Дед
Волга где-то далеко, промёрзшая до самого дна вода у берега, высохшие и остекленевшие водоросли и прибрежные травы, щетинистый колкий камыш. Рыбы и лягушки замерли, затаили дыхание в мутном хрустале, улиток не спасает от холода их крепкий панцирь, повсюду черепа черепах, лёгок перламутр ледяной заводи.
Иссиня-чёрная, непроницаемая безвоздушная ночь, но будто свет от снега. Страшно заблудиться в такой степи, как отбившийся от космической станции астронавт, будешь вечно нетленный лететь среди мрачных дыр и мигающих звёзд. Что это? Огоньки, их так много! Много волчьих маленьких глаз и уже слышен отдалённый вой, – звери обступают путников.
Всё это случилось как будто и со мной тоже, но когда-то давно, то ли во сне, то ли на грани температурящего больного гриппом бреда. Дед рассказал про этот случай в степи, приключившийся с ним в начале прошлого века (то есть сто лет уже прошло). Голод на Волге, в стихах Хлебникова – мёртвые деревни. «Это будут трупы и трупы и трупики лежать и смотреть на звёздное небо». Пугающе-пустое гнилое пространство страшного сна наяву. Увядшие люди в вытоптанных, сожжённых солнцем травах, бело-жёлтый конский череп, голодные черви.
Бродили по степи в поисках дороги, занесённого снегом пути. Холод и приятная, приторно-тёплая убаюкивающая усталость, истома. Присели отдохнуть – и вот уже не выбраться из-под этого белого цвета, быстро прорастающего серебряными цветами. Клонит в сон. Холод теплеет, тает пыль на ресницах. Слышно только ветер, звук сельского колокола сносит метель; круги на воде не видны и тонет камень звука в высоком небе.
Холмики какие-то невдалеке; что за бугорки? То – кладбище деревенское. Прилегли отдохнуть прямо подле старых деревянных крестов. Что за радость, что за удача! Чуть было не встретили смерть прямо у околицы родного села.
Мёртвые протянули живым руки помощи ветхими крестами погоста, замостили мощами дорогу к дому – жизнь живая.
Февраль 2010
Свидетельство о публикации №210030300528