Глава 1. Обыкновенное чудо.
«Все, хватит, - думал мальчик. - Не понимаю ничего. Зачем все это нужно? Я круглый день, час за часом рисую какие-то овалы. Неделю за неделей. Месяц за месяцем. Отец свихнулся на этом, теперь я лежу в больнице».
Школьник часто задавал себе подобные вопросы, но, не найдя ответа, отмахивался от них.
«Друзья, школа, все осталось позади. В больницу приходит только мать. Говорят, что это у меня наследственное». Ему хотелось остановить врача, проходящего мимо, закричать: «Доктор, что мне делать?» Но он только проводил его глазами и сказал:
- Что ж теперь будет, отец?
Мальчик лежал в отдельной палате. Он не был буйным. Это был единственный пациент, которому разрешали ходить везде и всегда. И он ходил. В руках у него неизменно были чистые листочки и пара заточенных остро карандашей. В любой момент мальчик мог остановиться и начать рисовать незамысловатые круги в каком-нибудь укромном месте.
Врач считал, что ему хватит недели-другой, чтобы закончить лечение и избавить его от художеств.
«Начал рисовать отец, - продолжал думать мальчик, - он не всегда был болен. Я в этом уверен. Теперь болен я. Так говорят, а мне так не кажется. Но и отец считал себя здоровым, хотя попал в психиатрическую лечебницу. Мы часто общались с ним, стояли рядом, но мысли его витали где-то в облаках. Когда он брал меня за руку, что-то происходило: пропадала неуверенность в себе, нервозность, пропадал страх.
Отца нет, и мне боязно. Я не знаю, как мне защититься. Как и от кого? Иногда хочется просто сбежать. Но отца нет, и некуда. Остался только страх, безысходность, куча недоумков вокруг меня и я. Я и мой страх. И мать, которая все время плачет, когда приходит в больницу».
Школьник поднялся с кровати, подошел к столу и начал рисовать обруч. Задержал дыхание, чтобы не дрогнула рука. Графитовый след сделал один оборот, прижался к первому витку и пополз вдоль него. За вторым витком последовал третий.
«Последний год своей жизни отец все время рисовал спираль, - вспоминал он, - рисовал каждую свободную минуту. Не отрывая карандаш от бумаги. Плотно, виток к витку. Следил, чтобы не появлялись просветы. Как только карандаш отрывался от бумаги, он все выбрасывал и начинал сначала. В результате какими-то ободками на листках была забросана вся квартира. Сначала она, потом больничная палата. Отец умер, и теперь я рисую спираль. Не знаю для чего это нужно, как не знал он, но уверен, что это необходимо. Что-то произойдет, когда я закончу. Уверен, что это нужно сделать быстро. Чем быстрее, тем лучше. И я боюсь двух вещей: или не успею дорисовать свой рисунок, или покончу с собой, как отец».
Круги спирали прижимались друг к другу. Их становилось все больше и больше. Худенький ободок рос на глазах. Мальчик осторожно переводил дыхание и, не прерываясь, чертил карандашом дальше. Он старался ни о чем не думать, чтобы не отвлекаться. Боялся забыться и все испортить, но управлять мыслями было сложно. Любой сквозняк, хлопок дверью могли отвлечь, и тогда все пришлось бы начинать сначала.
И это произошло: на карниз окна сел голубь, громко хлопая крыльями. Рука дрогнула от неожиданности, скользнула в сторону, увлекая за собой графитовый след.
Мальчик отбросил бракованный рисунок и взял новый чистый листок. Положил перед собой, но рисовать не спешил. Вернулись воспоминания об отце. Ему нравилось думать о нем. Он спрашивал его обо всем, что мучило его, хотя знал, что не дождется ответа.
Вместе с воспоминаниями к нему возвращалась память. Не сразу, отдельными картинками проявлялось недавнее прошлое.
Пришло время, когда прошлое сфокусировалось и выстроилось в стройную картину. Ему казалось, что это был сон. Сон, который отложился в памяти.
Школьнику приснился отец. Он стоял напротив кровати, смотрел на него и молчал.
- Ты, папа? Почему молчишь? Ты же умер?!
Было непонятно, что творится. Спит он, или все происходит наяву.
Откуда-то подошла мать и стала рядом с отцом.
- Мы не твои родители Степан. И ты не спишь. Мы в твоем сознании. - Услышал он голос. - Нам нужно поговорить с тобой.
Губы родителей не двигались. Лица были серьезны и напряжены.
Мальчик испугался, натянул до подбородка одеяло. Страх и любопытство не позволили ему спрятаться совсем.
- Не бойся, мы не сделаем ничего плохого. Мы облик твоих родителей приняли, чтобы не напугать тебя. – Голос не принадлежал ни матери, ни отцу: был чужим, бесполым. – Мы с другой планеты. И нам необходимо поговорить с тобой.
- Где мой отец?
- Твой отец умер. Он помогал нам, сам того не зная. Наверное, это неправильно, что мы не открылись ему, как тебе. Для него все это оказалось непосильной ношей. Но ты молод, у тебя должно получиться. И ты будешь все знать.
Страх потихоньку отступал, уступая место любопытству.
- Ваша планета скоро погибнет, нужно что-то делать.
Мальчик успокоился.
- Вы сами ее и погубите. Скоро – это не по космическим меркам, а по вашим.
Он поверил. Выбрался из кровати и сел на стул. Но поверил только в то, что ему не причинят вреда. Что погибнет Земля, казалось смешным.
- Даже ваши некоторые ученые поняли это и задумались над ее спасением. Но их не слышат или не хотят слышать. Все их предупреждения – голос вопиющего в пустыне. Кажется, так вы это называете.
- Вы переоцениваете меня, – решился возразить школьник. - Они не могут? А я смогу? Даже у отца не получилось!
Он смотрел на пришельцев и одевался.
- С нашей помощью должно получиться. По закону мы не имеем права вмешиваться в вашу жизнь. Но они несовершенны.
Школьника покинул страх, но стало мучить любопытство. Он больше разглядывал своих собеседников, чем слушал. Заметив, что пропустил последнюю фразу, стал внимательно следить за мыслью.
- Ни один вердикт не сможет все предусмотреть. То, что не запрещено, то разрешено. У нас также трактуются законы, как и у вас. Даже межгалактические. Мы придумали, как помочь вам, не нарушая их. Косвенно. Над этим работал твой отец. Кое-что сделал. У него не хватило терпения. Твой отец, Степан, просто не выдержал. Сдался.
Мальчик вспомнил последние дни его жизни. Только теперь он начал что-то понимать, а тогда все отца посчитали сумасшедшим и уложили в больницу.
- Почему я? Почему мой отец?
- У вас особый склад ума. Есть отклонения в психике. Вы аномальны относительно других, но так бы и не узнали этого, если бы не мы. Но аномальны в положительную сторону. Мы даже вступить в контакт смогли только с вами. С другими у нас просто ничего бы не получилось. И мы очень долго искали вас.
- Как мне вас называть?
- Обращайся как к своим родителям. Так будет проще. И случайный свидетель ничего не поймет.
- Да, не поймет. И меня просто поместят в больницу, когда услышат, что я разговариваю с умершим отцом.
- У нас – на примере твоего отца - уже появился кое-какой опыт. Такая ошибка больше не повторится.
Мальчик не понимал, с кем он разговаривает. Губы обоих собеседников не двигались, а голос в его голове звучал однотонно, постоянно один и тот же. Два голоса одновременно он ни разу не слышал.
- Не забивай себе голову пустяками, у нас не принято говорить одновременно и перебивать собеседника. - Услышал он ответ на незаданный вопрос. – Лучше послушай, что вас ожидает.
Мальчик сел и приготовился слушать.
- На планете меняется климат. Это даже дети уже понимают. Постоянные ливни, неожиданные снегопады, участившиеся разрушительные тайфуны и смерчи – это все творение людей. Попытки снизить загазованность атмосферы, пагубное влияние выбросов предприятий в окружающую среду - есть, но это капля в море.
У вас уже начала сдвигаться ось магнитного поля земли. Смещаются полюса. Знаешь, что это значит? Со временем климат изменится: там, где сейчас холодно, станет тепло. И наоборот. Это будет происходить постепенно, и вы сумеете к этому приспособиться. Растают ледники, но появятся новые в другом месте. Города у берегов будет подтапливать вода, и они, отстраиваясь, начнут отползать. Но это все мелочи по сравнению с тем, что вас ожидает еще.
Наступила пауза. Мальчик понял, что от него ждут ответной реакции, сказал:
- Да, я все понял. Если что-то будет непонятно, спрошу.
- У вас есть такой термин – усталость материала. При длительном и интенсивном пользовании предметом, он разрушается. Это правильно. Но нет термина усталость планеты. Симптомы налицо, а нет даже термина. Вы сумели обнаружить озоновую дыру. Поняли, к каким последствиям приведет ее рост. И стали «нитками штопать вход в пропасть»: замена фреона в бытовых приборах на другой газ только замедлила рост прорехи. Незначительно.
Сколько стран уже имеют космическую программу?
Ты представь кусок материи, который постоянно протыкают иголками. Место прокола затягивается. А если взять много иголок и раскалить их? Если увеличить их диаметр? И увеличить число проколов? Каждая космическая ракета – это очень большой факел. Он выжигает огромную дыру во всех слоях атмосферы. Стягивание «материала» уже не справляется с причиненным ущербом: его не хватает. А это уже серьезно. Катастрофа наступит внезапно, когда проплешина достигнет критической величины. И в это время уже ничего нельзя будет сделать.
Мужчина и женщина понимали, что мальчик осмысливает информацию. Дали ему время подумать и стали ждать вопросы. И они последовали.
- Что могу сделать я? Что делал мой отец?
- Ты будешь делать то же самое, только лучше. Мы сами долго думали, как обойти закон. И нашли единственный способ и единственных людей, которые в состоянии воплотить наше решение в жизнь. Ты будешь рисовать сходящуюся спираль. Представишь на бумаге озоновую дыру. Поверь, для тебя это сделать будет несложно. Карандашом обведешь ее контур и витком к витку заполнишь спиралью. Когда она у тебя сойдется в точку, вопрос будет решен. Остальное - за нами.
- Если бы все было так просто, мой отец давно это сделал.
- Ты прав. Должно быть соприкосновение линий - никаких отклонений. Карандаш необходимо перемещать с постоянной скоростью, без остановок, чтобы не было утолщений и разрывов. Все должно быть сделано за один присест. Графит не должен отрываться от листа.
- Это невозможно.
- Но это единственный способ. И есть серьезная поблажка. Мы тоже думали над этой проблемой и добились того, что спираль можно рисовать частями. Это уже наш вклад: усовершенствование своих технологий. Но ширина каждой части спирали должна превышать определенную минимальную величину, тогда озоновую дыру можно сужать поэтапно. У твоего отца из двухсот рисунков один или два получались. Если бы не случилось то, что случилось, все бы уже подходило к концу.
Мальчик хотел задать еще вопрос, но в комнате никого не оказалось. Открылась дверь, и вошла мать.
- Степан, ты уже встал? Как это на тебя не похоже. У меня даже завтрак не готов.
- А я и не хочу. Выпью только кофе с бутербродом. - Мальчик перебрался за письменный стол. Он был недоволен приходом матери - осталось много вопросов, незаданных из-за ее появления.
«Это был первый контакт, следующей же ночью все досконально расспрошу», - подумал он. Сразу вспомнилась заключительная фраза, прозвучавшая в голове: «Запомни! То, что знают двое, знает и свинья. Мы очень рискуем».
Мальчик пил кофе и вспоминал последние дни жизни отца. Теперь они представились ему в новом свете. Ему и раньше было жаль его, а сейчас жгучая тоска и нежность сдавили горло. Он незаметно для матери смахивал слезы.
- Счастливый. Дождался, наконец, своих летних каникул. Сейчас гулять? – спросила женщина.
- Нет. Нужно сделать кое-что, а то за лето забудется.
- Тогда уберешь, я пошла на работу.
Хлопнула дверь. Мать ушла.
Школьник первым делом достал стопку отцовских альбомов по рисованию. На каждом листе был изображен обруч.
«У него не получалась вся спираль, - догадался он, - рисовал частями».
Все изображения были как близнецы - первый виток на всех был одинаковый.
Мальчик долго перебирал рисунки, пока ему не попался обруч с меньшим внешним диаметром.
«Вот. Один приняли. Первый этап состоялся. Другие пошли уже меньше. Все, конечно, в уменьшенном масштабе».
Он достал чистый лист и стал всматриваться в него. Через некоторое время увидел островок. Тот имел форму круга, но края у него были неровными. Мальчик отложил лист и взял другой, такой же чистый. Не сразу, но на нем проявилось то же самое.
«Все ясно – это изображение озоновой дыры, и его нужно зарисовать спиралью».
К вечеру вся комната школьника была забросана рисунками обручей. Он рисовал их на обратной стороне отцовских. Рисовал, пока не дрогнет рука, потом отбрасывал.
«Есть»! – вдруг раздался победный клич мальчика. Он увидел, что очередной островок на чистом листе стал меньше, задрал обе руки с последним рисунком вверх и стал кружиться на месте, пока не встретился глазами с матерью.
Женщина стояла в дверях, наблюдала за сыном и плакала.
- Мама, ты что? Да не пугайся ты так. Я просто понял, что рисовал папа, и решил закончить за него рисунок.
- Поэтому и плачу. Ты помнишь, что случилось с отцом?
Сын догадывался, что своими художествами может убить мать, и стал следить за часами. Когда подходило время возвращения ее с работы, шел во двор и сжигал неудачные рисунки. Он разводил небольшой костер в углу двора и поглядывал на подъезд, высматривая мать. Иногда они возвращались домой вместе.
Лето промелькнуло очень быстро. Мальчика угнетало, что больше никто так и не появился. Но он поверил. Самым сильным аргументом было то, что и отец занимался этим.
В конце августа школьник дорисовал спираль.
Однажды утром он взял чистый лист бумаги и стал выискивать маленький островок, который он переделывал всего лишь раз десять - когда пятнышко стало маленьким, дело пошло быстрее. Пятна не было. Вместо него на листе проявился обруч, с которого он начинал. Мальчик подумал, что это случайность и взял новый лист. На нем оказался тот же обруч. У школьника началась истерика.
Женщина, придя домой, увидела сына, лежащего без сознания на ворохе бумаги, и все поняла. Вспомнила следы костра во дворе, постоянную усталость сына вечером, сопоставила все и … горько разрыдалась.
Так мальчик попал в психиатрическую больницу. Две недели ушли на то, чтобы восстановить его нервную систему. Он стал все чаще вспоминать отца. Рисовать спираль и думать о нем.
Пришло время, и к нему вернулась память, наступило просветление.
«Какой же я дурак, - подумал он как-то утром в больнице, ворочаясь в кровати. – У меня ведь специально первый раз приняли некондицию, над которой я работал всего лишь день. Чтобы сразу не сломался. Им нужно было дать мне проглотить живца, поверить в реальность происходящего. Теперь осталось восстановить пробел. Переделать первый обруч, только и всего».
Когда он - в очередной раз - потребовал бумагу и карандаши, доктор глубокомысленно пожевал губы, с сожалением посмотрел на школьника, но перечить не стал. На его лице можно было прочитать горькое разочарование.
Работа над обручем продлилась чуть больше двух месяцев. Это была самая трудная часть рисунка. Нужно было точно обрисовать как внешнюю окружность, так и внутреннюю. Этот рисунок должен был заполнить пустоту между краем и центром дыры. Диаметры были большими, и внутри нельзя было ошибиться.
Когда на новом чистом листке не проявился овал, школьник не поверил глазам, взял другой. На нем тоже его не оказалось.
Работа была закончена.
Мальчик с нетерпением ждал ночи, готовился к встрече с пришельцами, о многом хотел поговорить с ними, но проходила одна ночь, за ней другая, и никого не было.
Его выписали из больницы.
Школьник вернулся к своей обычной жизни. Его приняли в свой же класс с условием, что он нагонит отставание. Учился мальчик неплохо, и проблем с этой стороны не предвиделось. Как-то так случилось, что бывшие друзья отдалились от него. Он стал в классе отшельником, и это его устраивало. Он жил своей жизнью.
Но еще один раз ему все же пришлось попасть в больницу.
Однажды на уроке он взял чистый лист бумаги, поставил посередине точку и стал раскручивать от нее спираль. Мгновенная боль обручем сжала голову, и он потерял сознание.
В целом его жизнь наладилась. Мальчику очень хотелось кому-нибудь рассказать о происшедшем с ним, похвастаться, но эксперимента с развертыванием спирали ему хватило. И лишь однажды он едва сдержался, когда по телевизору в новостях сообщили, что принятые меры по замене фреона в бытовых и промышленных приборах дали свои результаты - озоновая дыра над полюсом затянулась, и человечеству больше ничего не угрожает.
Это был его праздник, но он даже матери не мог об этом рассказать. В этот день она застала его, сидящим над чистым листком бумаги. Мальчик смотрел на него и улыбался. Женщина положила руку на листок, чтобы забрать, но сын не дал и придавил ладонь своей.
- Погоди-ка, погоди-ка, мама, - сказал он, придержав ее руку, и правой, карандашом, начал что-то рисовать на листке.
Мать переживала за отпрыска, во всем потакала ему и терпеливо дождалась разрешения уйти. Ушла, а сын с удивлением рассматривал свой же рисунок.
- Степан, ужин стынет, - позвала через некоторое время женщина.
Мальчик ел, а перед ним лежала картинка.
- Мам, это тебе ничего не напоминает? - спросил он.
- Требуху. Внутренности какие-то.
- Правда, похоже.
Сын проглотил еду как можно быстрей и улетел из кухни в зал. Там он открыл медицинскую энциклопедию и стал внимательно изучать. Через час мать не выдержала, подошла к нему и спросила:
- Неужели я угадала?
- Почти. Ты как себя чувствуешь?
- Сердечко пошаливает. Говорят, сердечная недостаточность. Я уже долго ходить без отдыха не могу.
- Завтра идем к врачу.
- Ты что, Степан, а школа? А работа?
- К черту школу. На работе договоришься. Не любишь себя, так хоть меня пожалей. Что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится?
Сын знал слабое место матери, на этом и сыграл. С утра они отправились в больницу.
К врачу он зашел один, поздоровался и сказал:
- Я привел мать. Мне сосед-знахарь по секрету сообщил, что у нее вот в этом месте тромб, - мальчик обвел предполагаемый участок на своем теле, - врет, наверное, но проверить не мешает - мама на боли жалуется.
Врач взял карточку женщины, выписал направление и отдал все мальчику.
- Сделаете рентген, приходите. Мать твою помню, недавно была, - мужчина с любопытством разглядывал заботливого сына. - Хуже не будет.
Рентген сделали в этот же день, а утром следующего - операцию. У женщины удалили огромный сгусток крови.
Сын ежедневно приходил после школы в больницу. Мать все больше молчала и только держала его руку в своих. Как-то раз не выдержала и спросила:
- Степан, что это было?
- Тромб. Тебе разве не говорили?
- Я не об этом. С отцом и с тобой?
- Мама, сам не понимаю, но знаю, что мне это помогло обнаружить твою болезнь. Хочешь, еще поковыряюсь?
- Глупыш, иди домой и делай уроки.
На школьную программу дома Степан тратил не больше двух часов. Остальное время посвятил изучению анатомии человека. Любимой книгой стала медицинская энциклопедия. После нее дошла очередь до городской библиотеки. Книг по медицине здесь было много. Первое время школьник выбирал, но потом начал читать все подряд. Анатомия стала любимым предметом.
Как-то раз его вызвали к доске, и он получил за доскональный ответ пятерку. Степан рассказал то, что не знал даже преподаватель.
- Не в медицинский ли институт собираешься поступать? – поинтересовался учитель.
Вопрос мальчика озадачил. Он об этом еще не думал.
- Не знаю. Один раз случайно поставил правильный диагноз. Стало интересно: а вдруг смогу еще раз? - Его заинтересованность медициной началась неожиданно и также могла закончиться.
- Поставь мне, - подначила соседка по парте, когда он вернулся на свое место. – А вдруг сможешь еще раз?
- Дай руку.
Школьница протянула ладонь. Он уложил ее на чистый лист бумаги, рассмотрел и прошептал ей на ухо:
- У тебя месячные.
- Дурак.
- Но ведь прав?
Девушка покраснела и ничего не ответила.
В час дня, когда школьник шел в больницу к матери, его догнала другая одноклассница.
- Степан, а меня не проверишь?
- Нет. Знаю, кто тебя направил, могу и так сказать: нет сейчас месячных.
- Правильно, но мне не это нужно. Ну, что тебе стоит?
Мальчик взял ее руку в свои и стал оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь белого. Взгляд остановился на облаке.
- У тебя болит правый бок?
- Да, я два дня пью карсил от печени.
- У тебя аппендицит, причем гнойный. Я бы не затягивал с этим.
Через неделю, когда у девочки вырезали аппендицит, и она пришла в школу, Степан не знал, куда деться от просьб.
- Здоров как бык.
- Здорова как корова.
- Кури поменьше, и кашель пройдет.
Он бы еще долго ставил диагнозы, если бы не почувствовал слабость и не потерял сознание. Его привела в себя нашатырем школьная медсестра.
Школьник ушел домой. Остаток дня провалялся в постели, но к приходу матери с работы, заправил ее и сел за уроки. Вечером к ним зашла соседка.
- Степан, поговори с ней, посмотри. Она меня уже неделю донимает просьбами и своими болячками.
Мальчик с мольбой посмотрел на мать, но она не поняла, подумала, что он капризничает. Старушка уже стояла в дверях, и ему ничего не оставалось, как согласиться.
- Вам сколько лет? – спросил он, держа руку соседки в своей.
- Восемьдесят один.
- Принимайте восемьдесят один грамм водки ежедневно за полчаса до обеда или ужина. И не забивайте себе голову всякой ерундой. Если выпьете чуть больше, не расстраивайтесь.
Мать пошла провожать соседку, а когда вернулась, сын уже лежал в постели. И только тут она заметила неладное.
- Степан, ты, сам-то, как?
- Плохо мне, постоянная слабость. А соседка просто старая. От общего износа организма лекарств еще не придумали. Витамины разве что? Нам с ней их надо принимать.
Следующую неделю мальчик провалялся с температурой дома. Ровно столько оставалось до весенних каникул. С этого времени к нему перестали приставать с просьбами.
В каникулы он начал бегать по утрам. Купил гантели. А один раз, вернувшись со дня рождения одноклассника, увидел, что его плательного шкафа нет на месте. Четверть комнаты заняли спортивные тренажеры.
- Ма, ты с ума сошла, - обрадовался и одновременно удивился он. – Эти штуки стоят огромных денег.
- Я не покупала. Пришли мужики, спросили, где установить. Сказали, что все оплачено. По документам я выяснила, что это организовал отец той девочки, которую ты отправил на операцию с аппендицитом.
- Тебе надо было отказаться.
- Банкир он. С него станется.
- Этот диагноз любой врач поставил бы.
- Ложка хороша к обеду. Это просто здорово, что тебя не было, когда они приехали.
Мать радовалась за сына. Ближе человека у нее не было. И она видела, что он доволен.
- Не переживай, Степан. Тебе необходимо набираться сил. Я не провидица, но кое-что понимаю. Недалеко время, когда здоровье тебе понадобится.
Сын перестал спорить. Тренажеры увлекли его. Он едва успевал переставлять ноги на беговой дорожке, включив случайно очень большую скорость.
- Мам, не хочешь поскакать?
- Я свое уже отбегала.
- А я сейчас тебя проверю, - сказал он и сошел с дорожки. – Подайте перста, мадам. И ни на что не жалуйтесь, сам попробую определить.
Мальчик взял руку матери и закрыл глаза. Через минуту он усадил ее на стул, присел рядом на стульчик. Ногу женщины положил к себе на колени. Обхватил ее у коленной чашечки двумя руками и стал вытягивать их вниз, словно снимая гетры. Так он проделал несколько раз, потом погладил голень ладонями, будто втирая мазь. Все повторил со второй ногой.
- Я пошел осваивать другую технику, а ты через час скажешь, помогло или нет. Массаж еще никому не вредил.
Когда сын потный и довольный пришел на кухню и увидел плачущую мать, испугался:
- Мама, тебе плохо?
- Нет. Я помолодела.
- А чего ревешь? – Мальчик разлил сок и один бокал протянул женщине.
- Отец, он тоже таким был?
- Скорее всего, да.
- А я его в больницу отправила. Меня саму лечить надо было. Почему он не объяснил?
- Много я тебе объяснял? Сам случайно обо всем узнал. А он – нет. Я и сейчас не знаю, что к чему и почему.
Ты вот руку подносишь к огню и чувствуешь жар. Это понятно, потому что у всех так. А я, при соприкосновении с кем-либо, чувствую то же, что и человек к которому прикасаюсь. И это не все. Ему может быть и не больно, а у меня начинает ныть то место, которое у него не здорово. Мне и сил-то из-за этого не хватает. Но теперь это поправимо. Готовь поесть, я пошел скакать дальше.
Весенние каникулы таяли незаметно. Большую часть времени школьник проводил за занятиями по медицине. Он натаскал кучу книг из библиотеки, читал их запоем и прерывался лишь, чтобы поесть и позаниматься физкультурой. Он составил себе график и ежедневно - по нескольку раз - забирался в свой спортивный уголок. Ему очень нравилось, что теперь не нужно было бегать по улице.
Один раз мать застала его за изучением иностранного языка. Заметила, что это не английский, который он изучал в школе.
- Что за язык? - спросила она.
- Мертвый, никому ненужный, кроме юристов и медиков. Латынь. Он и им не нужен, но дает возможность глубокомысленно выдавать цитаты - знай наших.
- А тебе, зачем он?
- Отвечать той же монетой. Я, похоже, займусь медициной. Раз кое-что у меня неплохо получается, почему нет?
Женщина ничего не сказала. Ушла. Когда вернулась в следующий раз в комнату сына, увидела его сидящим над белым листком. Страх пронзил ее тело.
- Опять! Ты что, Степан?
- Хороший вопрос мне задала, вот и задумался. Прежде чем лечить людей, нужно изучить себя. С чего я взял, что медицина мое призвание?
Страх за сына не отпустил женщину.
- Хорошая профессия. Лечить людей, что может быть прекрасней?
- И рано или поздно они все равно умрут. Мы все умрем.
- Ну что за мысли, Степан? Одно дело умереть молодым и другое – дряблым стариком. Молодые должны иметь шанс прожить всю жизнь. И прожить полноценно. А ты знаешь, что старики, в большинстве своем, устают от жизни. И в основном из-за болезней. Они не боятся смерти и ждут ее.
Сын с удивлением посмотрел на мать.
- Ма, а ты права. Я так этот вопрос не ставил. Думал только о себе.
Он встал, прошел на беговую дорожку, включил ее.
- Почти убедила, но и я прав.
- Прав и вырос. Ты знаешь, что я все твои брюки отпустила? Так пойдет дальше, полностью одежду менять нужно будет. Рубашки в плечах уже маленькие.
Женщина ушла. Мальчик постепенно наращивал скорость на беговой дорожке пока не добрался до обычной. Установил таймер. Он приучил себя бежать и думать о своем – о наболевшем. Ему хотелось вновь встретиться с пришельцами, но он никак не мог понять, как это сделать.
От раздумий отвлекла мать. Она пришла и несколько секунд смотрела, как сын движется по бегущей дорожке.
- Степан, к тебе гости.
- Кто? - спросил он, выключая тренажер.
- Рабочий, что устанавливал спортивный комплекс, и девочка. Я догадываюсь, что они хотят, но решать тебе.
Мальчику очень нравились тренажеры, он был благодарен всем, кто хоть чуть-чуть участвовал в том, чтобы это чудо появилось у него дома. Гостей он принял даже с радостью и сразу же выпроводил всех из комнаты, оставшись с девушкой наедине.
Она была его ровесницей. Парень не знал ее, немного стеснялся, поэтому принял менторский тон:
- На что жалуемся?
- Боли внизу живота.
- Сними блузку.
Девушка жалобно посмотрела на Степана и прикусила губу. Ей было стыдно.
«Отец заставил, - подумал он, - сама бы ни за что не пришла. Сколько болезней становится запущенными из-за стеснительности. Потом это проходит. Остается только неизлечимый недуг. А ведь и я такой же».
- Мне что, тебя уговаривать? И ложись на софу, приспусти юбку.
Мальчик специально грубил и не смотрел на тело девочки, чтобы не смущать ее. Рука его закрутилась спиралью по животу. Он ничего не обнаружил, но не сомневался, что это вопрос времени. Спираль сдвинулась чуть ниже, и рука почувствовала прикосновение к волосам. Горячая волна обдала мальчика, но он подавил в себе все чувства и продолжил движение руки по кругу.
- Одевайся. - Юноша встал со стула и вышел на кухню.
Гость о чем-то беседовал с матерью, прервал разговор и вопросительно посмотрел на вошедшего.
- Вы только не пугайтесь. Известие неприятное, но на сегодняшний день это лечится.
Мужчина поднялся, потом снова сел на стул. Слова парня и напугали, и успокоили его. Он с нетерпением ожидал продолжения.
- У нее рак матки в начальной стадии. Вам нужно сделать анализ крови. И вообще убедить врачей проверить дочь на этот диагноз. Тогда все пройдет без сучка и задоринки. Вы знаете, что сейчас даже прививки от этого делают? К врачам обращались?
- Нет.
Мальчик укоризненно посмотрел на мать и ушел в зал.
Когда гости разошлись, они сели пить чай. Мать обнаружила в шкафу на кухне конверт с деньгами. Сын это знал. Оба молчали. Первой не выдержала женщина.
- Я не знаю, когда он положил. Выходила. Хоть в этом не упрекай меня. И я не знала, что они не были у врачей.
- Больше никаких пациентов. Для них я болен. Мам, ты представляешь, что у меня могут возникнуть проблемы? – Степан заметался по кухне. - Я ведь никто. И вдруг практикую. Не знаю уголовного кодекса и то догадываюсь, что две-три статьи по мне уже плачут.
- Степан, все произошло случайно, при тебе, можно сказать.
- Хорошо, – утвердительно кивнул сын. - Тема закрыта.
Мать убирала со стола, когда вдруг спросила:
- Ты говорил, что ощущаешь ту же боль, что и пациент. А как это происходит с женщинами?
- Становлюсь бесполым. Не знаю. Я же предупреждал, что мне надо сначала изучить себя.
Больше к ним никто не приходил. Во всяком случае, мальчик об этом ничего не знал. Даже в школе к нему ни с какими просьбами уже не обращались: всех напугал его обморок перед каникулами.
Жизнь текла своим чередом. Школьник наверстал отставание. Закончил год он хуже, чем обычно, но это его мало волновало. Он даже подозревал, что кое-кто из учителей завысил оценки. У него были пятерки по нескольким предметам. Это были те, которые он изучал с упоением. И физкультура. К концу весны, неожиданно для всех, он вытянулся. Постоянные занятия на тренажерах сделали стройным. Мать сменила весь его гардероб. Никто Степана больше не называл мальчиком.
- Последний год учебы остался, - заметила как-то мать в конце мая. - Что дальше планируешь? Или еще не задумывался всерьез? Помнится, медиком кто-то хотел стать.
- Несет меня течением. Время еще есть.
Школьник даже не предполагал, что выбор ему придется делать гораздо раньше - буквально через неделю.
В начале июня к ним приехали двое мужчин: худенький бородатый старичок в очках и полный пожилой человек с тростью и старым, потрепанным портфелем. Они попросили уделить им время для разговора. Это были работники медицинской академии. После недолгих переговоров, они со Степаном уехали в больницу. Там - в отдельном кабинете - ему представили шестерых пациентов. Одному за другим школьник поставил больным диагноз, после чего его отвезли домой.
Парень с первых слов понял, что от него хотят. Затея понравилась, и уговаривать его не пришлось, но…. Прошел день, за ним второй. Никто и ничего ему так и не сообщил. Юноше надоело дежурить у телефона, и он смирился с неопределенностью, потихоньку стал забывать о случившемся. А на третий день мужчины приехали вновь, ввалились в квартиру как старые друзья, словно знали, что здесь их ждут давно и с нетерпением.
- Молодой человек, - начал разговор старик прямо с порога, - из шести, поставленных вами диагнозов, четыре совпали с нашими. Два - нет. Один был сделан неверно врачами. После тщательного изучения мы пришли к такому выводу. Они были неправы. Второй еще изучается. Вопрос спорный, но лечение по нашей методике не дало ожидаемого эффекта. Пробуем лечить, исходя из вашего диагноза. Но уже сейчас ясно, что из вас может выйти великолепный врач. На то, что в обычном порядке занимает уйму времени, вы затратили минуты. И, заметьте, с необычайной точностью, без всяких анализов, не зная истории болезни, не задав ни одного вопроса. Как, вы сказали, ставили диагнозы? Молча?
Старик поднялся с кресла и начал ходить по комнате.
- У вас дар. Я с таким еще не сталкивался. Вы не имеете права не воспользоваться им. Жаль, что ваша мать на работе. Она бы поддержала меня. Я с ней еще поговорю. У нас есть предложение. По профилирующим предметам вы, сами того не зная, сдали экзамены. Разговаривать на равных с нами не всякий выпускник медицинского института сможет. Мы предлагаем вам учиться в нашей академии. С осени. С администрацией школы я утрясу вопрос. Аттестат получите экстерном.
Оба мужчины смотрели вопросительно на юношу. Степан молчал.
- У вас есть время подумать. До осени. Молодой человек, вот наши визитки. – Старик протянул две карточки. – Почему молчите?
- Не знаю. Все так неожиданно. Я ведь сам не понимаю, как все происходит.
- Но ведь происходит! Мессинг до конца жизни не понимал, но это не мешало ему творить чудеса. Знаете такого? Он прошел через все посты к Сталину без пропуска и сопровождения, хотя в Кремле караулы стояли еще те.… Тогда за всякие провинности наказывали не так, как сейчас.
Я, когда ехал к вам, считал, что встречу очередного шарлатана. Вы должны учиться у нас.
- Но ведь я могу…
- Можете, что хотите, но только до осени. Я вас заставлю учиться в нашем институте, черт, академии.
Мужчины ушли, а парень взял верхнюю визитку и стал читать.
«Вот-та-та. Проректор по научной части, - отметил он. - Но лучше бы мне встретиться с голограммами моих родителей. Вот кто мог многое объяснить».
Парень пролежал остаток дня на софе, думая, как ему добраться до тех, кто знает ответы на его вопросы. Так ничего и не придумал. От мыслей отвлек звук открывающейся двери.
- Степан, ты дома?
- Дома и переполнен новостями.
- Надеюсь, хорошими?
Сын рассказал обо всем. У матери сразу поднялось настроение, и сами собой начали складываться планы на будущее:
- Отдыхай лето, а осенью начнешь осваивать специальность врача. Я рада за тебя: сейчас бесплатно мало кому удается учиться.
- Да, мама, у меня еще есть время, чтобы решить свои проблемы.
- О чем ты?
- Так. Осень лета мудренее. Слышала новую пословицу?
- Иди, лучше побегай на своей ленточке, пока я приготовлю ужин. Помечтать и то не даст. – Мать жаловалась на сына ему же.
Лето мало повлияло на распорядок дня парня: письменный стол и спортивный комплекс; занятия и поддержание формы. Только бегать он утром стал чаще на улице. Играть со сверстниками не тянуло. Одна навязчивая идея не давала покоя - нужно было встретиться с голограммами. Что это были они, молодой человек давно догадался. Но через них можно было пообщаться с пришельцами. Не сразу, но он нашел решение. Так ему казалось.
Все валилось из рук, пока он не приступил к выполнению своего плана. Пообедав, юноша разобрал постель и улегся на софу. В одной руке он держал карандаш, в другой ватку, смоченную нашатырным спиртом. Уложив листок на журнал, он стал рисовать спираль. Начиная из точки, против часовой стрелки, он стал ее разворачивать. Боль охватила голову, и пришлось все отложить. Следующая попытка закончилась тем же, но спираль получилась чуть больше - выручил нашатырный спирт. После третьей он потерял сознание. Не сразу, так как боль нарастала постепенно. В последний момент журнал упал на пол и закрылся, спрятав между страниц его художества.
Вечером пришла мать. Увидела спящего сына, укрыла его, решила не будить.
Ночью произошла встреча.
- Чего ты добиваешься? – спросил отец, не разжимая губ. Он сидел в кресле.
Юноша отдохнул и все же чувствовал легкое недомогание, но сразу же забыл про него, когда услышал голос.
- Встречи. Кто ты?
- Мы это уже обсуждали.
- Тогда я был напуган и не готов.
- Сейчас, значит, подготовился и не боишься?
- Рано или поздно все умрем. Ты тоже. Как тебя зовут?
- Я уже говорил… Степан, ты не ответил на вопрос. Чего ты добиваешься?
- Отцом я тебя называть не буду. Как мне к тебе обращаться? – и в этот раз не стал отвечать юноша.
В комнате зависла тишина. Она была постоянно, потому что общение происходило мысленно. Парень помнил это и не говорил вслух.
- Айк. – Донесся откуда-то из подсознания через продолжительную паузу ответ.
- Ты знаешь обо мне все, Айк. Расскажи о себе.
- Что тебя интересует?
- Все.
- Я инопланетянин. Диссидент. Так у вас это называется. Но об этом никто не знает. Перед тобой голограмма. Доволен?
- Нет, – ответил юноша. – Что ты здесь делаешь? Скрываешься, диссидент? От кого? От нас или своих?
- Мне не нравится политика руководства моей планеты относительно других цивилизаций. В этом причина и ответ на все твои вопросы. Невмешательство – это порочно. – Голограмма прошлась по комнате и неожиданно вернулась к креслу. - На моих глазах погибла одна. Знаю еще о нескольких таких, ранее заселенных планетах. В большинстве своем они сами виноваты. Как и вы, постепенно разрушили свой дом.
- И?
- И я помог вам. С твоей помощью. От меня ждали другого. Отсылаю сейчас ложные отчеты, но, в конце концов, все это прекратится. Там скоро сообразят. Меня ожидает аннигиляция.
- Что это значит?
- Тела нет, разум здесь. Вытащат его отсюда и уничтожат.
- А как же без тела?
- Тяжело, но можно. По планетам, где есть жизнь, у нас путешествует только разум. Когда я прибыл сюда, нашел твоего отца. Вы используете свой мозг лишь процентов на двадцать, не больше. Поселился у него, там места в мозгу свободного тоже достаточно было. Открыл новую папку, как вы говорите про компьютеры.
- Он погиб из-за тебя!
- Да. Признаю. Я не сразу понял, что нужно открыться. Пытался использовать его втемную. Он не выдержал. Покончил с собой. Прости меня и пойми: ваша планета была на грани исчезновения.
- Почему он и я, Айк?
- Все не так просто. Таких, как вы, единицы на планете - гримасы генетики. Если бы я не нашел вас, через неделю погиб или вернулся назад, что скорее всего. И это хорошо, что таких мало. В противном случае на нашей планете вас включили бы в туристический маршрут. Ты можешь себе это представить? Миллионы людей подчиняющихся непонятным командам. Их ведь тоже бы использовали втемную. У вас такое называется эпидемией. Так, кажется? Или массовое помешательство? Врачи занялись бы лечением. Но бороться с бактериями – это одно. С более развитой цивилизацией – другое.
Отправляясь сюда, я очень рисковал. Мне повезло, что нашел тебя с отцом.
- Я приютил бандита, - засмеялся юноша. Смеяться про себя он не мог, и в комнате раздался смех.
В соседнем помещении послышалась возня. Ночью звуки были намного слышнее, чем днем. Парень понял, что через минуту появится мать, и гостю придется сбежать.
- Как мне с тобой общаться?
- Скажи вслух: Айк, когда никого не будет рядом.
Вошла мать и присела на край софы.
- Ты сегодня рано лег, заболел? Почему не спишь, кошмарный сон приснился?
- Сам не понял, какой. Проснулся от собственного смеха.
- Перевернись на другой бок и спи. Он больше не повторится, - мать погладила голову сына, поправила одеяло, но уходить не стала.
«Если бы», - подумал юноша, но совету матери последовал. Он все еще чувствовал слабость, и разговор с Айком утомил, поэтому через минуту забылся.
Женщина, заметив, что сын задремал, поднялась и вышла.
Утром Степан не сразу вспомнил, что произошло ночью. Убедился, что это был не сон лишь после того, как вытащил из-под софы журнал и с ним три белых листочка со спиралями. Первой реакцией было желание продолжить разговор, но голод и благоразумие взяли свое.
Мать была на работе. Юноша быстро перекусил - подхлестывало нетерпение - сел на софу и позвал:
- Айк, мы одни. Выбирайся для разговора.
В комнате появилось изображение отца.
- Не хочу видеть тебя в этом облике - больно. Ты не мог бы принять свой?
Голограмма молчала.
- Айк, это невозможно?
- Почему нет? Выбери лучше какую-нибудь фотографию.
- Для чего?
- Ты знаешь, где находится моя планета? Конечно, нет. Далеко.
- Расскажи, буду знать, - предложил юноша.
- Это навряд ли. Если взять темный лист, и белыми точками отмечать звезды и планеты, которые попадутся на пути к ней, то лист станет белым. Возьми чистый белый лист – это будет карта звездного мира на пути к моему дому.
- Эка невидаль! Возьмем два листа, разобьем весь путь на две части.
- Будет два белых листа.
- Четыре?
- Только при одиннадцати на них появятся темные вкрапления.
- Да, это серьезно. Далеко тебя занесло. Но причем здесь голограмма?
- У вас сильно отличаются по внешнему виду коренные жители Африки и Европы?
- Достаточно. Одни черные, другие - белые. И что?
- Между Африкой и Европой несколько сотен километров, самое узкое место – Гибралтарский пролив, если не ошибаюсь. Шестьдесят пять километров, и такая разница. А теперь представь расстояние между нашими планетами. Как сильно, по-твоему, мы с тобой отличаемся по внешнему виду?
Молодой человек долго молчал. Только сейчас он по-настоящему осознал суть происшедшего.
- Понял, извини.
Он достал журнал, о котором не знала даже мать, и стал разглядывать обнаженных красоток, пока не заметил улыбающееся лицо отца. Улыбка далась ему с трудом и больше походила на оскал.
- И не мечтай. Айк – мужское имя. И это будет тебя отвлекать от разговора. Ты и так не полностью отдаешь отчет в том, что произошло. Я сам выберу себе облик.
Перед Степаном предстал старик в очках, что недавно навещал его.
- Ты решился поступать в бывший медицинский институт, а сегодня, черт, академию? – спросил он.
- Профессор! Лучше бы какой-нибудь мой ровесник.
- Так будет лучше для всех. Может быть, на сегодня хватит?
- Почему? Тебе не скучно одному?
Старик помял бородку и глубокомысленно произнес:
- В нашей лексике нет таких слов: скука, тоска. Их заменяет размышление. Ты думаешь даже во сне, я тоже всегда, но более рационально. И ты перестал заниматься медициной, не ответил даже на мой вопрос.
- Я еще не решил, куда поступать. Пока есть время. И выбор. Почему медицина? С твоей помощью можно ведь улучшить жизнь на земле. С вашими технологиями, да в нашем огороде!
- Этого не будет, - ответил старик и исчез.
- Айк, - закричал юноша, - вернись. У меня еще есть вопросы!
Его голос разнесся по комнате - не только смеяться, но и кричать Степан мысленно не мог. Профессор не вернулся.
«Устал, - подумал юноша, - и он прав. Пора и честь знать».
Остаток дня прошел по ранее составленному расписанию.
Вечером пришла с работы мать и выгнала сына на улицу:
- Иди, подыши свежим воздухом. Лето как-никак.
- Хорошо. Гулять, так гулять, - согласился он. – Ты с работы, я – гулять.
Парень ушел. У него был насыщенный график, который он сам же и составил. В нем не было места улице. Мать была права, отправив сына на свежий воздух.
Лето развернулось в полную силу. Город утопал в зелени. В центре ее было мало, но здесь - на окраине - с избытком. Было душно, но иногда начинал дуть ветерок и приятно шевелил волосы.
Неожиданно потемнело. Юноша поднял голову и увидел небольшую тучку. Она и закрыла солнце. Начал накрапывать дождь. Постепенно он набирал силу и, наконец, хлынул как из ведра. Неожиданный ливень разогнал всех, а Степана заставил забежать в летнее кафе.
«Как можно жить где-то в другом месте? – подумал юноша, - Айк несчастный человек. Нет, какой же человек? Несчастное создание. Но он говорит, что не знает, что такое тоска».
Дождь закончился так же быстро, как и начался. Парень допил коктейль и выбрался из-под огромного зонта над столом на тротуар. Асфальт был мокрым. Улица потемнела из-за влаги, но солнце уже продолжило свою ежедневную работу, избавившись от тучи.
- Степан, ты? - спросила мать, когда сын вернулся, - сходи за хлебом, пока магазины не закрылись. Я забыла тебе сказать. И вынеси мусор.
Юноша не расстроился, что пришлось вернуться на улицу.
- Лето – самое короткое время года, ты не находишь? – спросил молодой человек у Айка, когда мать ушла на работу, и они встретились вновь, - оно летит, а зима катится.
- Не знаю. У нас нет времен года.
- Как это? Я догадываюсь, что сутки у вас не двадцать четыре часа, что времена года не по три месяца, но чтоб их не было совсем?
- Так и есть. Для этого достаточно заставить планету вращаться так, как тебе нужно.
- И всего-то? А день-ночь – сутки прочь, куда деть?
- Никуда, для нас это не принципиально.
- А когда вы спите?
- Как работает твое сердце, Степан?
- Молча: сжимается – работает, выбрасывая кровь. Разжимается – отдыхает.
- А у нас точно также весь организм: закрыл веки – спишь. Открыл – бодрствуешь. Ты замечаешь, как сердце отдыхает? Нет. Мы тоже.
- Я-то думал, ты вчера сбежал из-за усталости.
- Устал, но это не то - духовное. Физической усталости мы не чувствуем.
- Раскрутить планету по-другому рискованно. Может, поделишься опытом с неучем? – спросил с надеждой Степан. – Хочу круглый год лета.
- Это, пожалуйста. Выбираешь где-нибудь в галактике планетарную систему вроде своей, проверяешь на наличие жизни. Нет, значит, повезло. Начинаешь экспериментировать. Научился, милости просим. У нас даже эвакуации не было, когда все провернули.
- Такие советы и я могу давать. Ты конкретнее.
- Меня тогда на свете не было. И мы договорились, что никаких передач технологий.
- Кто это – мы? Ты! Даже не объяснил, почему. – Парень начал горячиться и некоторые фразы произносить вслух.
- Я не бандит, хоть ты так меня назвал. Диссидент. Я против некоторых законов моей планеты, но не всех. Нельзя смотреть и просто наблюдать за гибелью цивилизации, пусть и слаборазвитой. Нужно выручать. В этом мое несогласие. А развиваться она должна сама. Тут я солидарен. И я прибыл сюда не латать вашу озоновую дыру. Это просто совпадение. Вам повезло, что я диссидент. Прислали бы сюда кого-нибудь другого, а не меня, ты бы о нас даже не узнал. И отец твой был бы жив. Прожил еще немного со всеми до катастрофы.
- Все же, почему?
- Если ты не понимаешь общепланетарных причин, быть может, удовольствуешься меркантильными? Лет через триста по развитию вашей цивилизации будет заметно вмешательство посторонних. Меня просто-напросто вычислили бы. И так казнят, но за убеждения, а не измену.
- Триста лет? – парень смотрел на профессора с открытым ртом, - а я? А мы с тобой? Как это?
- Мне не удастся столько скрываться здесь, но как вариант, рассмотреть можно. Когда ты умрешь, я перейду в мозг другого тела.
- Ты хочешь сказать, моих детей, в других ведь не получится? Фиг тебе. Только баш на баш. Я тоже кое-что смыслю в меркантильных отношениях. До общепланетарных ты мне не даешь дорасти и не только мне.
- Степан, не обязательно, что это будет твой родственник. Есть где-то еще такие люди. Это, во-первых. Во-вторых, неблагодарный, ты забываешь, что я помог избавиться от озоновой дыры. Мне только из-за этого пришлось открыться перед тобой. В-третьих, я могу просто больше не общаться с тобой. Не парься.
- И узнаешь, что такое похмелье. Тяжелое. Когда голова трещит, и мозги набекрень. Я тебя и там достану.
- На сегодня хватит. Завтра меня не будет. У меня, кстати, своих дел хватает.
Юноша махнул рукой в знак протеста, пытаясь остановить профессора, но тот уже исчез. Он схватил карандаш с белым листком и хотел начать раскручивать спираль, но вовремя одумался. Доводы Айка начали доходить до его сознания.
«Он спас нашу планету, а я - неблагодарная тварь, - эта мысль остановила его. – Но из-за него погиб мой отец. Сам, правда, тоже может погибнуть».
Парень сидел на софе и с самого начала дословно перебирал весь разговор.
«Умер мой отец, отдал, сам того не зная, жизнь за нашу цивилизацию, - подвел он итог. - Эта голограмма его жизнью пожертвовать смогла, а своей - за ее развитие - даже рискнуть не желает. Через триста лет, видите ли, после нестандартного развития планеты, могут обнаружить ее вмешательство.
Тебя же, Айк, сто раз убьют до этого. Хочешь умереть диссидентом, а не изменником? Очень уж зыбкая грань между этими понятиями».
Максимализм Степана еще долго не давал ему успокоиться, он снова и снова прокручивал в мыслях весь разговор, пока не почувствовал усталость.
«Будем выбивать клин клином, - подумал юноша и прошел к беговой дорожке. – Умственную усталость - физической нагрузкой. И тебе, Айк, достанется: раскулачу. Нужно только правильно подойти к решению вопроса. Сам не заметишь, как все выложишь».
Дорожка набирала обороты, Степан автоматически ускорял бег, но мысли его были далеки от окружающей действительности. Он продумывал вопросы, которые задаст при следующей встрече профессору.
Она произошла через двое суток, как и обещал Айк.
- Одумался? Пришел извиняться?
- Ты о чем? – спросил инопланетянин. – Вмешиваться в вашу жизнь я не собираюсь.
- Отца угробил, меня в психушку загнал, какую-то дыру какими-то каракулями залатал. Это ты называешь невмешательством?
- Ты сгущаешь краски.
- Откуда знаешь про краски? У вас на планете тоже так говорят?
Парень прошел на дорожку. Он решил, что бег даст ему возможность делать паузы в разговоре, и будет время продумывать его продолжение.
- Это просто объяснить. У вас дети начинают учиться читать по буквам, после видят целые слова. Взрослые – строчку, а особо одаренные – страницу. Мы же – всю книгу сразу. Я прикасаюсь к корешку, и все. Что у тебя есть, я давно прочел. Ознакомился и с содержимым ваших библиотек. Мы вообще все видим образами, а не так как вы - фрагментами.
- Как это?
- Я вижу сейчас не просто молодого человека, бегущего по дорожке, а человека, который хочет выведать всевозможные технологические секреты.
Юноша чуть не упал, потому что от удивления остановился, а дорожка продолжала двигаться.
- Сам не лучше. В библиотеках, наверное, читал и техническую литературу.
- Все подряд.
- И не только в библиотеках. Сознайся. С твоими возможностями это не составило труда.
- Я не делаю из этого секрета.
- А это называется воровством технологий. Ты знаком с таким термином?
- Что у вас красть? Как добывать огонь трением палки о дерево? Вы ушли от этого настолько, насколько мы продвинулись от вас. Между нами пропасть.
Юноша был доволен. Он заставил Айка оправдываться.
- Ты вчера сбежал, ссылаясь на занятость. Конечно, не для того, чтобы узнать, что класть между палкой и деревом при добывании огня. Тебя ведь интересуют нанотехнологии?
- Не смеши меня. Сегодня вся ваша промышленность построена на том самом костре. На добытом тепле, если хочешь. Без углеводородов вы ничто. Кончится нефть, газ, что вы будете делать? Есть жалкие потуги найти другой источник энергии, но это только потуги. Придумали гидроэлектростанции, но попутно начали губить природу. Перекрыть реку, знаешь, что это для Земли? Тромб в вене планеты. Подойдите к ней как к живому существу. Она ведь стареет, не только вы. Болеет. Когда-нибудь усталость скажется и на ней. Симптомы уже есть.
- Пожалел волк овцу! Встречал такое выражение в наших библиотеках? Сам-то изучаешь планету, разыскиваешь полезные ископаемые, которых у вас нет или не хватает.
- Ты не прав, Степан. Мы на такие расстояния можем перемещать только разум. Ничего материального. Точнее, в минимальных количествах.
- Мы тоже сначала ищем нефть в Тмутаракани, а потом думаем, как ее доставить на место. В Луне ковыряться начали.
- А для чего тогда я затянул озоновую дыру, по-твоему?
- Чтобы остались жить такие же, как я. Вам ведь как-то нужно высаживать десант.
- Пустой разговор, но занятно, - подвел итог профессор. – Давай договоримся, будем встречаться ежедневно, но на час, не больше. Приблизительно в это время.
Парень не успел ответить. Изображение исчезло.
«Хорошо договариваться с позиции силы, - подумал он, - даже ответ слушать необязательно. Надо ввернуть ему это при случае».
В комнате стало как-то пусто. Степан бродил по квартире в раздумьях. Пора было заниматься, но не хотелось. Он мысленно продолжал спор.
«А ведь Айк читает мои мысли. Наверняка. Сидеть в мозгах и не знать, что там творится? Не верю. Усмехается сейчас моей наивности. Образно мыслит! Нашел дурака».
Постепенно юноша пришел в рабочее состояние и сел за письменный стол. Когда пришла мать, он даже не заметил. Услышал, когда она начала греметь на кухне посудой.
- А я сегодня не обедал - заучился. Голоден.
- И чем хвастаешься? Давай договоримся, про обед не забывать.
Слово «договоримся» резануло слух, напомнило сыну разговор с Айком.
- А если я - против?
- Как это? Для кого я готовлю? Тебе и гулять нужно. Нельзя весь день дома сидеть.
- С завтрашнего дня. Договорились, только быстрей накорми.
Весь вечер они просидели за телевизором.
Сын заметил, что смотреть его стало неинтересно. Его привлекали только новости, но там в последнее время говорили все больше о пожарах, убийствах и автокатастрофах. Довольно часто стали появляться передачи о стихийных бедствиях.
«А если бы я выступил со своими новостями, - подумал он и пришел к печальному выводу: - Опять попал бы в психушку».
На следующий день профессор появился ровно в десять часов, когда его позвали.
- А тебе не попадались книги по этике, когда крал интеллектуальную собственность землян? – Степан начал разговор с атаки.
- Здравствуй, - произнес Айк.
- И тебе – не хворать. Быстро соображаешь, но это не все. Когда договариваются, ждут согласия. При расставании прощаются, а не просто исчезают. Когда вы начнете экспансию нашей планеты, надо знать хотя бы кое-какие основополагающие принципы.
- Не зацикливайся. Повторяешься.
- Ладно, проехали, - согласился юноша. - Я, конечно, думал о нашем вчерашнем разговоре. Ты узнал, что мы пытаемся использовать солнечную энергию?
- Да. Это верное направление, но ваши усилия даже на потуги не тянут. А ты знаешь, что ваши ученые мужи пытались повернуть реки вспять?
- Не пытались, а только думали. Дураков у нас хватает, как и у вас - эгоистов.
- Я уже говорил, что нежелание помогать другим цивилизациям продиктовано не эгоизмом.
- Страхом? Значит, дураков и у вас хватает.
- Продиктовано логикой. Степан, ты сам прочитал хоть одну книгу по этике?
- У нас это врожденное. Плюс воспитание с детства. Книги по этике написаны для людей с плохой наследственностью и инопланетян. Не веришь?
Парень часто рассматривал лицо профессора, но на нем никогда не отражались эмоции. Даже губы не двигались. Это ему мешало при разговоре.
- Мы доброжелательны, гостеприимны. Отец и я даже позволили залезть к себе в мозги. Ты на такое способен?
- А кто сейчас пытается забраться в мои, не ты ли? Доступными тебе методами.
Юноша встал, подошел к профессору и ткнул его пальцем в лоб. Рука провалилась, не встретив препятствия.
- Люди не всегда говорят то, о чем думают. Вы тоже. Чувствовать себя голым - неприятно.
- Я общаюсь с тобой только тогда, когда нахожусь вне тебя. По-другому просто невозможно.
Юноша ничего не сказал. Вернулся на свое место.
- Не веришь, но это так. Объяснить не смогу.
- Не хочешь. Точнее, боишься выдать секреты мироздания. Думаешь, что мы способны по обгоревшей спичке узнать, есть ли жизнь на Марсе?
- Хорошо. Растолкуй мне вкус клубники. Если сумеешь, я попробую тоже.
Молодой человек надолго задумался, махнул рукой, сдался.
- Первый раз было две голограммы, потом одна, почему?
- Я могу контролировать только одну. Вторая – это я. Сейчас в образе профессора. Добавить к нему и проректора?
- Нет.
Юноша отказался, но появилась обнаженная девушка. Та, что он недавно выбрал в журнале. Она поздоровалась со стариком и подошла к юноше. Голограмма владела мимикой - улыбнулась и бесстыдно уставилась на парня.
- Ты прав, хватит одной твоей голограммы. Тебе - старику - не понять, но меня ты надолго вывел из строя. Как вы размножаетесь?
Юноша не дождался ответа.
- Айк, что молчишь? Я и так знаю, что вы произошли от обезьян. Ваши мало отличаются от земных, но намного наглей. Я не прав?
- Я думаю, как ответить тебе, чтобы не напугать.
- Камасутрой многотомной? – хихикнул Степан. - Я уже ничему не удивляюсь, ничего не боюсь. Дыру в атмосфере ты залатал. Даже выбросить тебя через нее не удастся. Так что не стесняйся.
- Также как и вы. Но мы живем очень долго, если по вашим меркам.
- И чем ты боялся меня испугать?
- У нас та же проблема, что у китайцев. Рождаемость на строгом контроле.
- Поэтому вы активно осуществляете колонизацию планет?
- Да. Но необитаемых, пригодных для жизни и близлежащих по нашим понятиям. Приводим климат в порядок и заселяем.
- Я это не сейчас понял, и испуг давно прошел. Наши уже тоже начали участки на Луне продавать. Но первым будет функционировать кладбище. Какой-то космолюб завещал сбросить его пепел на спутнике Земли. Это все твои страхи?
- Да. Зачем ты щиплешь свою ногу?
- Чешется. Давай на завтра устроим выходной?
- Как скажешь.
- Счастливо.
- И ты не скучай.
Профессор пропал, а парень вздохнул с облегчением. Как только он узнал, что общение возможно лишь, когда Айк покидает его мозг, сразу полезли разные варианты решения проблемы. А она была: Степан не хотел, чтобы его мысли читали. Все спрятать невозможно, а о потаенных в присутствии Айка просто нельзя было думать. Пришлось щипать себя, чтобы отвлечься.
«За два дня эту проблему решим, - подумал юноша, - а там и выясним, чьи обезьяны были умней».
Он достал швабру, отпилил от нее конец по размеру ладони, набил в него гвоздей. Гвозди подобрал такие, чтобы кончики их слегка выступали. Получился цилиндрический ежик. Взял его в руку и сдавил. После испытания пришлось притупить напильником острые концы. Второе сжатие оказалось удачным: проколов кожи не было, но боль была достаточной, чтобы отвлечься от любой мысли.
«Профессор не владеет мимикой, я это заметил, - рассуждал юноша, - а простая голограмма использует. Так их можно различить с Айком. С этой стороны проколов не должно быть. Есть возможность разобраться, с кем беседуешь. Может он подслушивать в соседней комнате, пока я расслабляюсь с голограммой? Вполне. Не переборщил ли я в своих опасениях? Тоже не исключено, но хуже не будет».
Весь оставшийся и следующий день юноша учился думать только о том, о чем шел разговор. Экспериментировать было не с кем, кроме как с матерью.
- Ты что-нибудь решил с медицинским институтом?
- Академией, мам, еще уйма времени.
- Это отговорка ленивых или нерешительных людей.
- И моя. Они плюс я.
Женщина подошла к сыну, прижалась щекой к плечу, левую руку запустила в его волосы.
- Не обижайся на меня за надоедливость. Мы остались одни. У тебя будет еще кто-то роднее, чем я. А у меня – все.
- Ну-ка ложись, проверим здоровье. Я тебя сейчас от всего вылечу. От хандры тоже. У тебя будут внуки, а их, говорят, любят больше детей.
Сын сказал это и вздрогнул. Мысли вихрем улетели к его проблемам, покинув материнские.
«Какие дети? Отец покончил с собой по незнанию. Я могу сделать тоже самое от избытка информации. Во всяком случае, свои проблемы не перевалю на плечи детей. Их надо решать сейчас».
Сын массировал спину матери и понимал, что делает все автоматически, без души.
«Завелся какой-то червячок в голове, и обрадовал меня, что спас мир, - думал он, - рано тебя, Степан, выписали из психушки. Расскажи кому, не поверят, вернут. А ручной эспандер, какой себе соорудил! Мечта идиота. Репетировал. Почти два дня все получалось, а прокололся на первом же всплеске эмоций. Сам же его и спровоцировал. Не стоит мне завтра общаться с Айком».
- Сынок, что-то не так? Хватит уже.
- Нет, мама, еще минутку-другую.
«Завтра суббота, мать весь день дома. Можно пропустить даже два дня. Черт, как с уроков отпрашиваюсь. Почему я ставлю эксперимент на себе, а не на нем? Вот кому не помешает головомойка, секретный ты наш».
- Ма, кончаем экзекуцию. Завтра тебе не надо на работу. Гульнем?
Женщина встала, накинула халат.
- Конечно. Ты сегодня какой-то сам не свой. У меня все есть - стоит для случайных гостей. Вино и водка. Что будешь?
- А ты?
- Вино.
- Я - водку. Посидим, посплетничаем. Со дня смерти отца так ни разу и не отдыхали как люди.
Парень пил рюмку за рюмкой, закусывая между ними салатом. Почти не ел. Мать чувствовала, что что-то происходит, но с вопросами не приставала, знала, что ответа не дождется. Степан не был пьющим, и спиртное у них водилось. Ни мать, ни сын к нему не прикасались.
«Пусть расслабится, - думала женщина, глядя на сына, - взрослый уже, на голову выше меня, все время занимается. Даже летом. Хороший у меня мальчик. Грех жаловаться».
«Хватит, - размышлял в это время сын, - хватит зависеть, Бог знает от кого. В принципе, он мне не мешает. Мешает ощущение, что за тобой подглядывают, оценивают. Лучше бы Айк не высовывался из своей норы. Я бы ничего не знал и жил своей жизнью. Пусть теперь пеняет на себя».
Мать куда-то вышла. Степан налил полный бокал вина и выпил залпом. Он чувствовал, что скоро потеряет над собой контроль, поэтому поднялся и нетвердой походкой ушел к себе в комнату. Лег на софу.
«Посмотрим, как тебе понравится этот коктейль, Айк», - пробормотал юноша и заснул.
Через некоторое время в комнату вошла мать, укрыла сына и вернулась на кухню мыть посуду. Вечером опять заглянула к нему. Сын спал в том же положении.
Утром Степан пил воду на кухне прямо из-под крана, когда вошла мать. Плеснул воды себе на лицо, потом на шею.
- Я пошла в магазин, куплю молока. Оно поможет. Ты не скажешь, что случилось?
- Вчера снял усталость. Больше не повторится.
Женщина ничего не ответила, ушла. Парень захватил полотенце и направился в свою комнату.
- Очкарик, ты жив? – спросил он.
- Да, - ответил профессор. – Что это было?
Старик сидел в кресле и наблюдал за Степаном. Тот вытирался полотенцем.
- Что ты имеешь в виду?
- Свои ощущения. Вчера состояние какой-то эйфории, как будто надышался эфира. Сегодня – туман.
- Всего-то. Туман хоть плотный? - Парню можно было не скрывать свои мысли. Все они крутились около раскалывающейся головы. Он просто ни о чем другом думать не мог. - Легкий наркотик. Алкоголь. Тебе понравилось?
- Понятно. Просить тебя, больше так не делать, бесполезно?
- Тебе повезло. Я не алкоголик. Отец тебя не угощал головной болью?
- Раза два. Но я тогда не понял, что это, и спросить некого было.
- Это легко лечится. Пошли на кухню.
Парень налил треть стакана водки, выпил. Он жевал огурец и разглядывал профессора.
- Чтобы тебе полегчало, надо вернуться в свой пансионат, но не спеши. Придет мать, тогда. Она ушла в магазин.
- Зачем ты меня позвал?
- Сегодня? Сказать, что я тебя не звал. Ты сам выбрал себе место заточения, беглец. И это мне не нравится. Что мы с этим будем делать?
- Пока ничего.
- Тебе комфортно, ты не хочешь что-нибудь менять. Удобства – там, у тебя - на дворе? А мое мнение тебя интересует?
- Я думал, Степан, тебе интересно со мной. Узнал много нового. Такого, что и представить себе не мог.
- Не люблю ходить нагишом. Я у тебя как на ладони, а сказки и фантастика меня не интересуют.
- Это ни то и не другое.
- Это третье, о чем ты говоришь полунамеками. Я же скажу тебе прямо и откровенно: иди к черту.
Хлопнула входная дверь, и профессор исчез. На кухню вошла мать.
- Попей молока, - сказала она, вынимая брикеты из сумки, - я купила и кефира с ряженкой. Пей на выбор.
- Я свой уже сделал. Первый раз в жизни похмелился. Мужики правы - помогает.
- Надеюсь, ты больше не будешь экспериментировать, проверять уже известное?
- Не буду. Но сегодня и у меня выходной. Никаких занятий.
Степану вдруг захотелось почитать фантастику. Он достал из шкафа «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери и улегся на софу. В этот день книга отпускала его, только чтобы перекусить. Он уже читал ее, но давно, и все забылось. Рассказы захватили, как и в первый раз.
«А как же у него - у Айка - на планете? Диссидент чертов, - прервался он от чтения и задумался, - так ничего и не рассказал, только заинтриговал. Я соврал ему, что меня не интересует фантастика. Конечно, его рассказ был бы интереснее, но он темнит, не говорит. Хорошо еще, что не врет».
Парень читал фантастику, она увлекала, но ему в самый неожиданный момент приходили мысли о профессоре. Даже читая описание планет, он почему-то представлял его планету. Самого Айка уже давно прекратил представлять – не хватало воображения.
«Чтоб тебя, профессор, разнесло в клочья. Общение с тобой могло быть интересным, если бы не приходилось все вытаскивать клещами. Как тебя заставить говорить, Айк? И имя ведь красивое, земное, где-то уже встречал такое».
Весь день так и прошел: чтение чередовалось с размышлениями. И только иногда вмешивалась мать.
- Степан, книга, даже художественная – это почти тоже, что занятия. Сходи лучше погуляй.
- Не хочу.
- Сынок, ты уже шесть часов читаешь, у тебя что, нет друзей?
- Хочу и читаю.
Последний раз мать не стала кричать из другой комнаты, вошла.
- Нет друзей, ладно. А девушка есть?
Она присела рядом с ним и отвела книгу в сторону.
- По новому законодательству ты можешь даже жениться. Я не поверю, что у тебя нет девушки. Когда я на работе, ты ведь гуляешь с ней?
- Нет у меня никого. Ты, то с институтом пристаешь, то ревнуешь. Рано мне. И то, и это. Самое время читать фантастику, а ты мешаешь. Может, выпьем?
- Хватит, - отшатнулась мать.
- Вот и я говорю: хватит, не приставай.
В воскресенье утром Степан дочитал последнюю страницу. Богатая фантазия Брэдбери разбудила его, Степана, фантазию. Ему не терпелось пообщаться с Айком, но дома была мать. Она в любое время могла войти. Парень обрадовался, когда она объявила, что уезжает ненадолго в центр.
- Ну что, познал похмелье? – спросил он Айка, когда тот появился в образе профессора. – У меня это тоже было в первый раз.
- Да, но больше не надо. Овчинка не стоит выделки.
- Может, если я съем ведро клубники, и ты пронюхаешь ее запах? Тогда все и расскажешь, как обещал.
- Это вряд ли. Но если хочешь, пробуй. А как узнаешь? Это ведь не водка.
- Ты врать здесь научился или у себя? – спросил парень.
- Степан, там этим не злоупотребляют. Мы, по сравнению с вами, младенцы. Тут вы намного опередили нас.
- Первое очко в нашу пользу, надеюсь, не последнее. А солнечную энергию вы тоже используете, как и мы?
- Ты хочешь сказать, что вы пытаетесь воспользоваться ей, как мы. У нас ее доля в производстве - процентов сорок.
- Всего-то? А мне казалось, что вся ваша промышленность работает на дармовщинку.
- Правильно казалось. Не хватает энергии солнышка, хоть оно и покрупней вашего. Да и промышленность потребляет гораздо больше. Вся ваша – как свечной заводик у нас. Вот такие вот дела: не хватает солнечной энергии.
Парень сжимал и разжимал эспандер в своей руке, но боли не чувствовал.
- Ты понял, что я тебе сказал? – спросил профессор.
- Конечно, совок для сбора энергии дырявый.
- Не скажи. КПД – девяносто восемь процентов. Коэффициент полезного действия – это ведь ваш термин. Ты должен понимать, что это значит.
- Понимаю. Совок маленький.
- Кроме сбора солнечной энергии на планете, она собирается и в космосе. Если увеличить хоть ненамного площадь сбора, наступит частичное затемнение планеты.
- Н-да, - задумался парень, – не говори, дай, сам догадаюсь, где вы добываете еще шестьдесят процентов.
- Не ломай голову. Кое-что я тебе и, не зная вкуса клубники, могу рассказать. Все равно вы не сможете этим воспользоваться.
- Колись, я тоже поделюсь секретами, которые вам не понадобятся.
Старик не обладал мимикой. Его лицо ничего не выражало, но Степан услышал смех в голове.
- Вы знаете, что такое магнит, что он притягивает сталь и не может цветные металлы и органику. Много из этого выжали. А всемирное тяготение? Почему не используете его? Построили несколько электростанций с использованием приливов и отливов. Научились обогащать полезные ископаемые. Это практически все. И со смешным КПД. Такое же КПД и у ветрогенераторов, но мысль правильная. А что толку? Это даже не капля в море.
- Ты мне напоминаешь наших начальников. Они знают, что надо делать, приказывают, но никогда не скажут как. Загляни в телевизор, таких говорунов, как ты, пруд пруди.
- Почему бы вам не изготовить материал для изоляции от земного тяготения? – Айк никак не отреагировал на реплику юноши. - Правда, я не знаю, есть ли на земле все компоненты для этого. Не создать антигравитационное поле, в конце концов? Тогда на земле в любом месте можно было создать невесомость. А это прорыв. Все развитие резко рвануло бы вперед. На первый взгляд кажется, что только одна область промышленности, на самом деле цепочка потянулась бы и потащила за собой многое.
Степан переложил эспандер из левой руки в правую - начала болеть кисть.
- А колючку эту выбрось, не поможет. Я скажу только то, что хочу сказать, то есть, что можно.
- Можно все, что не навредит человеку, - откликнулся парень.
- И это неправильно. Вы - эгоисты. Есть еще космос, ваша планета и, наконец, другие живые существа на ней. Ты станешь медиком?
- Не знаю. Кто-то сказал, что счастлив тот человек, который занимается любимой работой, и она приносит деньги.
- Степан, ты ведь ставил диагнозы, тебе это нравилось?
- Мне нравится, когда у человека в глазах загорается радость. Врач чаще огорчает людей, чем радует.
- Ты потенциальный диссидент. При вашей жизни…
- У меня другой не будет, – перебил профессора юноша. - Я не сбегу, как ты.
В разговоре наступила пауза.
«Обиделся старик, - подумал он, - ну и черт с ним. Я даже не знаю, сколько ему лет».
- По вашим меркам я ненамного перерос тебя. Лет на пять.
Профессор замолчал. Степан понял, что он сомневается, нужно ли дальше продолжать разговор.
- Погибала одна планета. У нас это предвидели. Я попал в составе комиссии на нее. Сделал полный анализ. Предложил меры по спасению. Можно было вмешаться так, что жители и не узнали бы. Мне отказали. Когда жизнь на ней вымерла, наши изменили ее орбиту, установили необходимый климат и заселили.
- И после этого ты расстался с родиной?
Вопрос остался без ответа.
- Наговорил кучу гадостей им, и пришлось бежать?
Профессор никак не отреагировал и на второй вопрос.
- Понял! Понял! Понял! Ты попал в составе новой комиссии на планету под названием Земля. Не выдержал и вмешался - залатал озоновую дыру. Влип ты, парень. И что теперь будет?
- Наверное, когда заселили погибшую планету, многие семьи у нас получили право на рождение ребенка. Меня просто не поймут. Моя перспектива - аннигиляция.
- Что это такое?
- Я уже говорил. В переводе с позднелатинского – уничтожение, исчезновение. У нас из-за перенаселенности очень строгие законы. Существует только один способ наказания, точнее, два. И оба применят к нашей экспедиции.
- Ясно. Ясно и то, что ты здесь не один. Как отнеслись ко всему твои коллеги?
- Трое нас. Один был против, второй воздержался. Я возглавляю экспедицию. Мой голос - решающий. А наши-то? Второму навсегда запретят иметь детей и покидать родную планету. Но у него уже есть сын, только поэтому и воздержался. Меня превратят в пыль. Как видишь, Степан, диссидентом я стал здесь – на вашей планете. У нас и слова-то такого нет – диссидент?! Дома еще ничего не знают.
- Ну и оставайся здесь. Я тебя больше алкогольной смесью травить не стану.
- Не все так просто. Не имеет значения, где я буду находиться, когда вынесут приговор, и когда будут приводить его в исполнение. У людей просто просканируют головной мозг, найдут меня и выдернут на свет божий. На все про все уйдет не больше суток. А нам пора закругляться - твоя мать поднимается. Уже на втором этаже.
Профессор исчез, а парень пошел встречать мать. Женщина выкладывала продукты на кухне, а сын сидел и наблюдал.
- Ты не голоден, Степан?
- Есть немного. А знаешь, что я сейчас хочу?
- Пельменей?
- Нет. Выпить.
- А ты не зачастил, молодой человек?
- Такое, как в прошлый раз, больше никогда не повторится. Тогда я нуждался в хорошей встряске, а теперь можно просто расслабиться. Гульнем?
- Что с тобой поделаешь?
Мать с сыном сидели за столом и мирно беседовали. После нескольких рюмок вина женщина захмелела, смеялась по поводу и без повода. Сын тоже хохотал, и сам бы не смог объяснить – почему? Степану было просто хорошо. Все прояснилось. И только один раз грусть омрачила его лицо: он вспомнил об Айке. Стало жалко профессора.
«Ты не знаешь всех прелестей нашей цивилизации, Айк, - подумал юноша, - не знаешь, что значит, думать одно, говорить другое, а делать третье. Мы твоим землякам так мозги запудрим, что они вторую латку на озоновой дыре поставят».
- Сынок, о чем задумался?
- Так. Ни о чем. Точнее, об отце. О том, что с ним случилось и почему.
- Помянем?
- Да, мама, помянем. Ты не поверишь, но он отдал жизнь за нас с тобой, за всех, а сам даже не знал, за что борется. Поэтому и погиб.
- Пусть земля ему будет пухом. Последняя рюмка - за него. И на сегодня хватит, а то ты уже заговариваться стал.
Мать стала убирать со стола, сын помог ей и ушел к себе. Достал книгу Айзека Азимова, хотел почитать, но что-то мешало ему.
«Трое их, - мысли об Айке не покидали его, - еще два землянина таскают в голове инопланетян. Знают они, как я, или нет? Надо разузнать у профессора. И что-то делать. Им скоро отбывать, а там их ждет экзекуция».
- Сходи, прогуляйся, - раздался голос с кухни, - не все же время находиться взаперти. Зимой жалеть будешь о лете, да поздно будет.
«А правда, сколько можно сидеть дома? На свежем воздухе лучше думается».
- Ты права, пошел. Купить ничего не надо?
- Если только себе.
Через полчаса юноша уже гулял по городу. Был выходной, и, несмотря на жару, людей было много. В это время взрослые, как правило, ходили по магазинам. Парень купил кружку пива и устроился за столом под зонтиком. Это место ему нравилось, и ноги сами приносили сюда, когда он гулял. Потягивая пенный напиток, молодой человек разглядывал прохожих.
Взрослые куда-то спешили. Только дети, вопреки жаре, бегали.
«Подумать только, что год-полтора назад я скакал так же, как они. Сколько воды утекло за это время. Я не только вырос, но и на жизнь стал смотреть по-другому. Сейчас мне продают пиво, не спрашивая, сколько лет. А ведь я даже в психушке успел побывать».
- Дядя, на жвачку не хватает, не добавите два рубля? – Около Степана стоял мальчик и вопросительно смотрел на него.
Он дал.
- Тебе сколько лет?
- Закончил пятый класс. Каникулы сейчас.
«Боже мой, - вспомнил парень, - у меня ведь тоже. Если я не пойду в медицинскую академию, значит, и я на каникулах. На каникулах я или уже студент? Сколько людей это хотят знать, включая меня! Нельзя так быстро взрослеть. У меня, наверное, уже есть седые волосы».
- Деньги стреляешь, кем хочешь стать?
- Олигархом.
- Вот тебе на! Я тоже, но не знаю, что это такое.
- Папа говорит, что это человек, который угнал состав. Он пытается проскочить транзитом домой, но его останавливают. Каждая остановка стоит ему вагона.
- Станешь олигархом, вагонов не жалко будет? Что папа скажет?
- Состав должен быть большим. Это даже я знаю.
- Н-да. Такой умный, а рубли стреляешь?!
Мальчик отошел на недосягаемое расстояние и показал Степану пятидесятирублевую купюру.
- Это за одно утро.
Мальчишка испортил настроение юноше. Очарование начинающимся летним вечером прошло. Он решил вернуться домой.
«Природа! Только на природу, - думал он. – К черту город с его проблемами. Завтра - на рыбалку. Никого не хочу видеть. Только я и убиенные мной караси».
- Что так рано вернулся? – спросила мать, когда вышла на шум в прихожую.
- Надоело все. Решил завтра сходить на рыбалку.
- Один? Без друзей?
- Мне не бывает скучно. Что-то имеешь против, если один?
- Что страшного я спросила? Вскипел, надо же!
- Ничего, извини, - ответил сын. – Мы с тобой вылеплены из другого теста, чем все. Я это понял сейчас, на улице.
- Помол не тот или мука хуже?
- Не знаю. Шагаем не в ногу.
- Сынок, шагать строем, это противоестественно для разумных существ. Только люди додумались до этого. Семь человек – семь мнений. И это правильно. Кто тебя обидел?
- А ты встречала другие разумные существа кроме людей?
- Увиливаешь от вопроса.
- Мам, будешь смеяться, - пятиклассник.
- Какой ты у меня стал большой, а все еще глупый. Лови свою рыбку. То, что идешь один, даже хорошо. Не придется делить золотую, если поймаешь, - пошутила мать.
Утром Степана разбудил будильник. К рыбалке он готовился вечером. Мать не видела, а то бы удивилась – оснастка была подобрана на двоих.
Первый автобус довез рыбака до конечной остановки на окраине города, дальше парень пошел по тропинке через лес. Через полчаса ноги до колен и обувь были мокрыми - роса покрывала траву. Утренний лес стоял притихшим. Солнце только-только начало полноценно освещать его. Неожиданно деревья закончились, и показалась дымящаяся гладь пруда.
«Какая красота, - невольно залюбовался открывшейся панорамой юноша. – Как давно я здесь не был».
Над водой стелился туман. Иногда раздавались всплески: подстрекаемая солнцем рыба начинала играть. Отойдя недалеко вдоль берега в сторону от тропинки, молодой человек стал быстро готовить снасти. Азарт подгонял его. Минут через десять две удочки были заброшены в воду, и около них установлены два раскладных стульчика. На один сел юноша.
- Айк, - позвал он.
Появился профессор.
- Здравствуй, второе место для тебя. – Парень не боялся разговором распугать рыбу: диалог, как всегда, велся мысленно.
- Приветствую. Мы где?
- На рыбалке. Садись, не стой истуканом. Так сойдешь за рыбака, если кто увидит. Убери только галстук.
Айк сел и стал осматривать окрестности. Галстук исчез.
- Не по сторонам глазей, а смотри на поплавок. Поклевку можно прозевать, - продолжал наставления юноша.
- Сам не отвлекайся, у тебя клюет.
Поплавок и в самом деле плясал на воде. Когда он начал погружаться вниз, парень дернул удилище. Вместе с леской из воды выскочил карась. Он был чуть больше ладони. Первая выловленная рыба продолжила плавание в ведре.
- С почином нас. Вовремя подсказал.
- Ты, Степан, накидай хлебных крошек около поплавка. Мелочь будет питаться, за ней потянется и крупная рыба.
- Все знаешь, начитанный ты наш, а как пойманная рыба называется? – спросил он, но совету последовал.
- Представления не имею. Я читаю много, но не все запоминаю. Зачем забивать голову ненужной информацией?
- А живот, чем набиваете? Чем питаетесь?
- Химией. Специальными брикетами.
- А как же вкус?
- Привкус по заказу, какой пожелаешь.
- Кучеряво вы живете, но скучно, - заметил парень.
- Скучно пялиться на поплавок.
- Недоволен, значит. Извини. Если бы ты мог, хоть одну рыбку поймать сам, заговорил бы по-другому. У тебя тоже клюет, кстати.
Юноша вставил свое удилище в специальную щель, чтобы оно не легло на воду, и перешел к удочке профессора.
Поплавок, словно крошечный кораблик под парусами, несся по воде. Потом, как будто на что-то напоролся, резко пошел под воду. Юноша подсек, но рыба не выскочила вместе с леской, только выгнулось удилище. Поплавок показался из-под воды и вновь скрылся, нитка лески стала ходить кругами. Началась борьба. Рыба потихоньку уставала и все больше, и больше продвигалась к берегу. В самый последний момент парень подставил под нее сачок и вытащил на берег.
- Мне первый раз пришлось воспользоваться сачком. Брал на всякий случай. – Он ликовал. – Вот мать удивится. Легкая у тебя рука.
- Я и сам легкий.
- Да, конечно, - засмеялся молодой человек. – Я забыл. А тебе как, понравилось вчера, когда я выпил вина? – он заправил удочку, закинул ее и, так же как свою, установил в отверстие.
- Единственная земная радость, которая мне доступна. Когда у тебя что-то творится с мозгами, сказывается и на мне. Только перебор нежелателен.
- Больше не будет, я же обещал.
Парень выдернул из воды еще одного карася. За все утро поймал штук десять до того, как клев прекратился. Но такой большой рыбины уже не попадалось.
Поплавки лениво покачивались на волнах. Солнце начало припекать. Дымка над водой давно рассеялась.
- Вы все еще хищники, а мы уже давно перестали быть ими, - неожиданно сказал Айк.
- Сам ты - гуманоид, - юноша растерялся, не знал чем возразить и сказал первое, что пришло в голову. – Пошли домой.
- Мне ближе, чем тебе, - ответил профессор и исчез.
Дома Степан набрал воду в ванную и вылил из ведра карасей. Маленькие сразу ожили, три рыбины некоторое время лежали на боку, потом лениво перевернулись и опустились вниз.
- Зачем мучаешь? – спросил появившийся рядом Айк. – Лучше сразу усыпи.
Молодой человек хотел ответить, но услышал звонок в дверь. Выдернул пробку из ванной и пошел открывать.
На пороге стояли молодые мужчина и женщина.
- Вы - Степан?
- Да. Здравствуйте.
- Они переминались с ноги на ногу и не знали с чего начать разговор.
- Заходите, - сказал парень и отступил в сторону.
- Понимаете, - начал говорить мужчина, когда гости прошли в комнату и разместились на стульях, - у меня болит спина с левой стороны. И никто не может помочь.
- Помогите нам, - вступила в разговор женщина и посмотрела на парня с мольбой.
Юноша хотел отказать, но вспомнил, как Айк обозвал людей хищниками, и передумал.
- Раздевайтесь и ложитесь на софу животом вниз.
Он вышел проверить улов. Вода сошла, рыба лежала без движения на дне ванны. Профессора не было.
Степан вернулся, присел рядом с мужчиной и стал выводить ладонью спираль на его спине. Кольнуло и сжалось сердце. Боль постепенно стала нарастать. Пришлось сделать перерыв. Отдохнув, юноша продолжил массаж двумя руками. Сердце опять начало ныть. Пот покрыл лицо. Мокрая рубашка прилипла к спине.
Третий сеанс лишил юношу сил, и он устало опустился в кресло. И тут его осенило.
- У вас имплантированное сердце. Почему не сказали? Встаньте.
Только сейчас парень увидел огромный шрам на груди мужчины.
- Врачи не понимают в чем дело. Операцию сделали давно и успешно, а два месяца назад начались боли. К кому не обращусь, как узнают про имплантацию, сразу отказываются, - мужчина говорил и одевался. – Я теперь и заикнуться об этом боюсь.
- И я не смогу вам помочь.
- Это не так, доктор. Я впервые за последнее время не чувствую сердца - оно не напоминает о себе болью. Вы не представляете, как помогли мне.
- Спасибо вам, - женщина обращалась к Степану, но смотрела на мужа, потом повернулась к нему. - Верите в чудеса? А вот одно с нами произошло. Теперь - второе.
Женщина переводила взгляд с одного мужчины на другого, словно спрашивая, надо ли продолжать. Решилась:
Мой первый муж погиб в автокатастрофе. Через два года я познакомилась с Вадиком. Перед свадьбой он рассказал мне все, и выяснилось, что сердце принадлежало моему первому мужу…. Я забеременела, тут и началось…. Вот такие дела, доктор.
Супруги ушли. Юноша проводил их и вернулся в свою комнату.
«Верю ли я в чудеса? – подумал он. – «Доктор» верит. Он попал в такую передрягу, какая никому и не снилась. Не чета вашим совпадениям».
Молодой человек чувствовал слабость во всем теле, прилег отдохнуть и незаметно заснул.
Парню снилось, что он рвет белые листки. Один за другим. Дошел до середины стопки, когда на них стали появляться черные точки. На следующих листках их было все больше и больше. Последние оказались черными, но с белыми пятнами. Их количество уменьшалось, пока не осталось одно-единственное. Пятно быстро росло и превратилось в планету. Парень шел по ней, но всюду мерещились какие-то тени. Он стал присматриваться и в одной из них узнал отца. Попытался заговорить, но тень расплылась, и на ее месте оказался профессор. Старик поднял ружье в направлении Степана и выстрелил.
Пуля летела медленно. Точно в цель. Был слышен ее свист, его почему-то сменил перезвон. В перезвон вмешался стук.
Юноша проснулся. Стучали и звонили в дверь. Пришла мать.
- Представляешь, ключи забыла, а ты спишь. Как рыбалка?
- Нормально, – сын ответил и ушел в ванную комнату. Через минуту нашел мать на кухне и показал кастрюлю с рыбой. – Вот мой улов.
- Ого. Молодец. А это что? – женщина подняла над головой конверт.
- Не знаю. Где взяла?
- В коридоре в обувном ящике. В конверте деньги.
Парень с шумом выдохнул воздух и сел на стул.
- Приходила тут парочка. Я должен был им помочь. Понимаешь, должен! Когда они умудрились засунуть конверт в обувь, не знаю.
Мать ничего не сказала, ушла переодеваться. Когда вернулась, сын все еще сидел на стуле.
- Мам, а у тебя ноги болят?
- Уже нет. Я вообще себя в последнее время хорошо чувствую.
- Я проверял сердце мужчины, и он сказал, что боль прошла. Может, я как-то влияю на людей?
- Все может быть. В медицинскую академию поступать думаешь?
- До осени еще дожить нужно.
Женщина вздохнула и принялась чистить рыбу.
Дневной сон вернул парню силы. К вечеру он уже чувствовал себя удовлетворительно. Но мать заставила его лечь спать пораньше. Помнила, что при общении с больными он слабеет. Этот случай был тяжелый, она поняла.
«Может, он и, правда, лечит людей, сам того не зная, - женщина вспомнила слова сына и задумалась. – Скорее всего, так и есть. Так его надолго не хватит. Бог с ним, с этим медицинским. Институт это или академия – плевать, но к нему все равно ходить будут. Что же делать»?
Мать ворочалась в своей постели, думая о сыне. Он - на софе. Мысли о будущем донимали и его. Но думал он о другом:
«Надо поговорить с Айком, что-то предпринять. Нельзя все пускать на самотек».
- Айк, - позвал юноша.
- Уже соскучился? – отозвалось у него в голове.
Было темно, профессора не видно, но он сидел на кресле в углу комнаты.
- Ты видишься со своими коллегами?
- С одним. Второй погиб, который воздержался.
- Погиб! - парень подскочил. - Как же это произошло?
- Не повезло. У него симбиоз состоялся с наркоманом. Не вышел на него напрямую, боялся нарушить инструкции. Попробовал вылечить. Не смог.
Профессор замолчал, но юношу интересовали подробности:
- Не томи. Рассказывай все.
- А что тут рассказывать? Он гасил влияние наркотика и снимал ломку. Тот не понимал, что происходит, и увеличил дозу. Умер от передозировки. Оба погибли. Ты ведь меня тоже травил алкогольной смесью.
- Ладно, проехали. Это другое. А второй?
- Второй жив и здоров. Обитает в Екатеринбурге. На такое расстояние наша телепатия не распространяется.
- А почему вы не воспользовались мной и отцом вдвоем?
- В одной семье запрещено инструкцией. Это связано с обратной телепортацией. Одна экспедиция погибла – произошло смешение разумов. Стали возвращаться по очереди. Потом произошел инцидент с другой экспедицией: первый проскочил – вернулся домой, а остальные выгорели в своих скворечниках, так как были рядом или по какой-то другой причине. Разбираться, искать причину не стали. На разных планетах могут быть разные. Запретили и все.
- Это ты нас – носителей – называешь скворечниками?
- Какая разница, главное, что и они погибли от кровоизлияния в мозг.
Оба замолчали. Степан под впечатлением услышанного, Айк, потому что подумал, что обидел его. Но долго молчать не стал:
- Инструкции теперь все выполняются. Зачем рисковать? И я ведь законопослушный гражданин. Не согласен только в одном: при необходимости и возможности другим разумным существам нужно помогать, а не дожидаться, когда они вымрут и освободят планету. Помогать инкогнито, как пытался мой коллега вылечить наркомана.
- Почему инкогнито?
- Какой смысл в контактах со слаборазвитой цивилизацией? Все, что нужно, можно и так узнать.
- Во дают! – возмутился юноша. – А ты не задумывался, что другая, более развитая цивилизация, тоже не захочет с вами иметь дело?
- И правильно сделает. Сами должны развиваться. Возьмем, к примеру, вашу Землю. Своими советами вы можете менее развитой цивилизации только навредить.
- Ну-ка, ну-ка, поясни.
- Заставите повторять ваши ошибки. Освоили электричество, узнали, что такое радиоволны, световые. Пытаетесь выжать максимум из этого. И все. Зациклились на этом. А волн великое множество. Как ты думаешь, мы сюда добрались? Оседлав одну из них. И что вы можете дать другим? Укажете в лабиринте тупиковое направление.
Юноша задумался, чтобы ответить, но профессор еще не закончил.
- Не исключено, что наше развитие, хоть оно и лучше вашего, тоже не идеальное. Даже наверняка. Каждый должен идти своим путем. Ведь если не мешать, кто-то сможет открыть то, что и мы не знаем.
- И все равно я не согласен. Зачем повторять ваши ошибки? – Парень, наконец, нашел, чем возразить. – Мы не зациклились. Развиваемся дальше. Замени в своих рассуждениях слова «не мешать» на «помогать», и все станет на свои места. Если помочь, кто-то сможет открыть то, что даже вы не знаете. Потому что у этого кого-то другая логика, отличная от вашей. Как тебе такое?
- Это не обсуждается. Так решило мое правительство.
- Вот это - по-нашему! Понимаю, хоть не одобряю.
Профессор молчал, Степан тоже, но надолго его не хватило:
- А что третий, ты с ним общаешься?
- По графику. Я тебе говорил, что на большие расстояния телепатия не действует, а на длительное время я тебя покидать не могу. Мне становится плохо, как тебе, когда ты принимаешь пациентов.
- Откуда знаешь?
- Странный вопрос. У тебя страдает не только организм, но и разум.
- Поэтому ты отвел на беседы только час?
- Да, и он кончился.
- Жаль. Айк, у меня еще масса вопросов.
- Мне для восстановления нужно чуть больше восьми часов. Физически мы сильны, а вот разум нужно беречь. Я еще от рыбалки не отошел. Из этого и исходи, - профессор сказал и исчез.
Было темно, но Степан догадался, что остался один. Он заснул не сразу. Мысленно продолжал спор, пока не забылся.
Мать поднимать сына к завтраку не стала – пожалела. Оставила продукты на столе, накрыла их полотенцем и ушла на работу.
Солнце заглянуло в комнату и позолотило подоконник. Светлое пятно по форме окна постепенно перебралось на софу и осветило лицо спящего. Парень заворочался и проснулся. Взглянул на часы.
После мытья, завтрака и легкой зарядки на тренажерах Степан решил погулять. Они с матерью давно сломали его график: то она выгоняла его на улицу гулять, то мысли об инопланетянах не давали ему сосредоточиться на занятиях.
Маршрут он не стал менять. Прошел к летнему кафе и заказал кружку пива. Недалеко крутился школьник, но к столикам на улице не подходил, боялся. Степан положил на край стола два рубля и поманил его пальцем.
- Иди, не трусь. Добавлю тебе на жвачку.
Мальчик робко подошел.
- Не врешь, дядя?
- Нет, - ответил он, но поймал его за руку, когда мальчишка брал деньги. – Не дергайся. Это я, чтобы ты не убежал. Поговорить хочу.
Юноша почувствовал резкую боль внизу живота. Подумал, что обо что-то ударился, пока ловил юного бизнесмена. Он и мальчик скрючились на стульях. Приступ боли повторился, но сразу же отпустил.
Степан начал говорить не то, что собирался:
- Ты знаешь, что у тебя проблемы? Низ живота болит?
- Третий день. А что?
- Родителям говорил?
- Нет.
- Грыжу ты набегал. По-моему, паховой называется. Бросай свой дерьмовый бизнес и лети домой. Пусть отведут к врачам.
- Поговорить не успеем. Мать сейчас на обед придет.
- Это от нас не уйдет, - ответил Степан. – Потом еще пару рублей на мне заработаешь.
Мальчик ушел, а парень задумался.
«Все идет к тому, что я пойду учиться в медицинскую академию. Хочу или нет, но приходится лечением заниматься. Доктором супруги назвали. Уже. Надо с Айком посоветоваться».
Степан подумал о профессоре и усмехнулся.
«Настоящего профессора и не вспоминаю, а Айк, как привязанный ко мне. И не мешает совсем. Чего я бесился?! Расстроился даже, когда он сказал, что долго общаться не может».
Молодой человек шел по улице. Рядом проносились машины. Праздношатающихся, таких как он, было мало. В будни все спешили по делам. И только солнцу было все равно кого припекать. По дороге проехала машина, разбрызгивая воду. Тротуар сразу опустел - люди боялись намочиться. Половина асфальтового шоссе потемнела.
«Последнее лето моего детства, - подумал юноша, - или оно было в прошлом году? Столько на меня свалилось всего нежданно-негаданно в это время. Неужели у всех так при расставании с детством? У взрослых и детей разные проблемы. Кто бы сомневался».
Парень зашел в продуктовый магазин. Передвигаясь вдоль прилавка, искал рыбу, хотел узнать, сколько она стоит, но скоро забыл о цели своего визита.
«Цены, как грибы после дождя, - изумился он, - растут. Бедная мама. Хорошо мне жить, ни о чем не заботясь. Решено. Мое призвание – медицина».
Дома юношу ждали книги, принесенные из библиотеки. Письменный стол был завален учебниками по медицине. Он придумал новый способ освоения непонятного: первый раз читал, особенно не задумываясь, когда не понимал что-либо. Второй раз читал внимательней. Почему-то белых пятен, после второго прочтения, не оставалось. Так или иначе, но наступало прояснение. И запоминалось при такой системе лучше.
За занятиями время летело быстро. Молодой человек удивился, услышав пришедшую с работы мать.
- Жареную рыбу будешь? – спросила она.
«Речную, костлявую – нет. Только морскую», - подумал он, но вместо этого произнес:
- Да. Скоро еще наловлю. Хочешь, уху сделаем.
Уху Степан терпеть не мог. Мать любила, он – нет. Соленая вода, соленый жир – так он называл это блюдо. Кто бы и как ее не готовил, только угроза умереть от истощения, заставит меня есть такую похлебку, говорил совсем недавно парень матери.
- Я сделал свой выбор. Буду врачом.
- Это хорошая новость, сынок. Рада за тебя, а то я уже беспокоиться начала.
- Можешь профессора обрадовать.
- Успеется. Я тебе не говорила, но он сам уже два раза звонил мне на работу.
- За моей спиной зрел заговор?
- Степан, ну что ты такое говоришь? У тебя есть дар. Он понимает это, хочет помочь тебе и людям, которых ты будешь лечить. Человек просто любит свою работу.
Слова сына обидели женщину. Неожиданно она присела рядом и притихла.
- Ты сомневаешься, думаешь, я нет? Я же вижу, какой ценой ты ставишь диагнозы. После сеанса зеленеешь. Не всегда, конечно, - когда что-нибудь серьезное. Сама не знаю, радоваться или нет? А ты говоришь - заговор…
Степан прижался к матери и стал тереться щекой о ее волосы.
- Прости, ма, я не хотел тебя обидеть. Ты знаешь, я не ставлю диагноз. Это происходит побочно. Лечу, если получается. Недавно понял.
- Как это?
- Сам не знаю. Часть боли переходит ко мне. Мой организм борется с ней. Наверное, так. Поэтому такой эффект. Потом побегаю на дорожке и восстанавливаюсь. Сон здорово помогает.
- И что нам с этим делать?
- Пойду учиться, там и разберусь.
- А я сама уже не пойму, чего хочу. Не желаю только, чтоб ты, как мать, всю жизнь долбил заготовки на прессе. Настучишься за день, к вечеру голова раскалывается, а дел предстоит еще куча – дом-то на мне.
- Я заочно учиться буду. Учиться и работать.
Степан любил мать, помогал ей и видел, что она крутится как белка в колесе.
- Никогда. У медиков не должно быть заочных отделений – слишком дорого обходятся их ошибки людям.
- Хорош митинговать, пошли есть рыбу.
- Пошли.
Они перебрались на кухню.
Вопросы постоянно зрели в голове любознательного школьника. Он искал ответы, пытался сам найти объяснения, копался в библиотеке, но были такие, на которые мог ответить только профессор. Те, которые появились как раз из-за него. А он был очень осторожен. Отвечал расплывчато, косвенно или переводил разговор на другую тему. Молодой человек был рад каждой беседе. И сейчас едва дождался ночи, чтобы поговорить.
- Айк, - позвал Степан почему-то вслух, - ты уже подлатал свое здоровье?
- Да. Я больше не буду проводить с тобой столько времени, как на рыбалке.
- Хорошо. Я ведь не знал, а ты не предупредил тогда, что долго не можешь находиться вне меня.
- Мы вообще скоро расстанемся.
- Как это? – парень даже скинул с себя простынь от удивления и приподнялся, пытаясь разглядеть в темноте Айка.
- Не шуми, мать еще не спит. Миссия наша заканчивается. Благополучно провалилась, и нужно возвращаться. Через неделю у меня сеанс связи с нашими. Возможно, во время него и придется покинуть вашу планету. Или чуть позже. По инструкции мы должны быть готовы в любое время, как только определится результат работы экспедиции, а он налицо.
- Я еще не готов расстаться с тобой.
- Хороший довод. Не трать время на демагогию.
- Это правда.
- Ты еще должен помочь мне встретиться с напарником. Он находится, знаешь где, а это далеко для телепатической связи.
- А как бы ты справился с этим, если б мы не общались?
- Тебе захотелось бы срочно сбежать. Сам желание не смог объяснить, но удрал. Видел когда-нибудь передачи в новостях о покинувших семью подростках и о стариках, которые вышли из дома и не вернулись? Это кто-то из наших ушел на встречу. Дети и старики – не тот носитель, что нужен, но выбирать не приходится. Зато с ними проще.
- Так вы не первые на нашей планете?
- Конечно. У нас налажен контроль за потенциально умирающими цивилизациями. Через определенное время наведываются инспектора.
- Падальщики, - возмутился парень, - а еще называете себя высокоразвитой цивилизацией.
- Ты зря пытаешься меня обидеть. Я против такой политики. Жизнь, можно сказать, положил за вашу планету. Немного осталось.
- Извини, Айк, это первая реакция на новость. Расскажи, когда ты стал диссидентом?
- Когда был инспектором в предыдущей экспедиции. На планете жизнь была налажена намного лучше вашей. Им было далеко до нас, но и от вас ушли в развитии порядочно. Вы, чтобы улучшить природу на планете, хотели реки повернуть вспять. Они – изменить орбиту. Изменили на свою голову. Мы вначале опробовали все на ближайшей необитаемой – я тебе рассказывал – и лишь потом занялись своей. У них же была одна теория. Самоуверенные глупцы. Все пошло наперекосяк. Попытки исправить ситуацию, только ухудшили положение. В результате сутки увеличились втрое, а времена года укоротились до них.
Ты можешь представить, Степан, что вечер – это осень, ночь – зима? Утром наступает весна, а в полдень – лето?
Несчастные понастроили теплиц по всей планете, чтобы выращивать себе пропитание. Днем открывали их, на ночь закрывали. Сделали подогрев. Но природу не обманешь. Растения не прижились, и начался голод.
Если бы ко мне прислушались, жизнь еще можно было спасти, но мне указали на место. Наверняка, когда умер последний житель, планету отогнали на необходимую нам орбиту, восстановили климат и заселили.
- А почему вы не осваиваете необитаемые планеты, раз такие умные? – спросил юноша.
- Все не так просто. Разум можно переместить на любые расстояния, а вот нечто материальное – нет. Мы еще не научились. На маленькие расстояния – пожалуйста.
Да там просто нет необходимых химических элементов! Неполная таблица Менделеева. Так вы это называете?
Парень ничего не ответил. Он думал о погибшей цивилизации, представил мучения жителей. Хотел ругаться с Айком, обвинять его и понимал, что он-то как раз не виноват.
- А знаешь, Степан, как проводится колонизация?
- Давай, добивай. Удиви полетом мысли падальщиков.
- Зачем ты так? У вас даже на самой планете отношения между государствами еще хуже. Вы даже не падальщики - хищники! Убиваете друг друга.
- Ты прав, - ответил после недолгого молчания юноша. – Извини.
- Вы научились имплантировать людские конечности, органы. Мы пошли дальше. Когда-нибудь и вы придете к тому же. Мы имплантировали все тело. Родной оставалась только голова. Потом решили переносить лишь мозг. И тут споткнулись, точнее, пришли к принципиально новому решению: стали переносить не мозг, а разум. Наука сделала новый виток в своем развитии. Это был толчок в развитии цивилизации. И еще какой! Перед нами раскрылись просторы космоса.
Я расскажу, и ты поймешь. Чтобы перенести разум, пришлось создать клон человека. Это не так уж сложно, ты знаешь. Гораздо сложнее было сделать так, что бы он рождался безмозглым, точнее, без рассудка. На этом настаивали все. Иначе назревало банальное убийство для обеспечения жизни другому человеку. Можно нас так называть? Или все же – живому существу?
- Валяй, - разрешил Степан, - если так тебе удобно.
- Как ты думаешь, где мое тело? Его больше нет. Когда я вернусь домой, меня поместят в клон. Временно, до решения суда. Поэтому мы живем так долго. Тысяча сто шестьдесят лет – такова средняя продолжительность нашей жизни по вашим меркам. Тело меняем, а разум сохраняется долго. Представляешь, сколько в свое время врачей потеряли свою работу?
- Представляю. Остались одни психиатры. И из-за этого вы выискиваете погибающие планеты!?
- Да. Это мне не нравится, как и тебе. Клон, похоже, мне не отдадут. Просто усыпят разум.
Юноше стало жалко Айка. Только сейчас он до конца осознал, что положил он на алтарь, спасая жизни его и других землян.
- И нет вариантов?
- Нет. Такое случилось впервые. За меньшее наказывали высшей мерой. Я же говорил, что из-за перенаселенности, у нас всего два наказания: бездетность и смерть. Но и осужденный на бездетность может иметь ребенка, если до достижения пятисот лет решится поменять свою жизнь на наследника. Позже уже нельзя.
- Да. Жестоко.
- У вас не лучше. А знаешь, что самое интересное? Я ведь на планете-прародительнице никогда не был – родился в колонии. Видел ее, как у вас говорится, только на картинках. Но моя родина – ее копия: климат, времена года, сутки - те же. Почти. Все зависит от размеров светила, колонии и расстояния между ними. Там, где должны были получиться большие расхождения, происходит корректировка габаритов планеты за счет соседних. Ее или увеличивают или уменьшают. Или гору создают, или котлован под море. Вода из других мест перетекает.
- Для чего мне эти подробности? – спросил молодой человек.
- Это я говорю себе. Прощаюсь, если хочешь. Не с тобой, не напрягайся.
Когда на нашей планете установили климат, с ближайшей колонии перевезли установки для клонирования. Потом началось массовое переселение разумов со всей освоенной вселенной. Переселялись только те, кто имел право на рождение ребенка. Так что не все так просто.
Мои родители еще живы и долго будут жить. На них мой поступок не распространится, но претерпеть им придется многое…
- А ваши не попутали свою колонию с новой планетой? Не могли перенаселить ее дважды? Я говорю о той, когда ты поднял вопрос о возможности спасти ее. В предпоследней экспедиции. Той самой, что вымерла от голода после корректировки орбиты. Сам ничего не наблудил?
- Нет. Исключено. Это у вас вначале сделают, а потом думают, что получилось. Те были более достойными жить, чем вы. Но так уж сложилось.
- Так карта легла.
- Вот-вот. Черте что, черте чем вы и объясняете. Сам черт ногу сломает.
- А ты, гляжу, уже адаптировался.
- Почти. Степан, мне пора. Можно еще поболтать, но тогда мне придется восстанавливаться. И долго. А так через час-другой сможем продолжить. Пока.
Профессор исчез.
Юноша ворочался на постели, пытаясь заснуть, но мысли вновь и вновь возвращались к прерванному разговору.
«Вот ведь ситуация, - думал он, - с ним, сколько не говори, все мало. Скорее бы уснуть, чтобы скорее проснуться. Мать будет завтра на работе, и никто нам не помешает продолжить разговор».
Парню казалось, что он еще пытается заснуть, когда услышал голос матери:
- Степан, завтрак на столе. Я тебя поднимать не стала, поела одна. Ушла на работу, и ты долго не залеживайся.
Молодой человек поднялся, потянулся и зевнул. Утром он рассуждал уже не так, как ночью: жизнь состоит не из одних разговоров, нужно и о деле не забывать.
Позанимавшись физкультурой и позавтракав, он приступил к занятиям. Книги по медицине перестали быть скучными. Молодой человек давно уже читал их без принуждения. Первые давались с трудом: было не всегда понятно, и сухой язык изложения материала усыплял. Сейчас Степан все схватывал на лету. Даже латинские фразы и названия давались легко. Он не только читал их, но и переводил сам, не смотря на ссылку внизу страницы.
Время летело незаметно. Что пора сделать перерыв, напомнил желудок - засосало под ложечкой.
После обеда Степан решил съездить в бывший медицинский институт. Просто так, посмотреть. Помыв посуду, он переоделся и вышел на улицу. Погода была пасмурной, зато дышалось легко – не было летней духоты. На автобусной остановке стояло несколько человек. Кроме «Икарусов», здесь останавливались маршрутные такси, и людям долго ждать не приходилось. Маршрутов у микроавтобусов было много. Почти каждый пассажир мог доехать до места назначения без пересадки.
Минут через сорок он уже был у входа в большое четырехэтажное здание. Окна были крупными, располагались недалеко друг от друга, но на приличном расстоянии по высоте. Чувствовалось, что помещения в строении очень высокие и залиты светом. Это хотелось проверить. Большая инкрустированная вывеска сообщила молодому человеку, что он попал куда надо. Перед ним находился главный корпус медицинской академии. Вместе с очередной стайкой молодых людей он вошел в здание. Ожидание его не обмануло. Потолки были высокие, помещения большими. В коридорах не замечалось столпотворения, хотя людей было много.
«Очень напоминает школу, - подумал парень, - только увеличенную. И учащиеся заметно взрослее».
Он заглянул в несколько аудиторий и остался доволен увиденным. Захотелось учиться здесь.
«Институты отличается от школ, как лодки от бумажных корабликов, - сделал вывод молодой человек».
Тренькнул слегка звонок, все заспешили. Коридоры быстро опустели. Через несколько секунд он заголосил в полную силу, возвещая о начале занятий. Степан остался один, оглянулся по сторонам и заметил одинокого старика, который шел в его сторону.
- Айк, какого черта ты вылез на свет божий?
- Простите, молодой человек, вы меня спрашиваете? – прохожий остановился.
- Ох, извините. Обознался. Думал, друг разыгрывает, - оправдываясь, забормотал юноша.
Старик снял очки, протер их и снова водрузил на нос, уставившись на говорившего.
- Постойте, постойте, я тоже чуть не обознался. Вы – Степан?
- Да, профессор. Пришел посмотреть академию. А тут столько народу. Летом, откуда?
- Идут вступительные экзамены. Студенты сейчас отдыхают или разъехались по стройотрядам. Вы приняли мое предложение?
- Все идет к тому. – Парень почесал затылок.
- Вот и ладненько. Мне сейчас некогда. Вы не могли бы зайти в другое время? Завтра. После обеда. Расскажу-покажу.
- Надо ли? Лучше осенью.
- Пусть будет так. Но осенью, чтоб обязательно.
Они попрощались и разошлись. Профессор зашел в ближайшую аудиторию. Степан вышел из здания, перешел на противоположную сторону улицы и со стороны взглянул на строение.
От центрального корпуса - с обеих сторон – был установлен забор из металлических решеток. Он тянулся вдоль всей территории, которую занимала академия. Она была довольно внушительной: внутри располагалось несколько корпусов не таких солидных, как главный, но тоже больших и не старых. Здания соединяли широкие асфальтированные дорожки. Остальная площадь была устлана стриженной канадской травой. Всюду росли ели. Их было много: расстояния между корпусами были не маленькими.
«Зимой здесь должно быть также красиво, как и сейчас, наверняка, - невольно отметил юноша и представил засыпанные снегом зеленые деревья и белое поле в сугробах. - Кусочек леса в городском пейзаже».
Экскурсия закончилась. К остановке подъехало маршрутное такси. Пора было возвращаться домой.
Дома его опять ждали учебники. Тревожить Айка не имело смысла - скоро должна была придти с работы мать. Побегав полчаса на дорожке, юноша вернулся к занятиям.
Ночью он вызвал профессора.
- Был сегодня в медицинской академии. Профессора с тобой попутал, - сказал он, когда почувствовал присутствие Айка. – Хорошо там, понравилось. Думаешь, мне стоит идти учиться на врача?
- Совета от меня не жди. Неблагодарное это занятие. – Услышал он ответ. – Случись что не так, - упрекнешь. А благодарности не дождешься.
- Ты прав, - ответил после недолгих раздумий юноша. – Поговорим лучше о тебе.
- Нам нужно съездить на Урал.
- Нам? А сам?
- Можно и так, но у меня будут проблемы.
- У меня каникулы. Время есть, но нет денег. У матери просить не буду, учти. А карманных не хватит.
- Это такие цветные бумажки?
- Да. Выдают в обмен на затраченные для общества калории. Понятно объяснил?
- Понятно. Но глупо у вас все устроено. У нас принцип такой же, но проще. Без бумажек. Банкоматы, типа ваших, только карманные. И вместо карточек - отпечаток пальца. На руки ничего не выдается, все расчеты через них. Причем на любой планете.
- Ты у нас и танцуй под нашу музыку. Мне еще паспорт найти надо. Сто лет не пользовался. – Парень поднялся, включил настольную лампу и стал рыться в ящиках письменного стола. Нашел.
- Что это такое?
- Удостоверение личности. У вас что, нет?
- Я же говорил: отпечаток любого пальца.
- Достал ты меня своим пальцем, - возмутился юноша. – У вас и детей им делают? Как хоть он выглядит?
- У жителей разных планет по-разному, как и тело. Клоны адаптируют к местному планетному тяготению. При смене тела сразу делается переоформление.
- А как вы путешествуете, если перемещается только разум?
- На каждой обжитой планете есть гостевые клоны. Даются напрокат. Так у вас это называется.
- Н-да, - хмыкнул парень, - я, значит, твой клон. Так это у вас называется?
- В некотором смысле - да.
- Ну и думай тогда, как обеспечить меня деньгами, куда засунуть свой палец. Только имей в виду, что я тоже законопослушный гражданин и собираюсь им остаться.
В разговоре наступила пауза. Профессор понимал, что ему не осилить эту задачу, и решение предложит юноша. Так и получилось.
- Быстрые, большие деньги официально можно добыть только в казино. Знаешь, что это такое? Или у «одноруких бандитов».
- Про казино читал, про бандитов-калек – нет.
- Так называют игровые автоматы. Есть мысли на этот счет? Я ведь там никогда не был, - признался парень, - знаю не больше твоего.
- Определюсь на месте, но мне надо находиться вне тебя, а это может не получиться.
- Ты правильно сказал, определяться будем на месте. Найдешь себе укромное местечко.
Профессор согласился с доводами молодого человека, но напомнил:
- Завтра добываем деньги, послезавтра выезжаем. Время поджимает.
- Как скажешь. Но за прокат тебе придется платить.
Утром юноша встал пораньше, ему нужно было поговорить с матерью. Он специально подгадал время перед работой, чтобы некогда было задавать вопросы. Позавтракав с ней, завел разговор про деньги.
- Мама, мне нужно рублей восемьсот до завтра.
Женщина прекратила мыть посуду и повернулась к сыну.
- Ты уже большой, я знаю. Но и ты должен понимать…
- Мама, - перебил он, - даже до вечера.
Женщина не стала больше спорить, поднялась и вышла из кухни. Вернулась и молча протянула тысячную купюру. Молодой человек спрятал ее в карман.
Из квартиры они вышли вдвоем. Мать пошла на работу. Он – в парикмахерскую.
Вернувшись домой, юноша переоделся в костюм. Мать его купила в конце весны, брала на вырост. Тогда рукава пиджака закрывали середину ладоней, сейчас они показались юноше коротковатыми. Он слегка подтянул их вниз. Покрутился у зеркала, повязал галстук и снова посмотрел на свое отражение. Из зеркала на него глядел молодой мужчина.
- Эй, катала, - позвал парень, - оцени прикид.
- Идем играть в карты? – отозвался появившийся рядом Айк.
- Неплохой вариант, но я не знаю, где это. Будем работать по намеченному плану.
- Прямо сейчас?
- А что тянуть? Сам торопил. Пошли.
Юноша знал поблизости помещение с игровыми автоматами, туда и направился. Вдоль стен стояли «однорукие бандиты». Несколько человек около них пытали счастье. Свободных автоматов было достаточно. Юноша выбрал один в укромном уголке, сел около него. И растерялся, не зная, что делать. Стал украдкой поглядывать на ближайшего соседа, но вдруг услышал бесполый голос Айка, который объяснял ему, как нужно играть. Выполняя все рекомендации, Степан проиграл сто рублей.
- Этот вариант провальный, - услышал он резолюцию профессора. – Твоя рука не успевает за моими советами. Перебираемся в казино. Там проще.
Ближайшее казино, которое знал парень, находилось в центре города. Пришлось ехать туда. Наученный горьким опытом, он не стал сразу подключаться к игре. Ходил по помещению и наблюдал за игроками. Поменяв деньги на фишки, вернулся к столу и занял единственное свободное место.
- Первый раз ставь мало, не будем сразу светиться, - услышал он своего инструктора. – Второй – тоже. На третий вываливай все на любую цифру.
Первые две попытки юноша, как и планировалось, проиграл. На третий раз поставил все фишки на красную пятерку. Крупье запустил рулетку, шарик резво заскакал, потом стал потихоньку успокаиваться. Свой выбор он сделал на черной девятке.
«Бедная мама, - подумал парень, - прости меня. - Мне еще пешком домой добираться».
- Вам повезло, мужчина, - объявил крупье. – Красная пятерка. И сдвинул гору фишек Степану.
Все завистливо поглядывали на него, а он, пряча глаза, рассовывал их по карманам. Фишек было много, очень много.
- Меняй все на деньги, и уходим, - послышался бесполый голос.
Молодой человек не заставил себя уговаривать. Через десять минут был уже на улице.
- Что это было?
- Гипноз. Только и всего.
- Айк, там ведь кругом камеры. Если кто просмотрит…
Степан не дождался ответа. Он понял, что профессор вернулся в казино.
Поймал такси, но попросил отвести его не домой, а совсем в другую сторону. Там пересел на другое и лишь после этого назвал свой адрес.
Дома молодой человек выложил все деньги на стол и переоделся. Потом занялся подсчетом выручки.
- Ты что, не знаешь, сколько выиграл? – спросил профессор, появившись в кресле.
- Если бы выиграл, знал. А так!? С перепугу схватил и выскочил.
- А вот это напрасно, Степан. Вести себя нужно естественно.
- Нужно играть честно. Я ведь тебя предупреждал.
- Ты шел в казино, чтобы выиграть честно? Новичкам везет. Так?
Парень чувствовал свою неправоту, поэтому отвечать и оправдываться не стал.
- Нас могут разоблачить, - только и сказал он. – Что будем тогда делать?
- Записи все я стер. Почему сразу не предупредил? Такие вещи нужно продумывать от начала и до конца.
Молодой человек облегченно вздохнул.
- Пусть будет так. Дело сделано. Первый и последний раз.
- Хватит на дорогу?
- И на полгода беспечной жизни. Как вот только матери всучить, ничего не объясняя?
- Какие проблемы? Тысячу верни как долг, оставь себе сколько нужно. Остальное вложи в конверт и подкинь в прихожей в шкаф с обувью. Она найдет и подумает, что ты кого-то опять лечил. Ты же не будешь ее разубеждать?
- Айк! Такого пройдоху как ты, еще поискать. Я не понимаю, почему ты не можешь отбиться от своих с этой озоновой дырой? Скажешь, что это я латал, только нитки из тебя выбил. Почти так и было.
- Если бы все было так просто… - ответил после непродолжительной паузы профессор. – У нас не ставится вопрос - виновен или нет. Это известно изначально, иначе просто бы не вытаскивали на ковер. Суд будет интересовать только моя мотивация. Это знаю один я. Для этого и адвокат не нужен. У нас их и нет вовсе. Могут даже напарника моего не пригласить.
- Круто. У нас так когда-то тройками судили.
- У меня пять будет. Любишь эту цифру, отличник? Ты когда поставил на красную пятерку, я это счел за предзнаменование. Пусть будет, что будет. Хорошо хоть не на черную. А за казино не волнуйся. Это для них как комариный укус. Грабь награбленное – это ведь лозунг из вашей жизни.
- Из нашей. Прошлой. Когда поедем и куда?
- В Свердловск. Вечером.
- В Екатеринбург, значит. В Сибирь через Урал поезда часто ходят. Билеты возьмем перед отъездом.
- Два не вздумай купить. Заговариваешься уже.
- С тобой можно вообще не брать.
- Можно, но не нужно. Я длительное время не могу контролировать ситуацию, нужен отдых. Мне пора расслабиться. Позови, когда приедешь.
Профессор исчез, а Степан начал собираться. Первым делом он спрятал конверт в обувной ящик. Тысячную купюру положил на видное место. Достал свою школьную сумку и вернул ее назад - решил купить спортивную на вокзале. Взял зубную щетку, пасту, смену белья и сорочку. Уложил все в пакет. Позвонил в железнодорожное справочное бюро. Вечером поезда шли один за другим через небольшой промежуток времени. Приготовил все и сел.
«Уеду до прихода матери, а то замучает вопросами, - подумал он, - оставлю записку и вся недолга. Сообщу, что уехал по просьбе друга, лечить его дедушку. А что? Правдоподобно».
Ложь давалась легко, только один раз парень вдруг задумался: «Воровать фактически начал, врать. Неужели это атрибуты взросления? Маленьким я никогда так себя не вел». Но от мрачных мыслей отмахнулся, захватил приготовленные пожитки, запер квартиру и выскочил на улицу.
Через час он был уже на вокзале, а еще через сорок минут протискивался среди пассажиров с новой сумкой в свое купе.
Состав начал движение незаметно. Что поезд тронулся, парень догадался по провожающим, оставшимся на перроне. Они неожиданно попятились назад. Скорость нарастала, и вокзал оказался позади. Параллельно составу ехал трамвай, какое-то время шел вровень, но быстро устал, отстал. Поезд двигался среди кирпичных и блочных домов, они располагались на приличном удалении от железнодорожных путей и тянулись до самой реки. За ней начинался лес.
За окном купе мелькнули стальные фермы моста, их сменила зеленая стена леса. Участился перестук колес. Состав, проехав реку, начал набирать скорость.
Молодой человек расстелил постель на второй полке, хотя его место было нижнее, и в купе находился всего лишь один сосед. Он не хотел, чтоб его тревожили. До Екатеринбурга было далеко, остановок много и, рано или поздно, какая-нибудь старушка попросила перебраться наверх. А сверху смотреть в окно было еще лучше. К тому же оно было приоткрыто, и прохладный ветер, теребя сорочку, приятно освежал тело.
Степан вспомнил про билет, вытащил его из кармана и бросил на столик. Подмял под себя подушку и стал смотреть в окно. Монотонный стук колес, прохладный ветер и усталость, накопленная за день, сделали свое дело: он уснул.
Снилось парню то, о чем он думал, прежде чем забыться.
Пришла с работы мать. Прошла с конвертом на кухню. Прочитала записку, оставленную на столе, и застыла на стуле. По ее щекам бежали слезы.
«Мама, не плач. Мне нужно было уехать, - пытался докричаться он. – Скоро вернусь».
Женщина ничего не слышала и не видела. Она безмолвно сидела, а слезы, догоняя друг друга, катились по лицу.
«Мама, все будет хорошо, поверь мне».
Степан хотел подойти к ней, но ноги налились свинцом, тело окаменело. Не было сил даже поднять руку. Удавалось только кричать.
«Мама, мама», - пытался дозваться он, но мешал перестук колес. Звук нарастал и заглушал все попытки.
Женщина достала тарелку, положила в нее записку и поднесла зажженную спичку. Когда пламя, проглотив листок, начало гаснуть, стала подкладывать деньги. Огонь радостно плясал, пожирая купюру за купюрой. Последней его жертвой стал конверт.
«Мама, - тихо позвал юноша, он понимал, что она его не услышит, и говорил больше себе, чем ей. - Все будет хорошо».
«Ох, Степан, Степан», - донеслось до него…
- Степан, ну, сколько можно спать? - услышал юноша бесполый голос. – Еле разбудил. Знаешь, сколько ты проспал?
- Ты где, Айк?
- На багажной полке. Подъезжаем. Минут через пять будем на месте.
- Прячься. Поезд стоит здесь долго, и всем захочется размять ноги. Сниму номер в гостинице, тогда и поговорим.
Состав полз, приближаясь к железнодорожному вокзалу. Наконец звякнули буфера, и он застыл. Проводницы открыли двери. Народ стал выбираться из вагонов. Через минуту перрон был переполнен.
Юноша прошел через здание вокзала к привокзальной площади. Первые такси с пассажирами поезда уже покидали ее. Он высматривал общественный транспорт.
Таксисты во всех городах работали одинаково: сразу же определяли кто к ним сел. Если не местный, то катали по кругу, пока счетчик не начинал зашкаливать. Парень это знал и прошел к трамвайной остановке с толпящимися людьми. Сел в первый же – двадцать первый.
«У нас почти весь общественный транспорт идет от вокзала через центр, - подумал он, - и гостиницы одна, две - как и у нас – наверняка находятся там».
- Извините, не скажете, когда будет гостиница? – Женщина выглядела местной, и Степан спросил ее после первой же остановки.
- Водитель объявит, - ответила она. – Остановка так и называется. Еще не скоро.
Сняв одноместный номер, юноша переобулся в привезенные с собой тапочки, повесил пиджак на спинку стула и завалился на кровать. Он не хотел спать – в поезде действительно переборщил. Просто валялся.
Раздался стук.
- Войдите, - отозвался парень, вставая.
Открылась дверь, и появилась женщина неопределенного возраста, прошла и села в кресло.
- Мужчина, вам не скучно одному?
Юноша удивленно осмотрел гостью.
- Нет? - переспросила она и выложила на стол фотографии обнаженных девиц. – Вот. На час, на два, можно и на ночь. Любую. Недорого.
- Мне без пяти минут восемнадцать. Я несовершеннолетний.
- Издеваетесь? Мне что, зайти через пять минут?
- Не зайти, а уйти. И больше не возвращаться. Юмор у меня такой.
Женщина собрала фотографии и, ничего не сказав, ушла. Парень замкнул за ней дверь и вновь завалился на кровать.
В кресле появился профессор.
- У нас беда, - сообщил он вместо приветствия.
- Знаю. Мы в незнакомом городе, и нас донимают проститутки. Тебе не нужен клон молодой симпатичной девушки?
- Мне не до шуток. Напарника здесь нет.
- Даже так? - удивился молодой человек и поднялся с кровати. – И что теперь делать?
- Подумать надо. Не везет мне последнее время. Вторая экспедиция кувырком.
- Много у тебя их было?
- Нет. На одной огромный метеорит жизнь уничтожил, на другой….. Впрочем, это неважно. Главное, что разумной жизни на них не было. Две последние командировки – просто беда.
- Не везет тебе, гуманоид, с нашим разумным братом. Мешаем.
Айк не стал ввязываться в дискуссию. Он был расстроен.
- Один напарник погиб. Второй пропал.
- Пусть пропадет и третий.
- А что, Степан, эвтаназия – тоже выход.
- Кто говорит про самоубийство. Пропал – это не значит, что умер.
- Смеешься? Мне хватило двадцати секунд, чтобы понять, что напарника в городе нет. Пропадет наша экспедиция, будет следующая. Более солидная и многочисленная. Прощупают планету за день. Обнаружат.
- А ты можешь это сделать сам, чтобы найти коллегу?
- Один, без хотя бы еще одного напарника? Нет. Вдвоем мы бы как бреднем прошлись по планете. С тобой это невозможно.
- Остается искать нашими, земными способами. Объявление в центральной прессе не хочешь дать? Завуалированное?
Айк молчал, и юноша воспринял это как отказ.
- Можно и по-другому. Он ведь нашел себе человека-носителя, чтобы выжить. Найди и ты в этом городе. У него должны быть родственники. Через них выйдешь на носителя. Это как я и отец. Понимаешь?
- В этом что-то есть, - оживился профессор. – Попробовать можно. Следы даже непродолжительного нашего пребывания в разуме остаются. Это, конечно, делается не так быстро, но шанс есть.
- И каковы наши планы на ближайшее будущее, в свете последних решений правящей партии и правительства? – У Степана тоже поднялось настроение.
- Я не могу долго обходиться без тебя и брать с собой нельзя – будешь обузой. Составим график, когда необходимо встретиться в номере, и разойдемся. Ты можешь изучать город.
- Такой расклад меня устраивает. Сейчас пол-одиннадцатого. Когда встречаемся?
- В два, дольше мне нельзя, - ответил Айк и исчез.
- В два, - повторил юноша, надел пиджак, запер дверь и выбрался на улицу.
Молодой человек шел среди спешащих людей и невольно прибавил шаг. Кого как, но его подгонял голод. Он не выискивал изыски архитектуры, не искал музеи, кинотеатры, икал кафе - простое, летнее кафе. Нашел павильон. Недалеко от него стояла девушка и ела беляши.
Он купил несколько штук и пристроился рядом, ел и осматривал окрестности.
- Все российские города летом одинаково красивы, а зимой уродливы по-разному, - неожиданно для себя самого Степан оценил увиденное вслух. Сказал с набитым ртом, невнятно. Ему стало стыдно. Но эта фраза что-то напомнила. Стал вспоминать – откуда? Казалось, что вот-вот и поймет, но память отказывалась помогать.
- Любите Толстого? – Услышал он женский голос и обернулся к девушке.
- Причем здесь Толстой?
- Как же? Лев Николаевич Толстой, «Анна Каренина». «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
- А я-то думаю, что за шедевр выдал. Что-то напоминает, а что – не пойму. Спасибо.
- Все голодные думают одинаково, сытые - по-разному. Я тоже так умею. Согласитесь.
Девушка приглашала к разговору. Молодой человек был рад обществу симпатичной незнакомки, подтвердил:
- Я шел и думал только о еде. Искал, где можно перекусить.
- И меня сюда загнал голод.
- Первую часть ваших умозаключений мы доказали: голодные думают одинаково. - Юноша купил два пакета с соком и один протянул девушке. – Держите, это ваш гонорар. А как быть со второй? Мы уже сыты.
- У меня сегодня разгрузочный день. Сдала последний экзамен. Я абитуриентка.
- Я тоже свободен до двух часов. Совпало. Но и сытые могут думать одинаково. Пусть это будет исключением из правила. Это я по поводу второй части.
- Погуляем? Я не местная, ничего здесь не знаю.
- Я тоже. Побродим, но недолго. Куда поступала?
- В медицинскую академию.
Юноша сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к девушке.
- Серьезно?
- Серьезней не бывает. Лечить людей – это ведь так здорово!
- А сообщать родителям, что их ребенок неизлечим, это – как?
Девушка задумалась, ответила не сразу.
- Для этого и иду учиться. Чтобы таких родителей было меньше. Ты меня понимаешь?
Они незаметно перешли на ты.
- Понимаю. Себя иногда - нет. Моя мать про это сказала еще лучше: «Людям нужно дать шанс дожить до старости. И дожить здоровыми».
- Хорошая у тебя мать и умная. Отец?
- Умер. – Юноша не стал уточнять как.
- Извини. У меня никого нет. С теткой живу в Качканаре. А себя, почему не понимаешь?
- Тоже сдал свой экзамен и тоже в медицинскую академию. Больше того – поступил. И все еще сомневаюсь.
- Счастливый, - грустно заметила девушка, - а мне пока неизвестно. И что за сомнения, радоваться надо!
Они шли по проспекту Ленина города-миллионера. Степан время от времени поглядывал на часы.
- Спешишь куда-то? - заметила девушка.
- На два часа у меня назначена встреча в гостинице. Не хочется опаздывать. Давай потихоньку пойдем назад другими улицами. Где-нибудь перекусим плотнее. Как тебя зовут?
- Полина. Живешь в гостинице?
- Да. «Исеть». Изогнутая такая.
- Знаю, серпом. Я в общежитии при академии. А тебя, как зовут?
- Степан, - молодой человек ответил и указал на противоположную сторону улицы. Там было кафе. Беляшами он не наелся, только притупил голод. Здесь купил две двойных порции чебуреков и два кофе для себя и девушки - та тоже забыла, что недавно питалась.
За столом они почти не разговаривали, только перебросились несколькими фразами. Когда выходили, попали во встречный поток посетителей. Небольшая, шумная компания молодых людей чуть не сбила парня с ног. Кто-то сзади его поддержал.
Они расстались на остановке трамвая у гостиницы. Девушка смотрела на парня и ждала каких-то слов от него. Степан догадался, но молчал.
«Она мне нравится, - подумал он. – Симпатичная, неглупая, но наше знакомство не имеет будущего. Завтра-послезавтра я уеду отсюда. Жаль, что все так складывается».
Когда подошел трамвай, юноша взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
- Спасибо за компанию в незнакомом городе.
Девушка ничего не ответила, только закрыла глаза, кивнула два раза головой и в последний момент поднялась в вагон. Трамвай тронулся, а они еще некоторое время смотрели друг на друга через стекло.
Каждый из них возвращался в свой мир.
Юноша поднимался к себе в номер лифтом, искал в карманах ключи. Нашел, но обнаружил и пропажу: не было денег.
«Обокрали, блин, надо же. Что ж теперь делать? – подумал он и чертыхнулся. - Не зря меня в кафе толкали. Проблемы растут как ком».
Он стал ощупывать карманы в поисках сдачи, которую клал куда придется. С мелочью насчитал девяносто шесть рублей.
В номере его встретил Айк.
- У меня прокол, - сообщил он, - вечером продолжу поиски.
- И у меня неприятная новость. Меня обокрали.
- Как это?
- Не говоря громких слов, молча. Ты что, в книгах не читал про это? На нашей планете практикуется и не такое.
- И что будем делать?
- Я надеялся, ты подскажешь. Если вечером решишь свои проблемы, как-нибудь доберемся до дома. Если нет, будем думать.
Профессор исчез. Юноша лег на кровать и включил телевизор.
«Шведский стол на завтрак в гостинице предоставляют бесплатно, - размышлял он, переключая каналы. – Я им покажу, что такое завтрак, когда не предвидится обед и ужин. От голода не умру. А дальше гипноз Айка должен выручить. Как-нибудь проберемся в вагон поезда. Если не сидеть все время на одном месте, можно спокойно доехать до дома. Или опять предстоит воспользоваться его способностями. Профессору придется работать на износ».
Приняв решение, парень стал разыскивать по телевизору каналы местного телевидения. Посмотрел несколько передач «Урала», «Десятого канала», «Областного телевидения» и переключился на российский. Если бы не назывался город, эти передачи подошли к любому крупному населенному пункту: проблемы всюду были одинаковые.
Через час он выбрался из гостиницы – надоело сидеть в помещении. Для прогулки выбрал другую улицу. Город показался не таким гостеприимным – не было денег. Юноша просто гулял. Один. Невольно вспомнилась предыдущая прогулка, мысли повернули вспять. Он задумался.
«Вариант «Б», - произнес парень довольно громко. Мысленные разговоры с Айком дали неожиданные негативные последствия: он перестал замечать, как говорит - вслух или про себя. Прошел еще несколько шагов и повернул назад. – «С», «Д»…. Решений масса - было бы желание».
Он пошел назад, но параллельной улицей. По пути попалось интернет-кафе, и вариант «Б» приобрел четкие очертания. Казино - это было проверенное решение денежного вопроса, и Степан решил идти проторенной дорожкой. Оставалось найти адреса игорных заведений и узнать, как к ним добираться. Для этого и нужен был интернет, чтобы не расспрашивать прохожих.
Юноша вернулся в номер, завалился на кровать и стал обдумывать дальнейшие действия. Для посещения казино нужны были деньги, небольшие, но и такие негде было взять. Степан перебрал несколько способов добычи первоначального капитала и выбрал тот, который больше всего понравился. Он предполагал встречу с девушкой.
- Айк, - позвал юноша, но никто не отозвался, - Айк, черт тебя подери, чтоб твой вечерний рейд оказался неудачным, чтоб о тебе забыла вселенная и эгоисты, ее населяющие. Гуманоид чертов, где тебя носит? Я изобрел велосипед. Тандем. На нем катаются вдвоем, но на нем нет тебе места. Айк, отзовись, если ты здесь.
Профессор не появился. Вместо него появилась девушка. Она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Стройная, красивая, она не стала ждать приглашения. Прошла, села в кресло и недвусмысленно развела ноги. Под коротким платьем ничего не было.
Юноша видел только это и грудь, которая едва помещалась в тесной одежде. Казалось, еще одно движение и упругие полушария покинут ее.
Женщина достала шарик, надула, скрутила хвостик, что-то надела на него и отпустила. Весь в пупырышках, он подлетел вверх, сделал несколько неловких поворотов и, сдуваясь, неуклюже поскакал по полу.
«Это же презерватив», - подумал парень и перевел взгляд с него на девушку.
Она стояла голой. На ней были только черные чулки, впившиеся резинками в ноги. Одежда валялась рядом.
Дыхание юноши сбилось. Он сидел в растерянности, не зная, что делать.
Знала она. Подошла и надавила на плечи. Прижимала, пока юноша не опрокинулся на кровать, умело освободила от одежды.
Удушливая волна накрыла парня. Руки сами потянулись к груди женщины. Пальцы схватили соски и начали мять. Они набухли. Он сам не заметил, как ладони стали сжимать груди. Большие, упругие, они, как магнит, притягивали взгляд. Юноша очнулся только тогда, когда он и женщина застонали. Звуки восторга раздались одновременно.
А дальше случилось непредвиденное. Такое с ним происходило и раньше. Он иногда просыпался мокрым после эротических снов. Изучая медицину, знал, как это называется: поллюции. Тогда ему было неприятно. Неприятно и сейчас. После оргазма наступило отвращение. К женщине. К себе.
Незнакомка оказалась умной, поняла его состояние. Выбралась с ложа и прошла к своей одежде. Нагнулась. Не спешила, поднимая платье и лифчик.
Волна желания вновь захлестнула юношу. Он схватил валяющиеся на полу презервативы и направился в ее сторону, неловко раздирая упаковку. Женщина какое-то время наблюдала за неопытной суетой, забрала все из его рук и бросила обратно на пол.
- Теперь-то зачем, если в первый раз не пользовались?
Она развернулась и стала в прежнюю позу, уперевшись руками в кресло….
Уставшие, они отдыхали на кровати.
Через некоторое время Степан признался:
- Меня обокрали. Нет денег.
- Мне не они нужны. Когда ты оформлялся в отель, я уже знала, что все так и будет. Видела тебя и …. И хотелось этого. – Женщина лежала на спине, вдруг повернулась, потянулась рукой к лицу Степана, но передумала и вновь откинулась на спину. - Мужчинам нравится из девушки делать женщину. Мы такие же. Я ведь у тебя первая, признайся. Тогда я и решила слепить из тебя мужчину: во дворе раздавался смех мальчика, постепенно переходя в мужской.
- Девичий смех в женский, - вспомнил анекдот Степан.
- Это в оригинале - не тот случай. У тебя нашего добра много будет, женишься, но всегда, когда надумаешь ввести своего жеребца в стойло, будешь вспоминать меня, сравнивать женщин со мной.
Степан лежал и не знал, чем возразить. Она была права. Так ему казалось.
- Всю жизнь ты будешь помнить меня - свою первую женщину.
Он не стал спорить, ее слова возбуждали. Юноша перекинул ее на себя, руки поползли по бедрам. Близость женского тела была опять приятна. Он перекатил ее на спину и навалился всей своей тяжестью. Женщина застонала, закрыла глаза и уперлась руками в мужские плечи.
- И где тебя носит? - спросил Степан, когда профессор появился вечером в кресле. - Я, можно сказать, тружусь, не покладая рук, решая наши проблемы, а ты, чем занимаешься?
- Рук? Это правда? Или чего-нибудь другого?
Юноша опешил. Такой отповеди он не ожидал.
- Заглянул сюда и убежал, - продолжал говорить старик. - Третий – лишний. Этот закон работает на всех планетах.
- Ты лишний для всех миллиардов нашего населения. Свечки держать и без тебя есть кому. И твоя постная рожа ни в чем не убеждает, вижу, как внутри ухмыляешься.
- Лучший метод обороны – нападение.
- Ты с него и начал. Я только отбиваюсь.
- Ладно, с землянами спорить – себе дороже. Тем более что слышны речи не мальчика, но мужа.
- Опять за свое? – Степан начал заводиться. Он не смог дать однозначную оценку происшедшему недавно. Пытался и не получилось. Он задал себе вопрос, что будет, если женщина придет еще раз, и не смог ответить. Где-то в глубине души желал этого.
- Наше. У меня ближе тебя больше никого здесь нет. Один остался из всей экспедиции.
Слова Айка вернули юношу на землю.
- Вот-та-та. Умер, значит, и второй? Как?
- Молча. Так ты говоришь. Но на самом деле – молча. Принципиальный больно был. Невмешательство и скрытность – главные наши принципы. Он, похоже, довел их до абсурда. Погиб. Как – не знаю. Вариантов выхода из любой ситуации – миллион. Инструкций много на любые случаи. И многие исключают друг друга: у нас, как и у вас. Погиб, принципиальный наш, вместе с носителем. До последней секунды решал, как поступить.
- На Земле на эту тему есть предание про буриданова осла. Тот стоял между двух стогов и не знал, который начать есть первым. Так и умер от голода.
- Вот-вот, что-то такое и здесь произошло. Но я его понимаю, могу объяснить. Мы больны клаустрофобией. Рамки вашей планеты стесняют нас. Вам этого не понять. Я скучаю. Ностальгия, кажется, так это у вас называется? Он был на пределе, и я где-то рядом с этим.
- Лгал, значит, что не знаешь про тоску и скуку?
- Нет, Степан. У нас эти чувства воспринимают через органы. Нет тела – нет чувств. Ностальгия – через разум. Это – другое. Как результат логического заключения.
- Твои проблемы решены?
- Не совсем. Вернуться к ним еще придется, но сейчас нужно решить денежный вопрос.
Айк сидел в кресле, юноша отмерял круги в номере. Остановился, повернулся к нему.
- У меня есть мысли, как поправить наш бюджет. Лучше способа, чем проверенный, нет. Здесь куча казино: «Чикаго», «Цеппелин», «Империал», «Африка». Я справлялся в интернет-кафе и кое-что разузнал. Можно и в карты поиграть.
- Быстро же ты сдаешь позиции, - отметил профессор, - еще недавно возмущался.
- Я не погибну между двух стогов. Играть не на что. Вот в чем вопрос. Из знакомых – одна абитуриентка, которая едва сводит концы с концами.
- У пассии своей не хочешь занять?
- Это что-то новое. У проститутки? Я даже не знаю, как ее зовут. И кем я буду после этого? Завтра что-нибудь придумаю.
- Она, кажется, денег с тебя не брала?! Откуда знаешь, что проститутка?
Завтра. Сказал же, все завтра. С утра. Утро вечера мудренее.
- Она была на тех фотографиях, что тебе показывали?
- Ты отстанешь от меня когда-нибудь?
- Хорошо, - согласился Айк, - но не забывай, когда решим денежный вопрос, обязательно нужно навестить родственников носителя моего напарника.
- Зачем?
- Мой коллега погиб здесь. Тот, что голосовал против. Именно из-за этого мне нужно досконально знать, что с ним произошло, а без тебя это невозможно. Уж очень много белых пятен. Непонятно.
Ночью парень долго ворочался в постели - не мог заснуть. Мысли возвращались к дневному происшествию. Перед глазами – как живое – возникало обнаженное тело девушки. Он гнал его от себя, заставлял себя думать о другом, но ничего не помогало. Стройному женскому телу не мешали ни темнота, ни позднее время, ни его потуги.
«Права была чертовка», - признался Степан, и его отпустило. Образ исчез.
Юноша усилием воли заставил себя думать об абитуриентке. Ему предстояло завтра встретиться с ней. Он продумал весь план действий и только тогда заснул.
Парень решил с утра поехать в медицинскую академию к девушке.
Завтракал он в гостинице - бесплатно и плотно. Денег оставалось тик в тик. Из неполной сотни львиная доля была потрачена в интернет-кафе. Остатки предназначались на проезд в общественном транспорте.
Девушку юноша встретил у списков, вывешенных на доске объявлений. Повезло. Она что-то обсуждала с подругами, пока не увидела его. Глаза радостно заблестели.
- Степан? Каким ветром? А я набрала проходной балл! Поступила.
- Поздравляю! - ответил юноша. – Отпразднуем? Не хочешь прогуляться по городу?
- Да. Сегодня гуляю на полную катушку.
Они сели в трамвай. Вчерашняя абитуриентка не спрашивала, куда они едут, и это радовало Степана. Не хотелось врать. Он и так боялся смотреть ей в глаза, а девушка, как назло, пыталась поймать его взгляд. Они покинули транспорт, не доезжая одной остановки до казино. Так было задумано Степаном: игровое заведение должно было попасться на их пути случайно. Молодые люди шли пешком и болтали о всяких пустяках.
- Смотри-ка, казино, - неожиданно прервал разговор юноша. – Зайдем? Сегодня твой день, он начался хорошо и будет таким.
Девушка вопросительно посмотрела на парня. В глазах застыл испуг. Он насильно потянул ее за руку. Покупая фишки, пошарил по карманам и удивленно заметил:
- Деньги в отеле оставил. Надо же! У тебя есть тысяча? Верну через час. Или в гостинице, если что.
Полина достала из сумочки две купюры по пятьсот рублей, протянула молодому человеку и обреченно произнесла:
- Последние.
Степан забрал деньги, пряча взгляд, но мысленно вздохнул с облегчением: первая, самая трудная часть плана удалась.
Они купили фишки, и некоторое время бродили по залам, присматриваясь, пока не освободилось место за столом с рулеткой. Юноша занял его.
Он дважды проиграл. В третий раз поставил все оставшиеся фишки на красную пятерку.
- Твоя оценка за последний экзамен, - прокомментировал выбор Степан. – Должно повезти.
Шарик подскакивал, долго не мог угомониться, залетел в черную лузу с цифрой тринадцать и успокоился.
- Пятерка, красная, - объявил крупье, и гора фишек оказалась перед юношей.
- Я же говорил, что повезет. И испытывать судьбу больше не будем. Я не азартный игрок.
Молодые люди ушли сдавать фишки. Когда юноша рассовал деньги по карманам, к нему подошли двое мужчин и обступили Степана с боков.
- Хозяин хочет побеседовать с вами, пошли, скоро освободитесь, - сказал один из них.
Юноша почувствовал, что его локти с обеих сторон сжаты, и шум поднимать не стал.
- Подожди меня, - обратился он к девушке. – Я ненадолго.
Полина ничего не подозревала. На ее лице играла улыбка - девушка радовалась нежданной удаче. А Степан через несколько минут уже сидел в кабинете хозяина казино. Руки его были привязаны к спинке стула. Охранники стояли около двери, по комнате ходил тучный мужчина лет под пятьдесят с большими залысинами. Он передвигался по комнате, поглаживая рукой правую часть выпирающего живота. Все застыли, ожидая, что скажет хозяин.
- Это казино, а не лохотрон. – Раздался тихий хриплый голос. – Расскажи, пожалуйста, как ты все обстряпал?
- Вы о чем?
- Знаешь, о чем. Не притворяйся. Не усугубляй.
- Я выиграл. У вас что, в казино такое не случается?
- Случается, но не такое, как сегодня, – сказал хозяин и подошел к юноше. – Ты ставил на пятерку, выпало тринадцать, забрал выигрыш, которого и не было. Хочешь посмотреть запись с камеры наблюдения?
- Я не смотрел на рулетку, узнал от крупье о выигрыше. Спрашивайте его.
- Спросим и его, когда дойдет очередь, - мужчина подошел ближе, обхватил рукой шею парня и притянул голову к себе, - но сначала поговорим с тобой.
Юноша почувствовал резкую боль, заныла шея, боль от нее опустилась к низу живота. Заныл правый бок.
- Покажите запись, - попросил он.
Хозяин подошел к мониторам, перемотал пленку в видеомагнитофоне и включил воспроизведение. Все обернулись на экраны. Они показывали одно и то же: парень и девушка подошли к столу; парень сел, и изображение пропало. По экранам поползли полосы.
Мужчина и охранники переглянулись.
- Тебе не повезло, хоть запись и не сохранилась, - сказал хозяин казино, - я в это время сам наблюдал за залом и все видел.
- Я тоже хочу видеть, узнать, лопухнулся крупье или вы мне голову морочите. За столом много людей сидело. На зрение не жалуетесь?
Юноша снова почувствовал руку на шее. Она сжимала ее. Болела не столько шея, сколько низ живота.
- Для меня это копейки. Плевать. - Услышал он голос хозяина. – Важен принцип. Пока не пойму, не расстанемся.
- Оно вам надо? Жить осталось два понедельника, а все о деньгах печетесь.
- Ты мне угрожаешь? Надо же! Убьешь, значит.
- Печень убьет. Цирроз. – Юноша кивнул на початую бутылку коньяка, стоящую на столе. – Удобряете свою болезнь, лелеете.
- Откуда знаешь, ты кто?
- Врач-самоучка. Хиромант. Хиромантия плюс мануальная терапия.
- Хер чего? – вмешался вдруг охранник, но ему никто не ответил.
- Развяжите, - распорядился хозяин и обратился к парню. - Помоги, озолочу. Мои дела, и, правда, плохи.
Юноша знал, что тот прав: деньги достались не честно. Чувствовал себя виноватым и согласился.
Мужчина выполнил распоряжения парня - разделся по пояс и лег на диван. Молодой человек начал манипуляции над телом. Худшие предположения подтвердились – увеличенная печень была ахиллесовой пятой человека. Кроме больной печени еще какая-то болячка пыталась напомнить о себе, но юноше было не до мелочей. Скоро он взмок и снял пиджак. Сделал перерыв. Второй сеанс дался легче, но и сил заметно поубавилось. После третьего захода парень предложил мужчине встать.
Охранники с любопытством наблюдали за происходящим, помогли больному подняться. Все удивились, когда на его место лег юноша и попросил:
- Принесите нашатырь и полстакана коньяка.
Степан не набивал себе цену – ему было плохо. Это понял и хозяин казино. Быстро выполнил все распоряжения. Понюхав ватку, смоченную нашатырным спиртом, выпив спиртное, молодой человек начал приходить в себя. Около него крутились три человека, не зная, чем еще можно помочь.
- Как вы? – спросил парень, поднимаясь.
- Великолепно. Давно так хорошо себя не чувствовал.
- Теперь-то хоть разойдемся?
- Конечно.
Хозяин вышел в другую комнату и вернулся через минуту. В руках у него были паспорт и деньги, изъятые чуть раньше у молодого человека. Он открыл сейф, достал стопку долларов в банковской упаковке, еще одну в рублях и протянул все юноше.
- Вы желанный гость в нашем казино. Как посетите, вызывайте меня.
Юноша шел к выходу в окружении охранников. Они разводили перед ним посетителей. Хозяин шел рядом и был задумчив. Они еще метров десять шли по улице за парнем с девушкой, пока не отстали.
- Ничего не понимаю, - сказала Полина, когда они остались одни. – Я уже хотела милицию вызывать.
- Спутали меня с кем-то, потом разобрались, извинились, даже дали компенсацию за моральный урон.
Юноша шел и улыбался, достал весь выигрыш и протянул девушке. Та начала отказываться. Он забрал ее сумочку и вложил в нее деньги.
- Сегодня твой день. Мы же договаривались, и я обещал вернуть. Играли-то на твои кровные. И не спорь.
- А хорошо, что нам на пути попалось казино, правда? Я вначале испугалась.
- Конечно, хорошо. Куда сейчас? В ресторан?
- Я не любительница публичных обедов. Из-за экзаменов даже город не видела.
- Принимается, - согласился парень. – Но больше топтать его мы не будем. Рассмотрим через окна такси.
Весь день они катались по городу. Не отпустили такси даже тогда, когда обедали в кафе. Довольный водитель расстался с ними в конце дня у общежития академии. Здесь расстались и они, но чуть позже.
- Все? – спросила девушка. - Сказка не может продолжаться вечно.
- Да. – Ответил парень. – Я буду помнить этот день. И тебя.
- Ты же еще появишься?
- Конечно.
По тому, как парень говорил, девушка поняла, что они больше не встретятся. Подошла, неловко чмокнула его в щеку, сказала, прощаясь:
- Я тоже буду вспоминать этот день, свой странный первый день студентки.
Юноша ушел, брел по тротуару вдоль дороги, пока не увидел такси. Через полчаса он был в гостинице.
- Мы опять при деньгах, - сообщил Степан профессору, когда тот появился в номере.
- Знаю. Буриданов осёл сожрал оба стога.
- Ты не боялся, что он подавится?
- Было какое-то время. Но ты справился. А на ошибках не учишься: деньги нужно прятать понемногу и в разных карманах.
- Дожился, - возмутился юноша, - гуманоиды жизни учат! Расскажу – не поверят. Давай лучше я тебя подготовлю, как отбиваться от соплеменников. У меня кое-какой опыт накопился.
- Бесполезно, Степан.
- А вот это ты зря так думаешь. И спрятаться можно – не найдут. Лежал я как-то в больнице. Необычное, надо сказать, заведение. Там лечатся те, кто головой страдает. Если подобрать тебе из них носителя, никогда не найдут. Сканируй их, не сканируй – результат один. Скорее всего, твои эгоисты подумают, что попали на другую планету. Там такой кавардак в головах! Одна проблема – рискуешь через некоторое время таким же стать. Я через это проходил. Сам не знаю, как выжил.
- Домой хочу.
- Понятно, - ответил юноша. – По росе побегать захотелось, мать-старушку обнять, рыбки половить. Я вот тоже своей обещал, а вместо этого сбежал.
- Родители мои все уже знают. Представляешь, что с ними творится?
Молодой человек не ответил, лежал на кровати, уставившись в потолок.
«Родители все одинаковы, - думал он, - что их, что наши, все готовы жизнь за детей отдать. Надо же, как природа распорядилась».
- Ты в Бога веришь? – неожиданно для себя самого спросил Степан. – Нигде не встречал, когда скакал по планетам?
- Нет. Там места много. Хватит всем: и ему, и Будде, и языческим богам, и греческим. И разойтись с гуманоидами легко, чтоб не надоедали при жизни.
- Их интересуют только мертвые?
- Похоже, что так. У нас вообще считают, что они существуют только для тех, кто верит: в кого веришь, тот и есть. Не веришь, значит, их нет.
Оба замолчали. Каждый думал о своем. Через некоторое время Степан услышал бесполый голос профессора:
- Поехали. В этом городе остался один нерешенный вопрос. Из-за него, собственно, мы и приехали в Екатеринбург. Езжай на такси, не жмись. Я буду в багажнике и проконсультирую тебя.
В городе сновало много такси. Через пятнадцать минут они уже ехали по указанному профессором адресу. Юноша сел на заднее сидение, чтобы не пристегиваться – не любил и не знал, нужно ли это в такси. Сразу же Айк начал инструктаж:
- Около дома, в котором жил носитель, есть кафе и телефон-автомат. Позвонишь, номер я тебе дам, спросишь Виктора. Пригласишь в кафе, скажешь, что ты друг его брата, и только что вернулся из отпуска. Узнал о смерти друга и хочешь знать подробности. Мне нужно минуты три-четыре, чтобы он думал о нем. За это время я прозондирую мозг и все буду знать. Задача ясна?
- Мало информации. Что это за друг, который ничего не знает?
- Ты больше спрашивай. Я тебе что, справочное бюро? Ладно, кое-что еще есть. Он работал мастером на машиностроительном заводе. Скажи, что работал вместе с ним. Братья были однояйцовыми близнецами. Похожи как две капли воды. Погибшего звали Игорем. Дальше включай свою фантазию. Столик в кафе выбери где-нибудь ближе к служебному входу, чтобы и я мог работать.
Когда они проезжали мимо почтового отделения, юноша попросил водителя притормозить и подождать минутку. Сходил и купил конверт.
Все прошло как по нотам. Степан позвонил и пригласил Виктора в кафе. Сказал, что пришел от заводчан – не все смогли проститься по разным причинам с погибшим. Когда тот пришел, вручил конверт с деньгами от коллег. До этого он вложил в него восемь тысяч рублей. Сумму определил специально не круглую, чтобы все выглядело правдоподобно.
Разговор с самого начала принял доверительную форму.
- Плохо ему было в последнее время, - сообщил брат. - Спрашиваю, а он не говорит ничего, только рисует какие-то кругляшки. Недели три мусолил их по вечерам. А потом совсем пропал. Взял отпуск и уехал. Через две недели позвонил мне и сообщил, что приехал, а сейчас, дескать, купается на пляже. Попросил ничему не удивляться. Сказал, что так надо.
В этот день он утонул. Только кажется мне, Степан, что его утопили. Я и в милицию ходил, но там даже заявление не приняли. Много свидетелей было. Те сказали, что сам погиб. А если аквалангисты помогли?
- А что он рисовал? Виктор, ты не мог бы мне один рисунок дать?
- Конечно, я не все уничтожил. Почему-то оставил несколько штук. Что-то есть в них завораживающее. Смотрю на хомут, а он будто растягивается, но что-то ему мешает. Здорово нарисовано, а присмотришься - лишь набор витков.
Мужчины допили кофе и пошли к Виктору домой за рисунком.
Когда ехали обратно, Айк молчал. Молчал и Степан. Разговор состоялся лишь, когда они расположились в номере.
- И что ты про все это думаешь? – спросил юноша.
- Много чего. Но не думаю, знаю. Брат тебе не все рассказал, самое главное утаил.
- Излагай.
- Тебе это надо, филантроп? Денег даже не пожалел.
- Почему не помочь брату товарища по несчастью? Эти деньги легко пришли – также уйдут. И тебе хотел помочь, даже сам много интересного узнал. Видел рисунок? Мы закручивали спираль, а он раскручивал. Этот твой коллега нам палки в колеса вставлял.
- Правильно мыслишь. Но у нас, не смотря ни на что, получилось. И все же ты, Степан, выяснил не все, да и не мог.
- Излагай. Не тяни резину.
Профессор не сразу начал говорить, походил некоторое время по кругу, пока юноша не начал сердиться:
- Какого черта ты светоча из себя корчишь? Хоть километр здесь накрути, все равно профессором не станешь.
- Это точно. Ему до меня далеко. Думаю с чего начать, и надо ли?
- Надо, не кокетничай.
- Мы, когда заселяемся, готовим себе площадку, чистим основание в ваших извилинах. – Начал говорить Айк. - Как вы, когда устанавливаете палатку, чистите землю под нее: выравниваете, убираете мусор. Это активизирует те участки мозга, на которых все происходит. Ты, например, научился ставить диагнозы и лечить людей. У Игоря эта площадка попала на другой участок мозга.
- И чем же твой коллега наградил моего земляка, Айк?
- Интересную историю поведал Виктору его брат. Его использовали втемную при раскручивании спирали. Он ничего не понимал, и это его угнетало. Но достали его больше побочные эффекты от симбиоза.
Брат, если помнишь, работал мастером. У него были трения с начальником цеха. Оба понимали, что работать вместе не смогут. В таких случаях, извини, покидает ристалище, догадываешься, кто? Игорь узнал, что есть вакансия мастера в другом цехе и ушел. Это было буквально год назад.
- Ну и что? Эка невидаль?
- Не спеши с выводами, Степан, слушай дальше. Знаешь, как образовалась эта вакансия? Сейчас узнаешь. Дружили два мастера. Как-то раз, неизвестно по какому поводу, они «накушались» на заводе, причем изрядно. Литр на двоих выпили как минимум. Один при выходе проскочил через проходную, а второй оказался слабей – его задержали, составили акт. Директор снял его из мастеров, и он стал работать там же, но уже рабочим.
Когда Игорь перешел в этот цех, друзья невзлюбили его. По простоте душевной считали, что директор передумает со временем или забудет, и можно будет все восстановить. А вакансия-то закрылась с приходом новичка.
Теперь встал Степан. Поднялся и начал ходить кругами.
- Издалека, Айк, начинаешь - или уже кончаешь? – издалека. Утомил.
- Сам просил рассказать, терпи. К финалу подошел.
Месяца два назад умер начальник цеха, который невзлюбил Игоря: отравился паленой водкой. Через неделю рабочего – бывшего мастера – убило на работе током. Его друга - мастера - затаскала прокуратура, так как погибший работал на его участке. Ему грозил суд за халатность и еще чего-то. Всех собак спустили на него и сделали добротным козлом отпущения. Возвращаясь с кладбища в изрядном подпитии после очередного посещения могилы друга, он бросился под машину.
А теперь представь: Игорь ругается с соседом по площадке из-за какой-то мелочи, в сердцах плюет ему под ноги. А тот к вечеру умирает от сердечного приступа.
Но и это еще не все. У братьев была сестра. Она на девять лет старше их. Училась в Москве, вышла замуж, там и осталась. Они часто гостили у нее. Плохо ли погулять по столице во время отпуска?
Как-то раз братья говорили о ней, хвалили. Случайно Игорь в полудреме вспомнил разговор, продолжил, порадовался, что у них такая добрая сестра. Подсознательно отметил ее хорошее здоровье. Подумал, что она такая крепкая, что свалить ее может только рак.
А через четыре месяца он узнает от матери, что сестра проходит уже третий курс химиотерапии. Еще через четыре они всем семейством – родители и два брата - едут на ее похороны: родственница умерла от рака.
Вот тогда - по возвращению домой - он и поругался с соседом. Игоря уже мучили подозрения, а после нелепой смерти соседа перестали. Мужчина рвал на себе волосы, он запаниковал. Сложил два и два и получил четыре: он нес смерть и чужим, и близким. Нес бессознательно, без всякого желания.
- И он сбежал. Взял отпуск и сбежал, но потом, вспомнив сестру, понял, что расстояние тут не играет никакой роли. Как и то - хочет он этого или нет. – Продолжил за профессора Степан. – Игорь вернулся, позвонил брату и утопился, прихватив с собой твоего коллегу.
- Все так и было, Степан. Расследование закончено. Нечего нам здесь больше делать.
- А брат не поверил, считал, что кто-то за этим стоит.
- Отчасти он был прав. И знаешь, что еще? Мой напарник не смог покинуть его из-за воды. Похоже, поздно сообразил, что к чему, а она оказалась хорошим экраном, - отозвался профессор. – Вот такие вот дела, землянин. Езжай домой. Меня постарайся больше не тревожить.
Айк исчез, а юноша сидел в кресле и не хотел вставать, не хотел ничего делать. Он опять вызвал профессора, еще один вопрос мучил его:
- А чем вы наградили наркомана?
- Представления не имею, - ответил профессор. - Для меня вообще это было новостью, что у вас - землян - возникают побочные эффекты.
Айк снова исчез, а юноша стал потихоньку собираться. Забросил свои немногочисленные пожитки в спортивную сумку и присел на дорожку. Поднялся и покинул номер, спустившись лифтом, сдал портье ключи. У выхода неожиданно столкнулся с молодой женщиной, которую невольно уже часто вспоминал.
- Уезжаю, - сообщил он. – Разбогател, но долги помню.
Парень достал две купюры по сто долларов и протянул. Женщина взяла, ничего не сказала.
- Не буду я тебя помнить. И не мечтай. Уже забыл.
Она усмехнулась, но глаза были серьезными и внимательно смотрели на юношу. Он увидел в них тоску. Смутился. Кивнул и выскочил на улицу.
«Идиот, - ругал он себя, - к чему эта мальчишеская выходка? И ведь врал. Врал, врал! Никуда мне от нее не деться!»
Юноша поймал такси и до самого вокзала мысленно чертыхался: взгляд женщины зацепил его. Он осознал, что именно ее глаза и этот взгляд будут мучить его.
«Красивая, - думал он, выбираясь на вокзале из такси, - и несчастная. Угораздило же нас встретиться. В дверях и вообще. Это ведь надо? Студентку уже почти забыл, а проститутка не дает покоя. Я обидел ее своими деньгами. Деньгами и глупым трепом».
На железнодорожном вокзале проблем с билетами не было. Об этом радостно сообщили по громкоговорителю: билеты есть на все направления. Очереди в кассы были небольшие. Через полчаса парень уже слонялся по вокзалу, дожидаясь своего состава. Зашел в буфет, купил бутербродов и минеральной воды. Ходил вдоль киосков, рассматривая товары, пока не добрался до газетного. Приобрел журнал. В это время раздалось сообщение о прибытии его поезда. Юноша выбрался на перрон. Состав стоял четырнадцать минут.
Купе оказалось пустым, но вскоре вошли остальные пассажиры, и началась обычная посадочная суета.
Ночью юноша почувствовал, что его зовут. Он еще не спал.
- Соскучился, профессор? Ты где?
- Как всегда наверху. Поговорить надо.
- Валяй, раз надо.
- Степан, меня отзывают. Велели подбить бабки и быть готовым в любую минуту.
- И что это значит?
- Это значит, что в следующий раз я могу не отозваться на твой зов, и мы больше никогда не увидимся. Это значит, что меня в любую минуту могут выдернуть с вашей планеты, как пробку из бутылки.
- Это значит, Айк, что тебе придется меня выслушать, хочешь ты того или нет. И сделать это нужно сейчас. Можем не успеть.
Тебе предстоит отчитываться. Если заподозрят, что ты нам помог, у тебя будут большие проблемы. Я правильно понял?
- Все так, Степан. Мне еще придется ответить за гибель экспедиции. Виданное ли дело, вернулся один руководитель?! Корабль погиб, спасся один капитан!
- Это как раз объяснить можно. А вот на нашей планете я бы не задерживался, если они все поймут.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу сказать, что когда тебя прижмут за то, что спас нашу планету, нужно начинать оправдываться издалека. С предыдущей планеты. И не оправдываться, а обвинять. Понятно?
- Не совсем.
- Могли населять ее твои земляки? Вполне. Колоний тьма. Одна колония не в состоянии знать, где производит экспансию другая. Вы даже внешне выглядите по-разному на разных планетах. Немного, но отличаетесь. Ты же говорил, что клоны адаптируют к силе тяжести. Вы наблюдали, когда вымрут ваши же, чтобы перенаселить планету. Как тебе такая версия?
Они докажут, что ты не прав. Заставь их оправдываться. Соглашайся, но не сразу. Когда они исчерпают все доводы, спроси их: а какая разница? Какая разница, погибли ваши земляки или другая близкая вам по развитию цивилизация? Пусть объяснят и опять оправдываются. Я, например, не вижу разницы. Ваши эгоисты наблюдали, как гибнет планета. Падальщики. Извини, но я остался при своем мнении. Даже тебе это не понравилось.
Юноша уже забыл про профессора. В нем клокотало возмущение.
- Это же надо быть такими толстокожими, - вырвалось у него. – Мы ищем контакты с инопланетянами. Мечтаем о них. А они хотели дождаться, когда и земляне вымрут!
Айк, что молчишь? Скажи что-нибудь в защиту своих питекантропов.
Айк молчал.
- Профессор, стыдно за своих соплеменников?
Ответа снова не последовало. У парня закралось подозрение, что он остался один, не считая спящих пассажиров. Включил ночник и осмотрел верхнюю полку, предназначенную для чемоданов. Она была пуста.
«Вот и все, молодой человек, - подумал он, - ты остался один. За что боролся, на то и напоролся».
Юноша лежал и думал о профессоре: «Хотел избавиться от занозы в мозгу и избавился. Легче стало? Нет. Привык к нему».
Он долго ворочался на своей полке, пока не заснул.
Поезд несся по необъятным российским просторам. Скорый, он пролетал мимо полей, среди леса, сквозь маленькие города. Останавливался редко, только в больших, но и здесь надолго не задерживался – ночью стоянки были короткими. Состав спешил, чтобы нагнать отставание.
Один раз юношу разбудили необычная тишина и изобилие света, залившего все купе, – состав притих на вокзале, и неоновая реклама заглянула в окно.
«Что за город? – подумал Степан, выглянув наружу, и усмехнулся собственным мыслям. - А какая разница? Не мой. И спешить мне больше некуда. – Окно было приоткрыто, вдруг пахнуло свежим ветром. – Поехали, отметил полусонный пассажир, засыпая. – Я домой, а Айк на экзекуцию».
Проснулся он от шума: один из пассажиров собирался покинуть купе. Поезд сбавил скорость, подъезжая к вокзалу. Здесь нужно было выходить и Степану.
Город встретил гостей и вернувшихся жителей солнечным днем, удушливым теплом и пустыми маршрутными такси.
Парень ехал практически без ничего, поэтому первый добрался до остановки. Сел впереди около водителя, чтобы не путаться среди чужих чемоданов. Микроавтобус быстро наполнился и отъехал по своему маршруту.
Матери дома не было. В квартире царила идеальная чистота. Юноша первым делом заглянул в холодильник.
«От голода не умрем, но и деликатесов нет, - отметил он. - Что мать на работе, это даже хорошо. С ней проще объясняться по телефону – меньше вопросов задаст. Легче врать».
Она действительно ни о чем не спрашивала, была довольна, что сын вернулся.
- Что купить из продуктов? – спросил отпрыск, прижимая трубку к уху.
- Ничего не надо. Все есть. Хлеба по дороге возьму.
- Мне все равно выбираться из дома, принесу.
Все складывалось как нельзя лучше: мать не ругалась за его неожиданный отъезд. Юноша решил устроить праздник, набрал пакетов и отправился в супермаркет. К приходу матери решил накрыть стол. Готовить из полуфабрикатов было несложно, разносолы лишь выложил из фабричной упаковки.
Мать радовалась приезду сына, праздничному ужину, у нее просто было хорошее настроение. Видела, что сын голоден, и не приставала с расспросами, пока он не насытился.
- А теперь расскажи, где был, что видел?
- В Екатеринбурге. А что, мам, я мог видеть за такое короткое время? Подлатал здоровье деду одноклассника и обратно. Правда, еще одного хозяина казино лечил. Случайно получилось. Я думал, что только бедные не хотят быть должниками. Богатые, оказывается, тоже – всучил мне денег.
- И здесь я конверт нашла. Не нравится мне это.
- И мне. Но все, кажется, подошло к финалу. – Степану неприятен был разговор, и он попытался сменить тему. - Там тоже есть медицинская академия. И я в ней был.
- Из любопытства или пришел к какому-либо решению? – мать поддалась на уловку.
- Тяну до последнего, - ответил юноша. – Ты знаешь, чем бы я хотел больше всего заниматься? Никогда не догадаешься - астрономией. Всем, что связано с космосом.
Женщина собрала посуду в раковину и начала мыть.
- Если бы мы делали только то, что хочется, я стала бы врачом.
- Ты мечтала, стану я. Хорошее разделение труда. – Юноша встал и ушел к себе в комнату, не дав матери ответить.
Убрав на кухне, женщина пришла к сыну. Он сидел за письменным столом и рассматривал рисунки овалов. Степан сжег их, считал что все, но парочка завалялась.
- А еще я хотел бы стать художником, - продолжил он прерванный разговор. – Я стал понимать абстракцию.
- И до этого ты додумался, глядя на свои колеса?
- Да, а что? Перед тобой картина с названием «Озоновая дыра». А это что такое, как ты думаешь? – юноша показал чистый листок. – Не гадай. Здесь изображены мириады звезд, свет которых слился. Я бы назвал такую картину – «Космос, как предчувствие…». Хотя нет, такое название где-то уже слышал. Могут обвинить в плагиате.
- Могут, - ответила мать. – А могут опять уложить в больницу.
- Абстракционистов всегда не понимали.
- Почему? В соседних палатах наверняка твою живопись оценили бы. Лучше заняться их лечением.
- Самое интересное, мозг - это единственное, что мне неподвластно.
- Ты уже сталкивался с этим, властелин?
- А ты права, мам, не пробовал. А вдруг? – Юноша задумался, а мать потихоньку ушла. Она была довольна, что разговор вернулся к медицине. Для себя она уже давно решила, чем будет заниматься ее сын.
Жизнь дома вошла в свою колею. Юноша вернулся к прежнему распорядку: физические упражнения, душ, завтрак и занятия. И так день за днем. Изменилось только одно: он стал изучать человеческий мозг. Его письменный стол был завален новыми книгами. Профессор - по его просьбе - добился разрешения пользоваться академической библиотекой. Выбор был гораздо больше, чем в городской, и здесь же могли подсказать, что и где нужно искать.
Дни летели один за другим.
Пришло время, когда юноша неожиданно – во время занятий – стал отключаться и сидеть, уставившись в одну точку. Мать заметила это и забеспокоилась.
- В чем дело, сынок?
- Так. Сам не знаю. Практики нет. Мысли кое-какие появились, а …. Нужно кое-что проверить.
- Зачем дело стало? Хочешь, я поговорю с профессором. Он даже рад помочь будет. Я скрываю от тебя, но он постоянно звонит на работу, интересуется тобой.
Юноша ничего не ответил, а мать успокоилась. Такие проблемы ее не пугали.
Сын продолжил занятия. Через час вновь уставился в одну точку. Сейчас его мучили иные мысли. Он вспомнил профессора, но другого – Айка.
«Как ты там, гуманоид, - думал он, - жив ли еще? Помогли ли мои советы? Успел ли дослушать их? Тебя нет, а вопросы только прибавляются. Чем дальше, тем больше. Как вы размножаетесь, если тело меняете как перчатки? Вам так легко менять пол, нет проблем с этим? И кто этот наркоман-носитель, что погиб? Нет, не так. Какие прибамбасы у него выявились? Мы все оказались не от мира сего. Вопросы, вопросы…. Теперь никто не ответит».
«И все равно вы засранцы, - сделал заключение молодой человек. – Мы, земляне, со всеми нашими недостатками, лучше вас. Глупей, но лучше, добрее, если хочешь».
Через сутки, во второй половине дня пришел профессор. Сказал, что решил навестить просто так, но парень догадался, что это «просто так» организовала мать: на носу была осень.
Мать находилась на работе. Никто мужчинам не мешал, и они весь день проговорили.
- Значит так, - подвел итог старик. – Вижу, что знаний ты поднакопил. Согласен, что нужны эксперименты.
Он встал с кресла и стал ходить по комнате.
- А с чего ты взял, что сможешь лечить мозг, и как?
- Тело ведь получается, почему нет?
- Но я не представляю: где и кого?
- В психиатрической лечебнице, любого пациента. Вреда я не принесу. Человеку с мозгами овоща хуже уже не будет, а шанс есть.
- Завтра после обеда, - сдался профессор. – Утром я все согласую и приеду за тобой.
В больнице их встретили благожелательно - здесь профессора знали и боготворили. Его имя гремело и за рубежом. К тому же большинство врачей больницы оканчивали в свое время местный медицинский институт, ставший впоследствии академией.
Главврач принес несколько медицинских карточек, предложил на выбор. Его сделал профессор:
- Будем работать вот с этим молодым человеком, - постучал он пальцем по одной из книжек после их изучения. – Организм крепкий, болезнь наследственная, и, если повезет, пусть повезет ему. Но я понял, что она проявлялась у родственников в более позднем возрасте. Что с ним приключилось? Я что-то пропустил?
- Травма головы. Незначительная, но болезнь спровоцировала, активизировала.
- Пусть будет так, - старик посмотрел на главврача и перевел взгляд на юношу. - Возражения есть?
- Нет, только нетерпение.
- Тогда начнем. Удалите волосы, побрейте голову, - распорядился он. – Мы погуляем с юношей во дворе, позовете, когда будете готовы.
Больничный двор был небольшим, но обнесен высоким кирпичным забором. Тут и там стояли столики с лавками. Деревьев было мало, трава, почувствовав свободу, разрослась и заполонила весь двор. Ее никто не косил. Лишь непонятные тропинки смяли и нарушили травяной покров.
«Здесь выгуливают пациентов, - догадался Степан. – Родственники сидят с ними на лавочках во время посещения. Бедолаги. И те и эти. Неизвестно еще, кому хуже».
Они сидели за столиком под деревом и мирно беседовали.
- Нас зовут, - оборвал себя на полуслове парень, увидев машущую медсестру. Он действительно чувствовал легкое нетерпение. – Пошли.
В кабинете их ждал лысый молодой человек. Он сидел в кресле. Взгляд был отсутствующий и бессмысленный. Бритая голова только подчеркивала болезнь. Пациент никак не отреагировал на появление новых людей.
Юноша не стал дожидаться разрешения, подошел к больному и начал двумя ладонями массировать кожу на голове. Закончив предварительную процедуру, левой рукой уперся в его плечо, а правой принялся выводить круги по спирали. Почему он всегда выписывал закручивающуюся спираль, Степан не знал, все происходило на уровне подсознания.
Пациент закрыл глаза, морщины на лице разгладились, он заснул.
Через десять минут парень снял белый халат и пиджак. На рубашке у подмышек отчетливо выявились темные круги. Еще через некоторое время пот залил спину. Главврач подошел и стал протирать лицо Степана платком, как медсестра хирургу во время операции.
Юноша сделал перерыв. Ужасно болела голова. Он никому про это не сказал и, отдохнув, продолжил лечение. Боль потихоньку начала убывать, отступая куда-то внутрь. Вместе с ней его покидали силы. Неожиданно подкосились ноги, и он стал оседать. Главврач подхватил бесчувственное тело. Профессор помог доктору дотащить юношу до кушетки. Медсестра смочила ватку нашатырным спиртом, растолкала мужчин, добираясь до юноши, и поднесла ее к лицу. Парень очнулся, замотал головой.
- Что случилось? – спросил он, обнаружив себя на кушетке.
- Сознание потерял, - сказал профессор. – Это можно было предвидеть, глядя на твою мокрую сорочку. Как сам, Степан?
- Нормально, но спиртное бы не помешало.
Главврач ушел и вернулся через некоторое время с наполовину наполненным граненым стаканом и развернутой шоколадкой.
- Пейте. Спирт. Развел чуть-чуть.
Парень поперхнулся, не допив, заел шоколадом.
- Что случилось? – раздался голос больного, повторившего слово в слово фразу юноши.
Все обернулись назад и уставились на забытого пациента.
- Как я сюда попал? Вы, кто такие?
Мужчины переглянулись.
- Вас доставили сюда после травмы головы. Это больница. – Ответил профессор и повернулся к главврачу. – Похоже, что вы пошли на поправку. – Он говорил больше доктору, чем пациенту.
Главврач забыл про Степана, прошел к больному и начал осматривать его зрачки. Профессор улыбался, стоя рядом.
- Ай да, Степан, ай да, сукин сын! – Старик пришел в восторг и не мог успокоиться. -
Обследуют немного и выпишут. Я правильно говорю, доктор?
- Да, конечно, обследуем и выпишем.
Все внимание переключилось на пациента, даже медсестра села на кушетку рядом со Степаном и недоверчиво разглядывала больного.
Юноша почувствовал себя значительно лучше, слабость отступила после приема спирта. В голове стоял небольшой шум. Но радость от содеянного заглушала все. Ему уже было неинтересно здесь. Хотелось домой, не терпелось все обдумать в тишине. Спирт не только вернул силы, но и слегка опьянил. Радость и небольшая порция алкоголя сделали его смелым:
- Доктора, я ушел. Пытайте больного без меня. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти.
- Я подвезу, - откликнулся профессор.
- Не надо: от дома до психушки – один шаг. – Скаламбурил юноша. – Прогуляюсь на свежем воздухе.
- Точно не надо?
- Точнее не бывает.
Он ушел, но домой не спешил. По пути заказал кружку пива в баре.
«Стакан спиртного за один возвращенный к жизни разум - неплохо. – Отметил юноша, потягивая прохладный напиток. – Через месяц я сделаю безработным весь персонал этой больницы. Они не представляют, на что себя обрекли. И меня. Так ведь можно и спиться. Или цирроз заработать».
Дома мать обратила внимание на хорошее настроение сына.
- Вчера утром звонил профессор, я все рассказала, - созналась она. - Зря?
- Нет. Ты помогла вылечиться несчастному человеку, и мне поверить в себя. Так что прими от нас благодарность.
- Вот и хорошо. Когда матери делают плохо своим детям? Расскажешь, что вы сотворили?
- Ничего особенного. Что делают врачи? Лечат. Он лечил, я – учился. Я лечил, он – учился. Вдвоем вернули психа к нормальной жизни.
- Ну да, учил профессора! Скромностью ты не страдаешь. А ты знаешь, что он академик? Сам рассказывал и смеялся. Медицинский институт переименовали в академию, а потом спохватились: академия оказалась без академика. Пришлось подыскивать кандидатуру. Может, шутил. Но он достоин, даже я знаю. Его труды за рубежом изучают не хуже чем дома. Выбрали.
Сын засмеялся:
- Мне повезло. Судьба так распорядилась. Скромность тут не причем.
- Вы не говорили насчет учебы? – мать спросила и замерла в ожидании ответа.
- Нет.
Дальнейший разговор мало интересовал женщину - главное узнала. Она по-своему понимала счастье сына. Их взгляды на его будущее не всегда совпадали. Она любила его. Любила больше чем себя, больше чем кого бы то ни было в этом мире.
У Степана болела голова, но никто об этом не знал. Лекарства не помогали. В голове стоял постоянный шум, но каждое утро он становился тише. Лечил только сон. Пришло время, когда шум совсем пропал, и жизнь опять вернулась в свое русло: зарядка, душ, завтрак и занятия. День за днем.
Как-то раз, придя вечером с прогулки, парень застал дома мужчину, который разговаривал с матерью, и узнал в нем хозяина екатеринбургского казино.
- Здравствуйте, каким ветром вас занесло? - удивился он. – Печень опять достала?
- Нет. Доктор, у меня к вам серьезное предложение. Поговорим?
- Грешно отказать человеку, проделавшему такой длинный путь. Но я не доктор. У меня нет никаких корочек.
- Лечат не корочки, а знания и умение. В таких вопросах я не щепетилен.
Юноша сел. Мать почувствовала себя лишней и ушла.
- Я хочу, чтобы вы переехали к нам, - сказал мужчина, не отводя взгляда от молодого человека. – Дом присмотрел недалеко от моего. Он продается. Больше того, я его уже купил. Тогда и появилась мысль пригласить вас. Он ваш, мне не нужны деньги за него. Одно слово, и я переоформлю его.
- Вам захотелось иметь собственного семейного врача. Вот в чем дело.
- Дом – это мягко сказано. Особняк. И ежемесячное вознаграждение. Осмотр раз в неделю – всего-то одна семья. Или раз в месяц.
- Нет. Спасибо, но нет.
Мужчина сник, осмотрел комнату, сказал:
- Не понимаю, что вас держит здесь? Ваша мать ответила точно так же. Жаль, конечно.
- Вы бы тоже не смогли переехать сюда – корни не пустят. Смотрите на это с такой точки зрения и все поймете.
- Наверное, вы правы, - ответил мужчина, поднимаясь. – Но мне при необходимости можно наведываться сюда?
- Да, но, предварительно позвонив, - согласился парень. – А сейчас давайте, я проверю вашу печень. Надо же как-то оправдать поездку. Как нашли меня?
Мужчина упрашивать себя не заставил, сразу же разделся и лег на софу.
- У меня побывал в руках ваш паспорт. Забыли?
Осмотр занял не больше пяти минут.
- Вы здоровы. Хватило одного сеанса для лечения. Но периодически проверяйтесь в своей поликлинике и не забывайте о профилактике.
Провожать гостя юноша не пошел. Проводила мать. Когда она вернулась, сын сидел, сгорбившись на стуле.
- Что случилось? - спросила она. – Хочешь переехать в Екатеринбург?
- Нет.
- Степан, у тебя кто-то там есть?
- Куча проституток, что донимали меня в отеле.
- Зачем ты так, сынок, если мне будет плохо, тебе не станет легче.
- Прости, мама. Я там познакомился с девушкой. Она поступила в местную медицинскую академию. Видишь, я ничего не утаиваю, - сын говорил матери, смотрел на нее, но голова была занята другим, - не скрываю, просто думаю я сейчас не об этом. Появились сомнения другого рода. Проверю завтра, тогда и поговорим.
Всю ночь юноша промучился, кусая губы. Ему хотелось, чтобы утро наступило быстрее, и не мог заставить себя заснуть. Забылся лишь под утро. Проснулся поздно, мать уже завтракала. Наскоро помылся и присоединился к ней. За время завтрака оба не произнесли ни слова: мать переживала за сына, боялась тревожить; он не хотел ни о чем говорить, пока не проверит свои подозрения.
Женщина ушла на работу, юноша убыл в больницу.
Вечером, придя с работы, мать нашла сына, ссутулившимся на стуле и тупо смотрящим перед собой.
- Теперь скажешь, что произошло?
- Теперь скажу. Я перестал чувствовать боль людей. Перелапал полбольницы, и ничего. Когда осматривал вчера нашего гостя, тогда и понял. Сегодня все сомнения отпали.
По лицу парня текли слезы.
- Ты не перестал чувствовать человеческую боль. Это неправда. Твои слезы тому подтверждение, - мать говорила и сама у себя вытирала глаза. – Ты ведь плачешь из-за того, что теперь сложнее будет помогать людям. Только и всего. Для чего еще нужен был твой дар? – мать прижала голову сына к себе и стала его гладить. – Бог дал, он и взял.
- Когда я вправлял мозги тому парню, все и произошло. У меня потом неделю у самого голова болела. Дернул же меня черт, заняться мозгом.
- Ты же вылечил его. Хоть это понимаешь? Спроси его родителей и самого, что лучше: твое умение или его спасение?
- Некорректный вопрос.
- Очень даже нормальный. Могу задать по-другому. Если бы была возможность вернуть свои способности, но при этом твой пациент потерял разум, что бы ты выбрал?
Молодой человек задумался, ожил, улыбнулся.
- Знаешь, - сказал он, - та девушка из Екатеринбурга назвала тебя доброй и умной.
- А я такая и есть. Только откуда она знает?
- Я нахваливал. Ты такая и есть.
Мать с сыном ужинали в зале – не хотели пропустить концерт в Юрмале, а телевизор был только один. Открыли бутылку вина.
- А этот мужик, что вчера приходил, имеет в Екатеринбурге казино. Денег кучу мне отсыпал за то, что я ему печень вылечил. Я боялся тебе сказать и отдать их.
- Говорил, забыл просто, - не стала акцентировать внимание мать. – Давай купим телевизор на кухню. Плоский.
- Давай. А я винчестер сменю в компьютере на более мощный. И флешку куплю, а то все забываю.
Этот вечер мало чем отличался от предыдущих: также резвилась детвора на улице, и детские крики время от времени прорывались в квартиру, также неожиданно стемнело, и телевизионная программа была не лучше и не хуже. Но между сыном и матерью пробежала какая-то искорка, сделавшая их ближе, чем были вчера.
- А знаешь, мам, - сказал через некоторое время Степан, - это надо уметь, из горя сотворить праздник. Так и надо жить.
- В Индии какое-то племя на похоронах веселится. Жители считают, что умерший человек перебирается в лучший мир.
- Это перебор, - не согласился юноша. – Хотя все может быть.
Концерт в Юрмале захватил их, и разговоры сами по себе прекратились.
Ночью парень опять долго не мог уснуть. Настроение заметно улучшилось. Он вспомнил осмысленный взгляд выздоровевшего пациента, потом профессора, но почему-то другого – Айка. Захотелось поговорить с ним.
«Ты не хотел делиться с землянами технологиями, - мысленно спорил он с ним. – Планеты должны развиваться сами. Ерунда все это. Хотя и у нас государства между собой поступают также. Вместе сподручней и жить, и работать. В Европе уже поняли, объединились. Пусть не все и номинально, но это пробный камень.
И я попал из-за тебя в непонятную мясорубку. Ты разбудил во мне удивительные способности и сам же забрал их. Конечно, изучая мозг, я мог добраться до вас. Испугался. Сам говорил, что при изучении мозга ваша наука резко рванула вперед. Научились телепортировать разум…
Я расскажу академику про фиаско. Пусть будет, как будет. Не возьмут меня сейчас, окончу школу и все равно поступлю в медицинскую академию. Буду изучать мозг. Буду ставить диагнозы, даже не касаясь пациента. Пусть по сетчатке глаза, пусть по анализам, пусть с помощью томографа. Всему свое время. Мое еще придет.
Мы тоже будем жить долго….».
Юноша хотел еще что-то сказать, но сон сморил его.
Мать, когда пришла с работы, увидела записку сына. В ней говорилось, что он уехал к академику и будет не скоро.
На кухне появился новый телевизор. Выгрузив из сетки продукты, она ушла в зал, чтобы переодеться. Там, на стене, увидела две картины под стеклом в рамках. Это были спираль и белый чистый лист. Они висели около горшков с живыми цветами.
«Все будет хорошо, - подумала про себя женщина и улыбнулась, - теперь все будет хорошо».
*****
Глава 2. Академия.
Юноша понимал, что академику нужно все рассказать, и не мог - даже мать не знала, что произошло с ним за последние два года. Боялся, что тот не поверит, но больше всего опасался выглядеть в его глазах лжецом.
«Я бы сам не поверил, - думал Степан, - что уж говорить о нем. Через месяц-другой все будет вспоминаться как сон. И Айку я обещал держать язык за зубами».
Академик узнал только часть, самую незначительную и самую важную для Степана: у него пропал дар.
Реакция ученого юношу удивила, даже немного возмутила - ее не было. Он воспринял все как должное.
- Молодой человек, - сказал старик, глядя на Степана. – Я тоже владел чудом. Вы удивитесь, но это так. Это чудо называется молодость. Я тоже потерял его. Этот дар есть у вас, берегите его, а все остальное приложится.
Вы будете учиться в академии с этой осени. Ничего не изменилось. И запомните одну простую вещь: ничто не проходит бесследно. То, что произошло с вами, с вами и останется. И неизвестно еще, как оно проявится в будущем.
- Виталий Борисович, но я уже не тот, что был раньше.
- Ты не слышишь меня, Степан. Мы сидим с тобой и разговариваем. И оба можем смело сказать, что уже не те, что были минуту назад. Не из-за болтовни, из-за того, что жизнь движется. Скажи, в чем измеряется расстояние?
- Как, в чем? – удивился вопросу юноша. – В сантиметрах, километрах, в парсеках, в конце концов.
- Вот. А я измеряю его в минутах и часах. Расстояние между моим домом и академией – двадцать минут ходу. Или две минуты на машине. Здесь тоже своя теория относительности.
- Расстояние между Землей и Марсом такое же, как между понедельником и пятницей?
- Хорошая шутка. Одинаковое? Оно равно суммарному труду миллионов людей воплотивших мечту в реальность. Видишь, в чем можно измерять расстояние? Даже в калориях. Когда ты научишься ценить время и сможешь отличать случайность от закономерности, тогда и поймешь, что такое чудо. Это и будет твоим даром. Но его еще нужно сотворить, заработать, если хочешь.
Иди, Степан, и подумай, не спеши с выводами. У тебя, между прочим, есть фора: ты вступил во взрослую жизнь на шаг раньше, чем остальные. Не растеряй ее.
«Вот и академик не увидел ничего страшного в том, что я теперь не могу лечить людей сходу. И мать. – Отметил юноша, возвращаясь домой. – Только я не понял его: он что, считает, что дар может вернуться? Ничто не проходит бесследно…. Что это значит»?
Юноша перестал думать о разговоре только тогда, когда услышал визг тормозов и увидел разъяренного водителя.
- Ты что, мужик, офонарел? По сторонам смотри, когда переходишь дорогу.
«Он прав, - заметил парень, - нужно быть внимательней. До дома осталось пять минут ходу - ха-ха - триста метров. Не хватало еще попасть под машину».
Степана зачислили в академию, и осенью он начал учиться.
Парень не знал, что стоило академику добиться этого. Помогли авторитет и проректор, которого тоже поразили способности юноши.
Парта сменилась на стол, одни учебники на другие, но осталось главное - желание учиться. Новые знакомства, отсутствие детворы, отличная от школьной система обучения захватили его и сделали жизнь интересней. Первые две недели пролетели как один день.
Степан не записывал лекции. То, что им читали, он уже знал. Студенты впитывали информацию, он - размышлял. Юноша ждал окончания лекции, когда преподаватели обычно спрашивали: все ли понятно? Студенты воспринимали вопрос как сигнал к окончанию занятия, но не он. Это было его время. Все было понятно, но материал преподносился как аксиома. А вопросы были. Хотелось знать, как объясняются те или иные противоречия. Разночтения студенты не замечали и начинали понимать, о чем идет речь, только в ходе развернувшейся дискуссии.
Скоро окончания лекций начали ждать и преподаватели, и студенты. Два-три лектора специально выделили больше свободного времени на конец занятия, другие стали заканчивать лекцию со звонком.
Юноша в школе считался отшельником, в академии прослыл бунтарем. Некоторые преподаватели стали его побаиваться - кому хочется сдавать экзамен на своей же лекции? Вопросы студента часто ставили в тупик не только аудиторию, но и их самих. Но он всегда предлагал свой вариант ответа.
Вскоре Степан почувствовал отчуждение и в академии. Однокурсники боготворили его и….. стали сторониться. Начали относиться к нему, как к преподавателям.
«Скоро на вы обращаться начнут», - подумал он, заметив это, и перестал ходить на лекции – посещал только практические занятия. Три дня в неделю оказались полностью свободными, и юноша в это время занимался самостоятельно.
Происшедшие перемены не остались незамеченными.
- Что случилось, Степан? – спросила его мать, вернувшись как-то с работы из-за недомогания раньше обычного. – Почему не учишься? Тоже заболел?
- Мам, мне соврать?
- Говори правду и только правду! – женщина подошла и запустила пальцы в шевелюру сына. – Подстригись.
- Тебе бы понравилось изучать сейчас алфавит?
- Нет.
- Что-то похожее происходит и со мной - теряю время.
Женщина ничего не ответила и ушла на кухню.
В следующий раз, когда Степан не поехал на лекции, в середине дня пришел академик. Дверь открыл сын, так как больная мать, укутавшись, лежала в зале на диване.
- Принимай гостей, прогульщик, - сказал он вместо приветствия и прошел в комнату юноши. – Чем занимаешься?
С начала учебы молодой человек ни разу не виделся с академиком. Знал, что он его протеже и стеснялся этого, встреч с ученым избегал.
Старика заинтересовал письменный стол, он стал перебирать книги, лежащие на столешнице. Увидел две брошюры на английском языке. Он пришел узнать, почему студент перестал посещать занятия, и спросил это на английском языке:
- Have you stopped visiting the studies? Why?
- I don't want to waste time for things I have already known,- ответил юноша на правильном английском, что означало, что он не знает даже что сказать, - жаль тратить время на уже известное, и сразу же сказал по-французски:
- Vous ;tes venus m'examiner dans la connaissance des langues ;trang;res? Except; anglais et fran;ais je poss;de le latin. C'est tout mon arsenal.
- Я не силен во французском языке, но про латынь понял, - признался мужчина. – Освоил только один, да и некогда было. А когда ты успел? Английский – школа, понятно. Знание латыни тоже можно объяснить. А французский? Переведи.
- Я спросил: «Вы приехали экзаменовать меня в знании иностранных языков? Кроме английского и французского я владею латынью. Это весь мой арсенал».
Мне повезло, что вы французский не знаете. Зря похвастался. На лекции у соседки вывалился из сумки роман Толстого «Война и мир». Решил перечитать. А это настоящий учебник французского языка: часть книги написана на нем, а в сноске дан перевод. Абракадабру, что я вам выдал, с грехом пополам разобрать можно, но мое мурлыканье вы первый слышите.
- Вот значит, чем ты на лекциях занимаешься! Из-за этого я и приехал, чтобы разобраться.
Юноша смутился, попытался оправдаться, но мужчина его перебил:
- Не суетись, все понимаю, да и книги на твоем столе о многом говорят. – Он повернулся в сторону тренажеров, заметил: - Хорошая штука. Помогает?
- Еще как! Давно бы уже геморрой нажил при сидячем-то образе жизни.
- Лежа только не читай – зрение испортишь.
Академик присел в кресло, достал два листочка, скрепленных скрепкой, протянул юноше.
- Я хочу, чтобы ты отметил в этом списке литературу, с которой уже знаком. Проставь галочки.
Степан взял листки, а ученый продолжал осмотр комнаты.
- Ничего не изменилось.
- Вы сами себе противоречите, Виталий Борисович, - отвлекся юноша от списка. - Все даже минуту назад было другим: жизнь движется.
- Сорванец, меня же цитируешь. Продолжай, не отвлекайся.
Через минуту парень вернул листки.
- Всего две не читал? – удивился академик. – Когда только успел?
- Один чел…. гуман…. Мне посоветовали изучить скорочтение. Я и освоил. Поверьте, видеть сразу страницу, а не строчку - очень удобно.
- В памяти откладывается?
- Не жалуюсь.
- Н-да, хлопот от тебя.… Попробуй только не оправдать надежд!
Прочтешь эти две книги…. – Мужчина задумался, подсчитывая что-то про себя. – В общем, в первую же сессию будешь сдавать экзамены со своими, со вторым курсом и с третьим. Так же и во вторую. Твоя группа весной окончит первый курс. Ты – три. Получишь хоть одну тройку, считай, что не выдержал экзамен.
Многие преподаватели на тебя уже зуб имеют. Так просто не проскочишь. И самое главное! Сделай упор на практику. Все практические занятия, чтоб….
Академик поднялся, стал ходить по комнате. Привычка передвигаться по аудитории при чтении лекций проявилась и здесь.
- Короче, неси сюда зачетку. Я впишу в нее все экзамены, которые будешь сдавать. Получишь ее завтра после обеда на кафедре. Там же будет листок с перечнем практических работ. Имей в виду, с графой для оценок. Узнаешь в деканате, какая группа и когда будет их делать, и присоединяйся. Я распоряжусь, чтоб дали зеленую улицу.
На этот год тебе развлечений хватит, а в следующем, если справишься, я займусь тобой персонально. Проверю, сможешь ли за год еще два курса осилить? Старшие курсы - там сложней. Ты у меня гланды через зад научишься вырезать. Не у меня, конечно, - усмехнулся двусмысленности старик, - свои я давно отстриг.
Степан радостно улыбался и вдруг заметил обращенный на него внимательный взгляд ученого.
- Что? Что не так? – спросил он. – Все будет хорошо, поверьте.
- Верю. Во всяком случае, время покажет. «Если бы молодость смела, если бы старость могла», слышал такое? Это про нас с тобой. Хотя у тебя как раз все в порядке. Это я уже не тот. Бравировать пошлостями начал.
Ты, сам того не подозревая, как живой упрек для меня: мог больше и, ой, как мало сделал. И ношусь с тобой из-за этого – передаю эстафетную палочку.
- О чем вы, Виталий Борисович! Я же читал ваши труды. Сколько их в списке, что вы мне дали?! А сколько ваших работ изучают за рубежом!
- Мало. Старо. Пыль. Я не кокетничаю. Не та память уже, и нет полета мысли - время подрезало крылышки. Вся надежда на таких, как ты. Дерзай, Степан.
Со следующего дня юноша начал каждый день ходить в академию и не просто ходить, а пропадать там. Теории он не боялся: необходимая литература находилась дома, и в свободное время он читал ее. Старался не запоминать, а понять. И все, как минимум, читал дважды. Не подряд, а с паузой в месяц-полтора. И эта методика принесла плоды: он стал ходячим справочником.
К практике готовился основательно. Прочитав всю рекомендованную литературу, он знал, что получится; представлял, для чего ставятся эксперименты. Вопросы, которые он себе задавал, выходили далеко за рамки программы.
Степан не был брезгливым, но эксперименты с живой лягушкой дались ему тяжело. Юноша ограничился одним разом. Больше он не убил ни одно существо, когда работал самостоятельно.
«К чему убийство ради оценки? – спросил он себя. – Я знаю, что должно получиться, знаю, какие данные ждет от меня преподаватель. Получите, пожалуйста».
За лабораторные работы, за все практические занятия юноша получил всего лишь одну четверку. Поставила ее женщина. Она раскусила студента.
- Брезгуешь, будущий врач? Ручки не хочешь марать? Или жалостливый такой? Липу ведь подсовываешь. Все идеально, поэтому халтура.
- Когда я был маленьким, отец посчитал, что я расту неженкой и стану не таким, каким должен быть мужчина. - Не обиделся на вопрос и за оценку юноша. – Он сделал мне рогатку. Я с первого же выстрела попал в воробья.
Если бы тот умер сразу, наверное, все сложилось бы по-другому, но он долго еще пытался взлететь с подбитым крылом. Мне этого раза хватило. А еще я видел, как взрослый скворец притворялся раненым, чтобы отвлечь кошку от выпавшего из гнезда птенца. Пролетал два-три метра и падал на землю, а кошка гонялась за ним, почувствовав легкую добычу. Так он ее «перетащил» в соседний двор.
Я могу, если понадобится, ампутировать конечность человеку без наркоза и помощи. Буду сам держать и сам резать. Но это, если не будет выбора. Сейчас выбор был, хоть наши меньшие братья и не люди.
Женщина не проронила ни единого слова во время монолога студента. Еще раз посмотрела на листок, в котором только что проставила оценку – единственную четверку, и передала его юноше.
Степан слышал, что студенты прозвали его ботаником, но не знал, что между собой зовут иначе - вундеркиндом.
Сдавал экзамены он всегда с первой группой. Молодые люди, получив билет, шли готовиться, он же присаживался к столу и отвечал без подготовки. Это устраивало всех: экзаменатор не томился в ожидании, а нерадивые студенты могли незаметно восполнить пробел в знаниях шпаргалками.
В конце весны, сдавая один из экзаменов за третий курс, юноша встретился с академиком. Ученый принимал экзамены. Взяв, как всегда, билет, Степан присел к столу, но старик вернул листок с вопросами на место и сказал:
- Я поверил в тебя, когда ты вылечил человека в психиатрической лечебнице. Знаю, что ты знаешь. Прости за каламбур. Экзамена не будет, будет беседа.
Ученый взял зачетку, просмотрел ее.
- Ни одной четверки. Молодец! Рассказывай.
Юноша не ожидал такого поворота событий.
- О чем? В билет даже заглянуть не успел.
- Как твои дела, о чем думаешь, чем дышишь?
- Учусь. Бегаю по улице, бегаю на дорожке тренажера и опять учусь.
- Надоело? Терпи. Летом отдохнешь, и следующий год легче будет. А как думал? Ты ведь еще на пару шагов от сверстников вперед ушел.
- Вот именно. Все вперед и вперед, а рядом никого.
Академик задумался, продолжил после небольшой паузы:
- Одиночество утомляет, прав. Это мне – старику – без надобности. Для молодых такое – трагедия. Сегодня вечером жду тебя дома. Приходи в семь часов.
- Но зачем?
- Там и продолжим разговор. Все понял?
- Нет.
Мужчина удивленно вскинул брови.
- И что непонятно?
- Зачем идти к вам? Зачем вы.…
- Затем, - перебил ученый. – Поговорим дома, а сейчас нужно работать. Свободен, ботаник. – Он поставил «отлично» и протянул зачетку студенту.
Юноше предстояло сдать последний экзамен, один, чтобы осенью начать учиться на четвертом курсе в новой группе. Экзамен был средней сложности, и Степан за него не волновался: оставалось освежить кое-что в памяти, и впереди было трое суток.
Вечером студент пришел к академику домой. Дверь открыла девушка. Молодой человек начал что-то говорить, но замер на полуслове - внешность девчонки поразила его. Она была как две капли воды похожа на его первую женщину.
«Этого не может быть, - промелькнуло у него в голове. – Она живет в Екатеринбурге».
Скоро Степан пришел в себя, объяснил цель визита, но его замешательство не осталось незамеченным.
«Та старше, черты лица жестче. Девушка выглядит как младшая сестра. – Студент все еще думал о совпадении, когда здоровался с ученым. – И прошло столько времени».
- Внучка моя, Вика, - представил девушку хозяин.
«Вика, - отметил про себя юноша. – А как зовут мою знакомую из Екатеринбурга, я даже не знаю».
- Степан, - представился он и кивнул головой.
Мужчины прошли в кабинет ученого, внучка с ними не пошла. Комната была огромной. Две стены занимали стеллажи с книгами.
- Письменный стол, диван и кресла, - прокомментировал обстановку ученый, заметив оценивающий взгляд студента. – Ничего лишнего. Почти как у тебя, только тренажеров нет.
Юноша ничего не ответил, прошел к книгам и стал рассматривать их, переходя от стеллажа к стеллажу. Закончив, вопросительно посмотрел на старика.
- Выбирай что хочешь, чтобы в библиотеку не ходить, - понял его академик.
- Я буду изучать психологию, психиатрию и мозг. Мозг и еще раз мозг, все, что связано с ним. Вы лучше ориентируетесь, помогите.
Ученый выбирал книги и складывал их на стол. Стопка быстро росла. Когда число книг достигло шести, прервался.
- Хватит на первое время, дам тебе еще дискеты. Когда прочтешь, посмотри. В них последние достижения в этой области. Почему мозг?
- Решил после того случая, когда лечил мужчину в психиатрической лечебнице. Мне кажется, это самая малоизученная область медицины.
- Дерзай, студент.
- Известно как он реагирует на те или иные раздражители, но как это происходит, непонятно. Когда люди поймут, смогут сделать настоящий робот, а не эрзац.
Ученый ничего не ответил, прошел к стеллажу и прибавил к стопке еще одну книгу.
- Надеюсь, это никак не скажется на последнем экзамене? – Он не стал дожидаться ответа, вышел из кабинета.
Сквозь приоткрытую дверь юноша невольно слышал разговор в другой комнате.
- Дед, это и есть твой знаменитый вундеркинд-ботаник? Заторможенный какой-то.
- Пигалица, сделай нам кофе. - Старик не хотел вступать в спор, но не сдержался. - Ты на меня дурно влияешь: я стал пользоваться твоим сленгом. На работе иногда такое выдам, что самому неудобно, случайно ботаником его обозвал. Он раскрепощен побольше твоего, но по-другому.
- Фи. Ботаник, он и в Африке цветочки собирает.
Академик вернулся и сел в кресло напротив юноши. Заметил его пунцовое лицо.
- Не обращай внимания. Она твоя ровесница, но в голове не ветер – буря. Люблю ее и за это тоже. В ней есть то, чего не хватает мне.
- Виталий Борисович, а кто ее родители?
- Отец – мой сын – врач-практик. Мать – геолог. Работают по договору, оба сейчас в Африке - ищут полезные ископаемые, а внучку оставили мне.
- Она, значит, заканчивает школу?
- Да. Моя головная боль. Глупа, как большинство ее сверстниц. Подиум ей подавай, в крайнем случае, Гнесинку или Щукинское училище.
Разговор мужчин прервала девушка. Она принесла кофе. Снимая продукты с подноса, спросила деда:
- Все? Или еще что прикажете?
- На сегодня свободна, - расщедрился старик.
Юноша чувствовал себя неловко, впервые попав в квартиру академика. Допив кофе, стал собираться домой.
- Спасибо. Пора и честь знать.
- В следующую субботу жду, - сказал академик и продолжил, увидев удивленное лицо юноши. – Ты думаешь, почему я до сих пор лекции читаю? Некогда, а время нахожу! Мне нужно общаться с молодыми, иначе закисну. Выбора тебе не оставляю.
Ученый принес пакет и помог юноше уложить книги, проводил до дверей. Девушки в квартире уже не было.
Экзамен был сдан, как и все – успешно. Наступили летние каникулы. Степан позвонил академику и отпросился от посещения – хотелось насытиться свободой.
- Гуляй, ботаник, - согласился он, - балдей, как говорит моя внучка. Поздравляю с успешным завершением трех курсов.
Поздравила студента и мать. С работы пришла с бутылкой сухого вина.
- Отметим мои мытарства? - прокомментировал покупку сын. - Мам, теперь я буду учиться на четвертом курсе. Не могу до сих пор прийти в себя.
- Жизнь пролетит, не заметишь, а ты ее торопишь.
- Больше на потом останется. Это ведь хорошо!
- Хорошо, - печально заметила мать. – Хорошо, пока не начнешь оглядываться назад. Тогда и поймешь, что все хорошее и прошло. Нужно уметь ценить настоящее.
- Сейчас сядем, разольем вино и начнем ценить, - беспечно заметил сын.
Первый летний месяц пролетел в эйфории. И все равно три-четыре часа в день юноша уделял занятиям. Были дни, когда он вообще о них не вспоминал, были, когда занимался весь день – захватывали. Единственное, что он никогда не пропускал – это упражнения на тренажерах.
Второй месяц лета Степан учился по графику, который сам же и составил.
- Отгулял, ботаник? - как-то спросила его мать, запустив руку в шевелюру.
- Откуда знаешь, что меня так зовут?
- Академик изредка интересуется своим любимчиком.
- Почему не у меня?
- Ты его сторонишься, не ходишь в гости, и он звонит мне на работу. Не хочет навязываться, наверное, или не хочет мешать.
- Сам виноват: дал бы книг меньше, за другими пришлось идти. До сентября хватит.
Книг хватило до осени. Первого сентября студент познакомился с новой группой. Там о нем знали. Если бы пришел хлипкий очкарик, реакция была другой, но пришел высокий стройный юноша, который был выше большинства студентов в группе.
Его появление восприняли как должное и ботаником не звали. Через месяц с ним общались так, словно учились вместе с первого курса. Этому способствовали его энциклопедические знания и готовность прийти на помощь. Не было вопроса, на который студент не знал ответа, а с ними к нему обращались чаще, чем к кому бы то ни было.
Академик читал лекции студентам, начиная со второй половины третьего курса. Степан время от времени встречался с ним глазами, и это его смущало.
Однажды он напросился на встречу. Юноша не хотел идти, но понимал, что обижает старика. И не хотелось встречаться с внучкой. С тех пор, как увидел ее, Степан стал вспоминать другую девушку. Не к месту, вдруг, но процесс был неуправляем.
Его мучили наваждения. Женщина предупреждала, что он будет сравнивать ее с другими, и он сравнивал. Она имела в виду близость, но получилось еще хуже: после встречи с внучкой академика, юноша сравнил женщину сначала с ней, а потом со всеми подряд - искал общее во внешности, фигуре, даже голосе.
Парень решил плыть по течению, подумал, что выручит какой-нибудь случай. И тот не заставил себя ждать.
В конце октября его пригласили на день рождения. Собирались вечером у одной из студенток группы. Веселое студенческое веселье зажглось быстро, но не скоро погасло. Танцы чередовались с тостами. Симпатичная незнакомка увела его в самый разгар застолья вначале в коридор, чтобы целоваться, потом потянула за рукав к выходу.
Они шли по двору, останавливаясь иногда, чтобы соприкоснуться губами, и незаметно добрались до ее квартиры. Дома никого не было.
Степан и сам не заметил, как руки опустились вниз, поддели легкое платье и потянули вверх. Очнулся тогда, когда полуголая девушка отстранилась от него, прошла к спальному гарнитуру, порылась на полке и вернулась, протянув контрацептивы. Юноша неловко вскрыл пачку. Девушка сняла остатки своей одежды и принялась за его рубашку.
Она не стеснялась, неловкость покинула и его….
Степан лежал на кровати, задумавшись, пока не заметил, что простыня на его теле поползла в сторону. Он повернулся к женщине. Та улыбалась и потихоньку стаскивала материю. Сама лежала на боку обнаженная. Вид темного треугольника под складкой живота возбудил парня, и рука непроизвольно потянулась в его сторону. Женщина откинулась на спину и раздвинула ноги. Юноша хотел сразу перебраться к ней, но сдержал себя. Рука нашла грудь и стала мять ее, губы потянулись к набухшему соску. Женщина застонала, Степан понял, что уже не в состоянии сдерживаться, навалился всем телом на стонущую женщину, перенес тяжесть на локти, почувствовав под собой недовольное движение. Губы слились в поцелуе. Его изредка прерывал женский стон….
- Не спеши, Степан. - Услышал он шепот - Только не спеши. Я дам знать, когда…
Студент лежал на боку и любовался голой женщиной. Она стояла у окна и бесстыдно глядела на улицу. Между ней и стеклом была только тюль, в комнате горел ночник, но ничто не смущало ее. Женщина, не оборачиваясь, переступила с ноги на ногу, спросила:
- В душ пойдем?
Степан не ответил – не слышал, мысли были сосредоточены на другом.
«Широкие, сильные бедра; ногами перебирает, как кобыла перед скачками. Тело зрелой женщины и откровенно детское лицо. Что-то порочное в этом, - думал он, - неправильное сочетание».
- В душ идем? – Услышал он, наконец, вопрос. – Заодно и помоемся.
Степан проводил женщину взглядом до выхода из комнаты, поднялся и отправился следом.
«Понял, какие еще лекарства бывают, медик, - спросил юноша сам себя и усмехнулся. – Вот так вот и выбивают клин клином».
Происшествие отрезвило, и он перестал вспоминать екатеринбургское приключение.
Дверь квартиры ученого опять открыла внучка.
- Здравствуй, головная боль академика, - сказал парень, приветствуя ее.
- На слет ботаников? – огрызнулась девушка. – Главный вегетарианец ждет не дождется.
Степан пришел в эту квартиру второй раз. Сюрпризов никаких не ожидал и чувствовал себя уверенно.
- Будем скрещивать пшеницу с вареной кукурузой, прошлый раз не получилось.
- Сена подать? Заодно и перекусите.
- Спасибо, потом. Сначала кофе, - ответил юноша, поменял туфли на тапки и прошел в кабинет.
Академик сидел за компьютером, на скрип двери не оглянулся, указал большим пальцем за спину и сказал:
- Садись, студент. Через минуту освобожусь.
- Как дела? – спросил он чуть позже, закончив печатать и отправив электронное письмо. – Давно не был.
- Я ведь что пришел? Помощь нужна!
- Конечно. Кто к старикам ходит просто так?
Юноша смутился. Академик заметил это и добавил примирительно:
- Ладно, ты молодой, тебе некогда. Будем исходить из этого. Придется и мне молодеть. – Он указал в угол кабинета, где лежали новенькие наборные гантели. – Тоже решил спортом заняться.
- Книги принес, диски.
- Заменим. У меня такого добра много. Рассказывай.
- Что? – не понял юноша.
- О своих проблемах.
- С теорией нормально, практики не хватает. Вот и хотел посоветоваться с вами.
- Тебе и институтской не хватит, - ученый иногда сбивался и по старинке академию называл институтом. – Помогу. У меня ведь полгорода медиков знакомых. Во второй больнице главврач тебе поможет: будешь присутствовать на операциях. В морг пристрою, поработаешь в анатомичке, узнаешь, что такое вскрытие, и судмедэксперты тоже мои выпускники. В понедельник все и устроим. Звонками обойдемся. Удовлетворен?
- Еще бы. О таком только мечтать можно.
- Ты не мечтай, работай. Я в свое время маху дал и все больше теорией занимался. Практика до сих пор хромает. Поздно уже исправлять, а тебе в самый раз. Не передумал мозг изучать?
- Нет. Это окончательно и бесповоротно.
- За прошлый год три курса освоил. В этом предстоит два осилить. Чем не отдых? В психиатрическую лечебницу зеленую улицу проложить?
- Рано, - ответил, чуть задумавшись, юноша. – Я туда сам попаду, когда придет время.
- Сплюнь, студент.
- Да нет, я ведь там был и пациентом, и врачом. Главврач меня наверняка помнит. Лечить еще не готов. Я туда войду только дипломированным специалистом. И именно специалистом.
- Настырный. Это хорошо. – Ученый встал, подошел к стеллажам и начал выбирать книги. Достал из стола и выдал юноше самодельную подшивку, сказал, указывая на нее:
- Читай. Начал собирать, когда компьютеров еще и в помине не было. Содержание мозгов изменилось с того времени, а сами остались такими же.
Здесь статьи, монографии известных ученых и все по интересующей тебя теме. Подшивка интересна еще тем, что много гипотез в статьях, предположений, направлений дальнейшей работы. Как будто для тебя писали. Пользуйся.
Скрипнула дверь, и вошла девушка.
- Ботаникам от простых смертных, - сказала она и поставила на стол поднос. – Как заказывали - кофе.
- Ты успел заказать, любитель флоры?
- Сама напросилась.
- А простые смертные в этом году не поступили куда хотели, - заметил ученый, когда девушка вышла. – Не смогла изобразить Нефертити и следом квакающую лягушку. Такой перепад перевоплощений оказался не по силам.
Юноша не знал, что сказать, промолчал. Продолжал академик:
- Не слушает советов старших. И родителей рядом нет, чтоб образумить. Мои регалии для нее не авторитет.
Парень понимал, что нужно что-то сказать, но только пожал плечами, давая понять, что в этом вопросе не советчик.
«Ох, ха. Ох, ха-ха. Чья же буду я сноха? Кто же будет мой жених? Ох, помучаю я их», - неожиданно продекламировал частушку старик и повернулся в сторону студента.
Тот улыбался. Юноша знал, что академик простой человек, но такого не ожидал, прикрыл рукой улыбку, заметив взгляд профессора.
- Пойду, пожалуй, - только и сказал он, отставив пустую чашку.
- Иди, грызи гранит науки. И, знаешь, что? Поговори-ка с ней при случае. Слушать сбоку лучше, чем задрав голову. По опыту знаю. К тебе, может, и прислушается.
- Или достанется больше, чем вам, Виталий Борисович.
- Это твои проблемы, не сваливай на меня.
Юноша хмыкнул, но возражать не стал, уложил литературу в пакеты и направился к выходу. Провожала его девушка.
- Из Нефертити в лягушку перевоплотиться легко, - вдруг, неожиданно для себя самого, сказал юноша, перед тем как уйти. – Труднее из лягушки превратиться в царевну.
- Сплетники, - немедленно отреагировала девушка. - Знаю теперь, чем занимаются ботаники на симпозиумах.
Дверь с шумом захлопнулась. Молодой человек спускался по лестнице и улыбался. Девушка перестала напоминать ему кого бы то ни было, стала сама собой.
Юноша думал об академике и его внучке и дома. Ужинал с матерью, молчал, и время от времени улыбался.
- Чем тебя Виталий Борисович так развеселил, - спросила женщина, – медицинскими комиксами нагрузил?
- Он очень помогает мне. Здорово, что я с ним познакомился в свое время.
Объяснение мать удовлетворило, но хотелось знать о дальнейших планах сына.
- И?
- И я теперь вплотную займусь практикой. Шел к этому, мечтал, если хочешь. И все - он, с его помощью.
Юноша не стал уточнять, чем конкретно станет заниматься, только предупредил, что теперь будет поздно возвращаться домой.
Лекции на старших курсах оказались интересными, более насыщенными. Преподаватели начали обращаться со студентами как с равными, приглашали к совместным размышлениям. Доклад в любой момент мог прерваться и перерасти в дискуссию.
Степан ходил не на все занятия. Академик побеспокоился, чтобы у него был список всего, что изучают студенты на четвертом и пятом курсах. Юноша сам определял, какие прорехи нужно латать.
В дискуссии старался не ввязываться, но если был на лекции, студенты с интересом ожидали, когда в диспут вступит Степан. Все отлично понимали, что с его вопросами любая лекция превратится в захватывающую полемику.
На все студент имел свое мнение, и не всегда оно совпадало с общепринятым. В спорах он стал оперировать и теми фактами, которые познал во время собственных опытов. В нем чувствовались пытливость и интеллект выше среднего. Это признали все.
- Виновато тело, а страдает душа! – студент иногда грешил и словоблудием, чтобы внятнее обозначить мысль, которую хотел довести. – Даже попы это признали: гореть ей в геенне огненной из-за потакания его прихотям. Похоть, чревоугодие – это требования тела, а не души.
- А властолюбие? Вера в свою исключительность? – спорили с ним студенты на лекции, закончившейся диспутом. – Тщеславие, гордыня?
- Две стороны одной медали – и только. Все это необходимо для одного: удовлетворить плоть. А что такое душа? Это мозг, разум. Скажете, что сердце? Нет. Это придумали поэты. А плоть нужна только для поддержания жизнеспособности мозга. И он в свою очередь следит, чтобы она нормально функционировала.
Человечество научилось менять почти все части тела: конечности, сердце, почки. Недалеко время, когда научится пересаживать голову, а потом и просто мозг.
И что случится, после такой пересадки? Кто-нибудь скажет, что поменял мозг? Нет. Никогда. Это мозг - его «Я» - получит новую субстанцию.
А ведь придет и такое время, когда будет перемещаться даже не мозг, а только разум. «Я» будет полностью менять оболочку.
Это будет триумфом человечества!
Аудитория притихла под натиском фантазии Степана, только преподаватель улыбался.
- Я! Все заключено в этом слове. Вы считаете, что человек боится умереть, потому что не хочет расставаться с прокуренными легкими или изношенным сердцем? – продолжал излагать мысли юноша. – Как бы ни так! Он боится расстаться с разумом, он хочет, чтобы сохранилась его память - его «Я».
Вы думаете, что Бог создал человека? Нет! Это человек создал его по своему подобию и наделил лучшими своими качествами. И сделал это, чтобы подарить себе надежду, что его «Я» не исчезнет бесследно.
Степан остановился, чтобы перевести дух, но наступившую тишину нарушил лектор, вклинившись в паузу:
- Минуточку, молодой человек, не мешайте все в кучу.
Вы знаете, что у людей одна нога сильнее другой? Толчковая? Отталкиваясь ею при ходьбе, человек невольно делает шаг больше. В городе незаметно – мозг корректирует, а вот в лесу из-за этого люди начинают кружить. Так и вы: сворачиваете в одну и ту же сторону. Все у вас объясняется одним…
- А так и есть, - попытался объяснить свою позицию юноша. – И не отрицаю этого. Блуждаю, но знаю цель. Есть цель, но неизвестна дорога.
Я не первопроходчик. Идущие до меня оставили едва видное направление движения. Я буду идти, и получится тропинка, по которой кто-то построит дорогу.
Студент хотел еще что-то сказать, но прозвенел звонок, и в аудитории сразу стало шумно: молодым людям предстояло многое сделать в перерывах между лекциями, и они берегли это время. Преподаватель едва успел произнести название лекции на следующих занятиях, как аудитория опустела.
Подобные дебаты изменили отношение сокурсников к Степану. Он не хотел этого, но так получилось. Всем нравились его своеобразные трактовки. К случаю или невпопад, но ему стали давать советы, спрашивать и интересоваться, чем он занимается в настоящее время.
Не проходило такое и мимо академика. Юноше приходилось объясняться и с ним.
- И что ты в академии опять отмочил? – спросил он парня во время очередной встречи у себя дома, - что даже на кафедре мне выдали что-то невнятное. Бога, говорят, спустил на землю. Так? Было?
Парень приуныл. Ему не хотелось об этом говорить, тем более в присутствии девушки, а она стояла рядом и с интересом ждала ответа.
- Достали меня, вот и прорвало. То один, то другой - все спрашивают, почему от меня формалином пахнет? Попробуй от него отмыться! Вот и сказал, что у трупов в мозгах ковыряюсь. Не так, конечно, но, по-моему, поняли. Выдал, в общем, что нарыл.
- Вот и хорошо, мне-то расскажешь подробнее, чем занимаешься?
- Рано.
- А вот и нет. Записываешь, что творишь, что ищешь? Записи, надеюсь, ведешь? В следующий раз приходи с ними. Если не вел, начни, обобщи все. Мне нужно знать. В следующую субботу жду с ними.
Мужчины, как всегда, уединились в кабинете. Девушка принесла кофе. Говорили обо всем, но только не о медицине. Студент отвечал невпопад, и ученый понял, что мысли его находятся далеко.
- Уходи. Вижу, что тело здесь, а сам витаешь где-то в облаках, - сказал академик, прервав себя на полуслове.
Молодой человек смутился, попытался что-то сказать, но ученый не дал возможности оправдаться.
- Я не обиделся. Вижу, что думаешь, как изложить все на бумаге. Это хорошо. Одно дело, когда говоришь, а начнешь писать, сам не заметишь, как полезут вопросы, и на все взглянешь по-другому. Иди.
Юноша поднялся с кресла и простился. Когда уходил, не встретил девушку. Это его слегка задело. Он теперь ни с кем ее не сравнивал, просто любовался. Симпатичная, стройная, она крутилась возле мужчин, пока дед не отправлял ее за кофе или просто выгонял. «Скучно ей со мной, - пояснил он однажды свое поведение Степану, – вот и вертится возле моих гостей».
Молодой человек шел по улице и вдруг усмехнулся: его позабавили слова академика о его отрешенности. Он не думал о записях, мучило другое: в работе обозначился тупик. Юноша в совершенстве овладел трепанацией черепа. Он неоднократно препарировал мозг, держал, еще теплый, в руках. В больницах, в морге с ним здоровались как с коллегой.
«И что? Что дали мне трепанации черепа и позвоночника? – думал он, шагая по улице. – Изучать мозг нужно, прежде всего, по его реакции на раздражители. Только живой. Зачем изобретать велосипед? Оба полушария, мозжечок, спинной, как составляющие тела, как материю, я изучил достаточно. Осталось живой и только живой. Вот чем надо заняться».
Юноша пропустил остановку своего автобуса и пошел к следующей - на улице хорошо думалось.
Погода была прохладной, но весеннее солнце уже вступило в свои права. Снег сошел, и на асфальте не было луж. Воробьи резвились около пробившейся травы. То тут, то там серые птицы справляли свадьбы.
«Что творится в ваших маленьких головках, - думал юноша, глядя на них, – кто и как сообщил вам, что пора резвиться парами»?
Студент все же сел в автобус, но и здесь мысли потекли в прежнем направлении.
«Собаку пришлось усыпить. Зачем? Убийца. Подержал в руках живой мозг. Только и всего! Не готов был, не подготовился! Из этой ситуации нужно было выжать все. А что – все? Что может дать живой, но под наркозом, мозг? И человек в таком положении тоже ни на что не реагирует».
Лишь дома, ближе к вечеру, юноша принял решение. Оно не нравилось ему и манило: он решил ставить эксперименты на себе. Студент решил привести свой мозг в пограничное состояние. Как к этому прийти, он смутно представлял, думал, что это состояние, в котором мозг не может контролировать сам себя.
Сразу же посыпались вопросы один за другим, как из рога изобилия. Пришлось выбирать главные: как к этому прийти, и как в такой ситуации осуществлять контроль и делать какие-то эксперименты. Одно исключало другое. Напрашивались и другие: а что, собственно, он собирается делать с мозгом в это время, чего ждать от него?
«Потерять контроль над собой мне помогут спиртное, наркотики, нервное истощение или гипноз. Последний предпочтительнее всего. Все потом, после того, как испробую гипноз. Меня загипнотизируют и сделают со мной, что я до этого предложу.
Не эврика, но полванны воды набрал, - усмехнулся юноша. – А гипнотизера мне поможет найти Виталий Борисович».
Молодой человек хотел сразу же позвонить академику, но постеснялся, не посмел разыскивать его и на занятиях. Там он вообще избегал общения с ним. Выручил случай - они столкнулись в коридоре учебного корпуса.
- Здравствуйте, Виталий Борисович, - обрадовался встрече юноша. – А я хотел с вами поговорить.
- И сам не болей, - мужчина посмотрел на часы. – У тебя пять минут. Слушаю.
- Мне нужно пообщаться с гипнотизером, а знакомых таких нет. Выручайте.
Академик просьбе не удивился, он и любил парня за нестандартные решения, воспринял все как должное. Вопросами мучить не стал, только сказал:
- Есть на примете. Переговорю. А ты вечером позвони, сообщу результаты.
Время, тянувшееся до этого, совсем замедлило бег. Юноша едва дождался окончания занятий. Позвонил академику из дома.
- Воробьев Валерий Павлович, - сообщил ученый без предисловий. – Старый знакомый, друг мой. Будет рад пообщаться с тобой. Предварительно созвонись.
Академик продиктовал номер телефона и адрес.
Юноша тотчас же перезвонил по указанному номеру, но его ожидало разочарование: гипнотизер назначил встречу лишь на субботу во вторую половину дня. Степан расстроился, но ненадолго. Когда начал готовиться к встрече, даже радовался, что есть в запасе время. Перечень вопросов, которые он хотел задать своему отрешенному мозгу, увеличивался и менялся каждые полчаса. Когда парень понял, что на носу и свидание с академиком, а он не выполнил его поручение, оставил свой выбор на последнем списке вопросника и принялся излагать свои мысли на бумаге.
Все, что казалось простым и понятным, при изложении на листке приобрело иной смысл. Многое показалось ненужным, напускным. Студент начинал писать, комкал лист и приступал сначала. Когда увидел у стола груду бумаги, решил набить все на компьютере, а потом править текст.
Больше он не задумывался над началом – перепечатал с одного из скомканных листков. В текст больше не заглядывал, печатал так, как думалось. Строчки быстро заполнили монитор и начали прятаться за верхней панелью, а он все набивал текст. Пришло время, когда все, что занимало мысли студента, чем он занимался и что собирался делать, было изложено. Появилось желание не перечитывать документ, но победило благоразумие. Юноша прочитал, и начались настоящие мучения. Вскоре от первоначального варианта не осталось и следа, но и новый получился не лучше. Лишь на пятом он успокоился и не столько успокоился, как сдался: можно было и дальше переделывать, но лучше могло не получиться.
«Прав старик, - подумал юноша. – Вот что значит опыт. Необходимо все излагать на бумаге. Теперь так и будет. И план работ написать нужно. Академию заканчиваю, а веду себя как школьник».
Принятое решение успокоило парня. Он еще раз перечитал текст и пересмотрел вопросник, корректировать ничего не стал, отпечатал все в двух экземплярах на принтере. Один сложил в папку для архива, второй - в такой же папке – в дипломат, чтобы взять на занятия. Ехать домой после учебы не имело смысла.
Покончив с приготовлениями, студент успокоился, но чувство неудовлетворенности не покидало его.
«Решено окончательно и бесповоротно: нужно грамотно построить свою работу, а не надеяться на память». - Это было последнее, о чем юноша подумал перед тем, как заснуть.
Утро, как всегда, все грустные мысли закрасило радужными красками. Хорошее настроение не покидало молодого человека до конца занятий. Предчувствие чего-то необычного торопило, и все лекции показались длинными и скучными. Успокаиваться он стал, только подходя к заветной квартире.
- Валерий Павлович? – уточнил студент, когда на звонок открыл низенький, худощавый, пожилой мужчина в очках. – Здравствуйте!
- Здравствуй, заходи, - хозяин развернулся и ушел вглубь квартиры.
Степану ничего не оставалось, как разуться, закрыть дверь и проследовать за ним. Он попал в комнату, загроможденную старой мебелью. Она почти осязаемо давила на сознание.
«Может, так специально сделано»? - подумал молодой человек, но, услышав голос хозяина, прервал размышления.
- Вы и есть Степан, который не знает, что у него творится в голове? – спросил мужчина.
- Так меня представил Виталий Борисович?
- Так считаю я.
Юноша кивнул и протянул листок. Хорошего настроения как не бывало.
«Может быть, и это часть программы – не только придавить сознание обстановкой, но и подавить сопротивляемость, - подумал он. – Пусть будет так. Мы ведь играем на чужом поле».
Хозяин даже не заглянул в листок, положил на стол и вытащил из кармана брегет на длинной цепочке.
- Видишь часы, Степан? - Он начал раскачивать их перед лицом парня. – Они изготовлены в мастерской Бреге. Француз ценил время и умел его фиксировать.
Часы равномерно раскачивались на длинном поводке. Достигнув определенной амплитуды, стали отражать зайчика от бра, горящей за спиной юноши. Гипнотизер несколько раз прогнал его по глазам парня, чтобы отвлечь и направить мысли в нужное русло, потом отвел от зрачков.
- Они старинные и весьма точны. Следи за ними, смотри на циферблат. Стрелки замерли, замерло время. Здесь никого нет. Только ты и время. Время замерло. Замерли стрелки. Ты и время. Только ты и время. Время остановилось, ты – заснул. Спи, Степан.
Гипнотизер поднял свободную руку в сторону от головы юноши. Зрачки молодого человека непроизвольно проследили движение. Мужчина прекратил манипуляции, прошел к свободному креслу, сел.
- Дрянь-дело, - отметил он. - Такое у меня встречалось, но крайне редко. Ты не поддаешься гипнозу. Можно повторить, но это бесполезно. Поверь. И поверь, обратишься к другому специалисту, будет то же самое. Я не хвастаюсь, констатирую факт, лучше меня вы вряд ли кого найдете.
Юноша заметил, что самоуверенность хозяина куда-то пропала. Он выглядел подавленным, постарел на глазах, стало заметно, что далеко не молод. Это убедило больше, чем слова.
- Отрицательный результат – тоже результат, хотя плачевный. Никто в этом не виноват. - Слова утешения прозвучали неубедительно. – Ни к кому больше обращаться не собираюсь.
- Я догадываюсь, почему такое происходит в данном конкретном случае.
- ? – Степан вопросительно вскинул брови.
- Вы сами обладаете гипнозом, но не знаете этого.
Предположение обдало юношу горячей волной. Мысли вихрем закрутились в голове.
- Все не так-то просто, - продолжал хозяин. - Иметь и уметь пользоваться – разные вещи.
Мужчина что-то говорил, но Степан его не слышал. Гипнотизер это заметил.
- Вы хоть слышите, что я говорю? Этому нужно обучаться.
- Конечно. Если бы вы знали, как я вам благодарен. Это ведь лучше, намного лучше, чем я мог предполагать и ожидать.
- Это не так быстро, и я еще не дал согласия на обучение.
- А это не принципиально. Не вы, так кто-нибудь другой. Есть литература на эту тему, в конце концов. Есть вопрос, а переделать его в восклицательный знак – это уже мои проблемы.
- Совсем как я в молодости, - заметил мужчина и улыбнулся. – Умеете уговаривать. Занятия начнем на следующей неделе. Условие одно: никакой практики, пока не разрешу, пока не приму экзамен. И это не институтский экзамен. Три шкуры спущу.
- Слушаюсь и повинуюсь, мой командир. – Душа молодого человека пела. – Благодарность моя не будет иметь границ, в разумных пределах, конечно.
Брови старика сдвинулись, лицо нахмурилось. Юноша заметил это.
- Шучу. Неужели не понимаете моего состояния?
Понимаю, - гипнотизер пощелкал перед лицом Степана пальцами. – Я все же ввел вас в транс. Не так, как хотел, но ввел. Приходите в себя поскорей.
- Уже, Валерий Павлович, уже пришел в себя или скоро приду, - сказал юноша, встал и направился к выходу. – Все нужно переосмыслить. Жизнь сделала неожиданный кульбит.
- Гипноз – вещь серьезная, и относиться к этому нужно соответственно, - сказал хозяин, стоя в дверях. – Это и будет темой нашего первого занятия. Когда? Прикину, позвоню.
На улице студент вздохнул полной грудью, потянулся и с шумом выдохнул воздух.
«Жизнь, ты прекрасна! – хотел крикнуть он, но не стал, начал оглядывать прохожих. – Суетитесь! Остановитесь, люди, оглянитесь вокруг и поймете, что жизнь прекрасна».
Молодой человек не стал ждать автобуса. У него появилась привычка бродить по городу и думать о чем-нибудь, а сейчас думать было о чем, и времени до посещения академика оставалось достаточно. Предстояло самому все взвесить и лишь потом сообщить о новости ученому.
Юноша все еще пребывал в эйфории. Он, не глядя, начал переходить улицу. Понял это лишь тогда, когда услышал визг тормозов, и невидимая сила подхватила его, подбросив вверх.
Сознание вернулось не сразу, но вместе с ним пришла боль.
«Жив. - Услышал он чей-то голос. - Нужно унять боль, иначе погибнет от шока».
Юноша улыбнулся, приподнял руку, пытаясь что-то сказать, но сознание воспротивилось и покинуло его.
Около пострадавшего толпились люди, обсуждали происшедшее.
Водитель плакал и объяснял всем подряд, хватая ближайшего к нему человека за руку:
- Я не виноват, повернул на зеленый, а он прямо под колеса.
От него уходили, водитель находил нового слушателя:
- Если бы горел красный, я бы остановился на перекрестке, но на зеленый так и проехал, не притормаживая, а тут он… Я тормозил. Вы видели?
- Отстаньте, не до вас, - сказал шоферу согнувшийся над сбитым человеком мужчина, когда тот начал теребить и его. – Несите аптечку. Я доктор. Случайно здесь, и у меня не все под рукой.
Вмешательство врача навело порядок. Он занялся пострадавшим, распорядившись, чтобы вызвали «скорую».
Все произошло почти в центре города, больница находилась недалеко, и машина подъехала быстро. Врач объяснил медикам, какой укол сделал, те переложили тело на носилки, затолкали их в автомобиль и, включив сирену, умчались.
Через десять минут на перекрестке остались только водитель, сбивший пешехода, свидетели происшествия и подъехавший инспектор ГИБДД. О том, что случилось, напоминали только небольшая лужица крови и черные следы тормозов. Асфальт был сухим.
Юноше не делали операцию. У него было сотрясение мозга, и треснули два ребра. Имелась и рваная рана на боку, которая оказалась безопасной, но своим кровотечением всех напугала. Беспокойство вызывало только повреждение мозга.
Очнулся он утром через день. У постели дежурила мать. Женщина дремала на стуле. Память постепенно восстановилась, и комнату огласил стон. Но стонал парень не из-за боли - из-за досады на себя.
«Как я мог, как я мог! Это ведь не впервой. Орал на меня уже водитель и орал справедливо. А выводы я так и не сделал. Второй раз надо было вляпаться и уже серьезно, – юноша поносил себя и смотрел на спящую мать. – Бедная моя. У тебя ведь никого нет на этом свете кроме меня. Хотя бы ради этого нужно беречь себя».
Женщина заворочалась под взглядом сына, задвигалась, отыскивая удобное положение, и вдруг открыла глаза.
Взгляды матери и сына встретились.
- Степ, как же так? – женщина хотела упрекнуть сына, но вместо этого разрыдалась.
- Так получилось. Сам себя наказал, и тебе досталось. Прости, мам, - юноша сам был готов расплакаться от жалости к матери.
Женщина спохватилась, стала вытирать слезы.
- Что было, то прошло, и теперь не повторится? - мать просительно смотрела на сына.
- Ну, ты даешь. Конечно!
- А старик-то, академик-то, как переживал! Я так и не поняла - себя ругал, какого-то Палыча или тебя? Похоже, всем досталось. Отдельную палату для тебя выбил.
- И его я подвел. Куда ни кинь, кругом клин. Хоть не просыпайся.
- Что ты несешь? Все к лучшему. Даже это. Теперь будешь осмотрительнее.
- А ведь и верно, если бы все случилось не сейчас, а позже, но с худшим исходом…. Могло такое быть? Могло, а теперь не будет. Это ведь уже второй звоночек….
- Степка, мы в своем амплуа - во всем хорошее найти пытаемся. Посмотрю, что ты старику скажешь. Он к тебе как к сыну относится, а ты….
Женщина прервала речь, потому что открылась дверь, и вошел академик.
«Легок на помине», - подумал юноша и сжался в ожидании упреков.
Но ученый, как ни в чем не бывало, поздоровался и присел рядом.
- Не прячься, ругаться не буду, а надо бы. И так досталось.
Молодой человек облегченно вздохнул, но небольшое нравоучение выслушать пришлось.
- Из детства за уши тебя вытягивали. В этом вижу причину. Телом мужчина, мозги тоже на месте. А сам нет-нет, да и мечтаешь в трусах по улице побегать, наверстать упущенное, – старик глубоко вздохнул и повернулся к женщине, ожидая поддержки. – И не говори, что я не прав. – Рыкнул на нее, не дождавшись согласия с его выводами.
- Как себя чувствуешь? – мать вмешалась специально, чтобы не дать возможности академику забыть обещание не ругать сына.
Юноша чувствовал себя удовлетворительно, только в голове стоял постоянный шум. Об этом и сообщил.
- И синяк огромный через весь левый бок. А рана и ребра не беспокоят. – Сказал он в заключение и обратился к академику: - Вы оказались правы, все нужно излагать на бумаге. Печатал и на все взглянул по-другому. Я ведь к вам шел, когда…
- Знаю. Об этом после выздоровления.
В палате наступила тишина. Старик почувствовал, что мать с сыном нужно оставить одних. Поднялся, выложил из дипломата на тумбочку фрукты, попрощался:
- Выздоравливай, отставание наверстаешь, я тебя знаю. Или твоя группа, наконец, тебя догонит, как правильно? До свидания.
После ухода академика неожиданно засобиралась и мать.
- Командиру твоему не дала тебя ругать, дождалась, когда уйдет, а саму так и подмывает. Ты уж будь внимательней. Пожалей хоть меня, если себя не жалко.
- Мам, все я понял, прости. Иди-ка, отоспись, и я вздремну. Устал.
Вечером студента навестили однокурсники. Он числился в определенной группе четвертого курса, попадал на занятия ко всем старшекурсникам, но с этими студентами встречался чаще всего.
Шумная толпа завалила тумбочку продуктами. Молодые люди едва поместились в комнате. Степан узнал последние студенческие новости. Их было много – и студентов, и новостей. Каждый считал, что его известие самое важное, поэтому перебивал говорящего. Кто-то пытался курить у открытой форточки.
Гвалт из больничной палаты разносился по всему коридору, и скоро всех разогнал врач:
- Через пару дней выпишем вашего бедолагу, дома отлеживаться будет, да и потом ему легче будет переносить ваше буйство. – Объяснил он свое решение. – А пока попрошу….
Юношу действительно выписали через два дня. Все – и он сам – опасались только последствий сотрясения мозга. Но шумовой фон уменьшился, и Степан перестал его замечать.
Он никому не говорил, но обратил внимание, что стал улавливать непонятные запахи. Это проявилось во время просмотра телевизионных передач. Показывали море, и юноша почувствовал непередаваемый запах влаги и сырости. Он специально нашел передачу про лес, и комнату заполнила свежесть и специфический запах мха и плесени. Особенно пахучими оказались кулинарные изыски известных артистов.
Юноша надел затемненные летние очки, и все прекратилось. Остался только стойкий запах мази, которой он потчевал синяк.
«Что бы это значило? – Происходящее удивило и немного напугало молодого человека. – Зрение и запахи – вещи несовместимые, разве что лук…. Что со мной происходит»?
- Что случилось? – спросила мать, когда увидела на сыне очки. – Зачем нужны солнечные и в комнате?
- Глазам легче при затемненном освещении, - не нашел ничего другого для объяснения Степан.
Женщина прошла к окну и наполовину задернула шторы. Спросила, повернувшись:
- Так лучше?
- А как читать? При чтении я снимаю их. Оставь, как было.
Сын понял, что с ним что-то происходит, но теперь и мать начала подозревать неладное. Это выяснилось, когда неожиданно приехал ученый. Разговор тот начал без предисловий:
- Выкладывай, что здесь творится?
«Мать вызвала подмогу, - догадался юноша. – Мои объяснения ее не удовлетворили».
- Вы так и не ознакомились с моими потугами в самостоятельной работе, – юноша протянул стопку листков.
Академик хотел возразить, что не это имел в виду, но непроизвольно начал читать. Через минуту забыл о цели визита – захватил отпечатанный текст. Прервавшись, скинул с себя плащ и бросил на диван. Его хмыканье могло означать что угодно, и молодой человек ждал окончания, поглядывая время от времени на мужчину.
- Интересно, - одним словом подвел черту ученый, когда закончил чтение. – Возьму домой, полистаю внимательней. Так о чем я тебя спрашивал? Впрочем, неважно. Завтра суббота. Жду. Тогда и поговорим.
Академик надел плащ и пошел на выход. Там дежурила мать Степана, ожидая каких-то объяснений, но мужчина не заметил обращенного к нему взгляда, попрощался и ушел.
Женщина закрыла за гостем дверь, печально вздохнула. Она поняла, что ее план с треском провалился: академик ничего не понял или просто забыл про ее просьбу.
- Чем ты огорошил шефа? Что с тобой происходит? – спросила мать у сына, надеясь все же доискаться до причины тревоги, охватившей ее.
- О чем ты? Меня навестили. Я здоров и завтра начну выходить в свет: меня пригласил к себе академик.
- Рано. Ты обещал не огорчать меня, это не значит, не говорить правду!
- Можно уже. Лишь бы не делал резких движений и не поднимал тяжести. Мам, не надувай вопрос, все помню, - ответил сын. – Я люблю тебя, и все будет хорошо. Не суетись.
На звонок в дверь открыла Вика – внучка академика.
- А, матадор пришел, человек, дерущийся с металлическими быками!
- Привет, несостоявшаяся мисс года.
- Проходи, там дед раны зализывает. Он пострадал больше, чем ты.
- Ревнуешь?
- Фи!
Юноша прошел в квартиру, у кабинета обернулся к девушке.
- Мне кофе без сахара.
- И без кофе, - прокомментировала она его просьбу-распоряжение. – Кран находится на кухне.
Академик никак не отреагировал на появление студента, помнил, что тот приходит всегда в это время.
- Ну что, юноша, прочитал твой опус. Понравился. Но почему только головной мозг? Где потерялся спинной?
- А меня не интересует опорно-двигательная система. Только разум. Еще Сеченов и Павлов заметили, что психическая или так называемая душевная деятельность и есть физиологическая функция головного мозга. Это и определило мой выбор.
- Ой, ли? – академик хотел развить свою мысль, но задумался, что-то вспоминая.
Студент не понял, что беспокоит академика, не стал дожидаться, признался:
- А вообще-то писульку можно забыть. Последние события перевернули все с головы на ноги.
- Догадываюсь, о чем ты, - закивал ученый. – Валерий Павлович рассказал. Я не говорил ему про происшествие с тобой.
- И правильно. Мне и так перед всеми неудобно.
- Значит, Степан, ты теперь начнешь изучать гипноз?
- Правильней сказать, изучаю. Набрал книг по этой тематике, и интернет никто еще не отменял.
- Ты зря сей труд называешь писулькой. Интересные вещи изложил.
Английский знаешь лучше, чем русский – по тексту заметно. Это нужно поправить – это мелочи. И поменьше лирики. Посмотри все, что я подчеркнул. На полях есть пометки. Переработай все и верни мне. Проверю, напишу рецензию, и отправим в печать. Монография имеет право быть, но особенно не гордись.
Хочешь, я тебя сейчас «умою»? Вспоминал, вспоминал, и озарило наконец-то.
Скрипнула дверь, и вошла девушка с подносом.
- Кофе, как заказывали! Умой, дед, умой, – поддержала она старика, случайно услышав последнюю фразу. – Зазнался ботаник. Опыты на автомобилях начал ставить.
- Скажи-ка, молодой человек, что такое гельминты?
Глаза студента забегали, память услужливо перебирала словарный запас, но такого набора букв в нем не оказалось. Юноша сдался.
- А ведь даже Вика это знает. Помоги, внучка, молодому человеку и передай полотенце, чтобы утерся.
- Глисты это, Степан, самые обыкновенные глисты. Но ты не расстраивайся. Знаешь, когда я об этом узнала? Бабушка рассказывала, как будущий ученый муж вдруг стал худеть. Тогда этих тварей и изучили в нашей семье, научились бороться с ними. Утрешься, передай полотенце светилу. Тоже стал зазнаваться.
- А вот и неправда! – возмутился старик. – Ты училась свистеть, вставляя пальцы в рот, и ничего не получалось. Тогда-то я тебе и посоветовал вначале помыть руки. Вымыла и засвистела. Но заразу успела занести.
Юноша слушал пикировку родственников и улыбался. Была очевидна их взаимная любовь.
- Убирайся, лгунья. Ты мешаешь нам.
- Сплетничать, - продолжила девушка фразу деда и вышла, прикрыв за собой дверь.
- Чертовка. На чем мы остановились?
- Вы пытались заставить меня делать то, что мне не хочется.
- Заговор нахалов! – вновь возмутился хозяин. – Тоже перевираешь. Мы говорили о монографии. Знаешь, когда человек впервые задал себе вопрос: что такое солнце? Когда посмотрел на него через черное, закопченное стекло, только тогда начал задавать себе научные вопросы, а не обывательские.
Ты заглянул в мозг из космоса. Это неожиданно и ведь логично! Такая точка зрения нетривиальна. Доказывай! На твой труд будет много откликов. Бить будут и слева, и справа. Но самый весомый аргумент я уже предвижу: какой-то студент-недоучка залез в святая святых и посмел раскачивать общепринятые теории. Но будет и аргументированная критика. Ради нее и стоит опубликовать работу. Ты не представляешь, как тебе это поможет! В споре рождается истина. Не забывай об этом.
- И в вине. Поэтому, когда выпьют, часто выясняют отношения.
- В вине? А? Да! Истина в вине. В детстве баловался стихами. Так на чем мы остановились? Ты говорил о последних событиях, а не событии. Что еще приключилось? Добивай старика.
- Не знаю, с чего начать.
- Дожились. Опусти все промежуточное и начни с конца.
- У меня после больницы появилось зрительное обоняние.
Ученый встал, сел и вытянулся в сторону студента.
- Ты хочешь сказать…
- Да. Я смотрю телевизор и чувствую запах того, что показывают.
Академик молчал, тишина затянулась.
- Вы первый, кому я рассказал. Нужно все проверить, но не знаю как. У меня – одного - это не получилось. Может, вдвоем?
- Да! - подал голос через некоторое время академик. – Но как? Как и что с тобой случилось, будем думать потом. Наверное, сотрясение-потрясение все же аукнулось. Как все проверить? Пойми правильно, я не подвергаю твои слова сомнению, хочу проверить не их, а сам факт. И не знаю как. Давай думать.
- Это-то как раз и трудно, - отозвался студент. - Что со мной произошло, я приблизительно догадываюсь. Валерий Павлович не смог меня загипнотизировать, но во время сеанса как тампоном пробежался по мозгам. Протер все закоулки, а тут и несчастный случай подвернулся. От заикания почти так раньше лечили.
Юноша встал с кресла, начал ходить по кабинету. Он оглядывался на академика, и тот его понял.
- Исповедуйся, молодой человек. Сказал «А», говори и «Б».
- Что-то такое я и планировал. Но все произошло случайно, - сразу оговорился он, увидев возмущенное лицо ученого. – Я все хотел согласовать с вами, поверьте. Не понадобилось.
Старик чуть не разразился скандальной тирадой, но прервал себя в самом начале:
- Жди, сейчас вернусь.
Он вернулся через пять минут с двумя чашками кофе. Из одной стал прихлебывать сам, вторую поставил на стол.
- Определи сорт, - предложил мужчина студенту.
Тот подошел ближе, поднял чашку, принюхался.
- Сорта кофе не знаю, пью, как и вы, только «Арабику». Но в эту чашку вместо сахара насыпана соль.
Послышался звон разбитой посуды: ученый выронил свою посуду с напитком, и та разбилась. На шум заглянула девушка.
- Все еще воюете? Рефери нужен?
- Не мешай, - рыкнул дед, подошел к двери, вытолкал внучку и закрыл кабинет на ключ. Обернулся к студенту. – Ты говорил про обоняние и ничего не сказал про вкусовые ощущения!
- А, правда! Они тоже передаются через зрение! А вы не верили!?
- Перестань.
- Виталий Борисович, а если все пять чувств будут передаваться через зрительные рецепторы? Представляете, какие возможности открываются? А телекинез – это ведь перемещение предметов под воздействием взгляда. Так или нет? А что такое внутренний взгляд? Не из воздуха же появилась фраза.
- Та, та, та, та, - перебил студента академик. – Забыли про мозг. Теперь изучаем зрение. Так?
- Сегодня уже научились ставить зрительный имплантат. В сочетании – это… - юноша говорил по инерции, пока слова академика не дошли до его сознания. – Я и хочу привязать одно к другому. Мозг – да! Мне нужно знать, может ли он существовать без тела? Что нужно ему кроме кислорода и питания? Для чего? Недалеко время, когда можно будет имплантировать голову – то есть тело! Клонируем человека из его же ткани и меняем голову. Болезней как не бывало!
- А если клон скажет тебе: «Не хочу»? Прекрати. Мальчишка! У тебя в голове – голова профессора Доуэля. Пора думать по-взрослому. Нельзя скакать через гипотезы, нужно изучать все по порядку, продвигаться шаг за шагом. Только объяснив предыдущее, можно приступать к следующему. И это предыдущее станет базой для изучения следующего. Это азы науки. Понял, ботаник? – сделал заключение ученый. – Давай помолчим немного.
Натиск студента, сногсшибательная информация, суматошный день, все вместе напомнило ему, что он стар. Академик оглядел парня и сказал:
- Подведем итоги… Ты занимаешься монографией. И все. Понял? Дай мне время все обдумать. И сам думай. И до завтра. – Старик вдруг засуетился. – Иди, студент, нам нужно переварить информацию, а это лучше делать в одиночестве.
Академик отомкнул кабинет и позвал внучку:
- Вика, проводи гостя. Налей ему крепкий кофе с сахаром, - он усмехнулся своим мыслям, - напои, а то ему сегодня кофе не достался, и пусть катится домой, подопытный кролик.
- Что ты сделал с дедом? Надеюсь, что-нибудь плохое? – спросила девушка, идя следом за молодым человеком по коридору.
- Кофе будет?
- Обойдешься. Не увиливай от вопроса, кролик. Почему кролик? Раньше был ботаником.
- А почему именно плохое?
- Может, тогда дед перестанет тебя в пример ставить.
- Ничего я ему не делал, - ответил Степан, улыбаясь, - дал домашнее задание, вот и надрывается от усердия. Не все время мне одному страдать.
Парень переобувался, когда до них донесся крик академика: «Завтра придешь на час раньше».
- Растешь, студент, завтра воскресение, - сказала девушка и захлопнула за юношей дверь.
Степан не поднимал ничего тяжелого, старался ходить с пустыми руками – помнил, что у него пострадали ребра. Шумовой фон почти прошел, во всяком случае, он его уже не замечал. Жизнь опять казалась прекрасной.
Глупое, случайное происшествие только дало толчок его исследованиям и заставило на многое взглянуть с другой стороны. Юноша полночи проворочался в постели, прежде чем заснул, обдумывая вновь и вновь, что с ним произошло, и что из этой ситуации можно выжать.
Утром Степан завтракал и продолжал думать о том же, о чем думал ночью.
- Спустись на землю, молодой человек. - Услышал он голос матери. – Совсем забыл про меня.
- Прости, мама, сессия на носу, и дел навалилось по горло.
- Учиться, конечно, тяжело, потом будет легче.
- За экзамены я не волнуюсь.
- Тогда и переживать не за что, - успокоилась женщина. – Шеф твой звонил, велел передать, что перенес встречу на двенадцать часов.
Степан чуть не подскочил на стуле.
- Почему молчала?
- А что случилось? Времени, как ты говоришь, вагон и маленькая тележка.
Сын ничего не ответил, проглотил залпом кофе и ушел в свою комнату.
Листки, что вернул академик, лежали на столе. Юноша не догадался, что он будет делать пометки, поэтому не оставлял для них места. Замечания ученому пришлось делать между строк. Текст получился двойной: один отпечатан, другой написан красными чернилами между строк.
«Ничего себе, - подумал юноша, разбирая непонятный почерк, - старик написал статью в статье. Это же надо, до чего скверная писанина».
Заглянула в комнату мать.
- Перевожу с корявого на русский, – откликнулся на шум Степан.
Увидев занятого сына, женщина не стала мешать.
- Ну, ты даешь, старик! – Услышала она возмущенный голос парня. – Еще жалуется на возраст! Дай Бог, сохранить мне такое мышление в твои годы!
«Если споткнулся и летишь, - прочитал юноша сноску, посвященную ему, - нужно успеть подумать, как приземлиться. Это правильно. Но лучше прикинуть раньше: как сделать так, чтобы не падать»?
«Это можно поставить эпиграфом к моей писанине, - подумал Степан. – Сам страдаешь лирикой, дед. От моего бумагомарания осталось только название. Эпиграф и заключение, и те твои!
Юноша скомкал листы и бросил их на пол, но сразу же поднял и разгладил рукой.
«И что мне осталось? Переписать твои - ученый муж - заметки между строк и выдать за свои? Монография! Мою лучше печатать на туалетной бумаге»!
- Степан! – Мать вернулась в комнату, так как слышала причитания сына. – Не было б твоей статьи, не было б комментариев академика. Чувствуешь связь? Нет? А он чувствует. Я – тоже. Не знаю, о чем идет речь, но понимаю, что права! Мало уметь собирать зерна из плевел, надо еще увидеть их! Ты увидел, ученый помог собрать.
- Ты и мертвого убедишь: бледный он потому, что при жизни забыл позагорать.
Отрешенный взгляд юноши стал светлеть, смысл сказанного не сразу, но дошел до него.
- Я - толкай, он – тяни!?
- Ты мысль, он – воплощение.
- Н-да?
- Да, сынок. В нашем возрасте люди становятся приземленными, годы – тяжелая ноша. Академик, мужчина очень умный, но и он не исключение - в данном случае их быть не может.
- Мам, - ожил сын, - прогуляемся? Поедем вместе к нему? Ты же с ним общаешься?! Почему нет?
- Потому! Это твой путь. Тебе, похоже, предстоит неприятный разговор? Помогаю тебе советом, в быту. Хватит с меня и этого.
Женщина ушла, а сын улыбался, вспоминая, как грамотно она расставила все точки над i. «Ближе матери у меня никого нет, - думал он. – Женюсь, конечно, в свое время. Жен может быть много, а мать всегда будет одна. Если моя женщина будет это понимать, то она…. то она…. То я буду любить ее не меньше матери».
И академик, и студент при встрече не выказали особой радости. Ученый просто устал от нахлынувших событий, а юноша никак не мог привыкнуть к сюрпризу, подаренному глазами. Веселой была только внучка:
- Сегодня на обед крольчатина в собственном соку. Вам нравится крольчатина, мужики, ученые мужи или просто - стар и млад?
- Нравится, - ответил за всех дед. Он распорядился, чтобы девушка накрыла стол, а что есть, ему было все равно.
- Попробуем, тогда и скажем, - откликнулся студент. Он увидел бутылку вина и вопросительно посмотрел на академика.
- Сам не понимаю: толи от горя, толи от радости, но отметимся. Открывай, ботаник.
Парень откупорил бутылку, наполнил бокалы.
- А я так и не поняла, по какому случаю сабантуй? – поинтересовалась девушка.
Старик неопределенно пожал плечами и кивнул в сторону студента.
- От него все больше сюрпризов, а этот – от меня. Истину будем искать в вине. Тост за вами.
«Чудит старик, - подумал парень. – Пьем неизвестно по какому случаю, и тост соответствующий выдать надо».
Степан поднял бокал, посмотрел на девушку, та отрицательно помотала головой, и он понял, что слово предоставили ему.
- Не так давно, а может, и просто недавно, один молодой человек заметил, что в последнее время утро перестало быть светлым, да и дни стали пасмурными, а вечером хоть не высовывайся – темноты страшно. И так день за днем. Тогда он задумался - почему? Задумался и понял, не сразу, но сообразил: день такой, каким его видишь. На дворе дождь, а тебе хочется танцевать. Может быть такое? Дождь – это плохо?
Один скажет, что дождь – это грязь и слякоть, мокрые колени и грязные туфли. Другой – это подарок природы: нектар для растений, шанс для пустыни. Это – жизнь.
Погода соответствовала его переживаниям. Он просто попал в немилость собственному настроению, и из-за этого страдали все. Тогда молодой человек решил пойти к друзьям и поднять настроение. Себе и им. Он захотел, чтобы утро для всех стало светлым, а день приветливым. Он пришел к деду с внучкой, и те встретили его застольем, вкусной крольчатиной и молодым вином.
Дед улыбался, внучка хихикала и неожиданно продолжила речь сама:
- И там он сказал длинный и витиеватый тост, пожелав в заключение всем здоровья и хорошего настроения. И следующее утро стало лучше, чем предыдущее.
Так выпьем же за то….
- Выпьем за то, - вернулся к продолжению тоста юноша, - чтобы наше настроение не зависело от капризов природы, чтобы и при плохой погоде оно было хорошим, а при хорошей, еще лучше.
Все чокнулись, старик ополовинил бокал и потянулся к тарелке с зеленью.
- А вы, молодой человек, попробуйте травки. Это крапива. Если ее ошпарить кипятком и слегка подсолить, она не будет жечься и получится великолепное блюдо. Можно приготовить и с подсолнечным маслом, можно и с майонезом, но так мне нравится больше.
Академик обратился к студенту на вы. Тот понял это так, что об их проблемах за столом говорить не стоит. Девушка же посчитала, что мужчины, повздорив, еще не остыли, и этот обед в знак примирения.
- И вы, молодой человек, должны привыкнуть держать нож в правой руке, а вилку в левой, - добавил он, увидев, как юноша четвертует котлету. – Почему не пробуем крольчатину?
- Мясо в чистом виде не люблю, а вилка всегда у меня будет в правой руке. – Юноша посмотрел на ученого и с вызовом добавил: - Галстук носить никогда не буду и курить, кстати, тоже.
- С курением все ясно, – одобряю. А чем провинились столовые приборы?
- Аристократы сотворили из приема пищи ритуал. Бесились от безделья. Делали все, чтобы отличаться от масс, - юноша ел и объяснял свою позицию. - Почему я должен им потакать и есть, как мне неудобно?
Существует и другая трактовка данной глупости. Какой-то высокопоставленный вельможа оказался левшой, и его окружению пришлось подстраиваться. Отсюда и …
- А галстуки? – напомнила девушка.
- И это их блаж. Вытирали когда-то руки платочками во время еды. Чтобы были под рукой, заправляли за воротник. Они, конечно, были шелковыми, с вензелями и кружевами. Каждый извращался, как мог, чтобы его платок выглядел лучше. А как выставлять перед всеми такую красоту с жирными пятнами? Вот и завели для рук другие, а первые так и зависли на шеях.
- Значит, если ты будешь носить галстук, то только чтобы вытирать об него руки? - девушка улыбалась.
- И утирать нос себе и тем, кто меня подначивает. – Лицо юноши тоже расплылось в улыбке. – Каждый элемент одежды должен исполнять какую-нибудь полезную функцию, как карман, например. А какова роль галстука, если каждый мужчина пытается ослабить его, чтобы не так сильно сжимал горло? И в ущерб внешнему виду, между прочим.
- И никогда не надевал галстук? И не наденешь даже на свадьбу?
- Один раз надел для камуфляжа, когда шел на дело. Намучился, тогда и решил, что в последний раз.
- Умыл, умыл, деловой ты наш, надеюсь, дело того стоило, - подал голос и ученый. – А травка-то закончилась. Ничего, домохозяйка еще надергает при случае.
- Не вся еще. - Внучка встала и вновь наполнила зеленью тарелку. - Хрустите, кролики. Я где-то читала, что один чудак весь свой рацион на крапиве построил: суп из крапивы; салат тоже из нее; даже чай, если его так можно назвать, тоже настаивал с крапивой. Он хвалился, что про болезни забыл.
- Вполне может быть, вполне. Полезная штука, - согласился академик и оглядел стол: вино закончилось, молодые люди опустошили свои тарелки и ждали, когда хозяин закончит трапезу.
– Пошли, студент, пора и делом заняться.
Мужчины ушли, а девушка начала прибираться на кухне.
- Теперь поговорим по существу, - сказал академик, развалившись у себя в кабинете на кресле, и приглашая собеседника поступить также, указав на соседнее. – Какие у тебя планы на ближайшее будущее?
- А что вы предлагаете?
- Нехорошо отвечать вопросом на вопрос старшему и по званию и по возрасту человеку. Отвечай.
- Извините. Знаете, одного монаха спросил только что обращенный в веру человек, как нужно креститься - слева направо или наоборот? И тот ответил, что без разницы: начни, и рука сама разберется. Он оказался прав.
- Ты хочешь все пустить на самотек? Так не пойдет. Это противоречит моей вере – вере в науку.
- Тогда давайте, я напишу на листке, а вы потом выскажете свои предположения, и сравним.
- Ты никак не повзрослеешь, Степан. Приступай, что с тобой поделать?
Юноша нашел чистый лист на письменном столе и минуты две без остановки что-то писал на нем, потом перевернул написанным вниз, сказал:
- Слушаю вас, Виталий Борисович.
Академик ответил, не задумываясь.
- Тебе нужно сдать сессию - это, во-первых. Во-вторых, довести до ума монографию. Летом хорошенько отдохнуть и по мере возможности обучиться гипнозу. И, в-третьих, заняться своим здоровьем, проследить, как сказались на тебе приобретенные качества.
Это все. Все остальное - осенью. К этому времени я подготовлю программу, по которой ты будешь работать и ставить эксперименты. Над собой в том числе.
Молодой человек согласно кивал, пока мужчина высказывал свою точку зрения. Когда закончил, протянул листок.
- Читайте, здесь то же самое, только я хочу летом поработать на каком-нибудь заводе.
В свое время Степан не отдал матери гонорар за лечение директора казино, часть потратил и забыл о них. Потом вспомнил, но не вернул уже сознательно. Юноша понимал, что мать сразу же потратит на него. Он предпочел отдавать ежемесячно две трети повышенной стипендии. Когда заметил, что этих денег матери не хватает, стал оставлять себе лишь пятую часть на карманные расходы. Но этого явно не хватало уже ему. Тогда-то студент и стал изымать деньги из заначки. Вчера Степан разменял последнюю купюру в сто долларов, и не за горами было безденежье.
- Понимаю, - согласился академик. – Матери нужно помочь. Но почему не у нас в лаборатории?
- Копейки. И мне придется делать то, что заставят. А в это время я буду думать, что мог бы делать заветное, и начну выкраивать свободную минутку, химичить. Это будет не работа, а пытка.
- А почему не устроишься в лабораторию для работы во время семестра?
- По той же причине. Я и так пропадаю там постоянно, но занимаюсь своим.
- Да. – Глубокомысленно заметил ученый. – И время поджимает. Не за горами выпускные экзамены! Не улыбайся, не улыбайся. Государственные экзамены посерьезней будут. И вообще, Степан, у меня на тебя виды. Успешно закончишь академию - переберешься в ординатуру. Не думал об этом?
- Какое там! Мозг. Только он. В любых вариантах рассмотрения. - Студент вдруг рассмеялся. – В ординатуре даже лучше. Полезное и приятное вместе – мечта. И кролик подопытный есть. Почему не обнародовать, что со мной произошло?
- Я бы не стал. Замучают. Тебе нужна такая известность? Будем потихоньку изучать твой феномен.
Ученый задумался. Степан не стал его тревожить.
- Нет-нет. Полезное и приятное – это было бы слишком хорошо, - ответил академик вслух своим мыслям. - Монографией не занимался?
- Так от нее остались лишь ножки да рожки. Заново переписывать буду, - ответил юноша.
- Суть верно схвачена – это главное. Обоснование доработаешь.
Степан заметил, что разговор начал утомлять ученого.
«Подремать хочет, - догадался он, - старый и все хорохорится. А я эгоист - о себе и о себе. Пора сворачиваться».
- Я реже к вам заглядывать буду, ладно? Сессия на носу. Пойду уже.
- Конечно, созвонимся, но надолго не пропадай.
Юноша ушел. Провожала его, как всегда, девушка.
- Помирился с дедом?
- Мирятся после ругани. Не с чего.
- Завернуть крапивы, или предпочитаешь морковку, кролик? – девушка не могла расстаться без шпильки.
Степан хотел сказать, что домохозяйке видней, но промолчал, только кивнул на прощание и вышел из квартиры.
Ему почему-то стало грустно. Юноша вспоминал то мать, то академика. «Старые оба, а ученый-то как сдал, только сейчас и заметил. Он ведь намного старше матери. – Степан вдруг чертыхнулся, обругав себя. – И почему я не проверил его здоровье, когда умел лечить? Мать подлатал, а его не догадался. Ах, Виталий Борисович, Виталий Борисович! Знать бы, где упасть, натаскал бы соломки». Мысли о самых дорогих людях не покидали его до самого дома. Добравшись до своего двора, парень вдруг спохватился и стал разгуливать по закоулкам в поисках крапивы. Наполнив свернутый из газеты кулек, развернулся и пошел в сторону подъезда.
- Держи, мать кролика, это тебе. – Сын всучил сверток, открывшей дверь женщине.
- Что это?
- Наш ужин. Первые весенние витамины. Переросла крапива, правда, но все равно сойдет.
- Только волдырей на языках нам и не хватает.
Юноша разделся и прямиком прошел на кухню. Через несколько минут он потчевал мать новым блюдом. Женщина с постным лицом жевала зелень и смотрела на сына, ожидая комментариев, но тот молчал.
- Не жжет, и то хорошо. Ты, наверное, голоден? Может, лебеды сходить, нарвать?
- Ничего ты не понимаешь. Давай я тебе с подсолнечным маслом сделаю или с майонезом.
- Сделай, только мясца вареного накроши туда, сваренных яиц нарежь. Из топора кашу делают, из крапивы - салат. Борщ из карандашей не хочешь приготовить?
- Академик уплетает за обе щеки, мне понравилось, а она не хочет, - пожаловался Степан неизвестно кому.
- Ах, академик! Тогда понятно. Проголодаешься, отведаешь стряпню штамповщицы. Или прямо сейчас подать?
- Не надо. - Сын почему-то обиделся и ушел к себе.
Сессию студент сдал, как и предыдущую, без четверок. В это время юноша принципиально ничем посторонним не занимался. Знал за собой грешок – нетерпение. Это знание и заставило его сдерживать себя, не бежать сломя голову к гипнотизеру. Лишь на следующий день после последнего экзамена он отправился к Валерию Павловичу. Встрече предшествовала договоренность по телефону, поэтому в назначенное время тот был дома.
- Здравствуй, гроза лихачей-автомобилистов. Дождался тебя наконец-то. – Хозяин улыбался, оглядывая гостя.
- Уже знаете!
- А как ты думал? Чуть ли не в моем дворе, моего гостя сбивает автомобиль, а я в неведении? Обижаешь. Сразу доложили. На шефа не греши, не виноват, про сессию говорил, дескать, некогда тебе.
- И все же сказал!
- Он только признался, когда я его к стенке прижал, что машина пострадала больше, чем ты. Проходи в комнату, - хозяин протянул руку в сторону двери. – Нечего тратить время на пустую болтовню.
Слова гипнотизера обрадовали юношу, но на смену радости скоро пришло разочарование.
Они договорились, что заниматься будут по субботам – у мужчины и без того хватало дел. Вступительное занятие прошло впустую. Во всяком случае, так посчитал Степан. Гипнотизер весь день объяснял, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения вмешательства в личную жизнь больного.
Но когда и второе занятие началось с этики, студент возмутился:
- Хватит уже про мораль, сколько можно! Хотите, Валерий Павлович, я прочту наизусть клятву Гиппократа?
- А зачем? Когда приедешь домой, стань у зеркала и читай на здоровье. – Голос мужчины звучал ровно и как всегда невозмутимо. – Ты мой первый ученик, а я ведь самоучка. Ты учишься, я учусь учить. Как тебе такой каламбур? Взбрыкивать будешь, отправлю восвояси. И шеф твой тогда не поможет. Понял?
Юноша сник. Мужчине стало жаль его.
- Понимаю, не терпится, и поэтому тоже не спешу. Научись управлять своими эмоциями и нетерпением. К тебе должна прийти убежденность, что это очень серьезная штука – обладание гипнозом. Не должно быть здесь непродуманных решений. Прежде чем пользоваться своим умением, ты должен сам определиться, нужно ли его использовать? А если нужно, что ты ждешь от применения? Семь раз отмерь, один отрежь. Это для тебя и меня сказано. Усек, студент?
- И когда же начнутся практические занятия?
- Когда слышать меня начнешь. Когда запомнишь, что насильно никого гипнотизировать нельзя, когда…. В середине октября, не раньше.
Парень сник еще больше, но ни одним словом не возразил – сказалось внушение, проведенное без применения гипноза. Учитель решил расшевелить его шуткой.
- А в конце октября твой командир будет маршировать, высоко вскидывая ноги. Хочешь? По твоей команде! – Он ожидал, что молодой человек улыбнется и откажется, но тот просто возразил:
- Нет, лучше пусть внучка - Вика. Зачем старика мучить? Пусть обрядится в топлес и марширует.
Гипнотизер выкатил удивленные глаза, а юноша не выдержал и прыснул от смеха. Его переливы прокатились по квартире.
- Шучу, - еле выговорил он, пытаясь остановить хохот.
Через пару секунд уже оба мужчины смеялись.
- Это все твой начальник, его работа, он считает, что у тебя детство в заднице гуляет, - сказал Валерий Павлович, успокаиваясь. – Его рекомендации выполняю. Но зачем вытравливать детство? Если сердцевина без червоточины, озорство только помощник делу.
- Пусть тогда в строй к внучке становится, - парень сказал, но даже не усмехнулся.
- А что ты его стариком называешь?
- Он и есть старик. Как не называй, а обо мне как отец заботится, не хуже матери и также занудно.
- Я заметил, – признался мужчина. - Ты не обижай его, он в тебе души не чает. Хороший человек.
Так закончилось второе занятие. Следующие получились интересными и продуктивными. Единственно о чем жалел юноша, что они бывали лишь раз в неделю, но настаивать на увеличении не посмел.
С работой у парня получилось не так, как он планировал. Без специальности даже молодой человек никому был не нужен. Он откровенно говорил, что устраивается на время летних каникул, и от его услуг с такой же прямотой отказывались. Когда он перестал говорить, что устраивается на короткий срок, юношу стали направлять на учебу для получения специальности, и предлагали их на выбор. Получение ненужной профессии не входило в его планы.
Ему удалось устроиться в бригаду грузчиком. Вместе с ними он разгружал баржи, потом железнодорожные вагоны. Домой приходил уставший, все тело ломило с непривычки. Времени на учебу оставалось все меньше и меньше, так как работа была разовой, и приходилось дежурить, дожидаясь ее.
Выручил случай. Какой-то сторож сломал ногу, и появилась вакансия на время его лечения. График - сутки через трое – было то, что и искал юноша. Летний быт наладился. Студент стал заниматься не только дома, но, освоившись, начал брать учебники с собой на дежурство.
Работа над монографией затянулась. Юноше просто не хватало времени. Первый вариант он писал между делом, но тогда это была отписка для академика. Сейчас пришлось переработать весь текст заново.
Степан печатал новый вариант с учетом замечаний, не всегда соглашался и, в конце концов, исправил только то, в чем ученый сумел убедить его пометками между строк. В остальных случаях просто добавил аргументов в пользу своего выбора.
Когда документ был готов, и довольный студент начал перечитывать окончательный вариант, то схватился за голову: он забыл избавиться от лирики, и язык изложения оказался откровенно корявым.
Юноша ворчал, страдал от беспомощности, вновь и вновь перечитывал чужие работы.
«Мысли мои скачут, как грузовик по бездорожью с пьяным водителем за рулем. Умеют же люди. Ерунду написал, а как грамотно изложил». - Его критики хватало на всех.
Правка текста заняла времени не меньше. Чистовой вариант лежал на столе, но Степан, поставив последнюю точку, боялся заглянуть в отпечатанные странички.
«Вылеживайтесь, гипотезы мои недозрелые, - мысленно обратился он к стопке бумаги, аккуратно сложенной на столе, - доходите, краснейте лучше вы, чем потом краснеть мне. Одной отповеди академика для меня хватит».
Через два дня студент вновь вернулся к монографии. Листки держал осторожно, чтобы не помять при чтении. Но вскоре стал, как академик, писать замечания на полях. И все повторилось вновь. Править пришлось не только содержание, но и манеру изложения.
Юношу поразило что то, в чем он был уверен совсем недавно на сто процентов, сегодня вдруг стало неочевидным. Он стал спорить с самим собой вчерашним: «О, бумага! А еще говорят, что ты все стерпишь. Черта-с два»!
Студент решил больше не мучить себя и отнести последний вариант ученому. Созвонился с ним, чтобы договориться о встрече на ближайший выходной.
- Как дела, Степан? - Академик давно ждал весточки, со студентом они не виделись больше двух месяцев.
Парень хотел умолчать о своих мытарствах, но прорвался смешок, и старик насторожился.
- Что хихикаешь? Что-нибудь случилось?
- Монографию закончил.
- И что в этом смешного?
- Лев Толстой «Войну и мир» быстрее написал, чем я какую-то статейку.
Теперь засмеялся академик.
- А я что говорил? Когда пишешь, занимаешься не только построением фразы, но невольно задумываешься о содержимом. И на бумаге все выглядит не так, как на словах. Заели сомнения?
- Не то слово. Полтонны бумаги извел. И это при том, что вначале набивал текст на компьютере, читал и корректировал его, и лишь потом печатал.
- Это хорошо, это значит, что документ не будет сырым. Прошлый раз принес черновик, даже нет – наброски. И почему в субботу? Езжай прямо сейчас. Жду. - Академик положил трубку, не дожидаясь ответа.
Юноша забросил бумаги в кейс, крикнул матери, что решил навестить шефа, и выскочил из квартиры. Всю дорогу его мучили сомнения. Он думал, что документу неплохо было бы еще денек-другой вылежаться.
«Но я-то перечитать его все равно бы не смог - сил больше нет! – подвел черту он своим размышлениям. – Переборщив, даже тортом можно отравиться».
Эта простая мысль успокоила молодого человека.
Дверь, как всегда, открыла Вика.
- Вы к кому? – девушка удивленно смотрела на юношу. – Мать с отцом в командировке. К деду? Договаривались с ним о встрече?
Юноша опешил, но быстро сообразил, что девушка издевается над ним, и решил разыграть свою партию.
- К тебе Вика. И только к тебе. Думаешь, мне интересен старик? Как увидел тебя, так и зачастил. Виталий Борисович - это только предлог.
Девушка зарделась, но быстро поняла, что к чему.
- Ненормальный! Нашел чем шутить. Не будет тебе сегодня кофе. Нет, будет жидкий и без сахара. А в следующий раз приноси с собой в термосе. – Она развернулась, оставив дверь открытой, и ушла.
Академик встретил Степана в коридоре и сразу же провел в кабинет, документ читать не стал, просмотрел первый лист и спрятал в стол.
- Полистаю, когда останусь один. Что с внучкой не поделил? Пролетела на кухню как ошпаренная.
- Кофе попросил сделать, сказал, что лучше ее никто не готовит.
- Ну-ну, - крякнул старик, сев в кресло. – Рассказывай.
- Я пошутил, а она обиделась.
- Не про это. Лицо не поцарапала, и радуйся. Давно не был. Чем занимался?
Юноша рассказал про изучение гипноза под руководством Валерия Павловича, об удачно найденной работе.
- Две недели до конца лета осталось, а все можно пересказать двумя словами: учусь и работаю.
- А я вот все думаю, что неправильный мы расклад сделали. Надо было тобой сначала заняться.
- Так ведь ничего и не изменилось, только стал носить затемненные очки, чтобы не отвлекаться. Когда в них, все по-прежнему. А без очков, мне кажется, как собака по следу смогу пройти.
- Гипнотизировать еще не пробовал?
- Какое там! У Валерия Павловича как в армии: курс молодого бойца, политзанятия. Везде уже отменили, а у него - ни-ни. Моралист. Начинаются и кончаются занятия одинаково: то нельзя делать, так нельзя поступать.
- А что ты хотел? Знаешь, как люди таким даром пользуются? Подойдет цыганка, заглянет в глаза и… горе тебе, если вовремя взгляда не отвел и слушать стал. В трусах уйдешь и еще на утро пообещаешь что-нибудь из дома принести.
- Вот-вот. Нашли разбойника.
- Не обижайся. Это ведь крайности. А если так? Поругался с Викой, внушил, что она сама виновата, и вся любовь.
- Ха. Хорошая мысль. Но она и, правда, сама меня завела.
- Сама виновата, но не понимает. Проще внушить, чем убедить.
- Ладно, Виталий Борисович, там ликбез, здесь монстром считают.
- Ладно, так ладно. Никто тебя монстром не считает. – Старик не хотел спорить, посчитал, что с парня достаточно морали. - А с кого начнешь?
- В смысле?
- Ну, кому-то ведь ты должен внушить, что предлагаешь поесть жвачку, а угостить каблуком от сапога.
- Опять вы за свое.
- И все же?
- Не знаю. Мать лечил в свое время, поверила в меня. Надеюсь, и сейчас доверится.
- Мать, конечно. Куда ей деваться?
Юноша почувствовал упрек в словах академика.
- Бомжа найду. Вы с Валерием Павловичем достали меня. Мне самому даже лягушек было жалко, а теперь и не знаю, что делать. Моралисты, блин.
- А он тебе выложит за бутылку все, даже в мозгах ковыряться не надо.
- А у меня есть ответы на все вопросы. Не верите? На ладони!
Юноша протянул руку в сторону старика, и тот вместе с ним уставился в линии, испещряющие кожу. Среди молодых мозолей, как река среди островов, распадаясь на рукава в дельте, складки кожи создали своеобразный рисунок. Мужчины не знали, что они означают. Оба. Но юноша импровизировал:
- Видите эту полосу? Вот здесь, у поперечной складки, у сгиба кисти? Она еще расползается в разные стороны!
- Нет! – ответил старик и поднял голову.
- Видите, видите, все вы видите, - сказал юноша, встретившись глазами с академиком, - все вы видите. Вы видите тоже, что и я. Это не ладонь, это карта, карта человеческой судьбы. Моей судьбы.
Голос парня менялся от слова к слову, от безразличного до менторского. Последние фразы он произносил медленно, внушительно, они водопадом падали на сознание:
- Виталий Борисович, мы с вами друзья. Вы и я. Стар и млад. Эта полоса – река. Река жизни. Моей. Но я не представляю ее без вас. Мы – друзья. Сейчас я щелкну три раза, и вы проснетесь. Проснетесь, но всегда будете помнить, что мы друзья. Будет плохо мне – поможете. Будет плохо вам, намекните мне об этом.
- Дед, твою мать, я люблю тебя, – сообщил в заключение юноша и пощелкал пальцами. - Раз, два, три!
- Дед, - раздался девичий крик из глубины квартиры, - кофе будете пить? Сообщи кролику, что я его простила.
Осень Степан не любил. Зиму тоже, но до нее надо было еще дожить.
Полуживые листья засыпали двор. Деревья скучнели на глазах. Двор становился заметно больше и мрачнее. Эхо, пропадавшее где-то все лето, вдруг вернулось. Детские крики, добиравшиеся раньше лишь до вторых этажей, начали свободно огибать крыши и возвращаться назад скандальным эхом: «Дима, срочно домой. Отец ждет. Берегись, достанется»!
«Почему у меня нет брата? – Степан шел домой навеселе после студенческой вечеринки, но мысли были грустными. – Ну, хоть бы сестра была»!
- Мама, скоро буду, - неожиданно прокричал юноша. – Скажи папе, что я давно вырос. Пусть бережется. Достанется.
Дверь открыла мать. Она услышала, что кто-то ковыряется в замочной скважине, и открыла. Увидев сына, все поняла, отступила на два шага, уступив дорогу. Ничего не сказала, ушла.
Юноша переобулся, прошел следом за матерью в зал, подошел к дивану, на который легла женщина, сердито уставившись в потолок, присел рядом, выпрямил ее ноги и положил к себе на колени. Парень гладил ее ступни, мял пальцы ног.
- Мам, я вырос.
Женщина ничего не ответила.
- Ноги не болят? Хочешь, массаж сделаю?
- Не подлизывайся.
- А и не буду. Если тебя люблю, не значит, что должен подлизываться.
- Нахал! - мать хмыкнула, приподнялась и облокотилась на его плечо. – Двое нас. Ближе тебя никого нет.
- Пока двое, - согласился сын.
Мать резко поднялась, ничего не сказала, ушла на кухню, но скоро грохот посуды
прекратился, и женщина вернулась.
- Что это значит - пока двое? Что ты хочешь этим сказать?
- Как, что? Два плюс один – это три.
- А три плюс один – четыре? Забеременела? Тебя хотят женить?
- Я никогда не сделаю женщину матерью, если она не захочет этого. Нет, не так, если мы не захотим этого. Не ругайся. Нет ничего такого. Есть девушка, и я ей, похоже, нравлюсь.
- Хороший аргумент, чтобы жениться.
Юноша встал с дивана и начал ходить кругами по залу. Остановился, повернулся к матери, хотел что-то сказать, но передумал, продолжил движение. Женщина, следившая за ним, не дождалась ответа, спросила сама:
- Что круги нарезаешь? Нечего сказать?
- Почему нечего? Последний курс остается - шестой. Знаешь, что это значит? Не за горами выпускные экзамены.
- В огороде бузина, в Киеве дядька. Не уходи от темы.
- Мам, у нас полгруппы переженились.
- Тоже не довод: ты младше их.
- Окружение определяет сознание.
- Бытие, - поправила мать. – Не крути, рассказывай про девушку.
- Нет никакой девушки, - соврал юноша. – Окружение-бытие бесится, и меня зацепило.
Он ушел в свою комнату и завалился на диван. Память услужливо вытянула из подсознания изображение женского лица. Даже не женского – детского. Короткая стрижка под мальчика делала его детским и каким-то беззащитным.
В начале октября Степан попал на вечеринку. Он не помнил повод, из-за которого группа собралась: старшекурсникам не нужны были предлоги. Просто скинулись и отправились к кому-то на квартиру, потому что она была свободной. И опять там оказалась она. Ольга. Юноша уже знал, как ее зовут. Она не училась в их группе, было непонятно, как сюда попала, но девушка не дала Степану даже посидеть с однокурсниками, просто шепнула на ухо: «Нам здесь делать нечего, пошли». Сказала и увела как теленка.
В квартире, в которую привела его девушка, они уже были. Обоих подгоняло нетерпение. Через полчаса две кучки одежды валялись около кровати, а пара отдыхала на кровати.
Девушка неожиданно поднялась и ушла, вернулась с двумя бокалами и бутылкой сухого вина.
Степан маленькими глотками поглощал вино, а она отставила свою посуду с вином и вновь вышла.
Бесстыдство женщины возмущало и возбуждало: по квартире Ольга ходила абсолютно голой.
Юноша забрал принесенные сигареты и пепельницу, положил на прикроватную тумбочку и потянул женщину на себя. Она перекатилась через него на другую сторону кровати, и все повторилось вновь.
Степан не курил, даже не пробовал. Отказался от предложенной сигареты и сейчас. Но ему нравилось смотреть, как курит девушка. Она сидела на кровати, подоткнув под спину подушку и поджав под себя ноги. В руках держала пепельницу.
Херес был терпким, с неприятным привкусом, захотелось выпить воды. Степан ушел на кухню. Вернувшись, остановился в дверях, завороженный видом обнаженной женщины. Ольга заметила взгляд, развернулась, уперлась ногами в спинку кровати, повела прижатыми коленками из стороны в сторону, пыхнула дымом в сторону юноши и засмеялась. Большая грудь невольно покачнулась, и желание нетерпеливой волной прокатилось по парню. Волнение не осталось незамеченным, и девушка быстро загасила сигарету. Руки ее вытянулись вперед, а пальцы стали призывно сжиматься и разжиматься.
Юноша не стал сдерживать себя и откликнулся на призыв….
Ольга закурила третью сигарету, когда Степан вдруг прервал затянувшееся молчание.
- Много куришь, зачем? И зачем куришь вообще?
- Брошу. Ты только это хочешь спросить?
Парня поразили слова Ольги, он и в самом деле хотел спросить не только это, но она сразу же объяснила свою сообразительность:
- По лицу видно. Не напрягайся, спрашивай.
- Оденься.
- Смущаю? Интересное дело! Кушать все хотят, про голод не стесняются говорить. Кушают и разговаривают. Секс – это такая же физиологическая потребность человека. Чего стесняться-то? Я правильно говорю, медик?
- Правильно. Отвлекает и отвлекает не так, как пища. Почему я?
- А я бы тебя навсегда при себе оставила, - женщина развернулась и печально заглянула в глаза студента. – Так ведь не согласишься?
Степан промолчал. Ольга встала с кровати и начала одеваться. Одев только чулки, прервалась, прошла к окну и задернула шторы.
«Раньше надо было, - подумал юноша, - да и надо ли? Чертовка, специально крутится передо мной обнаженной».
Женщина, стоя спиной, надела бюстгальтер и кусочек материи с веревочками отдаленно напоминающий трусики, повернулась в сторону парня.
Степан увидел нечто невообразимое: лифчик был настолько узким, что только поддерживал большую грудь, а не закрывал. Темные пятна сосков лишь наполовину закрывались тонкой полоской материи. Пятачок трусиков прикрывал аккуратно подстриженные волосы, рвущиеся наружу.
Перед ним стояла зрелая, стройная женщина, и только короткая стрижка, и детское выражение лица подчеркивали молодость. Глаза были грустными.
- Нравлюсь? – спросила она. – А ведь такое у тебя может быть каждый день. Я не намного, чуть-чуть старше тебя.
Юноша вновь почувствовал возбуждение, но первого нетерпения уже не было.
- Как ты попала в нашу компанию?
- Не хочешь отвечать! – она вдруг засмеялась. - Не нужен десерт на обед и ужин! А тебя твой друг не будит по утрам? Или сам утешаешь?
- Хочешь поругаться? – спросил студент.
- Нет, конечно. Сестра моя с тобой учится, старшая, между прочим.
Студент все же не сдержался, не сдержался тогда, когда женщина была уже в платье. Он не понял, что его завело - толи слова, толи память, но он, неожиданно для себя, прижал ее к себе, целуя, задрал платье и резко сдернул вниз мешающий лоскут. Губы его перебрались на шею, и зубы прихватили кожу. Оба незаметно опустились на кровать…
Ольга застонала. Приглушенный звук вызвала не боль от укуса, а пробежавший каскадом по телу оргазм. Юноша стал успокаиваться, а она все еще помогала ему, вынуждая продолжать движения.
- Еще, еще, еще. - Слышал он женский шепот. Она тоже схватила его зубами за плечо. Вдруг стоны прекратились, руки отпустили плечи мужчины, и женщина, открыв глаза, повернула голову в сторону.
Степан встал и начал поспешно собирать разбросанную по полу одежду.
- На сегодня хватит, я больше не могу. - Услышал он голос Ольги. – А это что такое?
Одетый студент обернулся к кровати. Женщина сидела, отодвинув пальцем ворот платья и скосив глаза в сторону оголенного плеча. На коже отчетливо обозначился красный ободок, посиневший внутри.
- Дурачок, и что теперь делать? Мне понравилось, но придется носить шарф.
Юноша еще раз побывал в этой квартире, но сейчас вспоминал не последнюю встречу, а именно этот разговор. Из-за него, собственно, и произошла размолвка с матерью.
Она посчитала разговор с сыном незаконченным и скоро пришла в его комнату.
- Степ, я, что хотела спросить?
- Сейчас скажешь, и узнаю.
- Оставь свои шутки, я серьезно. Время у тебя такое… Я поняла…. Ты….
- Не тяни. Начала - говори.
- Перебеситься тебе надо, вот что! Девушкой я так не считала. А мать ведь думает по-другому, - она ненадолго замолчала, подбирая слова. – Найди себе женщину, ну и… Ты понимаешь?
- Понимаю. Начать с ней беситься. Ты не боишься, что я приведу ее домой?
- Издеваешься? Думаешь, мне легко дался этот разговор?
Сыну стало стыдно. Он присел на диване рядом с матерью, взял ее руку в свои и стал гладить.
- Все понимаю, давай прекратим этот разговор.
- Нет, - вскрикнула мать. – Если я сейчас все не выскажу, то буду мучиться, придется возвращаться к нему. Давай потерпим?
- Давай потерпим, - согласился сын.
- Отца нет. Это его тема, но что поделать?
- Нет, - подтвердил Степан. - Мучайся дальше.
- С одной девушкой тоже нельзя долго быть: ты привыкнешь, у нее появится надежда. Много, тоже плохо, рискуешь бабником стать и видеть в женщине только самку.
- Не проще ли жениться?
- Балбес! – подскочила мать, выдергивая руку. - Я для чего здесь распинаюсь? Рано тебе, рано, кровь дурную нужно спустить.
- Это не кровью называется, - юноша ответил, не задумываясь, и схватился за рот, поняв, что сболтнул непотребное, но мать не заметила, была сильно возбуждена.
- Жениться. Как же! Я тебе женюсь! Женишься, но потом….
- Мама, мама, это не моя болезнь, а твоя. И называется она - эгоизм.
Глаза женщины замигали часто-часто. Она вдруг всхлипнула, и слезинки одна за другой покатились по щекам.
- Придет время, и будут от тебя отрывать кусочек тела, тогда и поймешь. – Женщина не смогла сдержаться – зарыдала.
Сын прижал плачущую мать к себе и принялся гладить по голове.
- Хочешь, я тебе все расскажу, и ты успокоишься. Хочешь?
- Хочу. Очень!
- Есть у меня подруга. Но инициатор встреч она, а не я. И ты права, она имеет виды на меня. Я порву с ней. В следующий раз скажу, что занят. Девчонка умная, поймет.
- Умная.... Красивая?
- Еще как! Сын твой привередливый, - пошутил юноша.
- Умная, красивая…. О-хо-хо. А тебе нравится внучка академика?
- Во, дает! – усмехнулся сын. – Мне с ней перебеситься?
- Дурак! – Женщина вновь вскинулась. Слез на лице как не бывало. – И как такое в голову могло прийти? С ума сошел!
- Расту на глазах: женщина дурачком называет, мать – дураком. Скоро кто-нибудь идиотом обзовет. Закрываем тему?
- Закрываем!
- Навсегда?
- Навсегда! Навсегда. – Последнее слово мать повторила дважды, но второй раз медленно, и в повторении не слышалось категоричности, скорее вопрос.
- А откуда ты знаешь внучку ученого?
Женщина вздохнула. Говорить не хотелось, но пришлось: сын ждал ответа, и она догадывалась, что не отстанет.
- Была пару раз у них, когда ты еще в школе учился. И потом еще два раза, может, больше. К случаю пришлось. Мы же закрыли тему? Закрыли! Отстань.
Мать ушла, успокоившись. Сын был рад и за нее, и за себя. Он помотал головой, словно сбрасывая наваждение, и прошел к беговой дорожке, решив гнетущее настроение сбить физической усталостью.
Семестр был в разгаре. Занятия в октябре ничем не отличались от учебы в другие месяцы, только в аудиториях было прохладно. Топили слабо, так как погода баловала теплом.
На лекции Степан ходил неохотно, зато занятия с Валерием Павловичем ожидал с нетерпением - началась практика. Вопрос с «подопытными кроликами» решился просто. Гипнотизер лечил одних людей от алкогольной зависимости, другим помогал бросить курить. Лечить начал Степан – только и всего. Раньше гипнотизер, чтобы выделить время для обучения студента, освобождал субботу, теперь наоборот, большую часть сеансов назначал на это время.
- Мой коллега, не смотрите, что молодой, - так представил он юношу первому же пациенту. – Пришел помочь. У вас ведь тяжелый случай.
Гипнотизер был пенсионером, практиковать не собирался, но слухи о нем распространились сами собой. Он отказывал всем, но самых настойчивых и несчастных все же лечил. Денег не брал, пациентов об этом предупреждал, и в самом неожиданном месте квартиры можно было обнаружить конверт с вознаграждением. Платили столько, сколько могли и считали нужным. И не все.
Обнаружив конверт в первый раз, студент рассмеялся. Это ему многое напомнило.
Две субботы юноша только присутствовал при лечении - так распорядился учитель. Он и до этого однажды был на сеансе, когда, по воли случая, пришел к учителю не вовремя.
Особого разочарования или восторга происшествие не вызвало. Лишь некоторое время спустя, парень проклял тот случай, потому что поддался внезапному порыву, и, воспользовавшись неожиданными знаниями, загипнотизировал ученого. Это было время, когда он осознал, зачем Валерий Павлович столько занятий посвятил этике и моральной стороне вопроса.
Академик так и не узнал об этом. Знал только один человек – сам студент. И он обиделся на себя за внезапный порыв. Никто не знал, как он жалел о случившемся, переживал.
Мать чувствовала, что что-то произошло, но сын только отнекивался от расспросов. Тогда-то она и побывала в очередной раз у академика. Виновник разыгравшейся трагедии и помог. Он тоже ничего не понял, но проповедь ученого вылечила молодого человека, и он опять почувствовал вкус к жизни.
Этот случай надолго остался в памяти студента и внес неожиданные коррективы: ему легко далось практическое воплощение теории, но и радость от удачного лечения стал получать не такую, какую мог бы.
Незадолго до начала сессии, придя к гипнотизеру, юноша не застал ни одного пациента. Валерий Павлович, взяв под руку, провел его из кабинета в зал. Посреди комнаты за накрытым столом сидел академик и улыбался.
- Кончились твои мучения, - сказал он, и поднял бокал. – Садись, студент, отмечать будем. Первый тост за тебя, и успешное завершение обучения.
Буря эмоций охватила юношу. Оба старых, но оба друга, сидели рядом с ним, и он не знал, как выразить то, что чувствует.
- Диплом я тебе не выдам, а надо бы, - Валерий Павлович начал говорить Степану, а продолжил, повернувшись к академику. – Слышишь, светило, этот пацан превзошел меня. Стыдно признаться, но это так. Я сразу почувствовал у кого потенциал больше, как только попытался загипнотизировать: он хотел быть загипнотизированным, а мозг воспротивился. Я побоялся сам заснуть под его взглядом. И это без подготовки. Надо же!
Степан сидел пунцовый. В студенческой кампании он бы знал, что сказать, а здесь авторитет стариков задавил его. И виновником торжества был он….
- А знаешь, - продолжал говорить Валерий Павлович, - он обвинил меня, что я лечу только алкоголиков и «куриманов», предложил лечить всех подряд. Представляешь? Сказал, что лучше использовать комбинированное лечение – гипнозом и массажем одновременно. Тебя, в твоей академии, еще не мордует?
- С первого курса. Хорошо, что три экстерном проскочил, – подтвердил Виталий Борисович опасения друга.
- Чего скис, сынок, сегодня твой праздник, - гипнотизер вновь обратился к парню. – Я тебе сейчас почти так скажу, как когда-то сказали Пушкину. Поверженный учитель пьет за превзошедшего его ученика. Твое здоровье, юноша! Смени нас, стариков, и работай в своей клинике. Лечить людей хлопотно, но занятие это достойное.
Все пили только вино. Тосты сменялись один за другим. Мужчины заметно повеселели. Студент был как стеклышко, но так и не смог сказать ответный тост. Он все еще собирался с мыслями, но вовремя заметил, что друзья про него забыли.
Степана раздирали противоречивые чувства. С одной стороны было радостно и в тоже время хотелось, чтобы все быстрее закончилось - не любил быть в центре внимания.
Когда заметил, что старики погрузились в воспоминания и совсем забыли про него, вздохнул с облегчением и только тогда расслабился, и только тогда хмель добрался и до него.
Очередная сессия мало чем отличалась от предыдущих. На последних курсах учились самые стойкие студенты. Основной отсев неуспевающих произошел на первых двух курсах – не все смогли перестроиться. Не каждый бывший школьник смог жить и учиться самостоятельно. Студентов с самого начала никто не подгонял, не заставлял учиться: хочешь получать знания, - пожалуйста. Нет, - извини.
Сессия подводила итог полугодия. На старших курсах, как правило, неуспевающих не было, но потери были: болезни доставали и молодых людей; волна свадеб для кое-кого сменилась декретом. В таких случаях оформлялись академические отпуска.
В группе, в которой учился Степан, потерь не было. Наоборот. Из академического отпуска по болезни пришел невысокий, худенький паренек в очках. Его сразу же стали называть ботаником – располагала внешность.
Степан узнал, что сам он теперь шаман, долго не мог понять почему, но все выяснилось на одной из вечеринок.
Какой бы праздник студенты не отмечали, но рано или поздно все разговоры сводились к медицине - будущей профессии. Во время застолья все и прояснилось. Разговор внезапно прервался, когда речь случайно зашла о гипнозе. Студенты, как по команде, уставились на Степана. Он не участвовал в беседе и не сразу понял, почему привлек всеобщее внимание.
- Что случилось? - спросил юноша, когда услышал, что в комнате стало тихо, и заметил обращенные на него взгляды.
Все вдруг начали говорить одновременно, и в этом многоголосии Степан с трудом разобрался и понял, что от него хотят. А студенты хотели, чтобы шаман показал свое умение. Им хотелось видеть сеанс гипноза. Здесь и сейчас.
Юноша поднялся, поднял руку, призывая к тишине, и прошел в центр комнаты. Аудитория притихла, предвкушая развитие событий, а студент свернул из пальцев фигу, задрал ее высоко над головой и сделал два оборота, чтобы все рассмотрели его ответ. Наивный, он посчитал вопрос решенным, но сопротивление только подогрело желание. Натиск усилился, и шаман сдался.
- Ладно, - согласился молодой человек. – Только у меня есть условие. Если вы его примете, сеанс состоится.
Условие приняли, не дослушав Степана, но он настоял, чтобы ему дали договорить. И нетрезвая компания наконец-то притихла.
- Сеанс будет один, но нужен доброволец, - студент обвел присутствующих взглядом. – Команда для выполнения одна. Ее, естественно, выбираю я. Могу даже рассказать результат гипноза - вы будете смеяться. Все до одного, хотите или нет, но будете. Вы познаете гипноз на себе. Если согласны, можем начинать.
Гул одобрения заглушил последние слова, но юноша поднял руку и переспросил:
- Согласны?
Несколько человек выкрикнуло: «Да». И молодой человек посчитал это достаточным.
- Приступим! - Степан сделал театральную паузу, так как понимал, что началось хмельное шоу, и через некоторое время продолжил. – Сейчас один из вас выйдет сюда, представит, что он находится на нудистском пляже, разденется и проплывет стоя пару кругов, размахивая руками. Жду добровольца.
Гробовую тишину нарушили отдельные смешки, переросшие во всеобщий хохот. Громче всех смеялся шаман, который до этого едва сдерживался.
Так юноша узнал, почему его стали звать шаманом. Он скрывал, что обучается владению гипнозом, и не понимал, как могли об этом узнать сокурсники, но и это скоро прояснилось.
Придя в субботу к академику, первой он встретил внучку. Вика открыла входную дверь, кивнула в знак приветствия и ткнула большим пальцем за спину, сказав:
- В улусе тебя ждут, только громко не шаманьте.
Девушка не стала дожидаться, пока Степан переобуется, ушла. Но юношу заинтриговало услышанное, и вместо кабинета он прошел на кухню следом за внучкой.
- Шаман и тишина – вещи несовместимые. Один бубен чего стоит.
- Голова и половник – тоже. Но совместить при желании можно.
- За что такая немилость? – Степан удивился и возмутился. – За что опала?
- Гипнозом занимался, а мне даже не сказал!
- Футы-нуты, как все просто объясняется. Не я, так дед сказал. Какая разница?
- Большая. Он сказал, когда занятия закончились.
- Вот оно как! – юноша начал догадываться. – Шаманить хочешь! И тебе учиться надо было! Нет, Вика, не все так просто. Все гипнотизеры со сдвинутыми мозгами. А ты нормальная, умная и симпатичная девчонка.
Откровенная лесть девушку не обманула.
- Кто знает, что у меня в голове творится? Ты? А проверь!?
Степан пожалел, что заглянул на кухню, разговор стал его тяготить.
- Нет. И еще раз - нет. Едва оперившийся птенец не может летать. Это не обсуждается.
- Это ты – птенец? Дед говорил, что Валерий Павлович крылышки перед тобой сложил.
- Шутил. Когда узнала?
- Не твое дело. Иди, дед заждался. – Сказала, как отрезала девушка.
Тогда парень и догадался, откуда студенты узнали про него. Цепочка: академик – внучка – студенты легко прослеживалась. Ученому звонили все – даже студенты - и в любое время. Он был добрым и отзывчивым, и эти качества усложняли ему жизнь. А трубку телефона чаще всего поднимала девушка.
«Еще сплетниками нас с дедом называла, - подумал юноша, направляясь в кабинет. – Сама сто очков вперед даст».
Степан правильно понял, что разозлило девушку, но взбесило ее еще и то, что назвал нормальной, умной и симпатичной девчонкой.
«Назвал мимоходом, к слову, отмахнулся, как от надоедливой мухи». - Так или почти так думала девушка. Она сидела на кухне и шмыгала носом, боясь разреветься.
Внучка встретила парня неприветливо, зато дед обрадовался встрече.
- Зачем ты звонишь, прежде чем идти? Знаешь ведь маршрут: если я не в академии, то дома. Или наоборот. И почему только по субботам, да еще через одну-две? Навещай старика в любой день, только вечером. И Вика тебе всегда рада. Обиделся на меня? – Академик намекнул на произошедший не так давно инцидент. – Зря. Я ведь хотел как лучше.
Во время чествования студента в квартире гипнотизера, уже на выходе, когда он и академик переобувались в коридоре, прежде чем уйти, Валерий Павлович неожиданно обнаружил конверт в закоулках обувной полки. Заглянул в него и хмыкнул.
- Гляди-ка, презент завалялся. Это твое, студент, последних «куриманов» ты лечил, я только присутствовал, - сказал он и протянул конверт Степану.
Юноша сразу догадался, что его разыгрывают, и возмутился:
- Шефы, аплодисментов не будет: спектакль провалился. Не портьте вечер, - ответного тоста парень тогда так и не сумел сказать, а отповедь получилась экспромтом.
- Дай сюда, - проворчал Виталий Борисович и забрал конверт, - Штирлиц хренов, соврать, как следует, не можешь. Найду применение без тебя.
Гипнотизер возмутился:
- Почему соврать? Так все и было!
- Ага! А зачем напихал все в один конверт? Два надо было достать, а пустой чем-нибудь набить и оставить себе. Так правдоподобнее получилось бы.
Хмель стариков сделал откровенными, они переругивались, не обращая внимания на студента, а он стоял рядом и улыбался. Ему было неловко, но ситуация от этого не перестала быть комичной.
История на этом не закончилась.
Неделю спустя мать, разложив покупки из продовольственного магазина, подсчитывала остатки денег и невольно высказала благодарность Виталию Борисовичу. Сын знал, что недавно тот заходил, но, не застав студента, ушел. Юноша сложил два и два и получил четыре. Оставалось только добиться подтверждения у матери. И он добился – это было несложно.
- Он сказал, что деньги ты заработал, - отбивалась от упреков женщина, - но постеснялся взять.
- И попросил не говорить об этом мне, так?
- Так, - согласно кивнула мать. Только сейчас она стала понимать, что здесь не все чисто, и как провинившаяся школьница опустила голову.
Увидев это, сын рассмеялся, присел рядом и сказал:
- Черт с ним. Взяла и взяла. Надо было спросить, почему так мало?
- Много было.
- Какая разница. Пусть знают наших, старики-разбойники! Ты только не говори, что я в курсе, договорились? – Степан решил окончательно успокоить мать. - Я тоже уже кое-что умею, поверь. Но хочу все делать официально. Способности мои ко мне не вернулись, зато приобрел кое-что другое и еще учусь. Неизвестно, что лучше. Мой предел далеко.
«Обиделся на меня? Зря. Я ведь хотел как лучше» - эти слова, произнесенные сейчас академиком, напомнили юноше о происшедшем, и он домыслил окончание истории: мать, оставшись одна, немедленно позвонила Виталию Борисовичу, чтобы готовился к буре. Тот бури не дождался, но проговорился. Проговорился именно сейчас.
Академик смотрел на смеющегося гостя и не мог понять, что его развеселило. «Хохочет, значит, не обижается», - подумал он и успокоился.
Юноша извинился за внезапный смех и сел в кресло напротив хозяина.
- А я так уже не могу смеяться, - начал разговор академик, – от души, не оглядываясь. Зря извинялся за смех. Внучка также заливается. Это преимущество молодости. Сейчас, правда, притихла – готовится к вступительным экзаменам. Внушил бы ей, Степан, чтоб в другой ВУЗ поступала.
Юноша удивленно вскинул брови, хмыкнул.
- Это, пожалуйста. В какой?
- Не зубоскаль, ты неправильно меня понял. Поговори с ней. Дед у нее хоть и продвинутый – я правильно, по-вашему, изъясняюсь? – но к молодым в таком возрасте больше прислушиваются. Мои доводы устарели вместе со мной.
- В какой?
- Если будешь повторять, что и я, достанется по полной программе. С вами – молодежью – нужно держать ушки на макушке. Я это уже понял, научен горьким опытом. Старый, а все еще учусь на ошибках. Просто поговори.
- Хорошо.
- Вот и ладненько. Теперь о тебе. Учеба учебой, но ведь тебе этого мало. Чем думаешь заниматься до подготовки к выпускным экзаменам?
- Вы не поверите.
- Удиви, а там посмотрим.
- В психиатрической лечебнице хочу поработать.
- Удивил. Без диплома нельзя!
- Как так? Мы ведь там уже экспериментировали.
- Сам и ответил – экспериментировали. А ты собираешься работать, не горшки ведь за ними выносить? Это раз. Знаешь, почему главврач тогда разрешение дал? Его прикрывал папирус с перечнем моих регалий. Академик навестил больницу с пацаном, не обижайся, тогда ты таким и был! – для пробы пера. Случись что, весь удар я бы взял на себя, ему бы досталось только рикошетом. Это два. Дальше считать?
- И нет! Он поверил в меня!
- И нет! – передразнил юношу академик. – Я поверил в тебя, а он доверяет мне. Чувствуешь разницу? Ты только не подумай, что я хвастаюсь. Ход мыслей молодых я уже плохо улавливаю…
- Оставьте реверансы, - парень поднялся с кресла и стал ходить туда-сюда. Он не знал чем возразить ученому и сдался. – А если восстановить цепочку: я – вы – главврач – пациент?
- А если исключить из нее меня?
- Да вы просто не хотите, чтоб я этим занимался! – догадался студент.
- Честно?
- Конечно!
- Не хочу. Рано. Твои монографии – одна и вторая - прошли на ура. Гонорары получил. Еще статья в печати. Для студента это – о-го-го! К выпускным экзаменам готовиться надо!
- Это плюсы, по-вашему?! А хотите минусы, по-моему? В монографиях моего – одни запятые с точками!
- А вот это ты лукавишь, студент. Все твое. От первой буквы до последней. Я направлял, приглаживал, чтоб острых углов поменьше было. Что есть, то есть. Только и всего.
Юноша нашел довод. Аргумент показался тяжеловесным, и мог обидеть академика, но только это могло пробить оборону ученого. Степан решился.
- Вы сами говорили, что уперлись в теорию и упустили практику. Такую же участь готовите мне?
Академик что-то начал говорить, но споткнулся на полуслове и откинулся на спинку кресла.
- Я сказал это не для того, чтобы обидеть вас, - тихо произнес юноша.
- Знаю, понимаю, мальчишка, - спокойно ответил ученый. – Утер старика. Давай подумаем, что можно сделать?
- Это не повлияет на подготовку к выпускным экзаменам.
- Надеюсь.
- Ничего плохого в клинике не произойдет, поверьте, - парень чувствовал себя виноватым, но своего решения менять не хотел. – Знаете, как Валерий Павлович промыл мне мозги!
- Ты хочешь сказать, пробовал? Настырный. Я позвоню главврачу, обсудим все с ним.
Виталий Борисович ожидал радостной реакции от студента, но ее не последовало.
- Не надо. Сам с ним поговорю. Корочки, конечно, пригодились бы. Да, это я понял. Не получится, тогда и ждите с челобитной.
- Куда ты спешишь? – спросил то ли юношу, то ли себя академик. Оба не знали ответа, но молодой человек попробовал объяснить свое поведение:
- Я ведь уже практически закончил обучение. Мало живем. Хотя бы тысячу лет. Есть ведь такие цивилизации….
- Тебе ли говорить об этом? Мой отмеренный срок не за горами. Иди, побеседуй с внучкой. Обещал отговорить.
- Сегодня не стоит.
- Что, уже поцапались? Когда только успеваете?
- В переходе от входной двери до кабинета. Мы живем в другом измерении.
- Точно. Это все и объясняет. – Ответ студента старику понравился.
Степан ехал домой со смешанным чувством: было чему радоваться, но настроение не позволяло. Выйдя из автобуса, он не пошел в свой двор, отправился в кафе, в котором не так давно заказывал молочные коктейли, а потом пиво. Свободных столиков было много, и он, купив бутерброд с селедкой и кружку пива, выбрал уединенный - хотелось тишины.
Юноша собирался уже уходить, когда к нему подсел высокий, худощавый парень.
- Мужчина, закурить не найдется?
- Не курю, и тебе не советую. – Степан ответил и только тогда посмотрел на соседа. Что-то знакомое показалось в лице.
Парень ушел, через минуту и юноша покинул кафе. Он шел домой, а память не давала покоя.
«Кто это может быть? Откуда я его знаю? – перебирая ступеньки лестницы, в такт шагам шептал он. – Откуда я его знаю, кто это может быть?». Открыв входную дверь и увидев мать, он вдруг вспомнил, вспомнил и громко произнес:
- Это был пацан, которому я помог избавиться от грыжи, мам, это был пацан, который попрошайничал в кафе. Вспомнил!
- По этому поводу стоит выпить, - шуткой откликнулась женщина.
- Ты не понимаешь, он так вырос, что я его не узнал. Но почему он не узнал меня?
- Ты тоже вырос. Нет, ты и тогда был высоким. Ты чуть-чуть вырос и много-много возмужал. Понятно объяснила?
- Понятно. А ведь это было, можно сказать, вчера. Ох, и летит время. А дед еще спрашивает, куда я тороплюсь?
- Дед? Кого это ты так называешь?
- Академика так с Викой зовем. Я только за глаза, конечно.
Упоминание внучки ученого насторожило женщину.
- И о чем вы без деда - за глаза - говорите?
Сын не понял любопытства матери.
- С жиру бесится. Честно говоря, ее не поймешь. Хочет научиться гипнотизировать. А может, разобраться с моей помощью, что в ее голове творится.
- А такое возможно?
- Вполне. В твоей вот и так вижу: думаешь сейчас, чем бы сына накормить?!
Мать прыснула и удалилась.
- Налить обещала, как только вошел, помнишь?
- Обойдешься, - раздался из кухни голос. – Иди сюда. Что-то спросить хочу.
- В своей голове, знаешь, что творится? – спросила женщина, когда пришел сын.
- Всенепременно.
Мать налила борщ, положила на стол майонез и хлеб. Села напротив сына и стала наблюдать, как он ест. Сама пила компот.
- Второе наложу позже, а то остынет. Знаешь, я тоже хочу кое-что тебя попросить. Надо и в моих мозгах порыться.
Сын поперхнулся, удивленно уставился на мать.
- Что за день сегодня! Все как с цепи сорвались. Добивай.
- Слушай и не перебивай. Отец твой до того, как все это с ним случилось.… Ну, ты понимаешь.… До того, как попал в больницу, что-то пытался сказать мне. И сказал. Но тогда он замучил всех своими картинками. Отнеслась к этому несерьезно. В общем, забыла. Ты не знаешь, как потом жалела, как мучилась, пытаясь вспомнить. Я до сих пор себя простить не могу. Ты не шутишь? Вспомнить, возможно?
- Сейчас поем, и будем вдвоем вспоминать, тогда и узнаем.
Мать наложила в тарелку второе, тут же налила компот и все придвинула к сыну.
«Торопится, я же еще борщ не доел, - подумал юноша. – Что-то серьезное мучает. Пусть успокоится, все равно уже ничего не вернешь».
Сын расправился с первым, и женщина тотчас придвинула другую тарелку.
- Мам, ты пока расскажи, когда это было, при каких обстоятельства, хотя бы намекни, о чем шла речь. Мне ведь нужны какие-нибудь ориентиры, чтобы блуждать в потемках твоего сознания.
- Это у тебя темное сознание.
- О, женщины! Нашла к чему придраться - к словам! Расскажи что-нибудь, чтобы я вовремя закрыл глаза и не ослеп, когда твои светлые мысли не захотят выбираться на свет божий.
- Н-не помню.
- Поэтому и придираешься к словам, прикрываешь свою беспомощность. Больной должен понимать, что желания выздороветь мало, нужно и помогать.
- Я не больная.
- В данный момент это не имеет значения - рекомендации те же.
- А ты не можешь…
- Могу, но мы долго будем блуждать по закоулкам. Одного сеанса может не хватить. И, поверь, я учился лечить, а не за язык тянуть.
- Как ты с матерью разговариваешь?
- Прости. Отложим на потом. Я же не прошу тебя все вспомнить: время года, месяц, день недели. Утро или вечер? Что-нибудь. Скажи, почему это мучает тебя? Папа губы кусал, разговаривая с тобой? На что-нибудь жаловался? Дай мне, за что зацепиться, и я вытяну весь клубок.
- Поняла, Степка, дура я старая. К чему спешить? Все обдумаю и скажу как на духу. Ты прав.
Сын вздохнул облегченно.
- Желание есть, появилось понимание. Прогресс наметился.
- Я думала, все проще.
- А так и есть, только у меня просто будет потом, когда я все нюансы руками потрогаю, а это приходит с опытом.
Мать не знала, что сын хитрит, а он хотел больше выведать, чтобы в случае отрицательного результата, придумать какую-нибудь небылицу для спокойствия любимого человека. Небылицу, в которую мать смогла бы поверить окончательно и бесповоротно. А для этого нужно было знать, с чем она невольно будет сравнивать полученную от сына информацию.
На последнем - шестом - курсе Виталий Борисович распорядился, чтобы студент посещал все лекции. В академии их читали не каждой группе в отдельности, а так называемому потоку, собранному из трех-четырех. В такой массе студентов легко было затеряться, и Степан частенько пользовался этим. Староста отмечал, что он присутствует на занятиях, а он в это время был там, где был. В дни, когда читались одни лекции, молодой человек иногда вообще не приходил в академию, но лишь тогда, когда не было лекций академика. А читал он мало и только для того, чтобы не потерять связь с молодежью. Во всяком случае, так ученый говорил Степану.
Таким и был следующий день.
Утром студент поднялся как всегда, в обычное время ушел из дома, но не на занятия, а поехал в психиатрическую лечебницу. До разговора с академиком он и не задумывался над тем, что его могут просто-напросто не допустить к больным. Он уже лечил человека в этой лечебнице, причем удачно, это и сбило его с толку, но отповедь шефа отрезвила студента.
В здании больницы встречающийся персонал здоровался с юношей как с врачом. Он специально взял с собой белый халат, но понимал, что он тут не причем - здесь все ходили в халатах. «Скорее всего, помнят, как я вылечил пациента. Отсюда редко выписывают, и такие случаи запоминаются», - подумал он и успокоился.
Главврач тоже признал юношу.
- А, молодое дарование! Каким ветром? – пожилой мужчина вышел из-за стола и направился навстречу парню.
- Любым, но только не попутным, - юноша ответил на рукопожатие и задумался, не зная, с чего начать разговор.
- Значит, специально, по делам, - догадался врач. – Слушаю.
- Лечить хочу людей, и лечить в вашей больнице, - молодой человек решил начать разговор с конца.
- А кто вы такой? – Неожиданно доктор перешел на официальный тон.
Степан опешил. Академик предупреждал, что будет непросто, но такого откровенного отторжения он не предполагал.
- Я? Да меня тут все знают. Да и вы тоже сразу вспомнили.
- По-другому и быть не может. Вы здесь чуть ли не год лечились.
Смех прокатился по кабинету. Степан все понял и не сдержался.
- Простите доктор, я забылся. Спрашиваете, кто я? Бывший ваш пациент. Бывшее дарование. Его я растерял. И вот кто теперь. – Молодой человек вытащил студенческий билет, зачетную книжку и положил все на письменный стол.
Мужчина просмотрел билет и отбросил в сторону. Взял зачетную книжку и начал листать. Закончив, бережно отложил и оценивающе оглядел студента. Взгляд его потеплел.
- В таком ВУЗе и так учиться! Надо же! Когда я грыз гранит науки, у нас таких студентов не было. И что же нам делать, молодой человек?
- Я прошел курс обучения гипнозу. Но корочек нет, – поспешно добавил Степан. – Говорят, неплохо освоил.
- Верю. Начал понимать, что к чему и почему, но…
- Но у меня нет корочек, - продолжил за врача студент. – Ни одной. Высшее медицинское образование и то - неполное.
- Молодой ты, студент, горячий. Жизнь еще не трепала.
- Конечно. И в вашей лечебнице лежал от хорошей жизни.
- Ладно, - согласился главврач, - подумаем, как и что можно сделать. Сам-то, что предлагаешь?
Юноша понял, что лед тронулся. Он добился своего. Добился без помощи шефа. Невольная улыбка появилась на его лице.
- Чему радуешься, студент? Я еще не дал согласия. Ты кого пришел лечить? Клару Цеткин? Хочешь, Гагарина? На землю его будешь опускать? А то он сам пытается спрыгнуть с орбиты.
«Главврач противоречит сам себе, - подумал Степан и успокоился, - он уже мысленно лечит кого-то вместе со мной».
- Будешь молчать, передумаю.
- Я собираюсь лечить и учиться лечить. Мне бы парочку больных с просветами и двух полностью отрешенных. В каждой паре – буйный и небуйный. Как влияет внушение на таких людей, не знаю, - скороговоркой ответил юноша.
- Губы раскатал. Будет у тебя доброволец. Один. Сам в больницу пришел, но дорогу сюда хорошо знает. Из буйных он. Не пьет, что интересно. Так что это не белая горячка. Но что-то переключается в его мозгу, и начинает за людьми с ножом бегать. В такие моменты его к нам и привозили. Привозить стали все чаще и чаще. Всем надоело, и ему тоже. Сам приехал и сдался. Усек, студент?
Юноша кивнул, но как он смотрел при этом, врачу не понравилось.
- Научишься плавать, пустим воду в бассейн. А что ты хотел? Вдруг, что случится? Спросят-то с меня! Бывший больной своих сокамерников лечит! Скажут такое, а мне чем крыть? Твоими пятерками? А если ты в это время, стахановец, на всей больнице эксперименты ставить будешь? Мне уже себя жалко! Понял, будущее светило?
- Понял.
- Лекарствами кормить мужика, когда ты ему мозги полоскать начнешь?
- Вот для этого, как минимум, два и нужны: один бы принимал, другой – нет. Как лучше, я и сам не знаю.
- Не канючь, не получишь. Лекарствами потчевать?
- Пусть все идет своим ходом. Там посмотрим, - ответил студент.
- Тогда начинай в любое время. Нет, с понедельника. Я тоже буду присутствовать. А ты собираешься с ним работать, когда он с ножом начнет бегать, или когда успокоится?
- Тоже не знаю. И так и так попробую. Двух ведь нет.
- Опять за свое! Ты не смотри, что я шучу, - сказал главврач, - это от страха. Через недельку-другую на мне эксперименты начнешь ставить - больше я не выдержу.
Студент решил вернуться домой. Времени было достаточно, чтобы успеть на последнюю лекцию, но не хотелось. За ним еще не успела закрыться дверь кабинета, как он начал мысленно планировать работу с больным.
«Надо все записывать. Все. Составить план и по нему работать, - думал студент уже в маршрутке. – У них есть даты рецидивов. Нужно составить по ним график. Проверить погоду на это время. Узнать, не влияние ли это магнитных бурь? Найти закономерность.… Найду, считай, что вылечил».
Юноша неожиданно засмеялся, смутился, когда пассажиры на него обернулись. Он просто вспомнил, как подшутил над друзьями: обещал заставить смеяться под гипнозом, а рассмешил простой шуткой.
«Я и этого несчастного способен вылечить без гипноза, - подумал он, - задавлю болезнь одним желанием избавиться от нее. Найду корень зла и выдерну его. А может, это и есть гипноз? Говорят, что все люди в той или иной мере обладают им. Не зря Вика бушевала».
Дома юноша додумал все до конца. Нарисовал даже график, но только оси, так как все данные можно было получить лишь в больнице. Он полностью подготовился и лишь тогда успокоился.
За раздумьями время пролетело незаметно. Пришла с работы мать. Ужин прошел в молчании. Мысли юноши все еще витали около лечебницы, и он не заметил, что мать не сказала ни единого слова, придя с работы. Подумал об этом, укладываясь спать, и сразу же прошел в зал.
- Мам, что случилось?
- Ничего.
- Ты за весь вечер ни словом не обмолвилась.
- Ты тоже. Ты меня не гипнотизировал?
- Да ты что, думаешь, о чем говоришь? – рассмеялся сын. – При этом нужно перед твоим носом помахать чем-нибудь, пассы руками делать, ногами стучать. Ты что, разве кино не смотришь?
- Почему тогда мне не хочется ничего вспоминать? Пробовала, а все кажется, что никчемное это занятие, несерьезно все. А ведь мучилась раньше! Чувствуешь разницу? И для чего вспоминать? Все равно уже ничего изменить нельзя! А почему ты носишь темные очки? Даже дома!
- Читаю много, глаза побаливают.
- Я мать и ложь чувствую за версту. Сынок, что с нами происходит? А сам ты, почему весь вечер молчал?
Сын растерялся. Он решил ответить только на последний вопрос. Мать задала болезненные вопросы, и ее нужно было отвлечь.
- Думал весь вечер. Мама, если бы ты знала, что мне предстоит!
- Расскажи, узнаю.
Юноша сообщил матери, что решил попробовать лечить людей с помощью гипноза. Пересказал свой разговор с академиком. Рассказал, как сам убедил главврача пойти ему на встречу. Принес и показал ей график и план лечения. Он хотел успокоить мать, и это ему удалось, потому что она почувствовала неподдельный энтузиазм и нетерпение сына. Но сказала ему не об этом:
- Опять психиатрическая лечебница. Все неприятные воспоминания связаны с ней.
Сын опешил от ее слов, но ненадолго.
- Я ведь вылечился тогда. А в следующий раз вылечил человека. Все будет хорошо. Ложись спать, – он поцеловал мать и пошел к себе. – Я тоже ложусь.
Степан ворочался в постели, вспоминал вопросы матери и пытался ответить.
«Да, я хотел, чтобы она про все забыла. Да, говорил, что ничего изменить нельзя. Но у меня и мысли не было что-либо внушать! Ерунда какая-то. Неужели все так просто? Не может быть. Чушь это! Спать. Спать. Раньше ляжем, раньше встанем».
На следующий день после трех часов занятий студентам объявили, что лекция, которая была последней по расписанию, отменяется. Гул восторга прокатился по аудитории, и голос Степана звучал громче всех. Решение, на что потратить освободившееся время, пришло моментально, и через полчаса он уже трясся в автобусе в сторону лечебницы. Что был четверг, а не понедельник его ничуть не смущало.
Главврач не удивился:
- Раньше сядем, раньше выйдем.
- Сплюньте. Раньше начнем, раньше вылечим.
- Перекрестись.
Степан вытащил все свои записи, показал врачу, но тот отмахнулся.
- Будешь танцевать около больного, посмотрю, а писанина твоя мне не нужна. Знаю, как коряво медики пишут. Что от меня требуется?
- Карточка больного, и чтобы голову подстригли, а потом побрили. Вы хоть обрадовали его, что теперь вместо ножа, с зубочисткой бегать будет?
- Ну-ну, - хмыкнул врач и направился к выходу. – Пойду, распоряжусь. Вот радости-то будет.
В кабинет то и дело заглядывали. Одна из медсестер не закрыла за собой дверь как все, прошла к Степану и вручила карточку. Юноша стал переносить данные на график, выбирая их в хронологическом порядке. Это заняло не больше получаса. Закончив, он слонялся без дела не больше минуты, когда вернулся главврач. Заглянув в кабинет, доктор сказал:
- Готов пациент, пошли.
Юноша узнал комнату, в которой когда-то уже лечил больного, и это показалось хорошим предзнаменованием.
- Да, да, та самая, - догадался доктор, о чем думает студент. – Конвейер здесь наладим.
Посреди комнаты и, похоже, на том же стуле, сидел мужчина. Свежевыбритая голова его была заметно светлее лица, глаза часто-часто моргали, разглядывая людей в белых халатах.
«Сергей Панфилов, тридцать восемь лет», - вспомнил юноша запись в карточке больного.
- В обморок не упадешь, как прошлый раз? - Раздался голос главврача. – Я ведь все помню. Медсестру с нашатырем позвать?
- Нет, - огрызнулся студент, снял темные очки и повернулся к пациенту.
Округлившиеся глаза его больше не частили, напряженный взгляд следил только за юношей.
Степан не стал больше тянуть, махнул доктору рукой, чтобы не отвлекал, подошел вплотную к мужчине и показал свои ладони, подведя их к лицу.
- Видите руки?
- Да.
- Правильно, но больше вслух не отвечайте, только мысленно.
- Видите руки?
Они теплые. Они помогут. – Негромкий голос студента звучал монотонно и медленно. - Вы будете спать, а они передадут свое тепло, передадут вам.
- Спи, Сергей, спи, - начал он уговаривать мужчину. - Это тепло будет помогать тебе. Спи.
Главврач видел, как юноша потрогал пациента за ухо, сжал мочку.
- Спит, хорошо хоть не храпит.
- И что дальше? - спросил врач.
- Как что? Лечить будем.
Степан начал гладить лысую голову, едва прикасаясь, но постепенно стал увеличивать давление рук, приговаривая:
- Руки отдают тепло. Отдают тебе, Сергей. Ты чувствуешь, как оно растет!? Это доброе тепло. Оно изолирует тебя от врагов. Закроет от того, от кого ты защищаешься ножом. Теперь тебе не надо брать оружие, ничего не надо брать. Оно защитит тебя. Тепло защитит тебя, Сергей.
Юноша отступил от больного и посмотрел на врача, тот восхищенно следил за происходящим.
- На второй щелчок просыпаешься, Сергей. Ты просыпаешься, а тепло останется в тебе. Раз. Два. – Вместе со счетом Степан щелкал пальцами.
Пациент очнулся. Он не заметил, что спал. Больной явно ожидал начала лечения.
- Свободен, Сергей, - сказал главврач. – Все. Зря боялся. И я – тоже зря.
Панфилов ушел. Юноша начал собирать свои вещи.
- Что теперь?
- Не знаю, - ответил студент. – Посмотрите график. Видите, что расстояние между рецидивами каждый раз сокращалось? Согласно рисунку, у него завтра должен был наступить кризис. Будем ждать и наблюдать. Дня через три-четыре повторим сеанс.
- Почему не завтра?
- Мозг должен отдохнуть, и информация впитаться. Если врач назначает втирание мази через день, а больной использует весь тюбик за один раз, это ему поможет?
- Правильно. Логично, - согласился главврач.
- И просто боюсь.
- Проняло и тебя?
- За вас с Сергеем боюсь. Мне ведь достанутся только осколки фугаса, если что. Снаряд-то ваш. Что с меня взять? Шаман без диплома! Шучу!
- А одного раза не хватит? – Сомнения все же мучили доктора.
- Помощь тепла против незнамо чего, это слишком обще. Я хотел выяснить причину и направить энергию на борьбу конкретно с ней. Ну, нашел бы, вылечил за один раз. А в следующий раз не найду. Что тогда? Я учусь, говорил. Сам думаю, что могло хватить и одного сеанса. С другой стороны - маслом кашу не испортить, но и с перебором приторной можно сделать. Вот и гадай!
- Когда встретимся? – спросил главврач, увидев, что Степан собрался уходить.
- Если честно, я бы еще с кем-нибудь поработал, - ответил юноша, но, увидев лицо доктора, не стал развивать тему. – Душой я здесь. Как только, так сразу. Посмотрите за пациентом согласно графику. Очень интересно знать, как будет вести себя во время, когда должен быть рецидив.
- Лекарства давать?
- Мы же договорились, что давать. Этого больного я буду лечить параллельно с вами между рецидивами. Других - уже по-другому.
Мужчины распрощались и разошлись. Маршрутка везла студента домой. Там ему предстояло все записать, проанализировать и продумать, как лечить больного дальше. Степан склонялся к тому, чтобы все прекратить и просто наблюдать. Он решил посоветоваться с академиком. Юноша представлял, как будет рассказывать ему о проделанной работе, как тот будет делать замечания. В принципе хвастаться ему было нечем: результаты лечения выявятся только через некоторое время, когда оно перевалит за точки кризисов, помеченные графиком.
«На носу суббота, встретимся с шефом, поговорим, но есть проблема», - отметил для себя парень.
У группы в выходной наметилась вечеринка. Одна студентка отмечала день рождения и пригласила друзей к себе. В последнее время все как-то сдружились и пользовались любым предлогом, чтобы собраться вместе. Пили мало, больше балагурили. Академия не способствовала общению, зато за ее пределами студенты отводили душу. Пропустить такое мероприятия считалось дурным тоном. Можно было, но только по-английски: отметиться и незаметно испариться.
Осложнялось все тем, что день рождения был у сестры Ольги.
«Она непременно будет там. И наверняка предстоят объяснения. За преступлением следует наказание, - усмехнулся юноша своим мыслям. – Придется пережить и это. Покручусь минут десять и сбегу к академику. Может, разойдемся».
Ольга уже звонила два раза Степану, предлагала встретиться, но он, прикрываясь занятостью, отказывался.
«Если не разминемся, будут расставлены все точки над i, - думал студент. – Оно и к лучшему».
Мысли о девушке больше не мучили его, теперь волновала только встреча с шефом. Он не знал, что тот будет в курсе последних событий.
В субботу утром академик позвонил главврачу, и доктор все рассказал, рассказал и то, что больной успешно миновал время очередного кризиса.
Результатом разговора стало вето, наложенное академиком на продолжение экспериментов.
- Только один и все, - тон ученого был жесткий и безапелляционный. – Доводите больного до кондиции и закругляйтесь. Это случайность. А если не случайность, то продолжение требует долгой и кропотливой работы. У мальчишки выпускные экзамены на носу. Над этим надо работать.
Конец недели подарил юноше хорошее настроение, потому что начался с приятной новости: он позвонил в лечебницу, и доктор сообщил, что кризиса не было.
Субботний рабочий день был укороченным и для преподавателей, и для студентов. Три-четыре утренних часа пролетали незаметно, и все из-за этого называли субботу выходным днем.
Группа после занятий шумной толпой направилась отмечать день рождения сокурсницы, и Степан попал в квартиру, в которую раньше приводила его Ольга. В груди что-то защемило при виде знакомой обстановки. Память услужливо восстановила недавние события.
«Сбегу, - подумал юноша. - Поздравим именинницу, выпью рюмку за ее здоровье и сбегу».
Стол был уже накрыт. Виновница торжества ради этого пропустила занятия. Родители помогли его накрыть и сразу же ушли.
Шум стих, когда староста группы постучал кончиком вилки по бокалу. Он произнес незамысловатый тост, девушке вручили подарок, купленный вскладчину, послышался звон бокалов, и через минуту гул, смех и выкрики вновь наполнили комнату.
Именинницу затащили в соседнюю комнату, и оттуда она вернулась в сопровождении подруг в новых платье и туфлях, подаренных ей.
Восхищенный вздох прокатился по кругу. Студенты были щедры на комплименты, но и девушка была достойна их. Ее парень стоял в стороне и зачарованно наблюдал за происходящим.
«А ведь свадьба не за горами! - отметил Степан, заметив его взгляд. – А мне пора».
Раздался звон металла о стекло. Юноша знал, что последует дальше, ему не хотелось покидать компанию, но он сделал шаг назад, чтобы незаметно уйти, и почувствовал, что кто-то тянет его сзади.
- Поговорим? – спросила Ольга и, не дожидаясь ответа, вышла из зала. Она привела его в комнату, которая была свидетелем их страсти, и прикрыла за собой дверь.
- Помнишь?
- Помню, не надо.
- Что случилось?
- Почему ты считаешь, что что-то случилось? Все идет своим чередом.
- Ты думаешь, что я хотела тебя женить? Испугался!
- Нет, - ответил Степан, но глаза его не убедили девушку.
- Я мечтала вслух. Забудь, что тогда наговорила.
- Уже забыл.
- Ну и дурак! Какой ты глупый, проходишь мимо своего счастья!
- И ты забудь. Хочешь, помогу?
- Гипнотизировать будешь? А давай!
Юноша стал ходить вдоль кровати. Такой выход из положения ему понравился. Это решало все проблемы. Он уже собирался начать, как Ольга, до того сидевшая на кровати, вдруг поднялась и притянула его за ворот рубашки к себе.
- И так забуду. Идиот!
Внезапно открылась дверь, и вошел один из гостей. Он услышал последнюю фразу девушки.
- Хозяйку искал, - сказал, оправдываясь, студент и обратился к Степану: - А кто тут идиот?
- Он и ты тоже, - не заставил себя ждать ответ Ольги, - раз лезешь не в свое дело.
Парень, как и все, считал Степана вундеркиндом и хотел защитить его, за что и поплатился.
- Ты друг идиота, - утешил его юноша и вытолкал за дверь.
Следом за студентом ушла и девушка. Степан, выждав минуту, покинул сначала комнату, потом квартиру.
Хорошее настроение покинуло его. Даже мысль о том, что он идет к шефу, и ему есть чем похвастаться, не воодушевляла его. Всю дорогу студент переживал, считая, что не нашел нужных слов и обидел Ольгу. Обидел из-за своей глупости. Он не понимал, что слово нет в любых вариациях обидно.
Входную дверь открыла Вика.
- Привет швейцарам, - автоматически сказал Степан. Подкалывать девчонку при входе у него вошло в привычку.
- А ты хотел, чтоб тебе дверь открывало научное светило? – возмутилась вместо приветствия девушка. – Для этого надо быть, как минимум, ученым мужем, а ты даже на простого не тянешь, хотя духами несет за версту.
Слова Вики поразили юношу, они явились продолжением его мыслей.
- Права, каюсь. Какой из меня муж? Никакой! Ни такой, ни этакий.
Девушку удивила обреченность, прозвучавшая в словах парня, и она развивать тему не стала.
Разговор с шефом тоже не улучшил настроения студента. Академик выслушал своего подопечного, покритиковал для вида и особого восторга не проявил, даже когда тот сообщил, что сеанс гипноза помог избежать одного кризиса и остальные остались под вопросом. Старик высказал совсем не то, что ожидал юноша:
- Суета. Все это - суета. Твоя задача – выпускные экзамены. Нужно уметь выделять главное и им заниматься. И сейчас и потом. – Этими словами Виталий Борисович закончил разговор и распрощался с парнем.
Юноша проскочил около девушки, несущей в кабинет бутерброды с кофе, и через минуту стоял на автобусной остановке.
«Что-что, но главное я умею выделять, - продолжал спорить он с академиком. – Я не виноват, что мнения наши не совпадают. Мое главное то, которое выбрал я, а не навязанное вами». - Студент первый раз обиделся на своего шефа. Всю дорогу подбирал аргументы в свою пользу, но они казались малоубедительными.
Он продолжал мысленно рассуждать и в кафе, располагавшемся недалеко от его дома. Стопка водки, выпитая им и запитая пивом, приятно разогрела и смягчила осадок от неприятного разговора. Степан огляделся вокруг в поисках парня, которому помог избавиться от грыжи, не нашел. Снял и положил на стол очки, прошел к стойке, чтобы повторить заказ.
- Мне еще раз беленькой и… - юноша стал тыкать пальцем в витрину-холодильник с холодными закусками. – В этой колбасе много бумаги, эта чересчур сдобрена чесноком, атлантическая селедка…. Ой, пора выбрасывать…. Вот. Два бутерброда с иваси. Только хлеб, как прошлый раз, черный. Белый у вас с непрогретой сердцевиной, сырой какой-то.
Женщина заученными движениями выполняла заказ, но глаза ее в упор смотрели на посетителя. Все перечисленное молодым человеком, она и сама знала, но не понимала, как догадался он.
Степан выпил вторую стограммовую рюмку водки, запил глотком пива и принялся за бутерброды, запивая их время от времени пенным напитком.
Повторный осмотр кафе дал те же результаты: парень, по-видимому, прошлый раз забрел сюда случайно.
«Вот главное, - подумал он, вернувшись к разговору с самим собой. – Себя изучать надо. Изучать себя и лечить людей, а не ждать корочки. И что, что я сам обещал дождаться их? Остались практически только экзамены!»
- Ты не прав, - сказала утром мать сыну, - а шеф твой молодец. Без корочек к тебе никто прислушиваться не будет. Кто ты без них? Сейчас надо получить диплом. А защитишь кандидатскую диссертацию – получишь ученую степень.
- А ты откуда знаешь? – парень развернулся на постели, чтоб мать его слышала.
- Думаешь, раз штамповщица, так ничего не понимаю? У нас на заводе, представляешь, сколько дипломированных неучей в руководителях? И все при галстуках. Механическим цехом руководит педагог по образованию. С нами, конечно, общаться тоже уметь надо, но не настолько же, да и учить нас поздно.
- Я не об этом. Про корочки и шефа, откуда узнала?
- Вчера весь вечер жизни меня учил. Про ординатуру Виталий Борисович давно мне намекал, словно для меня там пресс установили. А что там делают? Опять учатся?
- Пишут и защищают диссертацию. - Юноша испугался. Он не помнил, о чем говорил с матерью, мог сболтнуть и лишнее. - Чем тебя еще обрадовал?
- А что ты мог сказать в таком состоянии! Где столько промилей наглотался?
- На дне рождения, - соврал сын.
Мать знала, что студенты иногда расслабляются. Степан перепрыгивал с курса на курс, числился непродолжительное время, но в нескольких группах. Знакомых было много, и она не забыла еще свою молодость. Подошла к лежащему отпрыску, запустила пальцы в шевелюру, подергала за волосы.
- Я думала не меньше, чем на свадьбе. Вставай, пошли завтракать.
Женщина видела, что сын едва жует, поняла его состояние, встала и загремела чем-то на полке. Перед студентом появился граненый стакан на треть наполненный водкой.
- Пей. Отцу помогало. Редко, но в нокдаун попадал.
Сын выпил, поморщился, шумно выдохнул, отвернувшись, и подхватил вилкой морскую капусту.
- Что за дрянь? – спросил он, с силой заглатывая комок водорослей и отодвигая салатницу ближе к матери. – Больше не покупай.
- Сними очки, да рассмотри. Полезная штука - йода много.
- Лучше бы капнула его в водку, дел-то.
Женщина увидела, что сын ожил и начал есть с аппетитом, успокоилась.
- Не приставай, это мне ругаться надо за вчерашнее, но не стану. Знаю, что будешь пить как отец – немного. Весь в него. Такой же был в твое время, но худющий….
- Ага! Вы были уже женаты!
- Нет, нет, - испугалась мать, - только дружили. Рано тебе.
- Рано. А я мам, представляешь, как времена года различаю? Ношу пальто, значит, зима. Хожу в костюме – лето на дворе.
- Понимаю, сынок, трудно тебе. Потерпи, - женщина сказала и беспомощно улыбнулась. – А знаешь, как машина ездит? Вначале набирает скорость, а потом катится равномерно. И у тебя так будет. Наладится все.
- А знаешь, как твоя машина сегодня отдыхать собралась? – передразнил Степан мать. – Завалится на диван и будет весь день художественную литературу читать.
- А и пусть. А и я тоже.
Родственники вместе убрали на кухне. Выбрали по книжке и разошлись по комнатам.
В это воскресенье Степан занимался ничегонеделаньем. Так он называл чтение художественной литературы. И это ему понравилось.
Наутро в понедельник плохого настроения как не бывало. Степан был полон энергии.
«Я творец своей судьбы и только я, - говорил себе юноша, отправляясь вместо академии в больницу. – И если я сказал, что одно другому не мешает, так и есть. И читайте, Виталий Борисович, свои лекции, но на них сегодня меня не будет».
Главврач приезду студента не удивился, работая в психиатрической лечебнице, он давно ничему не удивлялся.
- Каким ветром, Степан, занесло? Сдал экзамены – получил диплом, защитил ученый труд – диссертацию? Или уже выгнали? Ректору мозги не пробовал править?
- Встречным. Встречным ветром. А ждет меня толпа страждущих. – На остальные вопросы юноша не посчитал нужным отвечать. – Я давно запланировал сделать вас безработным. Вылечу всех. И вы сами мне напомнили, сказав про конвейер. Так уже лечат глаза. Почему не попробовать и мозги?
- Считаешь, пора наполнять бассейн?
И тут юноша поубавил прыть, честно признался:
- Рано. Учусь еще.
- Это понимаешь, и то - хорошо. Но учишься ты, прежде всего в академии. И давай, друг мой, договоримся - занятия больше не пропускать. Учись, где надумаешь – дома, в библиотеке, где взбредет, но не у меня в больнице. Хочешь, чтоб для тебя здесь дверь закрылась?
- Понял, вы с шефом спелись, - ответил студент. – Кто желает быть безработным?
- А хоть бы и так! В этом вопросе наши мнения совпадают, - доктор тоже не обратил внимания на последние слова юноши. – Эксперимент, по-моему, удался. Закончишь с Сергеем и все. После защиты диссертации жду тебя. С такими корочками, поверь, проще работать. И работать-то будем официально, составим план мероприятий, утвердим, подпишем и вперед… На положительный пример сошлемся. Сергея доведем ведь до кондиции, как думаешь?
- Понял, понял. Но тогда человек двенадцать в первую партию запустим.
- А это уже сколько пробьешь. Когда все официально будет, сам и будешь подписи собирать. Задним числом, но поймешь меня.
- Да что тут непонятного, если и мать с вами в одну дуду свистит, хоть в заговоре не участвовала. А зачем какие-то подписи собирать?
- Как, зачем? А вдруг ты – доктор Франкенштейн? Или его внебрачный потомок. Начнешь из трех подопытных одного собирать. А так? Двенадцать выдали, двенадцать верни. И хотя бы один из них должен быть нормальным! А иначе, кому нужны твои опыты?
Пфу-у-у-ф, - с шумом выдохнул воздух главврач, закончив объяснения. – В моей лечебнице на одного сумасшедшего меньше стало. С Панфиловым вместе – два. Не хочешь узнать, как он вел себя во время кризиса?
- Конечно, с этого начинать надо было!
- Начнешь с тобой, - проворчал доктор и вдруг воскликнул: - А хорошо ты с графиком придумал. И почему я раньше не догадался? Как здорово проблема разрешилась! Приставили точно в срок к нему мордоворота, и он следовал за ним по пятам. Ножей здесь нет, но Панфилов и руками во время кризиса членовредительство учинить мог.
Вот и вызвал мой охранник меня. «Не пойму, - говорит, - что с мужиком творится. Не желаете лицезреть самолично»? Я и пошел. А больной наш ходит по коридору и голову массирует. Долго мучился, а потом прошел к себе, лег на кровать, да так и заснул, прижав ладони к голове. Хочешь росписи на лысине посмотреть?
- Зачем?
- Кто его знает? Может, тепло тебе царапинами привет передает?
- Не к месту шутки.
- Грешен, каюсь. Что дальше делать-то собираешься?
- Ничего. Этот кризис станет центральной точкой графика. Он и был самый сильный. Следующие будут позже и растягиваться начнут по времени, пока не сойдут на нет. Симметричный график получится.
- Здорово. Я так мыслю, если он еще два кризиса перечешется, можно будет выписывать.
- И я так думаю. Только длительность самого кризиса проследить надо: от начала чесотки и до засыпания. Если сокращаться будет, точно выписывайте.
Мужчины замолчали. Оба понимали, что все темы исчерпаны. Степан догадался, что доктор не просто так пригрозил закрыть для него дверь лечебницы. Уже закрыл, просто прямо не посмел сказать. Расспрашивая о последних рекомендациях по лечению Панфилова, он фактически дал понять, что теперь в его услугах не нуждается.
Было грустно.
Главврач понял состояние юноши.
- Умный черт, догадался. А как ты думаешь? Он ведь академик! Я и так по лезвию ножа ходил, когда связался с тобой. Не жалею, это правда. И больного вылечили. Брось в меня камень, если это не так.
Юноша молчал. Он думал о своем, но и доктора слышал.
- Ты же и учиться сюда пришел. Если бы сейчас Панфилов умер, это было бы убийство. А будь на руках разрешение, стали бы разбираться и доводы выслушали. Это тоже часть нашей жизни, тоже наука.
А на академика не обижайся. Простой он, хороший человек. Другой бы взбрыкнул – мало не покажется. Его корочки и регалии в рюкзаке носить можно, а он не злоупотребляет. Цени, студент. Уходи, не томи душу. Защитишься, хочешь, к себе возьму? Вместе безработицу сооружать будем.
- Спасибо, - Степан пожал руку врача. – За приглашение спасибо, за помощь и за науку.
- Спасибо, - да? Или спасибо, - нет?
- После защиты посмотрим, но в психиатрическую лечебницу я обязательно вернусь. – Юноша сказал и рассмеялся. – Как-то дурачком назвали, потом просто дураком, а недавно и вовсе идиотом - своеобразную карьеру делаю.
В медицинской академии полным ходом шла сдача зачетов, а через неделю начиналась сессия. Степана, как выпускника, ожидали последние экзамены.
Академик считал молодого человека незаурядным студентом, знал, что и потом будет сильным аспирантом, и считал, что его кандидатская диссертация должна быть такой же. Этим и объяснялись его настойчивость и желание, чтобы студент ни на что не отвлекался. Молодой человек напротив, думал, что не будет знать, куда девать свободное время.
Он заблуждался. Понял это тогда, когда сдал выпускные экзамены, сдал успешно и попал к своему руководителю по ординатуре. Понял это в первый же день. Руководителем был, как и предупреждал, сам Виталий Борисович. Академик сам себя и назначил.
- Тема известна, - сказал ученый, когда они впервые встретились как аспирант и руководитель. – Начнем работать. Послезавтра принесешь список литературы, которой предполагаешь пользоваться, план-набросок будущего шедевра и….. и пока хватит, но зато не послезавтра, а завтра. Начало - серьезная вещь, продумай все как следует. Теперь ты можешь общаться со мной и здесь, а то раньше, в академии, стеснялся подойти. Правда или вру?
Последняя фраза, услышанная Степаном первый раз, никаких эмоций не вызвала. Академик и раньше вставлял ее в свою речь, но тогда вопросы были риторическими и не требовали конкретного ответа, но иногда нужно было отвечать. Когда студент услышал ее в четвертый или пятый раз, возмутился:
- Что это значит, Виталий Борисович? Признать, что академик врет, я не могу, но и принимать все за чистую монету не собираюсь.
- Вот-вот. Для чего аспиранты переводят бумагу? – ответил, улыбаясь, ученый. – Чтобы создать научную работу. Это, во-первых. Во-вторых, научиться правильно ее оформлять. И, в-третьих, научиться гибкости, уметь защитить ее и себя. В следующий раз ты, батенька, когда будешь общаться со мной, услышав эту фразу и пожелав возразить, найдешь слова, из которых я пойму, что несу полную ахинею. И это будут такие слова, которые приятно слушать. Понял, аспирант?
После каждой встречи академик давал юноше задания. Как ни странно, последнее Степану далось тяжелее всего. Он быстро сообразил, что на каждый случай нужно давать конкретный ответ, а преамбулу можно придумать одну - общую, но знание этого не помогло. Он решил, что отделается шуткой, если сразу не сообразит чем ответить.
У академика фраза стала присказкой и, когда он в очередной раз произнес ее и замер в ожидании одобрения, несогласный аспирант, недолго думая, сказал:
- Внучка говорит, что ее ученый дед часто лепит горбатого, и чтобы я в таких случаях не обращал на это внимания.
Ошарашенный академик не сразу понял, почему получил такой ответ, но когда сообразил, разразился хохотом. Смеялся и Степан. После этого ученый вытравил из своей лексики нехорошую присказку.
Студент с полным правом мог ссылаться на внучку. Он стал чаще бывать у них дома. Если раньше Виталий Борисович предлагал юноше заглянуть на огонек, то теперь просто говорил, что занят, и работу над диссертацией они продолжат у него дома. Такое случалось часто, и встречи он назначал на любой день недели.
Юноша в свое время выполнил обещание, данное академику, и поговорил с девушкой, уговорил ее критически подойти к мечтам о подиуме. После разговора с ним, она забыла даже про Гнесинку и Щукинское училище.
- Оно тебе надо? Хочешь танцевать канкан, пляши передо мной с дедом. – Разговор девушка воспринимала как шутку. Степан чувствовал, что миссия его проваливается, и выдал последние аргументы: – Думаешь, твоему будущему мужу понравится, что ты целуешься с другими мужчинами пусть и перед кинокамерой? А если он будет простым смертным, а не актером? А заставят в постельных сценах сниматься? И кто знает, где будут проводиться съемки? Он тут, ты – там. А дети? Прадеду подкинешь?
Юноша отговорил девушку, и она поступила в университет на юридический факультет. Дед был рад этому, но не так, как мог бы: он мечтал, что внучка пойдет по его стопам. Степан же невольно по-другому взглянул на родственницу академика, когда узнал, что та поступила в ВУЗ.
- Здравствуй, студентка. – Теперь он так обращался к внучке, когда приходил в гости. Юноша отступил на несколько шагов назад и оглядел девушку. – Ладная какая, совсем взрослая, или студенткой стала, поэтому в моих глазах выросла?
- Тебе вообще пора носить очки не летние, ничего не видишь, аспирант. – Вика крутнулась на месте так, что коротенькое платье юлой взвилось вверх, обнажая длинные, стройные ноги.
Парень притворно прикрыл глаза ладонью и взмолился:
- Мне нужно сохранить рабочее настроение, прекрати, я ведь ни о чем больше думать не смогу.
- Если бы, - засмеялась девушка и разрешила: – Живи, ботаник.
Академик настроен был не так игриво как родственница.
- Время идет, а воз и ныне там. – Выдал он тираду после приветствия. – Отстаем от графика. А ты еще чем-то посторонним хотел заниматься!
- Каюсь, я не думал, что две диссертации в одну втискивать придется, - попытался оправдаться юноша. – Две в одной, как в рекламе.
- Одна, но достойная, и то, если получится.
- Не прибедняйтесь, академик, вы такого не допустите, все соки из меня выдавите. Правда? Или вру?
Ученый улыбнулся и неожиданно захихикал. Развалился в кресле. Ему стало неудобно за неблагозвучные смешки, попытался объясниться:
- Купил старика. Лестью и подковыркой. Правда. Не вру.
Ученый редко брался за руководство при написании кандидатской диссертации. Но если брался, это была метка: аспирант - неординарный ученый.
Он действительно выжал из парня все соки. Монографии и статьи, написанные ранее, студент отшлифовал, дополнил фактами и размышлениями и включил в один из разделов работы. Неотправленная в издательство рукопись тоже попала в диссертацию.
Юноша перестал бегать на дорожке, похудел. Академика радовало трудолюбие аспиранта, но он очень удивился, когда тот попросил приблизить срок защиты.
- Это еще зачем? Хочешь, чтоб тебя ветром сдувало на защите?
- Надо! – аспирант настаивал на своем.
- Думаешь, заждались тебя пациенты?
- И это – тоже.
Руководитель сдался, и сроки были перенесены. И даже к новым Степан умудрился успеть, оставив достаточно времени академику для последних замечаний, и себе для исправлений.
И наконец, пришел момент, когда руководить поставил свою подпись на лицевом листе.
- Защищайся, - сказал академик Степану, возвращая пухлую папку и тубусы с таблицами, графиками и рисунками. Я тебе больше не нужен. Ты мне – да! Я тебе – нет. Защитишься, знаю, и получишь независимость. От меня, по крайней мере. Независимость, столь любимая тобой, - это видимость. Почему? Поймешь потом. Этому уже жизнь учить будет.
Аспирант поблагодарил старика. Он не понимал его торжественности, и она его смущала. Упаковал документы и посмотрел на ученого, прося разрешения уйти.
- Дату защиты знаешь, защитишься и получишь очередные корочки. Так считаешь ты, но я бы сказал по-другому: большую независимость и больше степеней свободы. Вот тут и начнешь мучить главврача психиатрической лечебницы. С меня хватит.
Парень улыбнулся, оглянулся на стоящую в дверях кабинета девушку, подмигнул ей.
- Всегда, пожалуйста. Это мы можем. Док звал меня к себе работать, обещал до этого не сойти с ума.
- Ты что-то путаешь, с тобой он чуть не сошел с ума. – Улыбался уже и Виталий Борисович.
Юноша пожал плечами, подмигнул еще раз девушке и вновь повернулся к ученому. С лица его не сходила улыбка.
- Иди уж, - разрешил академик и махнул рукой.
Защита прошла на ура. Юноша говорил, словно читал стихи. Он и на лекциях всегда спорил с преподавателями, а тут просто отщелкивал ответы на вопросы.
Его защиты ждали. Аудитория была полной. Комиссия трепала его больше, чем кого бы то ни было раньше. Но аспирант волновался меньше, чем его руководитель. Так долго еще никто не защищался.
Чего это ему стоило, стало понятно, когда Степан вышел из аудитории и снял пиджак – у подмышек сорочка была темной от пота. Увидев это, юноша водрузил пиджак на место и расстегнул ворот рубашки.
Молодого человека окружили студенты, которые слушали защиту через открытые двери, так как в аудитории не всем хватило места. Кто-то жал ему руки, кто-то дергал за плечо, а ему хотелось скорее сбежать куда-нибудь и спрятаться. И не мог. Он не мог уйти, не поблагодарив академика.
Юноше удалось вырваться, и он быстрым шагом припустил вдоль коридора, чтобы спрятаться в кабинете академика и ждать его там. Кабинет ученого находился в этом же корпусе и был гораздо больше, чем в его квартире. Там, в кресле, он и прождал его около полутора часов.
Виталий Борисович не удивился, застав парня у себя.
- Я так и думал, что ты здесь, - сказал он, увидев Степана. – Защищался ты, а поздравляли меня!
- Мне тоже досталось, - ответил юноша, поднялся с кресла и подошел к академику. – Еле сбежал.
- Ты молодец, я не думал, что так легко отстреляешься.
- Мне кое-что нужно сказать вам, Виталий Борисович, - Степан взял правую кисть академика двумя руками и приблизил к себе. – Спасибо вам. Вы были мне как отец.
- Был? Нахал! – вскинулся ученый. - Этот глагол относительно меня не применяй.
Юноша смутился.
- Шучу, Степан, наорал специально, чтобы вернуть тебя на землю. Там, в аудитории, петухом ходил, а здесь мямлишь.
- Ждем вас завтра в восемнадцать часов. – Парень заметно повеселел. – Док придет и Валерий Павлович. Отметим в узком кругу.
- Буду, - ответил старик. – Конечно, буду. А ты иди, мать, наверное, заждалась. Сообщил? Переживает ведь.
Молодой человек дважды кивнул и вышел.
На следующий день с утра сын куда-то пропал. Степан предупредил мать, что весь день его не будет. Все необходимые покупки он сделал заранее, и необходимости в его присутствии не было. Женщина понимала, что с ним творится, и дала добро.
Сын пришел домой в последний момент, за полчаса до начала торжества и сразу же прошел на кухню.
Вика с матерью гремели посудой, раскладывая салаты и заправляя их майонезом.
Юноша почувствовал угрызения совести, увидев девушку, вспомнил, что забыл пригласить ее. Мать улыбнулась, заметив его вопросительный взгляд, и сын догадался, что именно она исправила его оплошность.
- Виктория молодец, пришла пораньше, чтобы помочь. А где тебя носило до сих пор?
- Мой праздник. Имею право.
- А на каких правах я здесь работаю? – не задумываясь, спросила девушка.
Легкий макияж сделал ее красивее и взрослее, а нарядное платье и вовсе неотразимой. Степан засмотрелся на нее и не сразу сообразил, что ответить, но вмешалась мать. Хозяйка почувствовала подтекст в вопросе и решила его усилить, повернулась к сыну, но сказала помощнице:
- А доля наша женская такая, Вика, работа и ложки-поварешки.
Парень схватил тарелки с готовыми салатами и выскочил из кухни.
Мужчины немного опоздали. Услышав звонок, Степан широко распахнул дверь, и гости ввалились в коридор. У главврача в руках был огромный букет, и он сразу же вручил его виновнику торжества.
- Держи именинник. Вчера родился ученый-медик.
- Очередные корочки родились, - не удержался от комментариев юноша.
- Хоть сейчас не ворчи, - вмешалась мать, отобрала у сына цветы и пошла с ними в зал.
Гости проследовали за женщиной, но на полпути академик затащил попутчиков в соседнюю комнату.
- Смотрите, домоседы, что нам не хватает, - сказал он, указав на спортивный уголок. – Такие тренажеры хорошо разминают старые кости.
- Стариков делают моложе, а молодых заставляют думать нестандартно, - закончил за него Валерий Павлович.
Когда Степан зашел за мужчинами, чтобы пригласить к столу, те по очереди бегали на дорожке.
- Хорошая могла быть штука, - заметил доктор, соскочив на пол, - если бы ее делали в комплекте со стулом.
Все засмеялись и цепочкой потянулись в зал.
Тосты сменялись один за другим. Мужчины знали друг друга давно, дружили, но собираться вместе удавалось редко. Скоро в комнате стало шумно.
Степан не хотел выделяться и пил, как все мужчины, водку, только наливал себе меньше. Как хозяин, именно он следил, чтобы стопки и бокалы женщин не пустовали. И все равно скоро понял, что слегка пьян, увидев свои очки рядом с тарелкой. Одел их, и мучивший его дискомфорт сразу пропал.
Степану было весело. Состояние эйфории не покидало второй день. Про него скоро забыли, и это понравилось. «Я захмелел, - подумал юноша, - и пусть. Сегодня мой день».
Мужчины о чем-то спорили. Рядом сидела Вика, но, занятая разговором с хозяйкой, отвернулась к ней. Молодой человек улыбался своим мыслям.
Внезапно раздался звон стекла, и все посмотрели на шумевшего. Академик, стучавший ножом по бокалу, поднял руку, призывая к молчанию.
- Хочу сделать сообщение.
Наступила тишина, и мужчина встал.
- Степан защитил диссертацию, защитил успешно. Кто, как не я, знает, что это ему стоило, и что представляет собой эта работа?! – Академик оглядел присутствующих и продолжал, специально выдержав паузу. – Комиссия посчитала, что она достойна докторской диссертации.
Если кто-то и шумел до этого, то теперь замерли все.
Мать Степана нагнулась к Вике и спросила шепотом:
- Что это означает? Почему все притихли?
- Это означает, - также шепотом ответила девушка, - что вашему сыну присвоили другую ученую степень, он стал доктором медицинских наук.
- Вот ведь, черт старый! – возмутился, нарушив тишину, Валерий Павлович, - не мог по дороге нам сообщить?
- Не мог старый черт вам сказать, - ответил академик, - на то он и сюрприз. Для всех! И я, между прочим, клянусь, пальцем о палец для этого не ударил, даже не намекал. В комиссии сами решили. На моей памяти такое впервые.
Ученый захлопал, все встали и поддержали его.
- Хороший тост. За это можно и выпить, - подал голос главврач и обратился к Степану, – наливай, доктор наук.
Через минуту в комнате восстановился прежний гул. Академик, прервав разговор, вдруг обратился к парню:
- А что, Степан, интересные кульбиты судьба проделывает? Ты теперь лекции читать будешь, принимать экзамены. Что, если попадешь в группу, с которой начинал учиться?
- Никогда!
- Правильно, это я к слову.
- Никогда и потому, что я не скоро теперь попаду в академию.
В комнате воцарилась тишина.
- Переведи, - попросил главврач. – Ко мне перебираешься? Глупо! Я рад, но за тебя обидно. Работать у меня можно по совместительству.
- Послезавтра уезжаю.
Раздался стук, и все посмотрели на мать виновника торжества. Она уронила вилку, и та ударилась о тарелку.
- С тобой как на вулкане, - заметил академик, - не знаешь, когда он оживет. Куда собрался?
- А я надеялся, что ты моих больных живописи учить будешь, - заметил главврач и показал на стену, где в рамках висели два листочка. Один был чистым, на втором нарисована спираль. Думаешь, я не узнал твое художество?
- Как же так, сынок? Я надеялась…. Я…. ты начнешь работать, – подала голос и мать. Говорила она тихо, но в наступившей тишине все услышали. Она с надеждой посмотрела на Вику. – Женишься.
Парень все слышал. Темные очки скрывали переживания. Он боялся голосом выдать свои чувства, но понимал, что неприятного разговора не избежать. Он был рад, что все дорогие ему люди собрались вместе, и можно одним махом решить все вопросы.
- В этом году исполняется сто лет, как мир узнал о Тунгусском метеорите. На восток отправляется экспедиция, приуроченная к этой дате. Я подал заявку, и меня включили в нее. – Степан выдал тираду на одном дыхании.
- Она уже убыла! - раздался голос Валерия Павловича. – Я тоже слежу за сообщениями об этой экспедиции.
- Так и есть, но мне повезло. У них были какие-то проблемы с оснасткой. Послезавтра из Москвы вылетает транспортный самолет с недостающим оборудованием и двумя сопровождающими. Я буду третьим.
- Он будет третьим! Мальчишка! Ты о нас подумал? – не выдержал и сорвался на крик академик. – Что подумают об этом в академии? Что скажут?
- Правильно подумают! – Степана неожиданно поддержал главврач. – Ты запрягся и тащишь плуг науки по целине и пацана рядом пристегнул. А не задумывался над тем, что ему отдохнуть надо? Знаешь ведь, как туго пришлось. Он столько наворотил, сколько его одногодкам и не снилось.
- А ведь Сан Саныч правильно говорит! - подал голос гипнотизер. – Ты, светило, о науке забудь на время. Подумай о человеке. Ему ведь и отпуск положен. Пусть порезвится месяц-полтора. Экспедиция дольше не продлится. Я все про нее знаю. Это тебя только внутренности человечьи интересуют.
Горячность академика выручила Степана. Мужчины, успокаивая ученого, вдруг навалились на него, начав защищать молодого человека. Только его мать и Вика безмолвно наблюдали за происходящим.
Виталий Борисович потихоньку стал успокаиваться.
- А ты, Александр Александрович, какого черта за него заступаешься? Кто твоих ипохондриков лечить будет? – уже спокойно начал говорить он. – Думаешь, он зря нас вместе собрал? Чтобы огорошить всех разом!
- А и молодец! Совместил полезное с неприятным! Гордиев узел рубанул так, что у каждого по хвостику от веревки осталось. Считаешь, лучше было бы, если б умотал, ничего не сказав?
Степан внимательно следил за перепалкой, почувствовал, что напряжение спало, был рад, что мать все слышала, и доводы, которые он собирался привести в свое оправдание, она услышала от пожилых, уважаемых людей. Все получилось как нельзя лучше.
- Спасибо, док, за поддержку. После экспедиции непременно вернусь в больницу, - сказал он и повернулся к гипнотизеру. Тому просто кивнул в знак признательности.
- А мне ничего не хочешь сказать? – спросил академик.
- По приезду. Мы о многом поговорим, но потом. Нам вместе плуг тащить.
- Знаешь, чем купить старика. Откуда возникла эта шальная мысль? Что за блажь остатки космического булыжника разыскивать?
- Космос, это.… Один раз услышал фразу, которая меня поразила, разбудила чувства, которые даже словами передать не смогу. Космос – это предчувствие…. Каково, а? У каждого свое. Каждый понимает по-своему. Если бы не медицина….
- Матери, что скажешь? – голос академика звучал ровно, он смирился.
- Мама знает, что я отдохну и вернусь. Да, мам?
Никто из участников торжества не предполагал, чем все обернется, не думал, что каждый из них не раз и не два вспомнит этот разговор.
Александр Александрович и Валерий Павлович будут ругать себя последними словами за то, что поддержали юношу. Девушка будет плакать ночами, понимая, что ничего изменить не могла. Академик станет винить себя, что не нашел нужных слов и быстро сдал позиции, дал себя уговорить. Но больше всех, конечно, горевать будет мать.
Вспоминать этот вечер будет и Степан. Часто. И первый раз следующим же днем.
«Как хорошо вчера все получилось, - скажет он утром, проснувшись и потянувшись на постели, - сумбурно, немножко нервно, но все-таки»!
*****
Глава 3. Таежное хобби.
В Москву Степан добрался без приключений. Проходящий поезд не опоздал, в пути обошлось без происшествий, и в столицу состав прибыл вовремя. Все складывалось удачно.
Времени было достаточно, чтобы перекусить и добраться до назначенного места. На спине мужчины – горбом – висел огромный рюкзак, но занятия на тренажерах не прошли даром: тяжесть не скоро напомнила о себе.
Кафе Степан решил поискать на месте - не хотел искушать судьбу. «Все идет по графику, - думал он, выходя на кольцевой станции метро из электрички для пересадки, - но закон бутерброда в любой момент может напомнить о себе».
Встреча должна была состояться у входа в метро на станции Юго-западная. Узнать его должны были по фотографии, которую он отослал по интернету. Поев в кафе и купив впрок десяток понравившихся бутербродов и минеральной воды, юноша выбрал место для ожидания. Ориентиром был рюкзак, лежащий у ног.
Степан смотрел на снующих людей, но мысли его были далеко от Москвы.
«Ругали меня все, кому не лень, - вспоминал он. – И никто не спросил, как я сумел пробиться в эту экспедицию, и чего мне это стоило».
Узнав о комплектации команды, юноша сразу же занялся перепиской через интернет. В любой экспедиции должен быть доктор. И тут Степан осознал, что корочки могут отомстить за пренебрежительное отношение к ним. Работа над кандидатской диссертацией была в самом разгаре, известна приблизительная дата защиты, и она делала невозможным его участие в походе. Аспирант уговорил академика ускорить событие. Тот не знал истинной причины спешки, объяснил нетерпение аспиранта какими-то причудами, но приблизил дату защиты.
Степану повезло дважды. Он понимал, что кандидатур на место много, поэтому сделал приписку, после которой ему разрешили ехать даже не с основным составом. Во-первых, Степан между строк, как бы случайно, сообщил, что вместо наркоза в своей практике использует гипноз. Приписка оказалась определяющей при утверждении кандидатуры врача. Все, не только руководитель экспедиции, хотели увидеть гипнотизера. О таких знали, но мало кто встречал. Во-вторых, два человека были оставлены дожидаться отставшее оборудование. Ему же предстояло еще защищать диссертацию, и он только-только успевал к отъезду этой группы. Ему разрешили догонять экспедицию вместе с ними.
Степан отослал документы, и начались аврал и штурмовщина. Даже академик обратил внимание на удивительную работоспособность аспиранта и заметил, что тот похудел.
«И я ведь никому не врал, просто не говорил правду, - подумал юноша, подводя итог воспоминаниям, - шел, как говорит академик, на шаг-другой впереди, только и всего. Шел, чтобы успеть»!
- Здравствуйте. - Услышал Степан голос за спиной и повернулся. Перед ним стояли двое мужчин. – Это вы?
- Конечно, я, - юноша удивился глупому вопросу, улыбнулся и, на всякий случай, уточнил. – Вместе будем Тунгуску исследовать?
Мужчины закивали головами. Между ними чувствовалось еле заметное сходство, но один был значительно старше. Второй – ровесник Степана. Одеты мужчины были одинаково: клетчатые рубашки, джинсы и легкие, необычные сапоги.
Степан посмотрел на свои кроссовки и услышал голос старшего мужчины.
- Сразу сапоги надели, чтобы не таскать лишнее. Иван. Отец, - представился он. А это – сын. Николай. Как тебя звать?
- Степан, - ответил юноша. Ему понравилось, что мужчина сразу перешел на ты. – Когда и куда?
- «Газель» недалеко стоит, пошли, время не поджимает, но мало ли что? Ждать не будут, оказией летим.
Степан закинул рюкзак за спину, и троица отправилась к машине.
- Ты это, знаешь, что? Девица с нами летит... Не удивляйся. – Старший сказал и тут же начал оправдываться. – Мне что? Позвонили – выполняй. Дочь руководителя экспедиции, куда денешься? Тоже в последний момент прицепилась.
Машина оказалась просторной. За двумя рядами сидений, включая водительское место, располагался закрытый кузов. Туда-то и забросил Степан свой рюкзак и расположился с родственниками во втором ряду. Впереди сидели водитель и Ирина. Так представилась девушка, шофер только кивнул в знак приветствия. Всю дорогу молчали. Один раз Степан нарушил тишину, когда понял, куда они едут:
- Почему Внуково? Это ведь южное направление.
- Там транспортник приземлился, - ответил сосед и всю оставшуюся дорогу больше не произнес ни слова.
Автомобиль подъехал к воротам, располагающимся в стороне от здания аэропорта, и остановился. Водитель взял папку и ушел в домик с зарешеченными окнами. Вернулся через полчаса в сопровождении старика. Тот оглядел пассажиров, прошел с водителем к кузову, осмотрел и его, и только потом открыл ворота, включив кнопку, располагающуюся под козырьком на стене здания.
Машина проскочила ворота, некоторое время ехала по асфальту и неожиданно свернула на траву, направляясь по кратчайшему пути к одиноко стоящему самолету.
«ИЛ-76, - отметил юноша, - мой первый самолет. Первый и такой огромный».
Он нащупал в кармане таблетки. Мать всучила их, предупредив, что это аэрон - от тошноты. Степан лучше матери знал, что это за лекарство, хотел пережить все ощущения от полета без прикрас, но с матерью спорить было бесполезно, пришлось спрятать в карман.
Женщина складывала в рюкзак вещи, которые парень не собирался брать, втискивала пакеты, а он вынимал их. Так продолжалось долго, пока сын не сказал, указав на рюкзак:
- Он не резиновый, а я не железный. Мама, мне придется нести его по лесу. Хочешь, я возьму еще два чемодана?
Инцидент был исчерпан, и женщина почувствовала себя ненужной, присела рядом и наблюдала, как сын укладывает вещи. Ему пришлось все выложить и начать укладку сначала.
- Выгружаемся и загружаемся. - Прервал воспоминания Степана голос летчика, появившегося неизвестно откуда.
Автомобиль стоял около борта самолета.
Ящики из машины мужчины складывали прямо у люка. Девушка крутилась в кузове, перетаскивая мелочь к краю. Вся разгрузка заняла не больше получаса, потому что мужчины работали попарно - помогал водитель. Он спешил, и как только кузов опустел, поднял руку в знак прощания, забрался в кабину, и облегченная «Газель» резво рванула с места.
Когда ящики были подняты в самолет, подошел летчик, отстегнул от борта тележку и подтолкнул ее в сторону груза.
- Теперь в том же темпе переложите все в ближайшую клеть, - он указал в направлении ряда перегородок, закрепленных вдоль борта. - Тогда ваши ящики не выберутся на прогулку при полете. Крупногабаритные вниз, маленькие и легкие сверху.
Самолет был частично загружен до их приезда, но проходы остались широкими. Вдоль другого борта пассажиры обнаружили шесть пар кресел, стоявших в ряд. Завершив работу, они расположились в них. Степан сел около иллюминатора. Это был его первый полет, и хотелось посмотреть на землю с высоты.
Пришел знакомый летчик, удовлетворительно кивнул, проверив укладку груза и стопорение тележки, обратился к пожилому мужчине, посчитав его старшим:
- Доложили, что готовы. Ждем команды. При взлете пристегнитесь. Будем подлетать к Омску, сообщу.
Самолет делал промежуточную посадку в областном центре для дозагрузки, это Степан уже знал.
- Отчеканил и ушел, - возмутился Николай, - хоть бы спросил, есть ли у нас вопросы.
- Памперсы забыл одеть? – усмехнулся отец.
- Буфет где, хочу знать, - ответил шуткой сын. Он собрался подняться, но в это время взревели двигатели, и ему ничего не оставалось делать, как пристегнуться.
Самолет простоял некоторое время на месте, прогревая турбины, и неожиданно тронулся, стал выруливать на взлетную полосу. Там замер, качнувшись, в ожидании разрешения на взлет.
Что машина начала набирать скорость, Степан понял, когда инерция прижала его к креслу, и заложило уши. Аэропорт быстро исчез из поля зрения, и за иллюминатором замельтешили какие-то строения. Прошло несколько секунд, и нос самолета задрался вверх. Машина взмыла в небо, набирая высоту.
«Только ради этого можно было отправляться в экспедицию, - подумал юноша, не отрываясь от стекла. – Как здорово»!
Люди превратились в муравьев, а вскоре совсем исчезли. Здания уменьшались на глазах, количество их увеличивалось, и через минуту вся столица представилась в виде игрушечных домиков.
Самолет сделал крен во время разворота, и чудо исчезло: иллюминатор закрыли матовые облака. Когда рукотворная птица выровнялась, они оказались внизу, под крыльями. Степан чувствовал сквозь затемненные стекла очков, что солнечные лучи беснуются поверх облаков, и рука непроизвольно потянулась к ним. Яркий свет резанул глаза, и веки невольно закрылись. Очки пришлось опять одеть, но юноша успел почувствовать бодрящий запах свежести.
«Озона глотнул», - отметил Степан, и посмотрел на своих спутников.
Девушка, как и он, прищурив глаза, смотрела в иллюминатор. Сын с отцом сидели рядом. Они откинули столики со спинок кресел предыдущего ряда, разложили на них продукты и пировали. Треть бутылки водки была уже пуста. Николай, закусывая, разливал вновь. Почувствовав обращенный на него взгляд, парень махнул призывно рукой, но юноша усмехнулся и отрицательно помотал головой. Его манил иллюминатор, но однотонный вид сменяющих друг друга облаков скоро утомил, и Степан заснул.
Его разбудил отец Николая – Иван.
- К Омску подлетаем, пристегнись. Все знают, обрадую и тебя: туалет находится около кабины пилотов. Геолог мой отыскал.
Посадка Степану понравилась меньше: пасмурная погода ухудшила видимость. Аэропорт выглядел заметно меньше и беднее. Когда двигатели притихли, появился незнакомый пилот и подошел к пассажирам.
- Будем заправляться и загружаться. Метеосводка неблагоприятная, спешим, чтобы не застрять. – Он говорил, а сам поглядывал на напарника, копошащегося в хвосте самолета. - Вы, пожалуйста, не слоняйтесь без дела.
Он еще не договорил, как раздался металлический скрежет. Хвост транспортника надломился, и нижняя часть его начала медленно опускаться. Через несколько минут первая груженая машина, натужно рыча, взобралась внутрь самолета и остановилась около пассажиров. За ней проследовали еще две. Последний грузовик только взбирался по трапу, а колеса первого уже были застопорены колодками, и мужчины в синих комбинезонах, суетящиеся около него, перешли к следующему автомобилю.
Пилот проследил за погрузкой, проверил крепеж и подошел к пассажирам.
- Долго стоять не будем. Не расслабляйтесь.
«Слаженно все, - подумал Степан, провожая взглядом удаляющегося летчика. – Сработали как на учениях».
Через полчаса транспортник бороздил воздушные просторы Сибири, а родственники отмечали это событие. Степан опять отказался составить компанию. Девушка тоже.
- У нас отпуск от Москвы до самых до окраин, - объяснил гулянку Иван.
- Если вы везете спиртное для всей экспедиции, то вам, конечно, хватит, Но хватит ли им?
- Док, ты неправ, - вступился за отца Николай. – В Красноярске будем как стеклышки. Первый раз с нами, поэтому не знаешь. А кончится топливо, подкинешь спиртику?
- И не мечтай, - отозвался Степан. – Весь запас и медикаменты, закупленные по моему списку, уехали с основной партией.
Девушка разложила продукты на своем столике и начала трапезу. У Степана засосало под ложечкой, и он вспомнил о бутербродах.
Второй перелет по времени оказался короче и прошел незаметно.
В Красноярске стояла хорошая погода. Их ждали. Встретил работник аэропорта. Степан так понял, потому что тот был в синей форме.
Девушку разместили в одиночном номере гостиницы, мужчины заняли один на троих. Их предупредили, что в восемь утра вылетает вертолет, который доставит до места, и что ящики перегрузят без них. Предложили отдыхать.
- А здорово, что с нами поехала дочка шефа, - заметил Николай, когда мужчины оказались в своем номере. – Кто бы мог предположить, что все будет так продумано. Не будь ее, куковали бы сейчас где-нибудь на лавках в аэропорту или закидывали груз в вертолет.
Распаковывать свои вещи мужчины не стали, вытащили только то, что необходимо на вечер.
- Сейчас я в ванную, - сообщил Иван, – когда еще по-человечески помыться придется? Вам же советую натаскать что-нибудь из кулинарии Восточной Сибири. И побольше. Надо затариться на первое время. Потом как хотите, можете тоже избавиться от столичной пыли.
Вечером родственники затащили Степана за стол.
- Пора, доктор, и познакомиться, - сказал сын.
- И узнать, что пьют местные аборигены, - поддержал его отец. – Я менделеевки с такими этикетками еще не пробовал.
После такого вступления, юноша постеснялся отказываться. Он больше отмалчивался, но Иван, захмелев, оказался словоохотливым. Местная водка развязала язык:
- Сто лет прошло. Что мы там можем найти? Сколько экспедиций уже побывало? И ничего!
- Конечно, - сын и согласился, и нет, - пока сам по земле не поползаешь, не поверишь!
- Акваланги взяли. Говорят, эпицентр затопило, и там озеро образовалось. И что? Там же илом все затянуло! И все равно хочется самому убедиться. Не знаешь, что за оборудование везем?
- Никак, драгу компактную.
- Иди ты. Не может быть!
Степана стал утомлять разговор. Он перебрался на кровать. Начала сказываться усталость от перелетов и смена часовых поясов. Когда он почувствовал, что засыпает, разделся и укрылся с головой, чтобы не мешал свет.
Потерю собеседника отец с сыном не заметили.
Вертолет, который должен был везти отставшую от основной группу, был специально переоборудован для длительных перелетов без дозаправки. К дополнительным бакам с топливом местные умельцы приделали еще один комплект. Экипаж уже доставлял основной состав экспедиции на место, и особых проблем с выбором маршрута не предвиделось.
- Доставим вас на базу, а там, как получится: или выгрузим ящики, или подбросим, куда укажут, - летчик развлекал пассажиров разговорами, потому что два его коллеги почему-то опаздывали. – Лагерь находится у заимки под названием «Пристань». Вы ведь не первые там ковыряетесь. У реки удобно. Рыбалка там, я вам скажу…. Тмутаракань, людей нет, рыба, можно сказать, непуганая. Хоть руками лови.
- Только ими и придется, - откликнулся Николай, - оснастки нет. Кто же знал?
- Какие проблемы? – Летчик ненадолго забрался в вертолет и вернулся с крючками и мотком лески. – Держи и помни мою доброту.
- Чем-то нас обрадуют, - вдруг сказал он и показал в сторону мужчины, бегущего к вертолету. В руках тот держал увесистую коробку. Увидев, что его заметили, перешел на шаг.
Все ждали информации о летчиках, но мужчина, переведя дыхание, вручил коробку Ирине:
- Это вам, ваши просили захватить. Мазь от мошкары.
Николай забрал у девушки коробку и отнес в вертолет. Вернулся, неся несколько тюбиков. Вручил всем по одному.
- Прячьте, знаете ведь, когда привезем, может и не хватить. Кубинские, надо же! Знаком с такой мазью: один намажется, а соседей гнус не трогает – злая, но пахнет хорошо.
- Есть сообщение, - вдруг объявил летчик, пряча сотовый телефон в карман. – Абонент стал временно доступен. – Пошутил он. – Напарники мои были в роддоме – отвозили роженицу. Один стал отцом, а второй срочно едет сюда.
Раздался смех и улюлюканье Николая.
- Причина более чем уважительная. Прощаем, - подвел он итог всеобщему веселью. – А как же без третьего?
- Такое допускается, и не в первый раз происходит.
Через полчаса прибыл недостающий пилот, а еще через десять минут тяжелые лопасти вертолета МИ-18 вздрогнули, завертелись, набирая обороты, машина дернулась и лениво поднялась в воздух.
Степан заглянул в иллюминатор. Ему хотелось сравнить взлет самолета и вертолета. Оба показались интересными, но по-разному. Когда он отвернулся от стекла, заметил неладное: девушка сидела бледная, судорожно сжав ручки кресла; вибрация вертолета не сделала похмелье родственников легким – на них тоже не было лица. Доктор вытащил таблетки, приготовленные матерью, и разделил на троих.
- Глотайте, братцы-кролики, поможет.
- Что это? – спросила девушка.
- Подавитель приступов болезни Меньера.
- Лекарства против страха мне не нужно, - отозвался Николай.
- Морской болезни, - уточнил Степан. – Принимайте, это аэрон, знаете такой?
Вертолет летел гораздо ниже самолета. Облака были, но находились выше летящей машины. Можно было любоваться и ими, и постоянно меняющимся ландшафтом земли. Скоро город остался позади, и землю, как трава, закрыла сплошная шапка леса. Наблюдать за однообразной панорамой стало неинтересно, и юноша перестал заглядывать в иллюминатор.
Лекарство помогло: родственники ожили, стало легче и девушке.
- Рыбу люблю ловить, но есть могу только жареную и вяленую, – сказал Николай, оборачивая каждый крючок в бумажку и укладывая их на дно спичечной коробки. – Вареную ем через силу. - Сказал для себя, увлекшись работой. – Теперь можно будет отвести душу.
Но отец вдруг возмутился:
- Любил бы, не пришлось клянчить снасти.
- А ты где был? Почему не напомнил раньше?
Завязалась беззлобная перепалка между отцом и сыном.
- А я люблю ловить, - сознался Степан. – И тоже не подумал об удочке.
- Я тоже люблю рыбалку, - вдруг сказала Ирина. Все удивленно посмотрели на девушку. Она впервые за все время следования от Москвы вступила в разговор.
- И об удочках-спиннингах, конечно, не вспомнила, - поддел ее Иван.
- Почему? Все есть, но уже в лагере. Приедем, поделюсь.
Родственников признания остальных членов экспедиции успокоили: Николай опростоволосился, но не один, вместе с доктором. Разговор сам по себе сошел на нет, и тишину некоторое время нарушал только равномерный гул моторов. Монотонный звук усыпил мужчин, не поддалась убаюкиванию только девушка – отвернулась к иллюминатору.
Вертолет летел над безмолвными зелеными просторами.
Степан не знал, сколько продолжался полет, и что его разбудило, но быстро сообразил, что звук двигателей изменился. Обернулся на пассажиров - те тоже не спали. Гул моторов не был монотонным. Он напоминал звук вращающейся огромной шестеренки, у которой отсутствовали один или два зуба. Машина, захлебываясь, натужно рычала и начала подергиваться.
Юноша прошел к летчикам. Было заметно, что им не до него, но один все же крикнул:
- Что-то случилось с двигателями. Оба сразу задурили, топливо, похоже, поступает с перебоями. Держитесь, будет аварийная посадка.
Степан видел через лобовое стекло, что вертолет снижается и чувствовал, что снижается какими-то рывками. Быстро надвигалась стена леса.
«Среди деревьев нет ни одного просвета, что же это будет за посадка? - подумал он, с трудом пробираясь на свое место».
Парень видел, что все вопросительно смотрят на него и прокричал:
- Падаем, держитесь. – Прошел к девушке и сел рядом с ней. В последний момент он накрыл ее своим телом, обхватив руками спинку кресла.
Пилоты нашли свободный пятачок. В обычных условиях его хватило бы для безболезненной посадки, но не сейчас. Вертолет стало непроизвольно разворачивать. Нос наткнулся на деревья на краю поляны, раздался громкий стук. Двигатели заглохли, но лопасти вращались по инерции и некоторое время рубили верхушки деревьев. Сосны не выдержали тяжести машины, и она, ломая все на своем пути, просела и ударилась о землю. Только задранный вверх хвост вертолета и прилегающая к нему часть корпуса пострадали меньше всего - оказались на опушке.
Через несколько секунд в вертолете началось шевеление. Ящики, порвав крепления, разлетелись по салону. Они просто ссыпались вниз. Пассажиров защитили кресла. Степан и девушка не пострадали. Николай тоже сумел удержаться в кресле. И только Иван, лежа среди ящиков, стонал.
«Он упал на них, а не они на него. Повезло, - подумал юноша, направляясь вслед за Николаем к отцу. Беглый осмотр показал, что тот сломал ногу и получил сильные ушибы. Степан оставил раненого мужчину и полез к пилотам. Страшное зрелище предстало перед ним.
В груди одного из летчиков торчал обломок толстой ветки. Сомнений не было: помочь ему уже никто не мог. Второй, скрючившись, сидел в кресле. Под ним виднелась небольшая лужица крови. Степан приподнял голову мужчины и понял, что удар пришелся по лицу. Что и он мертв, выяснилось через несколько секунд.
Доктор выбрался из кабины и увидел обращенные на него взгляды. Обреченно махнул руками, и все поняли, какая участь постигла пилотов.
- Оставаться здесь опасно, - сказал Степан и повернулся к Николаю. – Сейчас спустим с тобой отца из вертолета, и ты оттащишь его на другую сторону опушки. Ты, – он указал пальцем на Ирину. – Будешь относить к нему все, что я выкину на землю. Все охи откладываются на потом.
Ирина помогла Степану взвалить Ивана на спину сына, и тот, прогнувшись, понес стонущего отца.
Девушка подняла два огнетушителя, которые первыми выбросил из вертолета юноша, и пошла следом за ними. Ее остановил окрик доктора:
- Огнетушители и топоры не уноси далеко, оттаскивай рюкзаки.
Вернулся Николай и стал помогать Ирине, но Степан отправил его обрубать ветви деревьев вокруг вертолета.
- Оголяй по кругу, возможен пожар. Поторопись. – Он не сказал взрыв, чтобы не пугать парня, но тот догадался.
Степан был рад, что очки не разбились. Он заметил это, когда они испачкались обо что-то, и пришлось их протирать, прищурив глаза.
Взгляд случайно остановился на обшивке вертолета, и доктор почувствовал специфический запах нефти. «Топливо где-то подтекает, - догадался он. - Керосин или бензин? Авиационный керосин, скорее всего. Надо торопиться».
В следующий раз Степан снял очки специально и оглядел покореженный салон. Запах усилился и усилился настолько, что по телу юноши прокатился страх. Он кожей почувствовал опасность. Выпрыгнув на землю, заорал во весь голос: - Николай, беги, сейчас взорвется! – и, подхватив ближайший ящик, поволок его в сторону от вертолета.
Раздался взрыв, огонь столбом взметнулся в небо, крутнулся пару раз, опустился вниз, и ровное пламя охватило поверженную машину. Вертолета больше не было, был большой костер, который пытался перебраться в лес.
Девушка видела, как доктора кинуло взрывной волной, как он, кувыркнувшись по земле, встал, подхватил, оказавшийся рядом огнетушитель, и захромал в лес, огибая пламя. Она пустилась вдогонку.
Николай стоял за стволом дерева и наблюдал за костром. Степан, увидев его, облегченно вздохнул.
- Держи огнетушитель, тебе принес. На костер не лей – не хватит, чтобы потушить. Следи, чтобы огонь не перебрался на ветки. Их и заливай пеной. Пока продолжай работать топором.
- А ты, какого черта сюда прилетела? - спросил юноша прибежавшую Ирину. – Пошли назад, для тебя тоже дело есть.
Доктор подвел девушку к костру со стороны поляны и начал инструктировать:
- Нам повезло, ветер слабый и дует от леса в нашу сторону. Сейчас запустим второй огнетушитель, и ты прольешь траву вокруг вертолета. От кромки леса с одной стороны до другой. Вначале узкую полоску, потом расширишь, пока пена не кончится. Поняла? Сделаешь и следи, чтобы огонь не перескочил через пролитую зону.
Степан ушел, поплелся к Ивану. Болела нога, каждый шаг отзывался в груди. Он хромал и думал, что может не добраться до места и потерять сознание. Но добрался.
- Как ты? – спросил он, присев рядом с раненым.
- Все целы? Взрывом не задело?
- Все, кроме летчиков, - доктор ответил и проворчал: – Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. – Сказал и откинулся на траву – сознание покинуло его.
Очнулся Степан от едкого, но приятного запаха. Над ним колдовала Ирина. Девушка растирала его мазью от комаров.
- Ну что это за доктор, которого нужно лечить? Как тебе мазь вместо нашатыря?
Правая рука онемела, парень левой отвел ладонь девушки от лица. Вздохнул полной грудью и почувствовал боль. Он не слышал своего стона, но его услышала Ирина.
- Лежи, не дергайся. Все нормально. Транспорт наш уже не горит, только дымит. Знаешь, сколько времени прошло?
Парень подвел руку к глазам и посмотрел на часы-калькулятор.
Девушка не отставала.
- Что молчишь? Приказы кончились?
- Зови Николая. Ужинать пора и готовиться к ночлегу.
- Я здесь, - раздался мужской голос.
- Вырежи штук шесть метровых жердей, подруби с одной стороны, чтобы плоскость была. Шину отцу ставить будем. По пути захвати хворост. Дров на костер натаскать надо, - юноша сказал и усмехнулся. – Долго мы огонь недобрым словом вспоминать будем.
Мужчина ушел, девушка проводила его взглядом и повернулась к Степану.
- А ты, мадам, собери из всех рюкзаков продукты в одно место. Николай выпотрошит какой-нибудь ящик для хранения. Кто знает, сколько нам здесь куковать? – Юноша дал указание и девушке. После паузы добавил: - Из срочного, вроде бы все.
Через полчаса гора продуктов возвышалась на траве, а вся немногочисленная группа собралась около нее и молчаливо разглядывала. Николай, что-то вспомнив, рванулся к своему рюкзаку, достал фляжку и показал всем:
- Чистейший спирт. Не медицинский, но и не технический. Ректификат.
- Дайка, - протянул руку Степан. Взял емкость, капнул жидкости на палец и лизнул. Закрутил крышку и спрятал в свой рюкзак.
Никто не произнес ни слова, только Иван, лежащий рядом с продуктами, недовольно крякнул.
- Сбор лекарств начался, – пояснил удивленным зрителям доктор, - оклемаюсь немного, поищу кое-какой травки.
- И это правильно, - согласился с ним Николай и достал вторую фляжку. – А это лекарство мы будем принимать как снотворное, чтобы меньше ворочаться, укладываясь спать.
- Тогда начнем с подготовки ко сну, а ужинаем позже. – Не стал спорить доктор.
Врач занялся установкой шин пострадавшему, Николай пошел к ящикам. Собрал все в одно место и вскрыл подходящий для хранения продуктов. В нем оказались две небольшие палатки.
- Черная полоса в нашей жизни кончилась, - радостно сообщил он. – Судьба решила растянуть удовольствие, издеваясь над нами.
Находка всех обрадовала, и парню пришлось вскрывать все ящики подряд в поисках новых подарков фортуны, но все оказалось тщетным: в остальных лежали металлические детали, назначение которых никто не знал.
Степан еще раз осмотрел Ивана. Первое предположение подтвердилось – как минимум трещина в голени левой ноги и куча ушибов. Наложив шины, доктор занялся собой. Оголив торс, увидел огромный синяк на боку. «А еще говорят, - подумал он, - что снаряд дважды не попадает в одно место. Эту сторону когда-то мне помяла машина». Пара глубоких вздохов с поднятием рук и ощупывание синяка убедили его, что ребра целы.
- Анаболики принимаешь, доктор? – Услышал он голос Николая, повернулся в его сторону и увидел, что девушка с парнем рассматривают его. Смутился и стал быстро натягивать одежду.
- Бицепсы-трицепсы накачал будьте-нате. Чего же в обморок шлепнулся?
- Переутомился и ударился несколько раз, вот сознание и подстраховалось. – Степан сел на землю и снял кроссовки. На больной ступне обозначилась опухоль. – Иди-ка лучше сюда. Вывих у меня - дернешь стопу.
Всех терзал голод. Палатки ставить не стали, раскидали на земле приготовленные лапы лиственницы и ими накрыли в два слоя. У каждого был с собой спальный мешок, и оставалось только надеяться, что ночью не пойдет дождь.
Ирина приготовила незамысловатый ужин: бутерброды с тушенкой, бутерброды с колбасой и бутерброды с сыром. Завершали натюрморт шесть полиэтиленовых бутылок с различными жидкостями, причем две из них были с магазинной, но простой водой. Их сразу же конфисковал Николай. Он покупал их на всякий случай, но с дальним прицелом.
- Это из комплекта к снотворному, - прокомментировал он свои действия, - спирт нужно разводить. Не соком же?
Спирт развели и разлили по кружкам. Посуду подняли и замерли, понимая, что пить, ничего не сказав, нельзя. Раздался кашель Ивана и все догадались - говорить будет он.
Мужчина сидел, откинувшись на приткнутый к дереву рюкзак, запеленованная нога была вытянута вдоль импровизированного стола, вторая согнута в колене. Одной рукой он держал кружку, другой поддерживал снизу ладонью.
- Давайте выпьем за летчиков. Погибли мальчишки. Нас спасли, а сами погибли. Утром смеялись вместе с нами, радовались жизни, а теперь их нет. А мы… мы даже не смогли их вытащить вовремя. Пусть простят нас за это.
Все выпили и потянулись за бутербродами.
- Я тоже думал об этом, - признался Степан чуть позже. – Завтра займемся. А тогда? Я врач и в первую голову думаю о живых. Надеялся, что успеем, а потом как обожгло, почувствовал, что скоро взорвемся.
- Взорвешься, док. Ты оставался в вертолете один, - уточнил Николай. – Пойми меня правильно, я не осуждаю тебя, наоборот. Ты разогнал всех и рисковал один. Выкинул в первую очередь все необходимое. Я хочу выпить за твое здоровье.
Все опять приложились к кружкам. Наступившую тишину вновь нарушил Николай:
- Это же надо додуматься, сразу выкинуть огнетушители и топоры! Я бы вообще не вспомнил про них и потом всю жизнь корил себя. Мы бы сейчас как зайцы бежали от огня, если бы вообще живы были.
Хмель дал о себе знать, и Степан нисколько не смутился.
- Завтра спозаранку ставим мне памятник, потом палатки.
- А третий летчик? – поддержала разговор Ирина. Вот кому повезло! Сын, едва родившись, спас ему жизнь.
Разговор плавно перешел на случайности, каждый пытался рассказать историю из своей жизни. Пауз в разговоре не предвиделось, но когда она все же наступила, компания дружно рассмеялась, услышав громкий храп Ивана.
Сумерки сменились темнотой, и пора было укладываться спать.
Закуску подмели подчистую, стеклянной посуды не было, поэтому Степан поднял край палатки и просто ссыпал все на траву. Николай развернул свой спальный мешок, и на него уложили Ивана. Родственники укрылись спальным мешком отца. Девушка и Степан пристроились рядом, забравшись в свои.
Закончился первый день, проведенный четырьмя искателями приключений в тайге, и началась первая ночь.
Утром все проснулись от громких ударов – Степан что-то мастерил из пустых огнетушителей. Поднимались неохотно. Николай подошел к доктору и стал смотреть, как тот отделяет красный корпус огнетушителя от горловины.
- И что это будет?
- Флаг. Ты залезешь на дерево, обрубишь ветки наверху, и водрузишь его, насадив, как звездочку на елку. Нас будут искать!
- Точно, - поддержала девушка. – С базы не подтвердили нашего прибытия, и началась паника.
- Правильно мыслишь, - согласился Степан. – Ты соберешь костер посреди поляны, но зажигать будем только при звуке транспорта спасателей. Это могут быть и вертолеты, и небольшие самолеты. Что такое кукурузник, знаешь?
Доктор чуть-чуть прихрамывал, боясь полностью наступать на выздоравливающую ногу. Поднял с земли два обрубка от стволов небольших деревьев, заканчивающихся рогаткой, подсунул их под руки и заскакал на одной ноге, упираясь на обрубки как на костыли. Добравшись до Ивана, протянул ему.
- Тебе сделал, калека, будешь скакать в лес до ветра. Созрел, наверное.
- Царский подарок, - восхитился мужчина. – Я уже собирался сына оседлать.
- Всем задания раздал? – спросил подошедший Николай. – Огнетушители, где вешать будем?
- Мы в низине. Повесим справа и слева, но наверху. По штуке. Бери свою леску, топор и пошли.
Подъем был пологий, больших затрат энергии не требовал, и скоро Степан остановился, сказав:
- Давай здесь. Вроде на гребень взобрались. – Он выбрал самое толстое дерево и указал на него Николаю. – Разувайся и вперед. Я привязал к концу лески какую-то деталь из ящика, спустишь ее сверху, поменяю на топор. Подготовишься, также поднимешь наш маяк.
Подъем огнетушителя оказался самой трудной частью операции - застревал в ветках. Чуть ли не половина всего времени ушла на него, и все же мужчины остались довольными. Степан не представлял, как смотрится красный корпус огнетушителя с воздуха, но с земли он просматривался отчетливо.
Когда мужчины собрались возвращаться, Николай направился в другую сторону, не в ту, из которой пришли. Недоброе предчувствие закралось в душу доктора.
- Ты куда, геолог? Фазенда в другой стороне!
- Разве? С чего ты взял, что я геолог? А! – догадался Николай. – Отец так шутит! Я тяни-толкай. Он - повар. Разнорабочий и повар, поэтому нас и оставили сопровождать груз, решили, что какое-то время смогут обойтись без нас.
Второй огнетушитель водрузили гораздо быстрей. Голод начал напоминать о себе, но к их возращению уже был готов скромный завтрак из старого меню.
В разгар трапезы Степан задрал руку, привлекая внимание. Ему послышалось, что ветер донес звуки двигателя. Пока все прислушивались, разглядывая небо, он разжег приготовленный Ириной костер. Пламя занялось быстро – помогли разгореться промасленные обертки от деталей, что лежали в ящиках. Две-три лапы сосны, положенные сверху, дали неплохой дым, но поднимался он медленно и невысоко.
Настроение у всех приподнялось. У всех, кроме доктора, но этого никто не заметил.
Ажиотаж скоро прошел, и все вернулись к своим делам. Решили постоянно поддерживать огонь и только в самый последний момент подбрасывать для дыма зеленые лапы деревьев.
Летчиков предстояло хоронить. Настоял Степан.
- Тайга, есть тайга, – говорил врач, аргументируя свое решение. – Зачем искушать зверей? Перезахоронить всегда можно. И кто мне скажет, когда нас найдут?
Все были настроены оптимистично, и только доктора грызли сомнения – он готовился к худшему.
Мужчины по очереди долбили топорами землю рядом с вертолетом и выгребали крошку на край могилы. Иван готовил кресты, разобрав несколько ящиков. Их содержимое, избавив от обертки, ссыпали в два больших. Ирина принесла пару простыней, которые везла зачем-то в лагерь.
К вечеру все было готово. Могилу выкопали одну, но широкую. Оставалось самое трудное – перенести тела.
Степан боялся этого момента. Он собирался закоптить очки, чтобы не получить те ощущения, которые предчувствовал, но был уверен, что его не поймут, а объяснить не мог. Девушка и Иван, со своими костылями, были плохими помощниками Николаю. Оставался только он – доктор. И он решил поговорить с парнем.
Все решилось на удивление просто. Николай сказал, что помощники ему не нужны, так как обгоревшие тела почти ничего не весят. Он сообщил, что был уже там, и говорит не понаслышке, что нужны только простыни, а они есть.
Похороны прошли в молчании. Все главное было сказано вечером, и немногочисленная процессия только поблагодарила летчиков за спасение и попрощалась.
- Вы дали нам шанс, - высказался за всех доктор. – И мы воспользуемся им, сделаем все, чтобы остаться в живых и рассказать о вас людям.
Палатки опять поставить не успели. Степан был рад этому. Он решил постоянно загружать людей работой. Любой, даже ненужной. Это отвлекало от грустных мыслей.
Случилось так, что все и обо всем начали советоваться с ним. Он, незаметно для себя, стал лидером. Когда осознал это, принял как данность. Осознал и назначил на вечер совет.
- Нам нужно надеяться на лучшее и готовиться к худшему, - сказал он, когда все расселись на расстеленной палатке. – Я обещал, что мы выберемся, и мы выберемся. А для этого нужно…
- Поужинать, - перебил его Николай. – К чему эта официальность? Как скажешь, так и сделаем.
- Пусть будет так, - согласился Степан. – Он был благодарен ему за помощь при похоронах и за эту поддержку. Согласился даже допить спирт, когда Николай потряс фляжкой с остатками алкоголя и вопросительно посмотрел на него.
- Закусывайте и внимайте, - начал излагать свои мысли доктор. – У нас кончаются соки и вода. Дождь непредсказуем. Завтра мы с Николаем идем искать реку, родник, болото. Все, что имеет влагу. Лучше бы разойтись и искать порознь, но я не уверен в вас, не знаю, умеете ли вы ориентироваться в тайге. И рисковать не хочу.
Вода и пропитание. Вот все, что нам нужно иметь, пока нас будут искать.
Иван и Ирина – ставите завтра хотя бы одну палатку. Это на случай дождя, чтобы было, где укрыться. Подумайте, как собирать дождевую воду с помощью тех же палаток. Очень просто собирать грибы, даже не умея ориентироваться в лесу. Один человек остается в лагере и стучит через определенные промежутки времени по корпусу вертолета. Не уходите далеко от набата, и все.
Все. До завтра. Больше пить не будем хотя бы потому, что похмелье требует много воды. Спать. Всем спать.
«Еще один день прошел, вторая ночь настала, - подумал Степан, засыпая, - Нас ищут. Не завидую я им – искать иголку в стоге сена. Но еще больше я не завидую нам».
Иван с Ириной еще спали, когда доктор с Николаем покинули лагерь. Степан проснулся первым, разбудил напарника, и они сделали то, что поленились сделать вчера - освободили два рюкзака; закинули в них всю пустую тару для воды, какую нашли; взяли несколько – самых больших – полиэтиленовых пакетов и тронулись в путь.
- Без воды не вернемся, - сказал доктор, бросая прощальный взгляд на спящих. – Лишь бы у вас все было хорошо.
Степан шел уверенно, и это удивило Николая.
- На запад или восток, на север или на юг несут тебя ноги, командир?
- По низине на юго-запад. Вопросы еще будут?
- Как определил, Чингачгук?
- У тебя механические часы, вот и проверь. - Степан вспомнил простой и надежный способ ориентации по часам, решил обучить всех, когда вернутся.
Николай не хотел признаваться, что не умеет, и с вопросами больше не приставал.
Мужчины долгое время шли без разговоров. Доктор шел быстро и не оглядывался. Напарник не отставал, устал, но молчал. Несколько раз отдыхали, но начало перерывов Степан оттягивал, как мог, и следил, чтобы они не затягивались. Пришло время, и Николай взмолился:
- Перекур, командир.
- Крепись, пустые идем, да и немного осталось. Влагу чувствую. Ты – нет?
- Чувствую. Спина взмокла.
Через полчаса мужчины плескались в воде. По обоим берегам реки стеной стоял лес, но здесь, в излучине, она огибала огромную поляну. Место было идеальным для стоянки. Нарезвившись вдоволь, молодые люди загорали.
- А знаешь, док, мы смыли штукатурку из мази, и теперь мошкара нас заест. – Николай лежал на траве и грыз соломинку. – Тюбики остались в лагере.
- Плохо, но не это меня волнует. – Степан повернулся в сторону говорящего, облокотившись на локоть. – Мы пролетели Ангару - я видел. Енисей остался слева – на западе. На севере – Подкаменная Тунгуска. До нее мы не добрались. А вот насколько?
Эта река – Большой Пит. Судя по тому, что течет с востока на запад, это он. Или нет? У карты, которую я смотрел, большой масштаб, выверты рек все вряд ли показаны. И их – рек - много. Вдруг какая-нибудь течет с юга на север, но в этом месте зигзаг делает на запад? Тогда это – не Пит.
- Оно тебе надо – голову ломать? Найдут нас. Сообразят, что к реке подадимся. Река – это жизнь. Домой пора.
- Домой? – Степан переспросил, потому что слово резануло слух. - Прав ты, прав хотя бы в том, что пора назад отправляться. До наступления темноты успеть нужно.
Мужчины заполнили водой полиэтиленовые бутылки и отправились обратно. Степан сложил их в свой рюкзак, чтобы напарнику неудобно было выпрашивать перекур. Купание в реке благоприятно сказалось на организме – несколько часов в дороге пролетели незаметно, но злобствовала мошкара, и приходилось от нее отбиваться. Николай запомнил, сколько раз они отдыхали, идя к реке, поэтому перед последним переходом не удивился распоряжению доктора.
- Теперь смотри не только под ноги. Собираем ужин. – Степан усмехнулся и продолжил: – Дороги осталось на два пакета грибов. Так, или почти так, один мой знакомый академик время измеряет.
- А мне друг-космонавт расстояние до магазина в парсеках называл. – Николай не поверил Степану, что он общается с академиками и отшутился. – В десятичных дробях только путался – уж больно много нолей. А как ты дорогу находишь? Прямо как собака или кошка.
- Так и есть. Один хозяин не мог избавиться от кота: куда не отвозил, тот возвращался. И решил не в городе его выбросить, а отвести в лес. Увез и затащил в чащобу. Тот вернулся, а ему пришлось звонить по сотовому телефону домой - просил подсказать обратную дорогу.
Николай посмеялся и заметил:
- Не берет здесь мобильник, пробовал.
Мужчины отдохнули и отправились в путь. Пакеты грибами наполнились быстро. Темнеть только начинало, когда они прибыли в лагерь. Ирина с Иваном встретили их словно спасателей. Переживали за них, и волнение обернулось радостью при виде молодых людей. Путешественников ждал готовый ужин, но и они пришли не с пустыми руками – вывалили на траву грибы и бутылки с водой.
Грибы тотчас насадили на веточки и пристроили над огнем. Девушка попробовала воду на вкус.
- Как родниковая, - отметила она. – Что скажете про палатки?
Степан еще издали увидел два собранных домика и сразу подумал, что зря заставил людей мучиться: утром он планировал сворачивать лагерь.
- Великолепно. Но на одну ночь….
Девушка дернула второго строителя за рукав, приглашая к разговору, и Иван не заставил себя ждать:
- Как понять? В смету уложились. За аренду много не возьмем.
- В рае были, туда и вернемся, - заступился за доктора Николай. – Далеко, но оно того стоит.
Ужин прошел шумно. Обсуждали предстоящий переезд. Думали, как и что тащить.
- А переезжать-то будет один отец, - подвел итог дебатам Николай. – А мы – Русь-тройка – как всегда, под кнутом.
Одну палатку заняли родственники. Вторая досталась доктору и девушке.
Планирование дало свои результаты, и утром не было суеты: Ирина готовила еду и, собрав свой рюкзак, помогала нуждающимся; отец с сыном разбирали палатки; Степан натаскал бревен и выложил из них огромную стрелу, указывающую направление на новый лагерь – для спасателей. У основания ссыпал детали, накрыв ветками. Ящиков уже не было - из них вытащили все гвозди.
После завтрака доктор с Николаем соорудили носилки – две жерди с перекинутыми через них палатками. Объединенный рюкзак родственников положили на них, и получилось нечто похожее на кресло. Свой рюкзак Степану предстояло нести самому. Водой вволю напились, а остатки вылили, чтобы не тащить. Пустые бутылки забрали с собой.
В десять часов утра караван тронулся в путь. Доктор нес носилки спереди, так как один знал дорогу. Замыкала шествие Ирина, согнувшаяся под тяжестью рюкзака – к ее вещам добавились два топора и гвозди.
Смена лагеря далась нелегко: время переходов сокращалось с каждым разом, а отдых между ними удлинялся. Степан как мог, оттягивал начало посиделок, понимая, что с каждым разом впрягаться в носилки будет тяжелее. Он отдыхал, не снимая рюкзака, садился на траву и откидывался на него.
Первым, как ни странно, взмолился Иван – попросил сделать паузу, чтобы переложить затекшую ногу. Доктор быстро разгадал его хитрость: отец пожалел сына. Тяжелое дыхание Николая слышал даже он.
Степан тоже устал. Ему было тяжело, но отвлекали мысли. Он чувствовал тревогу. Еще вчера, при подходе к лагерю, ни с того, ни с сего, безотчетный страх овладел им. Он ничего не сказал напарнику, собирал вместе с ним грибы и анализировал свои ощущения. Тогда он пришел к выводу, что комары закусали их, и всему виной дискомфорт от расчесанных мест укусов. А таких было много.
Первым делом молодые люди, придя в лагерь, натерлись мазью. Чесотка и страхи прошли.
Но ночью тревога вернулась. Виновницей на этот раз стала Ирина. Когда они лежали в палатке, забравшись в спальные мешки, девушка растолкала засыпающего парня и сказала:
- Док, я не могу заснуть.
- Бери пример с меня, - ответил он и повернулся к Ирине спиной, - если бы ты протопала сегодня, сколько мы, давно бы уже спала.
- Мне страшно.
Сон у Степана сразу пропал, и он развернулся к девушке.
- Рассказывай.
- Сегодня, когда я гуляла по лесу, кто-то за мной следил. Так мне показалось. Я стала неожиданно оглядываться и увидела промелькнувшую тень.
- Тебе действительно показалось.
- Ветки качались. А их треск?
- Спи. Лось пробежал. – Парень успокоил девушку, а сам еще долго не мог уснуть.
И сейчас, во время второго перехода, чувство тревоги вернулось к нему. Оно долго преследовало его. Он нес носилки, рюкзак и безотчетный страх. Пугала неопределенность.
«Плохо, когда боишься, не зная что, - подумал Степан. – Незнание порождает домыслы. Домыслы – ужас». – Он заставил себя не думать об этом, но, нет-нет, да и оглядывался по сторонам.
Дорога до нового места заняла столько же времени, сколько молодые люди затратили на движение в оба конца. К концу путешествия все были измотаны.
Ивану и девушке новое место понравилось, но радовались больше тому, что мытарства наконец-то закончились.
Четыре человека, как стадо на водопое, склонились над рекой. Вода была чистой и прозрачной, течение несильное. Шириной река была не больше двадцати метров, но чувствовалось, что в середине большая глубина, и вода не позволит перейти речку вброд.
В этот вечер палатки не ставили, даже не ужинали. Перехватили по бутерброду, запили водой и завалились спать.
Утром Степан осмотрел ногу Ивана.
- Через пару дней палки снимем, - обрадовал он мужчину. – Пока попрыгай на своих ходулях.
Девушка и здесь начала собирать костер, чтобы в любую минуту дать дымом сигнал. Доктор ушел за грибами. Отец с сыном стали собирать палатки. Весь день прошел в работе. Сделав одно, принимались за другое.
Николай выстругал поплавок и ушел ловить рыбу. Вместо грузила он использовал гайки, скрутив ранее с деталей. Предлагал сделать удочки всем, но поймав три рыбины, сказал, что при таком клеве, хватит и одной.
Иван вытащил из своего рюкзака казанок, ложки.
- И молчал, - возмутилась девушка, увидев посуду.
- Так надобности не было, к чему эта утварь, когда нет воды? - оправдывался мужчина. – Я ведь повар. Сегодня наедитесь под горло.
- Уха. Рыба вареная, рыба жареная, запеченная, – начал перечислять блюда сын.
- И она же с грибами. Грибы сушеные, подгоревшие, отваренные, – продолжил Степан.
- А не хотите грибы с тушенкой? – Спросил повар и тут же отказался. – Такое приготовить можно только раз-два – тушенки мало осталось. Делать буду тогда, когда от рыбы воротить начнет.
Все вдруг замолчали, потому что повар задел потаенное. Общую мысль озвучила Ирина:
- И сколько же нам придется здесь куковать?
Люди не знали, что над рекой недавно пролетал вертолет, но, никого не обнаружив, перебрался в другой район поиска.
- А сколько бы ни пришлось, все наше, - отшутился Степан, чтобы отвлечь всех от грустных мыслей.
Вечером Николай выловил еще несколько рыбин. Их выпотрошили, облепили глиной и уложили в угли. Грибы насадили на леску и развесили между палатками. Палатки стояли далеко друг от друга, гирлянд получилось несколько, и запасов должно было хватить надолго. Степан принес несколько пакетов с травами. В одном растения были смешаны, попадались и листья. Передавая его Ивану, доктор предупредил:
- Это вместо чая заваришь. Поверь, вкусная получится штука, и даже хорошо, что без сахара, - полезней.
- Откуда знаешь про травы? Знахарь, что ли?
- Фитотерапия – лечение травами. Изучал. Да и шаманом меня когда-то величали. В шутку, конечно.
- В других пакетах, что?
- Приправы. Пробуй. Какие понравятся, те и будем использовать. Скажешь потом, какие.
У повара нашлась и соль. Тут уже не выдержал и Степан:
- Какого черта молчал?
- А тебе раньше нужна была белая смерть? Для повара казанок, соль и спички – первое дело. Только с этим можно кашу из топора сварить – остальное найдется. Хоть из твоего корма, - ответил Иван, указывая на пакеты с травой. – Сам, почему раньше не приносил?
Отвечать было нечем.
Между палаток развели костер. Мужчины срубили несколько деревьев. Из стволов сделали сиденья, заготовили дрова и лапник. Предстояло вечернее безделье, но все достаточно устали и были рады отдыху.
К ужину подготовились основательно.
- А воды-то для похмелья сколько! – Николай махнул рукой в сторону реки. – Док, новоселье надо отметить.
- Завтра грибов принесу, от которых дурман получается не хуже.
- Грибов? Дурман? Спирт и сейчас. Не жадничай.
Степан отказался
- На нет и суда нет. – Николай не стал настаивать. Подтянул свой рюкзак, который специально не отнес в палатку, и вытащил из него солдатскую фляжку. Потряс ею, чтобы все слышали, что жидкость не булькает – полная. И занялся изготовлением водки.
- У тебя там что, склад? - удивилась девушка.
- Другу вез на базу, заказывал. Но он не такой жадный оказался, как док, - уступил.
Все засмеялись шутке, даже доктор, и началось пиршество.
Утром Степан залез на ближайшее к реке дерево и осмотрел окрестности. Пока разогревались остатки ужина, провел занятие, научив всех пользоваться часами при определении сторон света. У Ивана не было часов – разбились при падении. Повару, да еще хромому, они были не нужны. У Ирины и Николая часы были кварцевые, но со стрелками. Только у доктора - электронные.
- Будете гулять по лесу, заметьте, в какую сторону от лагеря идете. Если пойдете по течению реки, обратно будете возвращаться, выбравшись к ней, против течения. И наоборот. Перпендикулярно от реки ходить запрещаю – заблудитесь. Рано вам, да и нет необходимости.
Сам Степан ходил везде и далеко и неоднократно переплывал реку. Он изучал лес. Тревога не покинула его. Он заглушил ее, но только на время. Доктора удивило, что в лесу в его голове появлялся непонятный шум. Что-то потрескивало, словно пытаясь пробиться к сознанию. Степан выбрал направление, при котором звуки усиливались, и это стало ориентиром. Шел долго, но шум в итоге стал равномерным, и он потерял направление. Снял очки, но и это не помогло, и пришлось возвращаться ни с чем.
В лагерь он прибыл с пакетами полными трав.
Поляна была безлюдной. Врач заглянул в свою палатку – та оказалась пустой. Бросил пакеты и заглянул в соседнюю. В ней, в центре сидел повар и чистил пистолет, сложив детали на грязную тряпку. Увидев Степана, мужчина испугался, но испуг скоро прошел.
- Это что такое?
- Пистолет.
- Вижу, откуда?
- Я ведь не просто повар - кормлю геологов. Это ведь не в городе. - Иван решил объяснить происхождение оружия. – Знаешь, что со мной один раз приключилось? Отобрали всю провизию. Пришли три молодчика – и откуда в лесу-то взялись? – и забрали. Думаешь, приятно бежать без оглядки? А каково встречать голодных мужиков с пустыми тарелками? А будь тогда у меня, чем напугать, они бы бежали. Покормил геологов в тот раз, как смог, после перебивались с хлеба на квас некоторое время. Но при случае приобрел эту штуку. С ней спокойней. Даже в лесу.
- Почему раньше не сказал?
- А как ты думаешь? Под статьей хожу, а если ты заложишь?
- Что вдруг вспомнил про пистолет?
- Так ведь Ирка напугала. Мерещилось ей что-то в том лагере, теперь в этом. Сыну хочу дать на всякий случай. Один он у меня.
Степан сел рядом с поваром. Тот, почувствовав, что гроза миновала, продолжил чистку.
- Там кладбище под боком, понятно, что мысли всякие в голову лезли, - сказал Иван через некоторое время. – Ну, а тут, почему? Неспроста!
Доктор и сам чувствовал что-то неладное, поэтому просто спросил:
- Где народ?
- Недалеко ушли, науку твою проверяют. Придут с грибами.
Иван успел дочисть оружие и спрятать, когда на поляне стало шумно – из леса выбрались Николай с девушкой и начали хвастаться находками.
У повара все было готово, сели обедать.
Быт их наладился, только не хватало хлеба. На день пришлось по два сухарика – так решили единогласно. Зато купаться можно было, хоть каждый день – река под боком. Вода была холодная, но с этим скоро смирились – днем припекало солнце. Единственное, что сразу все поняли и приняли к исполнению: после купания нужно было сразу мазаться кремом от комаров.
Разморенные едой, все разбрелись кто куда: Степан развалился у костра, девушка с поваром разошлись по палаткам и только Николай вновь отправился в лес.
Степан задремал. Он не знал, сколько проспал, но его разбудили выстрелы. Он не сразу сообразил, что происходит, но с последним выстрелом пришел в себя и определил, с какой стороны они раздавались. По звуку было понятно, что Николай успел зайти далеко в лес.
Доктор крикнул выскочившим из палаток людям, чтоб ждали в лагере и никуда не уходили. Сам же легкой рысцой пересек опушку и углубился в тайгу. Он верно определил направление и приблизительно представлял, где может быть Николай. Ни к траве, ни к веткам присматриваться не стал, снял очки и быстрым шагом направился в сторону выстрелов. Минут через двадцать они встретились. Николай спешил и был сильно напуган.
- Т-а-а-м т-а-а-кое! – парень начал рассказывать, растягивая слова, но скоро пришел в себя при виде спокойного доктора. - Там звери какие-то. Не пойму ничего. Ходят как люди – на ногах. Или задних лапах? Все черные, мохнатые. Под три метра. Или меньше? Может, мне со страху огромными показались?
- Что ты все вопросы задаешь? – возмутился Степан. – Это я тебя должен расспрашивать. Успокойся и говори нормально.
- А я уже все рассказал.
- Кто стрелял?
- Я.
- А говоришь, все рассказал. Зачем?
- Как зачем? А что бы ты делал, если бы на тебя двигался черный бугай, а за ним еще несколько таких же? Всадил в первого почти всю обойму и рвать.
- Зачем? Они выражали агрессивность?
- Нет. Не знаю. Неожиданно увидел, испугался.
Степан начал представлять картину происшедшего и пожалел, что у Николая оказалось оружие.
- Твой отец старый осёл. Нашел, кому доверить оружие, - не сдержался он от комментариев. – А ты пошел в него. Дай сюда.
Николай протянул пистолет.
- Разворачивайся, покажешь, где все произошло.
- И не подумаю, и так ноги еле унес.
- Пошли, - спокойно сказал доктор. - Они уже ушли. А нет, увидим, и сбежишь.
К месту происшествия мужчины добрались минут через пятнадцать. Никого здесь не было. О разыгравшейся трагедии напоминали только пятна крови, разбрызганные по траве. Красные капельки уводили куда-то вглубь тайги.
- На этой свистопляске пора ставить точку, - сказал Степан. – Иди в лагерь, а я пойду по следу. Нагнала Ирка страхов на всех. Мне и то, черте что мерещиться стало. Ты ранил медведя! Понял, охотник? Сегодня вечером будем есть медвежатину!
Николай не хотел возвращаться один, но идти вместе с доктором боялся еще больше.
Они разошлись. Один пошел в лагерь, другой – по следу.
Доктор не спешил, и спешить было ни к чему. Требовалось все обдумать. Кто-то другой объявил бы Николая сумасшедшим, или сказал, что ему все привиделось, но не Степан. Он сам, в свое время, попал в такую переделку, что эта показалась рядовым событием.
«Николай ранил зверя, только и всего, - думал он, уверенно передвигаясь по следу. – Крови тот потерял много, далеко не уйдет. Догоню, удостоверюсь, и все станет на свои места. Почему их несколько? А, правда, почему несколько? Двоих легко объяснить – спаривались. Но их было больше. Извращенцы!»
Последняя мысль позабавила доктора и он рассмеялся. Рассмеялся и окаменел – недалеко впереди увидел группу из четырех существ. Они стояли в одну линию поперек тропинки, по которой шел Степан. За их спинами виднелся свежий холмик.
«Могила! – ужаснулся доктор. - Никакой зверь не хоронит себе подобных. Это разумные существа. Боже мой, это же Снежные люди! Вот как выглядит Снежный человек. Николай, что же ты наделал!» Доктор по-другому взглянул на происходящее.
Перед ним стояли высокие – под два с лишним метра, не меньше - существа. Широкоплечие, они стояли именно на ногах, а не на лапах. Равномерный волосяной покров полностью скрывал кожу даже на лице. Открытыми оставались только глаза, губы и уши.
«И на ступнях с ладонями, наверное, волос нет», - подумал доктор.
Четверка с таким же любопытством разглядывала мужчину.
«Сколько читал про вас в газетах, снимки смутные разглядывал, и вот довелось увидеть воочию, встретиться». - Степан отломил кусочек от мухомора, приготовленного заранее, положил в рот и стал жевать. Это снадобье в последнее время он постоянно носил с собой.
Доктор знал, что во время войны солдатам перед атакой давали сто грамм, так называемой наркомовской водки. Она притупляла страх и обостряла сознание на некоторое время. Знал, что скандинавы, в свое время, для достижения такого же эффекта, ели грибы перед штурмом крепости - те же мухоморы, что сейчас ел он.
Степан отломил и разжевал еще кусочек. Шум в голове стал тише, и сквозь него послышался вопрос.
- Кто ты?
- Местный житель. – Доктор понял, что диалог ведется мысленно, и стал отвечать также.
- Что все время ешь?
- Это наркотик, который помогает общаться с вами. Раньше вы не могли пробиться ко мне.
- Это так. Мы пытались. Из вас четверых, только ты был способен на контакт, но тебя что-то блокировало. За что он убил нашего друга?
Степан понял, что речь идет о Николае.
- Из страха. Он испугался и не успел подумать, – доктор попытался смягчить вину напарника. – Я очень сожалею и приношу извинения за случившееся.
Шум в голове усилился. Степан понял, что четверка совещается, а он их просто не слышит.
- Поняли. Приняли. – Раздался в голове голос. – Больше ходить к вам не будем. Ходили из-за тебя. Ты будешь приходить к нам. Нам есть о чем поговорить.
Степан больше не боялся собеседников. Подошел ближе. Они окружили его и стали трогать. Он тоже погладил одного из них.
- Так вот, значит, как выглядит Снежный человек?! Тепленькая шубейка.
- Не мое. Выгляжу по-другому. Клон. Клон для вашей планеты.
Степан отшатнулся как от пощечины.
- Вот так-так! Опять инопланетяне!? Да вам на Земле пора заповедник создавать.
- Что значит «опять»? Видел наших коллег?
- В горах Северного Кавказа в таких шубейках скачут. В Карелии, читал в газетах, люди тоже Снежного человека встречали. Контакта не было, но видели.
- Наши. Катапультировались с корабля.
Степану стало дурно. Сказывалось отравление несъедобным грибом. «Переборщил, - подумал он. – Кто его знает, сколько викинги этого добра жрали. Быть может, этой порции им на штурм пары крепостей, а не одной, хватило бы».
- Иди, лечись. – Услышал Степан монотонный голос в голове. – Только вначале посмотри сюда.
Один из гуманоидов развернул кусок какой-то материи, и доктор увидел карту района. Отличную, точнейшую карту с маленьким масштабом.
- Встретимся здесь. – Другой инопланетянин ткнул когтем пальца, указав место встречи. – Вы здесь. – Он вновь ткнул, но уже в другую точку.
Доктор все понял. Названий на карте не было, не было никаких обозначений, но он увидел Енисей, Ангару и реку Большой Пит, на которой они обосновались. Его предположения подтвердились. Теперь они могли свободно отправиться в путь сами - дожидаться спасателей не было необходимости. Путь, конечно, долгий, но не такой уж опасный – на плоту по реке. По Питу до Енисея, а дальше.… Зачем в Красноярск? В Красноярск, значит, против течения. Лучше опять по течению, но уже по Енисею до первого населенного пункта. Или до встречи с пароходом. Навигация должна была закончиться не скоро.
Душа Степана ликовала.
- Не спеши уезжать, - услышал он недовольный скрежет. – Нам надо пообщаться. Из-за этого погиб наш коллега.
Доктору стало стыдно. Радость, стыд и боль в желудке – все смешалось. Он согласно кивнул головой, махнул рукой в знак прощания и припустил к лагерю.
Всегда, когда Степану было плохо, и нужно было куда-то идти, всегда, когда он нес что-то тяжелое, а нести нужно было далеко, он шел очень быстро, почти бежал. И сейчас он почти перешел на бег, превозмогая боль.
- В любое время. – Отозвалась чья-то мысль у него в голове. – Один из нас всегда будет на месте.
В лагере его ждали. И не просто ждали - Ирина с Николаем собирались отправиться на поиски. Обрадовались, когда увидели доктора, но испугались, заметив, что тот бежит. Успокоение наступило, когда обнаружилось, что нет преследования, но ненадолго: Степан, добравшись до палаток, упал на колени, и его начало выворачивать. Содержимое желудка выплеснулось у колен.
Все засуетились. Ирина принесла воды. Доктор, едва пригубив, вернул все назад. Так повторилось несколько раз, пока Николай не принес спирт и не заставил его выпить. Степан взял кружку из его рук, сделал несколько глотков и замер. С ним замерли все, ожидая продолжения. Но сильно разведенное лекарство помогло, только больной начал быстро пьянеть на пустой желудок.
- Это мое средство, верное, - отметил Николай. – Вернешь, док, из своих запасов.
Степан пробрался в палатку и завалился на спальный мешок. К нему не приставали с расспросами, понимая, что болен. И он был рад, так как не был готов к ним. Правду говорить нельзя было, а удобоваримой легенды он не придумал. И это был не тот случай, когда можно врать экспромтом – существовал риск разоблачения. Решение, как всегда, оказалось простым и потому правдоподобным: никого не нашел и вернулся, так как почувствовал себя плохо. С принятием решения пришло облегчение - Степан заснул.
Проснулся он от того, что какая-то мошка ползала по лицу. Смахнул, не открывая глаз, – не помогло. Когда окончательно отошел ото сна, увидел, что это Ирина травинкой водит по его лицу.
- Вставай, соня.
Доктор взглянул на часы. Времени было много.
- Все уже позавтракали. Тебя будить пожалели. – Девушка лежала рядом и вновь стала водить травинкой по его лицу.
Степан отвел ее руку.
– Напугал вчера всех. Сначала Николай пришел и нес, не пойми что. Потом ты прискакал весь израненный. – Девушка засмеялась воспоминаниям. – Что хоть приключилось?
- В том то и дело, что ничего. Николай подранил какого-то зверя. Я пошел проверить, он - домой. Ранил, похоже, слегка – не догнал. По дороге назад растение увидел и никак не мог вспомнить, что за травка, и проверил на себе. Дальше знаешь, что было.
- Помню, - Ирина перебралась ближе к нему и прильнула, поглаживая плечо. Отстранилась, нависнув над ним. Рубашка была расстегнута, грудь без лифчика покачивалась в такт движениям. – Не пугай больше так. Не надо. – Девушка навалилась на него, прошептала на ухо: «Родственники на рыбалке, долго не будут».
Степан перекатил девушку на спину и начал поспешно стягивать джинсы.
- А тебе можно? У меня с собой ничего нет.
- Спираль, - просто ответила Ирина.
Когда вернулись рыбаки, Степан повторил байку, что говорил девушке. Она выглядела достоверно, и никто не сомневался в правдивости его слов.
Отец и сын чистили рыбу. Ирина все еще находилась в палатке, а Степан маялся, подыскивая предлог, чтобы уйти в лес и уйти надолго. Грибов было много, травы доктор натаскал столько, что хватило бы и на зиму. Он просто сообщил, что побродит по тайге и ушел.
Шел он на встречу. Дорогу представлял, так как в лесу ориентировался хорошо. Передвигался быстро, не отвлекаясь. Издалека увидев просвет между деревьями, догадался, что там его и ждут. Загоравший на опушке гуманоид при виде Степана встал и пошел навстречу. Откуда-то появились остальные и окружили мужчину. Провели его к родничку в середине поляны. Вода, журча, стекала в небольшой самодельный бассейн, расположенный рядом.
«Не хуже нас устроились», - подумал Степан.
- Конечно, если учесть, что нам купаться часто нет необходимости. – Отозвалась в голове чья-то мысль.
- А пугать землян, была необходимость? Зачем за нами следили?
- Не за вами, за тобой! С тобой связаться хотели.
- Почему?
- Ты не такой как все. Больше похож на нас, чем на них.
- Та, та, та. Вы сейчас наговорите. Может, шкуркой поделитесь для достоверности?
- Внешность тут не причем. Ты первый человек, с которым мы общаемся. С другими такое просто невозможно. И с тобой не сразу получилось – мешала блокировка. Мы тебя слышали, ты – нет. Ты что-то сделал, и все получилось. Одного контакта нам хватило, чтобы наладить связь.
«Это какая-то другая цивилизация, - Степан задумался. – С Айком ничего общего не имеют, я бы заметил. И спрашивать, откуда они, бесполезно, ткнут пальцем в небо и скажут, что за пятой звездочкой находится их планета, но эти пять ее закрывают. Прибыли сюда потому, что там тесно стало».
- Не так. Погубили мы свою планету. Хотели как лучше, но не получилось. Орбиту смещали, чтобы улучшить климат, и не все учли.
Степан поразился услышанным. Он вспомнил рассказ Айка о предпоследней экспедиции. Тот был на их планете и наблюдал, как гибнет цивилизация.
- Черт побери, - Степан не заметил, как начал говорить вслух. – Вы загнали себя в угол: день у вас стал летом, вечер – осенью. Ночь – зимою. Так?
- Так.
- Вы понастроили теплиц, чтобы не умереть с голоду? Так?
- Откуда знаешь? Кто такой Айк?
Степан начал рассказ о третьей цивилизации, о которой ничего не знали его слушатели. Рассказал, как ее наблюдатели следили за гибнущей планетой, чтобы потом навести на ней порядок и перенаселить.
Со стороны все могло выглядеть дико: человек стоит среди рослых зверей и, задрав вверх голову, размахивает руками, потом вдруг начинает кричать. Те, молча, переминаются с лапы на лапу и не сводят глаз с говорящего. Потом человек затихает, и вся группа при полном молчании просто жестикулирует.
- Не зря мы охотились за тобой. – Услышал Степан монотонный голос. – Хотя нового не сообщил. Почти. И все равно, как весточку из дома получили. Приятно.
- И что там, в вашем доме, сейчас творится?
- Не знаем. Связи нет. Планета гибла. Собрали экспедицию и отправили корабль в космос. Зачем? За помощью! К кому? Ткнули пальцем в небо. Авось! Так мы и убыли с родной планеты.
- Прямо как у нас. Только масштабы поменьше.
- Мы первые. Потом еще три корабля запустить собирались. Больше не было. Это все, что мы знаем. Космос недавно серьезно осваивать начали. Еще где-то наши товарищи в поисках помощи скитаются.
- На вашей планете чужие уже грядки копают. – Степан сказал и осекся, задал сразу же вопрос, чтобы как-то скрасить бестактность. – А, может, вас специально вытолкали, чтобы сохранить на будущее?
- Все может быть. Разнополые, молодые. Прямо не говорили, знали, что природа подскажет.
- С кораблем, что случилось?
- Метеоритный дождь. Прямо над вашей планетой. Такое случалось часто, но чтобы два крупных метеорита подряд – один за другим и в одно место – впервые. Не выдержала скорлупка. Кто остался жив, на трех челноках спустились.
- Понял, - догадался Степан. – Один сел на Кавказе, второй в Карелии, и вы!?
- Наверное. Не знаем ваших названий.
- Почему не объединились?
- Как? Связь работала только через корабль, как вы по сотовому телефону через станцию или спутниковому через спутник. Носитель зависал в таких случаях над планетой, а челноки спускались. Мысленно общаемся на двадцать метров, не больше. Корабль погиб. Как?
Степан представил себя на их месте, подумал, что бы сделал в таком случае, и спросил:
- К землянам за помощью, почему не обратились?
- А ты сейчас почему в тайге не нашел тигра – а их здесь достаточно – и не попросил у него помощи? Тоже ведь нуждаешься.
- Сравнили. Чем он поможет? Да и сожрал бы просто.
- Вот сам и ответил на вопрос. Но мы пытались. Понаблюдали со стороны за землянами и передумали.
Доктор задумался. Слова инопланетян показались справедливыми, и он признался:
- Наверное, вы правы. У нас и сейчас вас разыскивают. Целые экспедиции были организованы для поиска Снежного человека. Так вас называют. Не вас именно, ваших товарищей. Кто-то когда-то видел, и началась шумиха в прессе. А дальше как снежный ком. Видел я фотографии. Ваши это, не сомневайтесь. Тоже прячутся.
Степан взглянул на часы.
- Пора. Вчера задержался и всех напугал. Не хочу, чтоб повторилось. Приду еще?
- Да. И никому про нас не рассказывай.
- Я вот думаю: здесь тайга, народ простой, а если вам пробраться в крупный центр и там открыться?
- А откуда мы знаем про спутниковую связь, про сотовые телефоны? В тайге шепнули? Насмотрелись, спасибо. В тайге-то люди как раз и лучше.
Доктор ушел. Брел по лесу, собирал грибы и удивлялся превратностям судьбы. «Это же надо! Знакомых инопланетян повстречал! - подумал он и рассмеялся. – Знал бы, Айка подробнее о них расспросил».
В лагере Степан доел еще теплый, оставленный для него обед и отправился к реке. Николай ловил рыбу, Иван с Ириной сидели рядом и наблюдали за самодельным поплавком.
Проблем с пропитанием не было. Ловил Николай даже не впрок – из спортивного азарта. Снимал с крючка пойманную рыбу и отпускал. Одного, уж очень крупного тайменя, оставил – выбросил на берег.
Иван снял шину, не дождавшись разрешения доктора. Время от времени вставал и ходил, постепенно увеличивая нагрузку на больную ногу.
Степан сидел и думал, чем занять людей.
И здесь один раз все отчетливо слышали звук мотора, всматривались в небо, но оно было пасмурным и спрятало самолет. Костер чадил в полную силу, но напрасно.
Доктор подумал тогда, что худшие его предположения сбываются: их ищут не там. И поляна, казавшаяся большой, с неба могла быть незаметна.
Он принял решение.
- Начинаем делать плот, - объявил Степан, неожиданно вскочив. – Хватит ждать и надеяться. Будем выбираться сами. Я точно знаю, где мы находимся.
Есть топоры, есть гвозди. Гвоздей, правда, мало, но есть веревки от палаток, и есть палатки, которые можно распустить на веревки.
Идея всем понравилась. Только повар высказал опасение:
- Точно знаешь, где находимся?
- Всенепременно, - не задумываясь, ответил Степан. – Куда, вы думаете, впадают реки? Маленькие в большие, а большие - в моря? Верно отчасти. Реки текут к людям. Чем больше река, тем больше людей живет около нее. Не верите мне, пусть эта простая мысль успокоит вас. На Енисее убедитесь сами.
После такого ответа больше никто не сомневался в правильности решения. Только Иван прокомментировал его по-своему:
- Все дороги ведут в Рим, а реки текут к людям. Продолжение пословицы мне нравится. И есть возможность проверить.
Была решена проблема занятости. Безделье невольно порождало хандру. И все обрадовались возможности заняться делом.
Повар тут же продемонстрировал успехи в лечении и сказал, что на него можно рассчитывать как на полноценного лесоруба. Но валить деревья ему не позволили – рубил сучья. Степан с Николаем волочили бревна к реке. Девушка стаскивала отходы к костру.
За послеобеденное время приготовили шесть бревен для плота. Начало было положено.
Все устали с непривычки, но настроение было хорошее, и ужин прошел оживленно и в спорах, что нужно сделать, чтобы ускорить работу. Всех успокоил Степан, вмешавшись в разговор:
- Никто нас не гонит - не зима. Спасатели понимают, что мы ни от холода, ни от голода не умрем. Пока не найдут останки вертолета, будут искать. Плот делаем на всякий случай. Спешить некуда.
Дебаты улеглись, и сообщение доктора о том, что завтра с утра он пройдется по течению реки, чтобы обследовать ее, никого не удивило и не огорчило. Только перераспределили работу: повар с сыном решили подготавливать бревна, чтобы потом Степан перетащил их на место вместе с Николаем.
Утром доктор проснулся рано и начал собираться в дорогу, но проснулась Ирина. Девушка явно надумала присоединиться, но это не входило в его планы. Степан хотел пройтись по реке до ближайшего поворота и свернуть к новым знакомым, поэтому сказал:
- И не мечтай. Я понял, что ты собираешься пойти со мной.
- А что? Я специально с вечера больше еды приготовила, чтобы на утро хватило.
Степан понял, что так просто от девушки не отделаться, и решил нагрубить.
- Будешь мешать, путаться под ногами.
- Боишься, что комары зад изрешетят? – Ирина намекнула на возможную близость между ними. – Не будем, если не хочешь.
Доктор ничего не ответил, выбрался из палатки, но скоро в ней показалась его голова.
- Нет. И еще раз нет. Кроме завтрака, нужно еще обедать и ужинать. Вот и готовь. А я могу вернуться черте когда!
На этом спор прекратился.
Степан выпил две кружки бульона, съел пару сухарей и вдоль берега пошел к лесу. Когда со стороны лагеря его уже нельзя было увидеть, свернул в тайгу. Доктора подгоняло нетерпение. Он во время последней встречи задал не все вопросы, которые хотел, и в лагере появились новые.
На этот раз все гуманоиды были в сборе. Его ждали, и это было заметно.
«Конечно, - подумал Степан, - за километр слышали мои шаги, а за двадцать метров даже вопросы, которые я только собираюсь задать».
- Здравствуй. Не о том думаешь. – Отозвалась у него в голове чья-то мысль.
«Я даже не знаю, кто из них говорит, - подумал доктор, - хотя у Айка голограммы говорили тоже по очереди. Но телепатию он осуществлял метров на пятьсот, не меньше. Эти и голограммы создавать не могут».
- И переносить разум на большие расстояния – тоже. Десять метров – предел. Космические корабли лучше ваших, но это не перенос разума с планеты на планету. – Продолжил кто-то его мысль.
- Но клоны тоже научились создавать и переселяетесь в них, - сказал он почему-то вслух. – Скоро догоните.
- Могли. – Поправили его. – Теперь, судя по всему, нет.
Последние слова отрезвили Степана. Все вопросы, которые он подготовил, вылетели из головы. Вылетели, потому что он неожиданно осознал, какая трагедия разыгралась на его глазах: гуманоиды волей случая попали на незнакомую планету и выбраться с нее не могут, так как корабль потерпел крушение; родина, скорее всего, погибла; помощи ждать неоткуда – цивилизация землян заметно отстала в развитии. Мало того, экипаж распался на три группы и не в состоянии собраться вместе.
- А что я могу сделать? – Степан спросил себя, а не их, и они это поняли.
- Ничего. – Послышалось в ответ. – Если бы наша планета была жива, могли сделать они. – В монотонном голосе чувствовалась обреченность. – Тебя никто не винит. Мы не обвиняем вас даже в гибели товарища, которого убил твой коллега. Отчасти он сам виноват.
- Как это? - не понял доктор.
- Хотел воспользоваться случаем – тот был один – захватить его и попробовать пообщаться.
- Понятно. Но вы же говорили, что находитесь в клонах, поменяли бы….
- Не знаем, как у твоего друга-инопланетянина обстоят с этим дела, но у нас с этим сложно. Цикл длительный. Мы, когда приземлились на челноке, вначале изучали вашу планету: состав воздуха, почвы, климат. Рассчитав орбиту, определились со временами года. Челнок – это миниатюрная копия корабля. Меньше размерами, но и возможностями. Компьютер выдал программу создания идеальных клонов для вашей планеты. И они перед тобой, Степан. У наших друзей на других челноках произошло то же самое.
Возможности у челнока маленькие - один клон в неделю. Мы переселялись по очереди, уничтожая старое обличие. Последний из нашей группы не успел – не хватило воздуха со своим специфическим составом химических элементов для старых клонов. Это был капитан. Так решил он.
- Умные, судя по всему, а такой мелочи не предусмотрели, - удивился доктор.
- Носитель потерпел аварию. Разве такое предусмотришь? Все челноки были переполнены, когда покидали гибнущий корабль. Такая ситуация случилась со всеми. Как выкрутились на других посудинах нам неизвестно.
- А запасного Снежного человека для аварийной замены, конечно, не додумались создать?
- Поддерживать жизнедеятельность клона энергоемкое удовольствие. Проще создать новый, если появится необходимость. Если бы наш товарищ не умер сразу, спасли бы.
- Пошли, посмотрим на ваш самокат. – Степан сказал и начал щипать ногу в кармане, чтобы слушатели не смогли прочитать его мысли, а почувствовали только боль.
- Никто и никогда челнок на земле не увидит!
- Знакомая песня, - сказал Степан и чертыхнулся. – Хочется посмотреть, как бы вы запели, повстречай не меня, а Айка!
Доктору надоело стоять на месте, он стал ходить по кругу, а четыре Снежных человека следили за ним, ожидая вопросы.
- Значит, операция создания клонов энергоемкая, и вы скоро вынуждены будете обратиться ко мне за помощью. Так? Сломается ваша батарейка, и вспомните обо мне?
- Заряжается от солнца. Долго, но восстанавливается.
- Все равно, рано или поздно, но сдохнет. Это даже в нашей слаборазвитой цивилизации понимают. Сколько раз вы ей пользовались?
- По мере старения клонов – двадцать пять. Нас ведь было пятеро.
Доктор опешил.
- Сколько, сколько?
- Как рекомендовал компьютер. Он проанализировал варианты и выдал лучший. Мы даже зверей похожих на себя в лесу встречали.
- И сколько вы уже наши ягоды жуете?
- В килограммах?
- В годах. – Степан понял, что начал заводиться, и заставил себя успокоиться.
- Завершился сотый оборот планеты. Сто лет по вашему летоисчислению.
Внезапная мысль озарила Степана. Ноги подкосились, и он стал оседать на землю. Доктор привалился к дереву и спросил:
- Так это ваше корыто разнесло бассейн Подкаменной Тунгуски? Да? – он спрашивал, но ответа не ждал. Мысли выстроились в стройную версию, настолько стройную, что особых доказательств и не требовалось - они стояли перед ним.
Не было Тунгусского метеорита, нет Снежных людей. Был корабль инопланетян. Корабль гуманоидов, которые жадны на распространение последних технических достижений и технологий. Жадны до скупости, и сделали так, чтобы от их корабля не досталось ни кусочка аборигенам. Ни одна экспедиция не смогла обнаружить даже намека на присутствие другой цивилизации.
Степан не сразу, но начал приходить в себя. Высокорослые существа видели, что с человеком что-то происходит, но не понимали ход его мыслей, просто не успевали следить за ними. А ему было не до них. Доктор встал, махнул рукой, прощаясь, и отправился восвояси.
- Ты обещал никому не рассказывать про нас. – Кто-то еле слышно напомнил ему.
- Черт с вами! – Крикнул на весь лес, не оборачиваясь, Степан. – Сушите грибы, заготавливайте кедровые орехи. Черт с вами, живите. Вселенная вам судья! Да здравствует Земля – заповедник для инопланетян-неудачников! Да здравствует планета-мышеловка с бесплатным сыром!
Доктор не заметил, как добрался до лагеря. Мысли его были далеки от тайги, и ноги сами вынесли куда надо.
Отец с сыном, уставшие, валялись у костра. Рядом колдовала Ирина над ужином. Заслышав шаги, все обернулись в сторону Степана.
Тот успокоился. На лице его уже нельзя было прочесть те чувства, которые совсем недавно бушевали в нем. Ничего не говоря, он растянулся на траве рядом с мужчинами.
- Что слышно в Красноярске? – Николай намекал, что доктора долго не было.
- Транспаранты к встрече готовят.
- Счастливые. А здесь лес валят. Ветки перенесли, бревна с тобой утром таскать начнем. Устал. Отец еще не очень помогает….
- У меня тоже сегодня этим нет желания заниматься. Знаешь, что хочу? Удивишься!
- Удивляй, – удивлюсь.
- Выпить.
- Ура! – Раздался радостный крик. - До докторской фляжки добрались!
Хлеба было мало, наедались тем, что дарила тайга. Работа на свежем воздухе вызывала отменный аппетит, и Ирина предвидела это – казанок был полон под завязку наваристой ухой.
Перед тем как приняться за нее, мужчины раскидали часть костра и разгребли угли. На них уложили потрошеные рыбины, вымазанные толстым слоем глины.
Уха с грибами вместо картошки нравилась всем, кроме Степана. Он скрывал это, ухи ел мало и через силу, но компенсировал другим: на второе готовилась запеченная рыба.
Предчувствие, что не за горами путешествие, и скоро - возможно очень скоро - они выберутся из капкана, в который случайно попали, поднимало настроение.
Николай поднял кружку и потянулся к другим со словами:
- Выпьем за это.
Никто не переспросил, за что, поняли.
- За то, чтоб плот наш не развалился, - второй тост выдал отец, и все рассмеялись.
Когда очередь дошла до запеченной рыбы, и началось потрошение высохшей глины, Ирина вдруг спросила:
- А как вы собираетесь спускать его на воду? Плот тяжелый, он еще при спуске развалится.
Веселье и прибаутки прекратились - задумались. Вопрос пришелся кстати.
- Выкопаем около реки яму, в ней соберем плот, а потом сроем дамбу-перегородку, чтобы в нее набралась вода, - предложил Николай.
Вариант не понравился из-за неудобства работы в яме и большой трудоемкости.
Остановились на том, что необходимы две пары колов-свай, вбитые у кромки берега и в воде с закрепленными на них бревнами. На тех и решили собирать плот.
- А потом раскачаем сваи, что в воде, и плот сам свалится в реку, - как итог сообщил доктор.
- И благополучно уплывет, - закончила за него девушка.
Все рассмеялись, но проект пришлось дорабатывать. Все согласились, что кроме слег для отталкивания от дна, необходимы и весла для Енисея, и руль-киль, но здесь вмешался повар, сказав, что большие ложки и уключины берет на себя.
Костер был забыт, в него не подкладывали дрова. Можно было еще долго спорить, нужно ли делать на плоту укрытие от дождя, и где ночевать: на берегу или на плоту, но все посчитали главные вопросы решенными, и пора было укладываться спать – стемнело.
Притихшая компания разбрелась по палаткам.
Уставший Степан сразу же забылся, но его растолкала девушка.
- Рассказывай, командир, где разгуливал?
- Не город, выбор небольшой, - отшутился он и попытался заснуть, но ему не дали.
- Почему долго, и без грибов вернулся?
- От медведицы убегал, поэтому.
Ирина задавала вопросы, шутя, мешала доктору заснуть, и добилась своего – сон пропал.
Степан не прятался в мешок, было тепло - лежал сверху.
Девушка навалилась на мужчину, влажные губы коснулись лица. Осторожные поцелуи перебрались на шею, по подбородку добрались до губ.
- Небритый. Тебе идет небольшая щетина. Мне нравится. – Она потерлась щекой о его щеку. – Просыпайся.
Руки потянулись к бедрам, правая протиснулась между телами в поисках молнии на джинсах. Женщина отстранилась, сняла свои и помогла снять ему.
- Так-то лучше. Соня.
Почувствовав его тело в себе, она прильнула головой к плечу мужчины и замерла. Степан, сдерживая нетерпение, перевернулся вместе с ней, боясь оторваться. Почувствовав спиной спальный мешок, Ирина плотнее прижалась к Степану и обхватила ногами. Делая движения, ему пришлось преодолевать сопротивление ее и своих объятий, это возбуждало еще больше.
Девушка прикусила зубами нижнюю губу, чтобы заглушить стоны. Беспечность молодости и спиртное сделали свое дело.
Уставшие, притихшие они лежали рядом. Затянувшееся молчание прервал Степан. Он понимал, что их не слышно, и все же прошептал:
- К чему нам это было, зачем нам это было, на что?
- Стихами из песни заговорил! - так же тихо ответила женщина. – Позволь ответить своими:
Лишь за ночью приходит рассвет,
Все живое с утра пробуждая.
Я не знаю, поверишь ли, нет,
Но я тоже тепла ожидаю.
- Верю, - не сразу откликнулся Степан, - но не верю, что твои. Мужиком за версту отдают.
- Верно, друг старшего брата посвятил мне. «Надежда» называются. Концовку только и помню.
- И от тебя тепла ожидает. Сам костром полыхает – не ходи к гадалке.
- И тут твоя правда, но его пламя не греет. Твой уголек больше тепла дает. – Ирина повернулась к доктору и положила руку на грудь. – Дальше стихов у нас дело не продвинулось. А там, в вертолете, ты почему закрыл меня своим телом?
- Думал, что ты одна умеешь готовить, боялся умереть с голоду.
Степану не понравилось, какой оборот принял разговор, но представилась возможность поговорить откровенно. «Случайность сблизила нас. Пусть так. Но это не может продолжаться все время», - подумал он и сказал:
- Мой уголек загасила одна девчонка. Для всех. Сказала, что я буду помнить только ее. И даже вспоминать не к месту.
- К месту вспомнил, очень даже к месту, - женщина отдернула руку и повернулась спиной.
«Врач хренов, - обругал себя доктор. – Все пилюли в арсенале только горькие».
Утром Степан, думая о прошедшей ночи, вдруг вспомнил, что забыл спросить у инопланетян. Этот же вопрос хотел задать и Айку в свое время, но не сумел. Существа, так беспардонно меняющие тела, они ведь могут поменять и пол? Эта мысль мучила его, пока с Николаем таскал бревна. Тот отнес молчаливость доктора к похмельным мукам и предложил:
- Беда поправима. Ирина позовет завтракать, исправим положение.
Доктор промычал в ответ что-то невразумительное.
Промычал и в другой раз, когда парень повторил предложение во время завтрака. Услышав в ответ что-то непонятное, Николай возмутился:
- Я тебя лечил, когда ты целину удобрял? Лечил! Долг платежом красен.
- Пейте, я не буду.
Степан нашел ответ на вопрос, который хотел задать инопланетянам. Простая мысль осенила его: а ведь у нас тоже есть люди, у которых разум забрался в чужое тело! И имя им – трансвеститы.
«Нам тоже нужно научиться менять пол таким образом. Почему - нет? Чем мы хуже? Запрягаем долго? Да! Но…» - Степан засмеялся, и все удивленно посмотрели на него.
- Гуманоиду тоже немножко можно, - объявил он и потянулся к кружке, которую Николай заблаговременно наполнил. – Я мысленно уже не только в Красноярске побывал, но и в космос успел слетать.
Завтрак затянулся. Алкоголь на старых дрожжах разморил тружеников - все отдыхали, разойдясь по палаткам. Только поздний обед вернул все на свои места: остатки завтрака отрезвили.
Бревна были перетасканы, и пришлось снова валить деревья. Тяжелый труд вместе с потом выгнал последние капли спиртного.
Степан работал молча. Ирина заметила и объяснила молчаливость ночным разговором. Он же думал, идти к Снежным людям или нет.
«Они мне нового не сообщат, да и не ждут, пожалуй. Для чего тащиться»? – спросил он сам себя и сам же ответил: «Вопросы появляются по ходу разговора, но они прикрылись броней подозрительности – боятся выдать какие-то, только им известные, секреты».
- Никуда я не пойду, - вслух сказал доктор.
- И это правильно, - согласился Иван, не зная, что тот имеет в виду. – Бревен натаскали достаточно, пора строить слип для нашего корабля. А ведь точно, плот можно спустить, катя по бревнам!
Старый проект был моментально забракован, и решили собирать плот по другому: на бревнах, уложенных параллельно берегу.
Ирина сама ловила рыбу и одна готовила. Повар занимался изготовлением весел: вырубал топором. Степан с Николаем по одному бревну наращивали плот. Принеся очередное, в нескольких местах скрепляли с последним. Все было продумано заранее, и потому работа спорилась.
С началом сумерек Николай позвал всех любоваться новоиспеченным речным транспортным средством.
Покинуть лагерь решили утром.
После ужина отец с сыном расположились в своей палатке. Степан с Ириной в спальных мешках под открытым небом – их домик распустили на веревки. Усталость быстро усыпила людей, но разбудил дождь - неожиданный ливень загнал утром девушку с парнем в палатку к родственникам. Там прошли завтрак и обед.
К вечеру ливень стих, кончился также неожиданно, как и начался. Провизия, приготовленная на первый переход, была за день съедена, и пришлось вновь готовить и на ужин, и впрок.
Отплытие отложили на сутки, но никто не расстроился.
- Лучше здесь попасть под дождь, чем в пути. – С таким выводом Ирины согласились все.
Утром плот спустили на воду.
Николай с доктором рычагами подталкивали его к реке. Плот неохотно скатывался по бревнам, но сопротивлялся недолго – когда часть попала в воду, движение ускорилось. Он стал разворачиваться по течению. Николай продолжал подталкивать его слегой, Степан, присев, одной рукой помогал, другой придерживал якорный канат, сплетенный из палаточных веревок.
Массивное сооружение лениво развернулось и прибилось к берегу. Два каната, привязанные к кольям на берегу, надежно его удерживали.
- Перестраховался ты с двукратным запасом прочности, - сказал Иван доктору. – Одного каната хватило бы.
- Ночью с двумя спокойнее. Или ты на плоту ночевать собираешься?
- Так и думал: один дежурит, другие спят. Но все плывут.
- И как медведи сосут лапу.
- Еды наготовим впрок. Будем плыть и рыбачить. Грибами на полгода запаслись.
- И все равно готовить будем на берегу, и в путь отправляться только утром, - сказал Степан.
Любование плотом закончилось. Началась погрузка.
Мужчины продумали все мелочи. Перенесли неказистый ларь, сооруженный заранее. В одну половину уложили рюкзаки, во вторую - продукты и посуду. Накрыли палаткой его и разложенный на бревнах лапник. Сверху расстелили спальные мешки.
Плот быстро подготовили к отплытию. Все, кроме Степана, перебрались на него. Доктор расшатал и вытащил колья, передал их Ивану. Начал подталкивать плот к середине реки. Николай уперся слегой в землю и навалился на нее, отталкиваясь сначала от берега, потом от дна.
Громоздкое сооружение нехотя отозвалось на команды, но исправно выполнило их. Степан забрался на плот и вместе со всеми посмотрел на лагерь, прощаясь с ним.
- Мусор не убрали, - отметил он.
- И правильно, - возразил Николай. – Это надпись: «Здесь был Вася». Спасатели, если что, поймут. – Договаривал он последнюю фразу, смеясь со всеми.
Через десять минут, оглянувшись назад, Степан увидел сплошные стены деревьев вдоль обоих берегов реки: излучина закончилась, и лиственницы спрятали поляну.
Смена обстановки, новизна впечатлений скоро приелись. Все старались найти какое-нибудь занятие. Николай следил за движением. Иван с Ириной загорали. Доктор начал ловить рыбу. Поплавок тащился за плотом и не собирался погружаться в воду.
«Плот тенью отпугивает рыбу, - догадался Степан, свернул снасти и прилег рядом с поваром и Ириной. - Что мы ночью делать будем, если сейчас выспимся»?
Николай сделал выводы из неудачной рыбалки доктора и рыбу начал ловить, когда солнце опустилось, забрасывал снасти вперед и в бок по ходу плота со стороны заходящего солнца. Поплавок покачивался на воде, рыбак проплывал мимо него и иногда выдергивал леску вместе с рыбой. Отец снимал очередной улов с крючка, надевал на кукан и опускал в воду, накинув петлю от него на вбитый в бревно гвоздик. Скоро поднимать улов стало тяжело, и повар начал насаживать рыбу, не вынимая кукан из воды.
Тянули до последнего момента – не причаливали. Свернули к берегу, когда стало понятно, что через полчаса наступит полная темнота.
Все разбежались по лесу.
«Недалеко ушли, но все же! - подумал Степан и стал стучать обухом топора по дереву. – Завтра придумаю что-нибудь для туалета».
Времени хватило впритык, чтобы вбить колья и застопорить плот, перетащить с него лапник, добавить нового и накрыть палаткой.
Путешественники ромашкой разлеглись на палатке. Вдруг доктор рассмеялся.
- Приснилось что? – спросил повар.
- Точно, - согласился Степан, – жаль, что не раньше.
Он не мог сознаться, что лишь сейчас понял, почему все время от времени ныряли с плота и резвились в холодной воде. Один он отчаянно крепился, дожидаясь, когда подойдет время причаливания. «Вопрос решился сам собой, а я собирался огород городить в виде перегородки для туалета», - подумал он, засыпая.
Встали рано. Вчетвером быстро собрали костер и занялись приготовлением пищи. Заготовили достаточно, чтобы взять в дорогу.
Плавание на плоту скоро стало обыденностью. На ночь больше не останавливались, но мужчины установили дежурство. На берег выбирались только, чтобы приготовить пищу на костре. Но кто-нибудь, вдруг, мог попросить причалить. Вопросы в таких случаях не задавали, подгоняли плот к берегу. Просил один, но разбегались все.
Дни проходили за днями, как сиамские близнецы. Но один все же запомнился Степану. После него жизнь стала интересней.
Они с Ириной загорали на палатке, когда доктор спросил:
- Отец твой, наверное, с ума сходит?
- С чего бы? Надеюсь, не сообщили, что дочь разыскивают. Я бы так поступила, дождалась, пока закончатся поиски.
- Он не руководитель экспедиции?
- Кто такую глупость придумал? Прапорщик – старшина роты он. Командир сотни прыщавых пацанов в армии.
Степана удивил ответ. Признался, что сказал кто-то из резвящихся рядом родственников, спросил:
- А как попала в экспедицию?
- Пришлось. Не мы одни Тунгусским метеоритом интересуемся. Из Болоньи европейская солянка прилететь должна была. Уже, наверное, прилетела. Меня с поваром в последний момент пристегнули. Переводчица я: английский, французский и итальянский. Иван должен был кормить их, а я объяснять, почему по утрам огуречный рассол – первое блюдо в его меню. Видал, сколько спирта прихватил?
Семен обрадовался подарку судьбы: можно было практиковаться в произношении - учитель французского языка оказался под боком. Экспедиция иностранцев мало интересовала, потому что происхождение тунгусского феномена он уже знал. Но Ирина продолжала:
- Меня предупредили, чтобы освоила соответствующие технические термины. Вот и узнала кое-что.
Интересует их озеро Чеко. Образовалось чуть больше двадцати лет после падения метеорита, но это никого не смутило. Вбили себе в голову, что это место ранее не исследовалось, и один из осколков небесного тела попал именно туда. Это и хотят проверить.
Доводы серьезные привели: дно имеет форму полусферы, и геофизическое просвечивание кое-что дало.
Последнее сообщение заинтересовало Степана.
- Что обнаружили?
- Только собираются. Везут какую-то установку. Знают, что на глубине десяти метров от дна обнаружен отражающий объект. За ним и едут.
Степан не стал тянуть, разговор продолжил на французском языке.
Девушка сморщилась, но с интересом посмотрела на доктора.
- Учу иностранные языки. Английский удовлетворительный, а вот французский, сама слышишь. Помоги.
Он еще раз повторил фразу. Девушка продублировала, но звучала та иначе.
Начались занятия.
Родственники не слишком отвлекали их, но у Ирины появилась возможность вслух комментировать их поступки и поведение. Степан понимал все, говорил плохо, но быстро обучался.
- Прыгнули в воду, душ Шарко рыбам устраивать, - сказала как-то девушка Степану.
- Пусть развлекаются. Или хочешь и их обучать?
- Я не преподаватель, и на тебя нервов не хватает. Сделаем паузу.
Они начинали занятия, когда Ирина сама переходила на французский язык. Это служило сигналом.
Время убивали, кто как мог. Обязательным было одно – заготовка провизии.
Большой Пит петлял среди тайги и нес воды с плотом в Енисей.
Встреча с ним произошла неожиданно. Все знали, что рано или поздно это случится, но радовались как дети.
У слияния рек сделали привал, запаслись продуктами. Теперь один человек постоянно оглядывал берега в поисках признаков цивилизации. Ночевали на берегу, чтобы не проплыть в темноте какое-нибудь поселение.
Но прошел день-другой, и все пришли к выводу, что почти ничего не изменилось – лишь река стала шире и полноводней.
Иногда вдалеке мелькали вертолеты, но очень далеко, и на них перестали обращать внимание.
Минул не один день, когда на плоту раздался радостный крик:
- Слева по борту жилье.
Кричал Николай и указывал прямо по курсу на левый берег с группой домов, теснящихся недалеко от реки.
Радостные крики сменились отчаянной греблей. Там их заметили, и несколько человек высыпались на берег.
Шумную встречу омрачило сообщение, что связи в поселении ни с кем нет. До следующего населенного пункта, но достаточного большого, плыть не меньше недели.
Расстроенных людей успокоили чуть позже, сказав, что через пару дней по Енисею пройдет корабль вверх по течению, и у него-то связь есть.
Путешественники понимали, что борьбу за жизнь выиграли, и все хлопоты – лишь завершающий аккорд, а спешка - желание быстрее вернуться к цивилизованному обществу.
Спать в дом не пошли, расположились на берегу. Со слов местных жителей Степан понял, что корабль мог опоздать, мог приплыть раньше, но причаливать здесь не собирается. Им необходимо было перехватить его, а для этого наладить дежурство.
Через день судно прибыло. Его заметили издалека. Два местных жителя гребли, а доктор стоял в лодке и махал куском материи. Его приняли на борт. А еще через полчаса две лодки, получив сигнал от Степана, отчалили от берега в сторону корабля.
Дальше события разворачивались с калейдоскопической быстротой.
В ближайшем населенном пункте, в котором причалил корабль, участников таежной эпопеи ждал вертолет. В Красноярске – руководитель экспедиции, работники аэропорта и куча журналистов.
Сообщения о пропаже вертолета и его поисках передавались по телевидению на всех каналах. Сначала часто, потом реже и реже. Когда телевидение про них начало забывать, как гром среди ясного неба пронеслась новость: потерявшиеся выбрались сами. Пресса и телевидение вновь ухватились за сенсацию.
Степан знал, что предстоят долгие и обстоятельные объяснения. Он, плывя на корабле, написал две докладные записки. Одну на имя руководителя экспедиции, вторую – начальнику погибших вертолетчиков. Записками их можно было назвать условно: в двух стопках листков подробнейшим образом описывалось все, что с ними произошло. Стопка тоньше – для летного начальства – заканчивалась картой места захоронения вертолетчиков и описанием ориентиров: свободный от деревьев пятачок земли с останками вертолета и два красных огнетушителя на деревьях.
Степан нигде не упомянул о Снежных людях. Запретил и Николаю: «Посчитают сумасшедшим, век не отмоешься. Но писать научишься грамотно – испишешь столько бумаги, сколько за всю жизнь в руках не держал». Николай согласился с доктором.
Сомнения мучили Степана, догадывался, что репортеры вытащат из Николая всю подноготную, поэтому, выбрав момент, затащил его в укромный уголок и провел сеанс гипноза, заставив забыть о происшествии в лесу.
Грамотно написанные докладные записки помогли доктору избежать долгих и утомительных разговоров. От телевизионщиков он сбежал, предоставив отдуваться за всех повару с сыном. Слава тем пришлась по вкусу.
Один разговор предстоял серьезный, и Степан его ждал. С самого начала он увидел летчика, молча стоящего в стороне. Не нужно было обладать сообразительностью, чтобы понять – это третий пилот, отец мальчика, спасшего своим появлением на свет родителю жизнь. Степан выбрал момент, подошел и пригласил мужчину в гостиницу.
В номере он почувствовал себя доктором, понял, что если не найдет нужных слов, летчик всю жизнь будет винить себя в смерти друзей.
- Когда вертолет упал, он, как вы уже знаете, взорвался не сразу. Я пытался спасти пилотов, - рассказывал Степан об аварии. – В левом кресле человек погиб сразу: толстый сук, как ножом, пробил грудь. Второй был еще жив. У нас не было общих знакомых, может, поэтому он и сказал про вас. – Степан придумал лишь эту сцену, но понимал, что это ложь во спасение. – Он сказал, что рад за вас, рад, что вы не смогли полететь: вместо двух погибших, было бы три. Я осмотрел раны. Странно, как он сумел что-то сказать, прежде чем умер.
Ушедшего летчика сменил руководитель экспедиции. Пришел с коньяком и коробкой конфет. Это был несостоявшийся начальник Степана. Судьба уготовила им одну единственную встречу-расставание в Красноярске, отведя для этого всего лишь сутки.
- А я рад, что вы попали в экспедицию. Именно вы, - сказал он, разливая спиртное. – Будь другой, кто знает, как все сложилось? Вас искали. Самолеты и вертолеты летали до самого последнего момента, пока не получили известие, что вы нашлись. Но искали-то не там!
- А мытарства наши закончились никак, - продолжал он, отведав коньяк. – И иностранцы остались ни с чем. Сейчас модно говорить, что отрицательный результат, тоже результат. Этого добра у нас у всех по рюкзаку.
- Что за железки мы везли?
- А? Бог с ними. Обошлось. У европейцев оборудование оказалось не хуже нашего, да и наше за рубежом куплено было. Ничего не помогло. Изобретут лучше, кто-нибудь опять полезет с розысками – нам не поверят. А, может, так и надо?
Не успел он уйти, как ввалилась троица: девушка и родственники. Николай увидел початую бутылку, разыскал чистые стопки, разлил.
- За тебя, док! Обещал вывести и вывел из тайги.
- Ты теперь телезвезда!
- А то! Мне сказали, что документальный фильм снимать собираются. Приглашали, – похвастался Николай.
У девушки тоже было хорошее настроение. Ее сотовый телефон постоянно трещал, и она на время разговора отходила в сторону.
У Степана телефон разбился в вертолете, и он купил в Красноярске новый. Еще никому не звонил, знал, что дома уже всё знают. Оттягивал объяснения на вечер. Боялся упреков и слез матери. Этого он наслушался перед отъездом.
Разогнал всех повар, заметив, что доктор пригорюнился. Его, действительно, начали раздражать суета и шум последних часов. Невольно вспоминалась таежная тишина.
Гости ушли, и Степан, наконец, решился позвонить матери и всем, кто провожал его в экспедицию. Набрал номер…..
Самолет разбежался, быстро проскочил взлетную полосу и взмыл в небо. Боинг понравился Степану, но сравнивать было не с чем – на пассажирских самолетах не летал. Набрав высоту, машина парила над тайгой в сторону суетливого Запада.
Доктор распрощался со своими невольными друзьями - пленниками тайги. Ирина осталась сопровождать иностранцев, отец с сыном решили улететь позже, а его самого непреодолимая сила влекла домой.
Стюардессы сновали по салону, предлагая свои услуги, но Степану не хотелось ни есть, ни пить, тянуло к иллюминатору, а место было у прохода. Читать тоже не получилось – не мог сосредоточиться. Он осилил один рассказ-детектив и не смог вспомнить через пять минут, о чем в нем шла речь. Такое случилось впервые. Попробовал задремать - удалось.
Разбудил громкий голос стюардессы. Женщина сообщала, что самолет приближается к Уралу – границе Европы и Азии - и через несколько минут будет лететь над Европой.
«И сразу над Свердловском-Екатеринбургом, – добавил мысленно доктор. – А я не смогу посмотреть на город с высоты птичьего полета».
«Хочу в Свердловск, хочу в Екатеринбург. Хочу в Свердловск, хочу в Екатеринбург, – забилась навязчивая мысль, и шепот с частотой стука колес поезда на стыках вторил сознанию: – Свердловск, Екатеринбург. Свердловск - Екатеринбург».
«Самолет должен дозаправляться где-нибудь? Или нет? Надо уточнить при случае», - подумал он, обернувшись вслед удаляющейся женщине.
Через минуту в салон вошла другая стюардесса и между делом объявила:
- В столице нелетная погода. Командир принял решение приземлиться в Екатеринбурге и дозаправиться. Метеосводка неблагоприятная, там переждем непогоду. Пристегните, пожалуйста, ремни. – Женщина сделала объявление и прошла дальше.
«Повезло, - подумал Степан. - Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Час спустя доктор ехал в такси. Машина везла его в отель «Исеть». Радостное настроение не покидало мужчину с момента объявления стюардессой о посадке в Екатеринбурге. Мысли сразу заметались: хотелось заглянуть в казино – там ему были бы рады - и навестить знакомую студентку медицинской академии.
Опоздать на самолет он не боялся – деньги за экспедицию, в которой фактически не участвовал, он получил. С этой стороны проблем не предвиделось. Можно было, как и в первое посещение Екатеринбурга, добраться домой поездом.
И лишь высадившись у гостиницы, Степан признался себе в истинной причине желания побывать в городе: хотелось увидеть женщину, ту самую. Ее грустные глаза нет-нет, да напоминали о себе. И где-то в подсознании отозвалось – походить по местам боевой славы, где они покуролесили с Айком. О нем он тоже вспоминал часто.
Мужчина попросил у администратора гостиницы номер, в котором проживал раньше, и тот оказался свободным. «Повезло. Опять повезло», - подумал Степан и поднялся на свой этаж.
В номере он бросил рюкзак в сторону и развалился на кровати. Казалось, еще минута и в дверь постучат, войдет женщина неопределенного возраста и предложит воспользоваться услугами женских угодниц. Он даже посмотрел на кресло, в котором та сидела в прошлый раз.
Но в нем сидел академик….
- Виталий Борисович! - Степан подскочил на кровати. – Как здесь оказались?
- Помнится, раньше профессором звал. - Раздался в голове монотонный голос.
- Айк! Не может быть! Как сюда попал?
- Живу я здесь. Кажется, так у вас отвечают в подобных случаях.
- В подобных случаях у нас, прежде всего, здороваются, – доктор начал приходить в себя. – Потом начинают рассказывать, как удалось выжить и навешать судьям лапши на уши. Благодарят за оказанную помощь, то есть советы.
- Ну, здравствуй, ученый муж! Можно так обращаться к доктору медицинских наук?
- Ага, про меня уже знаешь, - догадался Степан, - теперь поведай о себе.
- Расскажу, не поверишь! Помнишь первую планету, что скисать начала? Я тебе рассказывал – погибала она, должен помнить. Так вот, моей докладной по ней дали зеленую улицу. Попала на праматерь нашу – планету-родительницу. Как ни странно, меня поддержали. Я не знал этого, потому что находился на Земле, а поставить в известность не посчитали нужным.
«Вылечили» ее, но так, чтобы хозяева не догадались. Как я мечтал. Загнали туда, куда они и планировали. Сейчас там рай. Вернее, будет, когда мусор выгребут и порядок восстановят. – Айк поделился информацией и замолчал. Степан почувствовал тревогу, понял, что только сейчас разговор и начнется.
- Ты сообразил, Степан, как сюда попал?
- Захотел и приехал в гостиницу. В Москве нелетная погода. Командир самолета решил переждать и заодно подзаправиться в Екатеринбурге.
- Это ты ему внушил.
- Врешь, профессор!
- А тебе внушил я. Трое нас здесь. Вычислили тебя и пригласили в гостиницу.
- Валерий Павлович сказал, что я не поддаюсь внушению.
- И был прав. Для его куриных мозгов, это сложная проблема: мог и обжечься.
- К чему клонишь?
- Зачем рассказал Снежным людям про меня и мою планету?
- Они сами что-то чувствовали, сами меня преследовали. И что страшного случилось? Им бы сейчас рассказать, сообщить, что родина выжила, и у них появился шанс.
- А вот это вряд ли.
- Я бы не поленился, вернулся, - предложил Степан.
- Вряд ли у них он появился. Зачем рассказал про меня? Ты лишил их шанса!
Доктор начал понимать, почему Айк вернулся.
- Мысли они читают, читают не хуже тебя. Как я мог что-либо скрыть от них? Липовый диссидент, ты - чистильщик? Тебе дали шанс остаться в живых с условием, и ты прибыл его выполнять?
- Когда я тебе сообщил о нас, была необходимость. На одной чаше весов лежала ваша цивилизация, на другой – моя жизнь. Перевес был явно не в мою пользу. Мне пришлось рискнуть и рассказать тебе. Иначе получилось бы, как с твоим отцом – погиб, и пользы не принес.
Зачем ты растрезвонил о нас? Сейчас на другой чаше весов не целая цивилизация, а ты и еще четыре существа. Чем вы лучше меня?
- Хватит словоблудием заниматься. Делай свое черное дело.
- Так ты согласен?
- Странный вопрос. Кто хочет умирать?
- Причем здесь это? Отправиться на мою планету?
Степан, сидевший на кровати, откинулся на нее и уставился в потолок. Напряжение спало, и он прыснул от смеха. Профессор сидел на диване и терпеливо ждал, когда доктор успокоится и даст ответ.
- Сгоняем, почему нет?! – Мысли молодого человека потекли в другом направлении.
«Новая планета, другие цвета, запахи. Все новое. А ведь там другая сила тяжести, следовательно, другие формы тела. Профессор раньше намекал, что они сильно отличаются от нас, - Степан думал, и размышления вызывали вопросы. - А вдруг у них четыре ноги? Куковать-то мне придется в клоне! А сколько у них рук и глаз»?
Доктор не успевал додумать один вопрос, как появлялись новые. Голова пошла кругом.
- А вернусь, здесь-то клонов нет. Тело умрет. Потом придется труп подходящий подбирать, так что ли? Академик с матерью будут живы?
- А кто сказал, что ты вернешься?
Вопрос поразил Степана. Он, наконец, понял, что профессор решил вывести его и Снежных людей к себе на родину и таким образом решить проблему – навсегда заткнуть рот.
- Это как? Ты хочешь нас в зоопарк сдать? Никогда!
- Какой зоопарк? Что ты выдумываешь? Так и думал, что с тобой будут проблемы. Четыре медведя согласились, а ты начинаешь воду мутить. Ты знаешь, что есть еще два способа решения вопроса? Про третий говорить не буду – сам догадался, но второй приемлем. Мне придется лишить тебя памяти!
- Это попробуй. Это, пожалуйста. Но учти, я тоже кое-что умею и буду защищаться.
- Это попробую. Это, пожалуйста, - передразнил Айк Степана, - но тоже учти, не исключены тяжелые последствия. Второй вариант сам может перерасти в третий!
Оба не заметили, как в пылу спора поднялись и стали друг против друга.
Профессор обхватил руками свои плечи, оглянулся через плечо, но голова не остановилась и продолжила движение. Тело начало скручиваться как тряпка при выжимании. Скоро цвета одежды пропали – остался лишь серый. Голограмма превратилась в темную юлу, которая раскручиваясь, набирала скорость.
Степан понял, что Айк хочет привлечь его внимание к происходящему, чтобы завладеть сознанием. Прошел к креслу и сел. Выждав момент, когда юла начала равномерное вращение, он прищурился и впился в нее взглядом. Усилием воли попытался остановить.
Огромная игрушка не хотела тормозить, начала раскачиваться и падать явно не собиралась. Скорость вращения то падала, то восстанавливалась: вращение юлы перестало быть равномерным. Потихоньку стала сдавать позиции: скорость начала рывками снижаться. Когда вращение уменьшилось настолько, что игрушка должна была упасть, та замерла на секунду, неожиданно дернулась и, как стрела, пущенная из лука, рванулась в противоположную сторону.
Степан не сразу сообразил, что происходит. Его усилия и желание профессора совпали: они вдвоем какое-то мгновение раскручивали игрушку в противоположную сторону – сторону, нужную Айку. Доктор понял, что из противника превратился в помощника, но…. Но за несколько секунд юла набрала такую скорость, что вытянулась в нитку и уперлась в потолок.
Врач понял, что творится что-то не то, но поздно: раздался хлопок, и нитка рассыпалась на шарики. Те, уменьшаясь, запрыгали по полу и раскатились по углам. Через пять секунд следы юлы пропали.
На звук взрыва прибежало несколько человек. Люди ничего не поняли, но обнаружили владельца номера, развалившегося без сознания в кресле.
Нашатырный спирт не помог, не сумели справиться с обмороком и врачи скорой помощи. Мужчину увезли в больницу.
На следующий день мать Степана получила срочную телеграмму из Екатеринбурга. Бедная женщина, знавшая о городе только то, что ее сын когда-то бывал в нем, ничего не поняла и побежала за помощью к академику. Тот сразу сел за телефон.
Мать, Вика и Виталий Борисович первыми узнали, что Степан лежит в коме в областной больнице города Екатеринбурга. Им объяснили, что он снял номер, чтобы переждать непогоду, и почувствовал себя плохо.
В тот же день они отправились в Екатеринбург.
Академика узнали, его знали везде, где давала о себе знать человеческая боль, и в местной медицинской академии изучали его труды.
Встретили их доброжелательно и всячески помогали.
Никто не знал, что произошло, и никто не понял, что происходит - пациенту так и не поставили вразумительный диагноз. Сам ученый тоже терялся в догадках.
В конце следующего дня машина скорой помощи с пострадавшим и тремя сопровождающими убыла по месту жительства больного.
Но и родные стены не помогли: доктор не пришел в себя.
Больной лежал в отдельной палате. Мать с Викой по очереди дежурили около него, ежедневно заглядывал Виталий Борисович, Александр Александрович и гипнотизер, а Степан лежал на кровати, не поднимая век.
Организм подкармливали, следили за его состоянием и ждали. Были проведены все полагающиеся исследования и сделаны анализы, но знали о болезни, настигшей Степана, не больше, чем в первый день.
Прошло какое-то время, и молодое тело взбунтовалось: зашевелились пальцы рук, задергались веки и открылись глаза. Доктор очнулся.
Через час все знали об этом, но узнали и о то, что он никого не узнаёт и ничего не помнит. Радость была омрачена.
Через неделю Степана перевезли в психиатрическую лечебницу….
- Обещал вернуться и вернулся, - пробурчал главврач, принимая больного.
Матери с Викой стало легче. Они укутывали молодого человека в осеннее пальто и выводили на улицу, усаживали на лавочку и, сев напротив, разговаривали с ним. Мужчине нравилось слушать. Через несколько дней он попробовал говорить. По слогам, медленно, растягивая гласные, но стал задавать вопросы и отвечать. Скоро речь стала осмысленной, но думал он долго, прежде чем что-нибудь сказать. Все указывало на то, что со временем мышление и речь восстановятся полностью. Друзья Степана радовались этому и гадали, когда наступит долгожданный день.
Но случилось непредвиденное.
В руки Степана попал листок с обручем. Рисунок, который он сам когда-то и нарисовал. Где он его нашел, или кто его дал, так и осталось загадкой, но все изменилось: он перестал обращать на кого бы то ни было внимание, отказывался разговаривать. Мужчиной овладела безумная идея. Он опять начал рисовать, но рисовать не обруч, а мозг.
- Как что-то в нем переключили, - жаловался главврач академику. – Щелкнули, и он отправился в другом направлении в развитии. Раз несколько пытался с ним поговорить. Из обрывочных фраз понял одно: когда дорисует, выздоровеет.
Зима, на которую возлагали большие надежды, после происшествия не принесла ожидаемой поправки. Все осталось по-прежнему: Степан ни с кем не разговаривал и постоянно рисовал мозг. Он ни на миллиметр не продвинулся в работе: каждый раз, не закончив картинку, начинал рисовать новую. Прихода весны больной не заметил.
Первой запаниковала мать. Она пришла к академику домой и, застав там гипнотизера, обрадовалась:
- Сына просила, да потом надобность отпала. Теперь вот к вам обращаюсь. Хочу, чтоб меня загипнотизировали.
Гипнотизер устало вздохнул и ничего не ответил, поняв, что женщина не все сказала.
- Муж тем же страдал и что-то говорил про рисунки, да мне не до того было, не так все понимала, не верила. Сын просил, чтоб я что-нибудь вспомнила, и было от чего отталкиваться. Так вот - вспомнила! Он что-то про карандаши говорил. Давайте узнаем, что?
«И мать скоро с ума сойдет», - подумал мужчина, но отказываться не стал.
Старики согласились, и гипнотизер выяснил, что муж женщины – отец Степана – поделился с женой секретом: карандаш должен быть не острый, а тупой, тогда шанс нарисовать картинку за один присест повышается многократно. Он обещал ей, что скоро дорисует и перестанет всех мучить.
Гипнотизер вывел женщину из транса и посмотрел на академика, ожидая увидеть хоть грустную, но улыбку, но тот отнесся ко всему серьезно, только сказал:
- И я хожу как загипнотизированный. Кажется мне, что обещал парню помочь, и все тут! Во сне думаю, что делать.
- И мне он снится каждую ночь. – Все услышали голос, неизвестно откуда появившейся девушки. – Плачет и зовет. – На глазах ее появились слезы. Смутившись, она ушла, крикнув издалека: – Думайте, вы же медики.
- И я вот гадаю, а не прошибить ли его гипнозом? – спросил Валерий Павлович.
- Сам говорил, что опасно в его мозгах ковыряться.
- Ты, академик, не понимаешь. Опасно мне, а не ему. Это раз. Во-вторых, опасно, когда он был в светлом уме и твердой памяти. А сейчас мозг чем-то заблокирован. Я ведь до него и не доберусь, блокировку попробую снять, а там как получится.
- Темнишь, Авиценна, снаружи мозг только поцарапаешь. Изнутри баррикаду снимать надо.
- Смотря, кто и как ставил. Но в любом случае, мне нужно заставить его помочь мне. Тогда на что-то надеяться можно.
- Подумать надо.
Мужчины думали, мать Степана не вмешивалась. Незаметно вернулась Вика, но тоже молчала, старалась, чтобы не заметили.
Тишину нарушил академик.
- Ничего мы так не высидим. Решение использовать при лечении гипноз – правильное, а в этом ты специалист, Валерий Павлович. Тебе и карты в руки.
- И то - верно. Завтра же и попробуем. Сашке передай, чтоб ждал в два часа. Я продумаю все до конца, а он Степана пусть подготовит. С бритой головой он мне нужен. Массаж во время сеанса, это Степан здорово придумал. Тепло рук настораживает и обостряет чувства.
Консилиум закончился. Начали расходиться. Только Вике казалось, что не все еще оговорено, не все сказано. Она едва дождалась, когда все уйдут. Проводив гостей, сразу прошла в кабинет родственника.
- Дед, думаешь, поможет?
- Что ты хочешь услышать?
- А то ты не знаешь!?
- Знаю, но не уверен, получится или нет. Надеюсь.
- Люблю я его, дед, люблю давно. А все ты!
- Догадывался, но я-то тут причем? И так один раз сабантуй устроил – дал возможность пообщаться вам не в коридоре. На старости лет сводником сделала. Так хотел, чтоб любимые мною люди….
- Он к тебе относился как…. как…. Я бы давно…. а он отнесся бы к этому как…. как…. к инцесту!
- Да, запущенный случай. С другой стороны, оно тебе надо, внучка? Он уже женат. Как вылечил первого человека, так и женился на медицине. Больше никого любить не сможет. Я ведь такой же, знаю. Изменять будет….
- Не любил, значит, бабушку? – девушка удивленно посмотрела на деда.
- Нет, почему? Любил. Но любил по-своему. Ни разу не изменил. Скорее медицине с ней.
- А я на все согласна, пусть гуляет, лишь бы рядом был. Он сказал, что мой будущий муж будет ревновать при поцелуях на съемках. Я сразу о нем подумала. О театре забыла, в университет на юридический факультет поступила. И не очень-то стремилась. А хочешь, если вылечишь его, я в вашу академию переведусь? С третьего курса на первый запросто возьмут.
- Нет, внучка, не надо, - ответил академик. – Если бы стимул мог помочь! Сам вылечить хочу. И врешь ты, девочка. Как выйдешь замуж, так собственница в тебе и проснется.
Напомни утром, чтоб ему очки сняли во время сеанса. Могу забыть.
- Там и напомню. Тоже еду.
Дед хмыкнул, но промолчал. Знал, что спорить бесполезно.
- Дедушка, а если не получится?
- Не представляю. Знаешь ведь, что медицина не всесильна. Этот вопрос Валерию Павловичу лучше бы задала. Вот если бы Степан лечил….
Степана усадили посреди комнаты. Лысый, он безучастно смотрел на стену.
Мать была права, забив тревогу: в последнее время сын выглядел плохо. Разговаривать он перестал давно, как только начал рисовать, и только сердце матери сразу заметило перемену к худшему.
Кабинет находился на первом этаже. За стеклом, как поплавки на воде, над подоконником показались две головы. Одна принадлежала пожилому человеку. Вторая – ровеснику Степана.
- Это еще что за чудо? – спросил академик у главврача и кивнул в сторону окна.
Тот быстро понял, что к чему, объяснил:
- Бывшие пациенты Степана. Оба, которых вылечил. И ведь откуда-то узнали!
- Убери, Сашка, - распорядился старик. – Организуй, чтоб не мешали.
Главврач ушел.
Валерий Павлович заметно волновался. Ждали возвращения доктора. Девушка подошла к Степану и сняла очки. Долго смотрела в безучастные глаза парня, но ее разогнал дед:
- Уходи, мешать будешь.
Вошел главврач, спросил:
- Мать в коридоре, пустить?
- Нет. – Чуть не закричал Валерий Павлович. – Запирайся, а то и тебя выгоню. Услышав звук проворачиваемого ключа, успокоился и подошел к Степану. Академик с главврачом прошли в угол кабинета, чтобы не мешать. Валерий Павлович сел напротив больного и начал говорить:
- Степан, помнишь меня? Я Валерий Павлович, твой учитель. Помнишь своего учителя?
Гипнотизер выставил ладони перед лицом пациента.
- Ты видишь эти руки? Ты помнишь их, Степан? Ты видел, как эти руки помогали больным. Это руки твоего учителя, они помогут и тебе, Степан.
Ты болен, но тепло этих рук поможет и тебе.
Валерий Павлович встал и начал потихоньку разглаживать ладонями кожу на голове юноши, приговаривая:
- Тепло. Тепло от тепла, оно увеличивается, проникает вглубь и обволакивает мозг. Это тепло станет твоим помощником, Степан. Оно выручит тебя в трудную минуту. Пользуйся им. Ты и оно поможете твоему сознанию. Вы поможете ему пробиться наружу. Что-то мешает, но вы справитесь. Справится тепло, а ты ему поможешь. Помоги ему, и вместе вы справитесь.
Я досчитаю до трех, и вы преодолеете препятствие. Я считаю, Степан. Досчитаю до трех, и ты очнешься.
Раз.… Два.… Три…
Гипнотизер щелкал пальцами во время счета. Мужчины не отрывали взгляда от больного и при счете три даже выгнулись в его сторону.
Степан очнулся. На какое-то время всем показалось, что он оглядел присутствующих осмысленным взглядом, но когда к нему приблизились, стало понятно, что сеанс прошел вхолостую. Что-то изменилось в его взгляде, но осталось главное: он был отрешенным.
Неудача угнетающе подействовала на всех. Почти на всех - Вика переживала не очень долго.
- Ну и что раскисать? Вы изначально обрекли себя на поражение. С каких это пор лечит тепло, а ему помогают? Человек должен лечить себя сам. И только сам! А ему должны помогать. Тепло? Пусть это будет тепло!
- Подслушивала? – удивился старик.
- Молчи дед, и скажи спасибо, что подслушивала. А то бы, откуда вы знали, что дальше делать?
Родственники разговаривали дома – одни. Девушка высказывала все, что накипело за время дороги. Ее слова заставили академика по-новому взглянуть на неудачу.
- Надо найти слабые места болезни, и вбить в них клинья, - девушка не могла успокоиться. - Узнать, что Степану дороже всего, и заставить бороться за это. Ему некогда будет болеть, если вы достучитесь до него.
- Что ты имеешь в виду?
- Как, что? Вы знаете, чувство вины, долга и дружбы – это слабые и сильные его стороны. На этом и сыграйте. Он же сделает все, чтобы выполнить свой долг и помочь другу.
- Эк, завернула.
- Я завернула, я и выверну. Вы дали добро на его поездку в Сибирь? Дали. А он вместо того, чтобы вернуться с космическими сувенирами, привез странную болезнь. Обвините его в этом, скажите, что вы ругаете себя из-за этого последними словами и считаете себя виноватыми в происшедшем. И врать-то не придется. Просто озвучите правду. Думаешь, я не слышала, как ты клял себя за сговорчивость?
- Да и я видел твои красные глаза.
- Меня-то никто не спрашивал, когда принимали решение.
- Нас тоже. Он все уже решил, а спросил ради приличия. Но есть что-то, есть рациональное зерно в твоих словах.
- Еще сомневаешься, дед? А хочешь пример? Ты зачем все свалил на пенсионера-гипнотизера? Академик и на пенсионера? Гипнотизер, мол, тебе видней. Зачем? Он такие болячки еще ни разу не лечил! Вот тебе и пример. То же самое: теперь ты из кожи лесть будешь, чтобы исправить ошибку. Также заставьте действовать и его: пусть сам лечится, самовлюбленный ишак. – Последние слова девушка сказала уже сквозь слезы, упала в кресло, и светлые капельки одна за другой побежали по лицу. Академик перебрался к ее креслу, сел на ручку и прижал девушку к себе.
- Я уж хотел обидеться на тебя, внучка. А ты, оказывается, последние патроны выпустила. Сзывай на завтра – как ты говоришь? – симпозиум ботаников. Жаль, что дословно пересказать, тобою сказанное, не смогу, а пыл-жар твои уже кончились.
На следующий день мужчины встретились вновь. Собрались вечером втроем в кабинете академика. Вика принесла коньяк, фрукты с конфетами и пристроилась в кресле. Дед хотел выпроводить ее, но передумал.
Он не стал пересказывать слова внучки по поводу сеанса гипноза, только высказал ее рекомендации по проведению следующего. Поругал себя, что вовремя не подумал об этом и все свалил на Валерия Павловича, объявил, что они для этого и собрались, чтобы досконально продумать вторую попытку.
Под коньяк говорилось и мыслилось легко. И решение приняли нестандартное: дорисовали сообща картинку с мозгом. Рисунок собрались передать Степану, не скрывая, что выполнили всю работу за него. В заключение решили обвинить его во всех смертных грехах. И предстояло сделать это гипнотизеру.
- Не он должен помогать лечить себя, а мы ему. Он знает, как лечиться, и лечится. – Валерий Павлович тоже долго анализировал причину неудачи и пришел к выводам почти таким же, какие сделала Вика. - Сказал, что закончив рисунок, выздоровеет. Не получается. От этого и будем исходить. Он ведь поправился в детстве, когда круги рисовать закончил!
К окончательному варианту и срокам лечения пришли не сразу. На выбор повлияло и сообщение главврача, что состояние больного заметно ухудшилось. Он потерял интерес к художествам: рисовал вяло, мог в любое время прерваться и долго смотреть в одну точку. Окружающая обстановка совсем перестала интересовать больного. В последнюю встречу с матерью, он даже не узнал ее.
Оттягивать с лечением побоялся и гипнотизер: «Спрячется в скорлупу, потом не достать будет. И так и эдак идем ва-банк».
Следующее утро решили посвятить попытке, которая, как все понимали, была последней.
Больной восседал на стуле посреди комнаты. Ждали возвращения главврача – тот ушел отдавать последние распоряжения. Академик замер, задумавшись у окна, Валерий Павлович делал вид, что спокоен. Девушка подошла к Степану и сняла очки. Долго вглядывалась в лицо и вдруг позвала:
- Дед, иди сюда.
Подошел академик и всмотрелся в знакомые черты молодого человека: глаза, уставшие от яркого света, прищурились; в углу левого замерла слезинка.
У ученого заныло сердце, вынул из кармана таблетку валидола и положил под язык.
Слезинка скатилась к подбородку, и ее место заняла другая.
Вика всхлипнула.
- А ты уходи отсюда, - сказал дед внучке и поволок ее к двери. – Оттуда подслушивать будешь. Иди, смотри под окном, чтоб никто не мешал, и сама не высовывайся.
Матери не сказали, что делают последнюю попытку вылечить сына, побоялись: она еще не отошла от первой.
- Степан, здесь собрались твои друзья. – Валерий Павлович смотрел, не мигая, парню в глаза и говорил. - Старые, но друзья. Старые друзья.
Слева и справа от него, сидели академик и главврач. Он специально распорядился, чтобы они так сели, объяснил им, что это нужно больше ему, чем Степану, - для поддержки. Они так же, как и он, держали перед собой вытянутые ладони.
- Ты видишь эти руки? Ты пожимал их, помнишь, Степан? Это руки твоих друзей. Они теплые. На них линии жизни и они переплелись с твоими.
Ты чувствуешь их тепло. Тепло твоих друзей охраняет тебя, оберегает.
Спи, Степан. Твои друзья рядом с тобой и всегда выручат тебя. Спи.
Глаза парня закрылись. Ровное дыхание и отсутствие реакции на слова не позволяли понять, слышит он или нет, но гипнотизер не обращал на это внимания.
- Мы твои друзья, Степан, но ты лучше нас. Лучше, потому что хочешь стать лучше, лучше не для себя, для других. И что-то мешает тебе, сдерживает. Ты хочешь сделать мир лучше, а это мешает тебе. Перешагни через это. Не получается? Вспомни про нас, обопрись о нас. Перешагни вместе с нами.
Ты сказал, что тебе нужно нарисовать мозг, и что эта картинка – твое лекарство. Мы дорисовали ее, дорисовали все вместе. Лечись. Твои друзья изготовили для тебя лекарство. Лечись. Тебе осталось сделать лишь шаг, и ты будешь здоров.
Мы твои друзья. Мы помогли тебе. Но и ты должен помочь нам.
Ты должен перешагнуть через преграду, потому что это мешает и нам – твоим друзьям.
Нас мучает вина перед тобой. Мы отпустили тебя туда, где ты встретился с бедой.
Перешагни через нее, и всем станет легко: и тебе, и нам. Перешагни ради нас. Не обижай нас. Не оставляй нас наедине с виной. Не поступай так с нами.
Я досчитаю до трех, и ты сделаешь это.
На раз перешагнешь. Ты сделаешь это, Степан!
На два посмотришь под ноги и увидишь, что преграда осталась позади. Мы рядом, Степан.
На три проснешься и, проснувшись, скажешь свою любимую поговорку. Помнишь? «От Земли до Марса как от понедельника до пятницы».
Это будет знаком для всех, что ты справился и с этой задачей. Ты поместишь нашу общую картинку – начинал ведь рисовать ее ты – в рамку. Она будет висеть рядом с двумя другими. Знаешь, какое у нее будет название? Правильно: «От Земли до Марса как от понедельника до пятницы». И только мы будем знать, что это означает. А это значит, что все в этом мире измеряется полетом фантазии. Все без исключения. И твой незаурядный мозг тому подтверждение.
Я начинаю считать, Степан.
Раз!
Ты перешагиваешь через все, что мешает тебе, и что мешает нам - тебе и нам, Степан.
Два!
Ты видишь, беда осталась позади. Все хорошо, мальчик. У тебя на коленях лежит рисунок. Мы помогли нарисовать его. Мы – твои три старых друга. Просто друзья и просто старики. Даже мать с отцом внесли свою лепту в этот рисунок. Не подводи нас. Мы ждем тебя дома.
Три!
*****
Глава 4. Эпилог.
В понедельник состоялись похороны неожиданно скончавшегося молодого доктора медицинских наук. Слух о вундеркинде давно бродили по городу: кто-то верил, что такой есть, кто-то – нет. Лишь когда он умер, все признали, что такой был.
В скромной двухкомнатной квартире осталась коротать жизнь его мать. Первое время ее часто навещали друзья сына. Нет-нет, да и приходили старики – то по одному, то вместе, но пришло время, и совсем перестали заглядывать. Навещала лишь молодая женщина, но все реже и реже.
Иногда старушке становилось совсем невмоготу, тогда она снимала со стены три рисунка в рамках, водила по ним пальцами и вспоминала названия. Каждая из картинок что-то напоминала.
«Озоновая дыра» - сын болел, дорисовал и вылечился.
«Космос, как предчувствие» - в ней ничего особенного, непонятная: белый прямоугольник. Но Степан очень любил ее.
Дольше всего взгляд задерживался на последней. Женщина гладила ее, словно стирала пыль, а губы шептали: «От Земли до Марса как от понедельника до пятницы».
«Эту уже твои друзья дорисовывали за тебя, сынок. – Мать не плакала, рассматривая картинки – кончились слезы. – Хорошие у тебя друзья были, Степан, досталось старикам под конец жизни. Все трое так любили тебя! Зачем меня вылечил? Мучаюсь теперь одна».
Жизнь старой женщины-пенсионерки была однообразной и скучной. Она ничего от нее не ждала – все хорошее осталось позади.
Так думала она, пока однажды не получила письмо без обратного адреса. Вскрывала его, гадая, кто бы это мог написать.
В конверте лежала фотография мальчика лет семи. На обратной стороне корявым детским почерком было нацарапано карандашом: «Бабушка, это я, твой внук. Научусь лучше писать, тогда пришлю большое письмо».
Сердце старушки подпрыгнуло и больно заметалось в груди. Она с трудом добралась до коробки с лекарствами, проглотила таблетку и запила водой. Руки вновь поднесли фотографию к глазам.
«Я - бабушка»? – спросила себя женщина и по-другому начала разглядывать снимок.
«Уши, как у Степана, - отметила она. – Нос тоже его. Я – бабушка?».
Через пять минут старушка убедилась, что и у сына в детстве был точно такой подбородок и такие же ямочки на щеках. Фотографии маленького Степана и мальчика лежали рядом.
«Один к одному, - подумала женщина, – вылитый Степан в детстве. Вот только глаза.… У сына озорные, а у внука добрые и печальные. Не должны быть у детей такие».
Старушка ни минуты не сомневалась, что это ее внук.
«Как же это? Когда? – Она отложила фотографии и задумалась. - Я же, старая дура, отвадила сына от женщин, боялась, что отнимут у меня».
Изучив конверт, пенсионерка узнала, что письмо пришло из Екатеринбурга.
А в это время разум сына, давно покинувший солнечную систему, пролетев свою и сотни других галактик, приближался к цели своего путешествия – высокоразвитой цивилизации, жителем которой, против своей воли, ему предстояло стать.
*****
Глава 5. Назад или в будущее?
- Дорогие мои, что за вопросы? То, что спрашиваете вы, на Земле понятно и школьнику.
Не могут существа путешествовать назад во времени. Не-мо-гут! Вперед, – пожалуйста. Назад? Нет! Нарушится причинно-следственная связь! Поэтому и нельзя. Будущее можно изменить, прошлое – нет! Природа против таких кульбитов, вот и побеспокоилась.
Представьте себе наипростейшую ситуацию: футбольное поле, игроки на нем и дебил-судья со своей дудкой, свистящей невпопад. Он дудит, и после каждого свистка игра складывается по-другому. После его вмешательства игроки перемещаются, мяч останавливается, вратарь вертится, волнуется. И что? Сколько раз свистнет, столько раз и изменится счет, ведь с каждым свистком меняется обстановка на поле.
Это хоть, вы понимаете? Придет злой болельщик домой и наклепает злых наследников. А ведь мог добрых.… И все пойдет не так, как могло бы….
Причем здесь контрацептивы? Причем здесь болельщики?
Исход матча можно поменять только в настоящем, но никак не в будущем! Неужели непонятно?
У-у-у-у-у! Как? Вы не знаете, что такое футбол? Это когда вашу планету две дюжины бездельников делят на друзей и врагов.
Вы не знаете, что такое болельщики? Это больные с температурой за сорок, но болезнь переносят на ногах, то есть, протирая штаны на стадионе.
Степан, а точнее то, во что его превратили на новой планете, стоял на кафедре и воздевал руки к небу, обращаясь неизвестно к кому.
«Ну как можно с ними разговаривать, если они даже этого не понимают! И для чего меня сюда затащили? – он начал жаловаться на судьбу. – Для ликбеза гуманоидов?! Даже Виталий Борисович в страшном сне не мог такого представить, куда я попаду!»
Лекции инопланетянина любили, сколько не читал, следующая была непохожа на предыдущую, аншлаг был обеспечен, но все всё воспринимали по-разному.
Лектор думал, что с трудом, но пробивается к инопланетному разуму. Они же считали, что присутствуют на цирковом представлении, в котором жонглируют словами.
Его горячность и нервозность со временем уменьшились, доводы перестали быть эмоциональными, стали более аргументированными.
- Братья по разуму, - возвещал инопланетный оратор в следующий раз. – Вы погрязли в невежестве. Думаете, что на прошедшее нельзя влиять? Глупости! Считаете, что нарушится причинно-следственная связь? Ерунда….
Представьте, что вы находитесь на футбольном поле….
Теперь знаете, что это такое? Это большая площадка вроде пустых голов некоторых моих слушателей. По ней скачет одна единственная мысль-мячик. Кто успевает ухватиться за нее, тот и считается хорошим игроком. А если и ноги догоняют, то это – Пеле…. Пеле – это кофе. Пока рекламировали, был хорош, когда перестали – перестал быть таким….
А когда вратарь не стал вертеться и волноваться, тогда и начал пропускать голы….
Вы до сих пор думаете, что на прошедшее нельзя влиять? Ха-ха! Чепуха! Невежды!
Можете представить ситуацию, когда выскакивает откуда-нибудь замухрышка-болельщик, появляется и сообщает, что он прибыл на машине времени из прошлого, знает, что вы не можете изменить счет, и предлагает свои услуги?
Три - один? Пожалуйста! Устроить ничью? Тоже без проблем.
Вы не можете вернуться и изменить прошлое, потому что изменится причинно-следственная связь, а он-то может изменить свое, ваше прошлое, но его будущее. Ведь ваше прошлое – для него будущее, так как живет он во времена, когда футбол только зарождается, и гоняют в его время коровий мочевой пузырь, набитый тряпками….
В его будущем что-то изменить по вашей просьбе, это тоже, что вам вернуться назад и там наломать дров! Вы – нет, а он-то может, но ему нужно заплатить….
Вы, жители Юлианы, затерявшиеся в периферии космоса, думаете, что вы пуп земли, то бишь вселенной? Еще две-три лекции, и я докажу, что это не так: ваши столы с закусками крутятся вокруг планеты, название которой – Земля. И место ваше на задворках.…
- Степан, может, хватит? - раздался металлический монотонный скрип Айка. - Я-то, ладно, привык к твоим выкрутасам, но их-то, за что? Меня давно простили. Ты-то чего до сих пор беснуешься?
Время лекции истекло. Тальк, как здесь звали инопланетного лектора, этого не заметил. Последнюю тираду никто не слышал, кроме Айка, и он лишь сейчас понял это.
- Не могу смириться, что аудитория пустая, и все равно меня слышат. Сидят где-то, пьют что-то и слушают. Я тут распинаюсь перед пылью на стульях, а диспут идет своим чередом. Неправильно это, что за свадьба без драки?
- Это классика. Можно говорить, что заблагорассудится, сидеть или лежать, но оратор должен присутствовать здесь: на трибуне. А слушают тебя там, где хотят. Привыкни.
- Айк, я никогда не прощу тебя!
- Когда-нибудь это случится. Ну, что я тебе сделал плохого? Жизнь удлинил до тысячи с лишним лет! Услышал бы ты меня, укоротив мою до вашей сотни, а может, и того меньше.… Как мне на тебя еще повлиять? Хочешь, с девицей симпатичной познакомлю?
- Изыди! Что такое эрекция, я никогда не узнаю на вашей планете. Не найдется у вас красавицы-домкрата, способной поднять чудо вашей цивилизации.
- Ты не первый. Свыкнешься. Мы на разных планетах выглядим по-разному, и ничего – привыкли.
- Айк, уйди, дай побыть одному, я отключаю доступность общения со мной.
Степан остался один, прошел к окну и уставился невидящим взглядом в незнакомое небо. Он давно перестал искать привычные созвездия. Ночное небо стало представляться ему большим, синим гобеленом, вытканным пьяным художником.
«Сволоты, сами не спят – не нужно им это, и меня таким же сделали. Время уже по их часам отслеживаю, - Степан загрустил. – Отоспаться бы сейчас, забыться во сне. Так нет. Имя заставили сменить. Тальк! Как вам такое нравится? Неужели и, правда, привыкну»?
- Мама, - вдруг закричал он. – Я соскучился по тебе, по березам, хочу увидеть стариков!
Крик его, оттолкнувшись от планеты, взмыл вверх, столкнулся с другой, запрыгал как мячик, отскакивая от звезд, задел Большую медведицу и пробился в окно двухкомнатной квартиры на Земле.
«Ох уж эти магнитные бури, - прошептала мать Степана, схватившись за сердце. – Или ты, внучек, опять вспомнил свою бабушку? Расти, маленький, вырастешь и напишешь мне большое письмо. Я жду. Сердце не обманешь - чувствует родственную душу».
Степан поднялся с подоконника и услышал грохот. Тело его было адаптировано к местной, повышенной силе тяжести, но он никак не мог привыкнуть к его громоздкости. Взглянул на шестипалые кисти и зарычал. Ушел от окна, подошел к столу около тумбочки-кафедры и налил в рюмку аперитив. Хлебнул и сморщился: «Как эти животные пьют такое пойло? Наша брага и то лучше. Я – не вы, технологий не жалко, научу вас земным радостям».
Мужчина вернулся домой, но решение запало глубоко в душу, и следующие три часа инопланетянин мастерил самогонный аппарат.
«Прогоню через него разок-другой вашу дрянь, - ворчал он, - и узнаете, что такое земной напиток».
Еще через два часа он попробовал охлажденную жидкость: «Ну вот, другое дело! Можно заняться ресторанным бизнесом. И рекламу несложно сделать знатную при моих-то возможностях».
Когда Степану пришлось начать самостоятельную жизнь на новой планете, он первое время голодал. Подъемных хватило едва-едва для оплаты номера в гостинице и на скудное питание в течение месяца. Без жилья можно было обойтись, но только там удавалось уединиться, а этого землянин хотел больше всего.
Профессия врача на Юлиане была не востребована: анатомия жителей планеты отличалась от земной, и кто будет обращаться к доктору, когда больное тело просто меняют, а занозы вытаскивают сами?
Голод заставил мужчину искать работу. И он нашел, узнав случайно, что можно читать лекции. Он скрывал от Айка неустроенный быт, но для помощи в организации аудитории слушателей обратился.
Все наладилось. Желающих пообщаться с лектором-инопланетянином с каждым разом прибывало.
Степан рассматривал любую тему, которую предлагали, но рано или поздно возвращался к рассказу о своей родине. Почти каждая лекция заканчивалась разговорами о Земле. Это была полуправда, правда или просто вымысел, но слушать докладчика было интересно. Он мог говорить на любую тему, а что не знал, додумывал. Даже предложил свой вариант происхождения разумной жизни на родине. И назвал его – «Есть в этой планете что-то такое….» Как и все, лекция понравилась. Землянин понял это позже.
Корабль был обречен.
Шквал метеоритов, как градом, обстучал корпус ракеты, но основной вред нанес не он, а маленькая градинка, сумевшая попасть в двигатель и что-то в нем закупорить.
Двигатель натужно ревел, пытаясь выплюнуть непрошеного гостя. Ему помогал командир, что-то щелкая на пульте управления.
Ракета завиляла, двигатель напрягся в последней попытке спасти жизнь себе и людям, но не избавился от дефекта – взорвался. Космический корабль, потеряв управление, начал кувыркаться.
Нарушенная герметизация быстро расправилась с экипажем - он погиб. Добраться до скафандров успели только отец с сыном и мать с дочкой. Две семьи: мать и дочь, отец и сын.
Дети родились на корабле, и детство провели в полете. Их игрушками были высвободившиеся детали после ремонта и компьютер, поэтому они изучили все, что знали взрослые.
Мужчина заварил пробоины, заклинил на всякий случай лишние двери. Женщина, как могла, помогала.
Был запущен малый, швартовочный двигатель, бунт ракеты погашен, и она продолжила путь. Продолжила, но скорость потеряла и потеряла настолько, что дальнейшее путешествие оказалось бессмысленным - кислорода могло не хватить.
Из пяти кислородных генераторов в живых остался лишь аварийный, так как находился в противоположном от взрыва месте.
Родители просчитали все варианты, и пришли к неутешительному выводу: до ближайшей, приспособленной для жизни планеты, она долетит – топлива и продуктов достаточно, но воздуха для всех не хватит. Спастись смогут только двое. Взрослые люди раздумывали недолго – жить будут дети.
Началась борьба за спасение отпрысков.
Космический корабль был перепрограммирован на движение к ближайшей пригодной для существования планете. Баллоны с кислородом собраны в оставшуюся герметичной половину ракеты. Родители с упрямством дятлов объяснили детям, что и как нужно делать.
Каждый час, проведенный взрослыми на борту корабля, уменьшал шанс мальчика и девочки на выживание: кислорода могло не хватить и им – генератор не поспевал за четырьмя космонавтами. Распрощавшись с любимыми чадами, родители вышли в открытый космос.
Ракета с подростками на борту продолжила движение согласно программе, а дети еще долгое время считали, что взрослые встретят их на планете…..
«Накрутил, что самому интересно стало, чем все закончится, - подумал землянин. В помещении он был один и мог позволить себе сидеть, развалясь на стуле, и, положив ноги на стол, потягивать самим же изготовленный напиток. – Давай, Степан, выкручивайся теперь сам».
Пришло время, и космический корабль доставил подросших пассажиров к месту назначения.
Автоматы не подвели: сами ввели его в нижние слои атмосферы, сами выплюнули капсулу с детьми, когда раненый корабль начал плавиться, обжигаясь о воздух. Ракета еще некоторое время светилась, и дети наблюдали за ней через иллюминатор. Пепел от космического корабля упал на землю. Недалеко от него спустилась на парашюте капсула с пассажирами.
Дети выбрались на твердую почву, и восторг охватил их.
- Как здесь хорошо. – Девушка закрутилась на месте. - И как здесь тепло!
Молодые люди скинули одежду и бегали нагишом по берегу моря. Огромное и теплое оно призывно плескалось волнами. Молодые люди купались, резвились и снова купались.
- Здорово, - сказал юноша, прикладываясь на траву рядом с девушкой. – Как здесь хорошо! Одни на весь свет.
- М-о-я пла-не-та! – закричала девушка.
- Я буду любить тебя, пла-не-та! - крик юноши прозвучал как эхо.
- Еще бы, как не любить свою-то!?
- Конечно, - согласился парень, но лучше это делать на сытый желудок.
- А в чем дело? Сейчас.
Девушка ушла и скоро вернулась с несколькими яблоками.
- На. Ешь. Тут их полно.
Молодые люди ели фрукты и думали об одном и том же, оба поняли, что дали маху: не забрали с корабля продукты.
- Нам придется дать всему названия, - девушка не могла долго грустить.
- Конечно. Начнем с тебя. Хочешь новое имя?
Светловолосая красавица подлетела с места. Идея привлекла, но она наступила на колючку и запричитала:
- Ё…. Ва….
- Ёва звучит неблагозвучно. Лучше - Ева. А мне имя дашь?
- А? – Не сразу поняла девушка, пытаясь остановить кровь в ранке. – Дам!
- Адам? Мне нравится.
«Эх, Степан, Степан, - землянин ненадолго прервал рассказ, – тебе бы туда сейчас, а ты сидишь здесь и развлекаешь гуманоидов. Понимают ли они, о чем речь, догадаются ли? А смогут оценить земной анекдот? Проверим».
Парень и девушка резвились, купались, потом снова резвились. Скоро на пляже раздался девичий смех, постепенно переходя в женский.
«Нет характерного для смеха булькающего звука, - подумал лектор и загрустил, потому что анекдот напомнил женщину из Екатеринбурга, – не доросли еще до землян».
Мужчина взглянул на часы и понял, что пора закругляться. Закончил эпопею чуть ли не скороговоркой.
Вечером, любуясь закатом солнца, молодые люди кричали:
- Наша планета! Мы и ты – одно целое! Мы – часть тебя! Ты – наша мать!
Пройдет не одно столетие, и люди редко будут пользоваться фразой «моя планета». Все начнут говорить - мое государство.
Много позже человечество вновь вспомнит ее – фразу. Все забудут про государства, и снова начнут говорить: моя планета. Поймут, что так правильнее. А вскоре вообще появится новая фраза – «моя галактика».
В голове мужчины не раздалось бульканья, но в конце рассказа послышался сильный треск. С такой реакцией слушателей он еще не сталкивался, но понял, что рассказ-доклад понравился.
«Будет вам, о чем подумать на досуге», - удовлетворенно хмыкнул лектор.
Напиток Степану понравился. И не потому, что напомнил родину. Мягкий, он не вырубал сознание, а ускорял сообразительность, заставлял мысли метаться, приглашая к размышлению. Аперитив рядом с ним нельзя было и поставить.
В следующий раз Степан, придумав незамысловатый предлог, затащил в аудиторию двух аборигенов. Ему не нравилось, когда слушатели находятся дома, потому что не чувствовал атмосферы сопереживания и любопытства. И нужно было рекламировать напиток.
Перед первыми посетителями стояла бутылка с непонятной жидкостью, бокалы и необычные брикеты и по форме, и по величине. По вкусу кубики отдаленно напоминали лимон, посыпанный сахаром. Над ними изобретатель колдовал еще дольше, чем над спиртным.
- Лучше всего менять время здесь и сейчас. – Лектор ходил вдоль кафедры и искоса поглядывал на слушателей. Ему внимало много инопланетян, но только двое заворожено следили за оратором, провожая взглядом. – Если мы научимся уходить в будущее моментально и на секунду-другую, то, вернувшись, сумеем сразу повлиять на событие. Оно только начинается, а мы будем знать результат, сумеем вовремя поправить его. Посторонний наблюдатель даже не заметит, как мы безошибочно делаем свое дело. Это же мечта всех разумных существ. Даже вас!
Степан видел, как инопланетяне недоверчиво принюхиваются к напитку, как решились попробовать, как потом, в спешном порядке, запихивали кубики в рот. Он видел, что через некоторое время они повторили эксперимент, но уже без недоверия и с удовольствием. Скоро перестали замечать лектора – им было не до него.
Те, кто слушал Степана за пределами здания, через некоторое время начали недоумевать: два их земляка с инопланетянином о чем-то спорили, причем на повышенных тонах. Они не знали, что тот присоединился к присутствующим, и лекция плавно переросла в нетрезвый диспут.
На следующую лекцию пришло много слушателей: огромный зал был почти полон. Степан предвидел это и приготовил как спиртного, так и закуски с избытком.
В этот вечер он решил поговорить о мироздании. Тема не была новой, но лектор преподнес ее по-другому. Это был взгляд со стороны, а не с местной колокольни, как планету Юлиану назвал Степан. Он провел параллель между Землей, землянами и затерявшимся муравейником, на котором оратор читал лекцию, пьянеющим на глазах слушателям.
- Все вы знаете, что тела состоят из молекул, а те в свою очередь из атомов, что в атоме есть ядро, и вокруг него вертятся электроны. – Лектор начал рассказывать издалека, но не боялся, что не успеет закончить. Он научился укладываться в отведенное время, но мог и перенести окончание на следующий раз.
- А вам никогда не приходило на ум, что планеты похожи на электроны и тоже крутятся вокруг своего ядра – солнца? А не задумывались ли вы, что солнечная система – это не что иное, как огромнейший атом?
Но солнечных систем много, и они могут объединяться в архибольшие молекулы. А из тех в свою очередь состоят тела. Вы можете представить эти тела?
И это необязательно будут неодушевленные предметы. А если это – разумное существо-гигант? А если в молекулах его мозга разместился в одном из атомов электрончик под названием Земля?
Степан не представлял, к чему приведет словоблудие. Он сам поверил, что его теория про электроны-планеты, родившаяся прямо здесь, в лекторском зале, имеет право на существование. Дав себе слово продумать при случае вопрос досконально, он решил свернуть со скользкой темы.
- А Земля – это колыбель человечества. Это моя родина-мать, она простит меня и вас, заблудившихся в самоуверенных догмах прагматиков. Эта колыбель бескорыстна, беспечна, как наивное дитя, она не злопамятна. Она – колыбель – усыпит всех недоброжелателей своей добротой. Я ее миссионер, я - ее посланник, а вы – моя паства.
Аудитория слушала лектора внимательно и без шума.
«Странно, - отметил Степан. – Чем это я их убаюкал? Неужели внушение происходит? Может, пьяны? Вроде бы не гипнотизировал. Или подсознательно? Быть может, и то, и другое, вместе взятое»?
- Земля, конечно, колыбель, но не настолько, чтобы дрыхнуть, когда ее представитель читает лекцию. Читает лекцию, а не поет колыбельную! – Землянин хотел обидеться, но передумал. - Впрочем, спите, друзья мои, спите три минуты. Я уйду, а вы проснетесь и разбредетесь по своим делам. Лекция закончена.
Слушатели заснули, Степан ушел. Он шел и думал, что ему делать с открытием: он мог стать пастырем, глашатаем или просто мошенником. Дата следующей лекции была не за горами, и до этого времени нужно было определиться, как использовать открытие на благо Земли. Именно Земли. В этом-то он не сомневался ни секунды.
Мужчина знал, что его мысли без его желания никто не прочитает.
Он провел первое время по прибытии на планету в капсуле, проходя адаптационный карантин. И кое-чему научился. Его разум чем-то облучали, изучали, делали с ним какие-то манипуляции, о которых он не имел представления. Единственное, что ему сообщили, что такое делается со всеми инопланетными переселенцами.
Степан прошел ускоренный курс обучения, и только после этого разум поместили в клон и заперли в комнате без освещения. Новый жилец планеты должен был привыкнуть к своему обличию, не видя себя. Делалось это, чтобы не наступил шок: все было продумано, отработано и неоднократно проверено.
Землянин с ужасом вспоминал первые впечатления от ощупывания нового тела: круглые ступни ног с пальцами по всему периметру; колени, сгибающиеся в любую сторону; относительно узкая талия; руки, почти как у людей, но шестипалые с крупными пальцами по краям. И все очень-очень большое.
Зеркало ему дали лишь через два дня. Когда вручили, он уже был готов ко всему и воспринял событие спокойно: из блестящей поверхности на него смотрело необычное по земным меркам лицо. Необычное, но не уродливое – какая-то гармония, несомненно, существовала. Изображение что-то напоминало Степану, но все элементы были крупными и с отличными от земных формами. Ему понравилось только одно: голова разворачивалась в любую сторону на сто восемьдесят градусов, и не нужно было вертеть туловищем при необходимости обернуться назад. Но оценил это не сразу, когда привык, и неожиданные повороты перестали казаться противоестественными.
Шока удалось избежать, но от жгучей тоски новый житель планеты так и не избавился.
Когда в следующий раз Степан пришел на лекцию, слушатели не поместились ни в аудитории, ни в коридорах. Часть юлианцев толпилась у входа в здание.
Но лекцию читать не пришлось. Четверо блюстителей законности подошли к лектору, защелкнули на руках наручники и препроводили в местное отделение правопорядка.
- Вас будут судить, тогда и предъявят обвинение. – Это все, что ему сообщили.
Суд состоялся через два дня.
Здание правосудия было переполнено, что для планеты было неслыханным: здесь можно было общаться мысленно, а для этого необходимости в присутствии не было. Что такое закрытый суд, знал только Степан-Тальк и, наверное, Айк, посетивший в свое время Землю. Такой «болезнью» Юлиана не страдала.
Степана привели из камеры и усадили недалеко от кафедры судий. Они пришли позже, но зрителей впустили в зал, только когда те заняли свои места. Судий было, как раньше и предупреждал Айк, пятеро.
- Гражданин Тальк… - начал говорить один из вершителей правосудия, когда все расселись, и наступила тишина, но подсудимый его перебил:
- Протестую, господин судья, меня зовут Степан, а не Тальк.
- Вы находитесь на нашей планете и так зарегистрированы.
- Это не совсем верно. На Юлиане принято называть жителей однослоговыми именами, и мне предложили выбрать себе в соответствии с правилами. Я назвал, я уважаю ваши законы, попросил, чтобы меня именовали Мкртчян.
Почему выбрал это имя? Случайность. И нет. Жил такой человек. Я до сих пор уважаю его. Этого вам не понять.
Мне отказали, сославшись на то, что слово плохо выговаривается, нарушив тем самым мои права. Пусть будет ни Мкртчян, ни Тальк, а останется мое земное имя – Степан.
В зале послышалось шевеление. Судьи, отключившись от аудитории, начали общаться между собой.
- Подсудимый Степан, суд планеты Юлиана… - вновь начал говорить мужчина в судейской рясе.
- Протестую, господин судья, я нахожусь на вашей планете, зарегистрирован как Тальк, но являюсь жителем Земли. Меня насильно вывезли с моей планеты, и я требую, чтобы меня судили по земным законам.
Судьи недолго совещались:
- Гражданин Степан, вы находитесь на Юлиане и нарушили ее законы. И вы прошли курс адаптации.
- Господин судья, я вывезен насильно, и потому имею на это право. Даже адаптация проводилась без моего согласия.
- Для вынесения решения по данному вопросу суд удаляется на совещание, заседание переносится на….
- Протестую, - раздался возмущенный голос землянина. – Требую, чтобы меня на это время освободили.
В аудитории зависла пауза. Судейская коллегия вновь некоторое время совещалась.
- Подсудимый выпускается под залог. Назначается сумма…
- Протестую, - Степан вытащил карточку-банкомат беспроводной связи и показал ее залу. – Мою наличность арестовали. Заработанные лекциями деньги изъяли из оборота. Почему, если меня еще не осудили?
- Подсудимый освобождается в зале суда до следующего заседания. Оно состоится завтра в двадцать восемь часов ровно. Пятьдесят процентов суммы накоплений остается как залог, остальное возвращается владельцу.
- Лиха беда начало. – Мысли Айка пробились наконец-то до подсудимого. Он подключился к индивидуальной связи с ним. – А ведь еще даже обвинение не предъявили. Разнес в пух и прах. Ты за что судить их собираешься?
- Тебя судить буду. За то, что перетащил меня сюда. И не смейся, - сразу отреагировал Степан, услыхав характерные бульканья в голове. – Так и случится, увидишь.
- Вместо одного – два обвиняемых будет, только и всего, поверь. Хотя я действовал по их решению.
- Все и сядете на скамью подсудимых.
Степан смотрел на окружающую природу из окна своего номера, невольно сравнивал с земной. Какая-то мысль промелькнула в голове, но он не смог сконцентрироваться, понять. Появилось желание рисовать.
Ему не нравилось буйство цветов, раскрасивших планету, хотелось однообразия - небольшого, но уютного как на родине. В частой смене красок не хватало тепла.
Начав рисовать, он скоро забраковал рисунок. Выбросил набросок и начал новый. Он не знал, что хочет увидеть в итоге, но рука сама вывела круг.
Менялись испачканные листы, менялись краски, кисти, но всегда он начинал с окружности. Края получались неровными, аляповатыми, но чем круг был неказистее, и чем больше раздражал глаз, тем больше нравился художнику.
- Опять принялся за старое. – Мужчина услышал голос Айка и оглянулся. Тот улыбался за спиной. – Здесь только этого не хватало.
Входная дверь не была заперта, гость неслышно прошел и, стоя за спиной художника-инопланетянина, разглядывал последний набросок.
- Зачем спираль? Почему не нарисовать будущее? Это хоть перспективно. Возьми тряпку, намочи в краске и повози по полотну. Сказку о голом короле помнишь? На нее и ориентируйся. Все искусство, вру, почти все, на ней и основано. У вас такая мазня называется абстракционизмом. Есть, соглашусь, таланты, но это единицы. И ты не из них.
Степан потопал толстыми ногами, словно сбивая с них снег, крякнул, но отвечать не стал, сказал то, что от него не ждали:
- Спас жизнь на Земле, - спасибо! И что? Мне теперь всю жизнь горбатиться из благодарности? Мог и просто подсказать, не вмешиваться. Даже добро нельзя всучить насильно.
Степан говорил и рисовал. Он понял с помощью Айка, что хотел получить в итоге. Когда спор исчерпал себя, закончил картину несколькими мазками.
Гость прищурился, глядя на спираль, нарисованную красками. Толстая, играющая цветами Юлианы, линия закручивалась, сужаясь по кругу до глаза в центре рисунка.
- Неплохой получился обод. Теперь на выставку? Или в суд как доказательство невиновности? Или как улика против меня?
- Заткнись. Это воплощенный на холсте крик души. Отпечаток его эха, если хочешь. Дарю, повесь в своем гигантском туалете. И это тебе. – Степан протянул чистый листок. – Тоже картина талантливого абстракциониста. Почему белая? Навеяна твоими рассказами. Картина называется: «Космос, как предчувствие». Напрягись, догадаешься.
- А это что? – юлианец поднял с пола листок с рисунком огромной, сплюснутой, жирной восьмерки, измазанной непонятными черточками.
- Не знаю. Первым рисовать начал и бросил: не получается, не хватает чего-то. Замысел витает где-то в голове, не созрел еще.
- Не смешно.
- И мне не до смеха. А не знаешь, почему на моем счету валюты прибавилось, хотя ополовинить должны были?
- Что-то из твоего трепа в жизнь воплотили, другого объяснения не вижу. Начисления и пошли. С выкидышем вас, экспромтелло-демагогелло….
- Уж не за водку ли? Кто-то секрет изготовления подсмотрел, и.… Я-то думаю, откуда зрители на суде пьяные взялись? Заметил?
- Не льсти себе, Кулибин.
На суд Степан прибыл вовремя. Он еще издали заметил юлианцев с транспарантами. Заныло сердце.
«Как не вовремя. Неужели кто-то узнал секрет, гонит самогон, потчует им бездельников и сгоняет их к суду? Медвежья услуга. Меня теперь можно брать голыми руками. Или провокация? Без разницы, ведь итог один».
«Хотим за секунду туда-обратно, чтобы принять правильное решение», «Свободу Степану-Мкртчяну-Тальку», «Пусть никогда не кончится напиток богов», «Протестую, господин судья». – Транспарантов было много, и все были разными.
«О, Господи, да они почти все под мухой, помощники. Благими намерениями выстлана дорога в ад». - Степан поднимался по ступенькам здания как на Голгофу.
Подсудимый прошел в помещение и занял свое место. Чуть позже пришли судьи.
- Суд планеты Юлиана… - Мужчина в рясе сделал паузу, оглянувшись на землянина, ожидая протеста. Зрители вместе с ним повернули головы. Степан только улыбнулся. – Продолжает свою работу. – Закончил фразу судья, и опять наступила пауза, но скоро он заговорил вновь.
- Рассматривается дело инопланетянина, прибывшего к нам с Земли. – Мужчина вновь повернулся к подсудимому, и тот на сей раз оправдал опасения:
- Вы должны судить меня по земным законам.
- Суд принял во внимание ваш протест и постановил судить вас по обоим законам: юлианскому и земному. Решение будет вынесено по совокупности.
- Но это невозможно! Вы в земной жизни ни черта не понимаете!
- Подсудимый, вам не удастся ввести правосудие в заблуждение. Что не знаем мы, но знает слаборазвитая, более… ваша цивилизация?
Степан усмехнулся, ответ был готов, точнее, вопрос:
- Скажите, каково расстояние от Земли до Марса?
- Мы не знаем земных названий космических тел. Укажите их на звездной карте и получите ответ.
- В том то и дело, что для этого карта не нужна.
В аудитории зависла тишина. Но через минуту один из четырех судей выручил коллегу-секретаря, сказав:
- Офицер Айк, вы были на планете, ответьте на вопрос.
На последнем ряду поднялся увалень по возрасту такой же, как подсудимый, ответил, словно школьник на уроке:
- От Земли до Марса как от понедельника до пятницы.
По помещению прокатилась волна шума.
- Действительно…. Объясните!
- Ваша честь, это вполне конкретный вопрос, но с подтекстом. Он предполагает абстрактный ответ. Понедельник и пятница – это временные категории. То есть в данном случае смешиваются четвертое измерение с предыдущими тремя. А поскольку подразумевается расстояние, то в нашем случае….
- Короче.
- Короче, этот вопрос имеет множество ответов, и все зависит от полета фантазии отвечающего.
В зале вновь наступила тишина, но теперь ее нарушил председатель:
- Офицер Айк, вы назначаетесь судьей, пройдите к нам.
- Я не могу, - возмутился юлианец. – Подсудимый предсказал, что мы будем сидеть на одной скамье.
- Судья Айк, вы говорите ерунду. Это земные суеверия.
- Но нас будет шестеро – четное число, а это противоречит….
- Нас будет пять плюс один: вы будете судить по земным законам. Судья Айк, займите свое место.
Разрешив проблему, суд продолжил работу.
Степан не знал, что ему делать, – радоваться или горевать. Он не представлял, кем окажется Айк в данной ситуации: другом или врагом.
«Он был хорош, когда переживал за нашу планету, но когда речь зашла об одном конкретном человеке…. Он предал меня, вывез, – думал подсудимый, оглядывая аудиторию. – За что мне такое наказание»?
Зал заворожено внимал судье-секретарю, шестеро судей с непроницаемыми лицами следили за происходящим, а мысли Степана витали где-то в юлианских облаках.
«Я ведь тоже хорош, даже не поинтересовался, что случилось с моими знакомыми - Снежными людьми. Такова жизнь: думаешь, прежде всего, о себе, - эта мысль разбередила душу мужчины, и он не сразу сообразил, что пропустил начало речи судьи-секретаря.
…… в распространении крамольных мыслей, выразившихся в утверждении превосходства Земли над нашей планетой. В распространении ложных теорий, согласно которым планета Юлиана входит в состав другого тела, являясь его неотъемлемой составляющей. В то время как она является суверенной, самостоятельной частью галактики.
Подсудимый рассекретил последние достижения наших ученых, доказавших, что путешествие в прошлое возможно. Сейчас можно сказать – чего уж теперь скрывать! – что первые робкие попытки проникнуть в прошлое удались, и опыты продолжаются. Мы готовы к большому, полномасштабному эксперименту.
«Эк его понесло, словно не обвинительный приговор читает, а научный доклад-прогноз», - заметил Степан.
- В довершение всего, он изготовил сильнодействующие наркотики, используя земные технологии. Были проверены десять юлианцев, попробовавших снадобье, и результат оказался плачевным. Они плохо соображали и несли невесть что. Мало того, через некоторое время исследуемые жаловались на головную боль, унять которую можно, лишь приняв очередную порцию наркотика. Следовательно, к нему быстро привыкают, и от него юлианцы попадают в зависимость.
На счет обвиняемого поступила крупная сумма денег. Не вызывает сомнения, что он зарабатывал не только на антиюлианских лекциях, но и на распространении отравы.
«Так вот откуда валюта: сами перечислили, - подумал Степан. – Да у вас, ребята, методы борьбы с диссидентами не хуже наших: кашу маслом не испортишь».
Судья закончил читать обвинения, сделал небольшую паузу и объявил:
- Встать. Суд уходит на совещание для вынесения приговора.
- Протестую, - вскинулся землянин. – Я представления не имел, что у вас за обвинением сразу следует приговор, и все заканчивается судейским беспределом. У нас, землян, подсудимому предоставляют последнее слово.
Пять судей вопросительно посмотрели на Айка. Тот развел огромные руки и согласно закивал.
- Слушаем вас, – судьи вернулись, а зрители сели на свои места.
- Трудно понять, в чем меня обвиняют!
- Говорите по существу. Здесь суд, не забывайте.
- Вы приюлеаненные какие-то. Освоили кучу планет, а на своей все еще под стол пешком ходите. Взгляните на себя из космоса!
- Подсудимый, это суд, а не аудитория для ваших лекций. Прекращайте балаган.
- Что вам не нравится в моей гипотезе? Планета – это электрон, солнечная система – молекула. Взгляните на мироздание с этой точки зрения и сможете сделать выводы, которые раньше вам просто не могли прийти в голову. Даже ваши физики сумели что-то почерпнуть из моих слов.
Знаете, что такое ядерная реакция? А вдруг это и есть апокалипсис, который погубит все живое на планете? Погибнет один атом, но молекула-то будет жить, будет болеть, но выживет. А весь организм, который состоит из молекул? Что будет с ним?
Вы даже мечтать не даете! Чем плоха моя теория про путешествия во времени? Я вместе со слушателями пришел к выводу, что можно путешествовать во времени не только вперед, как вы уже научились, но и назад. Кому от этого плохо?
У Степана появилась дерзкая мысль, как выйти сухим из создавшегося положения. И он решил воплотить ее в жизнь.
- Я попытаюсь кое-что объяснить, и вы поймете, уверен, что поймете!
Представьте себе двух детей-одногодков: один слеп от рождения, другой потерял зрение из-за болезни. Знаю, что это у вас невозможно – тут же поменяли бы клон. Но представьте гипотетически. Оба ребенка калеки – нет сомнения. Но кто более несчастен? Тот, который не знал, что такое свет, радуга, и который никогда не видел красивое, лупоглазое лицо матери? Или тот, кто знает, что это такое? Ответ очевиден: последний.
А теперь допустим, что их вылечили. Поменяли клоны, если хотите. И что? Кто из них будет больше счастлив? Однозначно – первый! Вы слепы, а я хочу открыть вам глаза, сделать счастливыми, по-настоящему счастливыми….
- Протестую, - вдруг раздался голос Айка. – Это схоластика. Подсудимый водит всех за нос.
«Засранец, предал все же»! - сморщился Степан.
- А вот и нет, - ответил подсудимый, оправившись от горечи. – Это преамбула. Дальше все разъяснится.
- Продолжайте, - разрешил председатель суда.
- Счастье – понятие условное. Одним достаточно быть сытыми, другим этого мало. – Голос Степана стал монотонным, громким. Он добился главного – всеобщего настороженного внимания. Он уже не просто передавал мысли на расстояние, он начал говорить вслух. – Каждый юлианец должен быть счастлив. Каждый! Вы должны быть счастливы. Вы все, сидящие в этом зале, зрители и судьи должны быть счастливы. – Землянин говорил размеренно и внушительно. – Вы счастливы. Счастлив и я вместе с вами. Счастье не должно быть гостем в вашем доме. С сегодняшнего дня вы будете всегда счастливы. Будете засыпать счастливыми. Заснете….
Зал дремал. Степан повернулся к судьям. Его интересовал Айк. Тот сидел, склонив голову набок.
«Неужели получилось? - подумал он и услышал громкий хлопок. Повернулся на звук. Председатель суда улыбался, держа в руках судейскую киянку. В зале стоял небольшой шум - все проснулись.
- Мне понравились ваши доводы. Особенно про счастье. – Судья не стал объяснять аудитории, что только что произошло, - посчитал ненужным. – Но позвольте нам удалиться на совещание для вынесения приговора.
Вершители правосудия склонились друг к другу, чувствовали, что что-то пропустили, но не могли понять, - что?
- Что-то случилось? За что хоть судим его? - спросил один из судей. - Я не про предлог, эту ахинею, спрашиваю. Причина в чем?
- Так ведь сами же постановили раньше: выдернуть его с Земли и уничтожить, если воду и здесь мутить будет.
Зал загремел. Связь между говорящими оказалась открытой, и все слышали диалог председателя с одним из коллег. Улюлюканье и топот потрясли здание.
Судьи поднялись, и председатель вскинул руку, призывая к тишине. Он понял, что произошло.
- Через час мы объявим свое решение. До тех пор прошу соблюдать тишину. Решение будет справедливым, обещаю.
Подсудимый остался в зале, дожидаясь определения своей участи.
«Казнить они меня теперь не посмеют, - подумал Степан. – Запретят иметь детей. И пусть. У инопланетянина-импотента их и не может быть».
«Зато есть у Степана-землянина, - передал свои мысли Айк. Сейчас некогда, позже сообщу кое-что».
Мало подсудимых юлианцев так ожидали оглашения приговора, как Степан. Но мучило его не желание узнать о своей участи, а любопытство.
Время тянулось медленно, но и оно сдалось: через час в помещение вернулись судьи. Зал встретил процессию стоя. Судьи тоже садиться не стали. Председатель поднял вверх руку, призывая к спокойствию, и огласил приговор.
- Коллегия суда в составе шестерых юлианцев пришла к единогласному решению: обвинения, предъявленные землянину, считать доказанными.
Зал ахнул и загудел. Председатель вновь поднял руку.
- Но, принимая во внимание, что прибытие на Юлиану оказалось для подсудимого равносильно депортации, и по нашей инициативе. Учитывая, что некоторые моменты его лекций натолкнули наших ученых на решение застаревшей проблемы связанной с путешествием в прошлое по четвертому измерению – времени…. Назначить для него меру наказания в виде выдворения за пределы нашей галактики.
Аудитория недовольно зашевелилась. Степан был огорошен услышанным. Судья продолжал:
- Суд постановил: использовать осужденного испытателем доработанной по его нечаянным рекомендациям установки, отправив в путешествие по времени обратно на Землю.
Наступившая тишина могла означать лишь одно: никто ничего не понял.
- Степан, тебя попробуют закинуть назад – на Землю, – прокомментировал решение суда Айк, - но это чревато, поскольку в первый раз.
Его слышали все. Аудитория никак не отреагировала на слова, и лишь Степан прокричал: «Есть»!
Вечером Степан с Айком сидели в номере гостиницы осужденного. Его посадили под домашний арест до приведения приговора в исполнение.
Хозяин разлил самогон и спросил:
- Почему не конфисковали? – Он приподнял и показал полную емкость.
- Решения суда ждали. Замордовал ты всех – сразу побоялись.
- А потом?
- А потом еще хуже. Тебя, то ли наказали, то ли наградили. Сам-то хоть понял?
Степан вывалил в тарелку кубики.
- Будь!
- И тебе удачно вернуться домой.
Мужчины звякнули бокалами и выпили.
- А теперь, Айк, не темни, выкладывай как на духу. Что имел в виду, когда о детях Степана-землянина говорил? Утешить хотел?
- Отчасти. Родила твоя девица из Екатеринбурга пацана. Когда в Екатеринбурге тебя «уговаривал» самолет посадить, случайно ее в гостинице с ребенком встретил. Хороший бутуз. Мозги получше твоего устроены. Работает она там. И никакая не проститутка.
Пучеглазое лицо хозяина номера расплылось в улыбке. Уши зашлепали по голове.
- Почему сразу не сказал, еще тогда?
- Ага, самое время было! Мне с тобой «воевать» предстояло, а ты бы еще фору получил!
Степан вновь наполнил бокалы, радостное настроение поселилось в нем.
- Ты особенно ушами не хлопай, сотрут у тебя из памяти все. Вернешься, если вернешься, на Землю и ничего помнить не будешь. И это тоже.
- Пусть попробуют. Я теперь – после адаптации – другой. Со мной так просто не справиться. Загоню все под корку, и пусть попытаются вынуть.
- Постановление суда огласили-то не всё - приписка маленькая есть. Сам попросишь все из памяти стереть, чтобы домой вернуться.
- Что же делать, Айк?
Гуманоид не ответил. Он понимал состояние землянина. Сам возмущался на суде, но пятерка коллег быстро его отрезвила.
- Не знаю. Я и так сделал, что смог: спящим на твоем сеансе гипноза прикинулся; свою связь с судьями открытой оставил, чтобы все их разговор услышали. Думаешь, без этого, такое постановление суда было?
- Вот те нате, Айк. А если бы заметили, а вдруг сообразят?
- Пригласив в когорту судей, они сделали меня неприкосновенным и неподсудным. Если и поняли, молчать будут. Что теперь можно сделать со мной?
Айк сам разлил понравившийся напиток и повернулся к Степану.
- Хорошую штуку придумал. Ей меня дома травил?
- Похожей, но с вашей не смешивай – плохо станет. Со мной-то, что теперь будет?
- Жди. Еще разок-другой мышку отправят в прошлое. Следующий – ты. Назад не научились возвращать. В этом загвоздка. А тебе и не надо. Может, прочтешь лекцию и про это нашим бездарям? За что хоть они умудрились уцепиться в твоем трепе?
- Не знаю, - ответил Степан. – Скорее всего, просто поверили в возможность. А это многого стоит.
- Врешь ты знатно, вполне вероятно, что прав. Или все же внушил уверенность? Боюсь за тебя. Есть решение суда: погибнешь, никто и не вспомнит, никто отвечать не будет.
- И мне тоскливо. Если бы знал, что вернусь, и к сыну махну.… А так?
Степан поднялся со стула и загремел, топая по комнате.
- И не поверишь, нравиться у вас стало.
- Конечно, как изобрел напиток, так и понравилось.
- Не говори ерунды.
Степан прошел к открытому окну и высунулся наполовину, разглядывая город.
Высотные дома засветились маяками. Необычные лианы заполонили расстояние между ними; росли высоко, тянулись от дома к дому, закрывая все пространство между ними. Необычные растения обвивали строения, но жильцы обрезали крону около окон, и вечером казалось, что световые пятна проткнули растения. Юлианцы передвигались под этой фиолетово-зеленой шапкой, и сверху их не было видно. Вечером птицы не летали, но повсюду сновали бесшумные воздушные такси.
Землянина удивляла некоторая растительность планеты, пока не узнал, что она клонирована.
- Что, тело ненавистное разбить хочешь? Менять его – дорогое удовольствие.
- Отстань.
- А деньги-то тебе физики начислили за помощь в разработке прибора. Сам, можно сказать, руки приложил, чтобы домой вернуться. Перечислили, когда половину уже изъяли по постановлению суда. Жить припеваючи можно. Ты теперь знаменитость!
Степан сел на подоконник и сразу же встал, оттянул штанину и заглянул внутрь. Увиденное не вызвало отвращения как прежде.
«А что, - подумал он. – Если жить больше тысячи лет, глядишь, и эта птаха сумела бы расправить крылья».
- Рано прощаешься с беспокойной частью нашего тела. Или зовет куда?
- Ты отстанешь от меня? Лучше плесни в бокалы.
Степан сел на стул и пригорюнился. Думая о Земле и своей жизни, он неожиданно вспомнил Снежных людей. Юлианское тело не чувствовало физической усталости, но душа у землянина побаливала. Глаза, уставшие от яркого света, прищурились.
- Э, батенька, да ты совсем раскис. Получится у нас, поверь.
- Что там сейчас со Снежными людьми происходит? Мы ведь одного убили на Земле. Представляешь? Жил человек, надеялся на что-то и вдруг…. Из-за меня. Я виноват…. Если бы не прятался от проблемы, а сразу разобрался что к чему, он бы жил….
Я ведь за всю жизнь только лягушку с воробьем убил. Собаку усыпил, но она под машину попала – умирала. А тут человек….
Степан высказался и замолчал. Каждый задумался о своем.
- Домой я их отправил, - прервал затянувшееся молчание Айк. – Они ведь не ты, для них адаптация не нужна, разве для профилактики. Да и согласны были. Стер все из памяти и вернул на родину.
- А еще две группы?
- Тоже дома. Мы ведь не звери какие-нибудь. Больше людей Снежные человечки доставать не будут.
- У нас еще Лох-несское чудовище есть. Несси. Слышал про такое? Что бы это значило?
- А то не понимаешь! Еще какой-нибудь гуманоид к вам заглянул. – Айк ответил, и мужчины громко рассмеялись. Открытые окна жалобно заскрипели.
Юлианец спросил:
- Так и не попробуешь местного сервиса? Девчонки у нас….
- Зачем пить аперитив, если дома дожидается напиток, как слеза?
- И как ее зовут?
- А их много….
Глухой смех опять потряс комнату.
Мужчины еще долго сидели за столом. Им было о чем поговорить. О главном Степан спросил под конец, подозревая, что Айк не знает ответа, он уже пытался выпытать.
- Офицер Айк, когда решение суда вступит в силу?
- Домой спешишь!? Я ведь говорил: неделю-полторы подождать придется. – Офицер не знал ответа и соврал.
За Степаном пришли через две недели. Все время он провел под домашним арестом. Ожидание угнетало. Айк часто навещал его, и один раз ходили в ресторан. Судья, ему можно было сопровождать осужденного под свою ответственность. Прогулка не сделала землянина веселей. В следующий раз он отказался. Он думал о матери, друзьях, но больше всего о сыне, и прелести планеты не возбуждали. Возможность потерять память, пугала и портила настроение. Все время он думал только об этом и искал способы избежать забвения.
«Память - не разум - не хотят потерять люди, когда думают о смерти. Пусть даже будет перевоплощение, если будет, и что? Начинать с нуля? Это та же смерть!
Не дам. Знаю, что никто не поможет. Сам, только сам. Сделаю все, чтобы этого не случилось. Если вернусь, то помня все…..»
Два офицера ждали, когда осужденный соберется. А тот лишь бросил прощальный взгляд на место заточения. «И это не забуду!» - подумал Степан, развернулся и проследовал за сопровождающими.
- Три! – Юлианец начал отчет и оглянулся на коллег. Физики замерли, уставившись на экран. Там, запеленованный в провода, весь в зондах в шарообразной кабине сидел Степан. Глаза его были закрыты, он что-то шептал.
- Два! - Мужчина перевел взгляд на монитор, и рука его потянулась к пульту.
- Один! – Объявил он и нажал кнопку….
Больной восседал на стуле посреди комнаты. Ждали возвращения главврача: он, как всегда, ушел отдавать последние распоряжения. Академик замер, задумавшись у окна, Валерий Павлович делал вид, что спокоен. Девушка подошла к Степану и сняла очки. Долго вглядывалась в лицо и вдруг позвала:
- Дед, иди сюда.
Подошел академик и всмотрелся в знакомые черты молодого человека: глаза, уставшие от яркого света, прищурились; в углу левого замерла слезинка.
У ученого заныло сердце, он вынул из кармана таблетку валидола и положил под язык.
Слезинка скатилась к подбородку, и ее место заняла другая.
Вика всхлипнула.
- А ты уходи отсюда, - сказал дед внучке и поволок ее к двери. – Оттуда подслушивать будешь. Иди, смотри под окном, чтоб никто не мешал, и сама не высовывайся.
Матери не сказали, что делают последнюю попытку вылечить сына, побоялись: она еще не отошла от первой.
- Степан, здесь собрались твои друзья. – Валерий Павлович смотрел, не мигая, парню в глаза и говорил. - Старые, но друзья. Старые друзья.
Слева и справа от него, сидели академик и главврач. Он специально распорядился, чтобы они так сели, объяснил, что это нужно больше ему, чем больному, - для поддержки. Они так же, как и он, держали перед собой вытянутые ладони.
- Ты видишь эти руки? Ты пожимал их, помнишь, Степан? Это руки твоих друзей. Они теплые. На них линии жизни и они переплелись с твоими.
Ты чувствуешь их тепло. Тепло твоих друзей охраняет тебя, оберегает.
Спи, Степан. Твои друзья рядом с тобой и всегда выручат тебя. Спи.
Глаза парня закрылись. Ровное дыхание и отсутствие реакции на слова не давали понять, слышит он или нет, но гипнотизер не обращал на это внимания.
- Мы твои друзья, Степан, но ты лучше нас. Лучше, потому что хочешь стать лучше, лучше не для себя, для других. И что-то мешает тебе, сдерживает. Ты хочешь сделать мир лучше, а это мешает тебе. Перешагни через это. Не получается? Вспомни про нас, обопрись о нас. Перешагни вместе с нами.
Ты сказал, что тебе нужно нарисовать мозг, и что эта картинка – твое лекарство. Мы дорисовали ее, дорисовали все вместе. Лечись. Твои друзья изготовили для тебя лекарство. Лечись. Тебе осталось сделать только шаг, и ты будешь здоров.
Мы твои друзья. Мы помогли тебе. Но и ты должен помочь нам.
Ты должен перешагнуть через преграду, потому что это мешает и нам – твоим друзьям.
Нас мучает вина перед тобой. Мы отпустили тебя туда, где ты встретился с бедой.
Перешагни через нее, и всем станет легко: и тебе, и нам. Перешагни ради нас. Не обижай нас. Не оставляй нас наедине с виной. Не поступай так с нами.
Я досчитаю до трех, и ты сделаешь это.
На раз перешагнешь. Ты сделаешь это, Степан!
На два посмотришь под ноги и увидишь, что преграда осталась позади. Мы рядом, Степан.
На три проснешься и, проснувшись, скажешь свою любимую поговорку. Помнишь? «От Земли до Марса как от понедельника до пятницы».
Это будет знаком для всех, что ты справился и с этой задачей. Ты поместишь нашу общую картинку – начинал ведь рисовать ее ты – в рамку. Она будет висеть рядом с двумя другими. Знаешь, какое у нее будет название? Правильно: «От Земли до Марса как от понедельника до пятницы». И только мы будем знать, что это означает. А это значит, что все в этом мире измеряется полетом фантазии. Все без исключения. И твой незаурядный мозг тому подтверждение.
Я начинаю считать, Степан.
Раз!
Ты перешагиваешь через все, что мешает тебе, и что мешает нам - тебе и нам, Степан.
Два!
Ты видишь, беда осталась позади. Все хорошо, мальчик. У тебя на коленях лежит рисунок. Мы помогли дорисовать его. Мы – твои три старых друга. Просто друзья и просто старики. Даже мать с отцом внесли свою лепту в него. Не подводи нас. Мы ждем тебя дома.
Три!!!
Скажи нам, мальчишка, каково расстояние до Марса?
*****
От Земли до Марса как от понедельника до пятницы 1
© Copyright: Юрий Ванеев, 2010
Свидетельство о публикации №210030600331
Свидетельство о публикации №210030600331
Рецензии