Легенда

Легенда.


Чурны доспехи,
Опущено забрало,
Обломана стрела,
Пробила панцирь на груди.

Глаза мои
Два океана,
В них отражение сраженья,
Земля ж черна от спёкшейся крови,
И неба зов, манящей синевы…


Звериный вой, кресты,
Щадящая вуаль луны,
Земля приятной влагой
Укрывала тело.

Три тени в одеянии монахов,
Стоявших в ряд
У ног моих,
Склонили предо мной колени,
И сила их мне встать велит,
В груди же жажда жжет,
 мне не знакомая  до сели.

Три тени поняли меня,
Поднялись вместе, отошли,
Раздался стон и всхлип
За ним ещё, ещё,
И страх чужой мне силы дал,
Оковы сбросить возжелал,
Я сделал шаг,  за ним другой,
И вот уж деву увидал,
Стоит нагая, на коленях,
И слёзы катятся из глаз.

«Не плач, дитя»,
И голос свой я не узнал
Но посмотрел я ей в глаза
И страх изгнал
И руку ей свою я дал,

Она поднялась, подошла
И поцелуем обожгла,
Испить, испить мне разум простонал.
Я подчинился,
К ногам моим упало бездыханное тело.

«Сыра Земля, прими сие дитя
С улыбкой на устах, что буд-то задремала»

Монахи ж кругом обступили
И шепотом мне силы влили,
И говорят на незнакомом языке
Мне не понятные слова.
Хочу уйти, но сила их
Стоять велит.

Я посмотрел на женский труп
И встать велел.

Раздались вскрики трёх теней,
А бледное дитя мне руку лобызало
«Мой повелитель», прошептала
И крови, чей-то возжелала,
Я поднял перст и указал на согбенных монахов.

Светает.
И грудь мою сильнее жажда обожгла,
Раба моя, пресытилась последней  тенью.
И струйка крови по губам текла,
А бледность враз румяной стала
«Мой повелитель», прошептала,
На солнца луч, вдруг указала
И судоргами биться стала,
А криком с тела стон изгнала,
И испустила дух.

Моя же сила исчезала,
Всё тень, какую-то желала,
А жажда жгла  сильней,
Ожоги тело покрывали,
И сладкой болью наполняли
И в склеп влекли быстрей.

Вокруг гробы стоят
И тишь приятно уши давит
Я выбрал лежбище и опочил…

Глаза открылись,
Глухой удар в груди
чрез вечность, будто снова стук,
И жажда тело поднимает.
Из склепа выйти заставляет
И власть над миром укрепляет,
Картину леса убирает.


Я крыльями взмахнул в последний раз,
И подле замка стал,
Испить, испить – голодный разум простонал,
В окно взглянул,
Там дева укрывалась
И мерно грудь приподнималась,
Я постучал и взглядом оковал.
«Открой любимая»- я прошептал.
А поцелуем смерть позвал,
Так жажду я унял.

Дитя же на колени стало,
«Мой повелитель» - прошептала.
Я в склеп вернулся, не испив сосуд до дна.


Луна полна.
Тень замка вызов мне бросает,
 Я не отбрасываю тень.
А бледное дитя в объятья заключает
 и томно веки закрывает.
Открыта дверь.
И ужас, на пороге человека затмевает.
А крови струйка на грудь той деве каплей пала
И жизнь отняла…


Мой склеп убило время,
А яркий свет из ниш
 мне спать порой мешает
и силы отнимает.
А по ночам пресытившись,
Брожу по лесу.



Тучи небо обложили,
Капли с неба, лес сей оживили.
И шорох, рядом, за листвой.
Кольчуга на груди,
Кинжал в руке
и волков вой, что стаей окружили.
Лицо бледно,
Глаза бессмертия желают.
Я поднял перст
и прочь ушёл, рассеяв стаю.


Из склепа вышел,
Ветер криком уши рвал
сквозь тучи чёрные кидал,
А в предрассветный час  я стал.


Моя же сила тает,
И веки сон смежает,
А жажда иссушает
 волчью кровь пить заставляет
приют, в берлоге находя.

Луна ущербна,
Ветер силой наполняет,
 и в ночь стрелою запускает
 и сила склеп нашла.
Я выбрал гроб, и опочил.


Глаза открылись,
Глухой удар в груди,
Чрез вечность снова стук.
Испить, испить, мне шепот, разум затмевает.



Распущены власа,
До пояса нагое тело закрывают,
В глазах слеза отчаянья блуждает
на губках алых исчезает,
А бледность кожи обжигает,
Грудь медленно вздыхает
Ноги в омут всё глубже,
Шаг за шагом опускает.


«Не смей, дитя»…
«Графиня, я» -  она надменно отвечает и смотрит на меня.
Колени подгибает,
«Мой повелитель» скорбящий шепот
В грудь мне проникает.

И снова пить я волчью кровь стал,
С графиней ночи провожу,
И чаще боль в груди я нахожу.
Под лунью с ней гуляя,
На миг я тень увидел,
Не её, свою,
И неба зов, манящий в синеву!


Я посмотрел на яркую луну,
И сила в небо вихрем поднимала
Раба, на помощь тихо звала.
И жаждущий бессмертия, искал.
Я камнем пал, и обернувшись
собою стал.
В гробнице чад я увидал,
И дверь открыл.


Кольчуга на груди,
Кинжал в руке
Лицо бледно,
Глаза бессмертье излучают,
Толпа людей чесночный запах источают,
 а с ними тень.
Гробница в крови потопает,
И мёртвые тела лежат.

В гробу дитя.
Лицо же мука охлаждает,
И струйка крови, каплей  по груди
 на гроб упала,
и жизнь, в последний раз, отняла,
А голова, отсечена.

«Уйдите»- я сказал, и шепот свой я не узнал.
Но тень вперёд уж поддалась,
Улыбка яд в глаза пускает
Чесночный запах опьяняет,
И крест священник выдвигает.
А на кресте распятый.
Страх и злость он вызывает.

Я отнял символ.
Рука же в боли потопает.
Я сжал кулак и боль ушла.
Толпа надменно наступает.
Я поднял перст.
И волков стая, в склеп вошла.

Безумный страх вселил в людей,
легка добыча для зверей.
Я выбрал тело, и испил.
Сердце ядом отравил,
И бледному, в глаза, я силу влил.
К своей графине поспешил.

В окне увидел свет.
Она стояла на коленях, с монахом говоря.
Я подсмотрел её слова.
«во мне он ужас вызывает, за что должна пройти сие одна»?
На что монах ей отвечает.
«прелестное дитя,
Он не таков как прочие вампиры,
Бессмертен он, но смерть его в любви заключена,
Умрёт он, полюбив тебя.»


Пришёл я в склеп и опочил.
А ночью вновь графиню я любил,
И сердца стук отчётливей ловил,
Быстрей, быстрей.
А жажда всё слабей, слабей,
Одна из сил всё исчезала,
Другая нарастала всё сильней.

Прикован я лежу, пошевелиться не могу,
Любимая, любимая, твержу.
Её уста улыбка озаряет.
«Он ваш» губами окликает
Монахов, что в тени стоят.
Монахи подошли
И кол осиновый, для верности.
К груди преподнесли.


В глазах же всё цвета меняет,
А тело боль пронзает,
 иные формы обретает.
Я поднял руку,
Но не узнал руки.
И ненависть в груди вскипала,
Ярость разум подавляла,
Ноги шерстью обрастают,
Лицо становится длинней,
и вой, всех страхом, закаляет.


Безумный бег теней.
Свободно грудь вздыхает,
И мерно опадает,
А кровь в ушах стучит сильней.
И хруст костей.
Лицо знакомо.
Запах ужаса влечёт.
И голос чей-то говорит-
«Узнай, узнай меня»,
Оскал  в лице, в груди тоска, рык ярости  в душе.
« но кто же ты,  проклятый»?


«Я легенда»
И голос свой, я не узнал,
Лишь челюсти сильнее сжал,
В дали же,
«мой повелитель», кто-то прорычал.
               

                май 1999год.


Рецензии