Бумеранг

Всю жизнь негласным девизом Маргариты было: «Пусть не¬удачник плачет!» Ударение де¬лалось на слове «неудачник», а поскольку себя Маргарита к таковым не относила, то по¬чти никогда и не плакала. Да и с какой стати? Школу за¬кончила с золотой медалью, от поклонников уже и тогда отбоя не было, в престижный институт поступила с первой попытки и училась там, умуд¬ряясь как бы между прочим получать только отличные оценки.
 И также мимо¬ходом разбивала сердца однокурсников и студентов постарше, совершенно не обра¬щая внимания на вздохи, приглашения в кино, в театр, на танцы, на вечеринку. Если было желание и хорошее настрое¬ние, то приглашение принималось. Но Маргарита могла в последнюю минуту передумать, заняться чем-то более интересным, да просто забыть о поклоннике. Или способна была на следующий день после свидания пройти с абсолютно рав¬нодушным видом мимо того, с кем нака¬нуне пылко целовалась в подъезде.
Будущего своего мужа Маргарита пред¬ставляла себе очень отчетливо, и он совершенно не походил на ее молодых воз¬дыхателей. Ему было не меньше тридца¬ти пяти, он где-то занимал достаточно высокий пост с высокой зарплатой, воз¬можно, работал за границей. Образ впол¬не стандартный для девушки, которая любит только себя. А Маргарита себя не просто любила — обожала. И безжалост¬но расправлялась со всем, что создавало ей дискомфорт, и со всеми, кто вольно или невольно этому способствовал.
Ко всему прочему Маргарита была ге¬неральской дочерью. Правда, отец умер, когда ей едва исполнилось десять лет. Но успел так избаловать единственное ненаглядное дитя, внушить ему такую веру в его, дитяти, уникальность, что и к двадцати годам Маргарита сохранила желез¬ную уверенность: все в этом мире существует для нее. Немалые средства, остав¬ленные отцом, этому тоже способствовали. И слабые попытки матери объяснить, что другие — тоже люди и с ними нужно считаться, успеха не имели.
Впрочем, пока мать жила только для дочери, отношения были более или ме¬нее приличными. Маргарита не забывала говорить вежливые слова, предупреждать мамочку о том, что может прийти по¬здно, и поздравлять с днем рождения и Восьмым марта. Но в один прекрасный день обнаружилось, что мама — далеко еще не старая женщина, едва-едва пере¬шагнувшая сорокалетний рубеж, — соби¬рается снова выйти замуж. Мало того, привести нового мужа в их огромную и роскошную квартиру. Скандал, который устроила Маргарита, мог по своей интен¬сивности и разрушительным последстви¬ям сравниться только с десятибалльным землетрясением . — Ты рехнулась? — орала она на мать.—На старости лет решила фату напя¬лить! Да ты посмотри на себя в зеркало, кому ты нужна? Он женится на нашей квартире, а не на тебе. А я не желаю жить с посторонним человеком! Выбирай— или он, или я. Выйдешь замуж — до¬чери у тебя не будет. Напишу записку и выброшусь из окна или отравлюсь.
Умом мама, конечно, понимала, что физический вред себе ее доченька вряд ли причинит. Но дети на то и дети, при¬чем в любом возрасте, чтобы воздейство¬вать не на ум родителей, а на их эмоции и психику. Мама плакала, просила, умо¬ляла, взывала к лучшим чувствам Марга¬риты, сетовала на свое одиночество и на¬поминала, что лучшие годы провела одна, воспитывая, между прочим, ее, единственную дочь. Все это отскакивало от Маргариты, как теннисный мячик от ракетки. Дело закончилось сердечным приступом у матери, на который дочь не сочла нужным даже среагировать. И исчезновением возможного отчима, чув¬ства которого не выдержали такого ис¬пытания, как холодная ненависть двадцатилетней девушки. Брак не состоялся, к открытому ликованию Маргариты.
А через год замуж собралась сама Мар¬гарита. Ее жених был на шестнадцать лет старше, умен, недурен собой и — глав¬ное — работал в министерстве, которое занималось только иностранными делами. В глазах окружающих у Николая Олего¬вича был один-единственный недостаток: он уже был женат и имел двоих детей — сына и дочь, которые были чуть моложе самой Маргариты. Но для нее, разумеет¬ся, такие мелочи, как чьи-то жены и дети, не имели ни малейшего значения. Она хотела выйти замуж именно за Никопая Олеговича, все остальное было де¬талями, частностями, подробностями чу¬жой биографии.
Робкие протесты матери относительно недопустимости разбивать семью, предсказания, что на чужом горе невозможно построить ничего, кроме достаточно утлого макета счастья, Маргарита привычно пропускала мимо ушей. Похоже, сам Николай Олегович несколько опешил от того напора, с которым действовала его очаровательная, хрупкая, иногда казавша¬яся неземным созданием невеста. Но у «неземного создания» оказалась воистину бульдожья хватка. Она не отступила до тех пор, пока грезы не стали явью. Пусть неудачники плачут.
Молодые поселились у Маргариты, по¬скольку собственную квартиру Николай Олегович оставил бывшей жене и детям, Рука не поднимается написать «бывшим детям», но фактически так и произошло, Кроме положенных по закону алиментов, старая семья не получала от мужа и отца ничего. И даже не потому, что так поже¬лала Маргарита, а потому, что так рассу¬дил сам Николай Олегович.
А после того как Маргарита родила дочь Ольгу, остальное было вообще за¬быто. Никудышный по отношению к старшим детям отец в младшей дочурке души не чаял. Вплоть до того, что жена начинала ревновать его к собственному ребенку. Впрочем, жили они на ред¬кость дружно, даже счастливо, на что Маргарита не уставала указывать своей матери.
—Значит, на чужом горе счастья не построить? Так ведь это зависит от того, из чего строить. И главное, от строите¬лей. Поняла, мамочка?
Мамочка давно все поняла; И дочь, и зять были для нее фактически чужими людьми, и даже рождение внучки мало что изменило. Разумеется, бабушка нян¬чилась с малышкой ровно столько, сколько было нужно... Маргарите. Пока¬чай, погуляй, постирай, купи фруктов, пошла вон. Но когда Оле исполнился год, ее родители отбыли в длительную заграничную командировку и взяли дочку с собой. А бабушка осталась караулить квартиру и дорабатывать до пенсии.
Ольга вернулась в Москву, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Родители по-прежнему были за границей и не со¬бирались на родину в обозримом буду¬щем. Но поскольку в те времена об обу¬чении детей в иностранных колледжах и университетах советским гражданам и мечтать не приходилось, то пришлось с дочерью расстаться. И бабушка обрела... к сожалению, не вторую молодость, а вторую Маргариту. Только еще более ра¬циональную — в отца.
В деньгах Ольга не нуждалась, но кор¬миться предпочитала на бабушкину не слишком большую пенсию. Ей и в голо¬ву не приходило купить в дом хотя бы батон. А уж о таких проблемах, как стирка или уборка квартиры, девочка даже слышать не хотела.
Зато, как ни странно, время от времени удостаивала бабушку беседами, причем довольно дол¬гими. Не столько, правда, говорила сама, сколько слушала. Больше всего ее инте¬ресовали всякие семейные истории: как познакомились ее родители, как они жили до своей встречи, какой была мама Маргарита в детстве. И бабушка, смер¬тельно уставшая от одиночества и чув¬ства, что она никому не нужна и не ин¬тересна, сначала осторожно, а потом с полной откровенностью рассказала Ольге и о том, каким прелестным и способным ребенком была Маргарита, и как трудно было в одиночку, без мужа, растить доч¬ку, и как ради нее пришлось пожертво¬вать личной жизнью...
Маргарита и Николай Олегович верну¬лись, когда Ольга уже перешла на третий курс института. И идиллия кончилась: бабушку определили в самую маленькую комнату в квартире, недвусмысленно дав понять, что в остальных ей делать нече¬го. От домашнего хозяйства, правда, не освободили. Зато Ольга резко прекратила интимные беседы и предпочитала проводить свободное время вне дома или с родителями... если те принимали гос¬тей.
Первая трещина в семье появилась, когда заболела бабушка. Обычный грипп, от которого можно было вылечиться мак¬симум за неделю, если, конечно, лечить¬ся, она перетаскала на ногах и с ослож¬нениями в конце концов угодила в боль¬ницу, где ее никто не навещал: Ольге было некогда, а Маргарита буквально рассвирепела, когда узнала об откровен¬ных беседах матери с Ольгой, и наотрез отказалась ее видеть.
—Глупая старуха! — жаловалась она мужу. — Кто ее тянул за язык? Зачем Оленьке знать, что у тебя была когда-то другая семья, что она не единственный твой ребенок? Да и о ее неудавшейся, якобы из-за меня, личной жизни могла бы помолчать. Спасибо должна мне ска¬зать, что я не дала ей на старости лет стать посмешищем. Прожила жизнь в свое удовольствие, одна в прекрасной квартире, ни в чем не нуждалась...
Любопытно, что сорокалетнюю уже Маргариту даже мимолетно не посетила мысль о том, что когда ее мама собира¬лась второй раз замуж, то было этой «старухе» немногим больше. Сама Марга¬рита считала себя еще молодой женщи¬ной, одевалась и вела себя соответствен¬но, да еще завела любовника лет на пять моложе себя. Николай Олегович прихва¬рывал, уставал на работе, все реже согла¬шался куда-то пойти развлечься. Словом, вполне банальная история, случается в каждой пятой семье. Ну, пусть только в каждой шестой.
Между тем бабушка из больницы так и не вернулась. Умерла не столько от огорчения эгоизмом и неблагодарностью са¬мых близких ей людей, сколько от тяже¬лого воспаления легких. Ее похоронили — и почти сразу почувствовали отсут¬ствие бабушки. Домашним хозяйством Mapгарита. умела заниматься только в заграничных условиях, а к специфике этого дела в родных осинах была, мягко говоря, не готова. Для Николая Олегови¬ча и особенно для Ольги это оказалось неприятным сюрпризом, и небольшая трещина в семье стала расползаться, пока не достигла размеров среднего оврага.
И тут произошла трагедия. По дороге домой, поздним уже вечером, Николай Олегович не справился с управлением автомобиля и врезался в столб. Он погиб мгновенно, от машины тоже остались одни воспоминания, а Маргарита, теперь уже Маргарита Юрьевна, осталась вдо¬вой, без работы и без профессии, правда, с определенными сбережениями и требо¬вательной, избалованной дочерью. Ко всему прочему, права на наследство предъявили дети Николая Олеговича от первого брака. С ними, правда, Маргари¬та Юрьевна при активной и жесткой поддержке Ольги справилась, откупив¬шись от «этих убогих» какой-то мелочью, но проблем от этого меньше не стало. К тому же выяснилось, что Ольга ни в чем больше ей помогать не намерена, и вооб¬ще это был последний случай полного взаимопонимания между матерью и доче¬рью.
В большим трудом, используя старые связи и остатки обая¬ния, Маргарите Юрьевне уда¬лось устроиться делопроизво¬дителем в министерстве по¬койного мужа. Сбережения та¬яли, зарплата была копеечной, а тут еще перестройка, новые рыночные отношения, стремительные перемены в окружающей жизни.
Ольга вписалась в эту жизнь, как говорится, в одно каса¬ние: устроилась после института на инос¬транную фирму, быстро купила автомо¬биль, поменяла, по наблюдениям матери (никаких откровенных разговоров не было, собственно, уже не было разгово¬ров вообще), несколько любовников, каждый из которых был все более влия¬телен и богат, и с унаследованным от родителей упорством делала карьеру. В отличие от Маргариты Юрьевны замуже¬ство Ольгу не слишком прельщало. Во всяком случае, для нее это было чем-то второстепенным.
Единственным светлым пятном на этом фоне для Маргариты Юрьевны был ее любовник, который стал проявлять к ней даже повышенный интерес. Вплоть до разговоров о браке, сначала туманных, а потом все более определенных. Виктор — так звали потенциального жениха — был даже чем-то похож на Николая Олегови¬ча в молодости, но еще жестче, реши¬тельнее и уж куда разворотливее. Как и Ольга, он прекрасно себя чувствовал в новой обстановке и даже сумел сколотить кое-какие деньги. Мешало то, что пропи¬сан он был у своих родителей в подмос¬ковном бараке, а квартира в Москве сто¬ила куда больше, чем он мог себе позво¬лить. Женитьба на Маргарите Юрьевне проблему решала. А дальше... А дальше будет видно.
Согласия дочери на свой второй брак Маргарита Юрьевна спрашивать не собиралась, но перестала скрывать Виктора и даже позволила ему ночевать. После второй такой ночевки Ольга столкнулась с предполагаемым своим отчимом на кух¬не и закатила матери грандиозный скан¬дал, не затрудняя себя выбором выраже¬ний. Самым мягким определением Мар¬гариты Юрьевны в этом скандале было «старая дура».
—Ты что, не понимаешь, что смешна? — кричала Ольга. — В твоем возрасте увлекаться мужчинами — это ведь уму не¬постижимо! Тебе надо показаться психиат¬ру, у тебя явное старческое слабоумие!
—Но мы собираемся с Виктором по¬жениться, — попыталась защититься Маргарита Юрьевна.
Ольга только фыркнула:
—Конечно, при такой квартире! Толь¬ко после этого ты ему будешь не нужна. А я запрещаю тебе приводить в мой дом всяких проходимцев. Обжимайтесь в подворотне, если тебе приспичило, тогда увидишь, нужна ли ты даже самому завалящему мужику.
Маргарита Юрьевна зарыдала, но на дочь это не произвело ровно никакого впечатления. Попыталась изобразить сердечницу и даже похватала ртом воздух, как ее мама-покойница. Но эффект тоже оказался нулевым. И тогда вмешался Виктор, который до этого сохранял абсо¬лютное хладнокровие:
—Запретить матери иметь личную жизнь вы, милая барышня, не сможете. Я криков не боюсь — вопите, сколько вашей душеньке будет угодно. Но будет так, как решу я. Просто потому, что я мужчина и, следовательно, умнее.
Надменный взгляд Ольги Виктор про¬игнорировал, попытку продолжить скан¬дал пресек и увел Маргариту Юрьевну в ее комнату, демонстративно заперев дверь на ключ. И неделю спустя угово¬рил подать заявление в загс и не обра¬щать внимания на фокусы любимой до¬ченьки.
—Девка с характером, это хорошо. Но и я тоже не размазня. Ничего, стерпится-слюбится, еще и подружимся. Не бери в голову, Рита.
И какое-то время спустя Маргарита Юрьевна с удивлением обнаружила, что Виктор был прав. Ольга перестала шипеть или, для разнообразия, демонстра¬тивно игнорировать жениха матери, даже отвечала на его вопросы, а иногда и сама с ним заговаривала о чем-то нейтраль¬ном. К матери, правда, относилась по-прежнему холодно-враждебно, но все лучше, чем открытый скандал.
Дело шло к свадьбе, но за неделю до нее Виктору пришлось срочно уехать по каким-то делам, и срок регистрации пе¬ренесли на месяц. Маргарита Юрьевна купила платье, кольца, готовила угоще¬ние. Виктор звонил, но не слишком час¬то, обещая вернуться накануне торже¬ственного события. И действительно, вернулся... за час до того, как надо было ехать в загс. Маргарита Юрьевна кину¬лась в спальню надевать белое платье и шляпу, но не нашла их. И тут в комнату вошла Ольга, на которой и было надето все это великолепие.
—Тебе совершенно не обязательно та¬щиться с нами в загс, — холодно сказала она. — Родителей Виктора не будет, зна¬чит, и без тебя, мамочка, обойдемся. Он женится на мне, а ты ему будешь только тещей. Или вообще убирайся из нашей квартиры.
Маргарита Юрьевна кинулась к Викто¬ру, но тот даже разговаривать с ней не захотел и лишь процедил:
—С Ольгой мы можем добиться очень многого, да и подходит она мне больше, чем ты. Мне нужна жена-союзник, а не обуза.
Дверь за ними захлопнулась, и Марга¬рита Юрьевна осталась одна. Причесан¬ная, накрашенная, в специально для это¬го случая купленном новом красивом бе¬лье и... брошенная. Удар оказался такой силы, что пробил даже ее природный панцирь равнодушия и самоуверенности, тем более что трещины в нем уже появи¬лись и до этого.
Когда молодожены вернулись поздним вечером домой после свадьбы в дорогом ресторане, они даже не поинтересова¬лись, почему в комнате Маргариты Юрь¬евны тихо и темно. Лишь к вечеру следу¬ющего дня Ольга полюбопытствовала, а не уехала ли мать вообще, очистив жил¬площадь?
Нет, не уехала. Маргарита Юрьевна все¬го-навсего застрелилась из пистолета свое¬го отца, который долгие годы лежал на дне шкафа. В записке, которую она оста¬вила, было всего несколько коротких фраз:
«Я не понимаю, за что меня так нака¬зала судьба. Я никогда никому не делала зла, а меня предали самые близкие мне люди. Живите, если сможете».
Ольга с Виктором и это тоже смогли, причем очень даже неплохо.