Комсомольцы уходят на фронт...

          
              (Из воспоминаний Героя Советского Союза Екатерины Деминой)
       
Через сутки мы доехали до Смоленска.
Шофер вам говорит:
– Выходите. Я больше никуда не поеду. Я приехал.
Когда мы вышли, из репродуктора – чёрной тарелки, такое было радио, установленное на дереве, слышим:
–  К нам пришёл немец.
Так неграмотно объясняет.
А я думаю: «Зачем к нам немец пришёл один?»
Потом помолчало радио и проговорило:
– Комсомольцы добровольно уходят на фронт.
А я думаю: «Война, наверное, нас в спину расстреливали враги какие-то». Я всё-таки соображала, пятнадцать с половиной лет уже. И вижу, женщина-смолянка наша русская идёт, её спрашиваю:
– Тётя, а, тётя, а где здесь на фронт берут комсомольцев? Я по радио услышала.
Она и говорит:
– Это не здесь, а на улице Советской под часами. Там военкомат. Вот ты пойдёшь туда. Тебя проводить?
– Не надо. Я сама дойду. Вы мне покажите, в какую сторону идти. Я эту Советскую улицу сама найду.
Я и пошла, увидела на Советской улице дом 25 под часами. Значит, здесь, думаю, военком сидит. Вхожу. А военком в гимнастёрке солдатской, на плечах у него… Генерал, в общем.
Он сидит, а я ему:
– Дядюшка генерал, возьми меня на фронт.
Военком встал. Сидел на табуретке на трёх ногах. Табуретка упала. Ко мне подошёл:
– Девочка, тебе лет сколько?
– Шестнадцать, – вру ему, ведь мне в декабре только шестнадцать исполнится.
– Мы детей на фронт не берём, потому что дети они и есть дети. И им не на фронте надо быть, а с мамой и папой жить.
А у меня уже ни мамы ни папы в живых не было.
Я ему отвечаю:
– А я не ребёнок, я комсомолка. Я в 1940 году вступила в комсомол, а сейчас уже 1941.
Военком отвечает:
– Уйдите и не мешайте мне. Погляди, какая у меня груда бумаг, я по этим бумагам по телефону вызываю человека, чтобы он на фронт пошёл.
– А я сама пришла, нечего меня вызывать. Возьмите меня на фронт!
Но военком меня выгнал за дверь, я заплакала и увидела: очередь стоит из женщин и мужчин.
Ко мне подошла женщина и говорит:
– Девочка, не плачь. Я медсестра. Я слышала, как ты просилась на фронт. Он тебя выгнал?
– Да, выгнал.
– Вот и я не пошла к нему, а то выгонит.

А я есть хочу, чувствую, пахнет на улице кашей. Думаю, где-то, наверное, кашу готовят, и так вкусно пахнет кашей и мясом.
Иду по улице и думаю, что мне делать? Военком выгнал. Где-то кашей пахнет, пойду, посмотрю. Пришла к Днепру. И с моста увидела много молодых солдат, а у них за плечами шинель, а на поясе котелок. Думаю, что же дальше делать мне? Пойду к ним. А сама реву. Навстречу идут два солдата.
– Девочка, куда идёшь?
– К вам.
– Куда к нам? Мы же на фронт идём.
– И я пойду на фронт с вами.
– А что ты умеешь делать?
– Раны умею перевязывать хорошо. Шапку Гиппократа накладывать, если ранение в голову.
– Подожди. Ты будешь в 23 стрелковой роте.
Солдаты привели командира. Командир был пожилой, меня спрашивает:
– Ты фельдшер?
Я молчу. Какой я фельдшер, я сестрой-то никогда не была. А про себя думаю: «Если я скажу нет, они меня не возьмут, я им нужна как фельдшер, а уж перевязывать я могу». На расспросы молчу.
– Ну, ты как? Мы тебе сумку санитарную принёсём, будешь фельдшером?
Я киваю головой. 
Они меня взяли. Принесли санитарную сумку, в ней бинты, вата, шины. Сумка тяжёлая. Но я не показала вида.
У меня солдаты спрашивают:
– Ты, наверное, есть хочешь?
Я кивнула головой.
– Сейчас мы пойдём есть.
– У меня нет котелка.
– Тебе на кухне дадут.
Подходим к полевой кухне. Меня пропускают в первую очередь.  Я говорю:
– А мне не во что положить.
– Тебя взяли на фронт?
– Взяли.
– Даю тебе котелок, даю тебе кружку пол-литровую, ложку даю, всё это с собой на фронт возьмёшь. Каши тебе побольше?
Я кивнула головой. И шёпотом говорю:
– Я полутора суток ничего не ела.
Другим солдатам накладывал полкотелка, а мне полный котелок наложил. Всем давал два куска хлеба, а мне четыре.
Я съела полкотелка перловой каши и про себя думаю: «Полкотелка каши я оставлю. Знаю теперь, что такое голод. Как я есть хотела, почти двое суток не ела».
А солдаты рядом смотрят, как я ем, и говорят:
– Жрать-то она здорова, а как она воевать будет?
Я все слышала, но ничего не стала говорить.
Когда все поели, пришли к своим вещам. Шапки у них там лежали, шинели, и моя сумка там стояла.
Я говорю:
– Ребята, я слышала, как вы сказали, что жрать она здорова, а как она воевать будет. Но я полтора суток не ела. Вот у меня осталось полкотелка каши и два куска хлеба. Теперь вы будете голодать.

                (продолжение следует)