3. the white reef

вроде

который день, украденный у жизни
я провожу у запертых дверей:
я вдаль смотрю на трещины в заборе,
а в остальное время просто сплю (с)

- а Берроуз - что? - возбуждённо даже, в порыве какой-то невзаправдашней ссоры.
- Берроуз? Берроуз годами рассматривал носок своего ботинка, обдолбавшись. Берроуз вообще был бы никем, если б не завязал. и, заметь, он сам признавал это.

уже неважно. я запрокидываю голову. в глаза обрушивается плоскость потолка, отколупавшаяся штукатурка кажется застывшей в уголке рта белой пеной. время симулирует эпилепсию, время смеётся, вконец утратив ощущение реальности, сдавшись на милость угрюмых санитаров районного освенцима. никто не сгладит для тебя эти грани, и минуты медленно плавают в воздухе, то и дело апатично натыкаясь на стены. в конце концов к горлу подступает злость на весь мир. в конце концов злость сменяется паранойей и бредом.

а после
нет ничего
и белая тьма у дверей
играет раскачанными ветром огнями фонарей-маяков. чёртов риф где-то поблизости - чувствую
не глазами, не сенсорными зонами коры полушарий
руками, пальцами - плавниками, быть может.
чувствую: скоро. через полтора километра. через сколько-то там отрезков-секунд. уже очень скоро.
и очень близко.

лёг на дно и ничего не знаю - не хочу больше ничего знать. думаю: мои однокурсники - они же совсем другие. их знакомые не сидят по тюрьмам, их друзей не находят мёртвыми где попало. да и причём тут друзья-знакомые? сам-то, чай, не многим лучше их - и единственная причина твоей жизни и свободы - не более, чем случайность. пустое, впрочем. зимы ждал, думал: легче будет. и снова - ошибки в расчётах, и я звоню тебе: ты ведь любишь меня в любом случае? и - трижды зря - слышу твоё да в ответ. всё остальное - мимо, развязаны руки.

- нееет, - тяну я, отгораживаясь выставленной вперёд ладонью от происходящего, - нет-нет-нет!..
но это неправда, конечно, это всё в голове. а в реальности его кухни стрелки часов утыкаются в предполуночную чёрточку, и я говорю: тогда позвони ему, что ли, может ещё успеем зайти.
и через пять минут мы, конечно, оказываемся в дороге, а через десять я опять тяну своё мысленное "нееет", и снова успокаиваю совесть доводами, что может быть, всё обойдётся. и на этот раз, и ещё... я думаю: рандомно направленная стрела едва ли часто попадает в цель.

она долго шуршит листами медицинской карты в поисках результатов. я вспоминаю всю свою жизнь, я думаю: бля, это было бы просто феноменальное везение, если бы она сейчас не обнаружила там слова "положительно". в тот раз, впрочем, всё и правда оказалось ништяк. старая добрая группа риска: наркоманы, проститутки, гомосексуалисты и медработники. из четырёх возможных я успел выбить 4 - это была небезынтересная жизнь, но сдавать анализы я больше не совался, мне просто по-человечески оказался ближе принцип неведения.

в полутьме пробиваясь сквозь липкий туман, отодвигая занавеску в душе... эй, твои глаза всё также светятся неоном, твои пальцы всё ещё помнят как это, когда день разобран на части, и собрать эти части воедино может только чудо, пожалуй, а ассортимент настоящих чудес в мегаполисе не так уж велик, если вдуматься, и не сложно выбрать что-то одно. на киноплёнке записан её чёртов смех, и это хуже любых проклятий. это где-то очень глубоко, и ты просто не хочешь совать пальцы в закручивающееся пространство этой чёрной дыры, чтобы после вытащить, наконец, обломок молочного зуба из мусороизмельчителя.

на 7й день рождения мне подарили какую-то детскую энциклопедию. единственная статья, которую я прочёл из этой книги, кончалась, кажется, приблизительно так:
"- доктор, помогите, доктор, пожалуйста, укол!.. черви, белые черви грызут меня...
это - наркоман."
человек метался в белых простынях, и комната тоже была белой. черви эти... /какие нахуй черви, прости господи?.. ещё и белые... бесконечна фантазия авторов подобного рода зарисовок_из_жизни... но в 7 лет... в 7 лет я пришёл, конечно, в полный восторг от этих окололитературных изысков/ я не знаю, может, вся эта белизна началась именно из этого эпизода?.. я шёл по улице, и это был первый за последние полгода чистый день, когда меня не ломало. везде был этот чёртов снег, всё - белым-бело, и эта белая мгла вдруг упала мне в лицо, застилая глаза, обволакивая трахею, лишая возможности сделать вдох или, хотя бы, выдох. я чудом добрался до дома, но и там - за окнами - не мигая смотрела сквозь меня эта проклятая белизна... уже через полчаса я наматывал потрёпанный жизнью ремень на правую руку. вскоре за окном не осталось ничего, кроме банальной сказки заснеженных веток. сквозь доносящуюся из динамиков музыку умиротворённо улыбалась тишина. мне ничего не снилось той ночью, я был практически счастлив.

и я пишу песни - всё время одни и те же
хочется сделать шаг (с)

он много раз говорил, что я неплохо пишу о разном, что разное это зачастую не лишено смысла, и что вся эта джанковая хрень - только фон, на котором, средство, с помощью которого... я кивал, мне было приятно всё это слышать, но это едва ли можно назвать правдой. на самом деле фон - это всё остальное, вся моя жизнь - только фон для одного и того же, набившего даже мне оскомину паттерна, не сильно отличающегося от старого киношного украл-выпил-в_тюрьму. я думал, мне не надоест никогда, но мне, конечно, надоело. другое дело, что - так или иначе - это всё, что есть настоящего, это всё, что я знаю и что я чувствую, а значит - всё, о чём я могу писать, не выдумывая картонных образов и не играясь марионеточными героями...

много после всех тех наших встреч я кладу билет у дверей - если хочешь, мол, можешь найти меня там. вход в клуб или вход в метро: распахиваются, улыбаясь, двери, а я - я смотрю сквозь толпу, смотрю сквозь полумрак отражений, я думаю: чёрт, ну где же ты - без тебя здесь всё ведь совсем иначе будет, наверное, всё не так и не то уж точно. be my rain... улыбались же возле дверей друг другу в глаза, чуть ли не плакали, признаваясь в любви - вновь и вновь...
а потом, как-то раз:
- если ты на этой неделе хоть раз вмажешься, я тебя никогда не прощу.
а итог же предсказуем, и после ты никак не можешь нажать кнопку звонка, потому что ведь всё тут же станет очевидно, всё станет ясно и просто, а ты не готов его потерять... стоишь молча у двери подъезда, а после, зажмуривая - как в душе - глаза, идёшь сквозь темноту переулков этих, думаешь: куда бы податься, и снова едешь домой к другу_детства, чтобы оттуда по проводам телефонного обеспечения сказать: извини, задержался, теперь не успею.

подсказками падает полночь в ладони.
[тихо-то как]
а помнишь... деревянный меч, летящие руны, песок и дороги сквозь лес, песни все эти под гитару и соло на флейте под неправдоподобно яркими звёздами... всё наше детство и вся наша юность до, а после - по разным дорогам, и лишь иногда соприкасаясь краями теней, говорим о неважном... да и о чем теперь говорить?.. оба по-своему проиграли, и оба выиграли - не в той игре...

совсем другим уже вечером, в попытках ответить себе на простейший вопрос из серии "как меня опять угораздило здесь оказаться?..", идёшь по вестибюлю той самой конечной, куда - как в рим - ведут все твои дороги почему-то (ну, разве что кроме тех, что кончаются у постамента ленинского памятника на площади трёх вокзалов), а в предложениях снова теряются подлежащие, и действующие лица становятся лишь тонким намёком.
"если есть $, купи ещё тоник :-)", - улыбается страшной желтушной рожицей смайлик на поцарапанном экране мобильника. этот мобильник года полтора назад пришлось покупать на какой-то пристанционной окраине питера, на деньги, взятые у кого-то взаймы - навсегда, как это нередко бывает. туманные истории того лета отчего-то вдруг встают перед глазами, словно всё это было вчера. бесконечная, переполненная застрявшими в пробке автобусами улица тянется в темноте вдоль унылых жилых многоэтажек, заправок, аптек... её дом - у него есть пара неплохих ориентиров - и, даже несмотря на то, что тебя не было здесь уже очень давно, ты без труда находишь дверь с полувыломанным домофоном.
она - так трогательно укутанная в какие-то домашние шмотки, больная очередной какой-то простудой, но говорящая всё так же несколько десятков слов за секунду. работа в суде, комната, которую она теперь собирается сдавать, санта-барбара других людей, её окружающих. половинки персиков в жестяной банке, я смотрю на неё и с удивлением понимаю, что больше не хочу от неё ничего, совсем ничего. хотел ли когда-либо?.. вполне возможно - мы запивали кучу всякой дряни дешёвым алкоголем, шлялись по каким-то умопомрачительным местам, и всё это, конечно, не могло не сопровождаться возбуждающими уже своей неуместностью сценами "censored". но после... сейчас... всё так трогательно и мило, так спокойно и по-товарищески, что всё, что было с нами раньше, кажется не более, чем выдумкой.
- а потом она...
- знаешь, я, наверное, скоро ложусь в больницу. психиатрическую, что характерно. №**.
- а ты... хм... не боишься, что тебя оттуда не выпустят?..
- да нет, в общем. я уже ничего не боюсь, - как пафосно, боже. но это почти что правда. я и впрямь давно уже не боюсь почти ничего, кроме тех, кто стоит за спиной. да ещё белизны этой, пожалуй. белизны, перемешанной с чем-то неантропоморфно-теневым, что заползло в моё тело между двумя станциями метро, когда я (ещё или уже?) был тем, другим... всё это слишком сложно, впрочем, и ей незачем об этом знать, ну да.

когда-нибудь я расскажу об этом своему психиатру... (с)
впрочем, нет. я рассказал ему всё это уже давно, так что дело было за малым, и мне в итоге пришлось согласился на госпитализацию, предложенную им ещё на первом сеансе - почти полгода назад.

шероховатые рукава ветра скользят по скулам. тот, первый, снег давно сошёл, а новая зима наступила в москве внезапно, в один день, и этот день я просидел на подоконнике деканата, ожидая приезда замдекана и - параллельно - своего друга, который, впрочем, точно также не появился. ветер на улице пел сквозь наушники почти сдохшего плеера голосом Чёрта - о том, в чём я сам себе не желал признаваться, о том, во что я сам всё ещё был не в силах поверить по-настоящему.

тогда, прощаясь, она отдала мне половину своих таблеток. ещё не успев дойти до метро, я почувствовал первые нотки знакомого парацетамольного привкуса, подумал: скоро.

может, то, что я ждал, уже началось,
и я кружусь в фантастическом танце... (с)

или нет? что там сказано? "никогда не умел общаться с людьми, жил в изоляции". "высокий интеллект" - ура, блять, теперь у меня и справка есть - от психиатра, впрочем, да и справка эта - не что иное, как направление на госпитализацию в районном дурдоме... всего в трёх остановках общественного транспорта от этого чудо-заведения для особо_одарённых - наша с тобой извечная наркотическая мекка, куда мы, кажется, ездим чаще, чем домой... я не помню точно: однажды... мы были так счастливы и сидели на горе в парке, а после какие-то люди в кружевных носках очумело носились по футбольному полю, и все трамваи всегда приходили точно в срок. эй, кто там - за дверью?... вот, наверное, именно это я очень скоро и узнаю... мы все очень скоро узнаем. это или что-то ещё - не имеет значения больше - в парадоксальной передней третьего дома, где сатурн - всего лишь средство для сбивания неприятельских самолётов и спутников, а наши волшебные бабушки играют в морской бой со своими котами... да там - там ведь детство - безоблачное и безрезультатное, колготки на вырост, смех за решёткой, первый паспорт, первый секс, попытка, которая отныне и во веки веков - тот самый первый шаг к провалу...
"а чтобы дальше не проваливался", - впервые скажет он в совсем уже недетской, наверное, книге, но ты не прочтёшь её до конца - никогда не прочтёшь, потому что надо же дальше, надо выше и глубже, а время уходит, и не время сейчас читать книжки, да.

слушали рэп в зачарованном подъезде, заедали горячим маслом чебуреков чистый спирт из лаборантской, никогда - никогда, вообще никогда - не считали нужным платить по счетам, потому что - к чему это всё, а деньги и самим пригодятся - героин, чай, нынче недёшев... потом встретили каких-то полудурков - полудурки застряли на крыше, пугая спецслужбы яркими вспышками на крыше напротив кремля - на крыше жилого дома на полянке фотографировались в мантиях - ну и кто из нас странен, ей богу?... - они пришли по лестнице за решёткой к нам, пока мы занимались в том подъезде своими_делами, а после к нам же пришли менты, желавшие знать, кто именно из с собравшейся публики решил застрелить президента.

чёртов риф сверкает огнями ночных дискотек и клубов по интересам.
интересы, конечно же, строго регламентированы масскультом - пожрать, потрахаться и обдолбаться каким-нибудь запрещённым, а оттого, конечно, сугубо_элитарным веществом класса люкс. я сижу дома и провожу параллели. напрягают только повсеместно установленные камеры видеонаблюдения. я не знаю, что мне думать обо всём этом.