Восьмое марта - День освобождения

22 июня 1941 года мне было 11 лет. В этом теплый и солнечный день, он хорошо запомнился, я работал в поле на уборке сена: лишний трудодень, записанный на мать, помогал ей не отстать от «передовиков». К тому же на трудодень осенью мы могли получить 200 граммов ржи самого низкого качества, непригодного на семена и для сдачи государству. Семья состояла из пятерых: мать, бабушка, трое детей. Отец умер от туберкулеза в январе 1941 года, в Финскую войну, когда морозы доходили до 40 градусов. Я старший ребенок в семье, вместо отца.
 – Посмотрите-ка кто к нам скачет на вороном жеребце! Наверняка с хорошей вестью!  – голос Дуни Рыбиной, развеселой молодой колхозницы, остановил нашу работу. Мы посмотрели на дорогу: Вася Цветков, лихой парень с красивым черным чубом,  уже скакал в нашу сторону. Мы помахали ему руками. Спешившись, он поманил нас к себе.  «Беда, дорогие мои, беда. Немец пошел на нас войной. Сегодня сообщили из сельсовета»,  – такую весть привез он нам.

Помню, как плакали бабы, когда мобилизовали на войну всех пригодных к службе мужиков. Дело было в райцентре Туманово. А мой дядя, Арбутов Илья, в меру пьяненький, взобравшись на телегу, увещевал их: «Чего вы ревете? Война скоро кончится, а Гитлера я привезу вам в мешке!» В 5 классе я проучился один месяц.
Наши отступали. Шли через нашу деревню, останавливались на отдых. «Почему они отступают? Ведь наша армия непобедимая!», – думал я. Потом отступление превратилось в неорганизованное бегство. Оставляли технику, оружие –  в лесу или просто на дороге, а сами шли кто куда. Кто жил недалеко – домой. К сеннябрю появились немецкие самолеты и расстреливали их из пулеметов. Наших самолетов не было видно. Чувствовалось, что надвигается что-то страшное и неумолимое, беспощадное и неотвратимое.
5 октября (мы еще копали картофель на своем огороде) в конце деревни появилось три танка с красными флажками, прикрепленными к башне. Мы, мальчишки, прибежали и вблизи разглядели: на флажках черной краской была нарисована свастика. Танки постояли, покрутили своими пушками и уехали в сторону трассы Москва-Минск.

Немецкая танковая бригада тогда далеко заехала в тыл к нашим и окружила их в районе Вязьмы. Сражение было неравным. Наши войска были рассеяны: кто стал пробиваться к Москве, кого взяли в плен. Иные сами шли к немцам. Оружия в лесах и на дорогах было оставлено очень много. Мы, глупые подростки, набивали свои карманы патронами, обвешивали плечи винтовками и бесконтрольно стреляли. Когда еще подвернется случай вдоволь пострелять! Подбирали взрывчатые вещества, искусно вставляли куда надо бикфордов шнур и взрывали, взрывали. Идиотизм, конечно. Наши ушли, немцы еще не осели, отцов ни у кого не было, матерям было некогда за нами смотреть. Тогда многие из наших ребят погибли или покалечились. Я чудом остался цел.  Потом привалили немцы в деревню, целые части, на тяжелых машинах и на конях-тяжеловозах, владельцами которых были мобилизованные поляки. Мы услышали немецкую речь: «Сталин капут, матка – гут» и т.д. Началась оккупация, которая длилась до 8 марта 1943 года.

Еще впечатляющий эпизод войны. Очень тяжелый. После поражения под Сталинградом, о чем нам рассказывали листовки, сброшенные с самолета, немцы попятились на запад. Движение и некоторую панику нельзя было не заметить. И я услышал такое объяснение: «Мы выравниваем линию фронта».  6 марта полицаи объявили, что нас эвакуируют, мы должны собраться, взяв самое необходимое. «Куда?» – «Ничего не знаем». Возможно, они, действительно, ничего не знали. Скот приказали оставить на месте. Образовался обоз из 30 или 40 семей. Это более ста человек. Две-три семьи выехали на подводах, остальные уложили свой скарб на санки. Что мы с матерью взяли? Поставили на санки старую-престарую швейную машинку, зингерскую (и сейчас трудно понять – зачем?), небольшую сумку с сухарями и немного воды.  Далее – мать впряглась спереди, а я стал толкать транспортное средство сзади, и мы заняли свое место в общей веренице. Бабушка, сестра с братом шли рядом. Послышались выстрелы – стреляли вверх. Один полицай с винтовкой ехал верхом на лошади впереди, другой – позади, еще другие – где-то справа и слева. Тронулись… Похоже, было часа три пополудни.
Первая деревня – Суходол.  Время – около шести вечера… Разрешили переночевать, и народ разместился в нескольких домах. «В антисанитарных условиях», как сказал бы Аркадий Райкин.  Утром 7 марта собрались ехать дальше. Первый выстрел. В колхозном кусторезе, который стоял на лугу, спряталась тетя Нюша Деблова (Деблиха) с двухлетней девочкой – это стреляли в нее. Мать убили, а дочь осталась жива, кто-то ее потом взял с собой. Кажется, она жила потом у родственников в Москве.  Обоз выстроился и готов был двинуться. Но в одном доме забаррикадировались женщины и старики, которые не могли идти. С ними была и моя бабушка Оля. И дети там остались. Полицаи как-то странно этот факт проигнорировали, а нас погнали куда-то на юг (почему не на запад?). Были еще выстрелы – были еще жертвы. После петляний по деревням в сумерки нас пригнали в деревню Тарасово и разрешили расположиться на ночлег в двух-трех домах.

Ночью открылась интенсивная артиллерийская стрельба. Снаряды со свистом летели с востока на запад. Ясно, что били наши. Недалеко загорелся дом. Не исключено, что от снаряда. На улице стало светло. Около 3-х часов утра 8 марта мы с другом выбежали на улицу (интересно!) и в свете пожара увидели людей в белых маскхалатах на лыжах и с автоматами в руках. Один тащил пулемет и искал подходящую позицию. «Товарищ командир! Куда поставить пулемет?» – вдруг услышал я русскую речь… Да, это было освобождение, это были наши. Я вбежал в дом и закричал: «Наши пришли! Что вы спите!» Описать радость освобождения я не берусь – не для меня. Народ, около сотни, вывалил на улицу… Это была разведка боем. Она вовремя подоспела – мы остались живы.

Утром мы собрались и тоже обозом отправились на восток, в тыл. Нас сопровождали уже не полицаи, а наши дороги ребята, такие молоденькие и симпатичные. Рассветало, и мы увидели поля, усеянные телами русских солдат. «А где же убитые немцы?», – спрашивал я себя. Их не было. Впрочем,  вот один лежит с оторванной ногой. Это было в Ильенках. Мы тащили санки, осторожно выруливая между вытаявшими противотанковыми минами. Теперь мы уже шли к дому, совершив круг диаметром в восемь-десять километров… Гаврилки… Два дома чудом уцелели. На окраине – гора обгорелых трупов. Это то, что ждало и нас,  но к нам вовремя не подоспели каратели, а полицаи, видимо, на это не были уполномочены. Тогда я не понимал всей глубины трагедии. На это нужны время и жизненный опыт. Много позже я с классом ездил в белорусскую деревню Хатынь. Там теперь Мемориал. А у нас была своя Хатынь, о которой никто миру не рассказал. Сегодня в Гаврилках на месте трагедии стоит какой-то столбик, а кругом – сорняки.

На обратном пути – снова Суходол. Все сгорело, никаких признаков жизни. В доме, где спрятались бабушки, дедушки и дети, тоже гора обгорелых трупов. Здесь погибла и моя бабушка. Около дома – полуобгорелые трупы детей, видимо, они пытались выбежать, но их пристрелили. Сцена явно не для Художественного театра, где зрители плачут по поводу всяких глупостей, которые происходят на сцене. Три сестры тоскуют по Москве, и их очень жаль. «В Москву! В Москву! В Москву!» Смешно. Интересно сказал Варлам Шаламов: «После Освенцима и ГУЛАГа стало ясно, что роль литературы и искусства в воспитании человека равна нулю» (цитата неточная). Сегодня Суходол – перепаханное поле, заросшее травой. Советская власть утаила многие трагедии. Пожалела нервы народа? Скорее, она прятала концы, потому что в войну было столько погублено людей, что в цифру 27 миллионов общее число погибших не вмещается. Правила она бездарно, и ее собственное рыльце было тоже в пушку. Не в пушку, а в густой шерсти. А современная власть упивается сладостью победы. Похоже, что урок истории и современной властью не выучен.
И вот мы вернулись в свою деревню. Еще издали было видно, что она сгорела дотла. И печки все повалились, потому что они были поставлены на деревянных основах, запечниках. Все, кроме одной на всю деревню, Бакарихиной, стоявшей на кирпичной основе.  В которой мы потом пекли блины из гнилой картошки. На пепелище нас встретил Борзый, наш старый пес. Как он уцелел – не знаю.

После большевистского террора, ГУЛАГа, погубивших десятки миллионов лучших граждан России, после столь кровопролитной войны вожди могли бы дать народу передышку, сделать послабление  в сфере экономики, в сфере культуры дать глоток свободы. Например, распустить колхозы или немного ослабить давление на них, прирезать колхозникам побольше земли к приусадебному участку. Отменить  цензуру. Ничего сделано не было, режим остался столь же жестоким. Власть была отдана на откуп двум грузинским большевикам – Сталину и Берии –  до 1953 года. Они и властвовали, как умели, по-своему, по-грузински. Первый их результат после войны – страшный голод в 1947 году. Не стану его описывать, потому что современные граждане все равно этого не поймут. Советским правителям было мало своей земли, мало сфер влияния – они прихватили еще Восточную Европу, установили там такие же порядки. Зачем? Полагали, что тем усилили свою власть. Но главная причина была вот какая: им нужен был плацдарм, с которого можно было  продвигать социализм в Европу. Танковый бросок не отвергался. Куй железо, пока горячо! Но американцы создали атомную бомбу и охладили их пыл.

Говорят, что Черчилль начал холодную войну своей речью в Фултоне. По форме это верно, а  по существу холодная война началась с внедрения «демократических» режимов в странах Восточной Европы. Гонка вооружений выжала из России остатки сил. Представьте себе: армия – пять миллионов, спецорганы по охране внутреннего порядка и по уничтожению внутренних «врагов» – цифра немыслимая. Раздача денег компартиям по всему миру, поддержка просоциалистических режимов и антиамериканских провокаций в Азии и Африке,  миллиардные кредиты тем, кто и не собирался отдавать долг, Афганская война. Колоссальные ресурсы были брошены на создание новейшего оружия и ракет. Результат? – Развитие экономики остановилось. Тотальный дефицит… Перестройка, которая переросла в настоящую Освободительную революцию. Страна освободилась от власти Чингисхана. Но великой ценой.

Государства гибнут от бредовых идей, а бредовые идеи зарождаются в головах амбициозных политиков, точнее – политических авантюристов, которые красиво говорят, обещают сделать народ счастливым немедленно, в ночь с понедельника на вторник.  Хочу обратиться к гражданам России: остерегайтесь тех, кто вкрадывается в душу! Вот он вышел к вам в простой кепочке и в ботинках или в картузе и в кирзовых сапогах. С бородкой, с усами или усиками. Или побритый. Вот он вышел  к вам с орденами и медалями до  самого пупка и начинает говорить речь о любви к народу, к простому народу. Искусно жестикулирует. То выкидывает правую руку вверх и вперед вниз ладонью, то выкидывает сжатый кулак. Или рассекает воздух ладонью. Остерегайтесь этих людей. Они увлекают, они завлекают. Берут власть –  дают досыта поесть. Один раз. А потом все плохо кончается, как кончилось с нацистами и нашими большевиками.   5 марта 2010 года