Рецепты несчастья. Глава 1

               

 Если бы Клавдия Алексеевна знала, что произойдет утром в понедельник и что последует потом, то поверьте ей, она не заводила бы будильник на шесть утра, а спала бы себе до упора, пока голова не начала бы раскалываться от пересыпа. Даже если вдруг ей позвонил бы начальник и слезно попросил: «Ну, Клавушка, будь человеком, выйди на участок – без тебя как без рук. Я тебе за это две премии выпишу!», все равно Клавдия Алексеевна не поддалась бы на уговоры, а, отключив телефон и закрыв двери своей двухкомнатной квартиры на все замки, ушла бы на время в глухое подполье.

 Но никто тетю Клаву о предстоящем зигзаге судьбы не предупредил, поэтому она в понедельник встала как всегда рано. Будильник, видевший советскую власть, ее взлет и падение, едва только заикнулся, что где-то там, в недрах небосклона, вот-вот вылезет чуть заметный чубик солнца, как тут же был обезмолвлен нежным нажатием твердой руки. Будильник по привычке проглотил обиду и, наблюдая за быстрыми, отработанными действиями хозяйки, монотонно-заведенным «тик-так» расправился с ночным временем и приступил к поеданию первых утренних минут.

 Ровно в семь утра тетя Клава была на участке. Снега за ночь намело прилично, морозец как следует сковал его в хрупкий панцирь, поэтому тетя Клава вооружилась в дворницкой лопатой и ломиком и вышла в подведомственный двор. Свой участок тетя Клава любила сердечно: в городе, пожалуй, нельзя было найти ни одного похожего двора с такою чистотою и ухоженностью. Пять домов, уставленных буквой «п», ограждали довольно большой участок, где силами и на деньги жильцов была выстроена красочная детская площадка с песочницами, горками, качелями и маленькими беседками, выкрашенными очень живо и радостно местным художником, живущим в доме №52. В "ногах" сконструированной из домов буквы находились немногочисленные гаражи ветеранов войны и мусорные баки, эстетично закрытые от посторонних взглядов кирпичными заборчиками. За гаражами и помойкой, как Бастилия, высилась бетонная стена, огораживающая таинственное учреждение, о роде деятельности которой не знал никто из живущих по соседству. У входа в это учреждение, на проходной, висела небольшая табличка, на которой белым по красному было написано ЗАО «СЭНП» - и все, больше никакой информации об этом ЗАО не было. Хотя у проходной всегда находились люди в камуфляже, а возле  нее несли свою службу огромные псы, очень зверского вида, это ни о чем не говорило. 

 Когда тетя Клава устраивалась на работу в ЖЭУ, начальник ее предупредил: «Клавдия, я тебе доверяю отличный участок, поэтому будь всегда начеку: люди там живут серьезные, ответственные, в доме 52, например, живет сам Самойлов, директор шинного комбината, а в доме 41 по улице Орловской – мэр. Ты видишь, какое значение имеет для нас этот двор, поэтому работай ответственно и будешь получать за свой труд неплохую денежку. Только помни, находящуюся на твоем участке контору обходи мимо. У них свой дворник. Поняла?»  Чего тут не понять?! Клавдия тогда лишь обрадованно кивнула, узнав, какой участок ей доверили, и абсолютно не заинтересовалась таинственной конторой. Тут бы за чистотой уследить и за порядком, а прочие мелочи ее и вовсе касаться не должны. 

 Освободив ступеньки подъездов от снега и наледи и посыпав их песочком, чтобы жильцы домов спросонья не повредили себе чего, тетя Клава поплелась к мусорным бакам: надо было разгрести к ним дорожку для удобного подхода граждан, пожелавших утром вынести мусор. Свет, льющийся из-под тусклого уличного фонаря в просвете между домом и гаражами, едва дотягивал до мусорных баков, поэтому тетя Клава работала, что называется, вслепую. Она уверенно орудовала деревянной лопатой, по мере движения вперед образовывая по бокам проделываемой тропинки небольшие сугробики. До мусорных баков оставалось каких-нибудь десять-пятнадцать махов лопатой, как вдруг тетя Клава остановилась, неожиданно отставила рабочий инструмент и медленно, как будто присматривалась к чему-то, нагнулась.

 На своем дворницком веку, в котором было много и хорошего и плохого, Клавдия Алексеевна повидала достаточно и благодаря этому научилась ничему не удивляться и ничему не пугаться. Но то, что она увидела в снежном схроне, заставило ее немного поволноваться. «Что это?» - пока еще без надрыва спросила она себя, дотрагиваясь до торчавшего из-под толстого слоя снега странного темного предмета. Ответа не последовало, поэтому тетя Клава осторожненько дернула за выступающую часть чего-то, очень похожего на носик ботинка. «Эй?» - прошептала она, в душе надеясь, что ничего плохого в том, что лежит перед нею, нет; но тут во двор въехала машина и под светом ее фар тетя Клава смогла разглядеть странный объект – это была нога, человеческая нога, обутая в кожаную туфлю с деревянной подошвой. «Ой!» - на всякий случай произнесла дворничиха и с едва преодолеваемым трепетом осторожно поскребла снег рядом возле найденной первой ноги. Ей, конечно, в эту минуту надо было с криками «Караул!» сразу же бежать к телефону-автомату или в дворницкую, как поступили бы все нормальные женщины, но она этого не сделала, сама не зная почему.

 На вторую ногу, как-то странно вывернутую, дворничиха наткнулась менее чем через полминуты: она ювелирно освободила ее от снега, немного постояла над темным изваянием в раздумье, типа, продолжать археологические раскопки или нет, потом все-таки решилась и стала аккуратно сантиметр за сантиметром скребти лопатой все выше и выше. И скоро перед ней вырисовалось тело человека, навсегда замерзшего в сугробе. Хотя возле баков стояла приличная темень, тетя Клава, благодаря многолетнему жизненному опыту, безошибочно определила, что перед ней лежит человек мужского пола.

 «Вот нажрался пьянчуга! – осуждающе подумала она о находке, но на всякий случай шепотом поинтересовалась: - Эй, что с вами, вы живы?» Не дождавшись никакой реакции от неопознанного субъекта, тетя Клава, достав из кармана зажигалку, низко наклонилась над тем местом, где должно находиться лицо «подснежника», смахнула левой рукой с невидимого лица снег и посветила. И только сейчас тетя Клава дала волю эмоциям. Она дико заверещала и понеслась сломя голову в дворницкую.

 Безумный крик дворничихи разбудил тех, кто еще не собирался вставать, и разволновал тех, кто уже позавтракал и собирался выходить из дому. Заполнились светом, дополнительно к уже освещенным окнам, еще десяток- другой окон, и любопытные граждане прилепили свои носы к замерзшим стеклам. Самые смелые вышли на улицу, но под тусклым освещением подъездных лампочек ничего подозрительного во дворе не увидели и от этого очень расстроились.

  Тем временем тетя Клава в дворницкой лихорадочно била по кнопкам телефона, но в волнении никак не могла попасть на цифру 2, палец все время задевал тройку и поэтому вызов милиции все откладывался и откладывался. Наконец-то двойка попала под палец - и на другом конце провода хриплый недовольный голос сонно произнес: «Милиция, слушает!»
- Тут  у меня на участке труп! - одним дыханием вымолвила дворничиха.
- Чей? - сонно поинтересовалась трубка.
- Мужчины! – выдохнула тетя Клава.
- Фамилия, имя? – в прежней тональности поинтересовалась милиция.
- Не знаю, - тетя Клава для убедительности округлила глаза и пожала плечами, словно ее собеседник сидел напротив, - он не представился, лежит молча.
- Адрес? – недовольно брякнуло в трубку.
- Кого? – не поняла тетя Клава.
- Трупа, - в раздражении гаркнула трубка.

 Тетя Клава на некоторое время стушевалась: на самом деле, тело лежит на ее участке, значит, она должна знать, кому оно принадлежит и где оно жило до того, как стало трупом. Всех своих жильцов Клавдия Алексеевна знала не только в лицо, но и по имени и отчеству, и даже знала, в каких квартирах они проживают и на какие деньги, но найденное у помойки тело не было ей знакомо абсолютно.
- Адрес? – нетерпеливо затрещала трубка, и тетя Клава опомнилась. Она быстро продиктовала адрес участка, ориентир помойки и бросила трубку.
 
 Через десять минут со стороны улицы Орловского во двор въехала милицейская машина с включенными мигалками. Тетя Клава, трясясь от холода и волнения, ждала в метрах двадцати от мусорных баков. «Сюда, сюда!» - громко позвала она милиционеров, в рассеянности оглядывающих двор: темнота все еще лежала на детской площадке, гаражах и мусорных баках, создавая иллюзию черной дыры.
- Где ваш труп? – без всякого энтузиазма поинтересовался старший лейтенант, парень лет двадцати пяти, в мешком сидящей на тонком теле милицейской зимней форме.
- Мой при мне, - обиделась тетя Клава, - а ваш – вон там.
 Дворничиха указала в сторону темнеющего кирпичного ограждения.
 Милиционер посмотрел по направлению руки женщины и хмыкнул:
- Там, как у черта в заднице, темнотища. И как работать?
- Вы у меня спрашиваете? – удивилась дворничиха.

 Милиционер сдвинул ушанку на затылок и почесал лоб. Наверное, это помогло, так как он, повернувшись к уазику, крикнул топчущемуся у машины напарнику:
- Коля, возьми фонарь и дуй ко мне, тут ни фига не видно!
 Вскоре старлей и лейтенант Коля, в руках которого был фонарь, начали осторожно и внимательно, как учили их в школе милиции, исследовать тропинку, недавно приготовленную дворничихой для жильцов прилегающих домов. Когда под луч единственного фонаря попала сначала одна нога трупа, потом вторая, действия милиционеров стали еще медленнее и тщательнее: Коля подолгу изучал снег возле торчащих обледенелых конечностей, аккуратненько носком теплого ботинка подковыривал снежные холмики и впадины, а старлей методично обшаривал карманы "найденыша".
- Посвети-ка сюда, - после изучения документов покойника приказал старший лейтенант напарнику, и Коля тут же перевел луч фонаря с сугроба на лицо пострадавшего.

 Когда луч желтого света выхватил из темноты лицо мертвеца, оба милиционера вздрогнули и в ужасе отшатнулись.
 Первым по рангу пришел в себя старший лейтенант. Он, сглотнув, прошептал, стараясь не смотреть в сторону мертвого мужика:
- И что это такое?
 Коля некоторое время тупо смотрел на оскал покойника, потом все-таки брызнул словами:
- Черт! Ни фига себе зрелище! И это спозаранку на голодный желудок! А где молоко за вредность?
- Тут не только о молоке вспомнишь, но и о психотерапевтах, - глубокомысленно заметил старлей. – Короче так, вызывай дежурного следака, пусть он тут заморачивается, а наше с тобой дело – не допустить затаптывания следов. Вон уже сколько желающих посмотреть и потрогать набежало.

 И действительно, к мусорным бакам стал стекаться ручеек из любопытных. Всем хотелось получить новость из первых рук, поэтому этот ручеек выливался в пока немноговодную лужицу возле дворничихи, стоящей у начала тропинки к мусорным бакам.
- Что там, кого убили, кто убил? Ай-я-яй…- шептались между собою жильцы соседних домов и вопросительно вытягивали головы, чтобы увидеть все своими глазами, но темень еще глумилась над любопытными и не давала им никакой возможности насладиться зрелищем, поэтому первоисточником была тетя Клава, которая уже в двадцатый раз устало и в необъяснимом раздражении объясняла подходящим, что произошло.

 Вскоре приехало еще несколько машин со следователями, экспертами и одной собакой. Вместе с машинами на помойку, а заодно и на город робко прокралось утро, осветив пространство унылой серостью. Участок оградили бело-красной лентой, у тети Клавы под честное слово была взята лопата, и начался предварительный осмотр и опрос свидетелей и очевидцев.
 Но, как водится, никто ничего не знал, не видел, не слышал.

 Следователь Гусаков Анатолий Иванович, дотошный и поэтому настроенный всегда весьма пессимистично, ни на секунду не сомневался в том, что на его голову свалился «глухарь». «И это в самом начале квартала, блин его в дышло!» - раздраженно подумал он о несчастном, но профессию не пропьешь, поэтому он настоял, чтобы оперативники вспахали носом снег, асфальт и все что можно в поисках хоть какой-нибудь зацепки, ниточки, полниточки. Двое оперов и участковый, поднятый спозаранку, по-быстрому опросив собравшихся любопытных и жильцов близлежащих домов, вернулись к месту происшествия, не неся в зубах никакой добычи.

 И собака тоже ничем порадовать не смогла. Она, едва нюхнув снег возле тела, тут же жалобно заскулила и прижалась к ногам кинолога, сержанта Ревенко, говоря ему всем своим видом: «Слушай, друг, давай сматываться отсюда по-хорошему, а то лапы стынут и хвост мерзнет, да и жрать хочу.  А это, что у них тут происходит, не наших морд дело!».
- Чего он? – глазами указав на дрожащего пса, спросил следователь. – Заболел, что ли?
 Сержант Ревенко, чтобы хоть как-то обелить струсившего пса, промямлил:
- Грин просто не выспался и проголодался, ночью два вызова было, одно – с задержанием, и он, конечно, устал.
- А других собак нету? – поинтересовался у сержанта Гусаков.
- Есть, но по снегу работает только Грин. У него нюховая память хорошая и очень тонкая. Под метровым сугробом улику найдет, но сегодня… - сержант успокаивающе погладил по голове пса, продолжающего тихо поскуливать, - но сегодня, наверное, не его день.
- Понятно, пес ваш не двужильный, - согласился следователь и приказал: -Сержант, отведите собаку в машину, а сам присоединяйся к обследованию территории. Людей мало, так что уж не обессудь. Выполнять!

  Сержант без вытяжки во фрунт ответил: «Есть!» и отправился вместе с Грином к машине. Пес как будто этого и ждал, он рванул поводок и практически поволок за собой сержанта. «Да тихо ты, Грин, ишь обрадовался, что работать не надо, - тихо заметил ушастому другу сержант, - но ты не надейся, что это тебе с лап сойдет. Будешь лишен сосиски, и даже не уговаривай, понял меня?» Пес бросил на хозяина взгляд, полный укоризны, и потащил его дальше, прямо в нутро микроавтобуса, где было тепло, сухо и лапы никакой снег не колол.
«Сиди здесь, трус!» - приказал сержант псу, а сам вернулся на место преступления.

 Через час безрезультативных поисков с прощупыванием сугробов, просеиванием снега и исследованием содержимого мусорных ящиков следователь с операми и собакой уехали, забрав с собою тетю Клаву. Тут же во дворе, невзирая на мороз, собрались любители милицейских сериалов и «мыльных опер». Убеленные всезнанием пенсионерки, два заслуженных пенсионера с тростями и пяток дородных домохозяек без откладывания дел в долгий ящик приступили к расследования по свежим следам. Сначала любители частного сыска методом научного тыка вычислили, кто был этот неизвестный и откуда он мог появиться у мусорных баков. Баба Зина, наблюдая со своего кухонного окна в бинокль за действиями милиционеров, сделала вывод, с которым согласились все: ничего эти менты не могут и ничего поэтому не найдут, явного не увидели – покойник-то был одет только в костюм и туфли, и это при двадцатиградусном морозе! Вывод: покойник был в доме 41, он само близко находится к мусорным бакам. Значит, и это верно как дважды два четыре, - он приходил к Олеське, девахе хоть и молодой, но уже переевшей запретных плодов до токсикоза. Вот с этой шалавы и надо бы было вести дело, а не бегать по всем домам и всем квартирам и лезть с глупыми вопросами к честным гражданам.

 Потом в процессе обсуждения новоиспеченные сыскари пришли к выводу, что мужика этого, наверняка, эта дура Олеська выгнала из дому в мороз за водкой в дежурный магазин, который за углом. И этот хахаль Олеськин, бедолага, заплутал в темени, устал, прилег и замерз.
- Наверное, слишком много на грудь принял, – подытожил заслуженный пенсионер Веревкин, - потому и вышел в одном костюмчике на мороз, ведь пьяному и мороз не мороз, и море – лужа. А лицо поели ему собаки с конторы, злющие они там до ужаса. Вот!
 Все беспрекословно согласились с доводом Веревкина и стали обсуждать недостойное поведение девахи Олеськи, потом с нее переключились на Клавдию, успевшую убрать снег с крылец, потом на начальника ЖЭУ Колобкова Федора Семеновича, потом на погоду, цены… Но тут пошел снег, колкий, вьюжный, и жители домостроительной буквы «п» быстренько разбрелись по теплым квартирам.

               
 (продолжение следует)