Про Митьку и квартирный вопрос

Тут недавно в одной компании мы о выселенных домах говорили.
Которых много стояло пустых  в Москве  80-х.  Годами.
И которые мы  так любили исследовать...

А на самом деле мы поначалу ни о каких исследованиях и не помышляли.
Нам бы только время приятно провести в своей компании. И в просторе. Чтобы выпить-закусить в тепле и все прочее.
Потому что- сами понимаете: какие у нас были в юные годы у всех жилищные условия? Самые стесненные. И не то что отдельных квартир, отдельные комнаты мало у кого были.

А так как речь пошла о районе Мясницкой, которая в те незапамятные времена называлась улицей Кирова, то я и выселенный дом припомнила из того райончика.

А дом был, надо сказать, знатный. Нависающий серой громадой над узким и извилистым Кривоколенным переулком.
Этажей так в 7. С красивым входом фонарем. Мраморные ступени, плавно и широко ведущие к лифту, колонны ионические внутри подъезда, ажурный лифт с зеркалом в бронзовой раме.

Но дом этот, не сказать, чтобы был совсем выселеенный. В двух квартирах там очень даже проживали. На первом, вернее в некогда аристокритическом бельэтаже проживал мой приятель Митька, а на последнем с семейством красиво существовал тогда уже процветающий адвокат со звучной фамилией похожей на обидное слово "падла".

Так вот когда весь дом практически выселили, а адвоката - нет,- потому что ему не требовалось улучшения жилищных условий: он и так был "один в восьми комнатах и не отказался бы от девятой - под библиотеку"...

Так вот. Когда дом выселили, то на дверь подъезда и двух черных ходов адвокат врезал особо секретные английские замки. Чтобы не шлялись всякие. А ключи были только у его семейства и у Митьки нашего.

А вы с просите: а чего это какой-то там Митька как какая-то адвокатская "падла" так красиво жил?
А вот потому это.
Потому что ему разрешили там проживать. Пока родители не вернутся из длительной командировки из Африки. Которая заканчивалась где-то через полгода. И за это время Митька разработал план действий. Потому что им на троих светила какая-то жалкая двушка. А Митька, пока родители были в отъезде и пока понемногу выезжали соседи, очень уж привык жить широко.
Сначала Митька скромно занимал две смежные комнаты в которых было прописано их небольшое семейство, потом занял еще одну. А в результате, когда все соседи выехали, занял все восемь. Один.

И почувствовал себя буржуем.
Так ему понравилось широко жить.

А в перспективе - какая-то жалкая двушка. На выселках. Смекаете?

И Митька такое удумал.
Мать с отцом фиктивно развести. Причем, их принципиальное согласие было получено. Тогда Митька с матерью получают двушку, а отец едет в коммуналку. За выездом. А, значит, в центре. Которую впоследствии Митька и займет.
Но по мере разъезда соседей и расширения Митькиного личного пространства, что-то Митьке расхотелось жить в коммуналке. И он удумал еще кое-что.
О чем и поделился со мной по-приятельски. И спросил меня:
- А нет ли у тебя знакомой беременной подружки, которую соблазнили и покинули и которая о факте своей беременности боится сознаться родителям?
- А зачем тебе? - спросила недогадливая я.
- А я хочу ее осчастливить, - ответил Митька, - Я на ней женюсь. Пропишу к нам. А на седьмом месяце беременности уже и будущий ребенок учитывается. Если в исполком справку принести из консультации. И мне тогда дадут двухкомнатную квартиру на одного...
- Да где ж - на одного? - возразила я, - Когда с совершенно чужой глубоко беременной девицей?

А тут надо уточнить еще одну деталь. Мой приятель Митя был совершенно не по девицам. Хотя и достиг уже возраста законного брачевания. Потому что Митя был представителем, если так можно выразиться, альтернативной сексуальной ориентации. И в девушках понимал довольно хреново. Потому и не понял моей иронии.

- Ну так потом можно договориться! - наивно предположил он,- Я же ее спасу от позора и у ее ребенка будет в документах отец. А потом можно сделать вид, что мы поссорились и она вернется к родителям.

- Ну не знаю...- засомневалась я, - Где взять такую, чтобы она она уйдя к родителям с ребенком не потребовала у тебя размена общей квартиры? А разменять двушку можно в лучшем случае на однушку и комнату в коммуналке.
На что ты изначально с родителями и договорился. И стоит ли устраивать такой геморрой с отцовством, а значит и алиментами на чужого отпрыска, если результат будет тот же самый. Да еще с прицепом?

Митька задумался. Но почему-то решил, что можно найти такую девицу. С которой он по-джентльменски договорится.

-Ну, разве что из богатой семьи? - предположила я,- Которая живет в огромной квартире?
А потом засомневалась сама же:
- Ну, на такой и так любой женится...

Но Митька был настроен решительно. И стал в своих аппартаментах в бельэтаже пару раз в неделю устраивать эдакие "паааати"(как он говорил), на которые просил приводить побольше нового народа. Потому что- чем больше народу, тем больше выходов на брошенных беременных девиц, срочно желающих прикрыть свой позор перед родителями. И, лучше, конечно, богатыми. С хорошей жилплощадью.

И вот пока Митька окучивал новых и новых знакомых своим дурацким идефиксом, я с парой других старых подруг-приятелей шлялась по пустым квартирам семиэтажного Митькиного дома.

И это было куда интереснее, чем тыща первый раз слушать одну и ту же "историю про белого бычка".

Потому что:
В одной из квартир стоял белый кабинетный рояль с желтыми костяными клавишами. Которые немного западали. Но звук был сносный. Во всяком случае - при исполнении бессмертного "собачьего вальса" звучал красиво.

Еще в одной квартире нашелся огромный пятистворчатый гардероб с волшебным матовым зеркалом посередине. Судя по золотистому отражению, покрытому изнутри золотой амальгамой. Причем, шкаф был набит до отказа роскошными винтажными платьицами почти кукольного размера. Но зато там были еще и шляпки, шали и пелеринки. Которые можно было примерить перед волшебным зеркалом независимо от размера.

А еще в одной квартире был найдет граммофон с красивой ребристой трубой и кучей старинных виниловых пластинок в картонных упаковках. И в той же квартире был обнаружен сундук с кучей старинных дагеротипов с изображениями
изящных дам с тонюсенькими талиями и элегантных мужчин с усами.

А кое-что я даже взяла себе на память.
Черное крепдешиновое платье в крошечный горох с трехслойной юбочкой, найденное в ящике комода, траченного древесным жуком. Соверешенно новое. С биркой ателье из 30-х годов.
И тоже, совершенно новенькие теннисные тапочки на веревочной подошве. Прямо в коробке.
А еще почти невесомую и полупрозрачную сахарницу без крышки. С тончайшим рисунком.
И ситечко для чая с ажурной ручкой.
И еще что-то.

А другие еще больше интересного нашли.

И много мы времени на этажах проводили. Пока адвокат не просек, что по ЕГО дому ходят посторонние. И не стал выгонять нас с этажей вниз, к Митьке, стращая правоохранительными органами, с которыми у него был полный вась-вась.

А что касается Митьки, так он настырным оказался. И нашел таки подходящую девицу. Которую ее родители хотели выдать замуж, да она не хотела. И назло им вышла за Митьку. И беременной она тоже оказалась.
Очень удачно.
И квартиру Митьке дали двухкомнатную. И тоже- повезло. Потому что родители девицы имели концы в исполкоме, поэтому квартиру Митьке дали в доме после реконструкции. Буквально в соседнем переулке. С видом на Меньшикову башню.

Только произошел облом-с.
Которого Митька сам от себя не ожидал. Когда его фиктивная жена разродилась чуток раньше срока от бремени крошечной девочкой с белокурыми кудряшками и голубенькими глазками.
Пока родители жены отдыхали в круизе.

И ребеночка женушка принесла не в квартирищу к теще и тестю на Сретенский бульвар, а к Митьке.

И Митька- погиб.
Так привязался к этому мяукающему забавному существу, что с ним была истерика - когда следуя договоренности, фиктивная жена через месяц после родов решила вернуться к маме и папе. Но- все-таки вернулась.
Потому что там условия были лучше.
Но иногда разрешала Митьке погулять с колясочкой по Чистопрудному. И покормить девочку из бутылочки.

А потом все-равно развелась с Митькой. Влюбилась. И захотела выйти замуж за любимого человека.

Но девочка так и осталась Митькиной дочкой. Потому что Митька бил себя ногами в грудь и кричал: "Я- ОТЕЦ!".
И не позволит никому удочерять его ребенка!

А что было совсем потом - я не знаю... Жизнь развела.