Бойня для сфинкса

БОЙНЯ ДЛЯ СФИНКСА

Это – сфинкс. Точнее, сфинга. Скульптура сфинкса с женским лицом. Сфингиня. Вглядитесь в её глаза. Она тревожно смотрит вдаль. Мне тоже больно. Признаюсь – это не моё фото. Я просто не смогла видеть её такой и послала на объект фотокора.   

Сфинге страшно и холодно. В её проломленной голове, на последней ниточке сознания, вертятся цифры: 1826… 1907… 1971… Что они означают – сфинга уже не помнит. Она тяжело больна. Время на этом снимке замерло на точке «2006». По холодноватому точёному лицу текут капельки воды. Как слёзы. Сфинга хрупка и беззащитна. Толщина её «шкурки» - всего четыре миллиметра. Толщина фарфоровой чашки.

А внутри она полая.

 

ЧУЖИЕ СРЕДИ СВОИХ

Сфинга – хранительница тайны. Только она знает, с кого лепил её скульптор. Женщина грациозна, аристикратична, красива. Случайная прохожая? Образ, мелькнувший во сне?  Натурщица? Тайная любовь? Жена? Поговаривают даже, что сама императрица (они со скульптором не раз виделись: он был вхож в августейший круг). О жизни зодчего Павла Петровича Соколова в наши дни известно очень мало. Тайну своего лица знает только сфинга. Точнее, сфинги: у этой дамы есть пять сестёр. А также восемь кузенов и одна кузина. Всего работ Соколова в нашем городе немного. Четверо львов на Львином мосту. Столько же грифонов на Банковском и таких же сфинг на Египетском. И один фонтан – «Молочница с разбитым кувшином» в Царском Селе. Этих же сфинг две. Чиновники презрительно называют их «пробняшками». Пытаются умалить достоинство сфингинь, выдать их за простолюдинок. Правда, в 2006 году милостиво снизошли до дарования им статуса вновь выявленных объектов культурного наследия. Да, вот так. Выявили. Спустя 180 лет со дня рождения скульптур на императорском чугунолитейном заводе Берда. Можно сказать, вернули графский титул и великосветский статус. До этого же они были классическим бесхозом: памятниками не считались, в охранных реестрах не значились. И хозяина-владельца у них не было. Ничьи, как бездомные кошки. Чужие всем.

 

ПРОБНЯШКИ

Пробняшки. Откуда же столь презрительное имя? Нет-нет, сфингини эти – вполне законнорожденные. Просто они являются первыми, пробными отливками для скульптурной группы Египетского моста через Фонтанку. Четверых «сестёр» отливали, глядя на них. Но это не роняет их чести. И более того, прибавляет изваяниям научной ценности. Ведь они – единственные сохранившиеся пробники Соколова. Какая научная база! Какой источник знаний о прошлом! Но, полагаю, читая этистроки, многие усмехнулись.

Все шестеро «близнецов» на первый взгляд похожи. Все, если присмотреться, улыбаются. Нет-нет, я не шучу. Их едва заметная, лёгкая, блуждающая улыбка – шутка скульптора. Шутка весьма дерзкая. Ведь вы знаете, что будет, если увидеть улыбающегося сфинкса? Один замысел, одна модель, один эскиз. Но стоит вглядеться, и видишь: они разные. У тех, что на Египетском – более холёные, круглые лица. Из другого чугуна, потолще слоем. И более везучие. Место, где они стоят, бойкое, постаменты высокие. В войну «младшие сфинксы» уцелели. И с реставрацией везло. Беда была лишь однажды. Когда, в 80-е годы одна из сфинг пострадала при столкновении с ней грузовика и рухнула в Фонтанку.  А эти – тонкие, изящные и даже какие-то болезненные. Хрупкие.  Я говорила с людьми, имевшими отношение к их реставрации. Дефектной ведомости зодчий потомкам не оставил. Да её и не могло быть. Ибо нет у этих скульптур никаких серьёзных, конструктивных дефектов: императорские заводы брака не гнали. Отличия от двух «младших пар» лишь в отверстиях для фонарей между лопаток фигур (позже скульптор от них отказался), креплении диадем (у пробников они изначально прикручивались на три болта, но потом были приварены). А главное - в качестве металла и толщине его слоя: пробники в дореволюционное время всегда отливались по такой «облегчённой» технологии, на них много чугуна не тратили. Так что, все рассуждения о том, что они не понравились скульптору, были им забракованы – МИФ. Эти два сфинкса – пробники, были и должны быть такими. Они и не должны были идти на мост.  Пробники. Обычный термин стал приговором. Судьба их уже почти два века идёт по параболе. Забвение – признание. Падение – взлёт. Поругание – возрождение. Судьба пробует их на прочность, как бы оправдывая нелепый чиновный эпитет.

 

КУПЕЧЕСКИЕ БАЛОВНИ

Поначалу им крупно повезло. Они остались в живых. Неизвестна судьба пробников львов, грифонов и царскосельской девушки. Скорее всего, они были попросту переплавлены. Сфинкс же – существо мистическое. Его уничтожать боязно. Вот и оставили сфингинь на заводе. А через девять лет скульптор умер. И сфингинь, как оставшуюся без покровителя обедневшую знать, ждала заводская свалка. Там, в полном забвении, они провели 80 лет. Почти сто лет одиночества. Так бы они и погибли, но их нашёл их некий купец Галактионов. Купец торговал металлоломом, но не был чужд прекрасному. Увидел – залюбовался и перевёз скульптуры во двор своего особняка, на Верейскую, 6. Сфинксы стали купеческими баловнями. В 1907 году купец построил новый дом - на Можайской улице, 3–5. Десять лет спустя грянула революция. Купеческие апартаменты превратили в коммуналки. Но сфинксов, в отличие от их нового патрона, большевики пощадили. Ещё бы: ведь ещё совсем недавно, в 1905-м, осерчали «сёстры» на Египетском. Их перекрасили в красный цвет. Мост рухнул. Вместе с людьми и лошадьми, во время движения по нему революционного эскадрона. Сфинксы же, что примечательно, устояли. «Попробуй их тронь!» - испуганно решили комиссары и отступились. В лихих 30-х во дворе разбили сквер и сфинксы перекочевали в него от дверей некогда купеческой парадной. Там они пережили войну и блокаду, охраняя дом от вражеских налётов. На Можайской их любили, берегли и называли ангелами-хранителями дома, честно и бескорыстно выполнившими свою миссию (дом действительно не пострадал). «Во дворе был сквер с густой растительностью, кусты и высокие деревья обнесенные металлическим забором, – пишет житель дома Михаил. - Сфинксы стояли на постаментах высотой сантиметров 50. Естественно, на них играли дети, полируя спины. Повреждений металла и глубоких царапин не было. Их не красили и были они черного цвета, потеков ржавчины не помню. Зимой между ними ставили деревянную горку. Как-либо тиранить и портить скульптуры не приходило в голову никому…» И заканчивает свои воспоминания так: «Нет, это наши сфинксы. Они ВСЕГДА стояли во дворе дома 3/5 по Можайской улице. На них я сидел, когда бабушка получала по карточкам макароны в бомбоубежище, на которое смотрели морды этих зверей».

 

«ССЫЛКА» В РЕКУ

Шли годы. Отстраивался после войны Ленинград. В конце 60-х годов началось облагораживание некоторых пустынных уголков города. В частности, полузаброшенной набережной Малой Невки. Проектировалась гранитная набережная. После совещаний на уровне горисполкома, жарких споров по поводу места установки изваяний, специально под сфинксов под руководством известнейшего ленинградского архитектора Ирины Николаевны Бенуа был построен спуск к реке – знаменитая «Пристань со сфинксами». В декабре 1971 года сфинксы пережили третий переезд – они были установлены на набережной. Незадолго до «прописки» на пристани у них появился новый покровитель – "Ленмостотрест". Служащие этого треста приняли в обсуждениях самое горячее участие. Они предлагали несколько мест для монтажа скульптур. В частности, в их списке, в числе рекомендованных мест, фигурировали набережные Ждановки (у стадиона имени Ленина, ныне носящего имя «Петровский»), Лейтенанта Шмидта, Университетская, Макарова и реки Карповки. На некоторых «площадках» уже имелись постаменты. Но выбор пал на Малую Невку. И оказался роковым. Сфинксы идеально вписались в пейзаж. Чиновники с гордостью говорили о сложившемся ансамбле береговой акватории Невы. И всё бы было хорошо, но…  Самим сфингиням на пустынной набережной отнюдь не было уютно. Стояли они практически в реке благодаря очень низкой высоте постаментов. Они не только страдали от наводнений (самое сильное случилось ночь с 28 на 29 декабря 1975 года – сфинксы оказались в воде практически полностью), но и (что более страшно) подвергались постоянным нападкам доморощенных вандалов. На широких чугунных спинах распивали спиртное, о них били бутылки (а чугун – достаточно хрупкий металл), выцарапывали надписи. Одну из сфинг даже пытались развенчать: спилили золочёную диадему. Скорее всего, на металлолом. А может, неудачно причалила к пристани какая-нибудь ушлая лодочка. Так и стояла скульптура с проломленной головой. В пролом невские дикари кидали мусор. Памятник стал «работать» мусорной урной. Некогда грациозные тела полуженщин-полульвиц покрылись жуткими трещинами, кавернами и пятнами коррозии. Сфинги стояли печальные, облезлые, неопределенного цвета и уже не походили на красавиц. Впечатление было тягостное. Они напоминали трупы. И не случайно: для человека такие травмы смертельны.  Даже запах какой-то трупный ощущался. Возможно, просто мусор гнил где-то глубоко внутри. Однако о их былой красоте кое-кто помнил: даже в таком состоянии один из сфинксов… умудрился стать фотомоделью. Его изображение, тщетно приукрашиваемое компьютерной ретушью, появилось в разделе «Виды города» электронных карт «TopPlan». Но модель не получила ни копейки себе на реставрацию. Сфинксы-инвалиды медленно, тяжело умирали. На счету была каждая минута. И, казалось бы, никому нет дела до их мучений на набережной.

РЕШЕНО: ЭВАКУИРОВАТЬ! 

Трёхсотлетие города каменноостровские сфинксы встретили в состоянии даже не в тяжёлом, а в  критическом.  Но этим сфингам всегда везло на покровителей. «Наследником купца Галактионова» стал «Ленмостотрест», к тому времени вместе с городом переименовавшийся в «Мостотрест» и получивший статус СПбГУПа. Его специалисты приехали, ахнули и без долгих обсуждений приняли смелое, жёсткое решение об экстренном демонтаже. В мае 2004-го пострадавшие скульптуры были эвакуированы с постаментов и отвезены на производственную базу «Мостотреста» на Индустриальном проспекте.  Но никто об этом не знал. Демонтаж сфинксов напоминал похищение восточных красавиц. Зимой 2005-го я приехала их навестить. До глубокой ночи бродила по заснеженной набережной. Редкие прохожие вздыхали: «Да наверное на дачу к себе увёз кто-нибудь…» Сфинксы исчезли. Мне уже казалось, что они канули. Улетели в тот мир, где ещё водятся мифические существа. Утром я подняла тревогу.  Мой телефон едва не взорвался от перегрузки – я набирала десятки номеров. Следы сфинг были потеряны. Я повергла в шок КГИОП. Это было ЧП. Назревал скандал в прессе. И пресса его охотно брала: за один день я умудрилась "окучить" 12 изданий (не считая перепечаток). Как же: в крупом оживлённом городе, практически средь бела дня из-под носа его жителей и всех ответственных лиц ни с того ни с сего пропадают две скульптуры начала второй четверти девятнадцатого века работы великого зодчего!  Ответственные лица вздыхали, ахали, хватались за сердце. Скульптуры словно улетучились – словно и не было их вообще. Исчезли, как видения. Но к вечеру я их нашла. В этом мире. В СПбГУП «Мостотрест». - Да, это мы их увезли, - успокоили меня и чиновников мостовики, - нам непросто было решиться на столь смелый шаг. Но мы ни у кого ничего не крали. Подумайте сами. Чтобы была кража – нужен владелец. А это – бесхоз. Так я узнала, что памятники могут быть бесхозом. Служащие треста подлили масла в огонь моего беспокойства: - А они, кстати, и памятниками не считаются. И под госохраной не состоят. Должен же кто-то их охранять? Кто, если не мы?  И вскоре выправили себе охранное обязательство.  КГИОП же, осознав недочёт, пожаловал сфинксам с барского плеча статус памятников архитектуры. Правда, как я уже писала выше, вновь выявленных объектов культурного наследия (так называемый ВВО). Статус, надо сказать, весьма шаткий. Его в любой момент можно и снять. В том числе и в связи с невозможностью восстановления скульптур. Но всё-таки я добилась, чтобы хоть какой-то статус скульптурам был дан.

 

КАЗУС С РЕСТАВРАЦИЕЙ

А состояние у бедолаг было и впрямь хуже некуда. Реставраторы осматривали их и отрицательно качали головами: «Безнадёжны… Не возьмёмся».  Мостотрестовцы не прочь были произвести реставрацию, но опасались обвинения в нецелевом расходе средств (скульптуры не числились на балансе треста). Депутаты-муниципалы, тоже озабоченные судьбой «памятников-изгоев», думали даже создать фонд. Но напоролись на трагикомичнейший юридический казус. Оказывается, по нашему законодательству, фонд могут создавать только родственники пострадавших. То есть, сфинксы Египетского моста. Сюжет был достоин пера Довлатова или Зощенко. Идея провалилась с треском.  Я пыталась искать реставраторов и спонсоров. Нашла подрядчика. Договорилась. Требовались деньги. По примерным подсчётам около полутора миллионов рублей. На тот момент цена плохонькой, но квартиры. Сумма, по меркам простого гражданина, неподъёмная. Надежды таяли как снег. В мае 2006-го, ко дню рождения города, состоялось торжественное открытие после реставрации троих «близнецов» на Египетском (одна скульптура – самая «тяжёлая», та, что когда-то и падала в Фонтанку, была отреставрирована ранее). Открытие было праздничным, торжественным. Присутствовал весь "цвет" КГИОПа плюс сама губернатор. Присутствие градоначальницы не было случайным: три скульптуры были приведены в порядок в рамках мероприятия «Магазин подарков городу», проходившего под её патронатом.  Моё лицо на том празднике ярко выделялось отсутствием улыбки. Меня мучил вопрос: «А как же те, «старшие»?» Губернатор была в двух шагах. Я шагнула навстречу, сквозь охранников и вручила диск с материалами своего журналистского расследования. Сопроводив «вручение» словами: «Валентина Ивановна, я Вам писала, Вы в курсе», и тем самым вызвав у первого лица города естественное человеческое любопытство. Мне никто ничего не сделал. О том, что значит «старшая пара» и о её проблемах губернатор на тот момент была уже осведомлена: в моём «багаже» имелись несколько ответов на письма и на обращение в телепрограмму «Диалог с городом» (где Матвиенко отвечает на вопросы петербуржцев). В том числе и из её администрации. Под прицелом телекамер никто не решился крутить мне руки.

В противном случае мой шаг был бы шагом под танк. С соответствующими заголовками в прессе.

 

ХРАНИТЕЛИ «МОСТОТРЕСТА»

Результат не заставил себя долго ждать. Сфинксов Малой Невки с моей подачи включили в список лотов второго по счёту «Магазина». Он прошёл с тем же блеском, но лот из него выпал. Мостовики как-то крутнулись и отреставрировали сфинксов сами. Своими силами и на собственные средства. Отреставрировали и установили у ворот нового здания треста. Там они и жили пять лет.  Смотрелись сфинксы в новом районе причудливо, но были в полной безопасности. Над ними висели видеокамеры, и за подходящими к скульптурам прохожими зорко следил охранник треста. Разрешал осмотреть скульптуры (всё-таки проспект, а не внутренний дворик), но «гладить» их не давал. А служащие их даже тряпочками протирали. Я наблюдала это сама (служащие меня не видели). Одним словом, жилось сфинксам хорошо. Так бы всё и продолжалось, но сфинксами заинтересовалась губернатор. Кто-то из общественности справился об их участи в интернете. Общественность, конечно, интересовалась и ранее, но весьма вяло.  Позиции горожан разделились. Кто-то считал, что сфинксы в новом районе неуместны и требовал их возвращения на набережную. Кто-то, в интересах сохранности, предлагал оставить скульптуры в «Мостотресте». Люди с Можайской ратовали за возвращение сфинксов в свой двор. Стоило бедолагам исчезнуть, как они всем понадобились. Кому могла, отвечала я сама. Тут же вопрос был адресован не мне, а первому лицу города. Валентине Ивановне "глас народа" передали. Она прочла его и лично дала поручение главе КГИОП организовать возвращение «блудных сфинксов» на живописную набережную Малой Невки, в пейзаж которых сфинксов угораздило идеально вписаться.


ЭПИСТОЛЯРНОЕ ХАРАКИРИ 

«Мостотресту» предстояло болезненное расставание. Мало того, что служащие уже привязались к сфинксам, принесшим им счастье в виде титула «Лучший объект благоустройства района». Мостовики ведь не поскупились: кроме реставрации, сделали ещё и ворота, и фонари в единой со скульптурами стилистике. Устроив на своей территории, по сути, маленький филиал Египетского моста. Особое внимание стоит обратить на тот факт, что трест отреставрировал казалось бы погибшие скульптуры на собственные средства, руками своих умельцев в собственной мастерской (в "нецелёвке" их больше не обвиняли - сумели договориться). Понятно, что он не хотел расставаться с «подшефными» сфинксами. Никому не хочется, чтобы работа шла насмарку. Потому и волнует мостовиков проблема сохранности спасённых ими изваяний.  Не менее тревожащийся музей городской скульптуры устроил служащим КГИОПа... экскурсию по Времени. А именно прислал в комитет письмо из прошлого. Точнее - письменно обратился в Комитет, полностью процитировав своё письмо 1967-го года (когда речь и шла о переносе скульптур из двора жилого дома на Можайской) с перечислением возможных мест установки скульптур (тех самых, о которых и велась речь 43 года назад). Всё бы хорошо, но в письме этом чёрным по белому, текстом, напечатанном на старенькой пишущей машинке, сказано:  " Сфинксы" работы известного скульптора СОКОЛОВА П.П., должны быть достоянием для осмотра не только жителей небольшого микрорайона, а всего города и многочисленных его гостей". Классическое эпистолярное харакири...

 

ПРИГОВОР СОХРАНЯЮЩИХ

Я снова метнулась в "Живой город", но он умер для меня. Реакция - равнодушие и презрение.  В чиновных кабинетах тоже было тускло. Обсуждение этого вопроса вынесли на заседание Совета по сохранению культурного наследия при Правительстве Санкт-Петербурга. Меня пригласили туда, как "крёстную мать" скульптур, к примерному времени обсуждения. Это нонсенс, но, во-первых, я сказала, что всё равно прорвусь, ибо знаю, когда это заседание. И лучше уж миром. А во-вторых, в моих руках  сосредоточилась практически вся информация по объекту, и для КГИОПа я была неплохим источником, к тому же осуществляющим постоянный мониторинг. Чиновникам я была просто нужна, и не нужен был отрицательный резонанс, который я в рамках своего журналистского расследования вполне могу устроить. В общем,  накануне раздался телефонный звонок с предложением посетить "августейшее" заседание.

Вопрос стоял последним в повестке дня. Ближе к началу его обсуждения добрая половина «советствующих» разбежалась и заступалась за сфинксов я одна. Вела себя вызывающе: перебивала саму Дементьеву и задавала неуместные вопросы. «Нечего тут обсуждать!» - единогласно решили дожившие до конца заседания члены совета.  Судьба поруганных скульптур решилась за пять минут. Между тем решение совета вполне может стать приговором. Вопросы о профилактике вандализма: увеличении высоты постаментов, о переносе скульптур в другое, менее «вандалоопасное» место, решаться не будут и, по мнению членов совета, обсуждению не подлежат. Проблема организации охраны сфинксов тоже не обсуждается. Несмотря на то, что и сам комитет, и вышеупомянутый совет при правительстве имеют в своих названиях такие слова, как «охрана» и «сохранение».  Правда, Вера Анатольевна, не обидевшись на моё поведение, заверила: «Это уже не тот медвежий угол. Территория благоустроена и охраняется». Но люди, живущие на Каменном острове, с тревогой пишут мне в интернете, что место там по-прежнему глухое. Что вандализм «расцветает» вместе с распускающимися на набережной тюльпанами. И даже осмеливаются предполагать, кто будет посягать на памятники. На Каменном острове, почти у пристани, находится жилой корпус мореходного училища, курсанты которого бурно празднуют переход с курса на курс. Так что, Вера Анатольевна или не располагает верной информацией, или идеализирует ситуацию.

Охранное ведомство отдало памятник на поругание.

А ведь ещё рядом - несколько увеселительных парков. И центральный городской футбольный стадион «Петровский», с марта по ноябрь собирающий на своих трибунах по 25 тысяч народу. Среди болельщиков есть и иногородние. И агрессивно настроенные. Проиграла команда – кто-то сорвал своё зло на беззащитном, тонком, стоящем практически под ногами сфинксе.Я, хоть и сама болельщица, но представляю, что было бы, если бы сфинксов установили около него. А ведь в 1967 году такие дискуссии были!Итак, гарантии сохранности сфинксов, размещённых вблизи не только правительственных дач и резиденций, но и мест увеселения горожан, никто дать не решится. Да и, объективно говоря, не сможет.И от воды хрупкий чугун никто не защитит. Скульптуру может просто распереть от образовавшегося внутри льда и она лопнет. Так случилось с порфировой (Эльфдаленской) вазой у Летнего сада. Тоже полой внутри. Кто бы мне что ни говорил про обычное изменение структуры камня, парирую: лёд внутри скульптуры ей однозначно вредит.Это значит, опасна любая пробоина, любая трещина, через которую может попасть вода. Сложно ли пробить брешь в четырёхмиллиметровой коже сфинкса?К тому же, чугун - довольно хитрый металл. Он "ладит" с водой лишь тогда, когда контактирует с ней постоянно. Намокание с периодическими "просушками" для него губительно. Извините за сравнение, но в качестве примера можно взять обычные отопительные батареи. Когда их чаще всего прорывает? Во время пуска отопительной системы. Когда по осени вновь поступает в них слитая на лето вода. Тогда мы видим текущую из крана ржавчину (отопительная система у нас закольцована с горячей водоснабжающей). Эта же ржавчина точит изнутри красавицу-сфингу.

 

УЛЫБКА ПЕРЕД УБИЙСТВОМ?

Сфинга смотрит на меня и чуть заметно улыбается. Она ещё не знает, что скоро её опять оторвут от постамента. Что за её спиной уже всё решили. Обрекли на новое поругание. На потребу люду, который просто сугубо эгоистично ХОЧЕТ видеть её на набережной. И не хочет защитить.Горькая история может повториться, если вандалы доведут скульптуры до состояния «восстановлению не подлежат» и снятия статуса «вновь выявленного объекта». Тогда постаменты снова опустеют. Закудахтает общественность: «Где сфинксы?! Подать их сюда! Это наши памятники!»Позвольте, чьи это ваши? Интересно, когда их на ваших же глазах, на протяжении многих лет убивали, кто-нибудь писал в администрацию города, а ранее горисполком?Но все эти разговоры будут лишены практического смысла. Будет уже поздно. Бывшую красавицу-сфингу грубо кинут в грузовик и увезут на бойню. На переплавку. Кто за это ответит?Не лучше ли спохватиться сейчас?Пройдёт менее полугода и сфинга вместе со своей сестрой снова будет нервно дрожать на пустынной набережной. Дрожи её никто не заметит. Мимо будут сновать праздные люди. Кто-то пройдёт мимо, кто-то взгромоздится на спину. Её вновь будут убивать, как скаковую лошадь. Её мясная ценность – несколько несчастных тонн металлолома.На лобном месте сфинга всё вспомнит. И будет вздрагивать всем телом при приближении любой людской тени в темноте.Толщина её «шкурки» - всего четыре миллиметра…Её возвращение на набережную – это просто убийство. Ну куда же её, такую тонкую, хрупкую, беззащитную? Это же бойня…
 
Бойня для сфинкса.



Дарья Васильева.
Фото Кирилла Кудрявцева.

Постскриптум. Этот текст не решилось опубликовать ни одно издание. На помпезное открытие скульптур на набережной, состоявшееся через полгода, я не поехала. Хотя из КГИОП мне звонили, приглашали  персонально, говоря, что я, дескать, этих сфинксов "крёстная мать".