***

ЛАМПОЧКА     «Чик»    —   щелкнул   выключатель,   и   лампочка; вспыхнула. И комната, сумрачная и неприветливая с тала теплой и уютной. И сидевшие в комна те оживились и засмеялись, и заговорили. Лампочка была довольна произведенным впечатлением. «В самом деле, как приятно делать нужное, хорошее дело, а не жить пусто и бесполезно. Взять, к примеру, утюг: сколько его ни включай и сколько он ни тужится, а все равно не станет он светиться, как лампочка… Или будильник — целыми днями стоит себе, тикает. Правда,   временами и его одолевает обида от своей бессмысленности, и тогда он начинает дребезжать, да так противно и нудно, что кто-нибудь обязательно стукнет его по кно почке, чтобы не мешал». Так рассуждала лампочка, постепенно убеж даясь, что ни одна вещь вокруг, кроме нее ничего не делает. «Все одной», — решила лампо чка, взлетая в собственных глазах от важ ности! упавших на нее забот. Она старалась: напрягала свое хрупкое прозрачное тельце, спи рали, чтобы светить еще ярче, еще ярче, еще, еще… и, вдруг,   побелела и — пуф! — погасла.    Через некоторое время она лежала в корзине   под столом и тоскливо слушала, как на столе тикает будильник:   «Тик-так, вот-так».               
СКАМЬЯ               
    В одном доме стояла скамья. Красивая дубовая скамья. У нее были тонкие резные ножки, покрытые затейливым узором, и вся она свер­кала, отполированная руками мастера. Мастер
сделал скамью красивой и удобной. Чтобы люди
радовались, глядя на нее, и чувствовали себя
  просторно и уютно, сидя на ней. И, правда, глядя на эту красоту, у всех становилось радостней на душе. Скамья это   видела,   понимала   и очень гордилась. Она считала, что это ее, скамьи, заслуга в том, что она получилась такой тонкой и изящной. Ей нравилось, когда на нее восхищенно смотрели, и совсем не нравилось, когда на нее садились. Скамья считала, что этим принижают ее красоту, и не упускала случая уколоть сидевшего острой занозой. Она изо всех сил старалась отщепить от себя острую колючку, чтобы   отомстить обидчику. И скоро она вся ощетинилась, словно еж. На нее уже не рисковали садиться, она стоя ла гордая,   неприступная     и...   одинокая     среди других    полезных    вещей.      Впрочем,    восхищаться ею тоже перестали, ее просто не замечали.
   Да и кому охота смотреть на эту убогую, потрескавшуюся, совсем уже некрасивую скамью. Так бы и стояла она долго, если бы мастер, посетовав, что дерево рассохлось, не порубил ее на дрова.   « Как    жалко», - подумала    о    своей    недолгой жизни скамья, чернея в языках пламени.
СТАРЫЙ ПАТЕФОН
Я старый, облезлый патефон с единственной на всю мою жизнь пластинкой. Впро чем, когда-то я был новеньким, черным с блестя щей никелированной ручкой. Теперь ручка пот ускнела, углы мои истрепались, и стою я, пыльный и ненужный, на самом верху большого шкафа. А когда-то...                ...Когда-то мой хозяин каждый вечер заводил меня, ставил единственную пластинку и слушал, слушал... Ах, как это было давно! Я любил своего хозяина и старался для него. Играл.., играл...    Однажды он пришел не один. С ним была женщина. Она была молода и очень красива. Хозяин закрутил мою ручку, торже-ественно поставил пластинку, подошел к женщине и поклонился... Ах, как они танцевали! Я с таким восхищением смотрел на них, что совсем забыл про выбоину на пластинке... – рр-аз – игла скакнула, я виновато посмотрел на них, - они Рассмеялись, и я рассмеялся тоже. Потом хозяин наклонился к женщине, и я увидел – он поцеловал е С тех пор она тоже моя хозяйка. Я совсем не ревновал хозяина к ней, напротив, нам было так замечательно втроем...    Ах, как давно это было!    И хозяин с хозяйкой не молоды, как прежде, У них уже есть дети, А у детей есть новый со временный проигрыватель. Он очень красивый и играет, конечно же, лучше меня, Он очень гор дый и не обращает на меня никакого внимания. Порой я завидую его молодости, красоте, чистоте звука… …Но иногда хозяин достает меня со шкафа, сдувает пыль и... заводит мою ручку. |Потом подходит к хозяйке, кланяется, и они долго стоят рядом. Я смотрю на них зачарованный! В такие минуты я понимаю, что мне тоже есть чем гордиться. Мне тоже можно позавидовать.