Сказы ветра из времени дальнего...

Д Е В И Ч Ь Е   П О Л Е

(Коломна, 1380 год)

Историческая поэма


ПРОЛОГ

Если б небо могло нам показывать,
Если б солнце умело высвечивать
Старины заревой недосказанность –
Дней суровых, что были далече.
Если б время вернуть мы сумели,
Если б слушать умели мы ветер,
Мы б узнали, о чем прежде пели,
И как жили в ушедших столетьях.
Как державность Россия крепила
Верой, правдой и кровью народа,
Да на косточках русских растила
Во святой земле древо свободы.
О народе, отечеству преданном –
Об ушедших навек поколениях,
Нам не летопись правду поведает,
Что написана княжьим велением.
Только ветры из времени дальнего
Помнят путь их от вехи до вехи,
Только сердце и память сакральная
Сфер небесных хранить могут эхо.
Там навечно рассыпаны горести
Бесконечной и праведной битвы,
И горят неизбывной глаголицей
Русских жертв имена и молитвы.
Воспоем же, друзья, в этой повести
Жизнь и жертвы простого народа,
Тех, кто сердцем был русского воинства,
Не войдя в летописные своды.
Кто боярам, князьям, воеводам,
Был надежной и крепкой опорой:
Русь Святая жива лишь народом,
Что за веру и Русь встал собором.


СКАЗ О ГРАДЕ КОЛОМНЕ

Было ль это? Свидетелей нету.
Нет давно тех, кто быль эту помнит,
Шесть веков с лишком кануло в Лету
С этих сказов о древней Коломне.
Много люду когда-то живало
Во полях с облаками лебяжьими,
Много разного с ними бывало
И с Коломной на вотчине княжьей.

Жгли тумены её Бату-хановы,
Разоряли татары Тудановы,
И не только враги басурманские –
Разоряли дружины Рязанские.
Ей прельщались литовские вои,
Ей грозили чумой моровою,
Но с годами Коломна лишь крепла,
Поднимаясь из струпьев и пепла.

Красовалась стенами кремлевскими,
Да церквями с мольбой колокольною,
Похвалялась князьями московскими,
Да округой цветущей раздольною.
Где Коломенка с речкой Москвой слилась
Разрасталась Коломна посадами,
И торговлей, и воинством славилась
Между многими русскими градами.

Во посадах народ немудрёно жил,
Был он горд и доволен Коломною,
Ни в трудах, ни в боях  он себя не щадил,
Жил по божьи – с отдачею полною.
В воскресение каждое к службе ходил –
На Соборную площадь вели все дороги,
Там седую главу  свою к  гуслям клонил,
Старину вспоминая и славя,  Доброга:

«Как на Калке-то бились русичи –
Да татары там рати сгубили,
Как на Воже-то бились русичи –
Басурманов тумены разбили –
Не пустили поганых в родные края –
Слава вечная павшим за друзи своя!
Но в замятьнях кровавых всегда и везде –
И на праведных войнах, и в княжьих раздорах
Вечно ходит победа по горькой беде,
И со славой людское обручено горе.
Много косточек русских покоится
В реках-реченьках, в зеленых полях,
Кровью русской обильно-то поится
Уж который век  Мать - Сыра земля…
И кружатся над Русью-то вороны,
И горюют, кручинятся люди-то,
И летит над землей во все стороны
Плач по воинам, лихом погубленным:
Плачут, сетуют горько боярские жёны,
Во салопы шелковы они разряжёны,
С ними сетуют скорбно посадские жёны
Во поневах простых и повойниках,
И холопские плачут  несчастные жёны
По кормильцам своим, по покойникам.
Соловьи воям - русичам славу поют,
Во церквах люди русские молятся,
Дети русичей в праведной вере растут –
На Руси Святой крепкое воинство.
Ой, вы, гусли мои переливчатые,
Гусли-гусельки, струнушки тонкие,
Пойте славу за подвиги звонкую
Страстотерпцам святым – нашим воинам,
Постоявшим за Веру, за Отчину,
Да за честь её, за достоинство!»

Между частыми битвами, морами,
Неспокойными   зимами, вёснами,
Меж кровавыми княжьими спорами
Богатела Коломна ремёслами.
Как и ныне там люди страдали, любили,
Строго следуя отчим суровым наказам,
И творились народом насущные были,
И хранились в сердцах и в устах эти сказы.


СКАЗ О КУПЦЕ ДАНИЛЕ ГОЛОТЕ

1.
Дед Данилы – ушкуйник Путила-голота
С голытьбой на Москве хороводил когда-то,
Прячась с ними в приокских дремучих болотах,
Захорон невзначай обнаружил богатый.
Чтобы злато сберечь от ордынских баскаков,
Его спрятал купец, иль несчастный боярин,
Да никто не вернулся за кладом, однако –
Знать, настиг, погубил их Батыев татарин.

Соблюдая негласный меж ними обычай –
Коль пришло им от Бога везенье такое,
Поделил на лихую ватагу добычу –
Сам решил распрощаться навечно с разбоем.
Взял Путила товару на долю свою –
То, что в каждом дому было надо,
Прикупил поначалу худую ладью,
Починил – и поплыл к Ново–граду.

Был удачлив Путила, разумен и смел,
Не гнушался любой, даже грязной, работой,
И в торговых делах скоро он преуспел,
Став купцом именитым в округе – Голотой.
Сын Илья приумножил богатства отца,
Научил всему внука – любимца Путилы,
Дом просторный и дело Голоты-купца
Унаследовал вскоре от деда Данила.

2.
Был Данила, как дед, предприимчив и смел,
Вел торговлю с купцами ордынскими
И расшиву, и паузок в деле имел,
И ходил аж до моря Хвалынского.
Уважаем он был у простого народа,
У друзей-мастеров и коломенской знати,
Стал он другом семьи самого воеводы,
Снаряжая на бой Вельяминовы рати.

Невысок был Данила, но крепок зело,
Чернобров и в движениях очень живой,
Над внимательным взором большое чело,
Крупный рот над широкой густой бородой.
Нрав Данилы был строг, а порою суров,
От домашних он требовал повиновенья,
Не любил бабьих слёз и пустых лишних слов,
Скуп на ласку бывал он, на откровенья.

Но другою была у Данилы жена –
Всех сердечно жалела Авдотья Чеславна,
Гнев Данилы частенько смягчала она,
Была очень приветлива и добронравна.
Отличалась Авдотья спокойной красой,
Что не тронули будто замужества годы:
Круглолицая, с пышною русой косой
И с очами без дна, как Ока в половодье.

Этих глаз глубина её сыну досталась,
Её солнцу – души мать не чаяла в нём,
Был он добр, как она, поначалу казалось,
Но отцовская твердость сквозила во всём.
Богатырская, крепкая юная стать –
Златокудр и высок был Голота Иван,
Молчалив, как отец, и неспешен, как мать,
Обожаем сестрой черноокой Миланой.

А Милана была своенравна за всех,
Говорлива ни в мать, ни в отца и смешлива,
Днями целыми  в доме звенел её смех,
И гудело подворье от шуток игривых.
Ей под стать куролесил Голота меньшой –
Отрок Гриня энергии полон огромной,
Находили в семье, что и то хорошо,
Что он носится днями порой по Коломне.

3.
В доме часто крутились чужие ребята –
Сына Грини отрочья дружина иль братство,
Брат Авдотьи – вдовец одинокий Климята
Обучал их  письму и науке сражаться.
Среди них  молчаливый, задумчивый Фрол,
Что на выучку взят из холопской семьи,
Он работал в посылках  за кров и за стол
И в семействе Голоты считался своим.

А ещё полон двор у Данилы Голоты
Суетливого, пестрого люда работного:
То холопы и конюхи, девки дворовые –
Работящие, честные, в деле толковые.
Там и конюх Стехно – приведён был Климятой
Ещё в юных летах он к Даниле когда-то –
Сирота из соседних рязанских краёв,
Жертва княжьих лихих межусобных боёв.

После частых отъездов, с делами управясь,
Наслаждался недолгим покоем Данила,
В эти редкие дни ему с другом Куявой
Толковать за медами особенно мило.
Дружба эта крепка, много лет она длится,
Хоть не сродники, дружат они с детских дней,
И давно сговорились мужи породниться,
Поженив  своих взрослых и малых детей.


СКАЗ О КУЗНЕЦЕ ДОБРЫНЕ КУЯВЕ

Далеко за Коломной разносится слава
Кузнеца удалого Добрыни Куявы –
Он из рода известных в миру кузнецов,
Где секрет мастерства шёл к сынам от отцов.
Да познания дела литейного новые
К ремеслу родовому кузнец добавлял,
По всему, по тому  в те годины суровые
Оружейников братчину он возглавлял.

Был Добрыня Федулыч высок и силён,
И добротно, для сечи, был торс его сложен,
Но два года уже как Добрыня был хром –
Это память о битве победной на Воже.
Хоть на вид добродушным казался он всем,
С нерадивых он спрашивал очень сурово,
И снискал уваженье в кругу своём тем,
Что всегда и во всем исполнял свое слово.

Дом Добрыня поставил просторный тесовый –
Основательным был он всегда и во всём,
Чтобы дом уберечь от влияния злого,
Крышу медным украсил летящим коньком.
Потому ль, по другой ли какой-то причине –
Обходили семейство Куявы напасти,
И с женой, и с детьми жил он мирно и чинно,
Дом был полон покоя, заботы и счастья.

Был он мягок с супругою Марфой Петровной,
Взял невесту когда-то он в землях зарецких –
Смуглолица, крута,  чёрны косы и брови –
Говорили, что Марфа кровей половецких.
Сын Микула пошел ликом в мать, не в отца,
Он и нравом горячим был с матерью схож,
Но сквозила в нём мощная стать кузнеца,
Да и силой мужской был он очень  хорош.

Дочь Любава – красы величавой девица,
Златокоса, с глазами - озёрами синими, 
Да Забава – подвижная отроковица,
Не по летам смышлёна – отцова любимица.
Были дети Куявы дружны меж собою,
Хоть разнились характеры их, как и лица,
Сёстры слушались брата, и тайной любою
Могли с ним и друг с другом они поделиться.

Для Микулы кузнец  прочил в жены Милану,
Что с пелёнок в супруги ему предназначена,
А Любава сосватана уж за  Ивана –
На Покров обе свадьбы отцами назначены.
Пуще всех ждали праздника Гриня с Забавой:
Знали – та же причуда и их скоро ждёт,
Потому как решили Голота с Куявой
Что и младших поженят – лишь срок подойдет.

Кроме друга Голоты к Добрыне Куяве
В гости хаживал плотник искусный и славный,
Уважаемый мастер по древу – Неждан –
Побратала их некогда  ратная брань:
Пал Добрыня, израненный весь, среди боя
Там, на Воже, когда с басурманами бились,
Плотник спас его, вынеся с бранного поля –
С той поры с кузнецом они крепко сдружились.


СКАЗ О ПЛОТНИКЕ НЕЖДАНЕ ФЕДОРОВЕ

1.
Сын Фёдоров – Неждан был мастер знаменитый,
Владел он топором изрядно и прилепо.
Когда-то в новый дом привел жену Улиту,
Которая всю жизнь любила его слепо.
Перечить никогда, ни в чем ему не смела,
И в помыслах её – всегда  лишь он один,
И даже, когда дочка родилась – Омела,
С ним вместе огорчалась, что не сын.

Всё ж сын Надей родился –  пусть не скоро,
Неждан был горд и счастлив несказанно,
Но от родов Улита стала очень хворой,
И на Омелу хлопоты по дому пали рано.
Неждан любил жену, всегда её жалея,
Любил и дочь, оберегал и холил тоже,
А сына долгожданного, хоть и лелеял,
Он с детства  к делу приучал и часто строжил.

Неждан был смелым, верным братчине и слову,
Готов всегда обиженным и слабым помогать,
Отпор крутой мог дать безбожнику любому,
Умел работать лепо,  лепо воевать.
Считал любовь и веру жизненной основой,
Учил детей жить сердцем и умом,
Несуетлив он был, весьма немногословен,
И знал – Русь столь крепка, сколь крепок дом.

В дому его царит порядок образцовый:
Сияют все, Омелой мытые, оконца,
Резные лавки ждут гостей у стен сосновых,
Просушенных печным теплом и солнцем.
В тесовый пол упёрся крепко стол дубовый,
Как стражник, стерегущий угол красный,
Где над божницею висел украс холщовый,
Венчая вышивкой иконы образ ясный.

Жена прославилась в посаде пирогами
Вполне искусством этим овладела дочка,
И все в округе говорили – с женихами
Никак не будет у Омелы проволочки.
К тому ж собой была девица хороша:
Большие серые глаза, стройна, в ходу легка,
Но, главное богатство в ней – душа,
Что так отзывчива, светла и глубока.

 2.
Семья жила в трудах и в ритме строгом,
Омела дом вела, где праздники не часты,
И все же время находила, хоть немного,
Бывать на игрищах, с подругами встречаться.
Подружек мало было – девиц славных:
Любава – дочь Добрыни, да Милана –
Купеческая дочка –  с пор недавних –
Подруга давняя –  знахарки дочка Звана.

Со Званой дружат они с детских дней:
Когда Улита захворала, и знахарка
Возилась днями и ночами с ней,
Спасая взварами и заговором  жарким.
С Любавой и Миланой покумились
На Троицких обрядах, в прошлом годе,
Когда на поле Девичьем резвились,
Венки плели, толкались в хороводе.

Была компания немного странной –
Быть вчетвером подруги не хотели –
Дружила трепетно с Любавою Милана
Но Звана им не нравилась обеим.
Была на то у них серьёзная причина,
О чём девицы не могли признаться:
Уж слишком Звана нравилась мужчинам,
И в том числе – Любавы милой братцу…


СКАЗ О МОЛОДОЙ ВДОВЕ ЩИТНИКА УСВЯТА

1.
Сколь много языков у жён и дев посадских,
Где имя Званы острою занозою сидит –
То, что недавно было самым сладким
В устах у щитника, что ворогом убит.
Той Званы, что оставшись сиротою,
Сама смогла судьбой распорядиться,
И позже, став безвременно вдовою,
Не стала жалостно в чужие двери биться.

Когда-то мать, ушла за зельем в чащу
Рассветом ранним – лишь зардел восток,
Чтобы помочь убогим и болящим,
Да сгинула – нашли лишь кузовок.
А Зване было-то годков пятнадцать,
И поначалу, ой, несладко ей пришлось –
Боялись с дочкою колдуньи люди знаться,
Покуда молодца средь всех них не нашлось.

Так вышла замуж за Усвята удалого,
Не сразу, в благодарность полюбила,
Но мало радовалась Звана жизни новой –
Три года счастье её лишь продлилось.
Два года минуло, с тех пор, как воевать
Ушел супруг, да был убит в Рязани,
Вся высохла, слегла от горя мать,
Год с нею плакала вдова младая Звана.

2.
Свекровь её – добрейший человек,
Любила Звану, как свою родную дочь,
И с ней надеялась дожить недолгий век,
Детишек вырастить, коль будут, ей помочь.
Платила Звана ей заслуженной заботой,
Хозяйство их несложное вела,
Могла и с бисером, и с кожами работать,
Освоив мужнина начала ремесла.

Дом был уютен – не велик, но и не плох,
Резной на крыше красовался петушок,
В сенях от нечисти висел чертополох,
В печи всегда стоял с едой горшок.
Стол - Божия ладонь, чист, как престол,
Стоит легко, не прогибая половицы,
Дорожкой пестрою затейливо крыт пол,
В углу, в накутнике, нарядная божница.

3.
Проплакав год, весною этой, с Пасхи,
Как будто пробудясь от горестного сна,
Гуляла Звана дни и ночи без опаски,
На игрищах натешилась сполна.
С тревогой наблюдая  бурную столь жизнь,
Говаривала с грустью ей свекровь Федора:
– Ой, дочка, дело молодое – веселись,
Да только строже будь, и не имай позора…

Не знала названная её мать о том,
Что сердце Званы жжёт любовь и страсть,
Что думы все её о нём – о нём одном –
Том, кому вся она бесстыдно отдалась.
На Семик в ночь на игрищах слюбились,
С тех пор сердца их друг друга бились,
Голубкой называл её в сени ночей,
Желанной, ладой, медуницею своей…


СКАЗ О МОЛОДЫХ ВЛЮБЛЕННЫХ

1.
И встарь везде, как в нынешнее время,
Любило всей душою молодое племя,
И странные порой любви сплетенья
Являли вспышки чувств, интриги отношений.
Бывали слёзы, радость, роковые встречи.
Иные Богом иль судьбой отмечены
Любовью преданной со свадьбой скорой,
Другие страстью роковою, да с судьбою спором.

2.
Как две реки несут спокойно свои воды
В тот океан, что им определён природой,
Так и любовь росла Любавы и Ивана –
К ним всё пришло в свой срок и без обмана:
И дружба детская – её сердечное приятье,
И рденье щёк, и первые объятья,
И поцелуй украдкой под сияющей луной,
И обещанья: «Я твоя», «А я навеки твой».

Любя и истомясь, мечтали лишь друг друга
С благословенья старших взять скорей в супруги,
Пока ж спешили  наслаждаться безмятежно
Любовью пылкой,  искренней и нежной.
Их мало трогало, что с кем вокруг творится.
Лишь потому родных безрадостные лица
Заметили не сразу: что-то не сложилось
С Микулой у Миланы? Что ж случилось?

3.
Милана с детства грезила Микулой, только им.
Давно и пламенно он ею был любим,
И он привязан был к Милане всей душой,
Всем видно было, что им вместе хорошо.
Но этим летом, а точней – с Купалы
С Микулой странное твориться что-то стало:
Он приходил так ненадолго, и всё реже,
Не так был весел, хотя как прежде нежен.

Милана извелась вопросом: почему?
Ну, почему Микула так переменился к ней?
Стеснялась этот же вопрос задать ему,
Томясь в неведенье немало горьких дней.
Но у кого всю правду разузнать о нём?!
Пыталась с братом говорить она о том –
Иван с Любавою, как сговорясь, молчали,
Но чуяла Милана –  что-то оба знали.

Омела! Вот кто многое  умеет подмечать!
Она-то точно может о Микуле все прознать!
Да уж не Звана ли, вдова, – Омелина подруга
Виной всему? – догадка обдала испугом.
Омела словно чуяла – пришла сама незваной,
Чтобы взглянуть лишь на мечту свою – Ивана.
Милана встретила её, весёлой притворясь,
Приветливо заговорила, явно льстясь:

– Заметила я нынче, посмотрев в окно,
Как любовался тобой конюх наш Стехно,
Лишь ты в воротах показалась и вошла,
Он обо всём забыл – о лошадях, делах.
Взгляни, как он сложён, как обликом хорош!
А ты надежды ему даже не даёшь…
Омела, покраснев, ей только улыбнулась,
Но на Стехно в окно украдкою взглянула.

И тут Милана, не стерпев, Омеле выпалила сразу:
– Я знаю всё! Твоя подружка, лютая зараза,
Бесстыдно встала мне с Микулой на пути!
– Так ты всё знаешь? Я тут ни при чем, прости…
Милана побледнела, на рундук в слезах упала,
Омела, вскрикнув, кинулась подругу утешать,
«А ведь она, похоже, о любовниках  не знала…»
Но поздно! И негоже больше правду укрывать.

4.
Тем временем Микула, совестясь, метался:
Забылся в страсти он, как будто потерялся!
Стал лгать и прятаться от друга и сестры,
Любовь скрыть можно до какой поры?
И чувствовал: близка как никогда беда,
Отец и мать не примут Звану. Никогда!
Но вечер летний неизбежно наступал,
И он опять в объятьях Званы пропадал:

– Дурман мой… дикий мёд… шальное счастье, –
Шептал он в приступах безумной страсти,
– Люблю тебя… Твоё божественное тело…
Люблю очей зелёных колдовские стрелы,
И хмель пьянящий твоих сладких уст…
От ласк твоих я рьян, блажен и пуст…
А сердце Званы билось, словно птица:
«О, Боже! Пусть сей миг всю жизнь продлится!»

5.
С неких пор замечать стала Марфа Петровна:
Что-то с сыном не так, он потерянный словно,
По ночам пропадает, ведёт себя странно,
Когда мать вопрошает о встречах с Миланой.
Допыталась таки мать у скрытной Любавы,
Каковы у Микулы ночные забавы –
Ужаснулась – верны все её опасенья!
И на сына плеснула своё возмущенье:

– Она старше тебя и вдовица к тому же,
И в посаде о ней много бредней досужих:
Говорят, всякий молодец будет ей люб,
Пожалел бы, Микула, невесту свою!
Она любит тебя ведь с младенческих лет,
И достойнее пары не будет и нет,
Она сердцем, душою и телом чиста,
Ну, зачем тебе жёнка распутная та?!

Её слушая, сын то бледнел, то краснел –
Ведь не мог ей ответить он так, как хотел.
Ощутил, как пульсирует в бешенстве кровь:
– Не игра это, матушка, это любовь!
И ушел за ворота, тряхнув черной гривой:
«Как погано в душе, и на сердце тоскливо!
Что ж я это с собою и с ними творю?
Боже правый! Ведь я их обеих люблю?!»

6.
А Милана то плачет, то гневом исходит,
Ни покоя, ни места себе не находит:
«Неужели я хуже? Или мало люблю!?
Ненавижу! Убью, задушу, отравлю!..»
Как-то встретились вечером обе нежданно –
Две соперницы ярые – Звана с Миланой –
Две зазнобы шального Куявы Микулы –
И с пути ни одна не сошла, не свернула.

– Никогда, нипочём он не будет с тобою,
Уходи поскорей лучше с нашей дороги,
Мне одной лишь Микула назначен судьбою!
– Ах, назначен судьбою! А мне дан он Богом!
Вспыхнув, в бешенстве губы кусала Милана,
Взгляд горячий и острый сверлил молодицу –
Подбоченясь, с усмешкою  дерзкою Звана,
Как твердыня, стояла пред грозной девицей.

Тут меж ними решительно встала Омела:
– Да остыньте вы обе тотчас, ради Бога!
Как вы только прилюдно ругаться посмели,
Средь посада, на самой приметной дороге?
Вы хотите себя и родню опозорить?
Знайте, пуще всего разозлится Микула!
Разошлись, опустили горящие взоры,
Только косы, как змеи, у них всколыхнулись…

7.
Ох, не знали, не ведали девицы милые,
Что судьба разберётся с их распрей по-своему:
Уж скликает на сечу с Мамаем постылым
Князь великий со всей Руси доблестных воинов.
Хан поганый Мамай хочет Русь нашу зорить,
За отказ дань платить ему очень лютует,
И Москву, и Коломну пожечь может вскоре,
Осквернить православную веру святую…


Продолжение http://www.proza.ru/2010/03/06/43


Иллюстрация: "Боян" - худ. Васнецов В. М.