Расплата. киконы

Войско разделилось. Одни ушли на юг вдоль побережья,  другие на север с заходом в Херсонес, где решено оставить на зиму суда и дальше сушей следовать, и только цари центральной Греции и Пелопоннеса дерзнули море переплыть. Хоть и приказал Менелай собраться в Арголиде, чтобы подвести какие-то итоги, но трофеи были разделены, северяне и южане подводить черту не захотели.

Падение Трои означало закат Востока, но солнце всходит на востоке. Через год падёт Вавилон в междусобойчике затеянном царями, через четыре Хаттуса. Еврейские полки начнут резню в Палестине.

Я и Эшмун пересекаем море на одноярусном кораблике Одиссея. Мы не пленники, а принуждённые спецы. Вожди поверили в мою связь с богами и задержали до возвращения флота в Элладу, Эшмуна ахейские врачи рекомендовали неотступно быть при царе. А я при нём ассистенткой, хотя Менесфей приглашал на комфортную триеру. Об «удобствах» монокротуса я рассказала выше, пускаться на нём в сезон бурь в открытое море безрассудно. Чтобы попасть в Итаку, следовало пересечь Эгейское море, обогнуть Пелопоннес, мимо знакомой нам Киферы пройти, и Ионическим морем подняться до Коринфского залива, лишь там находится крохотный остров Одиссея.

Палубы эта большая лодка не имеет, защитой от брызг и ветра служил гребцам кожаный тент, натянутый между бортами. При спокойном море гребцы пересаживались на верхние скамьи и продевали вёсла в уключины, а нижние отверстия затыкали. В носу и корме имелись каютки на двоих. Переднюю заняли больной с врачом, заднюю я с поваром. Гребцы спали на настиле из досок, уложенных в пространстве над килем. У греков существует  демон замеса теста, так что с его помощью лепёшки ели регулярно. Едоков более полста. Две смены гребцов с кормчим, два келеустоса, кибернетос, капитан, двое слуг при царе и общий гарем из десяти жен для команды. Насмотрелась на скотскую любовь, когда по трое стояли в очереди к лону. Ложе общее для всех установлено в носу судна за ширмой под кютой царской. Не осуждаю участников общения, жрицы любви тоже принимают по несколько мужчин. Такие отношения вынуждены условиями. Но всё равно, как бы не считали ахейцев за героев, геройство их звериное, и любовь их животная. Воины на поле брани, они превращались в рабочий скот во время морских переходов. Дружина бранная  заметно поредела, малая родина не могла прислать значительного пополнения, поэтому к нескольким вёслам прикованы пленники.
Конические амфоры с вином, маслом и питьевой водой закреплены между шпангоутов.  На многонедельное плавание едой и водой не запасёшься, грузоподъёмности монеры недостаточно, если учесть ещё немалые трофеи. Мореходы надеялись пополнять запасы на бесчисленных островах, рассыпанные по Эгейскому морю, как ракушки по песчаному берегу. Острова и островки располагались в пределах видимости днём, а ночью на мысах жгли путеводные костры. На Лемносе, к удивлению, огня видно не было. В число своих кораблей предусмотрительный Одиссей включил два тяжёлых грузовых судна, и загрузил оловянными кругами, медными листами и дорогим железом, а также оружием, хозинвентарём. Даже троянские льячки и наковальни прибрал хозяйственный царь.

Грузовые суда с каждым днём давали всё большую осадку, волны захлёстывали нижний ярус через отверстия для вёсел. Вёсла вынули, окошки забили пробками. Сразу потеряли ход, несмотря на то, что освободившихся гребцов подсадили на верхний ярус. Суда отстали от боевых кораблей, и Одиссей был вынужден их ждать и взять на буксиры. Огромные барабаны ускорили ритм весел. Воины стали выражать недовольство. В грузовых судах ничего общего не было, всё царское.

«Мы не на галерах»,– роптали воины.
– До Лемноса потерпите,– уговаривал подданных царь,– там оставлю до весны.
– С охраной? – спросил моряк.
– Экипажи и будут охранять.
– Тяжело им придётся. На острове живут мужененавистницы,– сказал знаток.– Мужей перебили за измену, а на холостяках землю пашут.
– Я разрешу командам торговать металлами, авось, ненавистницы добрее станут.

Когда подошли к мысу, на котором должен быть разложен костёр, то увидели лишь горку слипшегося пепла. Дежуривших здесь жителей острова, не обнаружили. Одиссей направился к южной наиболее пустынной оконечности. Грузовые наши посудины причалили у мыса, на который ахейцы в начале экспедиции высадили Филоктета, страдавшего от змеиного укуса. Ужалила его гидра, когда, согласно воле оракула, зашли предварительно на Хрису, чтобы отыскать там жертвенник Ясона и принести жертву нимфе, покровительнице пустынного острова. На нём совершил жертву перед походом на Трою Геракл. Без жертвоприношения Хрисе ахейцам Трою не одолеть. Суеверных ахейцев пугала всякая чепуха, особенно в таком опасном предприятии как поход. Они нашли полуразвалившийся жертвенник, но потревожили гадину, которая и ужалила Филоктета.

У лемносских ревнивиц боевых судов оказалось больше, чем у Одиссея. Чуть не потопили, да выручил заклятого недруга своего Филоктет. Именно по настоянию Одиссея ахейцы оставили царя Мелибеи, страдавшего зловонной язвой, на бесплодном месте без присмотра. Я удивляюсь, как эту сволочь, превознесла до небес мировая литература. Его дед по матери «великий клятвопреступник и вор», как пишут знатоки. Сизиф соблазнил Антиклею, и её, уже беременную Одиссеем, спешно выдали за Лаэрта, так что по отчеству Одиссея следует звать Сизифид, а не Лаэртид. И с такой-то биографией спецы видят в нём не проходимца, а энергичного, дальновидного, красноречивого, можно добавить и культурного (как же, коня придумал) героя. Купились мастаки тем, что отказался от бессмертия, и семь лет был объят, обнимая нимфу, тоской по родине.

Лемнос не был под ахейским влиянием. Его царица женихом Елены никак не могла быть и воевала на стороне троян. Женщин на колесницах ахейцы приняли за амазонок, поэтому лемносцы не были изобличены. Но Филоктет прожил на острове десять лет, что же он не разведал настроение жителей и не узнал, куда грузятся войсками корабли? Конечно, царь еле двигался, и никого он там не встретил. Питался птицей и зверем, которые пролетали или пробегали мимо пещеры, где жил страдалец. Лук его, как известно, бил без промахов.
Остров знаменит тем, что на него низвергнут был Гефест с Олимпа, за то, что Геру рьяно защищал, мать свою. Зевс его за сына не считал, а за ублюдка, строго вёл учёт своим зачатьям бог. В подарок жителям кузнец небесный построил город Гефестий, а на горе кузницу открыл и занялся привычным ремеслом.

Тем не менее, Одиссею пришлось расщедриться на дары и получить разрешение зимовать на безлюдном берегу. Около двухсот воинов остались за двойное жалование на зимовку.
Всего возвращалось в Грецию около восьмисот кораблей. Такой армады мир ещё не видел. Согласованность курса поддерживали быстролётные вестовые монеры, которые постоянно сновали между флагманскими кораблями. Армада шла к острову Галоннесос, бывшим под дорийским влиянием. Материковые дорийцы, очагом которых была Средняя Греция, ещё не зашевелились, ещё ничто не предвещало дорийской грозы над Коринфским перешейком.

Долгие вечера цари коротали в кают-компании триеры Менелая. С наступлением сумерек армада никуда не двигалась, кормчие не видели впереди ориентира. Менелай выслал к Галоннесосу быстроходную монеру с приказом разжигать путеводные костры на островах вплоть до Эвбеи, а там можно двигаться вдоль берегов.
– Подозреваю,– сказал за вином Менелай,– что это саламинцы пакостят.
В этом застолье царей я не участвовала. За мной прибыл Менесфей и пригласил на флагманскую триеру. Из гордости я отказалась, желая, чтобы сам Менелай прислал бы за мной вестовую монеру. В тот же час быстролётное судно вернулось с приглашеньем Одиссею и мне. Одиссей же сослался на боли в местах срастания костей, узлы хрящей боится потревожить. Но знала я, что зол «зелённый» старец за доспехи, что Менелай не заступился за него. Одна предстать перед элитой Эллады не решилась. Ещё потянет меня Менелай в Мемфис на поиски Елены.

И тут мой дуралей с «головорезами», как обещал, напал на дрейфующие в самом хвосте армады наши корабли. Ошеломлённый дерзостью пиратов, Одиссей, как был в медицинской фашине из прутьев, не чувствуя боли, схватил лук и стал одного за другим нанизывать на стрелы египтян, а стрелок он был отменный. В результате неожиданной атаки, мадианские монеры вонзили шпироны в три ахейских борта. Разъярённые ахейцы дикими буйволами перескочили с тонущих судов на вражеские, и в рукопашной схватке завладели кораблями. Семьдесят испытанных троянами бойцов против десяти египтян и двадцати мадианских пастухов, эфиопы за вёслами, что-то значит. Оставшиеся корабли Одиссея не только успели развернуться к противнику, но, расходясь бортами, засыпали наглецов дротиками. Исход короткого боя закончился тем, что флот Одиссея пополнился десятью судами и сотней пленников, среди которых был «мадианский царь».

Когда Одиссей потребовал доставить к нему главного пирата, то был смущён видом мальчишки в бурнусе с капюшоном и войлочных сапогах. Он не поверил в то, что перед ним царь Мадиана. Ещё не остывшие от драки ахейцы дружно захохотали. При дрожащем свете факелов мой сынуля выглядел перед Одиссеем, как мокрый цыплёнок перед котом.

– Где находится твоё царство?
Услышав, что возле Египта, Одиссей решил узнать, чем оно славится.
– Всяким скотом – ответил пленник.
– А что у вас самое дорогое?
– Вода,– поразил всех ответом мальчишка.
Одиссей посмотрел на пленника внимательно.
– А он прав! – Вскричал мудрец.– Ценность воды мы понимаем только в далёком переходе через море.
Наш сын в опасности, стучали наши с Эшмуном сердца.
– Давай знакомиться – Одиссей, царь Итаки.
– Рамсеса знаю,  Мемнона, Приама, Одиссея – нет. Зовут меня Приап. А вот мои родители,– и указал на меня и Эшмуна.– Верни мне моих людей и корабли.

Тут уж заулыбались и мы от наивности нашего сына.
– То, что Астарта и Эшмун твои родители, несколько смягчит твою участь. Ты не пойдёшь на корм рыбам, а станешь моим рабом. Теперь ответь мне, если бы я стоял мокрой курицей перед тобой, а все они,– Одиссей обвёл рукой команду,– были твои пленники, ты отпустил бы нас?
Приап врать не мог, он отрицательно покачал головой.
– Тогда зачем просишь несбыточное?
– Я всех выкуплю.
– А рассчитаешься водой.

Вокруг захохотали.
– Чистым золотом.
– Слышали? Нам сокровища привёз Приап. Будем торговаться?
В ответ снова хохот и одобрительные возгласы.
– Ты знаешь, сколько быков дают за корабль? Или тебя не научили счёту?
– Талант золота тебе хватит? Мемнону дал меньше.
– Хватит и половины, да ушам не верю. Вот прибудем в
Итаку, отрядим корабль с твоими людьми. Когда они доставят нам твоё «чистое золото», только тогда отправим всех на родину. А пока иди поцелуй маму.
– Буду я целовать козу дранную.

Даже воины, тоже отцы, проглотили языки. Одиссей нахмурился.
– Клещи, иглы! – распорядился.
Ахейцы навалились на дерзкое дитя, разжали зубы кинжалами, а клещами вытянули язык.
– Пощади его! – бросилась на колени перед царём.
– Колите насквозь!
Кровь лилась уже из десятка проколов.
– Хватит? – спросил Одиссей.

Как только мальчика отпустили, он влепил затрещину царю, оттолкнул мужей, заслонявших борт судна, и сиганул в воду.
– Шальной,– сказал мне Одиссей,– и не воспитанный. Не встречал жрицы с ребёнком. Разве в Финикии такое возможно?
– Это особое дитя, божественное. Приап не утонет,– ответила.

Утром предводитель собрал Военный совет. На этот раз я выпросила у Одиссея быстровесельную монеру и прибыла на флагманский корабль. Инцидент с «пиратами» заставил Менелая принять меры. Он приказал Нестору оцепить армаду быстролётными монерами. Отсутствовавшего Одиссея похвалил за квалифицированную защиту арьергарда и выделил ему морскую премию за разгром пиратской эскадры. На совете не приметила ни одного из царей Средней Греции, собрались только вожди Пелопоннеса. Даже самый близкий к Микенам царь Афин игнорировал приглашение. Поступок северных царей можно было расценить, как конец коалиции. Ахейский союз распался.

Только успела вернуться, ударил шквал. Ветер был попутным, но лучше бы он не дул. Вокруг закачались водяные холмы. Суда то выбрасывало на гребень, то они проваливались в ущелья между хребтами воды. Когда судно проваливалось в пропасть, содержимое желудка подкатывало к горлу и рвалось наружу, но и пустой резервуар пищи пытался что-то из себя вытолкнуть. Гребцы с зелёными лицами удерживали корабль обтекаемым носом к волне.
О, Киприда фиалковенчанная, ныне тебя помянув, прошу даровать спасенье Приапу. Золототронную славлю я Геру, вечноживущих царицу, распростри свою сень над Приапом. Начинаю хвалить я трижды достойную Деву, градов рушительницу, полную мощи Тритогенею. Ныне тебя помянув, с мольбою к тебе я стенаю: умоли своего дядю укротить колебание моря, – молилась я пристёгнутая к медному кольцу, – спаси моего мальчика.

С треском распахнулась дверь нашей каютки и, будто три солнца, вплыли в форпик главные  небесные жёны, примирённые и согласные. В руках они несли колыбель. В ней спал мой, не по годам возмужалый, Приап.
Я бросилась к ногам богинь и прикоснулась устами к их стопам.
– Ничего не бойся, – сказала Афродита,– мы тебя ведём.
– И Одиссея тоже,– промолвила Афина.
– Благодарю богинь великих,– склонила голову.
Богини выплыли, горя огнём неопалимым.

Повар, мой начальник, сидел в углу форпика, закрыв лицо. Когда настала темень, он, стуча зубами, произнёс: – Я ослеп и ничего не вижу.
– Пройдёт,– успокаиваю.
– Я мальчика не вижу, и не видел,– поясняет повар.– К нам никто не входит. Лишь бы он не вышел на глаза.

И я решила Приапа приковать. Такие ковы на судне были. Ими уж пристёгнуты к вёслам мадианские «головорезы». Лучше бы им крутить быкам хвосты, чем славы бранной добывать.
Незваный, без спроса налетевший ветер, застал без тента нас, и всё его чиханье теперь кропило рабочую и отдыхающую смены. Бывалые моряки, успокаивали новичков говоря, что это ещё не буря, а ветерок. Когда раскачается море, раздуются ветры лихие, и судно, как щепу гоняет бог ветров Эол, когда уже рухнула мачта и руки не чувствуют вёсел, и воду вычерпывать сил нет, и  все уж простились с родными, тогда капитан призывает воина, наиболее любящего жизнь. Призывает стоять на форпике, и три стрелы вручает искусному стрелку. Насытившись жертвой бесценной, синекудрый Посейдон сомлеет и во дворец уйдёт. Не падайте духом, герои, погибнуть в сей раз не придётся. Давайте вина для утехи хлебнём за тех, кто на суше, а то не выпитое, утонет вместе с нами, его нам будет жаль.

Взбодрённая команда прилежнее гребла, и бой большого барабана стал громче. Тяжелее всех приходилось Одиссею. Полусросшиеся рёбра снова разошлись, царь терпел муки и молил Афину успокоить море.

Шторм бушевал два дня и прекратился среди ночи. Ревущее море угомонялось. Одиссей вдруг почувствовал, что рёбра не болят, и велел Эшмуну снять фашину. Он резво вскочил на ноги и приказал вывесить на мачте огонь с его опознавательным цветом. На зелённый свет должны сойтись к флагману все суда. Когда корабли собрались, Одиссей вывесил сигнал «Стоять на месте».

Утром проявился остров, который приняли за Галоннесос, и флотилия, подняв зелёные паруса, направилась к нему. Солнце взошло по правому борту, а должно взойти, если курс правильный, чуть левее кормы. Одиссей с капитаном решили не менять взятого направления и разузнать у жителей острова, куда они попали и куда им следует повернуть. Только к вечеру на берегу вырисовался город, укреплённый стенами с башнями и зубчатым забралом.

– Будто под Трою вернулись,– неуверенно предположил капитан, стоя на полубаке.– Такой она нам предстала десять лет назад.
– На Галоннесосе подобной крепости нет,– уверенно сказал Одиссей, щуря для лучшей видимости глаза.– Как думаешь, Нирей, нас заметили?
– Солнце у нас за спиной, могут не видеть.
– Тогда спустить паруса. – Одиссей приподнял козырёк бороды и огляделся.– Вестовую лодку – на воду!

Узкую лодку, подняв вручную, отобранные для разведки гребцы спустили за борт, парус и вёсла уложив, уселись на места,  наставлению предводителя внимая.
– Возможно, рыбарей, обычно на закате осматривающих сети, встретите, то слушайте их речи. Если не поймёте их язык, в разговоры не вступайте, а мимо к берегу спешите. Если речь понятной станет, расспросите, кто правитель их, как град зовётся и направление на Галоннесос пусть покажут. А нет, так спрятав лодку, двое не робко отправьтесь в город, спрашивая встречных на аккадском наречии о том же. Авось, среди людей найдётся грамотей. Ворота, стены осмотрите, изрядна ль стража, есть ли гарнизон, велик ли, брав, держал когда осаду. Про флот узнайте, где стоит. Собрав все нужное для нас, немедля на огни зелёные плывите. Я каждого из вас отдельно допрошу. Чтобы разнобоя в донесении не слышал.
Когда лодка отчалила, Одиссей собрал на совет капитанов судов. Раздали килики, бордовое вино из пифосов разлили. Низкое солнце добавило в тёмную зыбь пурпурный блеск, и блики играли мирно  и спокойно на воде. Первый килик вылив Посейдону, вождь так сказал: – В этом граде, мне кажется, я убеждён, немало в казематах хранится нужных нам сокровищ. Мзда, которую везём за десять лет трудов, не стоит пролитых пота и крови. Как цари вы жить в домах своих должны. Слабо ли нам подвалы осмотреть, учёт в них навести?

– Не слабо! – дружно согласились капитаны.
– А если, царь, фракийцы в нём живут? – Высказал догадку капитан не робкий.– Сдаётся мне, что ветер нас прибил к фракийским берегам.
– А хоть бы так. Мой спутник, будь спокоен, и совесть не пытай свою. Фракийцам клятвы вечной не давали. Наоборот, рассевшись на обоих Пропонтиды берегах, они нам козни всякие чинили. Моя бы воля, Полиместор их сидел бы прикованным к веслу.
– Поступим так, разведку выслушав, высадим десант, и разожжём костры на берегу, и пляски жён покажем стражникам на стенах. Лазутчики, тем часом, залягут у ворот. Когда откроют их, чтоб выпустить глупцов узнать, какие водяные устроили шабаш на берегу, немедля входом овладеть, а там знакомо дело. Сокровища на мулов и на берег.
– Всегда ты, вождь, замысел хорошим планом подтверждаешь. Нам лишь исполнять.
– Тогда готовьте жён, наш главный номер, и музыку, и пищу для огня.

До возвращения разведки не спала, ведь битва всех касалась. А если нас заметили и окружат к берегу прижатых? О том царю сказать поторопилась.
– Умница,– ответил Одиссей,– но поздно ты сообразила. Три эфиопских корабля нас будут прикрывать.
– А можно мне разведчиков услышать?
– Ба,– хлопнул себя по лбу Одиссей,– тебя послать бы следовало в город. Аккадским ты владеешь?
– Читаю и пишу.
– На ус я намотаю. Донесение послушать приходи.

Ночь жаровню остудила, я подбросила нарубленной щепы, поправила пушистый хлем на спящем сыне. Повар на ночь, чтобы дать Эшмуну возможность взойти ко мне на ложе, уходил к гребцам струженным работой непосильной. В эту тревожную ночь с нетерпением ждали, когда ногой коснутся земли неподвижной, оставят морские качели.
Разведка возвратилась к полуночи, хорошо, что догадался Одиссей огни на мачтах прочих погасить.

Киконы остров Фасос населяют, а град их Исмар и говорят на наречии фракийском. Сейчас в поход их флот отправился.
– Зимой в поход не ходят,– насторожённо любимец Афины молвил.– А стража велика?
– Гораздо меньше нас.

У Одиссея воинов было пятьсот, три корабля он потерял в шторм, быть может Афина Паллада пристроила их к армаде, тогда с ахейцами они вернутся в дом. Наскоро жертву богине принеся, итакийцы паруса подняли и дружно вёсла опустили. Луна, округлая как щит, лила сияние на море, и град, озарённый Селеной, рос башнями, забралом и вратами в глазах свободных от вёсел искателей добычи. Килем зашуршав по гальке донной, корабль наш сел на отмели прибрежной. Приняв на руки дев, свирепые ахейцы в молодцев премилых превратились, и на берег снесли приманку для киконов. Быстро трут затлел, хранимый под рубашкой в верной коже, а кто и жар привёз из судовых жаровен, сухую шерсть, траву и щепы. Поленья, как велел водитель их преумный, успели дать огонь, когда вино плеснули в чаши.
Ударили звонкие литавры, в руках у танцовщиц клацнули кастаньеты, раздалась дробь кимбалонов и кроталонов. Жёны оборотились в нимф, а мужи в кудлатых и бородатых сатиров, щекотавшим девам груди густыми волосищами. Визг и клики разбудили не только стражу, но и рыбы высовывали головы, а там, за кораблями, на четвёрке коней с ластами вместо ног, привстал на ладье, опираясь на трезубец, Колебатель Земли Посейдон – заклятый враг Одиссея. Но сколько же можно смотреть бесплатно, пора и рассчитаться. И вот, ворота распахнулись, и зрители с копьями придвинулись ближе и уселись, не спрашивая, откуда хейрономия.

Этого было достаточно, зрители больше не встали, их обилетили стрелами и дротами, а засада распорядилась воротами и башнями привратными. Ахейцы хлынули потоком в улицы, будя тех, кто музыки не слышал. Торжествовал Арес – бог дикой, грабительской войны, Афина ж, богиня справедливой битвы, надолго отвернулась о любимца. Арес распоясался, рубил, колол и резал, гремел щитом, бежал с раскрытым ртом, ором потрясая дворцы и храмы, и акрополь, киконов терзал зубами, топтал и рвал. Со складов срывал замки, рушил двери хранилищ корабельных снастей и конской сбруи, металлами гремел, зорил, сшибал опоры навесов, под которыми стояли на ремонте корабли. И стены падали и крыши, колоны, подпирающие своды, пыль известковая клубилась, и языки огня победно трепетали там и здесь. За волосы тащили женщин полуголых, сгоняли в гурт и гнали к кораблям.
Устав махать мечом, от жертв одемонясь, ахейцы оставили руины и к пифосам припали у воды. Алкали долго, не чувствуя ударов, которыми десятники их угощали. И завалились спать на исмарских коврах. Напрасно командиры уши им крутили, трясли как смокву, лили воду – Сон, союзник Смерти, не выпускал ахейцев души из своих объятий.

Трезвые грузили пленниц, живых овец, зерно, окрашенную шерсть. Драгоценности: перстни, браслеты, цепочки – перстов, запястий женских, шеек украшенье; иглой и штихелем гравированные оправы, кубки, чаши, которых руки лишь вельмож касались; слоновой кости гребни и заколки, изваяния чудовищ и богинь, запоны, фибулы литые, пряжки, – всё в лари поместили и разнесли по разным кораблям. Да раненным оказывали помощь, убитых мало, но земле их нужно было предать.

Так застал рассвет. Кто просыпался, требовал вина и пищи жирной, угли под пеплом раздували и баранов резали. Одиссея покинуло терпенье, он сошёл на берег, ремнями сыромятными играя в жилистой руке, и сечь принялся тех, которые служили десять лет. Понтоной, не робкий духом, подставив руку, вырвал поводья с псалиями медными на концах и замахнулся на царя.
– Не можешь ждать, так убирайся, другого выберем царя. Сокровища и пленниц верни назад.

Таких речей, купавшийся в почёте Одиссей, не слышал даже от мощного Теламонида, когда хитростью присудил себе доспехи Ахиллеса.
– Ты что, безумный, молвил?
– То, что слышал.
С Понтоноем стали рядом его соседи по скамьям на корабле. В бараньих их глазах метался страх, но вот он миг свободы! И Понтоной перехватил метнувшуюся к мечу руку Одиссея, царя красноречивого скрутили. Бунтовщик обратился к войску.
– Зачем нам возвращаться и спину гнуть на Одиссея снова? Зачем в лачугах жить, когда дворцы имеем? Поправим стены и дома, введём в них жён. Вы видели запасы? Надолго хватит их. А там и остров завоюем. Купцы нас навестят, агора1 наречиями разными наполнится. Набравшись сил, Итаку навестим и семьи увезём из рабства. Кто хочет стать вельможей и рабства избежать, пусть в сторону уйдет.

Как сладка прельстительная речь, и царь совсем не страшен. Безмолвно он лежит, и нет на нём короны.
– Понтоной наш царь! Он Исмара правитель! – вскричал напарник по веслу.
Дружина кликами подхватила имя нового предводителя. Лишь капитаны не поддержали бунт, шестнадцать их, да штурманы и матросы флагманского корабля. Около сотни верность сохранили, да столько же на кораблях набралось.
Флот и добычу поделили как три к двум. Семь вымпелов достались Одиссею. Лишь тогда отпустили его изменники, когда корабли отошли, лишь малая лодка с гребцами осталась. Освобождённый от пут Одиссей, забытый Афиной Палладой, презрительно сплюнул под ноги царю Исмара.

– Скажу, что в груди меня дух побуждает. Не дело менять как рубаху царя. Царь племя своё представляет, он рода древнего потомок. В старину седую сородичей его родоначальники признали и жрецы сильнейшими в племени. Род избранный стал коллективным вождём, а патриарх – царём. Златой венок нам принесла Афина, а скёп-трон1 – сонм вождей, и Лаэртиды его с тех пор не уронили. Запомни, Понтоной, царственность нисходит с неба. А ты – бандит, и любой, кто на тебя поднимет руку, грех на душу не примет.

Меня за алчность Афина наказала, боги карой учат смертных. Я потерял друзей, соратников, а вы любовь отчизны милой. Как псу ни сладка кость чужая, он возвращается во двор, где был щенком. Палаты чужестранные лачугу не заменят, – родителей в них нет. Напрасно мыслите забрать когда-то семьи. Я в домы ваши введу других жильцов.

Взобравшись на корабль низкобортный, царь послал стрелу. Нашла самозванца пернатая. А дальше киконы, на выручку спешившие столицы на колесницах лёгких, завершили пир на берегу. Ахейской кровью берег напитав, пустились вплавь отступники, умоляя царя заступиться. Но киконы хлынули отливной волной, грозя потопить корабли, вынудив тем самым Одиссея отвести суда подальше. Лишь стрелами помочь смогли забывшим честь. Эфиопские суда остались подбирать свои команды. Тут пеших киконов подоспела тьма, и Одиссей кильватерной колонной прошёл вдоль берега на вёслах, заслонив барахтающихся в море итакийцев. Оставшийся без единой воли, как без кормила чёлн, мятежный флот пристал к царю с повинной, а повинных голов не секут. Заняв свои прежние места, капитаны и кибернетосы построили парусники, и флот парадным строем прошёл перед флагманом. Оставив трупов больше, чем добычи захватили, ахейцы горевали о не погребённых.
Воины не помнили, когда они бросали в поле павших. О том же мыслил жестокосердный Одиссей.

Он ночью возвратился  и вновь зажёг костры, и вновь плясали жёны, и ужас не позволил киконам выйти к морю. Тем временем данайцы копали здесь могилу, чтоб мёртвых в
яму сволокли. Валились с ног танцоры, артисты рвали струны, взбодрял их Одиссей.

– Вы сейчас на поле битвы, восстаньте на ноги, вином согрейте души, в вас спасенье наше. Троянкам всем свободу обещаю. На Галоннесосе корабль найму попутный, и родина обнимет дочерей. Пляшите, милые, в вас спасенье наше. Заворожите киконов пляской страстной!
Он подбежал к землекопам и этих речью пылкой вдохновил.
– Сильней, ещё нажмите, но черен не ломайте. В ваших руках не лопаты, но жизнь царя и ваша. Пожалейте своих женщин, они валятся с ног.
Приказал капитану Нелею связаться с быстролётной монерой плененной и посадить на весла две смены. На полных взмахах вёсел выскочить на берег и трюм освободить от ценностей лежащих. Собрать людей, канаты.

Когда могильный холм сравнялся со стеной Исмара, ахейцы на вершину монеру затащили и потекли к судам. Оставили медную билингву на аккадском и фракийском: «Вернёмся, когда разрушите могилу». И ценности оставили, как плату по уходу за монерой, и киконок, плясавших тоже, как жалко не было их.
Одиссей объехал на лодчёнке все корабли, щедро одарил троянских жён, вынесших основную тяжесть похорон, осмотрел их окровавленные ноги, ещё раз обнадёжил возвращением в Троаду. Многие предпочли рабство пустому, разорённому месту, на что многоумный царь ответил: – Заслуга ваша рабство отменила, мы раненных нашли среди убитых, их родители рыдать не будут, посыпая пеплом волоса.

Я варила сухие травы, в отваре том стерилизовала пелёны и развозила перевязочный материал на корабли.