Сердюков 2 -Старые альбомы-

автор Олег Шах-Гусейнов http://www.proza.ru/avtor/schgus , фото из архива автора

                СЕРДЮКОВ
                (из серии "Старые альбомы")

На следующий день наши ребята постарше собрались играть в футбол c грузинскими пацанами. Это была непрекращающаяся серия матчей «военные» против «гражданских». Поскольку мы жили в военном городке, окруженном забором,  и существовал пропускной режим, то встречи всегда вынуждены были проводить в гостях - «за забором».  Игры проходили с переменным успехом. Результаты и перипетии каждой игры служили популярной темой для обсуждений и разнотолков, в том числе среди взрослой части населения военного городка...

На этот раз был уговор:  встретиться на стадионе, возле так называемой грузинской школы. Она находилась километрах в полутора от военного городка.  Собственно, это было просто небольшое, обветшавшее, двухэтажное здание, временно находившееся почему-то в ведении нашей воинской части. В школе проводился неспешный ремонт – силами военных. В этот день здание пустовало, но охранялось дневальным. За зданием, обрамленное чахлым выгоревшим за лето кустарником, находилось небольшое вытоптанное футбольное поле с покосившимися воротами. Оно - то и именовалось «стадионом»…

Вскоре там уже кипели спортивные страсти: азартные крики на русском - «пас, дай пас!», «бей по воротам!!», «назад, отошли все назад, я сказал!», «рука,  у него была рука! Штрафно-о-й!», «пеналь!»,  и, в точности такие же крики - на грузинском языке, перемежались с резкими трелями свистка судьи, звуками гулких ударов по мячу и топотом ног самозабвенно играющих футболистов…

Нам, младшим, родители категорически запрещали покидать территорию  военного городка. Однако запрет этот периодически нарушался. Так сложилось в этом мире: что запретно, то и сладко! Тем более, все, что делали старшие, всегда было предметом подражания для младших. И весьма затруднительно, просто невозможно пресечь эту традицию, какими – либо «мерами». Мы и на этот раз хотели пойти вместе со старшими, побуждаемые непреодолимым двойственным чувством - солидарности и желания почувствовать себя старше, чем мы были на самом деле, но те воспротивились:

- Куда, мелюзга?! Чтоб мы за вас потом отвечали? Дуйте назад! Вприпрыжку, я сказал!

Действительно, «подвалить»  потом родители  могли и им самим - за содействие нашему нарушению.

Однако, когда старшие ребята с кожаным, штопанным - перештопанным  мячом, перелезли через забор и, возбужденно галдя, скрылись из виду, мы пролезли в щель под забором и тоже потихоньку двинулись за ними. Я уже не помню сейчас, кто был в этой группе – уж много лет прошло. Но с нами был мой младший братишка Слава. Ему в то время было 4 года.

Когда обнаружилось наше присутствие на стадионе, то прогонять нас «домой» никто из ребят уже не стал, так как по логике выходило, что старшие никаких запретов  не нарушили...

Мы, «мелюзга»,  не менее азартно играли рядом с полем на полянке за воротами - запасным мячом; счастливо неслись наперегонки подавать мячи, вылетевшие в аут, приобщаясь к тому, чем занимались старшие.

Когда игра закончилась, разгоряченные футболисты, как всегда, балуясь и, обливая друг - друга водой из-под колонки во дворе школы, шумно смыли с себя пот и грязь.  Затем отдохнули, повалявшись на пожухлой траве (кто-то достал сигарету и ее деловито выкурили, передавая по кругу); затем, обсудив дальнейшее времяпровождение,  дружно двинулись куда-то дальше, но не домой, в городок, а вообще - за периметр поселка. Нас «отсекли», на этот раз более жестко, памятуя, что мы увязались за ними сюда на стадион. Капитан команды, конопатый Женька, по прозвищу «МАка», а за глаза - «Макака» , забивший в игре два гола, многозначительно пообещал:

- Увяжетесь, получите пендаля (ускорения - ногой под зад).

- Ну, Мака, мы с вами…

- Вы не пройдете, там широкая канава с водой, которую надо перепрыгивать, - соврал он, - всё, марш домой! Я вас уже НЕ ВИЖУ, считаю до трех, ра-а-з…

- Макака!

Женька дернулся в нашу сторону, нахмурив все пятьсот своих конопушек. Но мы уже резво бежали в сторону городка.   

Мы только притворились, что убежали. Но, выждав за невысокой оградой школы, пока футболисты уйдут, мы вернулись в школьный двор. Вырвавшись из военного городка, где нам все приелось до скуки, мы не собирались туда так быстро возвращаться.

В самом углу школьного двора мы обнаружили бассейн. Очевидно, это был пожарный водоем, сильно подзапущенный. Четырех - пяти метров в диаметре, наполненный застоявшейся зеленой водой, начинавшей зацветать ряской, бассейн представлял собой круглый водоём, с нешироким цементированным бортиком, по которому - от времени - змеились трещины. Рядом была сломанная скамейка с облупившейся голубой краской; разросшиеся вокруг колючие кусты с блеклой, но густой мелкой листвой, делали бассейн почти незаметным со стороны школьного двора. Когда мы подошли к водоёму, то с бортика  в воду спрыгнула пучеглазая лягушка. На поверхности неподвижной темной воды мы увидели пару дощечек, на которых, жмуря в щелки глаза, тоже сидели лягушки. Бесполезно было бы нас убеждать, что это не вражеские корабли. Вскоре  по ним был открыт беспощадный огонь в виде града камней. Вздымались «взрывы» - брызги, лягушки прыгали в воду, выныривали подышать возле стенок бассейна. Возле них опять падали в воду наши камни. Некоторые пытались обратно влезть на плавающие щепки…

- Подноси снаряды,  по кораблям – огонь!

Мы в запале бегали возле бассейна. Бортик стал мокрым, на пару метров вокруг бассейна земля тоже намокла. В лягушек невозможно было попасть. Тогда игра наша преобразилась, получив новое развитие. Пока некоторые охотились за лягушками и щепками, другие исподтишка начали кидать камни - все более тяжелые - таким образом, чтобы брызги как можно сильнее окатили товарища, бегающего по бортику бассейна. Я замешкался на бортике, кто-то рядом бросил кирпич и окатил меня с головы до ног тухлой водой. Я отбежал, отплевываясь от ряски, попавшей в рот. Поискал глазами подходящий камень, но камней вблизи уже не было. Сунувшись в кусты, увидел приличный булыжник. Взяв его двумя руками, влез на край бассейна и неуклюже погнался по бортику  за кем–то из ребят. Бросить камень в воду я не успел. Внезапно поскользнувшись на мокром бортике, я - упал в воду, ударившись о поверхность спиной, и, не успев даже вскрикнуть, начал тонуть…

Плавать я еще не умел. Учиться этому было негде. Я не успел даже испугаться. Вместо того, чтобы избавиться от булыжника, я судорожно вцепился в него, прижав к груди. Ноги мои инстинктивно двигались в бешеном ритме, будто я финишировал на велосипеде. Так мне ложно показалось, что могу всплыть. Я не дышал, плотно сомкнув губы. Чувствовал, что описываю круг в бассейне, потому что, опускаясь на дно, пару раз чиркнул головой  и плечом о скользкую тину стенки бассейна. Глаза мои, как у лягушки, были выпучены и глядели вверх - через изумрудную толщу воды. Толща эта сгущалась и темнела, давила меня, сжимала все крепче. Мне показалось на мгновение, что еще вижу, как через мутное бутылочное стекло, пятно солнца, или  круглое конопатое лицо Макаки, склонившееся над водой с широко открытым ртом, что – то кричащее . Мне тоже хотелось закричать, но я не мог. Паника судорожной вспышкой воспламенила мозг. Во рту внезапно появился вкус очень соленой слезы, он тут же острым рассолом впился куда-то  в глубину носа. Меня надо вытащить отсюда. Мама. Мама…

-Ма-а-ма! –мне показалось, что я зову маму, но это было последнее, тоже ложное ощущение.
Это я вдруг широко раскрыл рот, хотел крикнуть и захлебнулся, сознание отключилось.

Меня нет. Темнота и тишина. Я не ощущаю себя - так же, как не ощущал и до своего рождения.  Я - утонул, я - умер… Умер? Нет, ребята. И это тоже - было ложное ощущение! Но, должен сказать, весьма и весьма … близкое к «тексту оригинала».

Будучи взрослым, я много раз задумывался о смерти: как это?! Да вот так: вдруг ничего не станет для меня, так же, как ничего не было для меня до моего рождения. Мир останется, меня – не будет. Чувством это измерить невозможно, так как чувства присущи только живым. Разумом понимаю, но сам разум противится освещать эту проклятую бездну – света его бесконечно мало…

Ангелов я не увидел. Возможно, успел нагрешить в короткой этой жизни. Но и чертями не пахло! Однако, я, видимо,  родился везучим.

Как только круги темной воды сомкнулись надо мной, детей охватил жуткий страх. Во-первых, страх от того, чему они стали свидетелями, во-вторых, не меньший страх наказания перед родителями.

- Надо бежать! – сказал кто-то, слишком разумный.

Стремглав полетели они назад в городок, обгоняя друг – друга и собственные тени, спотыкаясь и падая на неровной каменистой дороге. В этот момент они и были, очевидно, во власти самого черта.

А во власти ангелов оказался мой братишка, Славка.  Он никуда не побежал! Сначала оторопевший от случившегося, потом напуганный внезапным бегством моих дружков, он поднял страшный рев. Он не отходил от бассейна, он смотрел на его абсолютно неподвижную поверхность, понимал, что случилось что-то ужасное.

Разбрызгивая  слезы,  все громче плакал Слава  и, топая ногами, кричал о том, что брат – туда - упал.
Крики эти услышал Николай Сердюков, солдат, который нес службу в здании школы дневальным. Он подбежал к бассейну, увидел моего ревущего брата и пытался сообразить, что произошло. Действия опережали его мысли. В чем был, Николай прыгнул в бассейн, нырнул, дал круг, пытаясь в мутной воде ощупать пространство, но безрезультатно. Ничего не нашел. Брат ревел, не переставая.

Глубина бассейна, очевидно, была метра два с половиной, не меньше, а может и больше. Николай вынырнул, набрал воздуха в легкие и опять исчез под водой. На этот раз он до меня дотронулся, но вытащить не смог. На третий раз он вытащил меня на поверхность - без всяких признаков жизни.

И тут мне опять повезло!  Где-то в глубине школьного двора играли грузинские дети, примерно моего возраста. Они прибежали к бассейну, когда Сердюков меня уже вытащил. У одной девочки неподалеку был дом, а отец ее был врач, хирург. Увидев, что происходит, она мигом его вызвала (отец ее был дома, и в этом тоже мне повезло). Поэтому доктор уже вдвоем с Николаем делал мне искусственное дыхание. Говорят, что сначала меня взяли за ноги, подняли и потрясли.  Из носа и рта  хлынули ручьи  воды…

Дети, прибежав в городок, попрятались по домам. Только кто-то из них, как рассказывала потом мама, постучал в нашу дверь, скороговоркой сказал:

- Ваш Алик утонул! – и был таков, оставив мать в полном шоке.

Дальше был оповещен отец. Что там было, как там было – рассказы об этом я слышал в разных версиях. Отец рванул через заборы и буераки - уже в больницу.

Я задышал, но в сознание не приходил. Меня отвезли в поселковую больницу. Говорили, что находился в критическом состоянии еще какое-то время. И вообще, как говорил потом этот хирург, еще бы секунд 10-20 пробыть в воде и – возврата бы не было. Из этого туннеля, в конце которого, якобы, свет. Не видел я: ни туннеля, ни света. Когда я очнулся, то ничего не мог сообразить. Я на чем-то лежал, был совершенно голый и весь обложенный грелками. А увидел я внимательное лицо хирурга, склонившись смотревшего мне прямо в глаза.  У него были черные и какие-то, добрые, усы.

- Папу с мамой слушать будешь?  – грозно сдвинув брови, спросил он.

-Буду, - не испугался я сурового выражения лица доктора. Наверное, потому, что он осторожно улыбался. Это и был мой свет в конце туннеля…

Начало занятий в школе я пропустил. Однажды, когда у меня в больнице была мама, ко мне приходил наш класс вместе с классной. Вместо последнего урока, поэтому мои одноклассники были довольны. Такого внимания к моей скромной персоне никогда не было, и я чувствовал себя насколько смущенным, настолько и счастливым. Мы сидели на лавочках возле больницы. Больница находилась недалеко от базара, и я был завален абрикосами, яблоками, гранатами, виноградом. Был и арбуз, его тут же мама порезала на всех. Бананов не было. Никто не знал что это такое…

Когда я в окружении своего класса уплетал приличный кусок пирога, мимо проходил хирург с какой-то женщиной-врачом. Приостановившись возле нас, он кивнул в мою сторону головой и, улыбнувшись, сказал женщине:

- А у больного неплохой аппетит, а? Видимо, жить будет.

- Будет, - улыбнулась она моей маме.

Вскоре, как сейчас принято говорить - «после реабилитации» - меня выписали…

Надо ли говорить, как счастлива была наша семья, от того, что осталась в полном составе. Я еще это не совсем понимал, но был счастлив от того, что всем так хорошо. Вскоре была у нас дома большая компания. Стол ломился от скромных яств. Было много выпивки и много музыки. Присутствовали:  командир части с женой, соседи, многие наши знакомые. В центре внимания находился Коля Сердюков. Он был в парадной форме и сильно стеснялся от выпавшего ему внимания, от прекрасных тостов, которые говорились в его честь и в честь его родителей, воспитавших такого парня. Мои родители подарили ему часы с дарственной надписью. Колю, хотя он и отпирался, ссылаясь на устав, заставили выпить. Командир сказал, что случай такой, что не только можно, но и нужно. Тем более, что Сердюкову объявлен краткосрочный поощрительный отпуск, а сегодня он – в увольнении на сутки. После чего у Коли с лица не сходила радостная улыбка. Как потом выяснилось, на Ставропольщине, откуда он был родом, его ждала девушка. Ночевал Коля у нас. Мы со Славкой никак не хотели идти спать отдельно, а хотели вместе с Колей. Мы так упрашивали родителей, что родители махнули рукой  – как хотите. Мы долго не могли уснуть, расспрашивая Колю о всякой чепухе. Например, может ли артиллерийский тягач, механиком - водителем которого он был, плыть по морю.

- Не, не может, - засыпая, с закрытыми глазами отвечал умаявшийся Коля.

«От него пахнет старшим братом», -  думал я, тоже, засыпая. У меня ведь не было старшего брата. А кто из мальчишек не мечтает, чтобы он у него был?

- А по реке ?! – никак не засыпает Славка.

«Младший брат – тоже неплохо», - подумал я и заснул.

На следующий день мама погладила мне свежую рубашку, и мы с Колей Сердюковым пошли фотографироваться в фотоателье. Именно этот снимок я упомянул в начале своего повествования…   

Фотоснимок читатель имеет возможность видеть на этой страничке, чему я несказанно рад:  об этом поступке солдата, подарившем мне вторую жизнь, а нашей семье вернувшем счастье, будут знать теперь и другие люди. Еще я думаю о том, что на фотографии кое – кого не хватает:  моего брата Славы, грузинской девочки и ее отца, усатого хирурга…

А вглядевшись в лицо Коли Сердюкова, читатель долго не сможет оторвать  от него свой взгляд: он удивительно прекрасен - лик русского солдата!
               
                ***