Путь Джанибека

Петр Приходченко
Путь Джанибека
Сухой жесткий ветер привольно гулял по необозримым просторам степи. Он скользил по льстиво склоненным хвостам ковыля, застревал и трещал в высохших бодыльях полыни и скрюченных черных ветвях редкого карагача. К нескончаемому шепоту ветра примешивался посвист сурков, местами – стрекот кузнечиков, а если лечь на землю и, вдохнув полной грудью горячий травяной настой, вслушаться, можно было разобрать шорох спугнутых ящериц и другой мелкой живности, которая предпочитает ускользать еще до того, как ее увидишь.
Джанибек не торопился в своем одиноком пути. Сухие жилы его лица были обтянуты задубевшей смугло-серой кожей. Сын степей, в своей давно потерявшей формы и цвет одежде, он сливался с такой же вылинявшей под жестким солнцем и запыленной травой, и на фоне ярко-синего неба казался большим перекати-полем, которое почему-то перестало быть послушно велению ветра и, сорвавшись однажды с места, двигалось в своем собственном направлении.
Джанибек был чабаном. И сейчас ременной кнут, уже не нужный, но заботливо смотанный хозяином, был привязан конопляной бечевкой к поясу. Вряд ли он понадобится когда-то еще, но чабан не мог расстаться со своим верным помощником, продолжением правой руки, который был также послушен ему, как расплющенные в работе мозолистые крепкие пальцы.
Одиноким Джанибек стал три зимы тому назад. Всю свою жизнь он кочевал по бескрайней степи, с одной стоянки на другую, и его овцам хватало травы, а ему – молока, шерсти и мяса. Жизнь не была легкой, надо было неустанно работать, чтобы иметь возможность есть, пить и вдыхать сухой степной воздух. И так день за днем, которых за плечами Джанибека осталось несчетно. Были и свои радости: вкусный бешбармак и манты по праздникам, ласка и покорность жены, смех детей. Но суждено было ему испытать более того, что с малых лет он перенял и впитал в кровь от своего ата, а тот, в свою очередь, - от ага.
Мир за краями горизонта менялся, и одинокая юрта Джанибека не устояла под новым железным ветром непонятной старому казаху цивилизации. В один из погожих весенних дней к нему на стоянку прилетели по воздуху веселые розовощекие люди. Он встретил и угостил их от всей души, как полагается по обычаю. Дорогие гости в полной мере вкусили его гостеприимства, а затем пересчитали овец и что-то с ними сделали, назвав это странным словом «прививка». Как они объяснили Джанибеку, откуда-то с юга идет страшная болезнь, но теперь его скотина защищена от нее. Чабан как следует отблагодарил лекарей, отобрав им трех лучших ярок с налитыми жиром курдюками.
Однако «прививки» не помогли. Вскоре он стал замечать, как его овцы худеют и слабнут. А затем и вовсе половина отары не смогла выйти из кошары. Овцы лежали на земле, кто-то из них еще раздувал с усилием покрытые плотной шерстью бока, другие же были мертвы. Больное мясо нельзя есть. Со слезами на глазах Джанибек свез туши в далекий овраг и вместе с сыном закидал их землей.
После этого он поручил заботу об оставшейся скотине детям и жене и уехал в степь. Целыми днями бродил по буеракам, верхом, или держа верного коня на поводу, который, впрочем, и так не оставил бы хозяина. Ел то, что давала степь. Случайно натолкнулся на стадо сайгаков и подстрелил одного. Часть запек в золе костра, остальное мясо разложил вялиться. Но шакалам не хватило оставленных им на съедение костей, и ночью они пробрались на стоянку человека, не побоявшись и огня. Разбуженный ржанием коня Джанибек прогнал ночных разбойников, но вместе с ними пропало и почти все мясо. Этот случай встряхнул старого казаха, и он почувствовал, что пора ехать домой.
Жизнь никак не хотела возвращаться на протоптанную поколениями его предков тропу. Старшую дочь по осени выдали замуж, а за ней вскоре ушла и младшая – на свадьбе прелести степной красавицы оценил немолодой уже, но уважаемый гость из города и, недолго раздумывая, сосватал ее. Раньше бы Джанибек еще сильно подумал, отдавать ли свою любимую Сауле, тем более что и на калым жених оказался скуповат. Но прокормить семью было все труднее – накопленное за годы усердного труда таяло с каждым днем.
А зимой к Джанибеку пришло новое несчастье – его верную единственную жену забрали к себе предки. Вдвоем с сыном они кое-как продержались до весны. А после того, как справили наурыз, Джанибек снабдил сына всем необходимым для дальней дороги, отдал последние сбережения и отправил в город, где, может быть, муж Сауле не даст ему помереть с голоду.
Так чабан остался совсем один. И это было больше чем одиночество пастуха, который днями бродит по степи, но затем все же возвращается домой, где его ждет теплая юрта, затопленный женой очаг и смех детей. Он никогда не любил много говорить, но когда через много дней повстречал людей и они спросили его дорогу, еле смог им ответить, так как загрубевшие губы и пересохшее горло никак не хотели складывать слова.
Под жесткими лучами солнца и режущим ветром Джанибек высох и сгорбился. Из полного сил крепкого батыра через два года он превратился в старика, так его стали называть и в ауле, куда он изредка заезжал проведать старшую дочь. Она предлагала ему остаться при ней насовсем, благо семья ее жила богато, да и Джанибека здесь уважали за твердую волю и мудрую голову. Но как мог гордый сын степей стать нахлебником.
Когда к нему во сне все чаще стала приходить жена, а в жаркий полдень вдруг показалось, что из-за кургана выезжает на гнедом жеребце возмужавший сын, Джанибек понял, что недолго ему осталось приминать растоптанными сапогами ковыль. Он оставил свой скудный скарб доброй старшей дочери и отправился налегке в город, повидать напоследок забывших о нем детей.
Джанибек не торопился в своем одиноком пути. Он нарочно не поехал верхом, не сел в железный автомобиль, который довез бы его за полдня. Он даже не пошел по накатанной от аула дороге, чтобы показать всем, что сильны еще его ноги, и чтобы дать им напоследок вволю искупаться в терпковато-горьком степном море.
Долгим и светлым был его трудный путь. Он вспоминал о детстве, когда впервые отец посадил его на коня, и как он почти сразу упал с него и больно ушибся спиной. Как в шестнадцать лет завоевал главный приз на байге и сердце красавицы. Много прекрасных картин видел Джанибек, направив взгляд на закругляющуюся черту, где темно-синее небо встречалось с краем земли.
И вот на этой черте появилась серое пятнышко. Медленно-медленно оно росло, пока не заняло собою все, от края до края. Так Джанибек вошел в город.
Было раннее утро. Над степью уже поднялось солнце, но в городе почти никто не хотел этого замечать. Джанибек долго шел пустыми улицами, пристально вглядываясь в лица встречных людей и окна редких быстрых автомобилей. Сначала он часто сворачивал, пытаясь найти то место, которое назвала ему старшая дочь, но человек с метлой, которому, он показал бумажку с адресом, сказал, что это не здесь, а где-то далеко в середине города. Тогда Джанибек выбрался на большую широкую дорогу и пошел по ней прямо, продолжая так же рассматривать прохожих и автомобили.
Солнце поднималось все выше, людей и автомобилей становилось больше, пока они не превратились в один мутный пестрый поток. Старому казаху стало не по себе от криков, гудков и рева моторов которые сдавили его чуткие уши. Даже в тени ему было трудно дышать раскаленным на камнях воздухом, повисшим над дорогой копотным маревом. Но он все шел, боясь останавливаться, так как потом будет вдвойне тяжелее продолжить путь, если он вообще его сможет продолжить.
Он уже практически ничего не видел, - дома, автомобили и люди расплывались разноцветными пятнами. Голова кружилась сильнее, чем после дня неустанной скачки без отдыха и еды. Вдруг сверху что-то моргнуло красным, и Джанибеку показалось, что ему навстречу спешит сын.
- Сынок, - обрадовано крикнул чабан. Он распахнул руки для объятий, сделал шаг на встречу, но не устоял и упал ничком на жесткую каменную дорогу. – Сынок – прохрипел он и последним усилием вдавил ладони в пыль, будто хотел обнять всю Землю, и почувствовал, как совсем рядом дышит порывами сухого горячего ветра широкая степь.
окончено 1.07.2008