Глава 53. Пацаны, вы мои пацаны!

               
                ПАЦАНЫ,ВЫ МОИ ПАЦАНЫ,КАК Я ВАС ИНОГДА ВСПОМИНАЮ!      
          
 
         Общение с природой,  и ко всему живому населяющую её, с раннего детства и навсегда привили мне любовь к ней, да и к деревне тоже.
При всей моей дальнейшей, уже взрослой жизни, и при каждой возможности встретиться с природой,  я не упускал случая. Остаться дома и провести выходные в стенах квартиры, просто было немыслимо, купив,  в начале шестидесятых, в кредит  мотоцикл «Ява-250», я объехал на этих двух колёсах весь Крым и всю Прибалтику один, с палаткой и топором в изголовье. В течение двадцати лет  постоянно выезжал на Карельский перешеек. В пятницу меня, как ветром сдувало, из города.
     Олимпиаду-80, тоже встретил на берегу Градуевского озера под Выборгом, находясь в очередном отпуске. В палатке и лодке, провёл весь отпуск и просыпался вместе с птичками и как будто и не уезжал от той деревенской природы, которая так восхищала меня в далёком детстве! Но об этом ещё позже.
           Однако пора возвращаться от деревенской природы в свой, не менее, любимый город  детства- Киров. К своим дворовым пацанам, которые так же заполняли повседневную жизнь. Не  пора ли уделить им внимание тоже.  Скажи сейчас кому-нибудь, что у нас было босоногое детство, ведь не поймут этого слова - босоногое. А мы ждали,  когда весна нагреет землю и деревянные тротуары, скидывали башмаки и носки и почти всё лето бегали босиком. Подошвы ног так дубели, что мы не ощущали  никакого дискомфорта. Сандалии, конечно, были куплены, но это так, на всякий случай или на лагерный период.
         У половины ребят двора не было отцов и эта  безотцовшина, конечно, отражалась на ребятах.  Они всегда выделялись среди нас и своим хулиганством, своенравностью,  излишней самостоятельностью и ещё чем-то таким, которое трудно было сразу и уловить. Когда мы переехали в тот дом, о котором уже писал, я подружился с соседом нижнего этажа – Германом Шиховым.  Шихов тоже воспитывался без отца и у него ещё, и были две сестры. Отец вроде у них и был, но посещал их с многогодовалой периодичностью. Родители мои настороженно относились к любой моей дружбе с теми ребятами, у которых не было отца и как-то, вроде не очень это приветствовали. Ну, дружба заключалась в основном в том, что делали вместе уроки,  заданные в школе. Позднее акценты дружбы менялись, и Герка Шихов один из первых пошёл работать, по-моему,  учеником токаря. Дружба наша распалась быстро,  а Шихов связался позже с бандитами, которых и многих пересажали, а сам он погиб, работая шофером, где-то в Алтайском Крае, но всё это мне рассказали позже и уже после армии.  Потом я задружился со Станиславом Жилиным. У Стаса папа работал завгаром в кировской тюрьме и мои родители дружили с его родителями, поэтому и нашу дружбу приветствовали. Вспоминается такой  случай, когда родителя Стасика куда-то уехали, а меня отпустили к нему ночевать, что бы тому было не скучно. Я был, конечно, счастлив и прихватил с собой рулон ацетатной киноплёнки, принесённой с работы моей тёткой Тамарой, которая работала в кинопрокате. Всю ночь со Стасиком изобретали какие-то ракеты. Запыживали куски этой плёнки в какую-нибудь трубку и поджигали с другого конца. Плёнка загоралась, но так как кислорода было недостаточно, то  появлялся только мощный дымовой шлейф, вырывавшийся из конца трубки. Ракета имитировала, но не взлетала, но мы к этому и не стремились, шлейф с шумом вполне нас забавлял. Как  мы не подожгли тогда квартиру просто удивительно, но пламя-то мы действительно не допускали. Всю ночь, пока не сожгли всю полную часть (что помещается в круглые металлические коробки),  не успокоились, только уже когда рассвело, свалились как убитые. Родители наши так и не узнали о нашем ночном баловстве.  Были в нашем дворе ещё и два двоюродных брата, которые жили со своими родными матерями-сёстрами и прилично выпивающими. Лёвка  и Борька  Аслизловы, у первого была кликуха-Клин, у второго –Придурок. Кто эти клички давал,  и как они зарождались просто не понятно, но как уже писал, не мог я по кличкам называть, и видимо, от того, что у деревенских ребят никаких кликух не было. Драться с этими братьями было невозможно, так как  они всегда спешили на помощь друг другу, ещё и подзадориваемые другими ребятами, которые орали: «Клин, твоего брата бьют»!  Только поодиночке их можно было отколотить, что и пришлось мне один раз сделать, начиная с Придурка. Но у Клина был странный приём, он пытался зажать вашу шею локтевым приёмом и сильно сжимать, пока не попросишь пощады, я же дрался головой  и, как правило, долго «мазу не тянул», а неожиданно сшибал противника своим маленьким калганом (калган - это голова). Судьба этих братьев, к сожалению, не завидная. Придурка - нашли окочурившегося в канаве от каких-то таблеток, Клин спился и дальнейшая его судьба мне не известна, да и эти сведения я получал уже будучи далеко от родимых мест. Очень мало осталось в живых с нашего двора, а сейчас и вообще никакой информации не получаю. Был у нас ещё и Витя Пестов сердце, у которого было расположено в правом боку. Мы часто, приложив ухо, к его правой бочине,  вслушивались к ударам его правого сердца.  Виктор тоже рано ушел из жизни, но не из-за сердца, а от алкоголя, кличка была – Сердечник. У Игоря Сатикова, тоже уже ушедшего из жизни, кличка была - Ишак, у меня,  как уже писал, была – Порода.   За забором нашего двора функционировала городская школа шоферов и там тоже жил в служебной комнате Шурка Краев. Школа имела печное отопление, отца у Шурки тоже не было и они с мамой распиливали десятки кубов дров и  у Шурки рано налились бицепсы, которым я откровенно завидовал. Шурка  был косоглаз, и естественно,  носил кликуху - Косой, что с ним и какова его судьба я не знаю, но он не был балбесом, а с детства уже был трудоголиком. Вот, пожалуй, и весь основной костяк нашего двора, состоящих из двух домов.
  Вот и возвращался я из деревни к своим дворовым друзьям, успев ещё до глубокой осени порезвиться на реке и порыбачить с удочкой.
  Насчёт курения. Был у нас ещё во дворе один индивидуум – Толик Морозов. Он как-то с нами особенно и не тусовался, был сутул и как-то обособленно вёл себя, может быть был старше, а может просто нелюдим, но не факт! А вот то, что он всех научил курить и особенно первых тех, кто жил с ним в одном подъезде, так это факт. Денег у ребят ещё не было своих, а Толик уже работал и угощал сигаретками. Постепенно все втянулись в эту пагубную привычку и стали стрелять,  подбирать шпарики, или бычки, крутить козьи ножки и набивать их этой требухой, вытряхнутого табака, вообще курево становилось дефицитом. Особенно на рыбалках баловались этим курением,  затягиваясь с особым смаком. Я тоже не отставал и привыкал с трудом, закашливаясь, чихая и прочее, но заядлым курильщиком и зависимым, слава богу, не стал. Однако табачок  совсем неожиданно обнаружил в чулане сеней и целых полмешка деревенского самосада. Это, оказывается, деревенские мужики,  приезжающие к нам ночевать ещё в военные годы, оставили не распродав. Отец, видимо, при переезде его сохранил, бросил в чулан и забыл. А тут я и наткнулся на эту махорку. Загружал карманы махрой,  и мы с пацанами смолили и зобали дым крепчайшего самосада,  с большим смаком и наслаждением.  А ещё был случай, который тоже связан с приобретением этой не нужной привычки.  Отопление во всех домах было печное  и все заготавливали дрова. Кто и сам пилил и колол, а кто-то и нанимал таких работников. А один жилец нашего двора Гена Самарин придумал  не совсем обычный способ распиловки своих дров. Он, кому-нибудь из нас предлагал распилить одно бревно и за его распиловку премировал нас пачкой папирос «бокс» или «ракета»- для каждого шкета иронизировали мы. Как-то мы со Стасиком подрядились распилить не малого диаметра брёвнышко. Распилили, получили пачку «бокса», уж не помню,  сколько папирос мы выкурили, но меня так рвало и кружило,что я долго ещё не притрагивался к этому зелью.
    А время шло, мы подрастали, читали запоем книги, посещали библиотеки, ещё мы посещали избирательные участки (агитпункты), а про них надо рассказывать особо,  гурьбой записывались в спортивные секции и даже участвовали в городских соревнованиях.  Скоро начинается новый учебный год и мой последний в этой школе семилетке, а пока я прощаюсь до встречи в следующей главе.http://www.proza.ru/2010/03/15/500