ИМЯ ТВОЁ5

ИМЯ ТВОЁ5
Евгений Вахромеев
                - V -   

                «Господь будет охранять выхождение твоё
                и вхождение твоё отныне и вовек.»

 

- Фома, а, Фома, проснись братец…
Очнувшись от глубокой дремоты, Фома с трудом выходил из полузабытья.  И он никак не мог сообразить, где на самом деле находится.
Протерев глаза кулаком, он внимательно, как только можно при тусклом свете единственной лампочки, присмотрелся к старцу.

Фома с трудом осознал, кто он и где находится. Просторная келья, имевшая незамысловатую мебель, состоявшую из двух железных кроватей, дубового стола и двух табурет, с трудом узнавалась им. Где на стене, словно на экране кино вырисовывались блуждающие тени двух согбенных фигур, одну из которых представлял старец. А другую, по всей видимости, он сам…

Старик посмотрел на Фому, ласково взъерошив черные волосы, и предложил чай  в алюминиевой кружке.
Попей чайку, Фома, да в путь-дорогу собирайся.  Машина уже тут ждёт. Она немного запоздала, потому братья тебя не стали беспокоить.  А чай я тебе подогрел, Фома, он ведь совсем у тебя остыл.  А на улице-то совсем замело. Ишь, как вьюга разгулялась…

Фома, обжигаясь, второпях допил свой чай, прикусывая его черной коркой хлеба.
Надев, не слишком тёплое демисезонное пальто, больше напоминающее шинель гимназиста, , сверху обмотав себя длинным шарфом, в завершение он опоясал себя солдатским ремнём.

Нахлобучив на голову шапку ушанку, он заткнул за ремень увесистый топор.  Взял, приготовленный старцем скромный паёк, уложенный в тряпичную сумку, которую одним махом перекинул через плечо.
- Ну что, дорогой мой наставник, Бог даст к вечеру возвернусь…
- С Богом, Фома… И старик трижды перекрестил уходящего «послушника», как любил себя величать Фома.

На улице хотя и было уже светло, ибо день вступал в свои предрождественские права, согласно времени года, но небо хмурилось застланными тучами.
Да, такая погода явно подходила сторонникам строгого поста. Когда каждый из них придерживался вот таких постных дней, с традиционной православной кухней.
Тем не менее, небо перекрывали свинцовые тучи, которые, вот-вот, готовы были «разродиться» обильным снегопадом, сводя на нет все усилия солнца, сделать грядущий день добрее…

Машину для этих целей выделили, довольно грузоподъёмную, марки ЗИЛ. В кузове, с высокими бортами, уже находились другие участники заготовки. Это были два брата: Никита и Александр. Они были в одном возрасте с Фомой.
Третий участник сидел в кабине водителя, это был Еремей.
Так уж повелось, что при встрече двух этих философов, возникали довольно острые и жаркие дебаты. Которые с обеих сторон, подкреплялись мудрыми цитатами из Писания и других источников, разных направлений философского толка.
Правда, ни одному из этих спорщиков, никакие убеждения не давали какого-либо преимущества. Оба они, расходились, придерживаясь своего твёрдого, и, казалось бы, нерушимого  убеждения.
И, тем не менее, многие свидетели их дебатов, всё же, с огромным наслаждением участвовали при их неразрешимых спорах. Они считали, что, где спорят Фома и Ерёма, там есть чему поучиться…

Ерёма был старше своих спутников. И он заслуженно пользовался авторитетом среди обители Оптины за свою мудрость и ревностное служение. Его глубокие познания философских источников, различных религиозных конфессий, просто поражали бывалых знатоков Писания. Он умело и своевременно мог приводить выдержки цитат из самых, казалось бы забытых источников. Что часто давало ему преимущество в спорах со своими оппонентами.
 


Ерёма был небольшого роста, с вьющимися рыжими волосами, и такой же рыжей и кудлатой бородой. Внимательные глаза имели зеленоватый оттенок, с коричневатой окантовкой. Его взгляд, сквозь красноватые веки, многих смущал своей проницательностью, чего не могли выдерживать, даже старшие по возрасту и по сану.
Старик Олег, говорил про него: «С Ерёмой поспоришь, в дураках окажешься…»
Никита с Александром подали Фоме руку, чтоб помочь ему перелезть через высокий борт. Фома встал на колесо, и придерживаясь рук товарищей, ловко перекатился в кузов грузовика.
Такая нехитрая затея невольно развеселила друзей…
где Машина немного побуксовав на ледяном пятачке дороги задними колёсами, неуклюже подпрыгнула, и резко тронулась с места… Фома оглянулся на своего старца, который стоял на крыльце с раскрытой головой. Седые волосы сливались с падающим снегом, который крупными хлопьями сыпал, не жалея старика… И только крестное знамение, совершаемое рукой старца,
разрезал на четыре части снежную пелену, в проёме которой блестели молодые глаза старика…
Выделенный участок леса находился недалеко от монастыря, в пяти верстах от него. Но чтобы выйти на сам участок от дороги, заготовителям нужно было пройти до него пешком, -то с полкилометра,  оставив саму машину на дороге, прихватив только сани.
Сани были довольно ёмкие и большие, которые для этих целей изготовил мастеровой, Никита. Никита, неунывающий, добродушный молодой монах, был высокого роста, худощавого телосложения.  Никита любил слушать своих собратьев, всегда молча поддакивая каждому, мудро сказанному слову.  Казалось, что он, будто старался, словно на проповеди, впитывать каждое слово своих собратьев.  Которые, не умолкая, могли спорить до хрипоты…
Пшеничные длинные, но редкие волосы его, были собраны в пучок сзади. Которые, выбиваясь из под шапки, обледенев, образовались в сосульки. Что выглядело, как перманент модной прически…
Карие глаза выражали полное доверие и нежное смущение. Только весёлый огонёк в его глазах, выдавал его неуемный жизнерадостный характер.
И, вот эти большие сани, Никита сделал своими руками. А вот полозья их, как бы завершали его изобретательскую мудрость.  Они были согнуты из мощных дубовых веток. Скреплёнными дубовыми стойками. Сами полозья были изготовлены по образцу широких охотничьих лыж.
Несмотря на их внушительный размер, сани были легки в управлении, и маневренны на дорогах.  И настоящая ценность их заключается в том, что они, даже груженые дровами, не проваливались глубоко в сугробы.
Вообще, Никита, очень талантливый мастер на все руки.  С немалой долей фантазии, он легко и искусно вырезал деревянные поделки, начиная от ложек и до резных икон. Которые, потом с охотой раздаривал своим собратьям.
Ему часто приходили заказы на изготовление деревянных рамок для картин и под фотографии. И образы его творений не повторялись. Как говорят, все они были эксклюзивными. Почти вся мебель скита, была изготовлена руками Никиты и под его руководством.
Однажды Никита подарил Фоме фигурку старца, которая изображала самого Опту. Как знак монастырской символики, в честь дружбы на этой священной земле…
Другой попутчик, Александр, человек среднего роста, с большой, начинающей седеть, головой. У него не по возрасту была седая борода. Серые внимательные глаза выражали некую осторожность. Казалось, что эта его привычка касалась всего, даже того, чего он давно уже знает. Александр не может скрывать своего нетерпения и раздражения в отношении явной наглости и агрессивности. Что часто создаёт ему проблемы в общении с некоторыми городскими мирянами. Он особо не приемлет пьянства и хулиганства. С такими людьми он бывает крайне резковат.
- Да вот, ничегошеньки не могу поделать со своей слабостью… Каюсь конечно… Но поделать ничего не могу, когда вижу такое богохульство… Тут, признаюсь, беспомощен я… Когда сталкиваюсь с дикой такой разнузданностью.
Правда, после таких переживаний за свою «беспомощность» он может часами просидеть в часовенке за молитвой. Замаливая то, что считал в миру непоправимым…
Александр очень сдружился с Никитой, считая его образцом покладистости и преданности служению Богу. Он часто помогал ему в плотнических делах, достигая собственного мастерства, где упорству ему было не занимать. Особо он достиг своего мастерства в изготовлении досок для икон, которые ему приходилось делать на заказ.
Да он и сам не плохо пишет иконы. Особо любит их писать на небольшом формате.
- Да, чтобы такую иконку в карман можно положить. Вон какие «портуманеты» в них таскают. А тут, иконка же…
Хотя говорить о своих работах он не большой охотник. Да и продаёт-то он их с небольшой охотой, дороги они ему… И сколько Фома не затевал с ним разговор про его иконы, но ответы того всегда были сухими и короткими.

                *

А вот и приближающаяся «делянка»…
Это, то место в лесу, где было разрешено валить деревья на заготовку.
Заготовители шли по засыпанной снегом тропе. Шли  молча…
И лишь снега поскрипывание под тяжестью саней и ног идущих заготовителей, да слабое завывание сквозного ветра, пробиваемого сквозь просеку нарушали лесную тишину.  Которую, с лёгкостью можно было назвать благоухающей, если бы, не нависшие над лесом свинцовые тучи. Из которых плотной беззвучной массой, словно огромная перина, валился непрекращающийся снег.
Снег засыпал деревья и кустарники. От тяжести нависшего снега, кое-где ломались ветви… Которые падая издавали совершенно человеческий вздох…
На делянке, где были повалены деревья, были такие сугробы, что образовался сплошной завал. Но работа ждала. И работа закипела…
Молодой водитель, Сергей захватил совковую лопату, чтобы расчистить этот снежный завал. После чего, братья, разбившиеся парами, стали распиливать поваленные деревья на чурбаки.
Работали молча, не смотря на непредвиденные неудобства.
А снег продолжал сыпать с такой яростью, что ребята могли видеть только своего напарника, с другой стороны бревна…
Снег падал на пилу и попадал в распил бревна (это были стволы берёзы). Под горячей пилой, снег сначала шипел, потом превращался в пар, что немало забавляло заготовителей, доставляя, хоть какую-то радость.
Сергей, вместе с  Фомой и Ерёмой (которые всегда становились напарниками не только в спорах, но и на работах для монастыря) отвезли несколько саней с чурбаками к ЗИЛу. Где и забросали заготовку в кузов, машины, который Сергей предварительно очистил от снега.
Уже давно, как время перевалило за полдень. Пора было побеспокоиться о горячем обеде… Сергей развёл небольшой костёр, вокруг которого, «словно белые мухи» кружился снег. Который, быстро превращался в пар…
Вот и закипел большой котелок с пшенной кашей… И, как только каша была сварена, место этого котелка тут же заменил алюминиевый чайник.
Более, чем половины машины дров, уже было загружено. Пора и пообедать…
О, как же любил такие моменты в лесу, Фома. Когда после трудной, порой изнурительной работы, садишься у костра. Где трещат и искрятся поленья, разнося запах смолы и дыма. И почему-то, именно в эти моменты, сидя у костра, он всегда ощущал запах деревенского ржаного хлеба…

          * * *

Как люблю я смотреть на огонь,
Когда мысли проносятся вихрем.
Вихрем диких, беспечных погонь,
Сквозь огонь за спокойствием тихим…

И когда поглядишь на костёр,
На томленье мерцающих веток.
То умчишься в бескрайний простор,
Не оставив в пути и отметок…


         А что лучше огня в печи,
         Где к огню подставляешь колени?
         Где тепло счастьем кружит в ночи,
         Где огонь поглощает поленья…

         Ведь огонь, он рисует быль,
         В огневых переплётах узоров…
         Что в мечтах намечается штиль,
         И как в сказку уносишься вскоре…

И притихнешь душой у огня,
Где от печки тепло лучится.
И увидишь продление дня
В той Стране, где прекрасное снится…
                * * *



Все ребята поснимали свои верхонки (рукавицы) заткнув их, кто куда. И сотворив молитву, они принялись стучать деревянными ложками об алюминиевые миски. Каша, хотя и обжигала язык, но никто не думал остужать её. Каждый, выпуская изо рта струйку пара, с наслаждением жевал её, словно пытался на всю жизнь запомнить вкус её …
Все сотрапезники были погружены в молчаливые размышления… Которые зачастую в такие момент прорывались в чью-то исповедь, или коллективные обсуждения.
Как же хорошо Сергей сварил кашу, которая была сдобрена постным маслом… Фома любил иногда рассуждать об этом, о вкусах. И соглашался, что о вкусах не спорят. Особенно здесь в лесу на природе, где пища всегда становится необыкновенно вкусной. Причем здесь и есть-то не нужно много. Здесь сколько ни съешь, всегда будешь сытый и довольный…
Вот она сила природы, которая так благодатно влияет на чувства насыщенности…Где так слаженно включается сама внутренняя природа человеческого организма, гармонично влияя на биологический процесс биоритмов.
А если с полным пониманием использовать все природные законы, что порой так невежественно нарушаются человеком, то тут вообще понадобится минимум пищи.
Ведь много трудов написано о пользе голодания. А если этот процесс, да ещё включен на природе, в тихом и уютном лесу, эффект от этого только возрастёт, по сравнению голодающими в городах, на квартире…
А как было бы здорово приравнять городские условия к условиям, что являют нашу глубинку, с её чистотой природы… Нет, не деревню прировнять к городу, а наоборот, приблизить городские условия к деревенским…
Ведь сколько здесь естественных продуктов… Можно начать с того, сколько трав и зелени пребывает в обилии… Которую с большой пользой можно использовать в пище.
Да, вон, Серёжа уже и чай разливает по кружкам… Какой молодец! Даже чай из каких-то трав и корений придумывает. Да ещё зачем-то туда свежих сосновых почек набросал… Интересно, какой же вкус получился?
А снег-то, всё валит… Буд-то накрыть и затушить наш костёр собрался… Всё сыпет, да сыпет… Да где ему одолеть огонь-то берёзовый? Вон ведь как шипит-то на него… Он только, от такого азарта, веселится ещё больше! Вон, он уже и поляночку себе отогрел… Скорее всего это успех сосновых шишек,  вон ведь как пофыркивают… Да и кострище от них шире расползся.
А чай-то, на самом деле очень вкусным оказался. Интересная какая деталь преобладает во вкусовом восприятии? Ведь что получается, если добавить в пищу, например, сахар или соль, то и вкусовые качества меняются. Выходит так… И как порою кажется (да, да, кажется)  что вкус стал либо лучше, либо хуже.  Но, наверное, это не так. Ведь любые добавки к натуральному вкусу, меняют его, в зависимости от концентрации. А это уже не настоящий вкус натурального продукта.  Эти добавки отбивают натуральный вкус, с конкретными ему вкусовыми качествами.
Видимо в этом и заключается вся «соль» формирования человеческого вкуса. Здесь, как в живописи /а не грубо ли такое сравнение?/, чем больше возможности использования цветопередачи, тем разнообразнее сюжет рисунка…
А сколько живописи имеется на сегодняшней день в различных музеях и на выставках.  Которые практически не имеют цены, и несут в себе то, что называется духовным наследием.
А сколько красивой музыки, песен, псалмов… Правда, всего не перечесть… Что может доставить не только наслаждение человеку, но и дать неплохие уроки в его творческом развитии.
Вот они думы, в лесу…
А всё же, какой вкусный чай!
Думы, думы, думы…
Только редкие реплики сотрапезников, прерывали ровно текущие мысли Фомы.  Которые так желательны в тихом лесу за кружечкой вкусного чая…
Трапеза давно подошла к концу…
Еремей, с нескрываемой улыбкой, проступающей сквозь огненные усы, с лукавой искоркой в глазах, наблюдал за молчаливым Фомой. Который сидел на пне в обнимку с кружкой, прикрыв глаза, и что-то нашептывал губами… Ощутив взгляд, он открыл глаза и уставился на трескучий огонь костра…
А ведь, именно это пламя настраивало на такое расслабленное состояние.
- Ну что, Фома, может объяснишь, как всегда, своё философское понимание о нашей заминке. Кажется, я на этом тебя прервал?
Фома не сразу сообразил, чего от него хотят.
- Это какая такая заминка, Ерёма?
- Как какая, а то, что задумано было, да спланировано по человечески, враз вот и всё нарушилось.
- Не вижу тут какой-то драмы…
- А драма, по-твоему, вот в чем, мы должны выехать на два часа раньше? Так?
- Так…
- Мы должны к этому времени распилить все чурки? Так?
- Так…
- Мы должны их все перетаскать в машину, и к обеду вернуться? Что не так?
- Вроде всё так, Ерёма…
- Да вот, Фома, так, да не всё так. Смотри, сначала какой-то бюрократ машину задержал, и она вовремя не пришла. А теперь глянь на небо, Фома, ещё и снег на наши головы…
Вот и поясни, Фома, нам свою философию.
- С этим снегом, Ерёма, проблема совсем не философская. Это всего лишь наш человеческий фактор…
- Ах, вон оно как… Наши проблемы, видите ли…
- Ну, если так хочется, то поразмыслить над этим можно. Времени, как вижу, предостаточно.  Хотя, Ерёма, вопрос-то не из лёгких.
- Это для тебя-то?
- Да нет, я вообще…
- Например, я одну из этих проблем решил без всяких там философских рассуждений. Машину «пробил»? Достал.
- А теперь подскажи, друг мой мудрый, как наверстать время упущенное?
- А время наверстать, никак не получится. Понимаешь, Ерёма, это ВРЕМЯ!
- Ух, ты, беда-то какая…
- Зря ты, Ерёма, так ко времени относишься. Да и вообще, ко всем проблемам, что со временем связаны. И это совсем не философия, это – ВРЕМЯ!
- Ну почему, здесь всё понятно, идём со временем в ногу.
- Какой же ты мудрец, Ерёма! Вот именно, в ногу... Тут даже мысленно нельзя не отставать от него, и ни в коем случае не опережать его.  А пытаться опережать события, это опасно.
Ко времени нужно относиться с уважением, бережно и осторожно, чтобы ненароком что-то не нарушить в нём.
- А я считаю, что любой взгляд в будущее всегда согласовано со временем. И не стану тебе приводить примеры, их не мало.
- Хорошо, тут я не буду возражать, хотя поспорить можно.
- Давай, давай…
- Для меня, Еремей, время священно.  А вот бывает так, что мы его не всегда почитаем… Порой, так упускаем, что это становится непоправимой ошибкой.
- Ты это к сегодняшнему клонишь?
- Нет, пока рассуждаю. Ведь видишь, какая человеческая натура, так обращаться с самым дорогим, жертвуя его ради тленного…
- Ого, очень громко…
- Да, мы его из-за нашей технократии, просто перестали ощущать. А они, часики-то, внутри нас.
- Вот как? Никита, а твои где часики?
- Они и у него, как у всех нас внутри. И они нам подсказывают каждое мгновение жизни. Когда что-то важное обретаем, упускаем или безнадёжно желаем вернуть. А они-то тикают, и говорят, вот тут ты упустил своё время. И оно безвозмездно утеряно.
Вот тут, ты поторопись, у тебя есть ещё время что-то сделать и подправить. Сознание начинает обращаться к этому времени, что ещё есть, разум подсказывает, как можно что-то сделать, а сердце – будет делать.
- Фома, я не сомневаюсь, что ты хороший поэт. Но сейчас нужен и разум твой, который подскажет, как нам исправить какую-то ошибку, о которой ты упоминаешь?
- Чтобы наверстать упущенное время, к этому нужно подходить с позиций реальных возможностей. Хотя не исключаю и таких полезных действий души и сердца, как духовный настрой, духовное намерение, молитва, наконец. Все это позволяет вскрыть только резервные силы и возможности, что поможет нагнать упущенное время.
Но опять же, это всё условно, хотя не исключаю силу нашей веры. Просто нужно действовать по внутреннему чутью, по интуиции, что ли. Ведь решения всегда нужные приходят, когда начинаешь прислушиваться этой своей интуиции. И силы найдутся, и мудрость придёт.
Таких примеров тоже много, не буду их приводить, Ерема.
- Понятно, тактика, стратегия…
- Во, во, Ерёма, они… Важно покумекать головой, и проанализировать ситуацию.  Ведь, если серьёзно задуматься, любая ситуация, она возникает для наших испытаний. А значит для нашего блага.
- Полагаешь, что-то в нас?
- Я так не думаю, хотя не исключаю и человеческий фактор. Полезно будет вникнуть в суть происходящего: а почему так происходит? Этого исключать нельзя.
Ведь всем нашим планам сопутствует, или тормозит, ряд непредсказуемых обстоятельств. Вот тогда мы либо успеваем сделать что-то, либо - не успеваем.
Н всё же, Ерёма, каждый будет воспринимать похожую проблему по своему, по-разному, значит.  Но ситуацию, все равно каждый будет проходить со своими решениями.
Вот почему так дорого время, которое можно упустить. Но зато эта ситуация станет хорошим испытанием. Где можно проанализировать ошибку, понять её. На которую в дальнейшем можно опереться. Вот такой парадокс, Ерема…
- Но, как я понимаю, упущенного-то в твоём случае не вернёшь…
- Да и не надо. Не в этом дело. Важно не привязываться к этому упущенному времени, даже, если понёс тяжелую утрату… Это всё и связано так тесно и энергийно со временем. И привязываться к этим безвозвратным утратам даже опасно.

                * * *