Мама, я вернулся...

Маленький семилетний мальчик бежит по зеленому лугу к дому на окраине деревни, на пороге его ждет молодая женщина с полотенцем в руках и улыбается.
 - Беги на дорогу, дядька Олег идет, - кричит она, и мальчик, подпрыгивая на ходу от нетерпения, несется к дороге.
Теплое, летнее солнце согревает спину, воздух вырывается изо рта, босые ноги шлепают по нагретой земле. Над дорогой стоит вечное облако пыли, сначала даже не видно, идет ли по ней кто-нибудь, но вот посреди облака вырисовывается высокая фигура. Мальчишка бросается к ней.
 - Дядька Олег! Дядька Олег пришел!
Он со счастливым визгом влетает в раскрытые руки воина и обхватывает могучую шею. Мужчина смеется, обнажая в оскале белые зубы, подбрасывает мальца над головой и ставит на землю.
 - Подрос, богатырь, как узнал, что я иду?
 - Мама сказала, велела бежать встречать.
Бывалый воин усмехается.
 - Мама значит. А что же ты сам, не ждал, значит?
Мальчик обиженно хмурится.
 - Почему не ждал? Я тебя, дядька, еще с начала весны ждал, а ты все не шел и не шел.
Олег запрокидывает голову и хохочет во всю богатырскую стать, затем кивает на поле.
 - Ну, веди к дому, Славка. Рассказывай, как вы тут живете, чему за год научился?
Они идут неспешно, навстречу попадаются люди, кивают головами, улыбаются, бросают приветственные фразы. Здесь всегда все спокойно и неторопливо, время застывает, позволяя людям свободно распоряжаться собой. За разговором они подходят к дому...
Олег останавливается как вкопанный, щурится, кладет тяжелую руку на плечо мальчишке.
 - Постой-ка, богатырь, не так тут что-то. Подожди меня.
Дверь дома распахнута настежь, но никто не спешит навстречу. Весь двор истоптан лошадьми, будто вот только выехали за ворота, пыль осесть не успела. Олег медленно обводит взглядом пространство, за меч уже не хватается, бесполезно, заходит в дом, через мгновение из него раздается полузвериный рев. Славка не выдерживает, бежит следом, влетает в дом, огибает застывшего воина...
На полу, в луже собственной крови лежит мужчина с рассеченным горлом, остекленевшие глаза смотрят в потолок, правая рука еще сжимает топор...

***

 - Скажи, зачем мы идем умирать? Этот город пытались взять тысячи людей до нас, и после нас я думаю, будет не меньше. Для чего все это? Ты – наш командир, и мы все естественно пойдем за тобой и в огонь и в воду, но может хоть за какую-то идею, а не просто так? Я понимаю, Владимир, тот идеалист, романтик, на голову больной одним словом, за мир во всем мире ратует. С Олегом тоже все понятно, он, куда ты скажешь, туда и пойдет, всю жизнь с тобой провел, не бросит. Ирина, так там тоже все ясно как белый день, влюблена в тебя как кошка. Но у остальных-то столь неоспоримых доводов нет, может, подкинешь?
Командир молча выслушал обвинительную речь, отложил в сторону меч, который чистил, и поднялся на ноги. Взглядом обвел сидящих за соседними кострами воинов, все они смотрели на него, в ожидании ответа. Каждый готов отдать жизнь, но должен знать ради чего. Ближе всех сидели перечисленные Тавром друзья. Олег, равнодушный ко всему земному, чистил секиру, Ирина бледная как смерть смотрела огромными глазами в костер и молчала, Владимир оторвался от копания в сумке и поднял голову, тоже ждет.
 - Мы все прошли вместе через многие испытания, но завтра я не подвергну ваши жизни опасности. Я вовсе не собираюсь осаждать город или брать его штурмом, вы все будете лишь свидетелями, - он помолчал, смотря вдаль. – У меня личное дело к кесарю Венезийскому.
Он пошел прочь от костра, к вершине холма, за которым раскинулся лагерь, под раздавшийся шепот и восклицания. На вершине командир застыл, как каменное изваяние, смотря на город, который ненавидел всем сердцем.
 - Завтра все решится... Завтра. Сегодня последняя твоя ночь, кесарь, наслаждайся. Завтра будешь спать уже в другой постели.

***

Палящее, жаркое солнце, давящее на плечи и голову, хочется упасть и никогда больше не подниматься, но надо идти. Стены города вырастают из ниоткуда прямо перед носом.
 - Иди, иди, богатырь, не падай. В городе отдохнешь.
Сильная рука подгоняет шлепком по затылку, заставляя рывком пробежать несколько метров. Мальчик идет, не падает, хотя сил уже и нет. Долго они шли с дядькой Олегом, очень долго. Давно осталась позади родная деревня и опустевший дом, соседские мальчишки и могила отца, безоблачное детство... Тихий и спокойный мир рухнул в минуту, когда глаза семилетнего мальчика увидели бездыханное тело отца.
С тех пор Славка не знал ни покоя, ни отдыха. Дядька Олег молча собрал кой-какие вещи из дома, о чем-то переговорил со старостой, взял мальца за руку и повел прочь. В пути говорили мало, да и сил на это после дневного перехода уже не оставалось, а воин все подгонял, будто опоздать боялся.
В городе легче не стало, полдня ходили по тесным улицам, воин все расспрашивал встречных людей, что-то объяснял, потом цепко взял за руку и повел куда-то. Мальчику было все равно, от жары он ничего не соображал, мечтая только о тени и глотке холодной воды. Вышли на огромную площадь, где столпился народ, Олег молча пробирался к центру, осторожно раздвигая людей, приподнимался на носки, что-то выглядывал. Славка держался рядом, старался не отставать.
Наконец, дядька остановился, замер, сирота заметил, как сжались внушительных размеров кулаки, проступили вены. Воин сглотнул, посмотрел вниз на своего юного спутника. Глаза были страшные, в кровавых прожилках, зрачки заполнили почти всю радужку. Мальчик тихонько охнул, по спине пробежал озноб, как будто заглянул в глубокий колодец.
Олег присел рядом со Славкой, положил тяжелые руки на плечи.
 - Ну что богатырь. Посмотрим, из какого теста ты сделан. Переход ты вытерпел, не жаловался, тело закалил. А сейчас закалишь душу. Запомни хорошенько, захочется кричать – молчи, ногти в ладони втыкай, губы кусай, но молчи. Закричишь – оба погибнем и дела своего не закончим.
Мальчишка смотрел во все глаза, даже очнулся от жары, выплыл из дурмана. Воин сжал плечи так, что косточки захрустели.
 - Никому бы в жизни такого не пожелал, что тебе выпало, но чтобы до конца дойти, нужно испить полную чашу. Запомни, молчи, чтобы не увидел или не услышал.
С этими словами, мужчина распрямился во весь свой богатырский рост, посадил мальчика на плечо, придерживая за ноги и замер, устремив взгляд в центр площади. Славка сначала ослеп от солнца, которое отражалось в начищенных щитах кесаревой стражи, но потом глаза попривыкли, и он увидел...
В центре площади был установлен высокий помост, на котором высились три столба, к каждому из которых были прикручены ремни. Между двумя столбами, стояла женщина, ее руки были связаны ремнями и немного раскинуты в стороны. Толстая, русая коса была перекинута через плечо на грудь. За ее спиной стоял рослый мужчина, обнаженный по пояс, держащий в руках длинный толстый хлыст. Он резко взмахнул рукой, и хлыст опустился на обнаженную спину женщины, та дернулась, лицо побледнело, но устояла. Мальчонка не сразу понял, что видит свою мать, а когда понял...
Сильные руки Олега, крепко сжали колени, напоминая  о том, что нужно молчать, иначе бы он закричал, завыл как волк на луну. Губу закусил так, что почувствовал привкус крови, перед глазами все плыло от сдерживаемых слез.
А женщина между тем пошатнулась и упала, тряхнула головой, отбрасывая волосы, и замерла. Славка встретился глазами с матерью. Кричать захотелось еще громче, поднять над головой руки, вырваться из цепких пальцев дядьки, бежать к ней через толпу, помочь встать, закрыть собой, чтобы ей не было больно.
Но она вдруг улыбнулась, как улыбалась всегда и встала, встала на ноги, выпрямив спину и подняв подбородок. Хлыст нещадно опускался на ее голые плечи, но она стояла, смотрела на него и улыбалась.
 - Смотри, Словен. Это твоя мать. Запомни этот день, хорошенько запомни, и никогда не поднимай руки на тех, кто слабее или не может ответить, на женщин, детей, стариков, калек, тяжело раненых.
Он смотрел, видел, как после порки мать повели во дворец под стражей, но она не опустила головы, шла сама, хоть и шаталась при каждом шаге.
В тот же день ночью, они с дядькой пробрались во дворцовый сад. Мальчик не знал, как и где Олег выяснил, какое из окошек дворца принадлежит той комнате, где держат мать. Это было не важно. Воин оставил мальца под окном, ткнув пальцем в нужное.
 - Помнишь, о чем говорили на площади? Кричать нельзя, как бы не хотелось, чтобы не случилось, если нас здесь поймают, никто за твоего отца уже не отмстит и мать не вытащит. Ты у нее единственная надежда, так что не подводи. Я тебе время дам, сколько смогу, в любом случае никуда не уходи, я вернусь.
С последней фразой Олег растворился в ночи. Оглядевшись по сторонам, мальчик подобрал с земли небольшой камешек и бросил в нужное окно. Спустя пару мгновений в окне появилось лицо старика, но тут же исчезло. А еще спустя пару минут в окно выглянула мама. Она снова улыбалась, губы шевелились, видимо что-то шептала ласковое. Мальчик повторял движения ее губ, чувствую, как приходят нужные слова. И так же беззвучно старался отвечать ей, потом картинка немного расплылась перед глазами, по щекам покатились предательские слезы. Он вытер их кулаком. Мужчина не должен плакать, а он теперь мужчина, единственный, кто может ее спасти.
Из темноты неслышной тенью возник Олег, бросил быстрый взгляд на окно, отрывисто кивнул, подхватил мальчишку на руки.
 - Ну вот богатырь, сейчас проверим, какие мы с тобой везучие.
С этими словами, дядька понесся сквозь заросли парка. Ветки хлестали по лицу, по щекам бежали слезы, нельзя вот так уходить, не попрощавшись, а друг мама его не дождется, надо как-то ей помочь. И извернувшись невообразимым образом, он перегнулся через плечо Олега и прокричал.
 - Мама, я вернусь!

***

Словен чувствовал приближение рассвета, за ночь так и не сомкнул глаз, но это ничего, хороший воин сражается даже с закрытыми глазами, ориентируясь на слух, а кесарь уже стар, он только лишь сравнял шансы. Молодой воин поднялся и вернулся к лагерю, люди уже собрались, упаковывали последние вещи, седлали коней, при его приближении все неловко замерли, Ирина бросилась навстречу. Мужчины тут же отвели глаза, делая вид, что каждый занят своим делом.
 - Тебе нельзя туда! – выкрикнула прямо в лицо, уже ничего не таясь.
Глаза красные, всю ночь не спала, плакала, руки дрожат, боится за него, даже перестала думать о том, что эти воители засмеют.
 - Даже если победишь, неужели думаешь, что тебя отпустят?! Там же казнят или просто убьют в темном углу! Зачем тебе это?!
Кричала в полный голос, а губы тряслись от еле сдерживаемых рыданий. Словен молча положил руки на плечи, сжал и отодвинул в сторону, направился к своему коню, уже оседланному и роющему копытом землю, на ходу бросил.
 - Я обещал.
Вокруг него уже собирались люди, Владимир лихорадочно застегивал сумки, из которых торчали свитки и книги, Тавр грыз яблоко и ухмылялся, Олег сидел молча как влитой, хмурил брови, смотрел на город.
 - Кому ты обещал? Женщине?! – истерический крик, заставил всех вздрогнуть.
Мужчины из отряда украдкой посмотрели на командира, им было любопытно, Тавр поперхнулся яблоком и уронил его в пыль, Владимир чуть не упал с коня. Словен медленно обернулся, обводя взглядом соратников, под таким взглядом все улыбочки гасли сами собой, а сальные шуточки вылетали из головы. Ответ был тихим, но его услышали все.
 - Да.

***

В свою последнюю ночь кесарь Венезийский не спал. Он умирал и знал об этом. Где-то далеко на востоке занималась заря, но умирающий понимал, что уже не увидит ее. Говорят, перед смертью вся прожитая жизнь перед глазами проносится, вот и кесарь все вспоминал прошедшие годы, надеясь отыскать среди всей своей жизни хоть что-то достойное, чем можно было бы гордиться. Пытался... И все никак не мог найти.
В молодости был горячим, решительным, как все мужчины его страны, думал, что счастье в завоеваниях, кто сильнее, тот и прав, вот и метался по свету с отрядом, завоевывал земли, убивал, отнимал, где-то грабил. Потом надоело, осел в этом городе, свергнув предыдущего кесаря, взял в жену местную женщину, чтобы показать людям, что не такой уж и зверь на самом деле. Хоть и остепенился, но правил так же жестоко, как и жил до этого, все только силой, огнем и мечом. Другого он не знал.
Но простое сидение в городе тоже приелось, захотелось снова ощутить коня под собою, посмотреть далекие северные страны, где, говорят, живут красивые женщины. Жена очень вовремя попалась на своих же интригах. Наказав всех виновных и невиновных в заговоре, кесарь отправился в поход.
Другие страны действительно поражали своей необыкновенностью и непривычной, дикой красотой. Женщины действительно были красивы, но они не трогали жестокое сердце воина, ни одна... Проезжая полем, мимо очередной деревни, уже возвращаясь домой, он увидел ее...
Женщина танцевала на лугу перед лесом, под музыку деревенского певца. Кружилась в отсветах пламени, раскинув руки, босые ноги так и перебирали по земле, сарафан закручивался вокруг стройной фигуры, а толстая коса вилась точно змея по воздуху. Вокруг уже собрались люди, смотрели, довольно улыбались, переговаривались между собой, дети присоединились к танцовщице. А та смеялась, запрокидывая голову, не останавливаясь ни на мгновение.
А кесарь замер, примерзший к месту, не смотря на теплый вечер, по коже пробежал мороз, а сердце болезненно сжалось... Он в тот же миг понял, что должен обладать этой женщиной, не важно как, должен, желает этого так, как ни желал ничего и никогда. Не привыкший отказывать себе ни в чем и получать все, чего желает, кесарь на следующий же день выкрал красавицу из деревни.
Он поступал как обычно, как привык поступать, посланные люди из отряда привезли ее связанную с кляпом во рту и оглушенную. Пришедший в ярость повелитель чуть не казнил всех на месте, но, окинув взглядом семерых лучших воинов, пришел к выводу, что они поступили мудро и дальновидно. Посланцы были покрыты синяками, царапинами и укусами, как будто на них спустили стаю диких лисиц.
Весь путь обратно кесарь пытался найти подход к пленнице, но ничего не добился, кроме горящих взглядов и прокушенной руки. Умудренный годами жизни и общением с женщинами, повелитель решил, что во дворце окружит ее такими красотами, что пленница сама по доброй воле придет к нему.
Но и во дворце та вела себя как дикая кошка, все подарки бросала прямо в лицо, даже не глядя. Кесарь решил подождать некоторое время, дать ей время привыкнуть, пережить потерю мужа и дома. И дождался... Пленница попыталась бежать из своей красивой темницы. Глупая женщина не знала, что это невозможно... Ее поймали, по законом должны были казнить, но правитель не решился на такое, казнь заменили публичной поркой.
Чтобы он ни отдал, лишь бы не видеть этой порки, но обязан был присутствовать на площади. С каждым ударом хлыста он сам вздрагивал и сжимал кулаки, но смотрел. Ни одна женщина не выдержала бы такого, ни каждый мужчина смог бы выстоять до конца, а она стояла. Один раз упала, но встала, выпрямилась, откинула волосы со лба, подняла голову и больше уже не шевелилась до конца порки. Ни вскрика он не услышал, ни слезинки не увидел. Той же ночью в дворцовом саду едва не поймали какого-то северного варвара, что перебил половину стражи и сумел ускользнуть.
Лучший лекарь неделю не отходил от пленницы, залечивая ее раны, а потом пришел к кесарю.
 - Да будут дни твои долгими, а деяния великими, владыка, - старый человек поклонился и продолжил. – Пленница твоя выздоравливает, повелитель, телесные раны быстро затягиваются, но душевные... Позволь сказать, владыка.
Кесарь благосклонно кивнул, лекарю он доверял.
 - Ты поймал на севере зверя, красивого, свободолюбивого, необычайно сильного, привез домой, посадил на золотую цепь, дал миску с вкусной едой, обустроил конуру, но приручить так и не сумел, зверь этот вольный, все равно на север смотрит, свободы жаждет.
Старик поклонился и пошел к выходу, но перед самой дверью обернулся.
 - Ее зовут Алена, на языке северных стран – радость.
Кесарь и сам уже понимал, что приручить северную красавицу не сможет, но вот удержать, удержать сумеет, еще надежнее к своему дому привяжет...
Спустя год Алена родила двоих детей: мальчика и девочку, близнецов. Он думал, что общие дети помогут им стать ближе, но снова ошибся. Пленница в его сторону даже не смотрела, не разговаривала с ним, внешне стала вроде спокойнее, покорнее, сбежать больше не пыталась, но и смех ее он больше не слышал. Приходить к ней он перестал, все больше в одиночестве и тишине гулял по саду, думал, много думал, но думы эти были тяжелыми и безрадостными.
Сердце все чаще сжималось, стоило взглянуть на детей. Они были ее точной копией, такие же светлые, непривычные волосы, нежные, голубые глаза, только кожа смуглая, как у него. Правитель боялся, что мать будет детей против него настраивать, но и здесь ошибся. К нему малыши тянулись с теми же улыбками, что и к ней, ни разу не оттолкнули, не убежали. Только от своих детей он и узнавал о жизни Алены, по вечерам, когда повседневные заботы были уже позади, сажал малышей на колени и спрашивал о маме, а потом слушал, мог часами слушать, что они лопочут, передавая события своей беззаботной, мирной жизни.
Никогда он так не сидел с Рашидом, единственным сыном от первой жены, никогда даже в голову не приходила такая возможность, да и времени не было, то интриги, то законы, то воины. А теперь... Кесарь сам не заметил, как жизнь вокруг него начала меняться, вчерашние недруги успокоились, люди в городе вдруг перестали роптать на несчастливую судьбу и тирана-правителя, соседи не шли войной. Он не думал об этом, все мысли в свободное от дел время устремлялись к небольшой комнате во дворце, к красивой северной пленнице, к детям, и все, что он делал, невольно становилось следствием этих мыслей.
Он отменил телесные наказания для женщин и детей, издал указ о помощи бедным, бездомным, закрыл в городе торговлю рабами, почти всех женщин из гарема выдал замуж за видных мужей, примирившись, таким образом, со многими из недругов и еще многое другое.
Но все это кесарь не считал заслугами, ведь ничто из его деяний не могло заставить Алену посмотреть на него ласково. Иногда, он украдкой подсматривал за ней, когда она играла с детьми в саду, надеясь снова услышать счастливый смех или танец, но только робкая улыбка иногда трогала ее губы. И даже она была обращена к детям, ни к нему. Как и любая мать, Алена любила своих детей, и через них он впитывал эту любовь, всю, какую только мог.
Вот и сейчас, умирая, мужчина возвратился мыслями к синеглазой красавице и вдруг встрепенулся. Если в его жизни до сих пор не было ничего достойного, то, что мешает совершить хоть один добрый поступок сейчас, перед смертью?
 - Рашид... – позвал слабый голос. – Рашид... подойди.
Молодой мужчина вышел из тени за ложем и опустился рядом с отцом на колени, внимательно вглядываясь в его лицо.
 - Рашид, ты мой наследник... Будешь править после меня... Выполни, последнюю просьбу... Обещай...
 - Я обещаю, отец, - глаза молодого мужчины сверкнули в темноте.
 - Алена... Женщина, пленница... отпусти ее. Отвези ее домой, на север, в деревню. Проследи, чтобы довезли. И детей вместе с ней, туда же... Скажи... – голос прервался, но потом наполнился силой вновь, - скажи ей, что я прошу прощения... за все...
Лицо правителя застыло, глаза остекленели. Рашид провел рукой по лицу отца, закрывая тому глаза.
 - Я передам, отец.
В комнату ворвался стражник.
 - Владыка, там люди, отряд, они... То есть их командир требует поединка с кесарем, по праву крови.
Рашид поднялся на ноги.
 - Кесарь умер, но я отвечу на вызов.

***

Мечи сверкали в лучах солнца, проникавших в огромный зал через узорные окна под самым потолком. Здесь собрались все, кто приехал со Словеном, со стороны Рашида было такое же количество людей из его личного отряда – гарантия того, что после поединка не будет мщения победителю. Люди наблюдали за боем, но нельзя сказать, чтобы были довольны, да и поединщики не выказывали особой прыти.
Словен думал, что встретиться лицом к лицу с убийцей отца, сможет, наконец, дать волю сжигавшей его сердце ненависти, а встретился всего лишь с сыном убийцы. Как только узнал о смерти кесаря, почувствовал пустоту внутри. Четырнадцать лет он мечтал об этом дне, рисовал в воображении красивую битву, блеск стали, россыпь искр от скрещенных клинков. Все это было и сейчас, но уже не то... Не тот соперник, и все уже не то... В груди будто пожар прошел, все выжег, оставив только пепел и угли. Цель была утрачена.
Рашид тоже не чувствовал большого желания убивать этого молодого воина, его ровесника практически. Он пришел мстить по праву крови, и сыну пришлось отвечать за грехи отца, но большого рвения на самом деле за эти грехи ответить он в себе не чувствовал. Да и соперник был явно разочарован, поэтому бой удовольствия не доставлял, на тренировках соперники и то дерутся с большим азартом, а тут... Разве что демонстрация искусства, не более. Свести поединок в ничью не удастся в любом случае, он будет продолжаться до первой крови. Вот только чья это будет кровь?
Уворачиваясь от клинка соперника, Словен видел лица друзей. Ирина стояла бледная, с закушенной губой и сжатыми кулачками. Владимир рядом с ней тоже бледный, напуганный, сжимает обеими руками посох, которым и владеть-то толком не умеет. Тавр стоит с другой стороны, поигрывает ножом и, судя по взгляду, планирует, чтобы можно было украсть в столь роскошном дворце. И Олег... Глаза дядьки темны, брови нахмурены так, что кажутся одной линией, руки поглаживают секиру. Такое же лицо у него было и тогда, на площади...
Словена будто молнией ударило. Мама... Она ведь еще где-то здесь, ждет его непутевого, если за отца уже не отомстить, то хоть ее он вытащит, заберет отсюда, если конечно тот изверг не велел ее убить...
Рашид удивленно охнул, когда соперник с необычайной яростью ударил сверху вниз, с трудом успел подставить меч, но тот на этом не остановился, бил еще и еще с такой силой, что пришлось отступать, а потом... Молодой кесарь попытался увернуть, но уже понял, что все равно не успеет. Меч соперника прошелся снизу вверх по ребрам через всю грудь. Рашид упал на одно колено, зажимая рану рукой, но меч не выпустил. По правилам поединка, если оружие в руках, то еще можно добить.
Словен медленно занес меч...
Раздался грохот открываемых дверей, и перед ним неизвестно откуда выросла тонкая фигурка с копной светлых волос, ясными голубыми глазами и смуглой кожей.
 - Не убивай, он же не может ответить! – чистый голос зазвенел в огромном зале.
Рядом с юной девушкой вырос парнишка, похожий на нее как две капли воды. Тоже посмотрел на воина укоряюще. Меч ткнулся в пол.
 - Я не стану убивать тебя, молодой кесарь. Но ты должен сказать мне, где женщина, которую твой отец похитил четырнадцать лет назад. Я заберу ее...
Рашид с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч.
 - Сколько же проблем из-за этих женщин... правильно говорят, что они зло... Да будет тебе известно, воин, что мой отец перед смертью велел освободить эту пленницу, а вместе с ней и этих детей. И если ты возьмешься сопроводить их до дома, я с радостью отдам тебе всех троих. А поединок из-за этого можно было и не устраивать, - он обернулся к своим воинам. – Проводить его кто-нибудь к пленнице.
 - Не надо, - раздался все тот же звонкий голосок. – Мы сами его проводим к маме.
Огорошенного Словена с двух сторон взяли под руки и повели по коридорам дворца. В голове никак не укладывалось то, что все, к чему столько лет готовился и стремился, оказывается, могло быть получено без всяких усилий, стоило ему лишь чуть-чуть подождать. Да и получил он больше, чем хотел. Теперь у него есть брат и сестра и, судя по поведению, скучать с ними не придется. А сейчас еще и мать встретит.
Дети между тем остановились перед дверью, отпустили его руки и отступили в стороны. Ноги стали ватными, руки тоже вдруг повисли непослушными плетями, с трудом смог дверь открыть. Комната была светлая, не смотря на все его представления, просторная, богато украшенная, но все это он заметил мельком, походя.
Она сидела около окна на деревянном стуле, перебирая в руках деревянные бусы. Он помнил эти бусы, сколько себя помнил, они все время висели у матери на шее, вырезанные из всех пород деревьев, что росли в их лесу. Внутренне дрожа, будто страшась неведомо чего, он поднял взгляд от рук выше к лицу и замер, пригвожденный к месту.
На него смотрели все те же синие глаза, ясные, как летнее небо, чистые и спокойные, как ручей в лесу. А на губах играла все та же улыбка, мудрая, нежная, понимающая и прощающая. Прошедшие годы не отразились на ней...
С трудом переставляя налитые железом ноги, он сделал несколько шагов, а потом с грохотом упал на пол у ее ног, враз обессилевший, снова бывший ребенком, который задержался, играя с друзьями, а сейчас все не может придумать объяснение. Нужно было что-то сказать, но в горле стоял ком. Слова вылетели сами...
 - Мама, я вернулся...

***

Предрассветный туман клубился над землей, дверь дома на окраине распахнулась, на пороге показалась высокая фигура. Мужчина сделал несколько шагов и уселся на мокрую от росы траву. После того, как они покинули город, он отпустил отряд домой, попросил передать князю поклон, но от друзей так легко отделаться не получилось. Все вместе проехали много миль и вернулись, наконец, домой. Со дня приезда прошел месяц, старый дом отремонтировали все вместе довольно споро, женщины пытались восстановить хозяйство, соседи тоже помогли, и на том спасибо. Все вроде бы было хорошо, но все же что-то тревожило, не отпускало, чего-то не хватало. Казалось бы, дом есть, семья есть, остепеняйся, бери жену, живу в свое удовольствие, но нет...
Дверь тихонько скрипнула, послышались легкие шаги, на плечи легли тонкие, но сильные руки.
 - В дорогу тебе нужно, Словен.
Он вздрогнул, обернулся, мать села рядом.
 - Ты всю свою сознательную жизнь искал меня, а себя так и не нашел, даже потерял. Ты хороший сын, любая мать гордилась бы таким, и я тоже горжусь, но ты не будешь счастлив, пока не поймешь, чего хочешь от жизни.
 Сын помолчал, потом тихонько произнес.
 - А ты? Не обидишься?
Легкий, ласковый смех прозвучал над ухом.
 - На что мне обижаться? Ты забрал меня из неволи, - он открыл было рот, чтобы возразить, - я знаю, что кесарь отпустил меня еще до твоего приезда, но не это важно для материнского сердца. Я уже горжусь тобой, но когда ты вернешься ко мне счастливым, я буду гордиться еще больше.
Она встала, провела рукой по его голове.
 - Еду я тебе сложила, на несколько дней хватит, а друзья, я думаю уже собрались.
Словен обернулся к дому, из дверей уже выходили Ирина и Владимир, Тавр вел оседланных коней с поля.
 - Ну, и куда мы на этот раз премся с утра пораньше? Вопрос: зачем, я уже не задаю, потому как это бесполезно. Но хоть куда, ты можешь сказать? Ну, чтобы я знал, куда, если что, продолжать путь, когда тебя прибьют.
Друзья, улыбаясь, влезли в седла, Словен все смотрел на дом, ожидая появления Олега. Тот вышел, сорвал травинку и сунул в рот, задумчиво разжевал.
 - А ты разве не едешь?
 - Зачем? Я свое уже отвоевал, богатырь. Пора на покой. Мужчина за свою жизнь должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Детей у меня нет, так хоть тебя вырастил и вроде неплохо. Дом не построил, но чужой отремонтировал, может, зачтется. Теперь надо дерево посадить и вырастить, да и за твоими приглядывать надо, вдруг какому кесарю глянется твоя мать или сестра?
Словен усмехнулся, одним движением взлетел в седло. Из дома вышли близнецы, встали с двух сторон от матери, как стражи.
 - Я вернусь. Теперь мне есть куда возвращаться.
Он развернул коня и помчался прочь, за ним потянулись трое всадников, а за их спиной медленно вставало солнце.