Он

Переворачивая на бок догматы психологии, возникая из неопределённых никем глубин, опровергая сотканную из внедрённых в правое левым карту местности, всё-таки приступал к созданию некоего подобия раскрепощённости. Перевязав все восемьдесят четыре тысячи лап, дабы не упустить, стянув их жгутом подорожника странствий по закрытым ревностью глазам людским, не выпускал жажду всесильных откровений. Смял, не беря в руки, вымазанную постулатами поверхность подобия счастья картину, не беря в расчёт актуальность правильности мыслей, заблудившихся между среди всяких...
Отполированные сверхъестественной наждачной бумагой волнения волны вкусных прелюбодеяний были, казалось бы, самыми красочными антеннами для вхождения в... Недвижимые чакры. Незначительное мгновение перехода любимой всеми точки в незначительное состояние праха. Креативное собой стопроцентное самопереживание. Самовлюблённая самоотверженность. Убитый собой трепет. Скрытая между штыками любовь. А кто знает, что дым золотого цвета?..
Великая свинья не умеет хрюкать. Здравствуй стол! Здравствуй стул! Привет украшенная неприличиями незапрограмираванная клавиатура! Бежал, чего-то там вбирая в себя. Сидел, чего-то напевая. Лежал, чего-то там смотря. Стоял. Рубил квантовыми скачками металл выброшенных об ступеньки сердец. Падал, переворачиваясь, ломая зубы трезвым. Предвзятость равнялась с объектами целостности. Выкраивая крошки, питался чем попало. Царапал бумагу, но было мало. Выкраивал, снимая пыль. Смахивая, пролетал над всеми гнёздами. СИДЕЛ! Сжимал, втирая ладони в спины любимых. Кромсал обыденность увлечённой эпатажем повседневностью. Передавал всё через руки. Несбиваемый с толку странностями посторонних, вкладывал энергию в толчки за ЛЮБОВЬ. Бескорыстно замечая неладное, уходил, оставаясь, оставляя точку многоточия невыраженных надежд. Свирепая такая самовлюблённость, не перекрывающая ничего кроме удушливости находящихся рядом. Понимание одноразовости встреч, взорванное адским постоянством. И... усталость от себя...
Добивая предпоследние гвозди всемирных заключений о законченности возможностей прерванных глупостью отношений, проверял сердце, закупоренное в попытки однобокости уничтожить истинную святость. Узаконивал птичьи права. Сравнивая несравненное, сжимал в руке журавля. Целился в пустое, попадал в целое. Вникал...
Сохранял. Чистил. ЛЮБОВЬ не была недосягаемой. Взгляд полный слёз и пустое закрытие глаз. Уединение сотканное из невзятости в руки климата. Согнутая в дугу медитация. Лежал. Смотрел. Размышлял... Информация.
Свирепый покой воткнулся ужасающей иглой лености в самый отдалённый угол самобичевания. Перешуршав громким криком невидимую снова ласку, кликал на обыденный сном автомат. Язык или губы?.. Язык и губы! Проникся силой, понимая, что бессильный. Чужеродная, родная, сдвинутая под левую или под правую связь проведённых за книгами сутками отупений от бессмысленных слов викепедий ровных листов А4 полз, как лучшая в мире змея на неимеющий кайфа-смысла-взаимопонимания умения охватить иных. Он может быть во многом ошибался, а может быть был во всём прав. Стремительный эффект перехода от Ласки к Ласке не исключая возможности фантастических стыковок! Созревший не пахнет. Вскормленный ложкой макарон не голодает. Однажды убитый горем не страдает. Сквозанул - не пялься. Стал невнимательным - смотри. Напрямую, вскользь. Без страха, с. Смотрел в окно, а там занавеска, но и через неё пытался увидеть луну. Пышную. Симпатичную. Кромешный камнепад несдержанности. Двоевластие. Скормленный псам лай. Увиденный между глаз глаз. Вот он задумался... Так точно закалялась какая-нибудь полиэтиленовая хрень. Потустороннее слово о нихиле. МА. ОМ. Набирал обороты без ума от всей этой рифмы. Ожидал окончательного ответа, но не открывал предпоследнюю дверь. Ковырялся или ковыряли? Закрепился в неудобных иероглифах. Забылся, забыл. Опомнился, вспомнил. Переживал. Прижимался незаметно. Слушал. Вкушал инкогнито. Расцеловывал в сухие губы, как никто, приписывая этому особенность.