Истории с привкусом мазута, 30

ГЛАВА  ТРИДЦАТАЯ

КОНТРРАЗВЕДКА


С парнем моего возраста – Сережей, третьим секретарем советского посольства в Габоне, мы познакомились на каком-то светском рауте в нашем посольстве в Конго, куда он приехал по делам на пару дней. Как я понял к этому времени, разъезжать по командировкам в соседние африканские страны было принято, поощрялось и вносило разнообразие в нашу жизнь. Поэтому, когда через месяц после нашего знакомства, я позвонил ему и сказал:
- Сережа, через пару дней я собираюсь в Габон, встретишь? – он сердечно ответил:
- Конечно.
Я оформил визу в Габон, купил билеты на самолет: туда и обратно, и снял со счета толстую пачку денег на командировку, пользоваться банковскими картами мы тогда еще не научились.
Самолет был маленький, человек тридцать пассажиров, в основном, белые. Через час полета, рано утром самолет приземлился в аэропорту Либревиля – столицы Габона, что в переводе с французского означало «свободный город».
«Свободный город» притормозил меня сразу на границе, когда я сунул местному пограничнику свой паспорт в окошечко. Он долго изучал паспорт и не собирался мне его возвращать:
- Подождите, пожалуйста, рядом, - вежливо сказал он, отложив мой серпастый, недипломатический паспорт в сторону, и стал заниматься другими пассажирами.
Не то чтобы екнуло сердце: я был уже не тем законопослушным советским командировочным, что несколько лет назад, когда за просроченную визу у меня отобрали паспорт в Сенегале, и не тем зеленым, напуганным на целых полгода военным переводчиком в Мали, я был представителем, я имел новый, высокий статус советского сотрудника за рубежом и не хотел его ронять. Я встал в сторонке и, в предчувствии неприятностей, стал спокойно ждать.
Когда недлинная очередь белых людей прошла мимо меня через паспортный контроль, пограничник позвал меня и повел, зажав в руке мой паспорт, в полицейский участок, тут же в аэропорту.
На полу маленькой полицейской комнаты валялось или спало несколько черных мужчин и женщин, а за столом сидел пограничный лейтенант.

Что-то мне стали уже надоедать эти повторяющиеся, как «дежа вю», встречи с полицейскими лейтенантами в Африке.
- Господин Мишель Забелин? – спросил он.
- Да, это я.
- Какова ваша цель приезда в Габон?
- Переговоры с партнерами.
- А чем вы занимаетесь?
- Продаю советские фильмы в Африке.
- А чем вы занимаетесь в остальное время?
- Тоже продаю фильмы.
- А с кем вы должны встретиться в Габоне?
- С генеральным директором габонского телевидения и еще с некоторыми директорами кинопрокатных организаций.
На этом допросе я отвечал спокойно и четко, но мне самому казалось, что я повторяю какой-то заученный текст, и мои слова звучат неубедительно, и, как в плохом спектакле, им никто не верит.
- Назовите, пожалуйста, имена и телефоны людей, с которыми вы должны встретиться.
Слова габонского лейтенанта прозвучали, как: «Назовите явки и пароли своих агентов».
Явок и паролей я не знал, поэтому назвал имя и телефон генерального директора габонского телевидения, которого никогда не видел до этого, но созванивался с ним еще в Конго, чтобы договориться о встрече.
Видимо, имя и телефон директора телевидения Габона были известны всем в этой стране, потому что лейтенант согласно кивнул головой.
- Вас кто-нибудь встречает из советского посольства?
- Третий секретарь посольства, он должен ждать меня у входа в аэропорт.
- А что случилось? – наконец, додумался спросить я.
- Ничего страшного. Пригласите сюда, пожалуйста, представителя посольства, если он, конечно, вас встречает. Паспорт я оставлю у себя.
И меня, даже без охраны и конвоя, выпустили на улицу. Хотя, наверняка, специальные люди не спускали с меня глаз, но я их не заметил.
Посольские Жигули стояли у входа в аэропорт.
- Привет, Сережа, - сказал я.
- Привет, Миша. Где твои вещи?
- Видишь ли, Сережа, и паспорт, и сумка остались в полиции в аэропорту. Не знаю, в чем дело, но они просили тебя зайти.
Радостная улыбка стерлась с Сережиного лица, но, сделав над собой усилие, он вышел из машины и пошел вслед за мной к пограничному лейтенанту.

Лейтенант долго и внимательно, словно фотографируя глазами, изучал Сережин дипломатический паспорт, потом вернул его ему и сказал:
- Я господина Забелина отпускаю под вашу ответственность. За паспортом ему надо заехать к трем часам дня по адресу…
И назвал адрес.
Мы молча вышли из комнаты, молча сели в машину и молча тронулись в сторону гостиницы.
По дороге я первый нарушил молчание:
- Сережа, а что это за адрес?
Бледным, треснутым голосом, не глядя на меня, Сережа ответил:
- Контрразведка.
До гостиницы мы доехали молча. Когда в гостинице меня привычно попросили:
- Паспорт, пожалуйста.
А я ответил:
- У меня нет паспорта.
На меня посмотрели более внимательно и спросили:
- А деньги у вас есть?
- Есть.
- Тогда оплатите, пожалуйста, за все дни проживания.
Я заплатил и пошел в свой одноместный номер со всеми гостиничными удобствами: кондиционером, ванной, туалетом, кроватью, телевизором и встроенным баром с выпивкой.
Перед отъездом Сережа мне сказал:
- Я за тобой приеду в половине третьего. Никуда не выходи, пожалуйста, из номера.
И как-то совсем стеснительно:
- Сам понимаешь, я обязан об этом доложить послу, ну, и сам знаешь, кому.
Видимо, Сережа не так давно работал в посольстве и смущался от необходимости делать то, что он должен был делать.
- Сережа, я все понимаю.
Я никуда не выходил из номера, смотрел телевизор и даже не пил из маленьких барных бутылочек.
В половине третьего я спустился в холл и встретил Сережу. У входа в гостиницу мы сели в его машину, и тогда он сказал:
- Миша, а может быть, тебе не стоит ехать туда? Давай, я отвезу тебя в посольство и поеду один.
Я очень ясно представил себе совещание у посла, где присутствовал наш резидент, а докладывал Сережа.

- Ваше мнение, Виктор Петрович, что будем делать? Вы что-нибудь о нем знаете?
- Ничего я о нем не знаю. Может быть, наш, а может быть, не наш.
- Свяжитесь, с конголезскими товарищами из посольства и встретимся у меня через час.
А через час было примерно такое продолжение:
- Иван Васильевич, я переговорил со своим коллегой в Конго.
- И что, Виктор Петрович?
- Официально он не наш, а что на самом деле, никто не знает.
- А может быть…
И тут в речи посла прозвучало сокращение слов, которые даже представители всемогущего «монастыря» произносили шепотом.
- Все может быть, - вздохнул Виктор Петрович.
- Что же делать? Давайте решать. Если он оттуда, и его арестуют, придется его вытаскивать, и, в любом случае, мы окажемся виноваты. Кто его знает, что у него за задание. А если нет, мы окажемся в дураках, и тоже из Москвы по головке не погладят.
- Мне кажется Иван Васильевич, не надо делать скоропалительных и резких движений. Может, Сережа что-то у него разузнает в разговоре? Хотя, если он оттуда, ничего у него Сережа не узнает.
Посол нажал кнопку селектора и попросил пригласить к нему третьего секретаря.

Мы медленно ехали в сторону контрразведки, перед отъездом из гостиницы я сказал:
- Поехали, Сережа, все будет в порядке.
Сережа посмотрел на меня уважительно и промолчал.
Через несколько минут нашего траурного следования он спросил прямо:
- Миша, ответь честно, ты оттуда?
И выразительно похлопал себя по плечу жестом, означающим погоны.
- Сережа, не переживай, все нормально.
Я вспомнил известный советский фильм «Адъютант его превосходительства» и вопрос маленького мальчика – героя фильма: «Дядя Петя, вы шпион?» - «Видишь ли, Юра», - ответил по сценарию фильма дядя Петя-шпион.
Сережа вел машину молча, и больше не спрашивал меня ни о чем. Я хорошо понимал, какие мысли крутятся у него в голове:
- Прав был Виктор Петрович, такого не расколешь. Хорошо, что не я на его месте. Но какое самообладание: «Не переживай, Сережа, все нормально». Я бы так не смог. Не знаю, что будет дальше, но я бы так не сумел, сбежал бы в посольство. Ничего, вытащим его, если что.

Мы доехали до большого здания желтого цвета, напоминающего мне здание школы с пристройками спортивных залов в духе советской архитектуры семидесятых годов. Комплекс был огорожен забором, у въезда стоял охранник, но ни колючей проволоки вдоль забора, ни солдат с автоматами я не увидел. Все было чинно, пристойно и просто. Сама постройка, при ближайшем рассмотрении, оказалась похожей, скорее, не на школу, а на министерство культуры. Вывески, конечно, не было.
Сережа повел меня на негнущихся ногах на второй этаж и, когда мы вошли в приемную начальника контрразведки, окончательно потерял голос. Я прекрасно понимал, где я нахожусь. Не знаю даже почему, но в этот момент я чувствовал себя уверенно и спокойно.
- Здравствуйте, сказал я секретарше. Сегодня утром в аэропорту у меня отобрали паспорт и пригласили сюда прийти за ним к этому времени.
- Ваша фамилия?
- Мишель Забелин.
- Проходите, господин полковник ждет вас.
И открыла дверь в кабинет.
То, что я увидел в кабинете за захлопнувшейся за нашей спиной дверью, я никак не ожидал увидеть и не забуду этого зрелища до конца своей жизни. Из-за длинного, перпендикулярного зарешетчатому окну, стола выглядывала голова, шея и распахнутые на столе руки. Голова была несуразно большой, шея – массивной, а волосатые руки, высунувшиеся из-под рубашки с короткими рукавами, напоминали огромные крылья орла или стервятника, приготовившегося к полету. Человек, сидящий за столом в кабинете, выпрямился на стуле, но не вырос из-за стола, согнул в локтях свои руки-крылья и из-под мохнатых ресниц посмотрел на нас в упор. Я не ожидал, что начальник контрразведки в Габоне – белый. Это был белый человек, скорее всего, француз, который, видимо, так и остался сидеть в этом кресле со времен колониализма в Африке. Больше всего он мне напоминал паука. Он смотрел на нас молча и изучающе, и чем дольше он глядел на нас и молчал, тем страшнее во мне зрело чувство, что я нахожусь во власти паука, который уже раскинул свою паутину и думает, захлопнуть в ней этих белых козявок или нет. Сгорбленные над столом мясницкие руки, волосатая грудь и несоразмерная маленькому, едва выступающему из-под стола телу, огромная голова с въедливыми глазами молнией пронзили мое сознание: вот он паук, паук, от которого может зависеть моя жизнь. Паук расслабился в кресле и спросил:
- Чем я вам могу быть полезен?
Сережа онемел еще до входа в кабинет, и я повторил заученную фразу:
- Меня зовут Мишель Забелин, На въезде в страну, в аэропорту, у меня отобрали паспорт и попросили прийти за ним к вам.
- А, - лениво процедил он, - это какая-то ошибка с оформлением визы. Можете получить свой паспорт у моей секретарши.
И снова навис над столом, как коршун.
Мы промямлили что-то типа: «Спасибо, до свиданья». Он махнул рукой, и мы снова оказались перед секретаршей, по другую сторону двери зловещего кабинета.
Когда я получил обратно свой паспорт, и мы с Сережей снова оказались в его машине за пределами жуткой территории, мы оба глубоко вздохнули и молча закурили.
В его прояснившихся глазах я читал:
- Да, Миша, уважаю.
- Слушай, Сережа, не знаю, как ты, но я бы выпил сейчас. Завтра займусь делами.
- Я бы тоже, - ответил он, заикаясь. – Только знаешь, мне надо доложить в посольстве, там же тоже волнуются. Может быть, и ты со мной, я познакомлю тебя с нашими.
- Давай сделаем так: отвези меня в гостиницу, я тебя там подожду, а как освободишься, приезжай за мной.
Видимо, Сережин доклад был долгим и скурпулезным, потому что он зашел ко мне в номер только часа через три.
Все, конечно, все поняли: и товарищи из посольства, и другие товарищи, и я. За пять часов местная контрразведка успела по моему паспорту меня «пробить», наверно, от моего рождения до сегодняшнего дня. Я оказался чист, и меня отпустили. Таким гладким исходом могли бы гордиться все. Я даже представляю, как после подробного Сережиного доклада и дотошных вопросов посла и Виктора Петровича, они успокаиваются, улыбаются и говорят Сереже:
- Все нормально, Сережа, позаботься о нем, повози его, если он попросит. А сегодня вечером, я бы, на твоем месте, свозил бы его на океанское побережье, в джунгли, а потом пригласил бы к себе на виллу, на ужин. Отдохните, расслабьтесь, познакомьтесь получше.
Я даже слышу, как посол говорит, после того, как Сережа вышел из кабинета:
- Все хорошо, что хорошо кончается. Но кто же он все-таки? Может, Сережа чего разузнает?
- Черт его знает, кто он такой. Нет, Сережа ничего от него не добьется. Ведь как он себя вел в контрразведке. Нет, Иван Васильевич, дай Бог, чтобы он спокойно уехал отсюда через три дня, и лучше о нем больше не вспоминать.


Пока я ждал в своем гостиничном номере Сережу, хоть я и снова стал полноправным советским гражданином с паспортом в кармане, выходить одному никуда не хотелось, и я не преминул открыть дверцу бара и залпом выпить пару крепких бутылочек.
Вечером, пока не стемнело, Сережа повез меня в джунгли, а потом на побережье.
Мы заехали на опушку уходящего в никуда леса, и небо потемнело от закрывающих солнце крон могучих деревьев. Этот лес был непохож ни на подмосковный, ни на наш северный лес. Стволы деревьев были белесого или кроваво-красного цвета, в обхват нескольких людей, и упирались головой прямо в небо. Корни поднимались вверх метров на десять и превращали стволы в ребристые существа, похожие на деревья-чудовища из русских сказок. Дальше вглубь проехать было невозможно, идти пешком желания не возникало, мы вернулись обратно и поехали к океану.
В этот вечер я впервые в жизни увидел Атлантический океан. Нет, я бы никогда в жизни не унизил это величие и не сказал бы: «Океан, море, какая разница. Все равно, берега не видно, а водная гладь кончается горизонтом». Нет, я бы так никогда не сказал, потому что от этого дремлющего водяного гиганта дышало такой неимоверной мощью, которой я ни разу не ощущал до этого на морском побережье, даже в штормовые дни. Спокойные, длинные волны лениво и уверенно заливали пятидесятиметровый, черный песчаный пляж и облизывали пеной двухметровые в диаметре стволы разбросанных по пляжу, поваленных штормом, красных деревьев. Уравновешенный в этот вечер океан изливал из себя на берег покой и силу, и я на миг представил, каким бы он стал, если бы решил взбунтоваться.
Уже темнело, и Сережа повез меня к себе на виллу, в гости. К этому времени он окончательно вернулся в свое нормальное состояние, и мы в этот вечер больше не вспоминали ни о контрразведке, ни о ее пауке-начальнике.
У Сережи оказалась симпатичная и светская жена: мы сидели втроем за накрытым в холле виллы столом, ели, пили красное французское вино и говорили обо всем на свете, только не о работе. Окна были распахнуты, и в комнату вползал свежий ветерок с океана, непохожий на душную конголезскую ночь.
После долгого застолья я сам сказал:
- Сережа, куда ты поедешь в таком состоянии за рулем? Я возьму такси.
- Миша, оставайся у меня, я тебе постелю в соседней комнате.
Я остался, а наутро спросил:
- Тебе ведь теперь надо на работу?
- В эти три дня я в командировке: я работаю с тобой и в посольство мне ездить не надо.



Все три дня он исправно заезжал за мной в гостиницу, возил меня на встречи, привозил обратно: он стал на эти дни моим хорошим товарищем и водителем.
В Габоне я так и не подписал ни одного контракта. Следили ли за нами? Не знаю. Наверняка, он думал про себя: «Зачем же все-таки Миша приехал в Габон?»
Через три дня Сережа посадил меня в самолет до Бразза, и я полетел домой.
После того, как я заполнил в аэропорту Браззавиля обычную анкету и проходил пограничный контроль, меня спросили вдруг:
- Вы резидент?
- Нет, - бурно ответил я.
А потом вспомнил, что в пограничной декларации слово «резидент» означает на французском языке «проживающий в стране долго или постоянно».
- Да, я резидент, - выдохнул я. – Конечно, резидент.

Таможню, вслед за мной, проходила молодая женщина. Мы улыбнулись друг другу, как принято во франкоговорящих странах.
- Месье, вы на машине?
- На машине.
- Вы не подвезете меня до города? Так не хочется ловить такси.
- Конечно, подвезу, пойдемте.
Теперь уже не надо было врать, как бывало в Мали, что машина в ремонте, давайте возьмем такси. Моя машина спокойно ждала меня, пока я летал в командировки, на аэропортовской стоянке.
- А где ваша машина?
- Вот она.
- Вас как зовут?
- Мишель. А вас?
- Жаннетт. Вы здесь давно живете?
- Полгода. А вы?
- Я здесь в командировке.
- А вы откуда?
- Из Мали.
Я вспомнил любовницу комиссара Жаннетт из бара «Красно солнышко». Это была другая женщина, но будто и не прошло десяти лет. Слово «Мали» электрическим током зарядило меня на те мои двадцать с небольшим и на незабывшееся молодое прошлое.

- Почему вы так смотрите на меня?
- Я долго жил в Мали.
- Правда? Где?
- В Бамако.
- Я тоже живу в Бамако. Поехали скорей, давайте поговорим.

Мы сели в машину, всю дорогу проговорили о Мали, и уже обоим после этой ночной десятикилометровой дороги от аэропорта до города было ясно, чем закончится для нас эта ночь.