Антисказочка о Буратине

   Карло сидел на табурете перед холодным очагом и вертел в руках полено. Полено удалось стащить с проезжавшей мимо лачуги Карло груженой дровами телеги. Возница зазевался на вечно пьяного Джузеппе. Раскачиваясь на широко расставленных ногах, пьянчуга безуспешно кадрил уличную торговку зеленью. Именно этот акт несостоявшейся любви и позволил Карло разжиться столь необходимой дровенякой.

   Дано: мятый жестяной котелок, пара горстей перловой крупы и полено. Если в котелок налить побольше воды, то получится даже не каша, а полный котелок похлебки. Горячей похлебки, а горячего Карло не ел уже несколько дней.

   Топора не было, но зато был острый нож. При определенном старании и сноровке полено можно расщепить и ножом.

   И Карло принялся за процесс создания измельченного топлива для очага. Сначала он ободрал с полена длинными лентами кору, но лишь только отколол первую щепу, раздался чей-то раздраженный голос:

   - Осторожнее! Тоже мне – краснодеревщик хренов! На ковре в кабинете начальника стружку тоньше снимают, - полено в руках Карло явственно дернулось.

   - Надо же! – подумал ошарашенный Карло и в страхе отбросил полено. – Джузеппе – вон где, а белочка ко мне припрыгала! Я уж и забыл, как алкоголь пахнет.

   - Вот, блин! Не успел родиться, а на мне уже приемы кик-боксинга отрабатывают. Ты акушер или где? Роды думаешь принимать?!

   Детей у Карло не было, жил он один. Еще в детстве переболев полиомиелитом,  теперь Карло походил на гигантского скрюченного паука или, скорее, краба, поскольку передвигался как краб боком. Правда,  гораздо медленнее. Если еще присовокупить большой острый горб, картинка получалась не совсем подходящей для счастливой супружеской жизни. То есть, знойные и не только, дамочки на Карло внимания не обращали, и речи о продолжении рода до сих пор не шло. А ребеночка Карло хотел.

   - Если ты сейчас же не поможешь, - вывел его из раздумий голос, - то у меня случится асфиксия новорожденного, обвитие пуповиной, длительный безводный период… и вообще, у меня ягодичное предлежание, я иду ножками вперед и нужно срочно кесарить!

   Карло поднял с пола полено, пристроил его на коленях и принялся осторожно снимать тонкие стружки, делать своего рода кесарево сечение полену.

   - Ну, что за пень! – вновь подало голос полено. – Сказано же – ножками вперед иду, переверни немедленно!

   Принимать такие роды, к тому же не имея навыка, оказалось сплошным мучением. К тому моменту, когда на коленях Карло сидело нечто, отдаленно напоминающее маленькую человеческую фигуру, все ладони у бедолаги были в занозах.

   - Вот и сынок у меня появился, - умильно произнес Карло.

   - Папаша! – скептически отозвался новорожденный, и со скрипом изогнув корпус вперед, заглянул себе между ног. – Я и сам еще не определился с половой принадлежностью, а он меня уже в сыночки записал. Ну, да ладно. Пацан, так – пацан. В этом тоже есть свои прелести.

   - А назову я тебя, - папа Карло на мгновение задумался. Лицо озарила счастливая улыбка, - Чуркой! Вот как я тебя назову.

   - Сам ты Чурка, – обиделось бывшее полено и, соскочив с папиных коленей, человечек с любопытством сунул непомерно длинный нос в пустой котелок.

   Любопытство было столь напористым и стремительным, что острый нос пробил в тонкой жести дыру. Карло с грустью наблюдал, как через образовавшуюся дырку стремительно утекают его надежды на горячую похлебку.

   - Что, и жрать нечего? – личико мальца, цветущее серовато-синим румянцем, выражало разочарование.
 
   - Теперь – нечего. А знаешь, как я тебя назову, сынок? – осенило вдруг. – У тебя нос шустрый и острый, словно бурав. Значит, ты – Бур. А пока маленький, Буратина.

  - Да по мне, как хошь зови, только в печку на растопку не суй! Так еды правда никакой? Странный ты. Другие счастливые папаши охапки цветов, шампанское усталой матери приносят…. М-да, это же получается, что ты – она и есть. Мапа, так сказать в одном лице. Отпочковался, будто амёба и никакого тебе оргазма. Весело живешь.

   Папа Карло обескуражено развел руками.
   - Ладно, ты пока дырку в котелке заделай. А я тем временем на дОбычу отправлюсь. Дай только срам чем-нибудь прикрыть.
 
   Срам прикрыли, соорудив нечто вроде набедренной повязки из давно нестиранного носового платка Карло. На голову Буратина напялил его же старый драный носок в полоску. Чтобы прореха не так бросалась в глаза, носок завязали в этом месте на узел. Получился полосатый колпак с помпоном.

   Маленький добытчик распахнул дверь лачуги и вышел в большой мир. Походка его была странной, словно унаследовал папашин недуг. Буратина хромал и подволакивал одну ногу. И чем дальше он шел, тем больше усиливалась хромота.

   Отойти от родительского гнезда славному отпрыску удалось от силы метров на 600. А потом одна его нога с сухим треском переломилась и незадачливая опора и надежда счастливого родителя, не удержав равновесия, покатилась в придорожную канаву. Вдобавок при падении сломались и обе тоненькие ручки. Буратина лежал ничком, уткнувшись носом в пыль. Тело стремительно менялось. Проседало, меняло форму. И вскоре на том месте, где он упал, высилась лишь небольшая горстка трухи.

   Насмешка судьбы. Буратина появился на свет из полена, пораженного грибком и синей гнилью. Вдобавок, вся толща древесины была пронизана ходами жуков-древоточцев.
 
   А бедный папа Карло с постепенно тающей надеждой продолжал ждать кормильца.