Глава Первая. Во имя жизни

«Жизнь есть страдание…
Ибо только в нем можно увидеть
ценность и истинный свет…»

Обрывок сожженной книги.

Ночь... Время суток, когда все живое засыпает. Когда земля и небо позволяют себе немного отдыха от суеты всего живого; когда растения замирают и, лишь ветер да пение цикад, время от времени, разрывают тишину.
Ночь... Небо, усеянное алмазами звезд, величавая россыпь которых манит и притягивает к себе, погружая в безмолвное созерцание — благоговейную медитацию, в которой молчаливой песнью вплетаются в звуки Вселенной восторг и восхищение перед величием Сотворения.
Звезды завораживали. Они притягивали и манили его с детства. Только в созерцании ночного неба с волшебным светом звезд, Хидеки находил покой и умиротворение. Ночь всегда была его любимым временем суток. Временем, которое принадлежало только ему. Он вдохнул воздух полной грудью и улыбнулся своим мыслям о небе и Вечном.
Вот уже три года, как он, каждую ночь поднимается на Северную башню замка и, размышляя и медитируя, любуется ночным небом. На краткое время, становясь собой, сбрасывая маску сдержанности и воли, которую он носил уже очень много лет. Не позволяя никому даже на миг заглянуть под нее. Никогда не показывая своих эмоций, тревог или волнений.
Кривая усмешка появилась на лице воина — его считали бессердечным. Не одна красавица уже пыталась растопить лед его темных глаз. Не один воин пытался вести с ним задушевные беседы. Но, ни та, ни другая стороны не имели успеха. Он никого не допускал и не приближал к себе. Одиночество было его постоянным спутником. И только ему он доверял. И только с ним делил свою любовь к ночи и небу.
Так повелось… Предательство можно простить, но нельзя забыть. Хидеки помнил все. Радость и вкус победы, тоску и горечь поражения. Он любил лишь однажды, но этого единственного раза ему хватило на большую часть его жизни. Обида уже давно растворилась в прощении и понимании. Сердце не стало льдом. И не заросло ненавистью ко всему. В нем все еще жила она, та единственная, ради которой он мог перевернуть весь мир. Время лечит все… Кривая усмешка и пламя ярости в глазах – воин презирал это мнение. Время может излечить только безумцев и калек. А он не являлся не тем и не другим. Память дана для того, чтобы помнить. И понимать.
Хидеки горько усмехнулся. Он понимал, все понимал и тысячу раз прощал ей все. Он был готов пройти сотню кругов ада, лишь бы еще раз, хоть на мгновение, ощутить вкус ее губ, напиться ее ароматом до беспамятства. Закрыв глаза, он чувствовал, как ее руки перебирают пряди его волос. Слышал звук ее голоса, столь любимый им, подобный журчанию ручья. Протягивал руку, в бесплодной попытке ощутить ее, в тысячный раз осознавая, что ее рядом нет. Она принадлежит другому. Они никогда не была его женщиной. Даже редкие мгновения близости были отравлены мыслями о том, другом. Реальность больно била его осколками памяти.
Воин резко открыл глаза и наваждение отступило. Иначе это назвать было нельзя. Она околдовала его. Да, он знал, что виной всему приворотное зелье, подмешанное в его вино. Но он молчал, не показывая, что знает причину своей боли. И когда пришло время, он отпустил ее. И окончательно потерял себя.
Нет, он не сошел с ума, хотя, при воздействии приворотной магии, это был самый вероятный и гарантированный исход. Он выжил просто потому, что ему не дали умереть. Воин смотрел на ночное небо. Он почти был там, за Гранью реальности. Оставалось сделать еще один, последний шаг, который вырвет душу из тела и отправит ее в бреющий полет, к Водам Забвения. Туда, где он сможет обрести покой, получив краткую передышку перед новым воплощением.
Но его вернули…. Вернула….  Та, кто только начала познавать жизнь. По-другому она не могла поступить. Он помнил, что, когда пришел в себя, задал только один вопрос: зачем? Ответ заставил его задуматься. Во имя жизни. Все так банально просто. И он продолжил свое существование в этом мире, закрывшись от всего и вся, и только на краткое время, медитируя под небом, снимал все свои щиты, обнажая душу.
Свет звезды, холодной и недоступной, к которой невозможно прикоснуться даже кончиками пальцев – вот что завораживало его сейчас. И дарило, если не покой, то хладнокровие и ясность мыслей. Холод. Равнодушие. Нет… Сдержанность. Порядок. Подчинение. Именно это дало ему силы жить. И служить клану. Служение – вот что стало его опорой. Его силой. Его жизнью.
Пора возвращаться в реальный мир. Хидеки потянулся, разминая от долгого сидения мышцы, медленно поднялся, бросил последний взгляд на звезды и неторопливо пошел к выходу с обзорной площадки.
Спустившись вниз на несколько пролетов по винтовой лестнице, он вышел в длинный  коридор третьего этажа, с которого, собственно, и начинался вход в башню. Пройдя несколько шагов по коридору, он прислушался.
Северное крыло, обитель Целителей. Здесь находились их покои. Этажом ниже — комнаты для больных, учебные классы, еще ниже — кладовые, кухня. Хидеки любил это крыло замка больше всех прочих. Потому что здесь всегда было спокойно.  А покой стоит очень дорого в это нелегкое время. И все же... Воин на мгновение замер, прикрывая глаза. Что-то изменилось за то время, пока он медитировал наверху. Он вслушивался в тишину, ощущая ауру замка. Нет, защитные заклинания не повреждены и не потревожены. Это он почувствовал бы мгновенно, даже в состоянии медитации. Нет, нападения тоже не было. Хидеки попытался определить свои ощущения. Тревога? Нет... Ожидание? Да... Очень похоже....
Еще раз осмотревшись, воин дошел до конца коридора. Повода для беспокойства не было. Но, тем не менее, он спустился в холл, пересек его и вышел во двор. Снова прикрыл глаза, вслушиваясь в тишину. Ожидание. Инстинкт его не подвел — здесь, вне стен замка, это ощущение усилилось. В нем не было ярко выраженной тревоги. Но все же, примесь волнения и небольшая доля беспокойства ощущалась. Хидеки пересек двор и направился к конюшням.
Он был прав — у входа в конюшни на заднем дворе он увидел силуэт. Свет факелов не давал такого яркого освещения, как солнце. Воин сделал несколько шагов....
; Светлых звезд, Хидеки, - приятный низкий женский голос удивил его. Воин остановился. Девушка скинула капюшон и повернулась к нему.
; Литана? Что ты делаешь здесь ночью? – удивлению воина не было предела. Он ожидал здесь увидеть кого угодно, но только не ее. Воин склонил голову в знак приветствия, несколько ошеломленный.
; Жду возвращения южного патруля, - мягко улыбнувшись, ответила девушка.
; Но ведь, - пробормотал сбитый с толку воин, - сегодня не твое дежурство?
; Да. Но все дежурные целители заняты, - Литана зябко поежилась и плотнее запахнула плащ — лето уже закончилось, ночи становились длиннее и холоднее.
; А почему патруль возвращается? - поинтересовался воин. Девушка не успела ответить — они оба услышали цокот копыт. Несколько минут спустя на освещенный пятачок конюшни медленно въехал всадник. Он осторожно остановил лошадь рядом с девушкой. Неровный свет факела выхватил лицо юноши с короткими светлыми волосами. Всегда ровные и ухоженные, сейчас они были всклокочены и растрепаны, местами испачканы грязью, как и часть его плаща. Полное, обычно румяное лицо было бледным и изможденным, а в глазах застыло страдание, словно вся скорбь мира обрушилась на его плечи.
; Кир?! Что случилось? – приглушенно воскликнул Хидеки.
«Тсс. Она только недавно уснула, и я не хотел бы ее будить», - юноша использовал тайное наречие клана.
«Она?!» - удивленно спросила девушка. Всадник осторожно отодвинул левой рукой полы плаща. Правой рукой он держал спящего ребенка.
«Все вопросы позже. Помогите мне». - Попросил Кир. Воин и целительница сделали шаг одновременно, но Хидеки, учтиво склонив голову, все же, взял ребенка из рук товарища сам.
«Куда ее нести?» - спросил он Литану.
«Ко мне», - последовал решительный ответ.
Юноша аккуратно слез с лошади и передал ее возникшему из ночи конюху. Он еле стоял на ногах. Усталость уже несколько часов пыталась взять над ним верх, но он не сдавался. Осталось сделать еще пару шагов, и тогда он сможет позволить себе отдохнуть. Он – воин, а не соломенное чучело, как любит говаривать его Наставник. Кир кивнул Литане, показывая, что готов следовать за ней.
Она пошла вперед, показывая дорогу. Оба воина последовали  за ней. Хидеки уловил, и это его немного смутило, словно он подсмотрел что-то интимное, по дороге в свои комнаты, девушка отдала какие-то распоряжения, но что и кому именно, понять не смог. Не ломая над этим голову, он перенес все свое внимание на ребенка.
Девочка крепко спала. Он нес ее осторожно, словно сокровище, и невольная улыбка освещала его лицо. Следуя за Литаной, он поднялся на третий этаж и прошел длинный коридор почти до конца. Затем свернул налево. Литана открыла дверь. Хидеки не слышал скрипа поворачиваемого в двери ключа, но вопросов задавать не стал, просто ответив этот факт в памяти, не придавая сейчас большого значения подобным мелочам. Девушка прошла вглубь комнаты и зажгла несколько свечей. Комната осветилась, и Хидеки осторожно внес свою ценную ношу.
«Сюда», - указала Литана на вторую дверь. Хидеки вошел в спальню девушки, подошел к кровати и аккуратно, и очень бережно, опустил ребенка на постель. Девочка тут же свернулась калачиком и что-то тихо пробормотала во сне.
Приложив палец к губам, девушка указала Киру на дверь своей ванны. Пока он умывался, стараясь не шуметь, Литана укрыла девочку теплым пледом, и с нежностью провела рукой по ее волосам, что-то прошептав. Воин почувствовал лишь легкое дуновение ветра.
Дождавшись появления юноши, они тихо вышли из спальни, и Литана мягко притворила дверь. На недоумевающий взгляд Хидеки она ответила:
«Она будет спать до утра. Ничего не случится».
«Тибор приказал мне оставаться с ней до возвращения отряда из дозора», - Кир едва заметно смахнул слезы, с тоской глядя на дверь спальни.
«Что произошло?» - этот вопрос мучил Хидеки с самого начала, как только он закончил свою медитацию. И тревога лишь усилилась, когда он увидел целительницу, одну, замершую в тягостном ожидании. Несмотря на внешнее спокойствие, Хидеки, все же, уловил беспокойство девушки. В дверь тихонько постучали, и Литана впустила одного из учеников с подносом, полным всяческой снеди. Выгрузив содержимое на небольшой круглый стол, стоящий в середине комнаты, ученик поклонился и вышел.
Литана жестом пригласила воинов за стол, и пока они размещались в комнате, снимая плащи и пояса с оружием, расставила тарелки с жареным мясом, сыром и лепешками, и налила из кувшина в кружки теплое вино, которое ученики разогрели по ее указанию.
Кир подбросил дров в камин и только после этого сел за стол и взял кружку. Сделав глоток, он посмотрел на целительницу.
«Мы нашли ее на дальней, давно заброшенной стоянке эвинов, в нескольких часах пути отсюда», - юноша посмотрел на содержимое своей кружки, снова отхлебнул, чувствуя, как тепло вина согревает его. - «Сначала подумали, что она уже мертва. Но наш целитель, Миртан, осмотрел ее и сказал, что она ослабела от холода и голода. Он вывел ее из полуобморока, мы отпоили ее теплым вином и закутали в плащи. Как только отогрелась, накормили лепешками. Но не сразу, а понемногу, чтобы ей не стало плохо».
Литана кивнула. Все было сделано правильно. Одобрительная улыбка ободрила юношу, но тоска не уходила из его глаз.
«Как она там оказалась?» - Хидеки блаженно смаковал подогретое вино, ощущая расслабляющее тепло. Такое бывало с ним редко. Но, несмотря на всю нелепость ситуации и тревогу, поселившуюся внутри, он был спокоен.
«Не знаю», - покачал головой юноша. - «Нам так и не удалось это установить. До ближайшей деревни от стоянки пара часов пути. А она...» - он повертел кружку в руках, затем посмотрел на Литану, и наконец, выдал то, что его беспокоило:
«Такая маленькая... Как она только не стала добычей зверья?»
Девушка зябко поежилась, а Хидеки вздрогнул. Обоим мгновенно стало не по себе от нарисованной картины.
«Одно, несомненно», - задумчиво произнес Кир. - «Она человек. Не оборотень, не полукровка. На ней нет метки какого-либо клана. Но как она оказалась там? Одна?..» 
Этот же вопрос задавали себе и Хидеки с Литаной, безуспешно отгоняя от себя страшное видение — девочка, тщетно пытающаяся убежать, спрятаться от зверей. Оба, не сговариваясь, сделали несколько глотков из кружек.
«Завтра с утра будут разосланы оповещения и гонцы по деревням. Может быть, у кого-то потерялась девочка...» - Кир тяжело вздохнул. - «Странно только, что так далеко и одна».
«Может быть ее специально «потеряли»?» - высказал свое предположение Хидеки. Он задумчиво посмотрел на кружку, немного отпил и посмотрел на Литану:
«Такое бывает... Отдавать ребенка клану селяне не хотят. Считают, что лучше, если ребенок умрет, потому что сами прокормить не в состоянии. Или просто не желают. Предрассудки….»
Литана, молча, кивнула. Ее саму нашли при подобных обстоятельствах более двадцати лет назад. В середине зимы один из дозорных отрядов нашел следы стоянки в запретной зоне. Следопыты установили, что те, кто был здесь, очень сильно торопились. Следов было много, они петляли и запутывали кланников.
Тем не менее, следопыты были уверены в том, что пришельцы были местные  - никого чужих. Разведчики, посланные проверить границы, сообщили, что тропа запорошена снегом, и никто по ней не проходил. Другого пути в южные халифаты не было.
На месте стоянки, у затоптанного кострища, нашли новорожденного. Точнее говоря, новорожденную, но это было установлено немного позже целителями в замке. Главным же было то,  что печать Силы мерцала легким ореолом, окружающим девочку, и многократно отражалась в бездне серых глаз новорожденного ребенка. Таких детей селяне никогда не оставляли при себе. Суеверия, которые кланники пытались повсеместно выкорчевывать, посылая в села и веси жрецов, наставников и воинов, пустили глубокие корни в сердцах людей. И не так-то легко было с ними бороться.
Любое нестандартное проявление каких-либо способностей у детей или взрослых считалось проявлением нечистоты. Поэтому, отвезти ребенка в лес и оставить там – было достаточно распространенной практикой среди людей. И это было более милосердным по отношении к детям, чем то, что происходило в более отдаленных от замка селах. Многих, мужья или ближайшие родственники роженицы, попросту топили или убивали иным способом.
Считалось, что убийство ребенка, отмеченного «тьмой», очищает семью. Люди боялись, потому что не понимали природы магии. Другим везло больше – их способности раскрывались в более позднем возрасте, и кланники успевали забрать ребенка до того, как внимательные и исполнительные родственники «очистят» семью от скверны.
Ее родителей так и не смогли найти. После нескольких недель расспросов местного населения, кланники махнули рукой. Было достаточно и того, что ребенка спасли.
Девушка украдкой смахнула слезы и взяла свою кружку.
«Этого не должно быть». - Ее мысль была резкой и злой. Она сжала зубы, но слезы лились непрекращающимся потоком. Отставив кружку, она закрыла лицо руками, тихо, беззвучно плача. Ее трясло. Кир сцепил руки в замок и смотрел на побелевшие от напряжения костяшки пальцев. Ему было не по себе. Хидеки бесшумно поднялся со стула, в одно мгновение оказался рядом с девушкой и, молча, обнял ее, понимая, что сейчас она заново переживает то, что случилось с ней в раннем детстве.
Он знал, что эти воспоминания мучают ее, приходя в ночных кошмарах и промежутках забытья, в котором она пребывала после особо трудного исцеления, отдавая все свои силы и жизненную энергию. Обрывки памяти, абсолютной памяти, такой же редкой, как и Дар самой целительницы. Девушка помнила все, что происходило с ней с момента рождения. Проклятья отца и рыдания матери. Их ужас от того, что она все осознает. Пламя огня, в котором ее хотели сжечь, но почему-то передумали…. Ее так и не приложили к груди…. А потом страх, холод и неизвестность. 
Она никому об этом не рассказывала, но как-то раз, столкнувшись с ней на лестнице, Хидеки просто уловил ее мысли... Простое прикосновение – касание, подобное легкому ветерку, и шквал эмоций, бушующих под маской холодности и сдержанности девушки, потряс его до глубины души. В одно мгновение, он словно прочитал всю ее жизнь.
Это случилось сразу после посвящения Литаны. Память, доселе дремавшая в ней, полностью открылась, пробуждая воспоминания не только о недавнем прошлом, но и знания и умения, которыми она обладала в одном из многих своих воплощений.  В тот день он просто ошеломленно смотрел ей вслед, пытаясь осмыслить увиденное и прочувствованное.
С одной стороны ему было стыдно, ведь он проник во что-то личное, сокровенное, в самые тайные уголки души, но с другой стороны... Если маги и Совет не смогли прочитать ее душу, то он, тем более будет молчать. Пробить его блоки никто не сможет. Если только она сама захочет попытаться. А до той поры…. Воин молчал, ничем не выдавая своей осведомленности, оберегая чужую тайну и покой.
Поток слез постепенно иссяк. Хидеки опустился перед девушкой на колено, заправил выбившуюся из прически прядь за ухо, провел кончиками пальцев по щеке. Литана вздрогнула. Никто не прикасался к ней. Никогда. Она смотрела в карие, ставшие почти что темными, глаза воина, и волны его спокойствия окутывали ее, образуя мягкий кокон. Он вливал в нее свои силы и свою уверенность, зная, что ей это сейчас нужнее всего. Он восстановится позже.
«Все будет хорошо, сестренка. Малышка теперь с нами». - Слабая улыбка появилась на бледном лице. Самообладание возвращалось к молодой целительнице. Хидеки вернулся на свое место, взял кружку, отхлебнул, чтобы скрыть свои эмоции.
«Благодарю тебя», - пришла мысль, адресованная только ему одному. И мгновением позже -  для всех:
«Простите...»
Кир молча кивнул. Он и сам пребывал в несколько разобранном состоянии с тех пор, как нашли малышку. Если раньше он слышал эти истории, удивляясь или ругаясь сквозь зубы, кляня человеческую трусость и слабость, то сейчас, увидев все непосредственно собственными глазами…. Шок был наименьшим ощущением, которые он испытывал в данный момент.
Хидеки мягко улыбнулся девушке, направив мысль так, чтобы услышала только она одна:
«Так лучше». - Немного помолчав, добавил:
«Теперь остается вопрос, кто возьмет девочку к себе на воспитание. Утром все решится».
Тишина прерывалась только треском поленьев. Кланники молчаливо потягивали теплое вино, размышляя о неведомых Путях судьбы, которая подчас бывает слишком жестокой к тем, кто отдан на ее милость.