На скрижалях сердца

              НА  СКРИЖАЛЯХ  СЕРДЦА. 


       Сколько  бы  я  не  пыталась , с  решимостью  императрицы, заставить  себя  думать, что  было  это  не  с  нами, что  и  не было вовсе,  память  меня  не  щадит. Разве  возможно  стереть  ее  зарубки  на  скрижалях  моего  сердца ?.. То, что  произошло  в  ту  давнюю   подмосковную  ночь,  могло  произойти  только  с  тобой. А  я   всегда  под  рукой.  Любовь, скрепленная  мистической   дружбой  двух  спартанцев, обреченных  на  отчаянную  схватку  с  бытием, буквально, пьющим   нашу  кровь. "Кровь--за  кровь", сопричастность  к  жестокой  реальности, в  которой  не   плескаться  речушке   и  не  блистать  Лорелее.

      Ты  провел  послевоенное    детство  в  объятиях  заботливой  хохотушки, немецкой   няньки  еврейского   сына  советского  офицера-победителя. Она  была  тебе  роднее  сестры  и  ближе  мамы. Ты  рос  счастливым.  Мне  затруднительно   бывает  понять  твое  поколение...Ведь  я  не  простила  Элизабет  Шварцкопф  ее  сотрудничества  с  нацистами  так  же, как  не  простил  Израиль, запретив  ей  въезжать  сюда.  А  ты  ее боготворил.  Ты  замирал  под  ее   мастерское  сопрано.  И  в  жизни  ты  выбрал   музыку, вопреки  всему.  Ты, подобно   ортодоксальному  иудею,  внезапно   начавшему  отплясывать   ни  с  того  ни с  сего, предпочел    отрицательный   резус-фактор  эммиграции   сытому  гнезду   матери-родины.  Ты  любил   радугу  иррационального  с  самого  детства. 

      Когда  тебе  было  пять, ты  сиганул  с  трехметрового   рзрушенного  здания, и   нянька  первой  нашла  тебя  окровавленным  и  бездыханным. Она  спасла  тебе  жизнь. Ты  не  выносил  моего  вопроса :" Как  повела  бы  себя  эта  немка  с  тобой,если  бы  третий  рейх  победил?.."

       ...В  ту  ночь  мы   вышли  на мокрый  от  ливня перрон  из  подмосковной  электрички, ты  начал  спускаться  в  подземный  переход , а  я,ненавидя  катакомбы  и  днем, пустилась  вприпрыжку  по  липким  шпалам  и  рельсам. Толпа  вышла. Тебя  нет. Я  не  беспокоилась, зная  твою  привычку  упереть  глаз   в  печатный  текст. Ты  выйдешь  вот-вот, неся  мне  порцию  грамматических  ляпов  и   логических  несуразиц, выуженных  тобой  из  лохмотьев   настенных  объявлений. 

      ( Я  не  хочу  этого  света  -- без  тебя.  Слезы  останавливаются  в  глазах,не  вытекая, они  стоят   немыми  стражниками    между  мной  и  весной--без  тебя.)

     .Я  жду  твоего :"Послушай..."  И  вдруг,не  веря  глазам, вижу  ,что  половина твоего  тонкого  лица  и   шелкова   бородушка   залиты  кровью.  Я  хочу   понимать, что  эта  кровь--результат  падения, травмы.  Твоей  голове  часто  доставалось,когда,  замечтавшись,  ты  становился  почти  невменяемым.  И  я  любила  тебя  таким  пронзительнее, чем -- пантерообразным    Ястребиным  Когтем. Кровь  капала  в  черную  жижу  мостовой :

---Парень  ударил  меня  в  лицо...  ни  с  того  ни  с  сего...

---Где  эта  сука?!!

     Рука  уже  сжимала  газовый  баллончик. Единственной  заграничной  покупкой,кроме  книг, стали  "огнетушители"  и  пистолет. Мы  знали,куда  едем. Оказалось, что  ИХ  средство  самообороны  способно  поразить  только  мои  простуженные  бронхи. Да,  еще  мы  не  ведали, что  наше летнее  прибежище  было  базовым  логовом  русских  неонацистов. А  натасканный  на  еврейские  носы  ублюдок  в  черной  рубашке,шедший  позади  тебя, просто,хлопнув  тебя  по  плечу,  пустил  тебе  "юшку"  одним  заученным  боксерским  хуком. Этой  примитивной  азиопской  скотине  втемяшили  в  башку  мессианские  замашки  идолопоклонства,  и  теперь  она  живет,как  собака  на  сене.

      Неуместная  аналитика  начнется  завтра,когда  друзья   раскроют  нам  глаза  на  гадюшник, в  котором  мы  очутились. Я  ехала  сюда , к  березкам  и  друзьям,  отдышаться  от  ран  и  контузий. Ты   ехал  на  родину  своей  Души.

     Но  сейчас  меня  ничего  не  интересовало,кроме    инстинкта   справедливой  мести. За тебя!

      Так  не  поступают  женщины. Ты  был  прав. И  я  была  права.

           (продолжение   следует)