Вдовье проклятье. Гл. 2. Миф

Человек поставил миску с едой и запер спаниеля в вольере. Пес отказался от еды, отказываясь понимать такую черную несправедливость: хозяин с ружьем, и в одежде, пахнущей охотой, за забором машина с попискивающими сородичами-лайками, а его не берут! И пусть он говорит ласково и успокаивающе свои непонятные объяснения:
 - Нельзя, Бимуха! Не на ту охоту едем! Пойми... – охотник поднялся и стремительно вышел со двора.
 - Что, Тоша, не пускает? – подколол Антона его товарищ, - как жена ревнивая?
В ответ из вольера донесся донельзя тошный вой ушастого охотника.
 - Будет тебе издеваться, Руслан! – как отрубил Антон, - мы едем или нет!
 - Да не злись ты! Привыкнешь! – продолжал друг, - мой легаш такой же концерт сегодня закатил, но делать ему на кабаньей охоте нечего.
 - Ты это ему объясни!
 - И он привыкнет! – заводя мотор, ответил Руслан и уже в салон бросил, - все на местах? Не потерялись?
    Ответом был шум и гам восьми засидевшихся охотников, да дружный лай трех зверовых псов из багажника.
    В привычном гаме салона, в котором его друзья обсуждали все тонкости предстоящей охоты, смаковали детали охот прошлых и дружно проходились по всем индивидуальным особенностям каждого отдельного товарища, под хохот и оправдания мазил, под уместное, в таких случаях,  хвастовство «снайперов» и следопытов, Антон отошел, оттаял душой. И уже не такой болью отзывалось в его душе это утреннее предательство по отношению к Биму, а именно так воспринял ситуацию его четвероногий друг, а как же иначе он мог это понять? Его размышления были вконец добиты очередной фразой Антипыча:
 - А вот, Толя, ты как считаешь, все-таки ветка была причиной твоего промаха по лисе? – судя по всему, обсуждали недавнюю охоту на лис, на которой упомянутый Толя, напустил лису на себя почти в упор и промазал.
 - А то! Я ж вел ее метров тридцать на мушке, а тут ветка! Лиса прыг через нее, а я ей под ноги заряд и всадил!
 - Отож, снайпер, блин! Чего ради ты ее на мушке тридцать метров вел? – сказал, как отрезал Петрович, - надо было раньше бить!
 - Кто ж знал, что она через ветку то... – смутился прямо в русую бороду Толя. Все дружно хохотнули.
 - Тихо-тихо, погодите, - не унимался Антипыч, в этом маленьком мужичке, с постоянно хитрым выражением лица, боевого задора хватило бы на десять шутов, - а вторым выстрелом чего не попал?
 - Да дернул уже, в сердцах! – честно ответил Толя, продолжая по-детски смущаться.
 - Дернул, говоришь? Хм! – наигранно задумался Антипыч, все замерли в ожидании очередного подвоха, - Нет, Толя, промазал ты оба раза не из-за ветки и не, потому что дернул... Я давно заметил, но не говорил! У тебя ПИЧ неправильный!
 - Чего-чего? – не понял Толя.
 - ПИЧ! Это угол такой!
 - Между задом и ногой! – вставил вдруг Руслан. В ответ ему гоготнуло восемь ртов. Антипыч запротестовал, уточняя:
 - Пич – это угол между линией стволов и срезом приклада!
 - Так это ж не у Толи, а в ружье! – гагакнул Петрович, - вычитал звон из книжки, а где он - сам толком не ведает!
 - Так что, Толя, ты эт того, пич ровняй, а то угол неправильный, и на кабанов! – откровенно кривляя Антипыча, вставил Антон, - а то секач не лиса, он за промах и наказать может!
    Ответом из салона была новая порция хохота, и смущаться теперь пришлось Антипычу, который теперь уже вовсю сорил «многомудрым» жаргоном, беспощадно коверкая терминологию, и заодно веселя всю честную компанию. Так и доехали до лесничества.
 - О, в воротах да в червоных  чоботах уже и Андрей стоит – нас встречает! – прокомментировали сзади.
 - Только хмурый он что-то! Не к добру, - заметил проницательный Толя.
 - Сейчас узнаем, что стряслось! – глуша мотор и выпрыгивая из кабины, бросил Руслан.
    Через минуту узнали, что у товарища стряслась беда – волк порвал и уволок молодую лайку, любимицу нашего гида и хозяина.
 - Обарзели серые! – гаркнул Петрович, - пора им уже перцу задать.
 - В том то и дело что не серые! – ответил с грустью Андрюха, - Черный, гад, повадился в лесничество разбойничать, вот с Найдой и схлестнулся. Да куда ей в восемь месяцев с ним тягаться...
     Голос молодого лесника дрогнул, и все как-то дружно примолкли, тронутые скорбью товарища.
 - А что, может, и впрямь зададим волкам, хлопцы? – спросил вдруг Антипыч, - что мы кабанов не стреляли?
     Все одобрительно загудели, поддерживая предложение товарища.
 - Нет, ребята, так не пойдет! – отрезал Андрей, - Найду не вернешь, а лицензию надо закрывать по-людски! Завтра кабаны, а будет желание – на следующих выходных волков пощекочем.
     Коллектив еще пороптал, пока разгружался и устраивался в родных и уютных стенах лесничества, а потом единодушно решили последовать предложению Андрея. Лесник тем временем поведал о волке-разбойнике.
     В соседнем лесничестве жила после войны вдова лесника. Был у нее ручной волк. Откуда взялся никто толком не ведал, то ли прибился сам, то ли щенком подобрала – никто толком не знал, а может, и специально из приметного логова взяла. Лес вдова знала получше любого браконьера, в травах разбиралась, в заговорах ведала. Поговаривали даже будто ведьма она, потому как уметь-то умела, а помогать не особо старалась в хворях людям, и если кому помогала, то «со скрипом» и не задаром. Волк же был у нее вместо собаки – двор стерег, сопровождал хозяйку в ее лесных странствиях, ведь в лес она выходила порою на несколько недель. А как состарилась хозяйка, так даже торбу с базара помогал тащить, причем в город на рынок хаживал с нею, не боясь ни людей, ни собак, исходивших пеной на всем их пути.
       По соседству с лесничеством, в деревне со странным названием Гнездище, жил лесник, жуликоватый дядька, ой как нечистый на руку. И лес воровал, браконьерил почем зря, и вообще, по большому счету чихал на законы. Не гнушался при случае и у соседа потянуть чего, что плохо лежит. Позавидовал он как-то на волка вдовы, но, боясь, очевидно, хозяйки, пришел честно к ней на поклон, и стал ей деньги сулить за волка. Да вдова, хоть и стара уж была и немощна, в такие руки любимца отдавать не хотела. Тогда стал ворюга просить хозяйку, чтоб повязать ее волчину с собакой, на что тоже отказ получил. Так ни с чем и ушел, да замыслов своих не оставил. Каждую весну вокруг бабьего жилья привязывал он гонных сук, лучших из окрестных сел лаек, естественно сворованных до времени у хозяев, в надежде получить волчьего отпрыска, и так загорелся этой идеей, что даже попадался пару раз под горячую руку охотников. Бивали его крепко, так как теперь не умеют, да он не каялся. И длилось бы это долго еще, если бы однажды не нарвался лесник на волчину прямо в лесу. Как там было, достоверно не известно, да сошлись на одной тропе волк и человек. Волк бросился на незваного гостя, и таки прикончил бы назойливого проныру, если бы тот не дотянулся до ножа в голенище. В тот вечер и человек и волк еле притащились каждый к своему дому. Лесника едва довезли до больницы и шили всей хирургией, волка же выходила старуха. Выходила и сама померла, но говорят, перед смертью прокляла она лесника страшным проклятьем, из которого выходило, что не успокоится род волчий до тех пор, пока последний из отпрысков лесника от хищных клыков не погибнет. Волк целый месяц тосковал за хозяйкой, часами лежал на ее могиле, выл в опустелом дворе лесничества. Потом сошел в лес и не показывался людям где-то с полгода. Как-то по весне объявился тот волк в Гнездище, прямо на огороде племяша покойницы-хозяйки, и как ни в чем не бывало, стал жить в селе. Долго по всему селу стоял лай истошный – все песье племя из кожи вон лезло, чувствуя врага, да после пообвыклись и сжились вместе, с тех самых пор и появилось в наших краях выражение «Гнездищанская собака», как определение собаки совершенно никак не реагирующей на волка. Там, говорят, и по сей день, собаки на волков даже не рычат. Прожил с людьми он до осени, затем захворал и ушел помирать в лес.
     Той же осенью хозяйская лайка привела на свет трех щенят, двух серых и одного черного. Когда щенки подросли, стало понятно, что детки они волчьи. Двое серых вымахали в здоровенных лаек с волчьими мордами, да волчьим же нравом, на охоте им цены не было – работали по всему и хозяев слушали с полуслова. Черный же, кроме цвета, от собачьего племени не взял ничего, и вырос настоящим волком. Как ни старался его приручить хозяин, а все же сошел, зверина, в лес и, обзаведшись там своей стаей,  стал там разбойничать, да так, что спасу от волков не стало. Во время облав же, устраиваемых людьми в отместку за дерзкие набеги, черный вожак всегда выводил своих из-под огня, теряя лишь немногих отбившихся, больных да молодых. Сколько еще длился бы разбой в наших лесах, неизвестно, да двинул как-то вороватый лесник  браконьерить и не вернулся. Жена подняла крик да гам, собрались поселяне, и пошли лес прочесывать. К вечеру нашли они лесника в обнимку с черным волком. Волк был прострелен насквозь зарядом картечи, и уже умирая, сжал клыки на горле лесника, так они и лежали до прихода людей, человек и волк, отомстивший за отца.
    Лет пять потом тихо в лесах наших было, как вновь стали ходить слухи о черном волке. Вскоре слухи подтвердились – в лесу опять разбойничал хищник, чернее ночи, но теперь уже без стаи, один. Так до сих пор и разбойничает, уже лет десять прошло, с тех пор как он объявился, а добыть его никак не получается. На приваду не идет, из-под облав вообще каким-то чудом уходит: то под флажки нырнет, то меж загонщиков в пяту выйдет, а то и вовсе собачку в загоне прикусит, и тихо так – чтоб визгом выдать не успела.
    Здается мне, что черному этому волчьему роду вообще конца не будет. Может и впрямь проклятье вдовы тяготеет над ним, до тех пор, пока последний отпрыск жадного лесника жив...
    Вот и Найдуха попала под раздачу, хотя зачем, не пойму – верно, с голодухи, вон, сколько снегу навалило, трудно волчаре еду добывать...
     Андрей, вздохнув, грустно закончил свой рассказ.
 - Не грусти, друг, отомстим мы разбойнику за твою собаку, - заверил взгрустнувшего Андрея Петрович, - вон санотстрелы начнутся - мы его, как пить дать выкрутим! Не бывает заговоренных волков. Верно говорю, Антипыч?
    Не успел Антипыч и рот открыть, как за него ответил Толя:
 - Главное, чтобы у всех ПИЧ правильный был!
   Хохотнули так, что стекла в окнах задрожали, даже Андрюха не выдержал, улыбнулся. Антипыч же, придумав уже что-то свое, взял слово:
 - Я вот думаю – чего зря ноги бить да за волком гоняться, ведь ежели проклятие и в самом деле есть, так не проще ль последнего потомка грохнуть, - седой шут хитро так сощурился и продолжил, - на том и сказке конец и честному люду польза!
 - Ты чего это несешь, старый пень?! – возмутился законопослушный Петрович.
 - А то и несу, что прямым и наипоследнейшим выродком племени этого, был, есть и будет, знаете кто? – Антипыч умел заинтриговать, и теперь, блаженствуя в лучах всеобщей славы, томил всех драматизмом ситуации, - не кто иной, как Андрюхин шеф – Зюзя.
 - Да ну? – хором усомнились несколько человек одновременно. Хотя Зюзю в районе знали все, он даже уже нарицательным стал, за жадность свою...
 - Антипыч правду говорит – внуком он тому самому жадному леснику приходится, - подтвердил Андрей.
 - Ну, так яблочко от яблоньки не далеко катится, - размеренно пропел, пробурчал себе в бороду Толик, - для этого гада я даже ПИЧ не поленился бы исправить.
 - Так как, мужики? – продолжал чудить Антипыч, - ежели до весны черного волка не возьмем, устроим облаву на Зюзю?
 - А вот и он! Про козла вспомнишь... – заметил Руслан, выглядывая в окно.
     Степан Степаныч, местный лесной божок со всеми проистекающими из его положения привилегиями и почестями, важно шествовал по двору лесничества. Андрей метнулся встречать начальство, потому как Зюзя был существом тщеславным и в своем тщеславии весьма мстительным, а у Андрюхи было двое деток, которых надо было растить да кормить. Степаныч пользовался в округе настолько дурной славой, что даже его подчиненные с трудом вспоминали его настоящее имя-отчество, потому как «Зюзя» было приклеено к нему не в бровь, а в глаз. Люди ему не починенные и не связанные с ним никакими отношениями почитали за честь выразить ему свое презрение всякий раз прямо в лицо, многие даже плевком ему под ноги. Однако Зюзя не каялся, и обозленный на весь мир, всякий раз и всеми возможными способами старался отомстить всем и вся, насолить и напакостить.
      На этой охоте он должен был присутствовать по негласному соглашению друзей одного только Андрюхи ради. В силу этого действовал мораторий на издевательства в адрес «руководства». Но, старый воин – мудрый воин, и Антипыч в силу своей «мудрости» не удержался:
 - А-а-а, Сипан Сипаныч! – специально скороговоркой проговорил-пролепетал, откровенно кривляя картаво-шепелявого вошедшего, седой шут, - как издоровьце, с цем пожалвли?
 - Здррясссьте, - нагленько так окинув всех взглядом, поприветствовался «шеф», - на охоту к нам? Рады, рады!
 - К нам, а не к вам! – буркнул, не удержавшись, Толик, за что получил локтем в бок от Руслана.
 - Возьмем завтра кабанчика, Сипаныч? Как считаете? – продолжал елозить Антипыч, - или «мертвая пороша» помешает?
 - Или жадная рожа... – буркнул опять Толик, но уже вполтона, и «галерка» опять прыснула со смеху.
    «Начальство» заверило всех в предстоящем успехе и удалилось, ко всеобщей радости. К вечеру в «кают-компанию» вернулся Андрей, чтоб уточнить и согласовать детали, и старейшины долго и старательно тыкали пальцами в карту и умничали, пока молодежь хвастала снаряжением, делилась опытом, да мелкими охотничьими хитростями.
 - Я вот патроны как заряжаю, - отвлекшись на минуту от карты, встрял в разговор Антипыч, - порох меркой, пулю в сало и всех делов, но хитрость главная в чем?
    Все вопросительно уставились на клоуна.
 - В гороховой муке!
 - И куда ты ее, Антипыч, пихаешь? – не вытерпел Руслан, - на порох, или под?
 - А вот и не угадал! Вообще никуда не пихаю! – и пока все хохотали, Антипыч сделал наигранно серьезное лицо и спросил у склонившегося над картой Петровича, - так, говорите, в Карнецкое двинем?
 - В турецкое, к родне твоей, турок ты, прости Господи! Меньше болтать надо – всю жизнь протрещишь! Решили вот с Барских сосен начинать!
 - Гм, гм! – только и выдавил из себя Антипыч, - ну, по-барски так по-барски, мне то что? Мне главное чтоб Сипан где-нибудь все-таки поближе не к барским соснам встал, а, скажем к холопскому кусту...
     Под шумок подсел к молодежи и Андрей. Он держал в руках патронташ, в котором как в калейдоскопе все патроны были разных цветов.
 - Эт ты глаз порадовать решил, или маркировать разные патроны лень? – спросил Антон, всегда питавший страсть к патронной тематике.
 - Не-а, это мне сынишка помогал снаряжать патроны – вот каких гильз наотбирал в такие я и снарядил! – не без гордости ответил Андрей.
 - Уже помогает?
 - Вовсю! От нашей охотничьей кухни за уши не оттянешь! – гордился наследником отец.
 - Это здорово! Нашего полку прибудет! – поддержал разговор Руслан.
 - А мне не повезло с этим, мужики, - вдруг серьезно поделился своим горем Антипыч, - вырос балбес, ни тебе удочку в руки, ни тебе ружье – все по кабакам да за девками носится, и все! Даже по грибы-ягоды не вытянешь!
 - Не расстраивайся ты так, Антипыч, может, внуки пойдут в нашу степь?! – успокоил товарища Антон.
 - Если с мукой не перестараешься! – хохотнул Руслан.
 - С какой мукой? – недоуменно переспросил Антипыч.
 - С гороховой! – уже под всеобщий смех продолжил Толя, - а то весь секрет в ней самой...
    Так, в атмосфере всеобщего благолепия день и прошел. И даже Антон откис немного в этой здоровой атмосфере мужского единства и родства душ, Андрей развеялся от грустных дум, а Толик перестал нервничать по поводу своей меткости – ведь завтра была охота.