слушай во всём своего отца. Если он скажет, что надо уезжать, так стало тому и быть!

- Понял, сделаю.

Его проводили до калитки. Гость, не оглядываясь, потопал в южном направлении вдоль берега залива. Только сейчас до мужчин стало кое-что доходить.

- Батя, что это было, а?

- То, что ты видел, сынок. Они пришли сюда, как приходили когда-то. Нам предстоит большое испытание – будем крепиться. Пошли собирать вещи, мы уезжаем утром к твоему дяде в Новосибирск. 

Удаляясь от дома философа, Гость размышлял о человеческой психике, о том, как быстро она меняется. К незнакомцам они настроены враждебно, но если сделаешь доброе пустяковое дело, не найти более верных и преданных друзей. Почему он спас эту женщину? Он ведь так и не ответил на вопрос старика. Наверное, потому что начинало тяготить его это общество. Он ощущал в атмосфере волны их жалобных призывов, он знал, как они страдают, как болеют этими просьбами, и не мог отказать. Потому что однажды его выручил один житель их планеты, когда, казалось, неминуемая гибель пришла за ним. Нет, разум живой в этом-то и отличается от разума биологического, созданного искусственно, не совсем полным рационализмом, но практически утерянным в наш век состраданием!  А если эта женщина, спасённая им, окажется когда-нибудь в такой  ситуации, что от неё будет зависеть очень важное? Без сомнения, после сегодняшнего случая она сделает правильный выбор! Предугадать все невозможно, но не стоит гадать, во что можно оценить жизнь разумного существа, ведь до конца не знаешь, что за мысли обитают в его голове.

Он шёл вдоль берега, чувствовал ночную росу, сквозь свои взмокшие брюки. Плащ приятно шуршал, полы его развивались под решительной поступью. Ничто не отвлекало его от мыслей, которым он любил предаваться в часы длительного уединения. Конечно, он мог ускориться, используя своё влияние на гравиполе планеты, но этого не хотелось. Странным образом он желал почувствовать себя человеком древности – без знаний, без способностей, дабы более объективно посмотреть на эту цивилизацию. Необъяснимым образом он начал ощущать к ней симпатию, как, например, умудренный опытом учитель, к своему жаждущему познания, ученику.