Чёртов пэт. Книга I, Часть II

ЧАСТЬ II. СТРАНА И ШКОЛА


6. ФИЗМАТШКОЛА, НАЧАЛО


Летний ночной поход закончился осенью того же год на речке Негодяйке.

Возбуждающие свойства холода и страха нашли себе применение, подсказанное, в том числе, гуляниями с прежней своей компанией, из районной семилетки.

Они не раз вместе посещали эти места, но лишь однажды слегка оторвались на тему «детских глупостей», когда походу забежали туда помочиться и устроили из этого что-то вроде стриптиза, дружно спустив штаны на самые щиколотки. Хэм, естественно, убоялся подражать, но близкий вид полудетских сущностей, наивно открытых щекотанию лёгкого прохладного ветерка, надолго запал в его душу.

Поэтому как-то раз, понукаемый тоской по недавнему лету и подчиняясь чувственному позыву, он легко нашёл давно подсказанный выход.

И, пожалуй, это был пик периода, когда страсть доминировала над ним безраздельно.


Речной этот полуэксбиционизм, однако, вовсе не был настоящим. Он совсем не стремился кому-либо что-то демонстрировать. Наоборот, по-прежнему чуть не до слёз боялся предстать обнажённым перед кем бы то ни было. Для совместного купания хотя бы, или чтобы отжать мокрые плавки.

То есть для того, что деревенские пацаны, делали, лишь чуть отойдя в сторонку, и то не потому, что сами стеснялись, но лишь не желая стеснять других, так как на пляже бывали не только свои, но и из соседних посёлков и городские.


Точно также как единственный деревенский приятель Хэма, которого можно было бы назвать даже дружком, если бы он только не был сыном фермера.

То есть и жил порядочно как далеко за околицей, на этой самой ферме, да ещё и постоянно занят по хозяйству.

А парень сам по себе был симпатичен и не по-деревенски развит, понимал в самых разных вопросах, до философии даже. Книжки видать читал, вечерами, при всей своей фермерской занятости.

И даже Хэм его чуть побаивался, чувствуя, что в некоторых вопросах он его, что называется, сделает.


Так вот он тоже наготы своей совершенно не стеснялся.

И в баню его приглашал, когда Хэм приходил не ко времени, домываясь при нём и разговаривая одновременно.

А раз как-то Хэмми застал его прямо на дворе и без трусов вовсе, сушились они в это время, на верёвочке, в отдалении. А парень ходил по двору в одной хотя и не так уж чтобы короткой футболке, но и не слишком длинной, чтобы скрыть отсутствие их на нём. А при движениях так и вовсе напоказ.

И никак не реагировал, что и сёстры его время от времени выходили при этом на двор, по делам. Равно как и они были, очевидно, совсем без интереса.

И ни мало не стесняясь, и даже, вроде бы, и вовсе не замечая некоторой необычности своего положения, парень этот разговаривал со слегка шокированным Хэмом, продолжая заниматься по-хозяйству, ожидая, очевидно, когда высохнут трусы и успевая следить за всем вокруг - Эй, эй, Хэмчик, смотри, сейчас за ж... цапнет! - и после заслуженного подлостью удара босой ногой не сходя с велосипеда по твёрдой как камень чешуйчатой морде, цуха возмущенно шипит, вперевалку убираясь в свою конуру.


Он был лишь на год старше Хэма, и лишь на полголовы выше, но какой-то взрослый по сравнению с ним, разговором и поведением, и общаясь, явно делал некоторую скидку, как городскому или, может быть, мелкому.

И был он весь притом какой-то такой гармоничный телом и движением, не говоря уже о всегда светлом и приветливом симпатичном лице.

И позы его в работе всегда были такие естественно красивые, что Хэм тоже иногда невольно любовался, хотя и был тогда весь помешанный на сухих своих абстракциях.

Подобные казусы несколько умиротворяли Хэма, но отнюдь не могли победить его городского страха перед состоянием обнажённости. А трансформация этого страха в сладостные ощущения помимо прочего, возможно, компенсировала некоторые психологические травмы, полученные ещё в детстве. В юнглагере, например, где младшие отряды воспитатели обычно заставляли купаться в речке совсем без трусов, не спрашивая никого, хочет он этого или нет.


На самом деле это было достаточно неприятно. Тесная стая дрожащих худосочных голеньких детишек, кишащих в холодной воде как селёдки в бочке, задевающих, мешающихся, раздражающих и обижающих друг друга, тогда вовсе не представляла для него эстетического зрелища. Вдобавок, он боялся приставаний старших солагерников, что отнюдь не являлось редкостью. А быть при этом ещё и голым значило дать повод и возможность для особенно изощрённых унижений. Организация же всего этого мероприятия была такова, что после самого совсем не привлекательного действия, надо было ещё и побороться, чтобы вернуть себе свои трусы, теряющиеся в общей куче. Один раз он даже их и не нашёл, и пришлось ему довольствоваться какими-то оставшимися чужими, мокрыми и не по размеру. Грубой ткани, они совсем не собирались сохнуть, а чтобы не спадали, их ещё надо было придерживать руками, пока оставленный совсем без поддержки бедняжечка дожидался, стараясь никому не попадаться на глаза, когда сможет поменять их на запасные, свои, по размеру и сухие.


Физмат-школа, по не менее известному закону диалектики, контрапунктом также мотивировала его тайное поведение.

Её администрация требовала от учеников приходить на занятия не в общепринятой тогда несколько неказистой форменке единого образца, а во вполне индивидуальных цивильных костюмчиках, хотя и оговоренного покроя и цвета. Да ещё и надо было быть не только коротко постриженными и в светлых рубашечках с непременно чистыми воротничками, но и при настоящем взрослом галстуке.

Последнее было уж вовсе не типично для островных подростков, да и вообще континентальной модой, но производило несколько необычное и приятное впечатление, намекая на некую близость к настоящей детской элите, изредка мелькавшей в телевизионных трансляциях.

Сами школьники относились к этому с некоторой холодностью. Среди учащейся молодёжи в то время всё ещё доминировали «околореволюционные» ценности, и признаки элитаризма, если только на них вообще обращали внимание, могли служить скорее сигналом к остракизму и атаке, чем к уважению. Так что в основной массе ученики обычно манкировали этими требованиями, сознательно создавая ту или иную небольшую, но видимую небрежность в одежде.

Некоторые, впрочем, доходили и до откровенного кривляния, в отличие от Хэма, который в школе всегда стремился выглядеть «среднестатистически» и не выделяться.


Это было время, как уже отмечалось, почти настоящего познавательного энтузиазма, как и шестьсот лет назад, в эпоху первой научной революции, и триста, в первую научно-технологическую. Ну, на самом деле, может быть, энтузиазма и несколько второсортного, постапокалиптического, к тому же слишком явно отягощённого своей пропагандистской ролью и заведомым плохо прикрытым военно-технологическим меркантилизмом. Но подростков подобные нюансы тревожить особенно не могли, и в их массе доверие к пафосу научно-технической революции было вполне искренним. Поэтому те возможности, которые создавала физмат-школа своим ученикам, воспринимались как подлинная ценность.

Формально школа готовила специалистов нижнего звена для обслуживания Дискретных Электронно-Вычислительных Машин, ДЭВМ. В действительности же главным её стремлением было привить выпускникам более конкретное представление о ценности научного и технического знания, вложив в них при этом ещё и достаточно солидную и широкую базу таких знаний, что заметно облегчало поступление в любое из учебных заведений обеих Высших Школ.


Наибольшим в плане некоторой элитарности отличием, в дополнение к действительно доверительному отношению к ученикам, была возможность до некоторой степени самостоятельно выбирать направление своего образования.

Например, в трудовом обучении можно было специализироваться по электротехническому, электромобильному, инструментальному либо ещё нескольким классам. Можно было также предпочесть химико-технологическую, физико-техническую или математическую специализацию. Ну, был и ещё некий ряд вариантов.

Вряд ли тогда где-либо ещё в Красном Круге можно было найти что-либо подобное.

Но, конечно, не оказалось наиболее точно соответствовавшего его тяге и склонности космографического или хотя бы геологического направления. Небесные недра интересовали кого-либо не больше, чем земные, а практического смысла в них было ещё меньше, чем пропедевтического в узкоспециальной геофизике.


Собственным выбором Хэма были курсы операторов расчётно-аналитических машин, по «труду», и обслуживания психотронной техники, по военному делу.

В последнем был заключён некий риск, так как данный курс предполагал доступ если не непосредственно к военным и государственным секретам, то, как минимум, к образцам секретной техники. Но так как отец Хэма всю жизнь работал в оборонке, при оформлении допуска не возникло особых сложностей. Хэм и так уже был весь проверен, просвечен и перепроверен по всей родне до седьмого колена, ещё до своего рождения, и даже давал уже по необходимости некоторые обязательства и подписки.

В общем, кое-как, но в конце концов всё осталось позади, и карта, так сказать, легла, обеспечив кроме того ещё и потенциальную возможность впоследствии пройти полевую службу в более или менее сносных условиях, если уж не удастся этого вовсе избежать.


Впрочем, на самом деле, настоящим был только режим секретности, а обучение преимущественно проходило на макетах устройств, в которых иногда даже кнопки и циферблаты были нарисованные. Но был, однако, и небольшой теоретический курс, из-за которого Хэм в основном этот класс и выбрал, так как его-то самого больше интересовал космологический и, хотя сам он это ещё не совсем осознавал, _метафизический_ аспект психотроники.

На уроках в классе действительно рассказывали кое-что из того, что было известно о психотронном поле и о математических законах, которые его описывали. Ну, ясно, что, курс-то был, конечно, ориентирован на прикладное, даже, можно сказать, _узко прикладное_ применение, и все эти сведения давались в ограниченном объёме и несколько бессистемно. Всё же это было то, чего в принципе нельзя было найти ни в просветительских брошюрках, ни даже в учебниках для Высших Школ, в тех, которые можно было взять в школьной библиотеке или купить по дороге от школы до дома, в естественнонаучном или физико-техническом отделе книжного магазина, удачно расположившегося на переходе от железнодорожной станции к электробусному терминалу.


Несколько раз группу психотронщиков, как их теперь называли в школе, возили на специально выделенном военными небольшом, защитного цвета, автоэлектробусе, с настоящем дизельным двигателем в дополнение к обычному внутригородскому электромотору, на практические занятия, за город, на генераторную станцию.

И один раз они побывали на заводе, производившем и ремонтировавшем психотронное оборудование, в том числе для этой самой станции.

Там военнообучаемые могли увидеть реальные залы управления и выполнять некоторые несложные технологические операции, как привлечённый малоквалифицированный обслуживающий персонал. А на заводе они даже видели разобранные и вскрытые образцы, ознакомившись, таким образом, хотя бы и только визуально, с их внутренним строением. Впрочем, это уже было чистое «военное дело», и никто особо не объяснял юным психотронщикам смысла и содержания их временной работы.


Тем не менее, Хэм успел слегка перетрусить тогда, насчёт того, что их могут использовать как доноров, чтобы писать ментограммы для трансляции, как с серьёзным видом предположил по дороге на станцию кто-то из одноклассников. Скорее всего, он просто шутил, может быть на что-то даже намекая при этом, на другое. Но заставил-таки втайне похолодеть заячье Хэмово сердчишко, так как при подобном повороте событий вся его тёмная тайная скорОмная природа рисковала оказаться вывернутой перед всеми наизнанку. То есть, случилось бы то, чего он больше всего боялся и больше всего стремился избежать…

Но это конечно было маловероятно, тем более что без оформленного и предъявленного по всем правилам криминального или государственного обвинения насильно подвергать кого-либо ментоскопированию по закону вообще-то запрещалось. И им, бравым юным психотронщикам, это уже давно было продиктовано, и ими же аккуратно записано, в тетрадочки с пронумерованными страничками, из тех, что раздавались перед уроками «по войне» и забирались после, с тем, чтобы вернуть в сейф, что стоял под замком в охраняемой секретной комнате, в школьном подвале.

Всё же, как представителей ЮнгШтурма, их легко могли «просто попросить помочь с этим делом». В конце концов, в ментодоноры за небольшие деньги не брезговали брать даже бродяг с улицы, а ментограммы шли не непосредственно «в поле», а лишь в исходный материал для создания передач.


И вот тогда, очевидно, пришлось бы явно отказываться, так как что-то сохранить при этом в неприкосновенности, как полагал в то время Хэм, можно было только случайно, и риск был бы не просто велик, а скорее наоборот, шанса тогда уже не было бы практически никакого.

Но этот, юридически как бы вполне возможный отказ выглядел бы, мягко говоря, несколько необычно, если не более того, и уж во всяком случае, создал бы чётко обозначенный повод для Особого Интереса.

Так или иначе, но всё обошлось, и первый год обучения в физмат-школе в целом был успешен и насыщен многия новизной, открытиями и работой по освоению наук и тренировке обращения с различными инструментами и сложной техникой. Что и занимало теперь большую часть его времени и отнимало большую часть сил.


Домой Хэмми теперь обычно приходил поздно, почти что вместе с родителями, и наспех пообедав, как правило просто валился немного поспать, чтобы поздним вечером, перед сном, снова взяться за уроки. А иногда и вовсе задерживался подолгу, по каким-либо школьным своим делам или надобностям, возвращаясь затемно на подвывающей, гудящей и дрожащей электромотором уже полупустой электричке, лавируя на улицах со своим неизменным, не очень новым школьным портфелем в прозрачном тумане среди фонарей, падающего снега и редеющих прохожих под лёгкими, теряющимися в искусственном свете всполохами чуть потрескивающих зарниц.

По недостатку времени гулял он по-прежнему мало, в кино, в музеи или ещё куда-то почти не ходил, лишь может быть раз-другой в году, в каникулы. Выходил ещё иногда «подышать» со своим новым знакомым-одноклассником, с которым не только раньше учился в одной и той же школе, но и жил, оказывается, неподалёку.

Но даже недавнюю раннюю осень, выдавшуюся не по-обычному красивой, богатой желтыми листьями, ясным дневным светом и редкими мелкими дождями, заставляли забывать мрак и холода коротких малоснежных дней начала этой зимы, сопровождаемые надоедливо частыми гудливыми циклосферными бурями в низком, будто падающим на землю небе, отнюдь не вселявшими энтузиазма относительно каких-либо прогулок.

Зато роль телевидения в его жизни в это время заметно возросла.



 
7. КИНО И НЕМЦЫ


Во-первых, его собственное воображение находилось только ещё в процессе переключения на более сложные предметы, и притом было лишено прежних больших временных рекреаций для своей подлинной свободы, так что, как занятие, менее захватывало и занимало его, чем раньше. Во-вторых, на что-то большее сил уже просто не хватало, а «ящик» смотреть большого ума не надо, как известно. Ну и, в-третьих, с удалением от событий революции и последней войны, интерес к ним пропорционально возрастал, равно как даже у самих идеологических кругов, так и у паразитирующей на них прогрессивной интеллигенции, да и просто у народа, который эти события пережил и вынес на своих плечах. Факты, события и вообще вся история постепенно забывались, и распространенным стало простое желание вспомнить и сохранить эти воспоминания книгами, мемуарами, фильмами и театральными постановками. Причём, так как интерес этот был в основе своей подлинный, то среди массы дешёвых поделок появлялись и по-настоящему сильные художественные произведения, которые и составили в тот период ведущую тему в содержании телетрансляций и репертуаре кинотеатров.


Новые фильмы «про войну» отличались и действием, и художественностью и, зачастую, искренностью интонаций, прорывавшихся сквозь официозные трактовки. С ними можно было, отдыхая, в какой-то степени учиться истории и, что особенно важно, просто жизни, восполняя хоть чем-то грубые, инвалидизирующие пробелы в своей естественной культуре.

Эти пробелы были общими для обширных групп населения нового, послереволюционного и послевоенного общества, в котором мощная социальная турбулентность отпечатала глубокий след в виде многочисленных имярек, когда-то оперативно мобилизованных для решения жизненно важных задач общества и государства, и оставшихся в результате как без связей со своей традиционной культурой, так и без акцептации в ту новую для них среду, куда они были перенесены. Таковыми были и родители самого Хэма, крестьянские дети, в 12 – в 18 лет попавшие на трудовой фронт и в действующую армию, распределенные потом, после войны, по оборонным и иным жизненно важным «стратегическим» предприятиям, не успевшие толком впитать в себя навыки деревенской культуры, не очень-то подходящей для жизни в городе, но хотя бы полноценной и самодостаточной, и не получившие даже минимального кондиционирования к культуре городской.


Заново проходя событиями в кинофильмах собственную недавнюю историю и сопоставляя её с опытом своей дальнейшей жизни, эти жертвы недавних социальных катаклизмов получали хотя бы некоторую основу для рефлексии своего жизненного опыта и для попыток хоть как-то представить себе ту общественно значимую интенцию, которая волей – неволей стала смыслом их жизни. Вырабатываемое таким образом понимание не могло, конечно, заменить лакуны в их культуре, но отчасти было честной попыткой компенсировать отсутствие у них действенных жизненных ориентиров манифестацией ценности их вклада в дело победы и развития страны.

Ну и наконец, живя экранными образами, можно было хоть ненадолго ослабить давление эмоциональной невзрачности своей жизни, сопереживая их славным героям и пафосным событиям, к которым многие, очень многие в старшем поколении имели самое прямое отношение. При всей временности и фиктивности этого восполнения, оно составило целую эпоху в персональной истории Хэма, как и в жизни всей страны, особенно, когда интонации новых военно-исторических романов и фильмов перекочевали в современное бытописание.


Итак, между школой, уроками, домашними делами и сном он вместе с героями фильмов переживал все перипетии прошедшей войны в официозно оранжированной подаче её как Большой Стратегической Игры, охватившей большую часть населённой Поверхности и соединившей все события в единую общемировую драму со сквозным и целостным сверхсюжетом. Драму, главными героями которой выступали воюющие страны и их Лидеры, решающие мировые проблемы, бросая с экрана в лицо зрителей эффектные исторические фразы.

И снова, уже на экране, гвардейские бронеходы рвались к Внутренней Столице, оставляя за собой на пути выжженную чёрную землю, медленно покрывавшуюся белым саваном не обильного снега этой поздней промозглой зимы. И снова Главный Физик, так до сих пор и не названный по имени, завершал разработкой в своих лабораториях на секретном заводе мощный электрический аккумулятор принципиально нового типа, на сложных высокомолекулярных биоорганических полимерах, аккумулятор, который стал ключевой технологией, реально повернувшей ход войны.


Отметим отдельно в связи с этим, что подобного масштаба и значения секретные изобретения встречаются в реальной действительности совсем не так часто, как в дешёвой, старого образца, пропагандистской, либо приключенческой детской или юношеской военно-патриотической литературе.

Но в данном случае это был настоящий исторический пример и эпизод второй Атомной Мировой войны.

Аккумулятор оказался очень удачной технической новацией, он сразу, уже в первых образцах, без длительных отладок, доводок и совершенствования, показал невиданные значения по параметрам коэффициента полезного действия при зарядке-разрядке и по выдаваемой выходной мощности. Это позволило быстро установить его на лёгкие танки с новым электромотором, вместо ставших бесполезным хламом двигателей на углеводородном топливе.


И вот уже идут стальным потоком, ломая гусеницами стылую землю быстрые танкетки, направляясь из цехов столичных заводов после спешного переоборудования прямо в бой, развернувшийся на самых окраинах Столицы. Идут, чтобы атаковать каждый прорвавшийся фатерландский бронеход, бросаясь на него стаями со всех сторон как собаки на тигра. Самоубийственно отчаянным танцем стальных пэтов* перед его главным калибром они выводят из равновесия его автоматическую систему управления, чей тупой стеклянный ум не в состоянии охватить множество хитро и системно взаимодействующих целей. Впавший от неожиданности в ступор вместе с потрясённым экипажем он не успевает ничего противопоставить этим шустрым злым шавкам, которые частым огнём мелкого своего калибра ранят его в механические ноги и выбивают ему клыки, разбивая гусеничные траки и устройства наведения и прицеливания.
---------
* - Гимнопедии.


Велики и невосполнимы были жертвы, понесённые в этой битве Красной Армией на алтарь Победы, но до сих пор кажется настоящим чудом, что этим поединком электрических нервов, брони и моторов удалось дезорганизовать и подавить Последний Прорыв Фатерланда.

И вот уже бессильно остановился парализованный стальной кулак, и вот уже спешно подтянутая с других фронтов тяжёлая артиллерия добивает замерших стальных гигантов, раскалывая их бронированные корпуса как скорлупки.

И пафосно смотрит на панораму поля битвы, усеянного дымящимися чудовищами и ставшего могилой для гвардии Фатерланда Главный Физик, что-то говоря о мудрости Проводников*, героизме воинов и таланте народа.
---------
* - В данном случае, очевидно, речь идёт об авторитете социальных менторов разного уровня.


После страшного поражения, десант втянул свои раскинувшиеся по Субконтиненту* смертоносные щупальца обратно к побережью, где собирался окопаться надолго, начав даже устанавливать в оккупированных провинциях более или менее приемлемый для местного населения режим.

Отсутствие достаточного количества передвижных атомных зарядных станций и невозможность оперативно перебрасывать электрокабели большой мощности на необходимые расстояния не позволили в полной мере использовать возникшее преимущество, и победа оказалась неполной. Но режим Фатерланда уже шатался, подтачиваемый внутренними беспорядками и новым Хонтийским вторжением. Поэтому, когда подготовка освободительного удара по побережью близилась к завершению, Фатерланд, опережая события, сам предложил Островам не только мир, но и союз в качестве компенсации за признание основных тезисов Континентальной Унии.

Понимая, что, как сказано в древней Великой Книге Зохар, «самый беспощадный враг твой кроется внутри царства твоего» предложение было принято, и с почти прежней ненавистью смотрящие друг на друга новые союзники стали, скрипя зубами, сотрудничать в восстановлении мирового порядка.
---------
* - О.Цаззалха.


И вот уже Белые Субмарины, сопровождаемые подводными плавучими базами и десантоносцами, воспользовавшись необычно тёплым летом, всплыли сотнями нежданно-негаданно в полярных Хонтийских водах, и тысячами ракетных снарядов смели разведанные островной агентурой ядерные базы, смешав их с прахом и пылью. И вот уже кое-как собранный из последних остатков и резервов союзный десант ползёт под огнём по залитой кровью хонтийской земле навстречу новому фатерландскому вторжению, медленно, но верно поражая один за одним нервные узлы и стратегические центры страны. И только что с трудом едва удерживающаяся от соблазна поживиться палёным, вся ощетиненная крупным калибром Пандея уже официально заявляет нейтралитет и отводит танковые корпуса от своих границ.
Не дожидаясь худшего, политически разваливающаяся и занимающаяся огнём новой гражданской войны Хонти запросила мира, после чего из Большой Войны стали один за другим выходить и остальные игроки.


…и после очередной насыщенной образами народной трагедии и полководческого пафоса серии величественной экранной эпопеи, отправлялся спать, чтобы назавтра продолжить нанизывать на медленно раскручивающуюся спираль своей судьбы новые события и действия…


8. ШКОЛА. ИДЕОЛОГИЯ, ДИСКРЕТИКА И КОНФОРМАТИКА


… и новые интересы. Хэм всё более увлекался теперь вопросами мировоззренческого характера, что выразилось в создании первых условно самостоятельных текстов с псевдофилософской тематикой. Это были плохо, по-правде говоря, даже никак не организованные тонкие школьные блокноты «в клеточку», в которых Хэм пытался связно изложить роящиеся в голове путаные мысли, постоянно продуцируя некое «начало» или «введение» в проектируемый гипотетический обширный текст, но так никогда и не переходя к изложению собственно его содержания.

В общем, это был некий тупик, на который наткнулось его развивающееся сознание.

Принципиально, в сложившихся условиях, становление личности должно было бы проходить под эгидой идеологии, коль скоро по факту она заменила собой и традицию, и религию, и философию, но заботы подобного уровня и направления были довольно далеки от практических нужд победивших политических корпораций, так что хотя как бы и существовали «правильные» образцы поведения, они были почти столь же очевидно-безнадёжны, как и экранные образы героики прошедшей войны.


Тем не менее, прототипы военного героизма в действительности имели место, так же как соответствует истине и то, что Передовая Идеология реально основывалась на неких, в том числе и весьма существенных результатах в науке, метафизике и эпистемологии. Но не антропологии, увы, хотя на словах последняя и провозглашалась неоднократно одним из основных направлений общественного развития, и это притом, что саракшская цивилизация в целом и островитяне в особенности давно и намного превосходили в этом отношении терран. Всё же, в суете сиюминутных забот, Передовая Идеология слишком отдалилась от своих истоков, позабыв всякое родство.

Хотя далеко ещё не факт, что противное положение вещей было бы более полезно для местного человечества.

Так или иначе, но во второй год обучения в физматшколе, Хэм с большим вниманием и чуть не с замиранием сердца в ожидании новых открытий слушал теоретические главы Идеологии, которые им как «почти элите» читались в большем объёме и значительно откровеннее, чем даже во многих высших учебных заведениях.


И вот, как бы обрывками из какого-то иного мира доносится то, что никогда не услышишь ни по радио- ни по телевизионной трансляции и не прочтёшь ни в какой из широко доступных пропагандистских брошюрок:

…

– …на рубеже Нового Времени возникает учение о Трансцедентальном Субъекте, знаменующее рождение той действительной современной философии, которая стала провозвестницей и прямой прародительницей нашей современной Передовой Идеологии…

– …Трансцедентальный Субъект по сути являет собой то самое Мировое Я, которое архаичные традиции представляли суеверным образом надмирового Бога, вымышленного высшего существа, осуществляющего непрерывную рекреацию и руководство миром и людьми, населяющими его…

– …Трансцедентальный Субъект представляет собой особый онтологический статус как диалектическое отрицание материального мира и его антитеза. И так же, как этот материальный мир, он сам расщепляется на два равновеликих и равнозначимых полюса Добра и Зла, подобно взаимно дополняющим и противоположным друг другу мировым Сферам Материальности и Пустоты, которые сами по себе и отдельно друг от друга не имеют никакого смысла и существования…

– …именно в Неизвестных Отцах реализуется этот высший процесс окончательного общемирового глобального синтеза, позволяющий им не только Предвидеть, но и непосредственно Управлять мировыми материальными процессами…

–…но пока Мир политически раздроблен и имеются противостоящие Неизвестным Отцам центры уродливой власти, сопротивляющиеся мировому объединению и установлению царства гармонии Справедливости и Разума, он далёк от того совершенства, которое Дух (так можно архаически возвышенно именовать пространственно- и времяинвариантный аспект тотального Трансцедентального Субъекта, его общемировую ипостась) заложил в него изначально…

–…лишь включившись в Великую Цепь можно заслуженно получить как Дар Отцов способность Предвидеть и Управлять, которая в наиболее простой и доступной форме реализуется в отношении других членов общества, социализованных в низших позициях Цепей Преданности…

…


И вот, на пути из школы домой, когда Хэм развлекается рассматриванием уличных огней и туманных кругов вокруг фонарей, просвечивающих сквозь запотевшее окно электробуса, рисуя пальцем на нём разнообразные геометрические фигуры, его внимание, всё ещё загипнотизированное метафизикой, вдруг переключается, наконец, на что-то другое, и воображение уже уносит его в новые страны – О, если бы я мог _так_ Предвидеть и Управлять, как Неизвестные Отцы, я наверное, смог бы реализовать любую свою фантазию… даже… даже _те_ из них…, которые…, - мечтал он, рдея слегка от бесстыдных образов, всплывающих вдруг в его голове…

…


Так или иначе, но в книжках по Идеологии, не в массовых брошюрках, а в настоящих толстых талмудах, выдаваемых им в школьной библиотеке на строго ограниченный срок и только под расписку, помимо давно, поколениями студентов и школяров отчеркнутых немногочисленных и недлинных цитат, которые надо было лишь добросовестно переписать в свои тетрадки, можно было найти также следы неких иных концепций и учений, поражавших иногда воображение не только своим дремучим архаизмом, но и какой-то предельной раскованностью мысли.

Со временем и его собственные размышления в какой-то степени обрели в них некую опору, когда стали заимствовать готовыми традиционные, если уж и не понятия целиком, то хотя бы некоторые термины и отдельные представления из этого ряда.

Всё равно это был тупик, но заколдованная вечно ходить здесь по кругу мысль всё же набрела, спотыкаясь, на какие-то проторенные тропинки, хотя бы и не ведущие никуда, но, по крайней мере, с этим она перестала множить умственные уродства, распадаясь временами на куски в безнадёжных блужданиях в тёмном лесу метафизических неопределённостей.

В результате, предпаталогическое содержание его перевозбужденного философией сознания довольно быстро закапсулировалось, далеко не достигнув своих критических фаз и не нанеся сколь-либо значительных травм. Тетрадки же остались тетрадками, так и не превратившись в содержащие Высшие Откровения – либо одни их иллюзии, - философские манускрипты, став, как и его привычка к регулярной мастурбации, всего лишь ещё одним несуразным нонсенсом угловатого подростка, не спешащего взрослеть.

И то и другое, в конце концов, можно было просто спрятать, как от других, так даже и от самого себя.


Учёба, между тем, продолжалась, и это, несмотря на некоторые неприятные аспекты, было достаточно интересно.

На второй год обучения в физмат-школе особенно интенсивными были занятия по базовой специальности, то есть, по теории и практике искусственного интеллекта, что в действительности в основном сводилось к изучению так называемого, нового тогда ещё, дискретного программирования.

Наиболее распространённые на Саракше автоматы в основе представляют собой электромеханические устройства. Однако задолго ещё до первой Атомной для них были разработаны управляющие контуры, реализующие то, что много позднее, уже после второй Мировой, в сопоставлении именно с дискретным подходом, было охарактеризовано как аналоговое или конформационное программирование.


Основная задача аналогового программирования в представлении саракшской математики раскладывается на две. Во-первых, это создание вычислительной среды на основе некоего физического процесса с динамическим законом развития соответствующим (конформным) решаемой математической задаче, и, во-вторых, это способ и методы задания начальных условий в этой среде, чтобы получать на выходе нужные параметры физической модели.

Аналоговое программирование изначально было крайне иррегулярной деятельностью. Первые расчётные машины были абсолютно уникальными, под единственную задачу предназначенными индивидуальными устройствами, основанными на подчас несопоставимых физических принципах. Радикальным прорывом в этой сфере стало лишь создание ТСВ, торсионно-спиновых вычислителей, использующих спиновые среды («стёкла») как универсальную материальную основу для организации в ней моделирующего процесса. В этих средах, манипулируя параметрами когерентных связей их элементарных атомно-молекулярных субъединиц, можно сформировать практически любой динамический закон. С другой стороны, используя торсионную индукцию как основной способ модулирования входного сигнала, «в стёклах ТСВ», как говорили профессионалы, можно было также задавать и любое начальное распределение спиновых ориентаций.


Торсионный контур используется при этом только потому, что лишь данный квантовый диапазон оказался пригодным для создания, путём подбора соответствующих фильтров, абсолютно произвольных, тонко, до субатомных масштабов, конфигурированных полей потенциалов действия. С их помощью, буквально «свободно рисуя в воздухе» невидимые трёхмерные картины, к тому же также произвольно изменяющиеся во времени, оказалось возможным индуцировать какое угодно требуемое начальное распределение спинов в ТСВ. Это выгодно отличает торсионный программатор, например, от электромагнитных устройств, которые управлять конфигурацией поля на требуемом уровне, конечно же, не могут. Единственным недостатком торсионной техники в этом плане является крайне малая величина силового взаимодействия этого поля, что преодолевается, с одной стороны, повышением чувствительности стёкол через предельное уплощение энергетического потенциала положений равновесия спинов, с другой, и главным образом, повышением мощности импульса действия за счет сокращения его длительности.


В чудовищном по ёмкости конденсаторном блоке программатора некоторое время накапливался значительный энергетический заряд, который с характерным таким низким звуком «умпф!» в течение малых долей секунды выдаёт мощность на торсионный генератор.

Сам же вычислительный процесс в торсионном вычислителе представляется динамическим развитием начально-заданного распределения спинов в соответствии с также заранее прописанным в «стекле» законом связей составляющих его элементарных атомно-молекулярных субъединиц.

Этот закон динамических связей с удовлетворительной точностью наводится соответствующим предварительным действием, которое называется предпрограммированием, и которое состоит в тонко организованном физико-химическом воздействии на среду, «травлении стекла» на соответствующем жаргоне. Травление происходит в заводских условиях и требует сложного, громоздкого и очень точного оборудования.


Само же программирование состоит в подборе параметров фильтров, конфигурирующих входной торсионный импульс или некую череду этих импульсов, создающую в стекле начальное распределение спинов. Этот процесс называют обычно заполнением или, сленг, «записью стекла». После чего, остаётся только дождаться результата, который будет закодирован в конечном распределении, определяемом критическим набором значений неких параметров слежения. Оно может считываться («сниматься») со стекла его полноценной трёхмерной картой либо же характеризоваться только рядом своих параметров, достаточных для решения исходной задачи. Соответственно, считывание производят оптоэлектронные, парамагнитные или иные устройства, уровень сложности которых может быть самым различным.


Устройства, способные работать с точными картами распределений являются принадлежностью только полноценной вычислительной установки, они достаточно сложны и высокотехнологичны, а соответствующий торсионный программатор ещё и особенно энергоёмок.

Стёкла автономных автоматических устройств программируются лишь единственный раз, ещё при их изготовлении и травлении, переменные же входные и выходные параметры отображаются в них более простыми способами, например через физические границы стекла. Так что, скажем, устройство управления автоматической танкетки достаточно миниатюрно при весьма высоком уровне интеллектуальности. Зато предпрограммирование её стёкол существенно сложнее, чем для чисто вычислительных устройств.


Появление спиновых стёкол значительно универсализировало системы управляющих механизмов, в результате чего резко интенсифицировался процесс распространения автоматов в производстве и военном деле, и они стали проникать даже в повседневный быт.

Если раньше надо было кропотливо и, как правило, довольно долго подбирать подходящий физико-химический процесс либо выстраивать сложную электрическую или электромеханическую схему, конформные системе управления, которую требовалось синтезировать, то теперь, как правило, подходящее «стекло» довольно быстро находилось в номенклатуре уже имеющихся, описанных в толстых справочниках. И если даже такового и не обнаруживалось, то и в этом случае, чтобы заново «сварить» его не возникало необходимости изобретать велосипед, а можно было воспользоваться многочисленными образцами рецептов и приёмами, отработанными за десятки лет кропотливых и интенсивных поисков.


Но всё же, в любом случае, конформационные автоматы, даже на базе торсионно-спиновых систем, должны заново разрабатываться для каждого нового класса задач, оказываясь при этом более или менее хорошо приспособленными только к нему. То есть они не обладают той высокой универсальностью, которая стала непобиваемым козырем дискретной вычислительной техники, несмотря на то, что при этом она далеко уступает современным спиновым вычислителям по массогабаритным параметрам, показателям быстродействия, энергопотребления, отказоустойчивости, стойкости к действию неблагоприятных факторов среды и некоторым другим.

Тем не менее, микроламповый «процессор» ДЭВМ уже стал настоящим «китом» из тех, на которых держится вся автоматика на Саракше, почти таким же, как и ТСВ. В отличие от опытного и могучего, но несколько заскорузлого «стекла», он ещё юн и неумел, зато гибок, шустр и «подаёт надежды». Кроме того, как отметил когда-то один из отцов дискретики, программирование для него в принципе доступно даже школьнику.


Вот тогда-то Отцы и поручили ему создать сеть школ, чтобы массово подготовить достаточное количество программистов для дискретной техники, которая уже поступала в промышленность и в войска и испытывала дефицит в обслуживающем персонале. Впрочем, эта история, как и многие подобные ей, особо не афишировалась, и только школьники, принадлежащие к настоящей элите, могли быстро опознать своих по реакции на какое-нибудь замечание, предполагающее знание подобных подробностей.

В школе, однако, изучались и наиболее распространённые типы спиновых автоматов, но, естественно, более или менее обобщённо, на уровне образцов и некоторых навыков операторской работы. Это был некий стандартный профессиональный курс операторов ТСВ, который занимал примерно половину учебного времени из отведенного на изучение программирования, у тех, кто выбрал соответствующую специализацию.


Прогресс прогрессом, а в жизни может пригодиться, как говаривал их военрук, не злой такой, но несколько суровый с виду ветеран, отставной майор-красноармеец*, с лоснящимся зажившим ожогом на половину лица. Он весьма умеренно гонял их на строевой, но зато, стремясь сделать свой предмет более привлекательным и несколько жалея головастых, но частенько ещё неуклюжих пацанов, намного чаще, чем полагалось по программе водил их в тир в подвале школы. И хотя «элитарно-интеллектуальные» школяры и подхихикивали иногда втихомолку над солдафоном, но отвлекаясь на время от высоких и сложных материй специальных предметов, они расстреливали там мишени из «воздушек» и «мелкашек» с плохо скрываемым упоением самых обычных подростков.
---------
* - Красная армия в Красном поясе – аналог территориальной Национальной гвардии, сыграла определяющую роль в отражении Вторжения во второй Мировой войне.


Впрочем, такого уж однозначного превосходства дискретной техники над аналоговой так и не выявилось, в жизни, как всегда, всё оказалось сложнее.

Дискретная вычислительная техника Хэму была намного интереснее, так как в ней весь процесс можно было, теоретически, конечно, проследить до самых элементарных его составляющих.

«Игра в бисер» здесь состояла в иерархическом конструировании сколь угодно сложных систем произвольно обусловленных действий соединением лишь нескольких видов простейших операций над двузначными переменными, принимающими лишь одно из двух значений, «подтверждение» либо «отрицание». Для того же, чтобы заставить дискретную машину (ДЭВМ или «процессор», как стали говорить тогда, это было чуть ли не самым модным словом из «научно-популярных») работать, надо было «загрузить в её память программу», то есть установить в ней некими идентичными «переключателями», коих число несчитанный легион, соответствующее начальное состояние.

В сопоставлении с ТСВ, это был некий аналог конфигурирования входного действия, только здесь оно осуществлялось не суперпозицией волновых пакетов, а поэлементным конструированием дискретного поля состояний двухпозиционных переключателей.


Преимущество, таким образом, одной системы над другой во многом определялось лишь удобством способа их программирования, тем более что «загрузка памяти» ДЭВМ на практике оказалось ненамного менее сложным процессом, чем «запись стекла» для ТСВ.

В общем, в программировании ТСВ шли от «глобального» конца, а в ДЭВМ – от локально-атомарного. Кому как нравится, в конце концов, но для дискретной техники выявился притом ряд задач, которые решались ей намного проще и эффективнее, чем аналоговой.

Более того, приход ДЭВМ обогатил технологии Саракша информационной парадигмой, и когда Хэм учился в физмат-школе, в Стране Островов уже существовали, например, первые «пользовательские» компьютерные сети, объединённые в так называемую «Паутину».

Тем не менее, в тех областях, где потребность в вычислениях была действительно настоятельной и массивной, ТСВ-техника как правило сильно опережала дискретику. Тем самым, у каждого направления остались собственные ареалы доминирования, и ни одно из них не добилось однозначной победы в конкурентной борьбе.

А ТСВ-машины привлекали Хэма также потому, что только в них, помимо гипногенераторов, применялись достаточно сложные торсионные устройства. Ещё одно направление, торсионная связь, как известно, обходится куда как более примитивными системами. К тому же она имеет очень незначительное распространение, так как во многих отношениях сильно уступает связи на электромагнитных полях. ТСВ при этом были не столь закрытой темой, как психогенераторы, так что, разбираясь в их устройстве можно было лучше подготовить себя и к работе в области психотроники.



 
9. ПСИХОТРОНИКА


Вообще-то, пси-поле не тождественно торсионному полю, как поначалу думали те, кто впервые обнаружил эффекты его действия на человеческое сознание.

На самом деле, подлинная природа этого поля не известна до сих пор, всё здесь темнО, если не вообще чудовищно. Беспрецедентно то, например, что хотя гипно- или, по-современному, психогенераторы ощутимо потребляют энергию, получается так, что её расход на потери в различных преобразовательных циклах, таких, как рассеиваемое тепло, спутные электрические и магнитные поля и механические вибрации в сумме оказывается точно равным приходу, то есть, подаваемой на генератор мощности. При этом электромагнитное, скажем, поле той же, очень своеобразной структуры, которое всегда мощно излучает психогенератор (с головой, кстати, моментально выдавая себя вражеским агентам) может быть воспроизведено другими способами, но тогда оно ни на кого никакого действия не оказывает (опыты ставились).

Отсутствие связи пси-поля с торсионным также было подтверждено экспериментально, для чего специально был разработан и построен генератор, функционирующий вообще без торсионного преобразовательного цикла.

Он был крайне сложен и совершенно непрактичен из-за способности излучать лишь единственную немодулируемую тоновую конфигурацию поля, на которую проектировался, и перспектив какого-либо применения не имел заведомо. Но он чётко показал, что торсионное поле не является переносчиком действия психогенераторов.

Тем не менее, интенсивность действия самого пси-поля вполне здравым и обычным образом связана линейно именно с _мощностью_ психогенератора и «обратноквадратично» – с его удалённостью от объекта.

Ну и что тут скажешь, как отчитаешься перед начальством за этакое безобразие в физических основах?


Вся теория пси-поля в то время, когда Хэм приступил к её освоению, существовала исключительно на феноменологической основе. Особым свойством поля является то, что действует оно только на живые объекты, причём весьма избирательно.

Во-первых, все, ну почти все, за известным исключением, люди подвержены его действию, хотя реакция их может проявляться в разных вариантах. Далее, среди животных с развитой нервной системой также есть немало видов, дающих ту или иную, в разной степени индивидуальную, реакцию, причём число этих видов закономерно падает со снижением уровня организации высшей нервной деятельности.

Тем не менее, и среди самых примитивных, включая даже некоторые растения, встречаются виды и организмы, откликающиеся на присутствие поля. И самым экстремальным случаем здесь выступает несколько видов микроорганизмов, реагирующих на поле биохимически или, если только так можно говорить в отношении бактерий, поведенчески.

Поскольку ни на что неживое пси-поле не производит никакого измеримого эффекта, единственный тип общеизвестного «объективного» детектора этого излучения основывается на использовании одного из таких видов бактерий. Именно, некий, так называемый психобАктер, листерия гипногогиус, мгновенно реагирует изменением поляризующих свойств некоторых жидких сред на малейшие флуктуации поля.

Другая бактерия может весьма эффектно менять расцветку жидкокристаллического экрана. Но её реакция менее точна и быстра, чем у гипногогиуса, а поддерживать живую компоненту в подобном устройстве намного сложнее, чем регулярно менять питательный раствор в детекторе-поляриметре.


Торсионный модуль в психогенераторе функционально подобен торсионным программаторам ТСВ, да и исторически происходит из этой сферы, так как его назначением является лишь создание очень сложной и специфичной конфигурации траекторий движения эффекторов в излучающем устройстве.

При этом энергетический передаточный цикл в генераторе электромагнитный, а сам излучатель пси-поля, что удивительно, чисто механический.

В качестве основного факта в теории пси-поля выступает то обстоятельство, что некое энергичное взаимодвижение набора механических элементов (эффекторов), обусловленное крайне сложной функциональной связью, вызывает обратно пропорциональный квадрату расстояния до объекта ничем не экранируемый эффект мощного психофизического воздействия на самочувствие, психику, сознание и поведение людей.

Вещественно-материальные токи тесно следующих друг за другом тяжёлых металлических, чаще всего шарообразных эффекторов образуют некое как бы «кружевное кружение» по сложно-петлистым угловатым причудливо переплетающимся геометрически замысловатым траекториям. Причём именно в геометрии этих траекторий и кроется основная загадка пси-полевого излучения. Но этот факт пока остаётся никем, ничем и никак не объяснимым, как, впрочем, и притяжение друг к другу больших масс вещества, и электромагнитное взаимодействие зарядов, и отклонения спинов и осей вращения в торсионном поле.


Траектории движения эффекторов весьма напоминают сложные орнаменты или фигуры, выписанные тонкими разноцветными линиями, так называемые _мандалы_, которые издревле создают горские монахи-мудрецы в своих монастырях. Поэтому, в частности, сам этот термин был позаимствован психотронщиками для обозначения используемых ими схем.

Интенсивность действия пси-поля, определяется в основном механической энергией, вкачиваемой в эффекторы, но в некоторых случаях обнаруживается её зависимость и от субстанций, из которых они сделаны. Для определённых типов «мандал» можно получить до 20% роста интенсивности одним только подбором материала. Чаще всего, однако, эти возможности игнорируются и применяются стандартизированные, достаточно оптимальные серебряные эффекторы со стальным сердечником.

Некоторыми же модификациями траекторий можно также построить анизотропную, хотя и не совсем уж лучевую, но всё же обладающую явно выраженным преимущественным направлением конфигурацию поля.


Кроме того, и это, пожалуй, самое важное, поверх основной конфигурации траекторий, задающих как бы «опорную частоту» генератора, если пользоваться аналогией с электромагнитными излучателями, можно произвольно накладывать некие модуляции. Они «насаживаются» на эту, как говорят, _тоновую мандалу_ небольшими ритмическими уклонениями эффекторов от основной траектории движения. Эти уклонения организуются в волновые пакеты с заранее заданными наборами частот. Наличие таких модуляций, если они определенным образом структурированы, провоцирует в психике облучаемого индивида управляемый поток эмоционально-когнитивных образов. При малой интенсивности излучения эти образы не ощущаются подопытным субъектом, однако их неосознаваемое присутствие отчётливо выявляется соответствующими психологическими тестами. Простой же подачей дополнительной мощности на излучающий контур они могут быть усилены до уровня навязчивых ярких галлюцинаций, заслоняющих собой окружающую реальность. Причём, что особенно важно, содержание этих образов полностью определяется применяемыми модуляциями и практически идентично для всех индивидов.


Действие пси-поля как носителя и передатчика информации, это вообще отдельная история. Первоначально использовались так называемые «чёрно-белые», чисто психоэнергетические типы излучения, которые никакую информацию сами не переносят, но лишь усиливают позитивную или негативную восприимчивость к информации, поступающей в мозг параллельно действию поля по обычным сенсорным каналам. Так, если смотреть какой-нибудь художественный фильм на фоне мощного поля «типа А с позитивной поляризацией», его герои обретут в восприятии необыкновенную жизненность и силу, станут как бы выпуклыми, а всё, что они говорят и к чему призывают, будет восприниматься как истина в последней инстанции и божье откровение. При «негативной» же модуляции, напротив, те же самые герои фильма приобретают характер антигероев, недочеловеков и злодеев и всегда вызывают отвращение, ужас и ненависть, чтобы они фактически ни делали.

Такая однозначность массовой реакции на поляризацию, и особенно на модуляции поля была встречена учеными как признак того, что пси-поле станет настоящим ключом для познания сферы психического, причём познания не только в естественнонаучном, но даже и в метафизическом плане, так как в нём была обнаружена основа для соизмеримости, деуникализации, пространственно-временной локализации и прямой материально-энергетической идентификации психологических феноменов.

Отчасти эти ожидания уже оправдались. Особенный прогресс в этом направлении связан с разработкой ментоскопических технологий и сложного комплексного оборудования для прямого снятия информации с коры головного мозга в расшифровываемых как непосредственно воспринимаемые образы формах.


Основу ментоскопа составляют устройства парамагнитного резонанса и сверхчувствительные детекторы электромагнитных излучений, улавливающие самые ничтожные материально-энергетические проявления согласованной работы нейросетевых ансамблей головного мозга.

И до открытия пси-поля ученые пытались расшифровывать регистрируемые таким образом тонкие колебательные паттерны мозговой активности и даже отчасти преуспели в этом. При этом определяющую роль во вскрытии смысла и содержания мозговых процессов сыграл торсионно-спиновой вычислитель, позволивший выявить некие, образующие их материальную основу базовые, общие для всех людей и животных с развитым мозгом самосогласованные устойчивые волновые конфигурации, поддерживаемые в мозгу высокоорганизованной деятельностью нейронных комплексов.


Но подлинную революцию создал, конечно, только психогенератор, когда выявилось, что у подвергаемого действию пси-поля оператора при модуляции тоновых мандал типа «В» специфически отфильтрованными через ТСВ мозговыми паттернами испытуемого порождается идентичный с ним поток мыслеобразов.

Построенная на этом факте методика исследования процессов человеческого мышления раскрыла многие тайны в их механике и позволила в дальнейшем разработать и особые математические конформационные структуры для травления (предпрограммирования) стёкол специальных ТСВ.

Эти узкоспециализированные вычислители способны уже без всякого участия психогенератора и подвергаемого его пиковому воздействию и связанным рискам оператора расшифровывать мозговые паттерны автоматически преобразуя их в поток псевдосенсорных символических мыслеобразов, особым кодом сохраняемый в запоминающем устройстве ментоскопического комплекса.

После сеанса записи, либо параллельно с ним этот поток может в редуцированной аудиовизуальной форме просматриваться с различных терминальных устройств, например на обычном экране монитора. В этом случае он отображается как некое подобие своеобразного, отчасти условного «фильма», сопровождаемого множеством синхронных условных дешифрующих меток. Но наиболее полноценно ментограмма воспринимается лишь при непосредственном проецировании в мозг принимающего оператора, например, обычным, относительно безопасным и давно отработанным электромагнитным волновым наведением.


В Стране Островов изначально с большой осторожностью отнеслись к психотехнологиям и не допускали сколь-либо широкого их практического применения и распространения. Подобная ситуация была до первой Атомной и в Фатерлянде, и в Штатах Юго-запада Континента. Другим странам эта сложная техника так и осталась недоступной. Но после первой мировой катастрофы нестабильные и почти не имеющие влияния на ход событий правительства были поставлены в форс-мажорные обстоятельства и вцепились в психотронику как утопающий в соломинку, видя в ней свой последний шанс.

Всё же Острова удержались от массового применения А-излучения большой мощности, с некоторой сдержанностью, постепенно, насколько это было возможно в тех условиях, но настойчиво развивая и совершенствуя сеть В-трансляторов, используя их для формирования мягких суггестивных семиотических полей, униформизирующих массовое сознание, и параллельно, в практическом опыте управления поведением больших народных масс, набирая многие бесценные сведения о характере, строении, законах, свойствах и устремлениях этнического Трансцедентального Субъекта, локализующего Мировой Дух в различных сферах общественного сознания и коллективного бессознательного.


После Революции и второй войны, в более спокойное время суггестивная В-трансляция велась в рамках общей задачи создания фоновой предрасположенности населения к поведению позитивной направленности и склонению его статистического большинства к определённо ориентированному («правильному») способу разрешения конфликтных и иных сложных ситуаций. Базовые паттерны всех передач выстраивались так, чтобы провоцировать в головах возникновение моделей наиболее приемлемого образа действия в тех или иных ситуациях и их безусловное принятие как соответствующего образца. То есть, тем самым, суггестивный блок трансляции стал преимущественно средством широкого воспитания масс, наподобие того, как телевидение (образный аудиовизуальный блок) и радиовещание (рационально-логический блок) уже давно были средством их просвещения.

Впрочем, психоидеология и особенно _психофилософия_ применения поля, определяющие содержание суггестивных трансляций, это был вопрос ещё не только не устоявшийся, но и весьма острый во многих отношениях. В том числе и актуально-политическом. Особая песня, особая, так сказать, в квадрате, если не в кубе. Юным психотронщикам эти теории не читали, ни в каком объёме, старались даже не упоминать. Но кое-что они, конечно, слышали, от своих более просвещённых товарищей. Например, про доноров-психоделиков и кое-что ещё, во что не все верили.


Другими сведениями из распространяемых преимущественно неофициально были байки об особенностях той каталепсии, которая наступает у любого человека от одного лишь вида работающего психотронного излучателя. От самого по себе мельтешения быстро и эдак замысловато движущихся его эффекторов, создающих причудливо переплетающиеся прямо в воздухе странно мерцающие материальные токи.

Это тоже был очень своеобразный эффект. О нём конечно упоминали на лекциях, например в плане техники безопасности и в истории самого открытия пси-поля. Ведь первоначально был открыт именно он, и лишь при дальнейшей разработке ученые столкнулись с иными, более сложными психическими и психологическими деформациями, связанными с ним. С дальнодействием пси-поля, с его неэкранируемостью – и так далее, и тому подобное.


Но несмотря на весь прогресс, до сих пор загадкой оставался и сам эффект, и природа пси-поля, да и их связь, если таковая была. Во всяком случае, каталепсия вызывалась именно _видом_ движущихся эффекторов, вроде того, как можно спровоцировать у больного эпилепсией припадок простым мельканием света.

Так что если попасть в такую ситуацию, например при ремонте соответствующего оборудования или в иных подобных случаях, то необходимо всего-навсего закрыть глаза или хотя бы отвести взгляд. Этого достаточно чтобы предотвратить развитие ступора. Но надо успеть среагировать очень быстро, так как через промежуток времени всего лишь от половины до полутора секунд, в зависимости от индивидуальных особенностей, будет уже поздно.

Причём у психотронной каталепсии, по слухам, тоже были несколько, скажем, своеобразные аспекты, сведения о которых распространялись исключительно неофициально и тоже не все верили.

И наконец, также неофициально, Хэм уже в школе впервые услышал, и это были действительно всё ещё секретные тогда сведения, о «людях ниоткуда», немногочисленная группа которых…



 
10. ГЛОБУС МИРА

Онанизм не только разрушительно влияет на здоровье, но и унижает человеческое достоинство того, кто им занимается.
Мальчикам и юношам. Вступая в жизнь. Красный Пояс, Внутренняя Столица, Изд-во «Знай и Умей», 9604 г.


Так в основном писали все популярные брошюрки для подростков на эту тему, а в медицинских справочниках можно было узнать и о косвенных симптомах этого, видимо, психического заболевания, и способах купирования его последствий, а также и пресечения в особо тяжёлых или запущенных случаях.

Ну, разумеется, школьники делились на эту тему, но немного, может быть по разным причинам, например, в чём-то даже сходным с тем, почему невозможно обсуждать вне школы и даже вне своего класса психотронную проблематику. Но в физмат-школе ещё и сам по себе налёт «элитарности» склонял к подобной сдержанности. Обмены и контакты если и существовали, то в основном среди тех, кто был знаком друг с другом помимо школы и вне её стен.

В самой же школе даже самые завзятые циники говорили о подобных предметах только «вообще», безлично. Делясь, например, самыми точными сведениями о таких вещах, как порнографический характер некоторых передач по суггестивному каналу или об оргазмогенном аспекте психотронной каталепсии.

Или о чём-нибудь ещё, более прозаическом. О не существовавшей для каналов официальной трансляции, но вовсе не искоренённой ещё проституции. О свободной любви, распространённой среди звёзд театра и экрана. О профессиональных и храмовых пэтах. О местах, где знакомятся геи и соответствующих рисках для подростков, и тому подобном. Ну, иногда показывали друг другу настоящие порнокарты или обменивались вырванными страницами из Юго-западных журналов «For Men», у кого было, конечно.


Крошка Хэмми был, в общем, вне этого процесса, за одним лишь исключением.

Заявления же брошюрок относительно вреда здоровью вызывали у него одно лишь недоумение, так как в то время печатному слову он доверял безгранично. Но в данном случае это как-то уж слишком противоречило его собственному опыту. Ну, здоровье здоровьем, а вот достоинство его действительно страдало, втайне, как ему казалось, от всех. Его отношение к человеческой сексуальности было тогда совершенно иррациональным и лишенным какой бы то ни было рефлексии. Мешало сознание греховности темы, боязливость и некая специфическая как бы брезгливость.

Но если бы Хэм мог об этом тогда подумать, он, скорее всего, сформулировал бы своё тогдашнее понимание примерно так, что да, конечно, многие в его возрасте с разной, в зависимости от скромности, сдержанности, воспитанности и приличия интенсивностью «это» практикует. Но, во-первых, _правильных_ подростков всё же наверняка заметно больше, чем таких как он, «в несколько раз», а во-вторых, даже всеобщность _греха_ не делает его добродетелью.

В общем, ему было понятно, что он особенный, не такой как все. Поэтому он с некоторым дополнительным тревожным любопытством отнёсся к рассказам о «людях ниоткуда», или «проблеме HFN*», об изредка обнаруживающихся уникальных индивидах с нулевой реакцией на пси-поле, очевидно, патологически асоциальных по самой своей психофизической конституции.
---------
* - Human From Nowhere.


Во время войны и сразу после неё их регулярно отслеживала Служба Режима, но, что удивительно, ей никогда не удавалось заполучить живым в свои руки хоть одного из них. Поэтому эта история так и пребывала бы среди прочих многочисленных полулегенд – полуправд прошлой войны, если бы не укрепление федеративных отношений со Страной Отцов на основе создания общей государственности Тесного Союза.

После войны, эффективное сотрудничество Фатерланда и Островов толкнуло друг к другу в объятья таких, как казалось ранее, несовместимых партнёров, как Хонти, Пандея и Объединённые Юго-западные Штаты, которые вынужденно образовали свой собственный военно-политический блок, «оборонительный» как официально провозглашалось.

Таким образом, сложились ядра нового послевоенного биполярного государственно-политического противостояния двух общемировых союзов, в разной степени притягивающих к себе остальные, менее значительные страны Саракша. Развитие же противостояния естественно стимулировало укрепление отношений внутри конкурирующих блоков, в частности и более тесное взаимодействие спецслужб.


И вот тогда-то и открылась новая, для Службы Режима Островов, естественно, история о Маке Симе, талантливом уроде, видимо, возглавлявшем некое тайное политическое объединение, руководящим центром которого являлась целая, хотя и немногочисленная группа подобных ему выродков или генетических мутантов невосприимчивых к пси-полю. Не сам факт и личность были неизвестны, так как Мак Сим, как член высшего политического руководства Фатерланда времен второй Атомной был, естественно, знаком не одной лишь островной разведке.

Будучи, в отличие от Совета Отцов, приверженцем и продвиженцем принципов так называемой публичной политики, которая с него, собственно, и началась, точнее, возобновилась в Фатерланде, Мак Сим был из немногих политиков, обладавших тогда именно что самой широкой известностью, во всех смыслах этого слова.

Но в этой истории, оказывается, были главы, которые оставались за кадром не только для общественности и не только на Островах.


Во-первых, как в конце концов выяснилось, никто никогда так и не узнал, откуда он, собственно, вообще взялся, этот самый Мак Сим. Как впоследствии было тщательно отслежено по документам и показаниям очевидцев, он появился уже вполне готовеньким, как бы и не от мамы с папой, где-то в южных исправительных лагерях Фатерланда, чудовищно здоровым (в отравленных радиоактивных лесах и пустынях Юга Отчизны, кишевших мутантами и неконтролируемой военной кибертехникой). И притом ни бельмеса не смыслившим, ни в фатерланской, ни вообще в какой бы то ни было обычной жизни не разбирающимся. Полуидиотом, откровенно говоря, если уж на то пошло. Не понимающий даже языка, не ориентирующийся вообще ни в чём, даже в простейших жизненных вопросах и ситуациях, он вдруг, где-то за год – за два, выходит каким-то абсолютно немыслимым авантюрным путём, через Гвардию, через подполье выродков, как говорили, чуть ли не через терроризм, в число сильнейших политических фигур, определявших политику Фатерлянда целое десятилетие. И даже примагничивает к себе внимание фатерландского плебса, снискав его любовь и уважение некоторыми из кульбитов своей так называемой публичной политики, каковые термин и практику также ввёл в обращение именно он.


И вот спрашивается, как же он мог так благополучно и так долго там кувыркаться на политических волнах нестабильности периода второй Атомной, если даже по одной только графе «происхождение» в анкете его мог подвесить любой самый мелкий политический проходимец?

Но всё было не так просто. Естественно, Мак не был фигурой сам по себе, вознесённой одной лишь волной народной любви к вершинам власти. В политике так вообще не бывает, так бывает только в политической пропаганде. Реально же он лишь прикрывал некую теневую, немногочисленную, но очень влиятельную группу, включающую в себя даже двух кооптированных членов Совета Отцов, один из которых, как было установлено осторожными действиями спецслужб, также был не обычным «выродком», а таким же уникальным и опасным неконтролируемым мутантом, как и сам Мак Сим.

Подобных мутантов были десятки в выявленной по связям Мака корпорации, к услугам которой он постоянно прибегал вместе с этими двумя, с позволения сказать, «Отцами». А корпорация эта («Капелла», как назвал её ведший следствие, так и оставшийся неизвестным майор Службы Безопасности Фатерланда) сама занималась самыми странными делами. Например, почему-то участвовала в расчистке южных провинций, якшалась с подпольем, ставшим тогда, и во многом именно благодаря Капелле фабрикой целой плеяды новых звёзд на политической арене Фатерланда. Изучала (кажется) мутантов, занималась модернизацией промышленности и коммунального хозяйства и какими-то ещё вопросами на ниве народного образования. В общем, круг, вроде бы, совсем уж несочетаемых интересов самой широкой и в целом абсолютно непонятной направленности, в котором не просматривалось ровно никакой системы и главное, связующего мотива.


Но особенно интересно то, что так никогда и не была прослежена линия происхождения даже одного из тех десятков резистентных к пси-полю мутантов, вокруг которых всё и вращалось в Капелле. И потом, когда одной блестяще проведённой операцией, самой, пожалуй, лучше всего подготовленной и осуществлённой за всю историю спецслужб Фатерланда после первой Атомной, вся эта загадочная конспиративная конструкция была ликвидирована, так-таки всё же и не удалось арестовать ни одного из этих мутантов. Почти все они, за исключением убитых при проведении операции просто куда-то исчезли, как сгинули, без следа. Провалились видимо, туда, откуда появились, может быть даже на самое дно самой Мировой Тверди. Лишь двое, совсем не самых главных, были всё же взяты ранеными и бессознательными. Но спустя всего лишь несколько дней и они загадочно умерли, как и десятки задержанных по этому делу обычных выродков и даже несколько вполне нормальных граждан, которые, несмотря на свою нормальность и, казалось бы, незаинтересованность в каком-либо конфликте с существующей властью, тем не менее, сотрудничали с по-преимуществу выродочной Капеллой. Все они, так или иначе, почти одновременно умерли от невыясненных причин в самых тщательно охраняемых тюремных камерах, несмотря на все усилия врачей. Так что от всей Капеллы осталось лишь несколько десятков протоколов допросов и ментограмм, полученных на стадии начальной раскрутки свидетелей и соучастников, без широкого применения спецсредств и спецметодов. Допросов пустых, предварительных, почти чисто формальных, а ментограмм настолько невразумительных или чудовищных, что опять-таки, хоть какой-то определённый вывод о социальной, да и вообще какой-либо природе этого явления сделать было никак невозможно.


Единственной хоть сколько-то последовательной версией, объясняющей этих мутантов, было предположение, что они являются агентами известной по легендам горской Страны Зартак, что спрятана где-то меж протяжённых хребтов обширных и труднодоступных центрально-материковых горных массивов. Но эта страна, как понимают все здравомыслящие люди, на самом деле не более, чем миф, и нет ровно никаких свидетельств, что в этих легендах хоть что-то соответствует истине. Жители же реальной Страны Ша-ТиУ, которая должна была бы быть ближе всего к Высоким Горцам, отличаются совершенно иным, если только не противоположным расовым своеобразием. Притом, что и культура их, хотя в каких-то отношениях и высокая, и загадочная, всё же больше подходит под определение «варварская», чем соответствует тем уникальным экземплярам техники, которую использовали мутанты. Техники, захваченные образцы которой имелись отнюдь не только у спецслужб Фатерлянда, как они, вероятно, наивно и горделиво полагали, но и у родной и горячо любимой Службы Режима.


Ни одной зацепки, короче.

Многие из этих и ещё более захватывающих подробностей Хэм узнал только позднее, когда стал профессиональным психотронщиком, в соответствующих секретных материалах, а пока, трусливым школяром, только мысленно сопоставлял себя и ту осуждаемую антропологическую группу, к которой, очевидно, принадлежал, с другими человеческими отклонениями, подобными выродкам или мутантам вроде Мака Сима. И слегка опасался, например, появления какого-либо теста, который быстро, однозначно и безошибочно позволял бы определять принадлежность того или иного имярек (его самого, например) к этому типу, как болевая реакция на пси-поле или отсутствие какой-либо на него реакции безошибочно выдавали и классифицировали мутантов.

Ну ладно, если он попадёт в психотронщики, после школы, он, по крайней мере, первым об этом узнает, думал Хэм.


А пока слушал лекции по теоретическим основам Цепей Преданности и их психотронному обеспечению.

Предварительная сонастройка психофизических модусов непосредственно связанных членов Цепей достигается их совместным погружением в пси-поле, модулированное особыми униформизирующими тоновыми мандалами. После некоторого числа сеансов срабатывал рефлекс, обеспечивающий постоянное резонансное состояние для них и вне поля.

Таким способом создавалась устойчивая когерентность индивидуальных сознаний, организующая в Цепях восходящие и нисходящие информационно-управляющие потоки, формирующие особое отдельное корпоративное сверхсознание, составляющее Высшее Рацио исходно природного Коллективного Трансцедентального Субъекта, выводящее его на новую ступень эволюции, после ступеней живого, животного, психичного и думающего.


Не все члены Цепей проходили данную процедуру. Помимо так называемого «полного членства» существовала ещё и «кооптация», состоящая в простом административном подчинении в соответствии с иерархией званий.

Понятно, что круг прав кооптированных членов существенно уже, чем полных.

Ещё одной градацией были отношения, выделяемые в группу «сотрудничества», соответствующую периферии прямого влияния Цепей.

Прежде, когда ещё не существовало гипногенераторов, породнение душ в Цепях Преданности поддерживалось лишь обычной психотехникой и суггестией, но и в этой области, как во многих других, открытие пси-поля произвело подлинную революцию, закрыв целый ряд «проклятых вопросов» оперативного управления и общественной дисциплины.

Подобно самой психотронике, тема Цепей Преданности никак не была предназначена для всеобщего обозрения. Но даже большинство членов Цепей вполне искренне полагало, что в их основе лежит _единственная_ униформизирующая мандала, и лишь психотронщики в силу своей профессии _вынуждены_ были знать, что это совсем не так.


Цепи охватывают преимущественно Чёрный и Красный Круги Островной Империи. Граждане, то есть члены Красного Круга, могут быть как полными, так и кооптированными членами сети. Находящиеся вне Цепей граждане просто подчиняются любому _Высшему Начальству_, но имеют набор строго защищаемых прав.

Аналогично дело обстоит и в Чёрном Круге, но с некоторыми особенностями. Во-первых, если вступление «красных» в Цепи просто приветствуется, то на всех патрициев оказывается некое моральное давление в этом плане. Это ни в коей мере не принуждение, но считается, что быть членом Цепи это нравственный долг любого «чёрного». При этом «настоящие», то есть наследственные или Высокие Патриции могут быть только полными членами Цепей. Если же они в Цепи не входят, то отъединяются и от какого-либо влияния вне своего Малого Круга.

В Белом Круге иерархия образуется воинской субординацией, причем звание в Цепи считается на одну ступень более высоким, чем одноименное ему в Белом Круге. Высшее белое офицерство автоматически приравнивается по статусу к кооптированному членству с соответствующими последствиями.


Хотелось бы узнать о пределах открытости члена сети перед Старшими…

Но для себя Хэм заранее уже определил, что будет по возможности _отнекиваться_, если его вдруг Позовут, что его уровень это кооптированное членство, без доверительности и индивидуальности отношений. Наука же не организована Цепями Преданности? – думал он, - да и ну его, вдруг «онанизм» это то, что совсем нельзя, ну просто совсем. И его тогда не только отвергнут, но ещё и опозорят всенародно и окончательно дискредитируют. А может быть, при этом ещё и заставят вылечить и навсегда отказаться от этого постыдного удовольствия…

А сверх школьной программы его в основном притягивала космография, особенно новая, основанная на Теории Бисферы.


Ещё в древности, хотя и достаточно редко, поверхность Саракша изображалась глобусом, но считалось, что показана она на нём «со стороны дна», и что «небо» как раз заключено и замкнуто внутри него. На основе Теории Относительности это представление становилось эквивалентным изображению тем же глобусом _наружной_ поверхности Сферы Материальности или, по-современному, Шара Саракша. Сам глобус при этом как бы этот Шар и представлял.

Но в этой модели само собой возникало некое соответствие пространств Сфер Материальности и Пустоты. В общем, оно считалось нефизическим, реально не существующим и ничему действительному не отвечающим. Однако в начальный период развития теории Бисферы существовала любопытная гипотеза, что Мировой Свет, который тогда помещался в область Мирового центра, на самом деле _тождественен_ раскалённому Ядру Шара Саракша, что центральные области Сфер также топологически тождественны, как и ограничивающая их общая Поверхность. Как бы склеены. Как можно склеить крышку и дно цилиндра их центрами, если высота цилиндра очень невелика, а крышки эти можно слегка прогнуть.


За это, вроде бы, говорило достаточно много фактов, начиная с удачного совпадения рассчитанных теоретически температур Мирового Света и Ядра. В этой гипотезе поначалу всё как бы складывалось в непротиворечивую картину, и вроде бы был в ней даже некий посыл к решению основной проблемы теории Бисферы, проблемы тепловой катастрофы. Тепло, выделяемое при распаде радиоактивных элементов в плотном Шаре должно накапливаться в совокупном объёме обеих Сфер, теоретически достаточно быстро приводя к температурам, способным испепелить всё живое на Поверхности…

В теории же тождества Центров Сфер, бинарно устроенный, наполовину тёмный и наполовину светящийся Мировой Центр, хотя и служил очевидным источником дневного тепла и света Саракша, в целом, тем не менее, парадоксальным образом оказывался «холодильником» в тепловой машине Вселенной, в противоположность и в дополнение Ядру Шара Саракша.

Мировой тепловой поток, таким образом, полностью замыкался: излучаемое Ядром в результате распада радиоактивных элементов тепло концентрировалось в области Мирового Центра и там, в его недрах, видимо, поглощалось неким гипотетическим процессом _синтеза_ тяжелых элементов, которые по топологической склейке вновь поступали в Ядро, где снова распадались с выделением тепла.

Энергия же Мирового света составляла тогда лишь некий отблеск этого процесса, подобный жару доменной печи, в основном затрачиваемому на плавку металла.


Так что, если бы только был обнаружен этот гипотетический механизм ядерного синтеза, противоположный процессу радиоактивного распада, общий энергетический поток во Вселенной мог быть представлен бесконечным циклом его кругообращения от Мирового света к Ядру и обратно.

Однако на снимках фоторазведчика всё оказалось совсем не так, как предполагалось, и хотя некий вид реакций ядерного слияния сходных с предсказываемыми в данной гипотезе и был обнаружен, но вместо энергопотребляющего, этот физический феномен оказался, напротив, процессом с очень высоким энерговыделением. Никаких же иных эффектов поглощения рассеянной или концентрируемой тепловой энергии, которые могли бы выполнять требуемую функцию, так нигде и никогда не было найдено.

Что ж, провал этой гипотезы разочаровывал, но и вдохновлял – к новым поискам окончательного решения этих, уже поставленных наукой космографических и космогонических проблем…



 
ПРИБАВЛЕНИЕ


ФИЗМАТ-ШКОЛА


Физмат-школа относилась к Красному поясу и располагалась в кварталах, застроенных в период научно-технического и экономического подъёма перед первой Мировой войной. Поэтому здания здесь, хотя были уже и упрощены в сравнении с образцами традиционной архитектуры, но не являют ещё собой откровенного, до чудовищного доходящего кубизма «технологического» жилья промышленных зон.

Помещения и коридоры школы наполняют бледноватые худовато-долговязые подростки, сходно одетые во что-то тёмно-серое. Не то, чтобы было реально голодно, но некоторый недостаток качественного питания всё же имел место, притом, что учебная нагрузка здесь заметно выше, чем в обычной школе, да ещё и возраст такой.

Высокие, узкие, несовременные окна лишь слегка реконструированного старого пятиэтажного здания освещают классы и небольшие залы для прогулок и построений с ещё более высокими потолками.

Школа занимает три этажа в левом крыле и по центру здания. Подняться с одного на другой можно широкими, неудобно пологими лестницами, расположенными так запутанно, что с первого раза невозможно и запомнить. Здесь же наличествует также ещё ряд заведений, поэтому на некоторых лестницах меж стаек подростков, пережидающих переменку, во всякое время можно встретить и деловито спешащих куда-то взрослых, а иногда и детей. В правом флигеле размещены жилые квартиры, но вход туда отдельный, хотя тоже можно пройти, если только знать, как попасть в узкие тёмные соединительные технологические коридорчики.


В прогулочных залах, в межоконных простенках стоят на полу на тонких подставках некие вертикально вытянутые, в человеческий рост, клубки молочно-белых трубок с включениями лёгкого голубого, розового или зелёного оттенка, которые сами собой начинают светиться, когда, ближе к вечеру, света, льющегося из окон, становится недостаточно. Классы также освещают подобные трубки, но витиевато проложенные по потолкам и по верхней части стен.

Клубки или «ёлочки», стоящие в коридорах, также лишь дополняют светящиеся трубки на потолке. Их время от времени вносят в классы или просто переставляют с места на место, очевидно по необходимости дополнительного освещения. И судя по тому, что делают это иногда явно не самые сильные подростки, они очень лёгкие, несмотря на внушительные довольно размеры.

Рядом с этими осветительными приборами в тех же простенках расположились очень похожие на них, тоже молочно-белые, но без цветных включений, некие толи растения, толи даже, кажется, особые такие грибы, в больших и тяжёлых кадках с землёй, распространяющие вокруг себя лёгкий аромат, из-за которого их, может быть, здесь и держат. Кроме того, они немного фосфоресцируют в темноте, хотя этого света, конечно, было бы недостаточно даже для слабого освещения.

Вероятно, в чередовании этих грибов и явно копирующих их осветительных устройств есть что-то, представляющееся привлекательным или выразительным для местных школьников и их учителей.


Несколько тесновато, но в перерывах ребята прогуливаются, в общем, спокойно, либо стоят у окон, небольшими группами или в одиночестве. Младших явно нет, в пересчёте на земной счёт, все в возрасте примерно от четырнадцати до шестнадцати лет. В отличие от наших школ, также нет «перегретых», все дети выглядят какими-то вяловатыми даже и ведут себя слишком спокойно и серьёзно. В общем, они не столько разговаривают, тем более не «базарят» и не балуются, а именно, что степенно беседуют или «обмениваются». Чаще всего при этом ещё и явно соблюдается некая дистанция между собеседниками.

Эмоции, впрочем, кажется, тоже бывают, явно определяются отношения предпочтения, встречаются и некие споры и ссоры, так что могут и толкнуть друг друга или по-другому физически выразить свою неприязнь, но подобное не только случается крайне редко, но и сразу привлекает внимание и вызывает контрмеры.

Девушек тоже нет, либо, быть может, их просто очень мало в связи с тем, что школа имеет явно «мужскую» профессиональную ориентацию.


Буфет, туалет и «материальные» классы, где проходят практикумы по технологиям, располагаются на первом этаже. Бассейна нет, но смежно с туалетными комнатами расположен душ, куда можно зайти в любое время. Хэм, впрочем, только к концу обучения пообвык настолько, что стал пользоваться им, так как по старой памяти побаивался подобных мест, хотя в данном случае это было и безосновательно.

Из класса можно выходить без всякого разрешения, равно как и возвращаться, лишь бы не шуметь при этом и, естественно, не тогда, когда учитель занимается непосредственно тобой, и весьма нежелательно во время совместной работы, доклада какого-нибудь, общего обсуждение или чего-то вроде.

Вообще же занятия проходят индивидуально, что в Островной Империи соответствует «гимназическому» типу образовательного процесса. Каждому ученику или очень небольшим группам, по двое-трое, в младших классах бывает и до пяти и более, даётся строго своё задание, как на уроке, так и домашнее. Притом, что темы всем классом одновременно «проходят» общие, но каждый ученик изучает вопрос на своем уровне восприятия и понимания. Единство класса поддерживается помимо прочего и тем, что довольно часто читаются общие тематические доклады, для всех. Докладывать может как учитель, так и кто-нибудь из учеников, по очереди, тогда подготовка доклада для него является видом домашнего задания. Учителей в классе иногда может быть одновременно несколько, они заняты своими учениками, причём бывает и так, что одним занимается сразу несколько учителей, хотя чаще, конечно, наоборот.


Классы небольшие, человек по пятнадцать-двадцать, притом, что школа считается перегруженной.

Обычно учитель один и начинает урок с раздачи письменных заданий, и пока все работают над ними, он обходит своих учеников, прерывая их и беседуя минут по пять с некоторыми, по ходу задавая вопросы и отвечая на вопросы ученика.

Иногда устраиваются также общие такие, толи физкульт-минуты, толи коллективные, может быть, танцы. Это выглядит очень красиво, притом одновременно и очень «не по-нашему», не похоже ни на что земное. Некие своеобразные, несколько вычурные, но одновременно очень естественные ритмические не слишком быстрые телодвижения с притопыванием, прихлопыванием, возможно под музыку или под хлопанье ладоней, иногда встав в кружок и взявшись за руки, а чаще по-отдельности, все вместе в центре классной комнаты, или оставаясь каждый у своего рабочего места. Эти действия, очевидно, играют роль некой короткой разрядки, разминки и отдыха между уроками. Но притом это всегда происходит на очень высоком эстетическом уровне, и всем ученикам, кажется, всегда очень нравится, даже Хэму, в отличие от настоящих, хотя и немногочисленных уроков музыки, манер, танцев и эстетики, которые он явно недолюбливает.

Физкультуру и прочее подобное пэтти Хэмми также отнюдь не уважает, тем не менее, имеет место и спортзал в отдельной пристройке, часть же двора, отведённая школе, занята, помимо площадки для прогулок с некими газончиками, и чем-то спортивным. Там же, где-то в глубине, у противоположного края, в вечной сырой тени под кронами больших старых деревьев, расположен небольшой гараж с мастерской и настоящим не очень новым электромобилем, для учеников, специализирующихся по транспортному классу.


Классы объединены в «направления», по 2-4 параллельных класса с общей специализацией. В «направлениях» регулярно проводятся общие уроки и иные мероприятия, которые в этом случае выглядят гораздо более похожими на свои земные аналоги. Собственно, с терранской точки зрения классами как раз стоило бы называть именно «направления», но тогда получается, что они очень большие (40-80 человек, как правило), притом, что занятия чаще всего проводятся в каждой группе класса по отдельности.


Никакого приборного или компьютерного обеспечения уроков нет, за исключением все же небольших электронных школьных досок, хотя, «через одну», они могут быть и обыкновенными, и тогда заметно больше в размерах, под мел или нечто сходное свойством.

Ученики пишут на обычной бумаге или неком её аналоге, в средних размеров блокнотах, с легко, при необходимости, отрывающимися листами, чем-то вроде тонких фломастеров, кажется, цветных. Часто также рассматривают совместно картинки в больших и маленьких книгах, которые по ходу урока предоставляет им учитель.

Плакатов, карт, макетов и подобного, не применяется, символика портретов и деревянных циркулей и транспортиров вообще не характерна для саракшских школ, но книги могут быть весьма крупного формата, так что схемы, фотографии и картины в них вполне в состоянии заменить наши учебные пособия. Книги эти отчасти стоят в шкафах в классах, отчасти приносятся откуда-то, вероятнее, из библиотеки или даже из особых дополнительных запираемых хранилищ в подвале, где также расположены ещё и тир, и небольшой зал общих собраний с экраном для кинопросмотров.

Оборудованные классы, где ставят опыты, осваивают кибернетическую и прочую аппаратуру, как и лингафон, лаборатории для практикумов и общешкольная библиотека находятся на третьем этаже.