Сила есть,

Прикинь, просвещённый современник, каково было нашему волосатому пращуру взлезть на огромную секвойю, или, там, голый эвкалипт, натрясти на всю семью мешок груш или фейхуа – не знаю, чего они тогда культивировали. Качок, видать, был мужик. С железом тогда, точно, напряг был. Может валунами по пуду-два баловался. Глядь вниз. А сосед-падла волосатая, всё уж подсобрал и в пещеру к себе волочёт. Бегом вниз – по репе настучать, взять с поличным. А как иначе? Жизнь такая, каждый сам себе демократ. Хотя, и сосед не хиляк – утрами до поту на дубовой ветке подтягивается. Отоварит – мало не покажется.

Так, что рассчитывать, кроме, как на собственные бицепсы с трицепсами, да на крепкий семейный контингент, больше не на кого. Вот и самоутверждался мужик физически сугубо индивидуально – без членства в клубах и обществах, и участия в национальных программах. Дикие были времена.

Только случился однажды случай, не понятный и весёлый. Пращурова половина – это, как принято называть, вообще-то она пудиков на шесть-семь тянула, расслабилась от семейных забот. Решила на солнышке погреться. На подворье у них как раз бревёшко лежало. Длинное, на всю семью, если взбредёт семейно отдохнуть. С одной стороны чурочка подложена, повыше чтоб, для взрослых. С другой – длиннющий конец. Семья, видать многодетная получилась. Вот и умостилась пращурова половина на короткий конец, да перевесила. Длинный-то оглоблиной вверх и задрался. А в ветвях над ней детская мелочь хулиганила. Старшие-то, видать, с хозяином вепря какого или крокодила, там, полевать увязались – чего там у них водилось. Чего попадётся.

Так вот. Верещат малые в ветвях, бананами, или чем там, друг в дружку швыряются. Весело у мамки на душе. Греется, причёску на нестриженной голове складывает. Мужик вернется, надо вид иметь. И вот, самый малый, горшковый ещё – с пустышкой по ветвям сигает,  возьми и учуди – с самой верхотуры на конец торчащей оглоблины сиганул.
 
По циркам в те поры детишек никто не водил, с цирковыми фортелями они, значится, знакомы не были. Поэтому, видать, очень испугались, когда маманька их вверх подлетела, а потом, не сгруппировавшись, как следует, всеми семью пудами навернулаьсь об  землю. Испугались малые, ревут всем коллективом. Маманя-то в отрубе. Соседки на младенческий рёв набежали, давай по аптечкам рыться. Да какая в те поры зелёнка или нашатырь, к примеру. Дикари. Прислюнили, пеплом присыпали, да в шкуры, чтоб не так знобило.

«Сам» с полевания вернулся и сразу в шок, водой отливали. Невдомёк ему, каким это фертом, и с какой это радости голозадые немовлята любимую матку так изнахратили. И так он то бревно прикладывал, и эдак. Пустое дело. Темнота. Какой там рычаг, первого ли, второго рода – не дал Бог тяму. А до Ньютона с его гравитацией и прочими прибамбасами было ещё, как до луны рачки.

Только, видать, с той поры всё и началось. Лиха беда – начало. Если раньше пращур какую крупную живность из западни всем семейным или родовым кагалом извлекал, теперь вдвоём с зятюхой вагу приспособят и вот она, обшкури да на котлеты руби. Воду из колодца лень руками стало тягать, журавля приспособили. И пошло-поехало.

Немного погодя Хеопсам да Тутенхомонам пирамиды себе камстролить приспичило – такие каменья громоздячить один на другого. Правда, ходят слухи, будто им инопланетяне своим ноу хаумом подсобили. Может врут. А может пробашляли. Не за так же. Поди теперь, разберись. Дальше-больше. Редукторы, передаточные числа. Только поменьше вкалывать. Лежи себе, педали жми, да в потолок плюй.

Мужик, он от чего лысеть стал? Он теперь, ну прямо Родэновский Мыслитель стал. Сидит, тужится – чего бы ещё такого создать, чтоб в потолок плевать больше времени оставалось. Пухнет мозгами. Голова раздувается, а волосам, видать не комфортно, изменилась питательная среда.
Раньше вот говорили – силён мужик. Готовый образ. Всё ясно. Плечист, высок. За себя, за своих постоять – первое дело. Схватывались не то семьями, целыми родами или народами. Богами разделились. У одних – зелёный флаг. Значит за Аллаха. Те за Христа порвут. Одним землицы недостаёт, другим людишек – дармовой рабочей силы. Их тогда рабами прозывали. Вот и шастали целыми ордами Тамерланы, Македонские, чингизиды всякие. Туда-сюда, туда-сюда. Крестоносцам, тем гроб господен умыкнуть приспичило. Только в те времена всё по честному было. В железо обрядятся, и давай один другого полосовать чем не попадя. Тот бердышем, тот алебардой противника по кумполу отоваривает, тот копьём в глаз ткнуть наровит. До поту полосовались  - пока не повалятся совсем.
 
Китайцы тогда, мелковата нация, гляди чего учудили. Замутили чего-то там, да и изобрели порох. Ни потеть не надо, ни фонарей или другой калечности. Подложил под фортецию или другую какую оборону, бочонок, шандарахнул – собирай, вражина, человеческие члены и органы мешками. В зависимости, сколько подложил в тротиловом эквиваленте. Те Царь-пушку изладили, грохот, вонь. Вместо мужского оружия, теперь шпагами французскими тычутся. Пардон, миль пардон, дескать, если больно ширнул. Тьфу. Глядеть противно.

Дальше – больше. Запрягали, гужи ладили, колёса дубовые, оглобли, подковы – всё псу под хвост. Где-то уж после Наполеона, считай, паровую тягу изобрели, рельсы настилать стали. Мужикам лафа – гаек на грузила, верти не хочу, ежели на шелешпёра клёв пошёл. Побежали паровозы, пароходы реками-морями загудели. Копоть, дым небо застилают, хоть святых выноси. Нации одна перед другой выпендриваются, кто чего посильней да побольше отчубучит. Там «Титаника» сдуру утопили, торопились больно. Тэсла с энергией пошутил слегка, теперь Тунгусскую катострофу на него валят. За два века такого насоображали – человек человеку тамбовский волк. Один перед другим своим тротиловым эквивалентом машет, паритета добивается. А флаги-то прежние. У кого полосатый, у кого зелёный.

Простой человечек, он тоже ветром современности подхвачен. Мощу и скорость ему подавай ежечасно. И всё теперь лошажьими силами меряет, про человеческую и забыл совсем. Так, иногда, ежели подруге своим боди-билдингом козыряет. А так-то, коли куда приспичивает, ему непременно пару сотен лошадей запрягай, не меньше. Оно конечно, достаток и социальное положение – вещь не последняя. Правда, когда такое, у которого галстук за пять-шесть сотен баксов теми парой сотен рулит, вряд ли оно знает, чем тот табун пахнет, особенно, когда удила закусит. Тут уж не Шанелью припахивает, да и Гоголь со своей птицей-тройкой отдыхает. Дрогнула дорога – бог ты теперь и мощи и скорости.

Зудит правая ножка, терпеть ненавижу – крутится под ногами этот дохляк «Запор-40». Смотри-и-и ты, за сотню давит, крестьянин. Рвутся лошади у Хаммера из под капота. Раз за разом заглядывает на встречную, ну нет им конца нескончаемым встречным. «Запор» зацепился за Зилка самосвального, спокойно идут, ровненько, один одного видят, уважают. Запорожцу – на базар успеть, всё рассчитано. Зилок – за грузом по графику. Серьёзные ребята.

А навстречу Бэнтли меж фурами егозит. Вынырнул – спрятался, вынырнул – спрятался. Тоже, сотням лошадей свободу давай, огнём дышат. Вот и рванули, в очередной раз выглянувши, словно соскучились. Обнялись на встречных, при суммарной под сотню в секунду. Теперь уж чего считать. Куда колёса, где мосты, иль чего у них есть ешё там. Теперь уж не услышат Марину Влади.

Мрачная, конечно, картина. Так это, когда сотни лошадей. А коли тысячи в узде держать надо, такую силищу? Не обойтись без примера.

Соорудили наши мастера такой чудо-вертолёт Ми-6. Красавец. Тяжёлые грузы возить, перемещать, устанавливать предназначался. Геологов на севере выручал неоднократно. Грузы возил, где никаким самолётом сесть не возможно. А уж привезёт, так привезёт. Трактор, допустим, автомашин пару, чтоб на бездорожье диком не гробить. Мужиков, рулить им, ясное дело, серьёзных подбирали. Такая мощь. Такие и здесь подобрались.

Притащили на дальнюю точку груз, горючку выработали, разгрузились, взлетели совсем налегке. А пустой Ми-6 ой взлетает, словно шарик теннисный – подскочил, и нету его. Так и тут. Высоту стали потихоньку набирать. Солнышко, снег белый-белый. Второй пилот пальцем вниз тычет. А там, чуток впереди, по ровному гольцу облачком тень бежит. Куропатки тогда ещё крупными стаями держались, иной раз до тысячи и более. Вот от такой стаи тень по гольцу и бежала. Тут то и попутал бес командира – молодой был, горячий. Со вторым переглянулись, кивнули согласно и «пошутили».

Обороты скинул командир, над стаей потихоньку зашёл. Куропатке-то в полёте в небо глядеть несподручно, шею можно вывихнуть. Зависает командир над стаей, и резко по газам. Куропаток воздушным потоком, словно дробь, в снег вогнало. Снег – весь в дырках, что решето.
 Посмеялись мужики и домой курс держат, машину свою хвалят. Надёга-машина.
На базовый аэродром заходить стали, командир над посёлком круг заложил – всё по инструкции. Вот тут машину будто что снизу ударило. Затрясло так, словно телегу по валунам на квадратных колёсах. Не сели, скорее упали. От тряски экипаж мало что соображает. Командир на земле сидит, в колесо спиной упёрся – в себя приходит. На лопасти глядит, одна щербатая. Одной секции нет – вырвало на посадке.

Экипаж командира не сдал. Придумать такую причину на трезвую голову, тоже фантазией обладать надо. Списали на технику. Командир был умным человеком. А силы у его машины было достаточно.