глава 5

Глава 5.

Четыре года спустя.

На Ксираэль белым саваном опустилась зима. Не самое приятное время года со времен Столетней войны. Четыре месяца, когда из дому без необходимости нос лучше не высовывать, ведь даже на своем крылечке можно наткнуться на Мрак, и тогда – прощайся с жизнью, бесплотные сущности темных сил в обилии погибших на войне пощады не знают.

Но порой и дом – не самое безопасное место, и казалось, родные люди становятся страшнее Мрака.

- Ах ты тварь! – грузный мужчина отвесил оплеуху девочке лет 12, она зло сверкнула на него глазами, но ничего не ответила, ведь смысла в этом не было. В своей семье она как паршивая овца, виновница всех преступлений.

Мать, пряча глаза, притаилась у очага, она любила Катажину, но пойти против мужа не могла. Младшие дочери, прятались в ее юбках, боясь гнева отца.
- Собственную семьи обокрала, мразь! – еще одна оплеуха.

Катажина вытерла струйку крови, сочившуюся из разбитой губы. Как же она ненавидела его! Те проклятые деньги он наверняка пропил, а виновата, конечно, она. Она, Катажина – грязная воровка, виноватая лишь в том, что не родилась мальчиком!
 
Всю свою жизнь она видела как отец регулярно избивал мать, все по той же причине – глупая баба видишь ли наследника не родила. А мать терпеливо все сносила, и за это Катажина ее тоже ненавидела. Ненавидела, презирала эту бесхребетность! Ненавидела себя, позволяющую так с собой обращаться.

«Уйду. Убегу. Пусть уж лучше мою душу высосет Мрак, чем так жить…» - думала Катажина.
Отец занес руку для следующего удара.

- Только посмей. Из дома уйду, - прошипела Катажина. Угроза была вполне обоснованная, ведь приличную часть семейных денег зарабатывала она, плетя кружево.
- И катись, воровка! – отец  схватил е за руку, выкручивая суставы, и выбросил за дверь.
Катажина услышала плачь матери, которая наконец, вступилась за свое дитя, и сестер.
- И прекрасно! – она злобно пнула крыльцо ногой.

Зима на Побережье Ксираэля была сравнительно мягкой, снег выпадал редко, но все же оказаться на улице в одном платье из домотканой шерсти и грубых деревянных башмаках не очень-то приятно. Благо был еще день и зимнее скудное солнце робко дарило тепло.
Но кроме холода был еще Мрак, и считайте вам крупно повезет, если в зимний день вы совершите благополучную прогулку.

Катажина и не думала стоять на месте, каяться и плакать, проситься обратно в дом. О, нет, если ей суждено погибнуть сегодня – пусть, но в этот ад она не вернется. Мысленно похоронив себя, она пошла вверх по улице к главным воротам. В родном селе ее никто не приютит, никто не поможет, плевать, смерть – это тоже выход.

Тишину замершего в страхе села нарушил стук копыт, Катажина испуганно обернулась. На нее мчался всадник на огненно-рыжем жеребце. Наверное, стоило попробовать убежать, но Катажина была честна с собой и понимала, что шансов на это мало. Когда всадник поравнялся с ней, она поняла, что перед ней паренек лишь на пару лет старше ее самой и было в нем что-то жуткое, демоническое. Светло-голубые глаза прожигали дыры в Катажине, хотя он видимо старался выглядеть приветливым:

- Барышня, добрый день, что у вас происходит? Эпидемия? Я  на Побережье неделю и вы первая из людей, кого я увидел.

Катажина ошарашено смотрела на него, скукоживаясь то ли от холода, то ли от тьмы вокруг парня, и не могла произнести ни слова. Юноша терпеливо ждал ответа, зная о впечатлении, которое производит.

- Сейчас зима… Мрак повсюду, -  неуверенно пробормотала Катажина.

И словно в подтверждение ее словам вместе с ветром, по селу пронеслась тьма, опутала прочными оковами в предвкушении пира. Как мотыльки на огонь Мрак пополз на теплые незащищенные человеческие тела.

- Проклятье! – выругался  юноша, и протянул руку Катажине. – Нужно убираться отсюда.
Катажина не думая, приняла его руку и вскочила на коня, неважно кто этот парень, главное появилась надежда выбраться из этой переделки живой.


***

Четыре года… Много ли это? Не думаю, но даже один проклятый день в одиночестве тянется бесконечно.

Четыре года одиночества.

Четыре года голода.

Я превратилась в скелет, но покидать Пустошь в поисках крови не собиралась. Пусть дни идут за днями, времена года сменяют друг друга. Пусть. Но в Пустоши это неважно. Она застыла. Она не меняется. Она не сводит с меня злого взгляда. А мне плевать, безразличие ко всему спасает, когда нет надежды на благополучный исход.

У меня надежды не было. Ее не может быть у паразита, отрицающего свою сущность. Возможно, это не самое мудрое решение с моей стороны, но мне был так проще.
Четыре года я пряталась от самой себя в Пустоши, она не была рада моему соседству, но привыкла.

Порой я боялась, что Люцифер вспомнит обо мне. Его общество сейчас казалось мне менее привлекательным, чем Пустошь. Она честнее. За это я уважала ее.

Последнюю неделю меня терзало чувство, будто кто-то хочет пробиться в мое сознание, достучаться до меня. Это пугало, ведь это мог быть Люцифер. Других вариантов у меня просто не было. Единственное радовало, что раз до меня достучаться не могут, значит и не найдут. Никому в здравом уме не придет в голову искать вампиршу в Пустоши.

Иногда я теряла представление о реальности и времени и снова переживала приятные и не очень моменты из прошлой жини. Это сводило с ума. Раз за разом окунаться в бесконечное счастье с Александром и заново переживать его смерть. Думать, а могла ли я хоть что-то сделать, чтобы все это предотвратить?


***

Алекс задумчиво перебирал мои волосы, специально для него я выкрасила их в огненно-рыжий, хотя от природы я пепельная блондинка. Мы вместе уже пять лет, за это время наши отношения из сестринско-братских превратились в любовные. Многие осуждают то, что с 11 лет я живу у него. Александра запросто могут посадить за совращение несовершеннолетней, но, слава богу, такого не случилось. Как бы ни ворчали бабушки на лавочках, даже они понимали, что мне лучше предаваться греху и разврату с Алексом, чем жить с матерью. Я часто ее вижу, ведь живем мы по соседству. Часто вижу ее валяющейся в бессознательном состоянии на дороге или у подъезда. Кто-то считает меня злой и черствой. Наверное, так оно и есть. Но быть иной по отношению к этой женщине я не могла и не хотела. Мне показали свет, и смотреть назад во тьму я не видела смысла.

- О чем думаешь, моя Лилит?

Как бы ни любила я Александра, но вопрос «о чем думаешь» меня бесил невероятно. Я свято верила, что любовь любовью, но есть вещи, о которых говорить не нужно, даже если они очевидны. Мое отношение к матери Алекс знал, но говорить об этом вслух я не хотела, словно пока не произнесены слова еще можно что-то вернуть, исправить, хотя я как никто другой знала, что это невозможно. И я промолчала в ответ. Я не хотела лгать, ведь необходимости не было, и говорить я тоже не хотела, оставалось лишь молчание.

- Иногда мне сложно поверить, что я чуть ли не на десять лет старше тебя, - в его голосе была непонятная мне грусть. Разве плохо, что с самого начала мы на равных? Но вслух произносить я это не хотела. Возможно, мужчина чувствует себя несколько ущербно, когда девочка не уступает ему. Но я вины за собой не чувствовала. Я это я, не больше, но и не меньше. Делать уступки, играть и притворяться, только чтобы сделать Алексу приятно, я не могла и не хотела. Я считала, что раз принимаю его со всеми религиозными заморочками, мой  феминизм вполне можно выдержать.

- Ты все еще намерен заключить сделку с Дьяволом? – решила я перевести тему.
Александр – ярый сатанист, и последнюю пару лет он вынашивал идею  о продаже своей бессмертной души сами знаете кому. Я не понимала зачем? Ничего глупее и придумать нельзя. Но Алекс уперся что баран, идея о всесильности ценой всего-то лишь души соблазняла его неимоверно.

- Не начинай… - Александр моментально помрачнел и поднялся с постели.

- Что не начинай? Сатана – это не та мелкотня, что ты обычно вызываешь!

Александр мрачно посмотрел на меня:

- Демоны, Лилит – это не «мелкотня»!

Я тоже поднялась с постели и завернулась в покрывало, я далеко не такая закаленная, как Алекс и сверкать филейными частями не хочу. Зимой в сильные морозы  квартира обогревалась лишь символически.

- Оденься, простудишься, - буркнула я и побрела на кухню.

Ноги сразу же замерзли, но тапки еще вчера пропали в неизвестном направлении, я поставила чайник на газ и умостилась на табуретке, замотавшись в покрывало.

 Меня печалили разногласия с Александром, меня пугала его одержимость идеей всевластия. Я часто присутствовала на ритуалах по вызову демонов,  даже самая ничтожная мелочь из ада могла обеспечить серьезные неприятности человеку ее вызвавшему. Что уж говорить о Сатане. Я твердо знала, что у Александра нет сил сдержать такую мощь. Я знала, что сделка с Дьяволом будет стоить ему жизни. И, наконец, я знала, что помешать этому не смогу.

Чайник противно запищал, и я неохотно слезла с табуретки и навела себе кофе. То есть кофе – это название условное, так, непонятный суррогат из банки.
Александр уже одетый обувался в коридоре.

- Ты куда?

- Прогуляюсь, - буркунул он и вышел из квартиры.

Вот так всегда. Проще развернуться и уйти, чем попытаться все выяснить и разложить по полочкам.

Куда он пошел? На дворе ночь, зима… Я потянулась за телефоном. Позвонить?  Нет, не стоит. Пусть остынет.


***

- Са-ша… Са-ша… - как заведенная повторяла я.

Как? Как это могло произойти?

Пуф! И нет человека!

Мерт-вый…

Вокруг что-то кричали люди. Бегали. Суетились. К чему? Мой Александр – мертвый. Совсем. И я не помешала этому.

Не по-ме-ша-ла…

Сгорел… Сгорел как свеча…

Пуф! И передо мной обугленное тело… тело… не мой Саша…
Можно ли проклясть проклятого?

Неважно. Я проклинаю тебя Сатана! Проклинаю!