Шпроты в масле

 Было три часа ночи, когда Матвей проснулся.  Его разбудил Антон – он громко хлопнул дверью, а после включил техно. Матвей был готов швырнуть в него подушку, но под руку подвернулся старый магнитофон.
- Ну ты и сволочь! – возмутился хозяин проигрывателя.
- А какого хрена ты врубил музон посреди ночи?!
- Но не разбивать же единственный аппарат на всю общагу!
- Теперь хоть спокойнее будет!
 Матвей про себя начал отсчёт с пяти секунд: именно в течение такого времени Антон должен был наброситься на него с кулаками. На счёте «три» это произошло. Однако, их быстро разняли остальные четыре жильца комнаты.
- Харе, парни! А то администратора вызовут!
  А на этом драка и закончилась. Антон достал из своей сумки с дисками и наушниками бутылку водки, и все сразу перехотели хоронить магнитофон и махать руками. Матвей вышел из спальни, если эту комнату, рассчитанную на двенадцать человек, можно было так назвать. Общежитие в центре Санкт-Петербурга для всех желающих, у кого найдётся сто пятьдесят рублей в сутки, за пару дней успело встать костью в горле Матвея. Он проклинал тот солнечный день, когда решил уехать из своего родного Лазаревского на черноморском побережье в город, напоминающий гигантское болото. Ему стало казаться, что только лягушки способны выжить здесь. За те несколько дней, которые он успел пробыть в культурной столице, ни разу не появилось солнце. Холодный ветер разметал в разные стороны крошечные капли дождя, не прекращавшегося ни на минуту. А туман мгновенно опускал настроение Матвея в район плинтуса. Его кроссовки после прогулок по городу промокали до такой степени, что ему было стыдно их снимать: запах закисших носков ударял в нос до состояния нокаута. «И как Пётр Первый ( в данной ситуации назвать его великим язык не поворачивается)додумался построить в этом болоте Санкт-Петербург! Он точно был шизо! – с досадой думал Матвей. – Только Эрмитаж хорошо смотрится на фоне вечного тумана!» Разумеется, насладиться красотой Петергофа, крейсера «Аврора» и других достопримечательностей Матвею не удалось, так как денег на это он жалел. Поесть ему казалось куда более важным. И трудно с ним не согласиться.
  Поэтому Петербург казался ему сосредоточением сырости, мрака и огромного количества не очень умных людей, у которых явно проблемы с алкоголем и ориентацией в жизни. И Матвея сложно винить в предвзятости и необъективности: ведь, кроме как в общаге и на кухне кафе «Аист», где он начал работать поваром горячего цеха, парень больше нигде не появлялся.
  Матвей понял, что поспать ему сегодня уже не удастся, и он пошёл на кухню смотреть телевизор. Но даже в три часа ночи там сидели играли в карты какой-то красавчик в хоккейной футболке и две девушки, ничем не примечательные на первый и на второй взгляд.
- Две «семёрки».
- «Девяточки».
- Держи!
- Я осталась, Влади. Но я не полезу кукарекать под стол.
- Ещё как полезешь! Ксюха же кукарекала.
- Но тогда на кухне никого было, кроме нас.
- А кого сейчас ты здесь видишь?
- А этот парень, который молоко хлыщет? Ты его принял за памятник?
  На Матвея, наконец, обратили внимание. Он быстро вытер белые усики и представился:
- Матвей.
- Влад.
- Таня.
- Ксюша.
- А что это за шум был? – поинтересовался одна из девушек, раздавая карты.
- Ничего особенного. Сначала Антон врубил техно, а потом я разбил магнитофон… нечаянно.
- И ты ещё живой?! Странно. Не похоже на Тоху. Сыграешь с нами в «дурака»? А то здесь одни дуры. Эта пятнадцать раз осталась, а другая двадцать. Может, хоть ты лучше играешь.
- Да пошёл ты, Влади! – возмутилась не совсем стройная брюнетка.
- Сам с собой играй, умник хренов! А мы спать идём!
- Цыц, курочки! У нас новый игрок. Ну посидите ещё! И …я извиняюсь.
- Так уж и быть.
 Матвей взял из колоды шесть карт и подвинул табуретку к столу. Влад вспомнил, что брюнетка так и не прокукарекала. Таня поняла, отвертеться не получится, и полезла под стол. Её партнёры по игре с упоением наблюдали за этой картиной. Матвей же с презрением посмотрел на кастрюлю с пюре быстрого приготовления, которое больше напоминало манную кашу. Он не понимал людей, способных питаться этой гадостью. Ведь Матвей, как настоящий повар, мог сделать фруктовый суп из зубной пасты со вкусом малины. Витаминов там бы, естественно, не присутствовало бы, но вкус был бы отменный. Главное, не отравиться.
- Как тебе живётся в нашем зоопарке?
- Ещё не видел клетку с гориллами.
- Всё впереди, братан. У тебя «десятки» есть?
- Нет. Бита.
- А давно в Питере?
- Третий день. И мне через три часа нужно собираться на работу.
- А кем работаешь?
- Поваром.
- Ого. Может, сварганишь нам что-нибудь в ближайшее время?
- Постараюсь. Если время свободное будет. А ты чем занимаешься?
- Я ди-джеем в одном клубе с Антоном работаю. Могу тебя туда как-нибудь пропустить нахаляву.
- Было бы круто. А вы, девчонки, где работаете?
- Официантками в ресторане «Русская забава». Валет «крести».
- Король. Чуешь, Матвей, название очень подходит для официанток этой забегаловки.
- Какой ты мерзкий, Влади! – крикнула Ксюша.
- Не я такой, а жизнь такая! Всё! Вы меня достали! Я пошел спать!
  Влад сбросил карты в биту и ушёл. Как-то очень быстро за ним ушла Таня. Ксюша сидела прикованная к стулу и смотрела на обшарпанную стену. Со своими чёрными крашеными волосами и обведённым черным карандашом глазами она напоминала ведьму-готку. Матвей сразу догадался о существовании некого любовного треугольника между картёжниками. Для этого не нужно было обладать невероятной интуицией или проницательностью: Ксюша сверлила своей ревностью дыру в стене. Её накладные ногти шкрябали по столу, издавая крайне неприятный звук: Матвею казалось, будто в его ушах стругают опилки. Гора бычков в банке из-под кофе задымилась. Они одновременно, не договариваясь, полили её чаем.
- Влади не потушил бычок. Скотина!
- А у вас с ним… что-то было?
- Да так, чикнулись пару раз.
  От этого глагола Матвею чуть не стало дурно.«Уж лучше бы сказала «трахались» или «****ись», чем это непонятное, мерзкое, полуласкательное «чикались». Какой ужас это слово!»- негодовал Матвей. Он давно мечтал стать писателем и поэтому скрупулёзно относился к каждому услышанному слову.  Ему захотелось сейчас же прочистить уши, которые перенесли жуткий стресс от этого «чикнулись».  Он недовольно сморщил нос.
- Ты прав. Не нужно было с ним чикаться. Идиоткой была.
 Матвей был на грани истерики. Он крепко сжал ладони в кулак. «Она издевается?! Если она ещё раз повторит это слово, я врежу ей в глаз».
- Ну почему же? Он вполне себе ничего.
- Козёл обычный. А ты что – ценитель мужской красоты?
- Я ценитель красоты в общем. Я не разделяю её на мужскую, женскую, детскую. Для меня красота одно понятие, одно измерение.
- Решил поиграть в умного, пока никто не видит?
- Ага. Хобби у меня такое. Ладно. Ты забавная, но мне пора собираться на работу.
А тебе спокойной ночи!
- Спасибо. Да тебе собираться три минуты!
- Нет. Мой крем для бритья с тобой не согласен.
 

 Матвей стоял на мосту и наблюдал, как капли дождя будоражат Фонтанку. Они избивали поверхность реки, и не было зрелища более захватывающего, чем разборки дождя и Фонтанки. Матвей словно подглядывал за чужой жизнью, забывая при этом про свою собственную. Вода так искренне ругалась сама с собой, что нельзя было ей не поверить. Она пыталась подключить к спору толпившихся на улице людей, но все они спешили по каким-то неотложным и жизненно важным делам и плевать хотели на буйство стихии. Вспоминали о ней лишь те, кто забыл зонтик дома, а таких в Петербурге, поверьте, очень мало.
 Матвей ещё никогда не видел такого количества людей. Словно всё человечество решило поселиться в этом культурном болоте на севере страны. В его родных местах, конечно, человек чувствует себя более одиноким. Лишь летом там бывает толкучка. В Питере же она каждый божий день. Люди набиваются утром в вагоны метро, соприкасаются плечами, спрашивают друг у друга, как от Невского проспекта пройти на Лиговский. Каждый видит полчища людей, но практически ни с кем не общается. В Лазаревском людей намного меньше, но они замечают друг друга. Им есть, о чём поговорить. А в мегаполисе общение за пределами работы и дома ограничивается, в основном, фразами «мне, пожалуйста, три гамбургера и колу», «два жетона», «куда ты едешь, кретин». Все бегут, словно стадо баранов на пастбище. Такое ощущение, будто через час Земля остановится и упадёт. Люди считают, что у них нет времени на такую ерунду, как простое человеческое общение. Темп – то, к чему стремиться каждый житель мегаполиса. Но зачем спешить, когда жизнь и так коротка? Зачем бежать к финишу, если этот финиш смерть? Ведь, мчась на огромной скорости, ты не заметишь, какой была твоя дорога. Ты упустишь всё самое интересное и важное. Ты упустишь жизнь.


- Рыба под маринадом готова, - объявил Матвей, ставя сковороду на середину стола.
 Влад в одно мгновение убрал карты, а Таня расставила тарелки. Они уже давно не видели человеческой пищи. Они были готовы наброситься на бедную рыбу и проглотить её целиком.
  Еда – единственное удовольствие, доступное каждому смертному. Ведь это удовольствие просто  необходимо.  Без него долго не протянуть. От него нельзя отказаться, как от водки, пива, сигарет. И поэтому мы иногда не придаём ему значения. Но стоит ему ненадолго исчезнуть, ввиду отсутствия денег, как начинается ломка. Хочется красной икры, хотя в обычной сытой жизни ты ешь её только на Новый год, шоколада, борща. Человек зависит от всего вокруг, а благодаря еде продолжает существовать. Человек может чувствовать себя королём мира, но он такое же животное, как и кролик, потому что ему тоже требуется всё время жрать и пить. Ты можешь снять новый фильм, получить «Оскар», жить в особняке за десять миллионов долларов, но ты всё равно будешь есть, как и твоя собака.
-Пахнет аппетитно! – сказал Влад, стесняясь первым приступить к трапезе.
 Ксюша оказалась менее скромной и проткнула вилкой увесистый кусок горбуши. Через пару секунд сковорода оказалась практически пустой. По щёлканью жующих челюстей Матвей понял, что блюдо удалось на славу. Чувство поварской гордости заполонило его душу, хотя он понимал, что его новые знакомые проглотили бы и крысу, скажи он им при этом слово «курица». 
- Мотя, ты профи! – похвалил Влад.
- Очень вкусно! – поддержали девушки.
- Это было нетрудно приготовить. Да как два пальца об асфальт. Теперь вы моете посуду.
- Решил подпортить нам аппетит?!
- Ага. Пакостить моё любимоё занятие.
- А мое тоже.– заявила Ксюша.- Прочту-ка я твой стих:
   Зонты распускаются по пасмурному городу.
   Бомж теребит мокрую бороду.
   Грязные струи стекают с крыш.
   К помойке ползёт голодная мышь.
   Дождь сегодня расстроен, дождь возмущён.
   Он крушит всё вокруг, не признавая имён,
   Превращает всем сигареты в окурки,
   Размывает под глазами тушь –
   Ему надоели придурки,
   Несущие несуразную чушь.
   И лишь майский одуванчик он нежно ласкает,
   Придавленный театральным моноклем,
   От собачей мочи его отмывает на площадке под тополем.
 Таня и Влад с недоумением уставились на Ксюшу: они были, мягко говоря, озадачены её неожиданным поэтическим вечером. Они не понимали, к чему она это, только смутно догадывались: может, с ума сошла или на неё так критические дни действуют. Матвей же от злобы позеленел как жаба. Его черноморский загар сменил оттенок – из золотистого превратился в озеленённый. Его зрачки цвета янтаря стали желтыми как Губка Боб.
- Где ты прочла это, овца стриженная?
- Я сегодня взяла твою подушку, чтобы кинуть во Влади, а после увидела твою тайную тетрадку со стихами.
- Никогда больше не трогай мои вещи! Хорошо?
- Извини! Я не думала, что ты такой впечатлительный!
- Ксюха, лучше, правда, не лапай чужие вещи! – посоветовал Влад.- А то так и по морде схлопатать недолго. Братан, а майский одуванчик это ты?
- Влади, заткнись, пожалуйста! А то я такой впечатлительный, что сковородкой кому-то сейчас врежу!
- Кстати, Матвей, стихотворение хорошее! – произнесла Таня.
- Судя по всему. Раз Ксюша напрягла свой крошечный мозг и запомнила его наизусть, то оно действительно дорогого стоит, - съязвил Влад.
- Влади, большую сволочь, чем ты, сложно представить!
- Ксюша, это большую шлюху, чем ты, сложно представить.
- Что? Кого ты назвал шлюхой?
- Ребят, харе! Вы сейчас, чего доброго, драться начнёте. А потом плавно перейдёте к сексу на общем столе.
- Я с бабами не дерусь. А трахать эту идиотку я буду лишь… никогда. Мотя, не обращай внимание! Это у нас манера общения такая. Мы так разговариваем.
- А. Буду знать, когда кого-нибудь из вас увезёт катафалка.
- Всё. Хватит орать! Давайте в картишки!

 Матвей лежал на своей «койко-место» и читал, предварительно заткнув уши ватой, чтобы не слышать всякого шума и визга, характерного для общаги.
- Что читаешь? – слабо расслышал он вопрос вошедшей в комнату Ксюши.
- «Сто лет одиночества». Как раз то, о чём я сейчас мечтаю.
- Извини, что прочла твои стихи. Не удержалась! Ты больше не обижаешься?
 Эту фразу Матвей не услышал, он думал, что она уже ушла. Она повторила свой вопрос прямо ему в ухо. Матвей чуть не подпрыгнул от неожиданности.
- Ты оглох что ли?
 Он недовольно вынул вату из ушей.
- Нет, я, мать твою, больше не обижаюсь. Если честно, ты первый человек, который их прочёл. Я их никому не показываю.
- А почему?
- Не хочу и всё! Я пишу чисто для себя. Мне жалко делиться творчеством с другими. Такой я эгоист. И меня не волнует чужое мнение.
- Ты просто дрейфишь. Ты боишься критики.
- Может. Но это мой страх, и я могу делать с ним всё, что захочу. А теперь, если ты не против, я дальше продолжу читать. Здесь сейчас описывают, как отучили невесту делать в постель, заставив её мочиться на горячие кирпичи.
- Ну и мерзость! Займёмся чем-нибудь поинтереснее?
- Может, сыграем в «морской бой»?
- Блин, я тебе и так и сяк намекаю, а ты ни в какую! Я тебе совсем не нравлюсь?
- Ты очень… забавная. И милая. У тебя классные ноги. Ты мне определенно нравишься. Но это не значит, что я сейчас должен спать с тобой.
- Ты импотент?
- Ага. Гей и импотент в одном лице. Или у тебя есть ещё какие-нибудь предположения?
- Нет.
- Тогда закрой дверь и иди ко мне.


 Было семь часов утра, когда Матвей хрустел на кухне чипсами и смотрел клипы. Ему нужно было выходить через пятнадцать минут на работу, и он наслаждался тишиной: никто практически не заходил на кухню, никто пока не бухал и не перекидывался в картишки. Лишь Ксюша подпиливала свои ногти на соседнем стуле. Им не о чем было говорить, но молчать в обществе друг друга было приятно. Они чувствовали, что не одиноки. По крайней мере, их в комнате двое. В большом городе, в котором всем на всех начхать и заразить свиным гриппом, они нашли человека, способного их выслушать. Теперь они были не просто провинциалами, влачащими жалкое существование, а парочкой провинциалов, перебивавшихся с лапши на хлеб с майонезом. Ничто не успокаивает человека лучше, чем осознание того, что кому-то рядом так же паршиво. Всегда приятно, если не только ты находишься в яме для пищевых отходов.
 Их гармоничное молчание прервал Антон, вернувшийся с работы. Он, разумеется, первым делом побежал на кухню: проверить, кто там сейчас и что осталось в холодильнике. В это утро он выглядел крайне бодро и свежо. Не было похоже, что Антон всю ночь «вертел тарелками» в клубе. Его переполняли радостные эмоции. Он извергал хорошее настроение. Казалось, что он скоро засверкает как включённая лампочка.
- Я вам итальянца привёл! Мы с ним на остановке познакомились.
 И на кухне показался невысокий чернявый иностранец. Он тоже был воодушевлён неожиданным знакомством. В руках у него был пакет, наполненный выпивкой. Его чёрные глаза задорно блестели в предвкушении дальнейшего знакомства с русской молодёжью. Одет итальянец был в добротные джинсы и бежевый свитер. Его кроссовки оставляли на полу чёткие следы грязи. Он не представлял, наверное, вчера ночью, где окажется завтра утром. Ему, по всей видимости, такие дома никогда раньше не приходилось посещать. Всё вызывало у него недоумение и любопытство.
- Welcome to Russia! – произнёс Матвей с ужасающим акцентом.
- Thanks. What is your name? I’m Luigi.
- My name is Matvey. Nice to meet you.
- Me too. What is this girl’s name?
- Он спрашивает, как тебя зовут.
- Мотя, я немецкий в школе учила. И всё, что знала, давно забыла.
- Имя своё ты ему назвать хоть можешь?!
- Я - Ксения.
- Beautiful name! I like Russian girls!
- Он сказал, ему нравятся русские девушки.
- Он тоже ничего.
-  She had said, that you are nice too.
- Thanks.
 Вскоре Антон всех поднял с кроватей и собрал на кухне. Жители общаги смотрели на Луиджи, как на музейный экспонат. Они никогда не встречали никого подобного. Большинство из них приехали из русской глубинки и ни слова не знали по-английски. Для них это был какой-то инопланетный язык. Для них этот человек словно прилетел с Луны и умел гнуть взглядом вилки. Все так и ждали, что сейчас на этой позорной кухне приземлится серебристый космический корабль и увезёт их на какую-нибудь другую планету.
-Good bye, Luigi! Good luck! I must go to work.
- Good bye, Matvey! You are cool.
- Thanks.
- Чувак, какая работа в воскресение?! И никто из нас не балакает по-английски. А мы должны его ещё развести на виски.
- Парни, я не хочу, чтоб меня уволили. Жека вполне понимает английский. И Ксюша Луиджи понравилась. Без меня справитесь.
- Дрон, ему нужно работать. Не всем же здесь месяцами без работы торчать и просыпать первое собеседование за полгода, - съязвила Таня.
- Ну и хрен с тобой! Ты пропустить такое бухалово!
- Что ж поделаешь. Пойду после работы утоплюсь.
- Плавки дать? – спросил Влад.
- Конечно. И ласты, которые нужно склеить.
 Матвей направился к выходу, но его в коридоре остановила Ксюша.
- И ты так спокойно сказал, что я разведу Луиджи на бухло?!
- А я должен был рвать на  себе и на тебе волосы?
- Это было бы куда более приятным, чем твой пофигизм.
- Мой пофигизм опаздывает на работу. Меня и так сегодня оштрафуют. А если я вдобавок ещё пару стопок вискаря тяпну, то уволят.
- Моть, но нужно же проще смотреть на вещи!
- Ксюш, тебе, может, прикольно, что тебя уволили из «Русской забавы»? Ты хочешь здесь тусоваться до конца жизни? Так иди, помоги ребятам! Вперёд. Ведь из нас двоих ты гулящий непутёвый мужик. А я сварливая баба, которая вечно достаёт тебя своими претензиями. Ладно, не принимай близко к сердцу! Я ушёл. На работе хоть поем нормально.
- А во сколько придёшь?
- Как обычно.


 На ночном сеансе игры в карты Ксюша, Влад и Таня с нескрываемым удовольствием рассказывали Матвею, как были в гостях у Луиджи. Они восторженно отзывались об его баре, красном кожаном диване и плазменном телевизоре. Для жителей петербуржских трущоб этот день был просто незабываемым. Они словно побывали на берегу Лазурного моря. Вид у них был счастливый и будто отдохнувший. Матвей им, конечно, завидовал, но был рад, что сохранил работу. Они в красках описывали ему свои впечатления, но только поражались его безразличию и невозмутимости. Эти трое будто участвовали в конкурсе «кто вызовет у Матвея большую зависть». Они наперебой рассказывали самые запоминающиеся мгновения этого крайне примечательного дня, не забывая каждые пять секунд повторять слова «виски», «коньяк», «мартини». Но Матвей стойко держался. У него на душе скребли кошки, и он жаждал заштопать им рты, чтобы не слышать подробности упущенной возможности повеселиться, но всё же Матвей сдерживал себя. Его самообладанию можно было вручить медаль «за мужество». Влад, Ксюша, Таня начинали думать, что он железный человек. Его словно и не волновали события сегодняшнего дня.
 Ещё неделю жители общаги вспоминали Луиджи, перебирали в памяти мельчайшие подробности этой встречи. Это было самое интересное, наверное, событие в их жизни. А бедный итальянец утром с трудом расставил воспоминания по полочкам и больше никогда не впускал новых знакомых в свои апартаменты. Это, скорее всего, была самая большая пьянка в его жизни. Такой коктейль из шампанского, пива, виски, водки его желудок никогда раньше не пробовал. С трудом можно представить, как болела его голова от стыда и алкоголя на следующее утро. Теперь всем было, что вспомнить и рассказать потом внукам. В конечном итоге, все остались довольны. 

 Матвей возвращался с работы поздно ночью. В наушниках и в капюшоне он представлял, что невидим. Он грезил о том, что вся его жизнь окажется нелепым сном. Его раздражало всё вокруг: погода, сожители, коллеги, толкучка в метро. Он сам себя раздражал. Матвею казалось, что его запихнули в банку со шпротами. Так тесно и неуютно он никогда себя не чувствовал. Ему казалось, что он и все вокруг пропитались маслом. Матвей готов был уйти от себя самого, если такое было бы возможно. Он хотел постановлением суда запретить себе подходить к себе ближе, чем на сто метров. Мурашки покрывали его сердце. Он боялся всего на свете. Ему было на всё наплевать. Эмоции будто обиделись на него и перестали приходить в гости, звонить, дарить открытки на праздники. Матвей, будь его воля, развалился бы в кресле и никогда с него не вставал. Для него не существовало ничего интересного. Странная апатия овладевала им. Эта апатия забирала его чувства и клала  их в надёжный сейф, но она вовсе не собиралась говорить пароль их обладателю. Эта апатия желала изводить его круглые сутки, довести до белого колена и похоронить заживо.
 Он был парнем среднего роста и хилого телосложения, который понятия не имел, зачем пришёл в этот мир. Он терялся при выборе носков, которые нужно надеть на работу, и подбрасывал монету, когда принимал серьёзные решения. Он никогда не решал проблем с помощью физической силы, а это иногда просто необходимо мужчине. Если человек пройдёт мимо него, то никогда не запомнит – он выглядел слишком обычно. Матвею всегда требовалось заговорить, чтобы его заметили. Но зато стоило ему раскрыть рот, как другие просто меркли и исчезали из кадра. У него была неприметная внешность, но прозрачные и поглощающие разум глаза. Сила Матвея была глубоко внутри, а не снаружи. И от этого она становилась ещё более действенной. Ведь она была скрыта и готова в любой момент к нападению или защите.
 Когда он подошёл к общаге, он увидел Ксюшу, курящую на пороге. Он точно знал, о чём должен с ней поговорить.
- Привет, зая!
- Привет! Решила вот покурить на пороге. Таня с Владом ведь заняты другим важным делом.
- Бывает. Я снял себе квартиру. С первого числа въезжаю. Наконец, свобода! Я смогу ходить в туалет, не держась на дверную ручку.
 Ксюша посмотрела на него своими огромными карими глазами с диким страхом: она понимала, что её бросают. Она очень забавно смотрелась в лосинах, безразмерной футболке и нелепой фуфайке, которую схватила на кухне, когда пошла курить, но настроение у Ксюши явно не было хорошим. Может, она выглядела смешно, но на её лице
были капли дождя и слёзы.
- Ты бросаешь меня?
- Почему сразу «бросаю»? Спокойно оставляю на месте. Ты ведь знаешь, что нам незачем больше быть вместе. Мы не нужны больше друг другу.
- Какой ты жестокий! Ты мне нужен. Я привязалась к тебе за это время, а ты говоришь «спокойно оставляю на месте»!
- Лучше уж считай меня жестоким и ненавидь, а не думай, что я лучший парень в твоей жизни, который красиво тебя бросил и навсегда удалил половину сердца.
- Так ты ещё и самовлюблённый болван!
- Да.
- Ты сам не знаешь, кто ты есть! Ты даже не знаешь, какая музыка тебе  нравится. Ты даже не знаешь, что тебе больше нравится смотреть – «Унесённых ветром» или «Трансформеров». Мне казалось, что ты смелый, уверенный в себе парень. А ты самый трусливый из всех, кого мне приходилось видеть. Я уверена, засядешь в своей квартирке и будешь целую неделю сидеть в кресле. А то надоел тебе, видите ли, весь белый свет! Тебе так страшно разочароваться в себе, что ты предпочитаешь разочароваться во всех остальных. Может, я и дура, но читаю тебя как раскрытую книгу. Потому что я… мне не плевать на тебя.
- Всё сказала?
- Да, аж полегчало сразу.
- Ну и отлично.
 Из общаги вышел какой-то изрядно потрепанный водкой и жизнью мужик. Матвей и Ксюша на время прервали разговор.
- А вот сейчас снова стало тяжело. Думаю, я тебя люблю.
- Представь, что любви нет, что её в природе не существует.
- Ну ты и кретин! Такой простой! Представь, что любви не существует!
- Да её и так не существует! И большинство людей догадываются об этом. Но они продолжают верить в её, чтобы оправдать своё существование. Они в глубине души надеются, что её кто-нибудь сможет изобрести, а потом внедрит в жизнь как мобильные телефоны.
- Да, у тебя есть писательский талант. Так говоришь, что до утра заслушаться можно. Меня ещё никто так не бросал. Ты даже в этом оригинален.
- Ксюш, но только не надо! Лучше назови меня козлом!
- Зачем?
- Мне так будет легче.
- Ты милый парень.
- О Боже! Ты надо мной издеваешься?
- Но ты же издевался надо мной! Теперь моя очередь.
- Может, я и был милым парнем, но так давно, что уже забываю об этом.
- А что с ним случилось?
- Обаяшка пропал и не оставил адреса. Наверное, сдох под давлением своих комплексов, страхов и жестокости окружавших его людей. Я знаю, сейчас тебе стало меня жалко, но всё же не упусти шанс обматерить меня.
- Хорошо. Ты козёл! Ты хлюпик! Ты кретин! Лучше меня ты никого не найдёшь. Не думай, что я буду скучать по тебе. Скатертью дорога!
 Ксюша быстро открыла входную дверь и убежала. Ничего подобного она раньше не испытывала. Внутри неё всё кричало и возмущалось, но она не могла его ненавидеть. Она не могла его презирать. А в данный момент ей этого хотелось больше всего на свете.
 У Ксюши были длинные ноги и большая грудь, поэтому все парни желали рассказывать друзьям, что переспали с ней. Но Матвей же, она отдавала себе в этом отчёт, спал с ней только из-за скуки. Парни никогда не рассматривали её как девушку, они видели в ней лишь способ самоутверждения. Матвею же, по хорошему счёту, не нужно было ничего. Ей было с ним очень удобно и легко. Она не хотела его терять, так как сильно привыкла к его ненавязчивому обществу. Трудно быть шикарной тёлкой, ведь мужчины в таком случае хотят видеть в тебе лишь правильный макияж, модное платье и стандартный набор слов. Мужчины не любят слышать от красивых девушек что-нибудь необычное. И, боже сохрани, если она ляпнет нечто умное. Матвею же она могла говорить всё, что угодно. Он не критиковал её. Он не придирался к её пирсингу, напульсникам, татуировкам, безразмерным футболкам. Ксюша  теперь понимала, что это лишь показывает его безразличие к ней. Но эта его нейтральность всегда нравилась Ксюше в их отношениях. И она с горечью осознавала, что этих отношений уже не существует.


 Матвей зашёл в комнату и обнаружил странное обстоятельство – все уже спали. «Бедняги. Наверное, так напились днём, что теперь ног не чувствуют», - подумал он и открыл бутылку пива, стоящую на столе. Влад что-то бубнил во сне и ворочался. Он завернулся в одеяло и чуть не свалился на грязный пол, но его успел подхватить Матвей.
- Братан, что с тобой?
 Влад сел на постель и вытер пот со лба.
- Холодный.
- Влади, тебе плохо?
- Нет. Кошмар приснился.
- А что именно?
- Мне приснилось, что меня нет.
- В смысле?
- Мне снилось, что всё, как обычно: администраторша орёт на Тоху, Толик варит на кухне борщ, тетя Лида развешивает бельё. Я им говорю что-то, а они меня не слышат. Я пытаюсь им показать свои слова жестами, а они меня ещё и не видят. Я беру вилку, но понимаю, что рук у меня нет. Я хочу одеть тапок, но понимаю, что и ног у меня нет. Меня вообще нет.
- Странные сны у тебя какие-то.
- Сам в шоке. Может, я скоро сдохну?
- Брось ты! Каких-нибудь триллеров пересмотрел, вот  тебе дрянь всякая и снится.
- Харе болтать! Дайте поспать! – возмутился один из жильцов комнаты.
 Следующим вечером Влад ушел на работу в клуб и не вернулся. Сначала все говорили, что он загулялся где-нибудь, но через четыре дня это стало казаться неправдоподобным.
Таня с грустью смотрела на сумку Влада с вещами и бесконечно набирала номер его телефона. Но абонент оставался вне зоны доступа. Их картёжный квартет превратился в трио. Они втроём молча играли карты, и никто не решался озвучить витавший в воздухе вопрос – где он? С ним могло случиться всё что угодно, и все эти варианты они боялись представить. Вот жил с ними человек, а потом ушел на работу и не вернулся. Они знали Влада не так давно, но достаточно долго, чтобы не желать ему смерти. Никто не собирался обращаться в милицию, ведь у всех были проблемы с регистрацией, никто не собирался звонить его маме, так как ни у кого не было её номера. Никому не было до парня никакого дела, по хорошему счёту. Все успокаивали себя мыслью, что он переехал в какою-нибудь другую общагу или снял себе комнату. Только Матвей, Таня и Ксюша были уверены, что он сообщил бы им об этом. Их мучили угрызения совести, но они не предпринимали никаких попыток разыскать его.
 На пятый день отсутствия Влада Таня начала плакать при звучании любой мало-мальски грустной песни. Матвей раздражался при её каждом приступе истерики. Ксюша практически не говорила. Они были не похожи на самих себя. Их словно подменили на механических кукол. Их словно похитили инопланетяне и сменили в них программу.
  Когда эти трое были готовы сойти с ума, Влад появился в общаге. Это было ранним утром – часов в семь. Матвей уже собирался на работу. Ксюша немигающим взглядом смотрела клипы. Таня тихо плакала в подушку. Они чуть не упали в обморок, когда его увидели. Они уже почти привыкли к мысли, что его нет, но Влад вернулся. И он выглядел вполне живым. Матвей, Ксюша и Таня жаждали разорвать его на мелкие ошмётки за то, что они так переживали, а он оказался целым и невредимым. У него даже синяка под глазом не было! Он был таким же симпатичным и жизнерадостным. На нём была его любимая хоккейная футболка, на которой даже нитки не топорщились, ни единого пятнышка не было видно, ни одной дырки не красовалось.
- И где ты был? – безразличным тоном поинтересовался Матвей.
- Наверное, у бабы какой-то кантовался?! – возмущалась прибежавшая со спальни Таня.
- Бухал с каким-нибудь Луиджи, - предположила Ксюша.
На кухню зашёл мужик со второго этажа и сел смотреть телевизор.
- Ребята, пошли в душе поговорим! Мне есть, что вам сказать.


 Влад закрыл дверь на щеколду. В центре ванной комнаты, если этот рай для микробов можно так назвать, была мерзкая коричневая лужа. Они встали с её разных сторон. В зеркале, которое висело слишком высоко, отражались их лбы. Эти четверо смотрели друг на друга с какой-то странной подозрительностью и недоверием. Их незамысловатая дружба превращалась в сущий кошмар и нелепицу. То, что было для них совершенно понятно, теперь вызывало массу вопросов. Поверхностное знакомство приобретало неприятный налёт лишних проблем.
- Ну, мы слушаем.
- Знаю, вы будете меня ненавидеть, но лучше я вам всё-таки скажу. У меня обнаружили ВИЧ.
 Ксюша присела на корточки. Таня схватилась за свои волосы. Матвей опёрся о стену. С крана статично текли капли ржавой воды.
- И как всё серьёзно? – первым заговорил Матвей.
- Дрянь дело. Я на паршивой стадии. Я всё боялся сдавать анализы, а, когда сдал, оказалось слишком поздно. Я надеялся, что температура у меня всё время от местного климата, но оказалось причина в другом.
- Что ж ты членом своим размахивал направо и налево, когда у тебя грёбанный СПИД! – крикнула Таня. – Ты…
 Они захотели в это мгновение заклеить ей рот пластырем, чтобы никто не услышал её ор. Но Таня вовремя остановилась.
- Вот поэтому у него и СПИД, что он всегда размахивал своим членом направо и налево, – произнесла Ксюша.
- И теперь мы все из-за этого можем помереть как мухи осенью, - решил поэтично выразиться Матвей.
- Не учите меня морали! Поздно уже. Своё я получил. Вам через недельки три лучше сдать анализы. Всё может быть. Может, кому-нибудь из вас повезёт.
- Влади, ты тварь последняя! Я тебя ненавижу.
- Танюш, я сам себя ненавижу. Мне двадцать четыре, а до тридцати я не доживу.
- Надеюсь, ты через год помрёшь! – сделала ему пожелание Ксюша.
- А что ты, Моть, молчишь?
- А что здесь скажешь? Ты одарил нас по полной. Мы никогда тебя не забудем. И что ты собираешься дальше делать?
- Я еду домой. Не хочу помирать в незнакомом особо месте.
- Твоя мама вот как обрадуется радостной новости!
- Она меня любит. Даже не смотря на то, что я когда-то сдал ёе телек и мобильный в ломбард. Ладно, счастливо вам оставаться! Я забираю вещи и уматываю отсюда!
- Ты не мучайся там особо угрызениями совести! А то нервные клетки не восстанавливаются. Береги себя, родной!
- Ты себя тоже, майский одуванчик! Не завянь раньше времени!
- Да уж больше тебя протяну при любом раскладе.
- Нашёл чем гордиться! Девочки, вы просто прелесть! Лучше вас у меня никого не было. Вы навсегда останетесь в моём сердце.
- Да пошёл ты!
 После он открыл дверь и ушёл. Они знали его не так давно. Они могли бы представить, что его просто не было. Но у кого-то из них на память от Влада останется бесценный подарок. При всём желании, забыть его теперь было очень сложно. Из симпатичного парня с чувством юмора он превратился на их глазах в гадкое чудовище. Одно упоминание его имени вызывало у них страх и ужас. Таня сразу удалила фотографии и номер Влада из памяти своего сотового. Ксюша последовала её примеру. Они ещё не осознавали, что их может ждать его судьба, что они могут закончить жизнь так же, как Влад. Они не испытывали к нему жалости, ведь ещё не понимали через что ему придётся пройти, через что возможно им придётся пройти. Человеческое презрение, унижение, страх окружающих от тебя заразиться, бесконечная сдача анализов… СПИД это не только смертельно опасный вирус. Это клеймо на весь остаток твоей жизни. Мало кто захочет пожать тебе руку, зная о твоей болезни. Мало кто захочет есть с тобой из одной тарелки и ходить с тобой на один унитаз. Практически каждый будет считать тебя или наркоманом, или голубым, или проституткой или всем этим вместе. Если ты являешься кем-нибудь из выше перечисленного, тебе будут напоминать об этом по сто раз в сутки. Многие будут желать написать тебе это на лбу, на машине, в твоём подъезде. А ты лишь будешь знать, что вылечить это невозможно.

 Матвей лежал на своей постели. В комнате в данный момент никого не было. Тишину нарушал только звук проезжавших за окном машин. Впервые в голове Матвея не было ни одной мысли. Только абсолютная пустота. Черная дыра. Глубокая яма. Будто он разучился мыслить. Словно кто-то стёр все файлы на его винчестере. Словно его голову распотрошили.
 В комнату зашла Ксюша и легла с ним рядом.
- Как Таня?
- Она напилась таблеток и заснула. Обними меня, мне страшно.
 Матвей выполнил её просьбу.
- Мотя, а что у нас осталось?
- Сегодняшний день. На большее рассчитывать никогда не приходится. Давай поспим! Ты хочешь спать?
- Безумно.
 Они закрыли глаза, а в соседней комнате Антон включил на всю громкость песню «Lonely day» и вскоре стал подпевать противным голосом.