У линкора у Новороссийска итальянская рвётся броня

Столы выстроили в одну линию. Накрыли как положено: водка, закуска.  Только пили не чокаясь…
В минувшее воскресенье на Братском кладбище севастопольцы поминали  моряков  линкора «Новороссийск».

…Многое стерлось в памяти, но ту холодную ночь с 28 на 29 октября 1955 года спасшиеся помнят поминутно. Казалось, что может произойти в тихом южном городе  спустя  десять лет  после окончания страшной войны? Все было, как всегда, спокойно  и на ночных улицах, и на дремавших в бухтах судах.

Только на военных  кораблях  жизнь не останавливалась ни на минуту: вахты, учения,  все усилия для того, чтобы в боевой обстановке не дать врагу застать себя врасплох. Но враг уже  казался далеким, иллюзорным, потому что каждый —  от матроса до адмирала — верил: войны больше  не будет никогда.

***

Девятнадцатилетнему парню  Гене Однокозову повезло. В 1954 году ему и еще одиннадцати его землякам из Николаевской области после окончания Николаевского учебного отряда связи посчастливилось служить в Севастополе — и не на каком-нибудь буксире, а на флагмане Черноморского флота  линкоре «Новороссийск»!  День за днем  пролетали флотские будни, минуты отдыха, походы в увольнение  на  Приморский бульвар… Прошел год —  можно помечтать и о «гражданке». А будущее казалось  невероятно счастливым! Советскому человеку покорялось не только море, но и небо: в том  самом  1955 году в воздух поднялся первый ТУ-104 , а где-то в казахских степях началось строительство Байконура.

В тот день (точнее, в ночь на 29-е) матрос Геннадий Однокозов после вечерних  занятий по  УТС (учебно-тренировочной сети) заполночь спустился в кубрик и мгновенно уснул.   

— Наш кубрик находился почти на полубаке, в носовой части по левому борту, — вспоминает  Геннадий Павлович. — В ту ночь я проснулся от страшного толчка: тряхнуло так,  что  верхний ярус кроватей оторвало с потолка (кровати были приварены цепями). В это время, в час тридцать, дневальный дал команду «Боевая тревога!». Я, как был, в трусах, схватив в охапку одежду (так нас учили поступать в  случаях тревоги),  побежал на кормовой сигнальный мостик, на свой пост…

 ***

—  Все уже знали, что произошел взрыв, — продолжает Однокозов. — Матросам, не занятым в спасательных работах, приказали построиться на юте (кормовой части верхней палубы),  но из-за давки многие   падали за борт. Корабль стал медленно  уходить носом  в пучину и крениться на левый бок. Командование флота на  спасательных катерах  прибыло быстро, но руководство было обеспокоено прежде всего  борьбой за «живучесть корабля». А ведь  можно было избежать многочисленных  жертв и посадить линкор на мель. Уже были запущены машины, начали проворачиваться винты… Но командующий   флотом вице-адмирал Виктор Пархоменко не позволил произвести этот маневр. Дальше все произошло очень быстро. Мы на мостике (а это около двадцати метров над водой) крепко держались за поручни, но линкор опрокинулся на левый бок, я услышал сильный  шум и ощутил морскую воду во рту.  Потом  мне показалось, что теряю сознание, меня словно клонило в сон… Я погрузился в воду, но на воздушной подушке поднялся снова на поверхность. Увидел широкую светящуюся полоску на горизонте: Cевастополь! И поплыл на этот спасительный свет…

До утра спасшиеся уснуть не могли — стояли на берегу и смотрели, как в лучах прожекторов спасательных катеров их «Новороссийск» постепенно уходил под воду.

Как стало известно позже, в катастрофе погибло 604 человека (по другим данным — 616), включая аварийные партии с других кораблей эскадры. Многие матросы были заперты в отсеках опрокинувшегося корабля — из них удалось спасти лишь девять человек.

***

Произошедшую трагедию, чей-то недосмотр, промахи и безалаберность списали на последствия Великой Отечественной войны. Так, согласно официальной версии, выдвинутой правительственной комиссией, линкор подорвался на донной магнитной мине, установленной немцами в 1944 году при уходе из Севастополя.  Однако эта версия имеет несколько слабых мест: аккумуляторы за 11 лет наверняка бы успели разрядиться, да и взрыватели бы пришли в негодность. 

Любопытно, что в стране, еще бредившей шпиономанией, почему-то никому сразу не пришла мысль о диверсии. А эта версия сейчас выдвигается как  основная.  Дело в том, что линкор «Новороссийск» изначально был   итальянским дредноутом  Giulio Cesare («Юлий Цезарь»). После войны страны антигитлеровской коалиции разделили итальянский флот. Нам достался «Юлий Цезарь». Известно, что накануне передачи линкора СССР в Италии открыто звучали призывы не допустить того, чтобы гордость итальянского флота оказалась под советским флагом. Как пишут современные исследователи,  силы и средства для диверсии в послевоенной Италии имелись. Во время войны на Черном и Средиземном морях действовали итальянские подводные диверсанты. Опытными  пловцами  командовал «черный князь» Валерио Боргезе. Именно ему и приписывают «авторство» взрыва на «Новороссийске».

У севастопольского автора Владимира Губанова есть замечательная песня (прослушать полностью ее можно здесь: http://www.youtube.com/user/MrProfessore#p/a/u/1/omFJ3MaWVEc), посвященная этой черноморской трагедии.  В ней есть такие строки:

Что невесело смотришь,братишка,
на родной севастопольский рейд?
Неугасшей кручины давнишней
в нашей памяти тянется след.
Видно, в самые черные списки
наша молодость занесена…
У линкора у «Новороссийска»
итальянская рвется броня.

***

 Удастся ли нам когда-нибудь узнать правду? Ведь с первых часов трагедии о ней было приказано молчать. Уцелевших матросов просто разослали по другим кораблям, где «новороссийцам» запрещалось общаться друг с другом и вообще произносить название линкора…

С помертвевших от горя акаций
в этот день опадала листва...
Нам отчизна не все еще, братцы,
о минувшем сказала слова.
Всё слабей перестук в переборки...
Что теперь причитанья невест,
если громче их слез на Исторке
развеселый играет оркестр?

…За длинным поминальным столом не произносят тостов. Геннадий Павлович Однокозов, ветеран, моряк, мудрый человек, вместе с другими   молча  выпивает рюмку водки. И только на прощанье  пьют  «за здравие». За здравие тех, кто живет и помнит.

 На сегодняшний день в Севастополе осталось двадцать девять «новороссийцев».


…Годы всё безразличнее мчатся.
Материнских не высушить глаз.
По их вечной печали печалиться
до сих пор не подписан приказ.
В пристань Графскую волны с оттяжкой,
как пощечины черные, бьют...
Нам грехи нашей Родины тяжкие
раздышаться никак не дают.

 

P.S. Автор благодарит семьи Однокозовых и Азаровых за помощь в подготовке материала.


Опубликовано в газете "Крымское время" 2009.10.29