Девчонки

 
Августовский, уже по-осеннему не жаркий, клонящийся к обеду день. На широком крыльце у входа в санаторный корпус, на первом этаже которого располагается столовая,  в ожидании времени питания людно. Принарядившиеся отдыхающие – в большинстве своем давно миновавшие пик горного массива под названием «Жизнь», уже попили водички из источника и чинно, не спеша подтягиваются  к центру этой маленькой вселенной, имеющей место быть на широком и низком берегу Дона,  под сенью старых, кудрявых и нестриженных лип  в непосредственно-пыльной близости от города с соответствующим названием. Люди всё степенные, заслужившие вполне этот скромный отдых и довольно неплохое для бесплатного санатория лечение. Среди них две пожилые, лет семидесяти, женщины, успевшие занять место на скамейке под крупноблочной стеной, дающей приятную тень. Одна - крупная, но сухопарая, по всему видать,  волевая старуха-командирша, громко и горячо рассуждает о несправедливости дороговизны пиявок, то бишь, как их, гиродо… гируда… ну, в общем понятно. Вторая, маленькая, кругленькая, в кружевной, вязаной крючком белой шляпке, с фрагментами макияжа в виде подкрашенных губок, а также следов рассыпной пудры на курносом личике, вторит ей:
- И не говори, Аннушка, прямо безобразие! Что хотят, то и делают с этим ценообразованием. Вот и дочка моя, она у меня экономист, тоже говорит…
Что говорила по этому поводу дочка, узнать не удалось, так как в это время из дверей корпуса выбежала еще одна, судя по дальнейшим событиям, их приятельница, которая бросилась прямо к ним. Небольшого роста, стройненькая, легкая, с хвостиком из светлых волос на затылке, она, надо заметить, радовала глаз на фоне своих  тяжелых и одряхлевших сверстников. Однако на ее естественно-возрастном, не испорченном косметическими ухищрениями личике можно было прочесть сильное смущение. Она перевела дух:
- Ой, девчонки, что я вам сейчас расскажу!...
Заинтригованные «девчонки» обратились в слух:
        - Ты чего-йто, Пална, как кипятком ошпаренная?
Но Палне было явно затруднительно начать этот монолог:
- Да вот я тут… В общем, вы не ругайтесь, девочки, …
- Да что стряслось-то, Господи? -  забеспокоилась басом Аннушка. 
  - Ну вот, я замуж выхожу – пролепетала Пална, опустив очи долу.
Наступила пауза. "Девчонки" онемели. Правда ненадолго. Первой затарахтела Кругленькая. Всплеснув ручками, так что ридикюль свалился с ее колен к красным сандалеткам с трогательными носочками, она деланно-оживленно заверещала:
- Как замуж?! За кого? Ну надо же, и молчала! Интересно, но как-то уж очень неожиданно!...
Пална осмелилась поднять, наконец, глаза - из них лилась радость. И скрыть ее было невозможно никакими облаками. Как настоящее солнце. Теребя конец пояска на еще не исчезнувшей талии, женщина виновато попыталась объяснить товаркам ситуацию и свое из ряда вон выходящее решение. Она считала это объяснение своим долгом перед ними.
- Понимаете, девочки, он давно меня заметил, но всё стеснялся. А я ведь сегодня уезжаю, последний день путёвки… Ну, и он тоже уезжает. Со мной! Хотя у него еще три дня по курсовке. И он сейчас мне всё это сказал, а я…
- То есть, сделал предложение? Ой, как необычно, прямо как в кино! И ты дала согласие? – неестественно тонким голоском зазвенела Кругленькая, дугой подняв выщипанные бровки, она начала впадать умиление, пусть и в слегка завистливое.
-  Ну да… Я подумала, что же мне одной, разве хорошо? Впереди зима, не с кем словом перемолвиться. Сын-то далеко, приезжает редко… - оправдывалась новоиспеченная невеста.
И тут вступила до сих пор хранившая грозовое молчание Аннушка. Скептически, как опытная наставница или классная дама, поучающая молоденькую дурочку-пансионерку, она выпрямилась на лавке и пошла в лобовую атаку:
- Хм, замуж значит? Та-ак, всё ясно! Как Божий день. А ты, значит, старая клюшка, и уши развесила? И на всё уже готова – нате! И пропишется к тебе, ага? И потом вытурит тебя, идиотку с площади! Ты этого хочешь! Бомжевать потом под забором и сдохнуть там же?!
Счастливая и несчастная одновременно Пална стояла перед ней как школьница, покраснев и ничего не говоря. Слышно было, как жужжит около них троих недобитая санитарной службой муха. Уж очень ей, видно, жить хотелось, мухе-то… 
- Знаем мы таких женихов, плавали! А ну-ка опомнись, девка! Да и как не совестно в твои-то годы о мужиках думать! Греховодница ты и больше никто! – загремела Аннушка с новой силой.
Пална безответно, хотя и нераскаянно молчала, и минут через пять-семь запал Аннушки стал стихать. Кругленькая, воспользовавшись передышкой грозной подруги, вставила:
- А паспорт-то, паспорт ты его видела?
- Нет. Но он хороший человек, положительный… Я чувствую…
- Чувствует она, гляньте на неё! – в басе  Аннушки было столько издевки, что Кругленькая не выдержала:
- А вдруг это, правда, любовь, Аннушка? Исключение из правил? Ну ведь бывает же… Вот мне дочь рассказывала одну кинокартину, иностранную, она по видео смотрела, так там….
Но Аннушка как непререкаемый авторитет этой маленькой, сдружившейся за время отдыха компании, прервала лирические басни Кругленькой. Она решила перейти к допросу:
-  Чушь всё это. В нашем возрасте. Кстати, а с кого он года?
- На пять лет старше – ответствовала с готовностью Невеста.
- Ха! Так на что он годен, петух твой общипанный? Нужен он тебе, как собаке редька! Да ты хоть бы показала нам его...
Невеста полуобернулась к дорожке, ведущей в парк и указала на чуть сутуловато-сухощавую фигуру в клетчатой сине-белой рубашке, нервно маячившую там.
- Он очень стеснительный – с оттенком гордости произнесла она.
- А, так это он на физкультуре ничего не может делать! – победоносно завопила Аннушка. 
- Нет, неправда, он всё может! То есть, все упражнения… Это вы его с кем-то другим путаете, там еще один есть, тоже в клетку рубашки носит…
Невеста, как и положено, защищала честь будущего супруга до конца.
- А какая у него жилплощадь? – не унималась Аннушка.
- Да я не спрашивала, кажется есть… Но он совсем одинокий…
- И что, тебе охота брюки стирать этому старику? Я бы ни за что!... Не была замужем и слава Богу! – Аврора Аннушки явно истратила весь запас пороха и выдавала уже  последние залпы.
- Зато я не буду просыпаться одна в пустой и холодной квартире, когда не хочется вставать, нет сил одеваться, идти на заброшенную кухню и ставить чайник, что-то готовить – для кого? Когда не хочется жить…
Подруги замолчали. Невеста потопталась с минуту.
- Девочки, он меня ждёт, мне идти надо, собираться – в ее странно молодом голосе боролись счастье и виноватость за него.
- Ну иди уже, глаза б мои не видели этого безобразия… - Аннушка явно капитулировала.
- Только смотри там, аккуратнее, и всё у него проверь, поняла? И не прописывай ни под каким видом! И сберкнижку на всякий случай спрячь!
Кругленькую же распирало от противоречивых эмоций. Во-первых, она была рада, что всё перешло в мирное русло. Во-вторых, она чувствовала себя участницей необыкновенной истории, о которой можно будет рассказать по приезде. В-третьих, она вспомнила своего Ваню, умершего в позапрошлом году и расчувствовалась окончательно. А в четвертых, к этому примешивался еще один аккорд. Это была черно-серо-белая зависть, что греха таить… Надо пойти выпить пустырника – решила она.
Невеста же, расправив худенькие плечики, с облегчением повернулась, как вспорхнула, и побежала вниз по ступенькам к нему, нетерпеливому своему суженому, который  издалека  сильно смахивал на влюбленного мальчишку-подростка, впервые ожидающего одноклассницу под школьным забором. Радостно-смущенно устремился он навстречу бегущей субтильной фигурке,галантно подставил ей свою чуть дрожащую руку, и она крепко взялась за неё, и зашагали они в свое наверняка недлинное совместное будущее, поглядывая друг на друга сияющими глазами.
А с крыльца чуть ревниво и пристально наблюдали за этой несвоевременно сложившейся парочкой «девчонки» и сердца их сжимались отчего-то необъяснимого. Наверно, к перемене погоды…