Душа вина

          Питу ван Дранку стукнуло тридцать семь, когда, презрев несомненные преимущества холостяцкой жизни, он отважился сделать предложение аппетитной барышне Хильде, единственной дочери трактирщика Феркерка. Вполне благоразумному выбору в пользу упорядоченных матримональных отношений предшествовало серьезное многодневное раздумье, а мучительные сомнения, одолевавшие его во время этого нервного процесса, становились, порою, совершенно невыносимыми, но в конце концов непростое решение было принято. А раз решившись на что-то, Пит ван Дранк незамедлительно устремлялся к цели напролом, не обращая внимания на возможные препоны и не терзаясь более неуверенностью. Уж такой он обладал натурой.
    
          Ранним утром следующего же дня он улучил удобный момент и перехватил барышню Хильде, когда та, громко шлепая деревянными башмачками по вымощенной булыжником мостовой, возвращалась с городского рынка. В руках пышнотелая и ясноглазая девица несла объемистую корзину, полную провианта, предназначенного для переработки в нехитрое меню трактира, где барышня с успехом выполняла несколько ролей: помогала стряпать своей матери, почтенной г-же Махтельд, прибирала помещение, а также прислуживала за столами, притягивая восхищенные взгляды посетителей своими роскошными формами и здоровым цветом лица. 
    
          В меру взволнованный жених утянул девушку вместе с корзиной в узкую извилистую улочку, ответвлявшуюся от рыночной площади, где и поведал недвусмысленно о снедавшем его желании, а также и о благородном намерении связать свою судьбу с объектом вожделения брачными узами. Нельзя сказать, что излагаемое развитие событий стало для дородной барышни полной неожиданностью, ибо предпосылки для подобного заявления имелись, но, тем не менее, она сделала удивленное лицо...   
    
    

          ...Какие-то отношения,  пусть самые что ни на есть и невинные,  между ними существовали. Cтав с некоторых  пор  завсегдатаем  заведения г-на Феркерка, Пит ван Дранк часто подолгу не отводил глаза от крупной белокурой девушки, когда та появлялась в зале, а она, явно выделяя его среди прочей, праздно тянущей пиво и вино, публики, время от времени отвечала ему томным взглядом, иногда сопровождавшимся глубоким вздохом, при этом ее грандиозная грудь волнительно приподнималась и опускалась. Значительно позже – спустя примерно полгода – они стали здороваться и даже иногда вскользь обменивались короткими репликами, большей частью погодно-торгового содержания, а однажды летним воскресеньем, после утренней службы, он набрался духу и пригласил ее на загородный пикник.
    
          Под могучим развесистым дубом на цветущей васильками и ромашками лесной поляне было расстелено льняное полотно, и после неторопливой трапезы он, разгоряченный хорошим вином, как бы невзначай приобнял барышню Хильде и для начала мимолетно поцеловал в губы, чему она не очень-то и воспротивилась, но почувствовав, что объятия ухажера крепчают, а поцелуи становятся более жаркими, отстранилась и к запретным зонам его решительно не подпустила, переведя все в хохотливую возню, а потом и вовсе вскочила и убежала на другой конец лужайки, где с подчеркнуто серьезным видом занялась поисками земляники. Тем не менее обратно они возвращались в хорошем расположении духа: высокий, широкоплечий Пит ван Дранк шел с непокрытой головой, взъерошив густые пшеничные волосы, и невнятно мурлыкал себе под нос старинную матросскую песню, а барышня Хильде, пусть и шагала со строгим выражением на разрумянившемся лице, с трудом сдерживала польщённую улыбку, то и дело распускавшуюся на ее ярко алевших губах, да и чепец у девушки довольно легкомысленно съехал набок...
    
    

          ...Так что, выслушав сбивчивые, но достаточно откровенные признания своего воздыхателя, оглашенные на укромной городской улочке, добродетельная девица не только изобразила здоровое удивление, но и выказала разумную долю благорасположения к происходящему, не посулив Питу ван Дранку, однако, слишком многого, но и не ответив безоговорочным отказом. Вернувшись в трактир очень довольная состоявшимся  разговором,  барышня  Хильде  вывалила  покупки  из  корзины  на  кухонный стол, а сама принялась ловко растапливать плиту.
         
          Г-жа Махтельд – тоже женщина с завораживающими глаз формами, хотя и находившимися уже в стадии едва заметного увядания, – тем временем начала неторопливо разделывать принесенную дочерью говяжью печень, намереваясь изжарить ее с репчатым луком и морковью. 
    
          Когда огонь в плите весело занялся, барышня Хильде лаконично сообщила матери:
    
          – Господин Пит ван Дранк только что сделал мне предложение.
    
          – Это какой Пит? – г-жа Махтельд удивленно оторвалась от печенки. – Который шкипер или который кровельщик?
    
          – Который шкипер, – уточнила дочь.
    
          Почтенная госпожа весьма обрадовалась. По всем меркам дочь, а ей недавно минуло – подумать только! – аж двадцать лет, давно засиделась в девках. Ни для кого не являлось секретом, что барышня Хильде обладает сложным характером и имеет собственный взгляд на жизнь, подкрепленный внушительными габаритами. Ей уже случалось три раза отказывать претендентам на свою нехилую руку по разным причинам, а четвертого, упившегося вином до безобразия и поведшего себя бесцеремонно, как наглая скотина, даже пришлось вышвырнуть из трактира, хотя по мнению родителей все они – за исключением, конечно, последнего – выглядели вполне подходящими женихами. В общем, надежды матери на ее замужество таяли с каждым годом... И вдруг – такая приятная неожиданность! А вероятность того, что будущим зятем может оказаться шкипер Пит ван Дранк, человек солидный, порядочный и сильно не пьюший, и вовсе привела ее в состояние радостного возбуждения, чему верным знаком послужили чуть блеснувшие глаза линяло-голубого цвета... Поэтому г-жа Махтельд осторожно, боясь спугнуть удачу, спросила у дочери:
    
          – И что ты ему ответила?
    
          –  Что сгоряча такие важные решения не принимаются, и мне нужно хорошенько подумать. К тому же, мамаша, у меня есть условие...
    
          Г-жа Махтельд не стала выяснять, что это за условие, а, в сердцах рубанув по печенке, задвигала ножом с удвоенной скоростью.
    
          – Но он сказал, что все равно придет просить моей руки, – добавила девица.
    
          – Что же ты собираешься ему ответить? – не удержалась и снова задала вопрос почтенная госпожа.
    
          – Пока не знаю, – барышня Хильде пожала полными, восхитительной округлости, плечами и заметила как бы невзначай: – Вообще-то он человек приятный...   
    
          «И на том спасибо», – подумала г-жа Махтельд, и пляска ножа, скачущего по говяжьим внутренностям, немного замедлилась.
    
          Тут на кухне появился только что пробудившийся глава семьи – достопочтенный г-н Феркерк, хмурый мужчина солидного возраста и серьезной комплекции, и женщины прекратили диалог. Г-н Феркерк терпеть не мог пустопорожней болтовни. А в его глазах любой женский разговор именно таковой и являлся.   

    

          Официальное сватовство состоялось через день, когда торжественный Пит ван Дранк при всем параде и в сопровождении двух закадычных приятелей, исполнявших роль сватов, объявился на жилой половине дома г-на Феркерка и без излишних затей предложил сыграть свадьбу, причем по возможности побыстрее, потому как ему вскоре предстояло идти в плавание. Вот тогда-то барышня Хильде, будучи девушкой серьезной и основательной, хотя и ответила – ко всеобщей радости – принципиальным согласием, одновременно огласила и свое условие, увы, откладывавшее торжественное мероприятие на неопределенный срок. Условие неожиданно оказалось меркантильным и достаточно тривиальным, и заключалось в том, что несмотря на хорошее приданное, привносимое ею в семью, сам жених должен обладать капиталом как минимум в тысячу гульденов, поскольку барышня собирается посвятить себя исключительно взращиванию будущего потомства, причем в условиях полного достатка и благоденствия, а это возможно лишь при наличии определенного денежного ресурса. 
    
          Похвальная предусмотрительность хозяйственной девицы не выглядела ничем из ряда вон выходящим, но никто и предположить не мог в тот момент, что именно она-то и приведет к появлению на свете некой специфической субстанции, на первый взгляд никак не связаной с невинным намерением барышни Хильде обустроить будущее своей семьи, и которая среди иных ценителей возымеет необыкновенную популярность и приобретет для них неимоверно важное значение. Такое же, а может быть, и более важное, чем, к примеру, для других – изобретение пороха, «открытие» Америки или, скажем, установление того невероятно интересного факта, что человек, оказывается, произошел от обезьяны. Однако, поистине, непредсказуемы извороты судьбы...
    
          Подрастерявшийся жених приуныл, но у него и в мыслях не возникло отказаться от планов покорения полюбившейся ему крепости, именуемой «барышня Хильде». Для скромного шкипера небольшой торговой посудины, даже учитывая характер перевозок, осуществляемых Питом ван Дранком, тысяча гульденов были немалые деньги. Тут уместно пояснить, что транспортировал бравый моряк в свой родной Амстердам особый груз – французское вино, за коим регулярно совершал рейсы в иноземные порты на собственном одномачтовом буере, носившем в меру лирическое, а  главное – подходящее делу название: «Триера Бахуса»; обычно он отправлялся либо в Бордо, либо в Нант. Доход это занятие приносило неплохой и на необременительную холостяцкую жизнь и в тогда уже развеселом городе хватало с избытком. Он даже сумел отложить про запас что-то около пятисот монет, о чем и объявил тут же девушке под одобрительные покрякиванья родителей невесты, а засим выразил слабую надежду на то, что упомянутая сумма, возможно, удовлетворит первоначальные потребности вновь создаваемой семьи.
    
          К сожалению, барышне Хильде для построения семейного счастья сумма показалась явно недостаточной, а потому, еще раз подтвердив свою в целом положительную реакцию на перспективу соединения брачными узами с уважаемым шкипером и милостиво позволив последнему именовать себя в дальнейшем невестой, она осталась непреклонной относительно изначально оглашенного размера капитала, нужного, с ее точки зрения, для того, чтобы волнующее событие могло свершиться. Спорить с ней было совершенно бесполезно, о чем прекрасно знали все присутствующие, включая и родителей невесты. В итоге порешили вернуться к вопросу о немедленном бракосочетании, как только г-н ван Дранк заимеет в своем распоряжении необходимые средства, а покуда шкипер может считаться вполне официальным женихом добродетельной барышни Хильде Феркерк. Что ж, – подумалось всем, за исключением разве что самого жениха, – всего лишь небольшая отсрочка, а в принципе девица выдвигает разумное требование...
    
          Однако не все обстояло так просто. Уединившись в изрядно расстроенных чувствах на своем буере, пришвартованном к причалу в восточной части города, Пит ван Дранк первым делом осушил стаканчик превосходного белого бургундского из початой бутыли, хранившейся в качестве заначки в капитанском сундучке, а затем произвел нехитрое вычисление, из неутешительных результатов коего следовало, что на значительный срок откладывается трансформация его образа жизни от разгульно-неподотчетного к пристойно-бюджетному. Хотя первый все еще манил его, но уже не так настойчиво, как прежде, а больше хотелось чего-нибудь определенного и надежного, к тому же, ко второму в качестве крупного (в прямом смысле слова) приза прилагалась аппетитная барышня Хильде.
    
          И в самом деле, исходя из расчета 60 бочек вина за рейс, что являлось максимальным карго, которое его посудина могла принять на борт, получалось, что за вычетом всех накладных расходов, оставалось бы не более пятидесяти гульденов, кои допустимо отложить в счет будущего семейного рая, да и то, если значительно сократить расходы на увеселительные мероприятия в перерывах между плаваниями во Францию. А этого-то, по совести говоря, славному шкиперу как раз не очень хотелось делать, и винить его трудно – Амстердам к монашескому образу жизни не раполагал... Короче, учитывая, что один рейс в винодельческую страну отнимал от двух до четырех недель в зависимости от капризов погоды, и судно периодически нуждалось в ремонте, а ведь еще и ему самому и двум его матросам требовался какой-никакой отдых, короче говоря, если бы даже он сократил периоды простоя до минимума, его бракосочетание с благопристойной барышней откладывалось никак не меньше, чем на год-полтора, а то и на все два – примерно столько времени пришлось бы собирать недостающие пятьсот монет.   
    
          Ждать так долго шкипер Пит ван Дранк не хотел. Не говоря уже о сильном нежелании сокращать привычные расходы. Поразмыслив недолго и сопроводив безрадостные думы еще парой-тройкой стаканчиков доброго вина, он решил обратиться к мерчанту, для которого в основном и осуществлял винные перевозки, и попросить денег взаймы в счет будущих поставок товара, после чего не без колебаний (причем в прямом и переносном смысле; в переносном – потому что бутыль все еще оставалась наполовину полной, а в прямом – потому что она была уже наполовину пуста) покинул «Триеру Бахуса» и не очень твердым шагом направился к своему скромному, но опрятному и удобному дому, находившемуся неподалеку от пристани.
    
    

          Наутро он поспешил к мерчанту. Звали его Гус ван Наебонк, и был он довольно пожилым седобородым мужчиной с наивным взглядом несмышленого младенца и простодушным выражением морщинистого лица. Глаза его так и лучились благочестивым теплом, и многим могло показаться, что человеку с такой внешностью заниматься торговлей невозможно, однако люди сведущие знали, что за личиной добродетельного прихожанина и блаженного святоши скрывается едва ли не самый ушлый и неуступчивый купчина в Амстердаме. А уж по части хитрых сделок и махинаций ему и вовсе не имелось равных – с тех пор, как церковники дозволили христианам заниматься коммерцией, столь достойного конкурента племя традиционных деляг-торгашей еще не встречало.
    
          Г-н ван Наебонк принял шкипера радушно, но денег, разумеется, не дал. Вернее, отказал в заёме в счет грядущих поставок вина, выразив сожаление и резонно вопросив: а как почтенный г-н ван Дранк будет выплачивать долг, если, скажем (не дай, конечно, Бог!), его судно потонет в буре или, того хуже, сам шкипер вдруг возьмет да и помрет? Какими, в таком случае, будущими поставками уважаемый г-н ван Дранк будет в состоянии обеспечить г-на ван Наебонка? Так что, дескать, и рад бы помочь, но, увы, вышеупомянутую сделку, к сожалению, заключить никак не получится. 
    
          Пит ван Дранк досадливо хмыкнул и, покрутив головой, не нашелся, что ответить. Тогда, кротко глядя на раздосадованного капитана наивными детскими глазками, Гус ван Наебонк доброжелательно предложил ему взамен заложить судно, а еще лучше – дом. 
    
          Этот вариант, после краткого раздумья,  отверг  в  свою  очередь  благоразумный  шкипер  –  он-то как раз относился к людям,  знавшим г-на ван Наебонка неплохо. На что мерчант лишь развел руками с сожалением, на этот раз искренним, и партнеры расстались.
    
          Потерпев неудачу, Пит ван Дранк переместился на улицу с радующим слух названием Йоденбриистраат и посетил несколько ростовщических контор, коими изобиловал портовый город в те времена (как, впрочем, и теперь), надеясь спешно раздобыть ссуду на более или менее приемлемых условиях. Но чернявые и носатые владельцы непопулярных в народе заведений заламывали столь несусветные проценты, что даже человеку, не умеющему считать, стало бы ясно: условия эти приемлемы лишь в отчаянном, крайне тяжелом положении, причем чем менее приемлемы для занимателя, тем более – для ростовщиков. И хотя, конечно, в начале семнадцатого века (а именно тогда происходили описываемые здесь достоверные события) сделки свершались значительно быстрее и проще, чем в наши времена, желание определенной части человечества проехаться за счет компаньона или обобрать ближнего своего так, чтобы он еще и спасибо за это сказал, было таким же естественным и никак не менее сильным. К счастью, ситуация, в которой оказался настойчивый шкипер, на отчаянную никоим образом не тянула... В общем, денег нашему герою достать не удалось, а, вернее, не захотелось лезть в финансовую кабалу, куда его учтиво подпихивали заимодавцы.
    
          Он прослонялся в городе еще несколько дней и, сумев пару раз остаться наедине с барышней Хильде, попытался переубедить ее, но усилия шкипера, как он того в глубине души и опасался, оказались пустой тратой времени. Она сполна оправдала его опасения, не поддавшись уговорам, зато обещала ждать, сколько понадобится. Осознав тщетность своих потуг, холодным октябрьским утром Пит ван Дранк снялся с якоря и отправился в очередной рейс за вином с экипажем, состоявшим, помимо него самого, из двух матросов.
    
          Вот тогда-то и посчастливилось ему сделать удивительное открытие. Нет-нет, он не открыл новый контитент или, на худой конец, архипелаг, и даже крохотный неизвестный островок не довелось ему отыскать в море – наша история вообще не имеет отношения к географии. Открытие Пита ван Дранка состоялось в принципиально иной сфере и было напрямую связано с родом перевозимого им товара, а произошло все совершенно случайно. Но не будем, однако, забегать вперед.
    
          Как уже упоминалось, октябрь стоял холодный, и по пути в Бордо славный шкипер самым банальным образом простудился. Прибыв во французский порт и установив контакт с поставщиком – плюгавым субъектом по имени то ли Жан, то ли Жак, наш герой понял, что надо лечиться, иначе легкое недомогание перерастет во что-нибудь нехорошее. Лучшим же из известных ему методов лечения простуды, несомненно, являлось горячее белое вино. А потому, устроившись на пристани подле своей пришвартованной посудины, он уже поздним вечером развел огонь и приспособил над ним помятый медный котелок с вином из пробного бочонка, доставленного поставщиком, а вместо крышки прикрыл варево подвернувшимся под руку и подошедшим по размеру алембиком* лукообразной формы – Пит ван Дранк приобрел занятную вещицу исключительно из озорства на восточном базаре еще в незапамятные времена, когда юным матросом плавал в средиземноморские страны за оливковым маслом; с тех пор диковинка валялась в каюте и иногда, в разгар веселья, использовалась в качестве экзотической винной чаши – пить ее надлежало до дна, не опуская, ибо устойчиво поставить алембик на ровную поверхность, не пролив при этом вина, было невозможно. Итак, он накрыл котелок алембиком, после чего, ежась, шмыгая носом и покашливая, стал ждать, когда жидкость нагреется. Да так и заснул, уставший, почти мгновенно, разомлев возле жаркого костра.

* Металлический колпак (предпочтительно медный) перегонного снаряда, изобретенного персидским алхимиком Джабиром ибн Хайяном около 800 г. н.э., от арабск. аl-'anbi;q – кубок, изнач. от греческ. аmbix.    
    
         
          Проснувшись на рассвете от цепенящего холода, он обнаружил, что пламя погасло, а котелок  с  вином  совсем  остыл. Чертыхнувшись,  он приподнял алембик и с разочарованием  увидел, что на дне осталось лишь немного жидкости, да к тому же в нос резко пахнуло жженым.
    
          «Что за черт! – снова мысленно выругался шкипер, и не подозревая, что находится на порогое замечательного открытия. – А-а! Котелок плохо прикрыл, вот почти все вино и выкипело», – тут же сообразил он, вспомнив, что при пробуждении алембик оказался слегка сдвинутым, отчего небольшая часть поверхности котелка осталась непокрытой. Во рту у него спросонок пересохло, сильно хотелось пить. Он слил жидкость из леденящего руки котелка в алембик – получилось больше пинты, – поднес предмет восточного обихода к лицу и понюхал. «Странный запах... Вроде как подгорело вино, что ли?» – мелькнуло у него в голове. Дальше он не рассуждал, а просто сделал три больших глотка, полагая, что пьет обычное вино, но с горелым привкусом.
    
          Тут же он со страхом и удивлением почувствовал, что гортань ему обожгло, дыхание перехватило, и ему показалось, что глаза сейчас выскочат из орбит. Поначалу он не на шутку перепугался и, стремясь унять огонь в пищеводе, принялся лихорадочно глотать холодный воздух, как рыба, вытащенная из воды. Однако через несколько мгновений он почувствовал, что огонь переместился  в желудок и уже никаких неприятных ощущений не вызывает. Как раз наоборот: тело изнутри быстро обволакивало уютным теплом, а в голове стали зарождаться хорошо знакомые процессы, обычно начинающиеся после второй-третьей кружки пива. Поколебавшись, он снова отхлебнул из алембика, все еще с опаской, но уже гораздо уверенней, и спустя пару минут ему стало совсем хорошо...
    
    

          А вот что в действительности происходило с вином, пока  утомленный долгим плаванием и простудой шкипер спал у затухающего огня. Как хорошо было известно арабским алхимикам, но совершенно неведомо нашему герою, температура испарения спиртовых примесей существенно ниже той, что у воды. Потому-то алкоголь содержавшийся в вине, и начал испаряться еще до того, как жидкость закипела. Этот испарившийся алкоголь был «пойман» лукообразной головкой алембика, собственно, и служившим алхимикам для этой цели при дистилляции жидких составов в производстве всяких колдовских снадобий и ароматических средств, вот только разлагать на составные части белое французское вино они как-то не додумались. Как раз в тот момент, когда испарение алкоголя из вина завершилось и он весь скопился в «луковице» алембика, оставшаяся в котелке вода начала закипать. Пит ван Дранк уже спал довольно крепко, однако во сне он клюнул носом и, слегка задев алембик плечом, сдвинул его чуть-чуть с места – так, что приоткрылась узенькая полоска пространства. Через эту-то щель жидкость и испарилась, как справедливо рассудил, проснувшись, наш шкипер. Только он полагал, что выпарилось вино, но на самом деле улетучилась одна вода, а весь алкоголь остался в алембике. Потом-то шкипер понял свою ошибку, а в первый момент он расстроился, что столько вина пропало... Короче говоря, когда вода испарилась, костер стал затухать и вскоре погас. И находившийся в газоообразном состоянии в куполе алембика алкоголь благополучно сконденсировался на дне котелка в виде бесцветной маслянистой жидкости, которую наш герой поутру и отведал. Звезды расположились так, как надо, и все счастливо совпало...
    
    

          К тому времени, когда на палубу выползли оба его матроса, щурясь, позевывая и поеживаясь под не слишком теплыми лучами осеннего солнца, Пит ван Дранк был: во-первых, как следует пьян, во-вторых, полностью излечен от простуды, и, наконец, в третьих, полон самых радужных надежд и замыслов, коими он и поделился вдохновенно с сонным экипажем.
    
          План его оказался прост и гениален, и заключался в том, чтобы перевозить в Амстердам вместо обычного – выпаренное вино, или «душу вина», как шкипер поэтично назвал свое варево в разговоре с матросами, а уже на месте снова разбавлять его водой, дабы привести консистенцию напитка в норму. Таким образом, они смогут при одном и том же карго увеличить количество поставляемого товара, а следовательно, и прибыль от одного плавания, втрое, а то и вчетверо – именно во столько раз, по мнению Пита ван Дранка, «душа вина» превосходила в крепости свой изначальный, «телесный», вариант. А стало быть, и его бракосочетание с аппетитной барышней Хильде состоится значительно скорее.
    
          Верзилы-матросы – а их звали Йост ван Химст и Ари Репп, они же сваты, – поначалу лишь хмуро поглядывали на порядком набравшегося капитана, не совсем отчетливо разумея о чем тот, собственно, толкует. Кроме того, они недоумевали, почему он так нагрузился с утра пораньше – прежде за шкипером подобных привычек не водилось. Вместе с тем у обоих присутствовала легкая досада по поводу того, что сделал он это в одиночку, не удосужившись их разбудить.
    
          Тогда, видя непонимание в глазах сподвижников, нимало не смущенный шкипер предложил им отведать остатки «души вина», что они и сделали, хоть и не очень-то охотно, но вполне добросовестно. Поначалу их реакция оказалась скорее негативной и схожей с той, что имел давеча сам капитан, однако уже через несколько минут, правильно оценив безусловные достоинства напитка, они радостно обсуждали открывшиеся перед ними всеми благоприятные перспективы, причем голоса их звучали немного развязно. Дело в том, что в силу близких дружественных отношений Пит ван Дранк платил им не жалование, а определенную часть выручки с каждого плавания, так что они скорее были его партнерами, нежели просто наемными матросами. Правда, в море субординация сторого соблюдалась, и слово шкипера имело силу закона.   
    
          Тут как раз подоспела телега с первой дюжиной бочек в сопровождении то ли Жана, то ли Жака. Пит ван Дранк решил сразу брать быка за рога. Не в смысле того животного, которое приволокло телегу, а в смысле поставщика. Он слил в глиняную кружку последние капли чудесного напитка – получилось вполне достаточно – и протянул французу, жестом предлагая попробовать. Тот, понюхав, поначалу отбрыкивался, но капитан проявил настойчивость. Когда француз, морщась и задыхаясь, выпил и замер, вытаращив злые черные зрачки, капитан, напрягши память и собравши воедино неглубокие познания в иностранном языке, спросил:          
    
          – C'est bon?*
    
          – Merde**, – нелицеприятно высказался то ли Жан, то ли Жак, и сплюнул.
    
          Шкипер со свойственной его народу терпеливостью выждал с минуту и снова спросил:
    
          – C'est bon?
    
          – Deja meilleur***, – уклончиво ответил на глазах, однако, косеющий француз.
* Хорошо? (франц.)
** Дерьмо (франц.)
*** Уже лучше (франц.)
  
    
          Пит ван Дранк, как мог, доходчиво объяснил иностранному торговому партнеру, что, начиная со следующего рейса, желает получать от него вместо обычного именно такое вино и, ловко манипулируя котелком и алембиком, живописно изобразил способ производства оного. Закончив объяснять, ласково похлопал пятерней по крутому боку одного из только что привезенных бочонков.
    
          Француз оказался сообразительным малым. Он пробормотал что-то по-своему, а потом схватил алембик и чуть ли не бегом исчез в портовых закоулках. Хмельные голландцы, неадекватно разобравшись в его намерениях, переглянулись и прокомментировали поведение поставщика иронично:
    
          – Ну что с него возмешь, с лягушатника-то... Совсем голову потерял с «души вина», – тягуче проговорил Йост ван Химст.
    
          – А она у него есть – голова-то? Что-то я не заметил, – после некоторой паузы отозвался Ари Репп и все трое, вконец развеселившись, скупо усмехнулись.
    
          – А ну его, – беспечно махнул рукой счастливый капитан, – никуда он не денется, вернется скоро. Ему еще четыре подводы везти.
    
          Поставщик действительно вскоре появился, правда без подводы, но зато с алембиком, выглядевшим теперь немного по-иному: из лукообразной головки торчала медная отводная трубка, выгнутая, словно лебединая шея. Кроме того в другой руке у него находилась еще одна трубка спиральной формы, но с прямыми концами, а подмышкой он нес, прижимая к телу, небольшое жестяное корытце. Так что на деле-то голова у француза, несомненно, имелась, причем работала очень неплохо. Вникнув в суть предприятия, он быстро сообразил, как усовершенствовать процесс выпаривания вина, и с помощью портового кузнеца приладил трубку для вывода газообразного алкоголя  из алембика, а также изогнул другую – длинную, узкую, тоже медную, трубку, проходя по которой и охлаждаясь, винные пары снова бы превращались в жидкость. Хотя, кто его знает, может, он уже раньше и занимался чем-то подобным...   
    
          Как бы то ни было, он накрыл алембиком предварительно наполненный до половины вином котелок, затем, немного повозившись, соединил отводную трубку с одним из прямых концов спиральной, положил ее в корытце так, чтобы спираль находилась внутри, а другой прямой конец свисал наружу, и жестами попросил моряков принести большую емкость и ручную помпу, какие имелись на каждом судне для откачивания трюмной воды. Просьба лягушатника была тут же выполнена разлюбопытствовавшимися голландцами, притащившими помпу и пустую бутыль из мутноватого стекла с широкой горловиной, и он поместил ее под открытым концом спиральной трубки. Повинуясь указаниям француза, матросы быстро накачали в корыто холодной морской воды, покрыв ею спираль, а затем общими усилиями они развели огонь под котелком и принялись ждать. Через несколько минут из спирали выползла большая прозрачная капля и, зависнув на секунду на кон-чике трубки, с громким шлепком упала на дно бутыли. За ней последовала еще одна, потом другая – примитивный перегонный аппарат заработал. Шлеп... шлеп... шлеп... И пошло-поехало...

    

          Пока в течении дня Йост ван Химст и Ари Репп воодушевленно грузили товар на судно, Пит ван Дранк и то ли Жан, то ли Жак, постоянно подкачивая в корыто холодную воду, подкладывая дрова в огонь и наполняя котелок свежим вином, суетились возле чудн;го устройства. Часто дегустируя продукт перегонки и не обращая ни малейшего внимания на разоравшихся чаек и заинтригованную портовую публику, возбужденно слонявшуюся вокруг них, они, получили из трех бочек сухого белого вина один бочонок превосходного бесцветного напитка, правда, слегка меньшей крепости, чем тот, что капитан непреднамеренно изготовил накануне, но зато приятного бархатистого вкуса и с более тонким запахом. Француз, тоже, по-видимому, не чуждый поэзии, назвал напиток «eau-de-vie»*, а может, он уже где-то слышал это словосочетание. Бочонок в числе прочих погрузили в трюм буера, чтобы в пункте назначения развести водой и превратить обратно в три бочки шардонне. У них еще осталось с полбутыли «eau-de-vie», каковую и употребили вечером по назначению в ознаменование, как им думалось, новой эры в виноторговле, а как оказалось на деле – совсем по другому поводу.
* Вода жизни (франц.)
 
    
          На следующий день весьма довольные жизнью голландцы отплыли к родным берегам. И вот, что происходило дальше. Ну разумеется, по дороге они не раз прикладывались к заветному бочонку, причем, чем чаще прикладывались, тем больше им напиток нравился. Остановившись в Гавре, чтобы, как изначально предполагалось, на скорую руку пополнить запасы провианта, они в итоге застряли там на три дня и славно провели время в припортовых трактирах, притонах и прочих сомнительных заведениях. Потом в Кал;, месте последней остановки перед переходом в Амстердам, куда они зашли набрать заканчивавшейся питьевой воды, бравые моряки, очевидно, мучимые жаждой сильнее, чем обычно, тоже задержались на пару суток, и как следует промочили там свои глотки. Вообще изрядную часть обратного плавания они пропутешествовали в приподнятом настроении, и возвращение получилось очень веселым.
    
          Наконец они вошли в родное море Зюйдерзее и, невзирая на свежий встречный ветер, стали, меняя галсы, неуклонно продвигаться к дому. Поздней лунной ночью отважные мореплаватели пришвартовались к причалу Остердок и переночевали на судне, причем выспались после нелегкого  перехода  всласть, а  днем, прихватив  бочонок с  «душой вина»,  в  котором еще оставалось около половины, направились в трактир г-на Феркерка.
    
    

          Трактирщик как раз вышел подышать свежим воздухом и стоял в непринужденной позе перед входом в свое заведение, когда из-за угла появились моряки с драгоценной ношей и направились в его сторону. Он встретил их приветливо:
    
          – Чего это вы там прете?
    
          – Душу вина, – ответил Ари Репп.
    
          – Чью-чью душу? – удивленно переспросил г-н Феркерк.
    
          Пит ван Дранк лаконично объяснил. Потом почтительно добавил:
    
          – Вот, мийнхир*, хотели у вас развести вино до первоначальной консистенции и попробовать, что получится.
* Мой господин (с голланд.)
  
    
          – Тащите в погреб, – распорядился заинтересовавшийся трактирщик.
    
          В погребе они перелили содержимое бочонка в стеклянные емкости – вышло три полных больших бутыли и одна маленькая, наполненная на три четверти, – и, прежде чем начать разбавлять алкоголь водой, шкипер предложил г-ну Феркерку попробовать напиток. Тот налил с полстаканчика, понюхал, и сделал маленький глоток.
    
          – Хм...
    
          Потом последовало еще два глотка побольше.
    
          – Хм!
    
          – Хм – что? – не выдержал Йост ван Химст.
    
          – Очень недурно, вот что... – подытожил трактирщик, удовлетворенно поглаживая рукой свой обширный живот. Он задумчиво посмотрел в стакан и осведомился:   
    
          – Так как, уважаемые господа, говорите, был получен сей удивительный напиток?
    
          Шкипер объяснил еще раз, более подробно.         
    
          Г-н Феркерк внимательно выслушал, одобрительно кивая, а потом глубокомысленно произнес:
    
          – Брандевийн... – и с наслаждением отпил еще глоток.
    
          – Точно, брандевийн, – обрадованно подтвердил Пит ван Дранк. – Я так и подумал сначала.
    
          – Брандевийн... – эхом откликнулся Ари Репп, как зачарованный. – Можно и мне стаканчик?
    
          По стаканчику налили всем, а г-н Феркерк налил себе второй, и дегустация, сопровождаемая ненавязчивой беседой, продолжилась. Между тем у трактирщика в голове зрел замысел.
    
          – Вот что, уважаемый, – обратился он, наконец, к шкиперу, после очередного глотка. – Сдается мне, однако, что этот концентрированный винный напиток и сам по себе достаточно хорош. Я так мыслю: не стоит его водой разводить, а лучше пить в чистом виде. Соответственно и продаваться он должен по более высокой цене, чем обыкновенное вино. Или же меньшими порциями.
    
          Трактирщика дружно поддержали матросы.
    
          – Верно, не нужно такую вкуснятину разбавлять, – проникновенно сказал Йост ван Химст и подлил себе напитка.
    
          – Да и какой смысл? Ведь вместо бутылки вина или кружки пива можно выпить совсем немного брандевийн – а результат тот же самый. И до ветра реже ходить... – как всегда остроумно выразил свою точку зрения Ари Репп. – Хир трактирщик толково говорит.
    
          Славный шкипер растерялся – рушилась его революционная идея удешевления транспортировки французских вин. Хотя, честно говоря, он уже и сам настолько привык к употреблению напитка в чистом виде, что, по большому счету, решительный г-н Феркерк лишь озвучил то, что смутно витало в его подсознании.    
    
          Тут в погреб за какой-то надобностью спустилась барышня Хильде и все стали свидетелями трогательной встречи жениха и невесты, степенно кивнувших друг другу, причем на губах девушки заиграло легкое подобие смущенной улыбки, а разволновавшийся шкипер потер лоб и почесал затылок. Когда девица удалилась, прихватив с собой горшочек сметаны, Пит ван Дранк вдруг подумал, что невеста-то его и ведать не ведает, какие нешуточные события развернулись вокруг французского вина, чему именно она невольно и послужила причиной. «Вон ведь как случается: девушка всего лишь хотела обеспечить прочное материальное положение семьи, а что из этого вышло», – умилялся он.
    
          От философских размышлений его отвлек будущий тесть.         
    
          – А ну-ка, уважаемые господа, попробуем на посетителях, – ничтоже сумняшеся заявил трактирщик. – Сейчас поглядим, понравится им или нет… Готов биться об заклад, что публика останется довольна, – и он, прихватив с собой одну из больших бутылей, стал бодро подниматься наверх, а оживленные моряки-виноторговцы затопали по ступеням следом. 
    
          Как  и  ожидал  искушенный в  розничной  торговле  горячительными напитками г-н Феркерк, публика восприняла «душу вина» с большим энтузиазмом. Поначалу трактирщик объявил, что сейчас угостит всех желающих новым напитком «брандевийн» за счет заведения. Желающих, разумеется, нашлось много, а говоря точнее, ими оказались почти поголовно все посетители. Легко пережив первоначальную реакцию организма, они через какую-нибудь пару минут пришли в полный восторг от крепчайшего вина с легким горелым привкусом и стали требовать добавки, каковую г-н Феркерк выдавал уже за плату, причем вовсе и не малую, но это не остановило возжаждавших новых ощущений почитателей Бахуса. К тому времени, когда бутыль опустела, а это заняло совсем немного времени, группа из пяти-шести  завсегдатаев в дальнем углу трактира, уже набравших соответствующие кондиции, разухабисто грянула нестройными голосами игривую песню о молоденькой монашенке, ушедшей в лес собирать землянику, да, к несчастью, попавшейся в лапы коварному колдуну-карлику, ну и так далее... А остальные либо похохатывали, либо подпевали по мере способностей. В общем, народ оживился...   
    
          Очень довольный трактирщик, похлопывая себя по животу в такт припеву, даже перестал хмуриться. Улучив момент, он негромко сказал, обращаясь к отважным мореплавателям, тоже пребывавшим в превосходнейшем расположении духа:
    
          – Успех, уважаемые господа, полный успех...         

    

          Слухи о необычном вине, подаваемом в заведении г-на Ферхерка и обладающем замечательными свойствами, моментально распространились по городу. На следующий же день – а это было воскресенье – народу в трактир набилось до отказа сразу после утренней службы, и все жаждали попробовать «брандевийн». Так что первую из двух еще остававшихся бутылей уничтожили за какие-нибудь полчаса, невзирая на высокую стоимость напитка. Когда в ход пошла вторая и последняя покуда в распоряжении трактирщика бутыль, дверь отворилась, и на пороге заведения возник г-н Гус ван Наебонк собственной персоной.
    
          Он, разумеется, тоже прослышал о новом вине. Кроме того его сильно волновало, почему капитан не торопится разгрузить судно и переправить доставленное из Франции вино на его склады – г-н ван Наебонк всегда опасался какого-нибудь подвоха со стороны партнеров (вероятно, по аналогии с некоторыми особенностями собственной манеры ведения дел). Но никакого подвоха не было и в помине, просто Пит ван Дранк предавался приятному времяпрепровождению.   
    
          Прождав напрасно полдня, мерчант отправился на поиски шкипера. А уж где его разыскивать,  он  знал прекрасно.  Там он его и нашел – в трактире почтенного г-на Феркерка, называвшемся, кстати сказать, «Веселый бражник». Пит ван Дранк восседал за дубовым столом в глубине помещения вместе с друзьями-партнерами. 
    
          Вид бравых моряков вполне соответствовал названию заведения: перед каждым стояла здоровенная пивная кружка с пенящимся напитком, а светившиеся тихой радостью глаза на чуть помятых лица безошибочно свидетельствовали о чудесном настроении закадычных приятелей. Ари Репп, слывший в портовых кругах записным острословом, как раз собирался рассказать невероятно смешную байку, но тут к ним подсел озабоченный мерчант и завел напряженный деловой разговор.
    
          Поначалу он без обиняков потребовал у нашего героя ответа на вопрос: почему тот тянет с переправкой вина на склад – уж не передоговорился ли уважаемый г-н ван Дранк за его спиной с другим оптовиком? Г-н ван Дранк это гнусное предположение отверг с негодованием, несколько преувеличенным воздействием алкоголя, и разъяснил все предельно просто: добрались они в пятницу глухой ночью, суббота ушла на оклемание, нынче же на дворе воскресенье – а какой добрый христианин станет заниматься делами в воскресенье? 
    
          Г-н ван Наебонк, скрепя сердце и скрипя зубами, вынужден был признать это объяснение, и впрямь, достаточно исчерпывающим, но тем не менее выразил недовольство по поводу того, что шкипер даже не удосужился сообщить о своем прибытии. На что г-н ван Дранк резонно заметил: какой, мол, смысл беспокоить людей просто так? Исчерпав первую часть программы и немного успокоившись, воспрянувший духом мерчант как бы вскользь полюбопытствовал: что это за ажиотаж творится вокруг какого-то нового вина, якобы доставленного шкипером на пробу из Франции? Но так как Пит ван Дранк напустил на себя непонимаюший вид и невинно переспросил, о чем это г-н ван Наебонк изволит толковать, то последнему не оставалось ничего другого, как проявить свою заинтересованность и изясняться более конкретно. Тогда шкипер обвел рукой помещение и сказал, что все эти люди сегодня употребляют новое вино «брандевийн» – да, действительно привезенное им из Франции. А о самом вине лишь лаконично поведал, что оно значительно крепче обычного, имеет резкий букет и приятное послевкусие, ни словом не обмолвившись о способе его приготовления.
    
          Г-н ван Наебонк внимательно оглядел зал, и, правильно оценив состояние и поведение посетителей, сделал вывод, что новый продукт пользуется повышенным спросом и популярностью. Тут же, посмотрев шкиперу в глаза безмятежным взглядом грудного ребенка, мерчант заявил, что ежели вино хорошее, то он, мол, будет рад заключить договор о поставках на взаимовыгодных условиях.               
    
          Наш герой неплохо представлял себе, чт; в устах г-на ван Наебонка означает слово «взаимовыгодный», особенно первая его часть, а потому с ответом не спешил и предложил мерчанту сначала отведать напиток. По просьбе будушего зятя трактирщик принес и разлил всем по стаканчикам «брандевийн», и переговорщики выпили: шкипер и его матросы – привычно и непринужденно, а г-н ван  Наебонк, как и всякий другой начинающий, – робко и осторожно. Спустя примерно минуту Ари Репп поинтересовался у мерчанта, понравилось ему или нет. Торговец, пережив в первый момент небольшой шок от крепости вина, успел уже, однако, прочувствовать некую прелесть нового напитка, но ответил уклончиво – в том духе, что главное, дескать, чтобы нравилось публике, а он-де пока не разобрался.
    
          На это Йост ван Химст буркнул, что для того, чтобы разобраться, дозу нужно повторить, а еще лучше – утроить. Предложение было встречено всеми благосклонно, не исключая и уже слегка «поплывшего» г-на ван Наебонка. Повторили. Мерчанту новое вино нравилось все больше, пилось оно все легче, а показывать, что он не слишком впечатлен, становилось все сложнее.
    
          Ко  всеобщему  сожалению,  вторая  бутыль  вскоре закончилась  –  ведь  не  только  они  одни  пили  «брандевийн». Перешли на пиво, и г-н ван Наебонк очень скоро понял, что договариваться надо немедленно, ибо почувствовал, что находится на грани того состояния, когда разумные слова и действия утрачивают всякий смысл, и благоприятный момент, несомненно, может быть упущен. Он тут же предложил свои «взаимовыгодные» условия, лишь подтвердившие подозрения шкипера о своеобразном толковании мерчантом этого слова.
    
          В ответ Пит ван Дранк объяснил, что плата за одну порцию нового напитка существенно дороже, чем за обычное вино, поскольку он намного крепче, так что, если сопоставить количество доз, заключенных в одном бочонке, стоимость перевозимого им карго должна быть увеличена втрое, а то и  вчетверо. Г-н ван Наебонк едва не свалился со скамьи в искреннем ужасе, однако прекрасно понимая непогрешимость убедительной математики шкипера, слегка поднял цену. Капитан, в свою очередь, сделал шажок навстречу, но тоже едва заметный. Он относился к «брандевийн» нежно, как к своему детищу, да так оно, собственно, и было, а потому  твердо решил, что не позволит ушлому торговцу одурачить себя. Кроме того у него присутствовало стойкое ощущение, что новый напиток завоюет себе признание независимо от участия в этом предприятии г-на ван Наебонка. Что впоследствии и подтвердилось в полной мере.
    
          А пока что партнеры продолжали упорно торговаться, обильно запивая оживленную дискуссию пивом, при этом мерчант настойчиво твердил, что предлагает исключительно хорошие условия. Чем дальше, тем диалог происходил громче и интенсивнее, пока в какой-то момент переговорщики не вскочили на ноги, схватив друг друга за грудки. Возникла угроза мордобоя, но, к счастью, до него не дошло – вмешались компаньоны шкипера и разняли забияк. Поостыв, все расселись по местам и возобновили словопрения, причем сложно сказать, на что это походило больше: на торговые переговоры или на скандальную попойку.
    
          Вскоре, однако, препирательство подошло к логическому концу, так как г-н ван Наебонк, резко уронив голову на дубовый стол, уснул на полуслове, что, учитывая преклонный возраст торговца, вовсе никого и не удивило; при этом борода его в такт вдохам и выдохам обтирала бок полупорожней кружки с пивом, одна рука покоилась в блюде с солеными крендельками, а вторая бессильно свешивалась вдоль тела. В довершение он огласил помещение мощным, отнюдь не старческим храпом. Моряки и сидевшие поблизости посетители, вдоволь потешившись над неумелым выпивохой, продолжили шумное застолье, вскоре превратившееся в стойкое, разнузданное веселье...         

    

          Конец этой вакханалии положила барышня Хильде. Она подошла к разгулявшимся бражникам и, ловко вытащив сильной рукой жениха из центра живописной группы, увлекла капитана на кухню, где в простых, но убедительных выражениях пристыдила его и заявила, что если тот сейчас же не прекратит пьянствовать и не отправится домой спать, то может считать их помолвку расторгнутой. Кроме того, она потребовала, чтобы почтенный шкипер в будущем вел себя ответственно и не злоупотреблял, как теперь, вином, чего за ним ранее никогда не наблюдалось.
    
          Смущенный жених безоговорочно выполнил все требования своей благонравной невесты. Конечно, утверждать, что Пит ван Дранк превратился в убежденного трезвенника, было бы сильным преувеличением, а учитывая характер его деятельности и места проведения досуга, подобная перемена и вовсе выглядела утопией, однако он сумел вернуться на прежний, весьма пристойный, уровень консумации спиртного, причем сделал это без особых усилий, не напрягаясь ни физически, ни душевно, что, безусловно, свидетельствует о крепком характере и в целом добропорядочном нутре шкипера.
    
          А уже через неделю он во главе бравого экипажа «Триеры Бахуса» вновь отправился  в  винодельческую  страну,  отправился  целенаправленно  за  «брандевийн». Отныне чудесный напиток стал главным грузом, поставками коего занимался шкипер – благо оптовики легко нашлись и приняли предложенные им условия. Вскоре к нему присоединились и другие каботажники, распространившие «брандевийн» от Британии до Германии и Скандинавии. Французские же виноделы, правильно оценив спрос на новый алкогольный продукт и наладив его масштабное производство, успешно продвигали eau-de-vie на юг, в Испанию, Италию, и в центр Европы.      

    

          Вот, пожалуй, и весь сказ. Спустя несколько месяцев, теплым июньским днем, Пит ван Дранк и Хильде Феркерк сочетались законным браком и строго с годовалыми промежутками произвели на свет четырех белокурых богатырей с голубыми глазами, которых заботливый папаша, когда бывал на берегу, обожал катать по городу в собственноручно смастерённой деревянной тележке. Очаровательные малыши сидели в ней плотно, трогательно прижимаясь друг к другу боками, точь в точь как бочонки в трюме буера, и радовали прохожих своим здоровым и жизнерадостным видом. Наши герои прожили в любви и согласии до глубокой старости, а благодарное человечество навсегда осталось счастливым обладателем «брандевийн», что с языка страны тюльпанов переводится как «горелое» или «жжёное» вино, пускай и не слишком точно характеризуя процесс получения неведомого доселе виноделию напитка, но достаточно поэтично (по голландским, во всяком случае, меркам) отображая воздействие стихии, способствующей преобразованию сока благословенной ягоды из одной ипостаси в другую. 
    
          Со временем, для всеобщего удобства, слово «брандевийн» укоротили до «бранди», или «бренди», под каковым названием «душу вина» и начали употреблять повсеместно, а какому-то изощренному французу (вот ведь изобретательные гастрономические извращенцы!), пришло в голову подержать «брандевийн» в дубовой бочке на протяжении существенного срока, в результате чего напиток, хорошенько впитав в себя дубильные вещества и пореактировав с воздухом через пористую древесину, приобрел свой окончательный вид и вкус, хотя и потерял немного в крепости. А по другой версии, тоже имеющей немало приверженцев, этот самый француз просто позабыл о «брандевийн» в бочонке, а когда обнаружил его там через несколько лет, был крайне восхищен произошедшими с eau-de-vie изменениями. Точно теперь уже не скажет никто, но как бы там ни случилось на самом деле, это стало, в принципе, лишь отделочной работой...   
    
          Так что, увы, приходится совершенно непредвзято и сокрушенно признать, что разнообразные утонченные сорта бренди, как французские с германскими, так и испанские с армянскими, а вместе с ними и аристократическое семейство надменных и заносчивых Коньяков, а также Арманьяков, Салиньяков, Лориньяков и прочих породистых «яков», являются, по сути, ни чем иным, как до неприличия вульгарным виноградным самогоном... Что, разумеется, нисколько не умаляет их притягивающего взор цвета, восхитительного вкуса и тонкого аромата, а также прочих, пусть и не столь неоспоримых, но не менее ценимых потребителями достоинств.   
    
          Такова правдивая и не приукрашенная история происхождения наиблагороднейшего из всех известных напитков.