Дядя Степа

Несколько последних лет меня мучает один образ. Думаю из названия понятно, кто станет основным героем нашего повествования. Правильно, человек весьма высокого роста и моральных идеалов.
Мы живем во время, когда те идеалы, ради которых люди “жили, строили и умирали”, стоят весьма и весьма мало. Можете сколько угодно мне доказывать обратное, но ведь это мой рассказ правильно? Так-то лучше, просто выслушайте.
Итак, что мы имеем. Есть здоровый, молодой, сильный физически и морально герой. Он всеми своими поступками показывает как оно вообще надо. Юные умы впитывают все это в себя. Искренне верят в альтруизм, некие моральные идеалы. Лишите такого прообраза молодой и пытливый ум. Что мы получим? Маленький человек все равно будет искать замену этому образу, пытаясь найти жемчужину в, извините, сточных водах нашей с вами реальности. Им может стать абсолютно любой герой, который худо-бедно соответствует  нескольким критериям.
А теперь хватит этой черной серьезности. Стал бы я писать рассказ, то есть тратить время своей единственной и неповторимой жизни, что бы сказать выше написанное? Черта с два.
Меня коробит?...вызывает негодование?...литература вытерпела многое и без моих жалких попыток, потому… ВОЗМУЩАЕТ тот факт, что у меня не было этого героя, а если и был, то он стоял на одной линии с чертовой культурой той современности, которая давала весьма сомнительные альтернативы. Этот дядя Степа тот еще фрукт, одним своим существованием опровергающий половину нынешней реальности, и пытающийся, бороться с  циником Ницше. Не толкая и не хватаясь за волосы ради глотка воздуха,  этот образ заставляет… верить? да нет, если бы…скорбеть о невозможности быть похожим на него. Можно назвать его еще одним продуктом той старой, и уже подзабытой эпохи, в которой я никогда не жил…придуманным для того, чтобы одной рукой поддерживать малыша, а другой загонять его в цеха фабрики клонов. Только не так это, и если бы сотни тысяч людей оживили  его, мы  жили бы в совершенно другом мире. Только история не любит сослагательного  наклонения, и потому, наверное, его смерть всего лишь, историческая предопределенность.
Мир его праху.