История на ночь

Метроном

Больно. Мерное, сильное покачивание приводило её к гадкому чувству тошноты. Ей было тошно. Мрак и сырость, сырость и мрак. Чей-то пот падал ей на поясницу, она еле стояла на ногах придерживаемая чьими-то сильными, но мягкими как у женщины руками. Ритмичные толчки сзади все не прекращались. От недавнего удара по голове помутился рассудок, ощущения её как будто провалились вместе с ней в бездну. Сил не было - они иссякли, даже не появившись. Оставалось только одно – терпеть. Терпеть, как можно дольше пока ЭТО не кончиться. Кончаться ЭТО пока еще не собиралось, а сознание потихоньку уходило от неё в далекую голубизну забытья. Она была бы рада упасть в обморок и не помнить всего этого, но как будто сам дьявол держал её за руку, приговаривая: «Потерпи моя радость - это еще не все что я хотел тебе показать».
В какой то момент сознание вернулось, ощущения обострились. Её просто выжигало изнутри. Она почувствовала, как пот и кровь стекают каплями у неё по внутренней стороне бедра и падают на бетонный пол, плюхаясь в грязь КПДшного подъезда. Шорох одежды, скрип подкованных ГРИНДЕРов о бетон, частое и тяжелое дыхание, шлепки плоти все слилось в адскую какофонию. Она не могла больше терпеть.
Крик застыл где-то между диафрагмой и глоткой. Даже писк не мог пробиться через сдавленную шарфом шею. Это продолжалось, продолжалось и продолжалось, с завидным упорством метронома.
«Почему никого нет?» - пронеслось у неё в голове, а за этой мыслью последовали – «Должны же быть люди. Сколько сейчас время?» - и пропали в безнадежной темноте тех. этажа.
Метроном сбился. Толчки стали реже и экспрессивнее. Еще, и еще, и еще… шлепок, шлепок, шлепок … Все медленнее и медленнее. Пальцы его больно впились в таз. Она почувствовала, как он напрягся, выгибаясь, словно хотел сломаться пополам и мгновенно обмяк.
- Все… - сказал он на выдохе и разжал пальцы, повеяло перегаром.
Ударяясь по пути, суставами и конечностями тело её погрузилось во мрак. Пол оказался на редкость твердым и холодным. Страх. Подпираясь локтем и ногами, она заползла в угол, прислонилась к радиатору отопления. Шишка на голове болезненно ныла.
«Что дальше?» - полоснула по сознанию мысль. Впереди маячила не очень привлекательная перспектива смерти от рук неизвестного. Если он решит её убить, она не в силах сопротивляться. Страх нарастал. Хотелось пить, в горле пересохло. Предполагаемый крик обернулся утробным шипением.
Он обтерся её шарфом, который только что использовал как удавку, застегнул штаны и заправил рубаху. На два шага ближе, и присел. С издевательской нежностью обернул шарф вокруг шеи.
Напрягшись всем своим телом, она приготовилась к неминуемой смерти от удушения собственным шерстяным шарфом. Ждала…
Он встал, повернулся спиной и шагнул в темноту. Она смотрела ему в след, но так ничего и не разглядела.
Силуэт. Сквозь тьму прорезался силуэт потом еще раз и еще раз. «Наверное, в зажигалке кончился газ» - одинокая мысль всплыла на поверхность, пробившись сквозь толщу все еще нарастающего страха. Еще два шага (как же противно у него скрипели ботинки), раздалось знакомое, тонкое «пищание» домофона. Тяжелая, неповоротливая дверь отворилась, и в подъезд белым столбом ввалился свет, наконец-то четко обрисовывая незнакомца. Резало глаза, но она все глядела и глядела, пытаясь рассмотреть и запомнить. Но все что она смогла заметить так это то, что он был не высок, в кожаной куртке и коротко стрижен.
Опять мрак, дверь, ударившись об косяк, закрылась не полностью, оставив тонкий луч света. По струящемуся пучку света медленно плыла пыль. Быстрые и нервные шаги растворились в тишине. Ей не было известно, сколько она просидела под радиатором отопления. Сидела. Боялась. И, в конце концов, замерзла.
Еще окончательно не придя в себя, она попыталась встать и больно ударилась уже набитой шишкой о почтовый ящик, весящий над ней. «И кто говорил, что бомба в одну и ту же воронку дважды не падает?» - Эта мысль пришла к ней с болью отбитой головы, а ушла с болью отбитого зада. Сарказм здесь был не уместен. Вторая попытка была удачнее. Она встала на колени и опираясь на перила поднялась. Ватные ноги не держали, а между них жгло и резало. Проделав два, жалких и неуверенных как у только что родившегося жирафа, шага, она с успехом эвакуировала из желудка чипсы и немного желчи. «Кажется сотрясение» - осторожно потрогав шишку и голову вокруг неё, она констатировала диагноз. Равновесие потерялось на задворках сознания и не собиралось в ближайшее время проявляться, так что пришлось задействовать руки, опираясь на стены и иные поверхности, попадавшиеся на пути к тонкой струе света.
Навалившись на долгожданную и неподатливую дверь, открыла её. Свет.
Искусственный свет одинокой лампочки в тамбуре. В этом свете перед ней красовалась грязно синяя нелепо сколоченная дверь. «Если бы дерьмо было бы синего цвета, то оно бы выглядело как вот эта дверь» - с этой мыслью она вышла на улицу. Темень.
Сумрак ночного города. Её пронизал как бусы на нитку холодный ветер, невольно поддаваясь порывам склонившись и шагнув в сторону, она огляделась. Пусто и знакомо. Знакомо до боли в кишках. Через улицу красовался её родной дом, она даже видела окна, которые все еще горели. «Мама не спит» - подумала она, осматривая ступени подъезда. Они были высокие и нескладные. Шагнула на ступень, опираясь рукой на перила, следующий шаг…
Следующий шаг не удался. Предательская перила улизнула  из под руки и больно ударила в бок. Пытаясь сохранить равновесие, она подставила ногу и оступилась. Небо, бетон, небо, фонарь, ступенька… Хруст.
Поняла что лежит на земле. Сдавило грудь. К своему удивлению она не чувствовала боли. Она не чувствовала ни чего, только тишина. Воздух не поступал в легкие. Она поняла, что случилось. Байки старшего брата травматолога не прошли даром. Ей только оставалось лежать и ждать.
Она ждала… Лежит на животе и смотрит на отражение звездного неба в жалкой пародии на лужу.
«Как обидно, как же все-таки обидно. А я так хотела сходить с Тимой в кино» - с этой последней мыслю, далеко-далеко унеслось её сознание.


«Ориентир»

- если любить тебя не правильно, то я не хочу быть правым.
Том Джонс

«Боже храни мой мочевой пузырь до конца пары, да еще эта духота в аудитории просто убивает» - нудно пульсировала мысль в голове под размеренный и убаюкивающий голос лектора.
- А, м-м, Извините… - поднимая руку, робко сказал он -  можно выйти?
Преподаватель, раздраженный тем, что его прервали, презрительно кивнул в знак согласия.
По многочисленным просьбам бог все-таки сохранил мочевой пузырь молодого человека, пока тот добирался до туалета к несчастью находящегося на 3 этажа ниже, а молодой человек, в свою очередь не обращая внимания на постороннего в уборной, прошмыгнул к писсуару и долгожданно опорожнил клапан, весело присвистывая и искренне наслаждаясь мелкими радостями жизни.
Оправился. Вышел уже вальяжно, вразвалочку, с идиотской ухмылкой на лице и напоролся на очень странного персонажа. Долговязый, нескладный стоял и смущенно смотрел ему прямо в глаза. «Прямо как щенок на хозяина» - пронеслось в голове.
- Я тебя люблю…
- Не понял???!!!
- Поцелуй меня. Ведь Я – тебя - лю ……
Резкий удар пришелся ровно в висок обескураженного влюбленного, тот, закрутившись по спирали, упал в угол, разбив синюю кафельную плитку.
- Держи вдогонку, пидар гнойный!!!
Складывалось ощущение что, кованые ботинки многочисленными ударами так и хотели втоптать бедного влюбленыша в кафельный пол мужского туалета. Ярость. Один из ударов пришелся в печень, боль пробила позвоночник и устремилась к мозгу. Рассудок помутился и влюбленыш обмяк.
Артур бил, бил и бил, пока не понял, что его жертва еле дышит, булькая кровью при выдохе. Вытер ботинки туалетной бумагой и вышел.
Тело его автопилотом спускалось вниз - в курилку, а его разум ну ни как не мог понять: как этот гомик решился сказать ему, Артуру - великому и ужасному, то, что он только что услышал. Его всего передергивало, когда он вспоминал это маленькое и безобидное слово прозвучавшее так отвратительно и тошнотворно. Возмущение. Он ушел к дальней колонне и, повернувшись ко всем спиной, нервно закурил.
«А если кто узнает про ЭТО, меня же поднимут на смех, хотя в происшедшем не было моей вины это все тот долговязый». Он сплюнул волосок. «Я же отстоял свое мужское достоинство и мне нечего стыдиться, а этот засранец будет держать язык за зубами или я уничтожу его как вид, как жителей Хиросимы и Нагасаки» - успокаивал он себя, но как бы ему спокойно не становилось, все равно в мозгу оставался неприятный осадок, отдававший ржавчиной во рту. Посмотрел на часы – «время». Сделав несколько глубоких вдохов холодного осеннего воздуха, он  шагнул обратно в липкую духоту учебного корпуса.
Дом. Артур вернулся домой. Весь день, его не покидала мысль об одном - «Какого лешего эта ошибка природы, осмелилась признаваться ему в любви. Ну, допустим, он то пидорас с него спросу нет, но я же ну ни как, даже с большой натяжкой, не подхожу под это определение. Зная мою репутацию, он сознательно шел практически на смерть – он знал, что я такого не потерплю. Какую же беспринципную наглость нужно иметь, что бы сказать мне такое? Да, парень был не из трусливых (признался он себе). И все-таки почему?». Так он лежал и думал, рассматривая трещины на потолке его обшарпанной комнаты пока не погрузился мрачный и беспокойный сон. Эта назойливая мысль не покинула его и наследующий день. В течение всего дня он невольно замечал, что ищет глазами своего обидчика, задерживая взгляд на скопищах молодых и продвинутых. Странно, но он так и не запомнил лицо и, кажется, он не видел его раньше. Весь день не покидало ощущение того, что кто-то рядом и не сводит с него глаз.
Так прошло три беспокойных для Артура дня. Вроде бы все было тихо. На четвертый день, поднимаясь по стершимся мраморным ступеням размышляя о том, что он наврет преподу по поводу своего опоздания. Поднял голову… Кровь прилила к лицу, из глубины мозга к кулакам потекла сладкая ярость.
Перед Артуром стоял он. Скрючившись на бок, переминаясь с ноги на ногу, стоял он. Глаза его, так же как и тогда смотрели прямо в глубину Артура, но к щенячьему взгляду примешалась толика боли и вагон страха. Артур быстро отвел взгляд резко рванул мимо, проходя, он все-таки бортонул долговязого. Поднялся на пару ступеней и замер.
- Ну-ка пошли – развернувшись, Артур схватил долговязого за шкирку и рванул его за собой, долговязый не сопротивлялся, и вяло, перебирая макаронинами ног, поплелся вслед.
На улице шел первый снег, белый и неуклюжий. Снег падал большими хлопьями на двух парней в дальней части курилки. Один из них нервно и громко говорил, второй все норовил увернуться от ударов по туловищу и совсем не внимал аргументам собеседника, что-то торопливо объяснял своему «брутальному другу». Через несколько долгих и мучительных для обоих собеседников минут «Брутальный друг» резко развернулся и быстро зашагал прочь, кажется, сказанные в впопыхах слова сказались на его мутном и ограниченном сознании. Второй нагнал его и схватил за руку, за что моментально поплатился целостностью своего носа. Вытирая тонкие струйки крови, криво сел на холодную ступень. На улице шел первый снег, белый и неуклюжий. Только мелкие крапинки красного рассыпались брусникой по белоснежной скатерти.
- Да что со мной, это все неправда. Такого не бывает. Я настоящий мужик. Я как два настоящих мужика. – занимался аутотренингом Артур по дороге домой - Этот мелкий гаденыш мне все мозги запудрил. Я им всем, пидорам, докажу что я мужик. Ну не может же быть такого??? Я не потерял своих ориентиров в жизни: вода мокрая, небо голубое, солнце светит, а я настоящий мужик. На этих непоколебимых константах держалась, и будет держаться вселенная Артура, но на данный момент одно из них было просто втоптано в грязь жалким ублюдком. И эта константа требовала немедленного подтверждения или же вся вселенная разом рухнет в небытие и забвение. Просто необходимо её доказать, а я ведь докажу!  – изобразив псевдоподобие улыбки подумал он. Бутылка темного пива, с хлюпающей на дне жидкостью напоминавшей по вкусу коктейль из спирта, пивных дрожжей и воды со свистом разбилась об кривой фонарный столб.
Мысли крутились голове,  словно рой назойливых пчел в улье. И унять их у Артура не хватало сил. Так что он и шел с жужжащей головой по направлению к дому.
Стоп. Вот оно. Вот то что мне поможет доказать… Она прошла мимо. За ней остался шлейф сладковато-терпкого запаха духов, который будоражил неприличные места юноши. Желто-красный шерстяной шарф линией свисал с шеи на спину и покачивался в такт размеренному шагу как перевернутый метроном, подчеркивая всю грациозность её походки. Жужжание в голове мгновенно исчезло. Он нагнал её…

Говорят, её нашли мертвой, она свернула себе шею. Артур видел на следующее утро как напротив его дома выстроились в ряд машины скорой помощи и милиции, и как мать на коленях изрыгала утробные завывания и мольбы над бездыханным телом дочери. Он смотрел в окно как завороженный, наблюдая за всем этим, нарастала черная пустота. «Я же не хотел» - раздавалось эхом в пустоте сознания. Не было ни страха, ни боли, ни сожаления, ничего не было…







Ain't No Sunshine When She's Gone

Когда я под кайфом, я чувствую себя таким занятым…
Стивен Кинг

Ухты потолок! Значит, я лежу на спине – сам собой всплыл несложный логический вывод в еще не проснувшейся голове. – Интересно я дома? – со скрипом ногтей по школьной доске начались пробиваться вчерашние воспоминания. – Уснул я вроде дома, но мало ли что могло случиться. Не мешало бы оглядеться и посмотреть по сторонам.
Хрустнула шея. Больно. Оглядываясь вокруг я понял, что улыбаюсь, разглядывая собственную грамоту отличника учебы, висевшую на стене. В голове медленно и ласково поплыли воспоминания из не далекого прошлого.
Такс. Значит я дома, это чертовски обнадеживает. А, сколько сейчас время? – глаза привычно скользнули к тумбе – Боже! Да это же подвиг чистой воды - 9 часов утра!
Радуясь новому и редко когда застающему меня бодрствующим утру, я принялся интересоваться окружающей жизнью. Было тихо – это могло означать то, что родные уже оставили меня в полном одиночестве, не соблаговолив закрыть в комнате дверь, от чего было зябко. Из кухни плыл нежный сладковатый запах жареного лука. Наверно глазунья. Желание дальше продолжать знакомство с окружающей средой невольно отпало. Движимый, урчащим в разных по толщине кишках, голодом, я присел на кровати. Мир покачнулся и расплылся, оставляя где-то вдалеке тусклый свет покрытого инеем окна.
Ох, ты как?! Говорили же мне нельзя резко вставать с постели – головокружение прошло так же неожиданно как началось. Мир вокруг резко стал четким и ясным, что собственно напугало сильнее, нежели расплывчатый субстрат комнаты, который я наблюдал мгновением ранее.
Как все-таки хорошо иметь верные ноги, когда встаешь с постели на холодный и скользкий пол своего жилища. Ага, судорога от холода не пробила, и даже равновесие удержал. Пол дела сделано. А где мои кролики? – стал рыскать под кроватью, нащупав, только одно розово-пушистое  создание натянул его на ногу, ограничившись этим, я приостановил свою поисково-спасательную экспедицию второй несчастной зверушки под кроватью. Шлепая левой ногой, той на которую не хватило тапка, побрел на кухню открывать для себя прелесть утреннего кофе с яичницей. Поел. Набил свой желудок ровно настолько, чтобы окончательно не убить в себе голод – «По моему от чрезмерного поедания всякого рода пищепродуктов человек теряет в себе животный инстинкт». Уныло созерцая остатки своего завтрака, потянулся к приплюснутой намедни,  чьими то джинсами пачке сигарет. Закурил.
 Такс. Календарь. По моим подсчетам сегодня у нас четверг. А что у нас в четверг? – муторно и неохотно перебирая в голове расписание, понял, что мне нужно на учебу где-то к 3 паре. – До одиннадцати сорока еще вагон времени. Тогда закономерно возникает следующий вопрос -  где мой косячок? – старательно погасил сигарету.
Шаркая кроликом и попутно вырабатывая статическое электричество и, ко всему прочему, истерично пританцовывая, зашагал к туалету. Поиски рукой за бачком, принесли свои плоды  в виде побитого жизнью и видевшего всякое на своем жизненном пути папиросы «Беломор». Косячок был сделан под «Ракету» .
 У - ти мой хороший. - любовно послюнявив Ракету уселся на толчок – Ну раз уж я в таком уютном месте, не совместить ли мне приятное с полезным? – спустил трусы и прикурил.
Несколько раз загнал в легкие, «мерзопакостный» словно наждак сизый дым. Легкие сопротивлялись не долго и ограничились недолгим булькающим покашливанием, за что я им был чрезмерно благодарен. Зная, что кайф будет притормаживать из-за специфического способа приготовления травы, я спокойно закончил свое «гадливое» дело, попутно пролистав древнюю книжицу представляющую собой свет сортирной литературы 20-го века. Выбравшись из отхожего места и при этом, не заработав клаустрофобии в ожидании «чуда» стал собираться в Универ.
Двадцать минут спустя меня просто порывало на части и плющило как удава по стекловате под кастрированные завывания гитары Джимми Хендрикса. Лежу на диване и созерцаю собственные мысли. Мысли были всех цветов радуги и перетекали в такт музыки из одного полушария мозга в другое. Безграничная радость.
Если положить пельмени в воду они тонут, но причем тут фотоаппарат – эта мысль была желтого цвета и унеслась с очередной гитарной фишкой Джимми.
Девушка красивая, а книга скучная так почему же книг  я прочитал больше чем девушек – синий цвет прокатился ярким кругом куда-то за веко.
Как же все-таки мал космос когда он может уместиться на моей заднице. - невольно заметил, что внимательно рассматриваю собственные трусы. Если быть точнее, то узор представлявший собой грязно желтые звезды на синем фоне. Разглядывание трусов оказалось весьма занимательным, и мне не было жалко тех сорока минут, что я потратил на это дело. Досконально изучив космическое пространство исподнего, я мог со всей ответственностью констатировать тот факт, что собственные трусы я знаю лучше, чем таблицу Пифагора.
Закончился диск. На смену мелодичному звуку гитары пришло посапывание  кухонного крана и дребезжание совкового холодильника «Бирюса».
Надо бы идти? – тихо подумал я, мысль отдалась металлическим эхом и хаотично забилась о стенки головного мозга как пинбольный шарик, пока не отпечаталась в лобной доле.
Нашарив немного одежды, та, что была еще не сильно грязной, погрузил свое тело в хлопок рубашки и синтетику «Антиформовских» джинс. Посмотревши на смутно знакомую физиономию в зеркале, пришлось закапать в свои стеклянные шары несколько капель для глаз, остекленение не прошло, а вот красная паутинка исчезла. После недолгой и победоносной войны с пуховиком, завершил свое облачение: обернув вокруг шеи красно-желтый шарф грубой ручной вязки. Шея зачесалась, невольно вспомнил бабулю.
Заткнул уши кнопками наушников и окунулся в какофонию издаваемую System Of A Down, немного взбодрился, набычился и двинулся в путь.
Красный, красный с желтым, зеленый. Шея болит, что-то я сильно задрал голову. Надо мной высился светофор.
- Странное сооружение – удивленно услышал свой собственный голос.
Легкое, нежное почти на грани осязаемого прикосновение. Запах: очень красивый, тонкий. Он напомнил мне слабый запах винной пробки перемешанной с каплей ванили и немного домашнего печенья. От столь тонких ощущений немедля ни секунды меня пробила испарина, спине стало мокро. Я повел носом и открыл глаза. Существо, которое стояло рядом практически скрывалось за моим плечом, затем существо отважно шагнуло в серый асфальт и начало удалятся, чем сильно меня озадачило. Светофор был менее привлекательным, нежели чем Существо, так что внутренний выбор между созерцанием цветов и округлых форм регулировочного фонарика или же следованием своим внутренним инстинктам, выработанным тысячами поколений, был не долог.

Я иду за ней или она идет туда же куда и я? – размышляя, своей бедовой и без того загруженной думалкой, плелся ей в след. В тяжелой голове крутилась Janis Joplin со своим извечным Summertime. Эта песня всегда повергала меня в романтичную меланхолию и пришлась весьма кстати.
Каждое её движение было частью трогательного и немого танца под названием «неповторимая походка». Так созерцая этот танец, я следовал за прекрасным существом несколько минут до тех пор, пока не обнаружил, что стою перед знакомым крыльцом. Понадобилось еще несколько секунд, чтоб определить свое место нахождения. Мое местонахождение не могло не радовать меня - я стоял перед учебным корпусом своего университета.
Нам было по пути – Закралась мысль. Посмотрел на часы, которые я все-таки не забыл дома. - Растуды её в качель! Долбаный светофор, сколько же я на него смотрел? Опоздал ведь на пару. И что мне теперь прикажешь делать? – незнамо откуда возникло желание вернуться и досмотреть до конца бесконечное светопреставление цветастого гипнотизера. Все-таки переборов свое желание направился в Универ – В столовой отсижусь. И то, что я соизволил явить свою драгоценную персону ко второй паре - является неоценимой жертвой на ниву моего образования и неоценимым подарком деканату в полном составе.
Пока я стоял на улице обдолбанным ушлепком и скрипел проржавевшей соломкой мозгов, прекрасное Существо умудрилось исчезнуть из поля зрения. Жалко. В расстроенных чувствах поднялся в столовую, где разжился жидким, словно моча чаем и кирпичным пирожком. «Кирпичность» пирожка проявлялась не только в мягкости теста, но и в форме, вкусе и цвете несчастного гастрономического выродка, а чай, как ни странно оказался вполне сносным.
Кайф все еще бродил в уголках сознания то обостряясь, то повисая прозрачной дымкой и все ни как не собирался улетучиваться. А я тем временем пристроился за столик у окна и удивил себя чтением сборника стихов, который случайно скомуниздил в один из своих редких походов в «Пушку» . Пока я читал «Ворона» Эдгара Алана По, меня тихо сморило и я провалился в тихий сопящий носом сон.

- Извините. – робкое прикосновение. Полный возмущения продрал глаза, пришлось ворчать в слепую и ждать пока сфокусируется предательское зрение. Не членораздельные проклятия прекратись вместе с возвратом способности созерцать. Передо мной стояло мое прекрасное Существо. Оно терпеливо ждало пока я приду в себя, и спросило:
- Извините, вы Дима? – ослепительно улыбнулась.
Так значит, меня сегодня зовут Дмитрий, хотя мама с папой при рождении нарекли меня Тимофеем, но ради неё…Дима – Тима не большая разница, ложь размером в одну букву  Ложь во спасение? - вот только во спасение чего я так и не смог понять
- Вы можете называть меня как хотите – нашел я выход из положения. Даже вроде бы и не солгал.
Ложь во спасение моего мужского начала, если его не приободрить, то оно со временем тихо и мирно загнется – меряя её глазами, решил я
- Можно? – указала на рядом стоящий стул
- Да конечно, а извините как вас по имени?
- Света – Существо назвало свое имя.
Оказалось что Светлана (для друзей просто Лана, ну а для меня Света) является страшной активисткой студенческого движения. И послали её ко мне, то есть к Дмитрию для того, что бы тот нарисовал декорации для очередного студенческого сборища.  Завязав разговор, я, в конце концов, сознался, что мое имя Тима (для друзей Тим, ну а специально для нее Дима). Уверив её в том, что я тоже не плохо рисую, подрядился на не благодарный труд и напросился на вечерний променад до её дома, попутно убедив ее, что во время вечерней прогулки придет вдохновение, и мы сможем обсудить фронт работ. Меня порадовало, что мои так называемые «навыки» общения с противоположным полом не подвели, а может это не только моя заслуга. Охотник и жертва иногда меняются местами.
- Почему я тебя раньше не видел? – задал я вопрос, он предназначался скорее мне.
- Не знаю – смутилась она – Просто ты меня раньше не замечал.
- Странно – прокатилось в моей голове и исчезло.
Смешно, стоило обкуриться в драбадан что бы заметить её. Мдаа… На такой исход дела я никак не рассчитывал когда покупал травку.
- Ну, вот мы и пришли – я заметил обнадеживающие меня нотки сожаления в её голосе.
- Так ты тут живешь?... –  я окинул взглядом старую пятиэтажку. Расставаться не хотелось.
- Да. Вон видишь последнее окно на углу третьего этажа. Это моё – с гордостью заявила она.
- Слушай, у тебя есть телефон? – банально и заезженно повторил вопрос, который до этого дня повторял не одну сотню раз.
- Есть…
- Хорошо я тебе позвоню – оборвал её на полуслове.
Стало как-то неловко, я помялся на ногах в немом ожидании, а она в свою очередь стояла и смотрела на меня.
Кажется, я что-то забыл ? Интересно, она целуется на первом свидании? А было ли это свиданием?  Слишком много вопросов, голова болит. Впопыхах пожал её руку, нехотя развернул свое тело и быстро зашагал.
- До свидания… – это последнее что я услышал, прежде чем нажал треугольную кнопку плеера. В голове растеклись гитарные аккорды Eagle Eye Cherry - Save Tonight. Только дойдя до дома, я понял, что забыл взять номер телефона. Блин! Если бы решили поставить памятник человеческой тупости, то его лепили бы с меня. Еще раз блин.
В темноте подъезда накопал заветный коробок. Запарил и прессонул немного пыли . Соорудил две Ракеты, наверное господа из NASA позавидовали бы скорости сооружения «Улетательного» аппарата. Следуя старой поговорке «куй железо пока горячо» раскурился. Одну оставил на завтра. Меня всегда поражала собственная прозорливость в части запасливости, поэтому, отсчитывая предстартовые минуты, аккуратно сложил и перезахоронил в туалете свое добро. Отказался от ужина, ограничившись молоком и сдобной булочкой. В закрытой комнате под нежное дыхание Morcheeba озвучиваемое «Бумбоксовой пукалкой» мягко погрузился в мечты. Мечты эти летали из угла в угол бледного потолка, вырисовывая прозрачный силуэт прекрасного Существа.
- Поехали – шепнул я знаменитую фразу, когда почувствовал отрыв от земли, присоединившись к единому и прекрасному целому. – 30 секунд. Полет нормальный.
Чувства мои, вырвавшись из солнечного сплетения, ласково щекотали нервные окончания. Безграничная радость. Розово-пушистые порывы любовных намерений окутывали облаком, от чего улыбка растягивалась на лице до поразительно беспредельных размеров. Сквозь иней окна в темную комнату пробивался лунный свет, рисуя на полу холодные и причудливые, кажущиеся призрачными узоры. Пытаясь найти в них закономерность и упорядочить их хаотичность, не заметил, как перешагнул грань реального мира и уснул.
Поскольку Света нуждалась в декорациях, а я нуждался в Свете, наша очередная встреча не заставила себя долго ждать, и в этот раз я все-таки не забыл взять номер её телефона - Маленький шаг для человека и огромный скачек для человечества! Спустя сотни часов телефонных разговоров и встреч, настало лето. Я споткнулся и упал в любовь к ней, я был счастлив. Но благодаря страсти к кайфонавтике от чего и развилась утрированная скрытность, не смотря на мои прозрачные и очевидные, на мой взгляд намеки, мы так и остались хорошими друзьями. Счастье тихо ускользало. Боязнь сказать главное превратилась для меня во внутренний комплекс, который заключался в том, чтобы быть довольным такой вот «дружеской дружбой». Не хватало ни смелости, ни пороха что бы поставить все с головы на ноги. Всегда возникал вопрос: «А что если признание отпугнет её, тогда я лишусь и этого купированного общения с ней?» И каждый божий день я играл роль бесполого товарища Светы, что, на мой взгляд, ей даже нравилось. Мои радужные витания в облаках под сизый дым косяка со временем превратились серый груз раздумий. Как кисель тяжело и лениво переливалось время. В сессионные дни мы не так часто встречались, каждый занимался насущным. И я, расслабившись, упаковал свои «картонные крылья любви»  а она исчезла на все лето где-то в районе Сочи или Анапы.
С первым телефонным звонком Светы настала осень. Я нехотя распаковал свои пыльные крылья и нахлобучил их себе за спину. Под воздействием очередного по счету продолговато-дымчатого товарища и перечитанного в летние дни Онегина я писал письма, адресованные прекрасному Существу, в которых, упорядочивая свои чувства и обосновывая их всякого рода красивыми словами, объяснялся в любви. Но они, как правило, после утренне-трезвого осмысления всего напечатанного на кануне, оставались висеть безликими килобайтами груза на жестком диске моего «Пенька». Письма эти олицетворяли тихий шизоидный коллапс, страдающего запущенной стадией имбицилии, параноика. Периодически выпадая из трезвого и ясного мира, я усложнял ситуацию, и вскоре Света изредка, а потом все чаще  нарекала меня «Подружкой», на что я смущенно улыбался, соглашаясь с новым званием, и глубоко закопал внутренний ужас, вызванный безнадежностью, жестокостью и запутанностью моего положения.
В один из так называемых дней «посещения», когда я наведывался в гости к Светлане, с каким ни будь кондитерским изыском к чаю, Светлана соизволила озвучить страстное желание «побаловаться травкой». Ну а я как «Кайфолог со стажем» просто не смог отказать девушке в экзотическом удовольствии. Наспех, из подручных средств был сооружен кальян. Подручными средствами оказались маленькая бутылка из-под «Pepsi» и мундштук от неведомого духового инструмента. «Набулькавшись» вдоволь, равномерно растеклись по дивану. Сознание обволокла и сжала нарастающая лень всего тела, сковало мышцы. Из кухонного динамика сипло мурлыкала Macy Gray.
- Тим – в потолок изрекло горизонтальное Существо
- М –м – с эхом промычал я в ответ
- Ты знаешь. Я всегда хотела иметь друга гея… - лениво шевеля челюстями, сказала она.
- Не понял?! – насторожился я
- Ну, гомосексуалиста – терпеливо уточнила Света
- Не-е… Я не педик, если что…- не придумав более вразумительного ответа, отмахнулся.
- Ну, по тебе видно – неуверенно согласилась и перевернулась на живот. – Тебе никогда не было интересно, как это быть сексуальным меньшинством?
- У меня то ели как с большинством выходит – глупо пошутил. – Сама то ты как с этим? – растягивая звуки, задал я вопрос, кажется трава в приходе.
- Ну-у, что-то типа того – её тоже немного порывало – Ради хохмы один раз призналась в любви к девчонке.
- И как?..
- Вроде никак. Сказала что я «Дура» и все. А представь, что это было бы взаимно – раскатистый смех пронесся мимо уха и, отскакивая от стен, закружился вокруг
- Ты точно Дура, притом злая – констатировал я факт, начиная хихикать.
Разработав себе, брюшные мускулы изрядным количеством смеха, мы скрючились от боли. Мне было непонятно, как такое количество радости не вывалилось под давлением из кишков в штаны. Затихли. Редкие смешки нарушали тишину покоя.
- Ну, как ты? – спросил я
- Нормально. И что вот так всегда? – указывая на живот, осведомилась Света
- Когда как…- затуманил я
- А ты попробуй
- Что попробовать?
- Признаться в любви…
- К девушке? Пожалуйста. Я тебя безумно люблю – я осекся и покраснел
- Да нет, к парню, ну попробуй, попробуй… Попытка не пытка – закончила поговоркой беспринципное по своей глупости предложение.
- А не пошла бы ты…. на поле корову доить? – огрызнулся
- Ну, давай…
- Успокойся, в тебе сейчас трава гуляет. – как можно более серьезным голосом произнес я
- Давай, дава-а-а-й  – все протяжней и протяжней повторяла она, пока не сбилась на хныкание.
- Ладно. Все. Хорошо. Будет тебе признание, только успокойся – зная свойства травы и понадеявшись на то, что она завтра все забудет, согласился я.
- Ага, завтра подберем тебе «Возлюбленного» - победоносно заявила она и закатилась новой порцией смеха.
Мне стало как-то не по себе. Было ощущение, что топчусь на собственной могиле. Заболела голова.
Надежды на внезапную потерю Светой своей памяти не оправдались. После долгих дискуссий и уговоров, мне назначили возлюбленного в виде шаблонного быка. Бычок пасся  в столовой,  выбрали его слепым проведением. Персонаж этот не отличался ни умом, ни сообразительностью так что «Птица Говорун» из него, была ни какая. Я мысленно был готов не только к смерти, но и к гиене огненной после смерти за то, что пошел против воли господней. Хотя со временем хохма о влюбленности начинала нравиться своей абсурдностью, и неизвестная туманность последствий моего поступка показалась мне заманчивой. Так что я решился, не ради Светланы, а ради своей природной глупости и врожденной любознательности. Нащупал заначку в кармане и поплелся в туалет набираться «храбрости». Набравшись «храбрости» по самые помидоры, и практически в бессознательном состоянии высматривал прохожих из окна в туалете. Посмотрел в зеркало – зрачки расплылись, и глаза теперь выражали щенячий восторг.
Оп – па, а вот и зверь на ловца бежит… - Я шел как баран на заклание, которого влечет неведомой силой. – Так -с а куда я дел свой шарф?...

Вот уже как два месяца её нет. Её нет рядом со мной. Когда она ушла, померк солнечный свет и началась долгая зима. Что произошло?
Встретив его на лестничной клетке, я уже молился за упокой своей души. Но о ужас!!! Он верил в моим словам. Он поверил, и я не смог себе отказать. Меня переклинило и понесло. Я поражался собственному убеждению и его убежденности. Не помню, что конкретно сказал ему, но точно знаю, что я хотел стопроцентно разрушить его маленький и ограниченный мирок. Злость переполняла мое существо. Под его отчаянными ударами я уничтожал его как личность, ни кто и ни что не могло остановить меня. Все было как в страшном сне. Я не мог покалечить его физически, но во всю отыгрался на его мироощущении. Последним штрихом была просьба доказать…
Он доказал… и я остался один, совсем один.
- Кажется, кто-то стучится в двери дома моего…