Армия. Гауптвахта - 1

Армия! Подумать только – Армия!

Это мужское образование из мужской части населения нашей Планеты, было, есть и будет существовать всегда и повсюду, различаясь лишь обмундированием, да вооружением.

Когда – то служили пожизненно, затем уходили в рекруты на двадцать пять лет, в пятидесятые – шестидесятые годы призывали аж на пять годков, после ввели двухлетку, а для бывших студентов, нынешних инженеров – сделали полтора годика.

Потерпи, пообвыкни солдатик первые шесть месяцев…, а там оно само собой попрёт! Не ты – первый, не ты – последний.
Вот так и Серёжа Соколов.

Служил, служил… и наконец – потихонечку отслужил.

Много чего случилось за это время. Много чего хорошего и плохого повидали мальчишачьи глаза, каких только бед, каких лишений не довелось испытать молодому организму…, но!

Но в конце – концов всё всегда заканчивается, время течёт и наступают долгожданные, радостные мгновения – объявляют Сто Дней до Приказа, а это значит – всё!

Во – о – он там! Где – то там, как говорится – не за горами – Дембель!
Что может быть лучше этого статуса, этого звания, этого состояния души, самой должности!
Подумать только – Дембель!

Более - менее нормально…, даже можно сказать  - весело прошла Зима…, плавно подошла красавица Весна и вот уже на дворе – месяц Март… и всё, просто очень замечательно. 

- Мужики. Я сегодня из дома денег получил…, может бухнём вечерком? – полёживая в сапогах, поверх одеяла на чужой, заправленной кровати, поигрывая новеньким перочинным ножичком с перламутровой ручечкой – обращается с дельным предложением наш дембель Соколов к таким же старослужащим товарищам.

Воскресный солнечный, радостный день плавно перевалил за послеобеденную половину и теперь, восьмерка дембелей законно (в отсутствии Николая Осиповича) нежилась в кроватках.

- Вы как хотите…, но я…, Бля…, водку больше жрать не могу. С нее всегда такой отходняк тяжелый. На таблетках написано, что прием алкоголя не желателен. Не – е! На хер! Я водяру не буду! – первым на предложение выпить откликнулся наш домашние культурист – Химик.

Младший сержант Микульский горстями жрал анаболики, лопал двойные порции каши с макаронами и постоянно, согнув руку в локте, напрягая грудную мышцу…, рассматривал себя в зеркале.

- А ты не боишься, что у тебя писька повиснет? От этих твоих таблеьок, говорят – так бывает. А? – подкатывается к Тадеушу его дружок по Химическим Войскам – ефрейтор Пидручный.

К концу службы, всем рядовым дембелям насовали звание – ефрейтор, чем их несказанно обидели, особенно - старший прапорщик Ковальчук, который постоянно отслеживал, чтобы они вновь и вновь цепляли эту тоненькую, желтую лычку на черное поле погона.

Лишь Петька Сахарчук, непонятно по какой причине, но с удовольствием носил ЭТО на своих плечах. Видимо, вскорости бравому «каптёру» обещали дать младшего сержанта и тогда Петруша заявится на свою стройку настоящим героем, а не каким – то не понятным чучелом с белыми аксельбантами на груди и черным самодельным дипломатом в руках.

- Ну чё? Кто со мной пойдёт? Я не донесу. Ну чё решили – чего брать. Может красного вина? – продолжает Соколов.

- Да уж! Ты – известный любитель сухих вин. Тебе – то да! Хер – ли тут думать? Тебе – же надо чем – то свои жопы лечить. Красное сухое – ну конечно…, чего ещё? – беззлобно посмеивается Витька Пидручный, постукивая каблуком сапога по хромированной кроватной спинке.

- Не… точняк! Давайте сухаря вмажем. Надо ещё сыра твердых сортов купить, это позволит оттенить аромат вина. Меня всегда так мама учила! – закатив в верх глазки, предлагает шляхтич Микульский.

- Может тебе еще ананасов с рябчиками подать…, хрен ты с бугра. Ладно – уговорили…, умеете Вы Суки уговаривать…, пошли Серый, я с тобой. Петька айда с нами…, или на портянках своих опять будешь валяться? – обращается Витька к каптёру, который частенько отлёживался, спрятавшись у себя в подсобном помещении.

- Да никуда я не пойду. Мне и здесь - зашибись. Придешь ты ко мне за чистым полотенцем…! Хренов целую тучу получишь. Звиздуйте, куда хотите! – отмахивается, расслабившийся Сахарчук.

И друзья ушли в темноту вечерних улиц.


А через три часа все без исключения, как говорится – «лыка не вязали».

Этот вечер в памяти Серёжи Соколова всплывает неясными обрывками событий – сначала выпивали в кабинете командира батареи. Затем в коридоре, не понятно с кем – затеяли драку…, после всплывают ночные городские улицы и какие – то разборки с местной молодёжью…. А далее – все! Ну совсем – всё! Из своего прошлого за этот период жизни, Серёжа не знает более ничего. Ничегошеньки!!!

*  *  *


Хе – ерак!!!

Открыл Соколов глаза и уставился на мокрый бетонный пол, что находился в двух сантиметрах перед взором.

Хлоп – хлоп – заморгал Сергуня, пытаясь сообразить, что за серую поверхность он видит перед собой и отчего так сильно болит его замерзшее, онемевшее тело.

Мама! Мамочка! Где я?!!

О – о – ой!  А – а – а! У – у! – застонал солдатик, чуток полежал, успокоил запаниковавшее сознание и начал приподниматься на локте.

Да!!!
Дело видимо – дрянь!
Наверное вчера что – то произошло ужасное…!
И вообще – а что было вчера и что это за комната такая…, лю – юди… где Я!!!
Господи!!!

Повернулся солдат…. Как - то, будто со стороны осознал, что лежит в луже воды и спиной опёрся во что – то мягкое, кажется живое, то, что находилось сзади него.

Медленно, со страхом повернул Соколов голову, взглянул через правое плечо… и !

Рядом, свернувшись в позе замерзшего ребенка, скрючившись клубочком, прижав ручонки к грудке…, без признаков жизни лежало солдатское тело Степы Шумельчука.

О!!! Боже мой!
Степа!
Степа, друг ты мой родной и ты здесь!

О Боже! Слава тебе, что в этом страшном, не знаком месте, не оставил ты меня без внимания, а отвел тоску – тревогу и дал …, дал в этот ужасный миг друга. Да – друга! Хотя бы в лице Степушки Шумельчука.

Бр – р – р. У – у – ух!

Страшный озноб пробил Соколовский окоченевший организм.

Сидит сержант, опираясь красными гусиными ручёнками о ледяной пол и с удивлением рассматривает непонятное помещение, чем – то очень напоминающее тюремную камеру.

Что – это?
Где мы?
Зачем?
Почему?
Бо – оже!!!

Чвак – чвак.

Трижды провернулся ключ в коричневой железной двери с окошечком и в открывшемся проеме нарисовался офицер.

- Ну – с…, алкаши! Подъём!
- Давай…, давай…, встаем, встаем, поднимаемся. С добрым утром… дорогие товарищи! Всем встать! Чувырлы гадские! Ну…! – по доброму, по отечески предложил нам потихонечку просыпаться ласковый товарищ лейтенант.

Друг Стёпушка в ответ что – то промычал, с трудом разлепил глазёнки и ничего не выражающим взглядом, уставился на меня.

- Серый…, Бля…, ты чё Сука! Мы… это где? У – у – у! – застонал проснувшийся младший сержант Шумельчук.

- Подъем, подъем! Уроды гнойные! Выходи по одному! – сплюнув на серый пол, с интересом нас рассматривая, похлопывая ладошкой о металлический дверной косяк, настаивает летёха с эмблемами артиллериста на воротничке

И мы со Стёпой вышли.

В длинный унылый, с шершавыми, темно – зелёными стенами коридор, с правой стороны выходили четыре полу - приоткрытые, обитые железом двери. А когда нас проводили мимо, за ними нарисовались ряды двухъярусных деревянных нар с зелёными фигурами солдат между ними и с зарешетчатыми окнами на заднем плане.

- Вы, дебилы! Можете по - быстрому поссать и почистить зубки…. Ха – ха! – прикольнул тюремщик.

- Так что, Вы придурки…, на Губу загремели. Дошло хоть до Вас? Короче – влипли Вы, сержанты по полной программе. Одним словом – тушите свет. Криндец Вам пришёл!

То, что судьба – удача отвернулась от бравых сержантов и повернулась к ним задним местом…, становилось все более - понятнее и заметнее.

Ах! Как переменчиво Счастье, сегодняшним утром выскользнувшее сквозь пальцы и исчезнувшее в этих мрачных казематах. А на смену ему в солдатскую душу медленно закрадывается страх и неуверенность в дальнейшем будущем.

Шёл Серёжа Соколов и инстинктивно сжимал – разжимал пальцы, которые делали это движение с трудом, по причине боли.
Ранее Сергуня с ужасом уже рассмотрел свои конечности.

Каждый из пяти пальчиков на обеих руках в местах сгибов был ободран аж до самых косточек. Сейчас эти раны засохли, покрылись коричневой кровяной коркой, при малейшем движении - похрустывали и причиняли боль своему хозяину.

Да – уж!
По всей видимости Сергуня плохо видел этой ночью, возможно он в темноте невзначай споткнулся и падая, пытался затормозить, смягчить руками удар…, но забыл разжать ладони… и приземлился на сжатые кулаки. Ах как шершав, как тверд этот асфальт с его, похожей на рашпиль поверхностью. Куда – же ты смотрел солдат, почему был так не внимателен, что случилось с твоим вистибулярным аппаратом и вообще – ну какого лешего понесло тебя гулять по заасфальтированной дороге…, да ещё, когда вокруг - такая темень.

Но молчит…, не отвечает сержант.
Молчит, потому – что нет у него ответа…. Не знает он, за каким хреном увязался за этим своим Степушкой Шумельчуком и зачем он покинул родные стены казармы.

Ну…?
Да вот и ну!!!

Но сейчас, как говорится – поздно пить боржоми! Всё…, голуби сизокрылые, алес капут! Прилетели! Хонде - хох, майн либер зингер. Ви хайз ду?

Эх – х – хо – хо!

Покрутил Серёжа заскорузглыми пальченками ржавый барашек дореволюционного крана, пустил струю холодной воды в заплеванную, некогда эмалированную раковину, взглянул в мутное, полуслепое от древности настенное, треснувшее зеркальце… и!!!

Ё – ё моё! Ёш твай  Мить!
Ну Сука! Ну надо – же а!
Ну – ё – ё – ё!!!

Сквозь туман стекла…, осоловевшим взглядом…, из того…, параллельного зеркального мира на Сергуню глядела чья – то взъерошенная рожа с лбом, носом и подбородком, покрытыми такой – же, как на пальцах – засохшей коричневой кровяной коркой!

Ну ё – ё моё! Ну мама моя!
Ну ёлки палки! Ну что ты будешь делать!!!

Чм – чм – чм – чм – из соседнего носика крана, с жадностью глотал живительную влагу дружбан Стёпка.

Степану сегодня повезло – пальцы его были в порядке, лицо, хотя и было слегка помято, но осталось целёхонько, без видимых повреждений и вообще – наш хохол, как – то заметно быстро восстанавливался, приходил в норму после убийственной дозы спиртного.
Да! Стёпушка был молодец!

Чего нельзя сказать о Соколове.

Увидев своё отражение в зеркале, Сергуня вовсе сник, настроение его опустилось до нижнего плинтуса, а тут ещё совсем некстати, после выпитой из крана воды, его живот начал производить колебательные синусоидальные движения и … несчастного алкаша вырвало густой, коричневого цвета массой с вкраплениями какой – то не переваренной клетчатки или каких – то волокон. 
Короче – Фу!!!

Бэ – э – э! Э – э – э! – сопровождая новую партию рвотной дряни, вновь издал характерный звук наш герой.

Бэ – э – э! – донеслось по соседству.

Всем мужчинам хорошо известен тот факт, что когда блюёт один, то второй, который находится рядом, обязательно последует его примеру. Так уж у нас, у пьяньчужек заведено – ежели рыгать – то вместе. Против Природы Матушки не попрешь, рвотный рефлекс – он и в Африке рефлекс.

Бэ – э – э – э! – последний раз пробэкал Стёпа и принялся смывать водой слёзы вперемешку с соплями, со своего лица.

Фу – у! Блинство! Бэ – э! Гадость какая! – сказал Степан и стал загонять всю эту желудочную дрянь в сливное отверстие раковины, пальчиком помогая водяной воронке утащить следы позора в недра канализации.

- Стёпа! Ты чего – нибудь вообще помнишь? Как хоть мы здесь оказались? Во - влипли! Ну, теперь криндец пришёл, теперь точняк – на трое суток загремим! – унылым голосом спрашивает Соколов своего коллегу по несчастью.

- Да нихера не помню! Как бухали…, это знаю, потом вроде лезли куда – то…, кажись через какую – то колючую проволоку. Затем везли в машине… и всё! Полный писец! А ты хоть рожу – то свою видел? Ну ты дал просраться.  Это у тебя точно – асфальтовая болезнь, ну ты урод – мать твою! – невесело усмехнувшись, отзывается Шумельчук.

- Да видел, видел. Достал уже! Как я с таким фейсом ходить – то буду теперь? Ну Бля….не повезло и так всё херово, а тут ещё - это. Ну Бля, мы попали. Это надо – же было вчера так нажраться! Ну Сука – влипли! – в надежде, что станет легче – запричитал Серёжа.

Но, к сожалению – ной, не ной, а горю слезами не поможешь!

- Всё сержанты, заканчивайте свою помывку! Хорош слюни туту пускать и так весь умывальник заблевали. Ну Вы и придурки…всё – же! Ладно – пошли в камеру! – приказал летеха.

И мы со Стёпушкой пошли.

*  *  *


Как наверное все уж догадались, этим самым несчастливым утром за последние пол – года, наша неудачливая парочка проснулась в карцере гауптвахты военной комендатуры Львовского гарнизона.

Да! Не повезло же Вам мужики! Это – же надо такому случиться – в конце службы, в самые радостные, самые приятные весенние денечки и… залететь на Губу!

Фу – ты, черт тебя побери, ни к делу будет сказано, но их всех восьми человек, из восьми налопавшихся этой ночью, из восьми…! Да! Но именно Вам, Вам двоим, видимо за какие – то особые заслуги, но! Именно Вам выпало это счастье – оказаться на Губе!
Ну Блин, что ты будешь делать!
Ну Сука, ну Бляха – Муха…, ну за что?!!
За что? Эх – х!


Топ – топ. Топ – топ. Не спеша шагают три человека по Стране.
Топ – топ. Топ – топ. Впереди обязательный офицер с пистолетом на поясе, за ним – двое солдат в парадной форме одежды. Топ – топ. Следует своей цели военный патруль.

Во всех городах, во всех более – менее крупных населенных пунктах нашей необъятной родины, каждый день, без отрыва на праздничные и выходные дни – тысячи мужчин с погонами на плечах, выходят на свой дозор. Выходят, чтобы блюсти, бдеть, присмотреть, а ежели – чего, то мгновенно пресечь…, но обеспечить покой и порядок на вверенной им территории.

Солдатики! Нарушите – ели, самовольщи – ики…, ну где – же Вы? Не прячьтесь, не убегайте, не играйте с нами в Казаки – Разбойники!
А – у! Это мы!
Не бойтесь. Идите к нам, мы Вас ждём…!
А – а – у! Ку – ку! Это мы!
Это мы разыскиваем, собираем, подбираем Вас по всему городу.
А если вдруг Вы потерялись и Вас обыскались, то мы сразу – же сообщим – не волнуйтесь дорогие товарищи…, Ваши детушки здесь, у нас и через несколько денечков мы их Вам обязательно вернем.

Но пусть сперва немножечко погостят у нас, пусть с недельку отдохнут на наших деревянных нарах, да за решетчатыми окошечками. А – а – у! Ку – ку! Мы ждём. Кто не спрятался – Я не виноват! Ку!


Перед глазами Серёжи Соколова иногда отчетливо всплывает воспоминание из далекого детства – как однажды ночью, мальчик Сергуня проснулся от испуганного звонка в дверь ихней квартиры на первом этаже в центре города и выйдя из своей спальни, полусонный шестилетний мальчуган увидел солдата, тихо сидящего на диване в зале. Это было так удивительно.

Лишь много – много лет спустя, Сергей сообразил, что той летней ночью…, его папа совершил поистине мужской поступок – открыл дверь и предоставил укрытие скрывающемуся от патруля обыкновенному самовольщику.
И это отцовское решение вызывает просто уважение.

А в следующем отрывке из детских воспоминаний – прямо под ихними окнами, прямо поперек ихней клумбы с цветами, четверо солдат два дня копали глубоченную траншею от одного железного люка к другому, а другие двое с настоящими красивыми блестящими автоматами в руках – их кажется охраняли.

Ах! Когда это было!

А сегодня все совсем наоборот!

Сегодня Сергуня никуда не сумел, видимо просто не смог убежать от этой дружной тройки с красными повязками на руках и по всей видимости доведётся ему оказаться на месте тех…, тех, что копали и скорее всего самому, также придётся помахать лопаткой.

*  *  *


- Здорово мужики! – первым войдя в специальную сержантскую камеру, поприветствовал тамошних обитателей Стёпка.

- Ну – ну! Привет! Нихрена себе…, Вы чё…, купались? Это Вас что – ли ночью привезли? Ну точняк! Это Вы, наверное тут орали? – дружелюбно ответил один из сержантов.

В длинной комнате, состоящей из огромных сплошных деревянных нар и узенького прохода вдоль стеночки, до нас квартировало шестеро военных, а также, не известно почему, затесавшийся в эту компанию – один гражданский фраер.

Как потом выяснилось – веселый морячек за отличную службу и достойное поведение получил отпуск, приехал домой с Дальнего Востока… но! На радостях мальчик не рассчитал своих возможностей и в первый – же вечер с друзьями так нажрался водки, что оказался в милиции, а те, узнав, что перед ними матрос…, эти ментовские сволочи ради хохмы отправили его в комендатуру, где он и загремел на шестеро суток ареста. И теперь этот кадр в гражданской одежде, так и трётся среди настоящих солдатских заключенных.

- Да. Чё – то вчера так нажрались, что ни хрена не помним. Нас, говорят - водой отливали. Хе – хе. Бля – буду…ва – аще ноль! Проснулись на полу в луже. Суки долбанные! Точняк почки отморозили. Болит всё! – присаживаясь на краешек деревянного спального места, докладывает Шумельчук.

- Ну за это Вам по шесть точно впендюрят. Никак не меньше. Короче – готовьтесь! Это Вы чего…, так в луже и лежали?

- А мы чё, знаем что – ли. Блин, замерзли все! – разглаживая сырую одежду, общается Степан.

Сергуня помалкивал. И вообще…, сегодня у него было очень даже гадское настроение. В сырой, холодной форме без привычного ремня и уж тем более с таким приметным, ободранным лицом. Тут любому станет скучно жить.
Да и вообще!

По какой – то непонятной причине, практически ну ни за что, под самый дембель, вдруг оказаться здесь!
Да! Тут поневоле затоскуешь!

А произошло видимо то, что ночью на улице патруль подобрал двух невменяемых сержантов, вызвал дежурный Уазик и алкаши были отправлены в комендатуру, где были помещены в карцер, брошены на голый бетонный пол и облиты холодной водой из ведра.

Надо – же было такому случиться, но в эти сутки дежурным офицером на Губе отбывал лейтенант именно из нашего родного полка.

Чтобы не нарушать положительную отчетность о дисциплине, наш командир полка в таких неприятных случаях, как с нами, старался потихонечку забирать своих правонарушителей и увозить их на привычную территорию обитания.

Так случилось и этой ночью.

Разбуженный полночным телефонным звонком, родной комполка лично примчался в солдатскую тюрьму, чтобы спасти своих детушек от неприятностей…!
Но!!!

Товарищ полковник приехал, прошел сквозь длинный, освещенный тусклыми лампочками темно - зеленый коридор, вошел в дверь карцера и…!

Два ужасного, сырого, противного, неуставного вида, пьяных сержанта…, при появлении родного командира попытались как – то подняться, хотели наверное встать по стойке смирно и отдать честь.
Но!

Но, к сожалению, ничегошеньки у наших ребятушек не получилось, а ещё это ужасное, порочащее облик советского солдата обшарпанное лицо Соколова.

Короче – посмотрел полковник на своих подчиненных и впервые в своей жизни принял вредное для своей карьеры решение – оставить этих долбанных уродов, этих пьяных дебилов, этих жертв аборта здесь – валяться на бетонном полу за этой железной дверью.
Всё! И на этом – криньдец!

А с утречка, сидящий в огромном кабинете, добродушного вида комендант от всего сердца влепил штрафникам по семь суток ареста и для наших героев потянулись дни заключения.

*  *  *


Гауптвахта располагалась в трехэтажном заднем здании комплекса старинных, готического вида сооружений, со всех четырех сторон окружавших внутренний дворик, где обычно производили перекличку личного состава правонарушителей.

На первом этаже разместилось помещение для принятия пищи, две камеры рядового состава, одна камера для сержантов, караулка и старый туалет на четыре толчка.
Второй этаж занимали офицерские номера, а выше разместились «одиночки» для особо опасного контингента.

За время пребывания в «зоне». Соколову довелось лишь трижды увидеть единственного постояльца одиночной каталажки. Этого бедолагу замели в каком – то колхозе, где он неудачно продал хозяйскую овцу и теперь четыре раза в день спускался на первый этаж для посещения туалета.

Но особо следует рассказать о тюремной «кормёжке».

Так как комендатура располагалась в центре города, вдали от каких – бы то ни было армейских подразделений, то ясно вставала проблема – а где же эту сотню придурков кормить. Было понятно, что нет необходимости, нет никакой возможности разводить тут ещё и кухню. Ну для чего ещё и эти проблемы? А посему – чтобы обеспечить солдата положенным по уставу, трехразовым питанием…, его – это самое питание в огромных армейских термосах привозили из гражданской столовой, что дружелюбно каждый день открывала свои двери на соседней улице.

Да! Да – уж! Такого и представить себе было невозможно! Ну нереально просто! В это никто даже и не поверит! Но факт остается фактом. Бля будем! Зуб даем! Всё так и было!

В этом страшном, ужасном, зловещем, исправительном учреждении, где в суровых, непосильных условиях выживания, солдат обязан вытерпеть, обдумать и в конце – концов перевоспитаться…. Но именно здесь впервые за семнадцать месяцев службы, Серёжа Соколов покушал нормальной гражданской еды.

В первое очумелое утро, нашу горемычную парочку на завтрак вообще не водили, так как находились сержанты в подвешенном состоянии, никто не знал их дальнейшей судьбы - за что, где, на сколько они задержатся в этих гостеприимных стенах.

Но после пребывания перед светлыми очами товарища коменданта, получив свою законную неделю отсидки, Сергуню со Стёпушкой, как положено - определили куда следует, отвели камерку и поставили на пищевое довольствие.

Этим первым днём наши страдальцы были оставлены в расположении.


Да и верно.
Пока то, да сё…, пока разобрались, пока давали показания, пока своё получили, пока метелками полы подметали, а там, глядишь и обеденное время подошло.

- Серый! Бля – буду! Ты только погляди…, какая тут жрачка! Ё – моё! Это – ж надо! Вот это супчик! – с неподдельным изумлением на лице восхищается Степан.

Да. По правде сказать – было чему удивляться.

В помятые старые алюминиевые миски огромной поварешкой с обшарпанной деревянной рукояткой, разливали такую солянку!!!
А возможно и не солянку, но что – то такое…!!!

Там, в этой прекрасной, красивой, ароматной густоте, кажется, даже плавала черная половинка оливы и кусочек лимона!!!

Нет. Такого просто быть не может!
Здесь явно кто – то, чего - то напутал и эти бачки по ошибке завезли не в соседний ресторан, а к нам, к проклятым, отверженным бедолагам.

Окинув взглядом не полностью занятые места за офицерским столом, раздающий пищу боец объявил вовсе не возможное – Мужики, кому добавки – подходите.

Ну ни хера себе! Вот это да! Вот это кайф! Ну конечно – же нам!
Нам! Дайте скорее нам этой Вашей добавки, или чего там у Вас ещё!
Мне! Мне… и побольше и можно без хлеба! Как говорил мишка Вини Пух, черпая лапой сгущенное молоко прямо из миски.

Шым…, шым – чим – чум – без остановки, с шумом швыркаем мы со Стёпой по второй тарелочке супу.
Да! Просто – балдеж какой – то!
А там, глядишь и второе уже подадут.
А не желаете – ли, солдатики картофельного пюре с жареной рыбкой.
А?

Извините дорогие друзья, но сегодня у нас лишь это меню. Вот -кампотик…, отведайте пожалуйста! А утром сливочное масло давали и даже офицерские порции на сержантский стол передали. Что поделаешь. Не все товарищи заключенные спускаются в нашу столовую со своего второго этажа. Многим - любимые жены передачки всякие носят, записочки любовные пересылают, а поэтому - тоскуют лейтенанты и нет у них аппетита.

- Стёпа! Да я так и дома – то никогда не жрал! Ну ни хрена – ва – аще! У меня от такого – все похмелье сразу прошло. Да!  Здесь можно жить! Бля буду, нафиг! – обтирая ладошкой сальные губы, шмыгает своим обшарпанным носом Соколов.

- Фу! Ой, щас наверное лопну. Ещё бы покурить – бы где надыбать…, тогда – б ва – аще кайф! У тебя нет заначки?

- Да какая в жопу заначка! Вообще все карманы пустые. Суки! Всё выгребли, посрать сходить, и то – бумаги нет! – горюет Серёжа.

Нужно сказать, что когда нарушитель попадает в данное учреждение - все личные вещи изымаются, упаковываются в матерчатый мешочек с наклеенной фамилией, а после отсидки, все содержимое вместе с документами возвращается бойцу в целости и сохранности.

Свой мешочек сержант Соколов получил ровно через две недели.
Развязал грязный шнурок и наряду с высыпавшимися на стол измятыми железными винными пробками, среди остального барахла, не обнаружил ни денег, ни красавца – ножичка с перламутровой ручечкой.

Посмотрел Серёжа в честные глаза сидящего напротив широкомордого каптёра – ефрейтора… и промолчал. Две недели в этом грязном сволочном заведении дали о себе знать.
Стал Сергуня чуточку мудрее и решил не качать права, решил не связываться с этим обнаглевшим дерьмом – тронь его и сам завоняешь. А этому уроду опосля, один чёрт, отольются солдатские слёзы, один хрен накажет его жизнь за все пакости и подлости в отношении своего – же брата – солдата.

Любой, кто тянул армейскую лямку, хотя – бы раз, но встречал вот такие обнаглевшие, сытые, довольные рожи. Да даже и на гражданке этот урод получит своё – гнилые привычки, один чёрт, всплывут и покажут себя. Уж если ты – падла такая…. То таким ты и останешься. Чтоб – ты сдох! И мы уверены – с этим согласится любой! Аминь, в натуре!