Монологи Совершенства

Посвящено Марианне К.

Когда-то, по моим мерках достаточно давно, Бог решил создать что-либо прекрасное. Он улыбался, потому как делал это ради забавы, ибо все прекрасное создается ради забавы Отца всего земного, а порой и приземленного. Он взял клубящийся туман, согрел его теплом восточных ветров, рассыпал семь пылинок Солнца и обронил песчинку льда, а потом с рассветом опустил все это на Землю. И так появился Я. Каждое утро я вижу слезы безутешных матерей и забывшихся любовников, а вы, люди, называете это росой. Каждый день ветер приносит мне запахи мармеладных мишек и подаренных духов, а вы, люди, считаете ветер холодом. Я – неодушевленный идеал. Вы спросите, что же я такое? Мой ответ настигнет вас с предрассветным шепотом ночи -  я цветок.
 
 О, как прекрасен тот мир, который создал мой Отец! В нем столько идеалов, в нем столько идеальных! И так много людей, похожих на цветы. Сами вы называете таких людей несовершенными, а иногда даже гнилыми или пропащими, но мне-то лучше знать. Я вижу красоту через драпировку грязи, я имею о ней свое понятие.
 
 …В первую очередь я обратил внимание на его ногти: перламутровый, жемчужный лак и змея с отломанной головой на мизинце. И весь он был в подобном стиле – исполнен аристократичностью и расхлябанностью, ухоженный, наигранно-наивный и притворно-смелый. Он наверняка  бьет по своим целям исподтишка, потому как в радиусе видимости он лишь преклоняется и пресмыкается. А дома, в лабиринтах стеклянных полок с дорогими кремами, его наверняка ждет любовник, старше по возрасту и сильнее по характеру. Каждую ночь, излив влагу физического вожделения, он зарывается в мягкие светлые волосы своего ползучего цветочка; а утром, спустя пять минут после будильника, он каменным ударом отпускает пощечины по его мраморно-шелковым щекам, за то, что тот видел минуту слабости своего сурового покровителя и посмел улыбнуться, перепутав ее с нежностью…

  …Она просто и открыто улыбалась весеннему солнцу, как цветок, увидевший солнечный свет впервые в вечности. Совсем еще молодая, а уже толкает перед собой коляску с тихо сопящим, взращенным из собственной здоровой плоти, существом. Она явно была нежной самкой, а недостаток сил и упорства компенсировала избытком покровителей. Ее шею укрывал шарф, мягкий, серый, пропитанный тонким ароматом духов. Она любила этот шарф, я понял это по тому, как беззаботно она опускала в него подбородок. Она не любила своего ребенка, я понял это, когда ее взгляд исполнился усталостью и дряблой старческой паутиной, как только она услышала настойчивый плач из коляски. Она слишком молода, мечтательна и свободна, что полюбить этот сверток ответственности. Я тогда очень обрадовался, что мне не приходится копировать свою красоту через боль, усталость и гамму черно-белых дней…
 
 …Я дышу красотой. Зачем мне знать о предательстве, оружии, холоде, боли? Зачем, когда я вижу свет, вечный и прекрасный свет. Я знаю, что  такое идеал, и сам являюсь его частью. Я видел все грани совершенства. Чаще, когда смотрел в зеркало. Зачем мне любовь, когда есть восхищение?
 
 Не боюсь ли я смерти, спросите вы. Нет, господа, ни капли не боюсь. Она лишь сломает меня страстным порывом, и рассеет мой подгнивших прах по самым прекрасным улыбкам, слезам, следам… Даже смерть восхищается мной.