Последняя рыбалка

                Последняя рыбалка.
 
 
  Мотор «Прогресса» работал на средних оборотах. Лодка, размеренно переваливаясь на пологих волнах, направляемая уверенной рукой Ковалева, шла к тем двум дальним кекурам, что отстояли от поселка километрах в двадцати. Тяжелая, словно свинцовая вода изредка, лишь тогда, когда сквозь разрывы тумана проглядывало солнце, становилась изумрудно–бирюзовой. Дальние береговые сопки, уже чуть тронутые первыми сентябрьскими заморозками вплетали золотые и оранжевые нити в бесконечную зелень тайги. И от этой вот скупой, северной красоты замирало сердце. Он обернулся на корму, чтобы посмотреть на внука. Тот, закутавшись в теплый бушлат, безмятежно спал. Спал, как и подобает спать молодому четырнадцатилетнему парню. Мишку не волновали ни красоты Охотского побережья, ни предстоящая рыбалка…
  Красоту начинаешь ценить много позже. Тогда, когда сам уже становишься немолодым, когда начинаешь любить каждое мгновение так стремительно проносящейся жизни.
  Он не был здесь уже больше двадцати лет. С тех самых пор, как закончил свою службу в этом маленьком пограничном гарнизоне. Много воды утекло, а память все время возвращала его сюда. Возвращала в эти места, где бы ни был он, где бы ни приходилось ему служить и жить позже. И вот спустя столько лет, после приглашения на юбилей части, он здесь. Юбилей прошел. Друзья и сослуживцы разъехались, а он с внуком остался, что бы еще, еще немного побыть в своей молодости. Здесь его волновало все, буквально все. И старая вросшая  в землю по самые окна солдатская казарма, специально обвалованная прибрежным песком и галечником. Обвалованная,  для того чтобы укрыться от пронизывающих насквозь северных ветров. И одноэтажный деревянный, обшитый, чем придется барак комсостава. И старая никому не нужная уже вышка, которую как память о прошлом сохранило нынешнее поколение бойцов. По сути дела весь гарнизонный поселок перебрался в северную часть маленького полуострова, ближе к берегу и подножью сопок. А там, на южной части остался старый поселок – тот, что навсегда остался в его памяти. Там на новом месте было спокойнее, затишнее, но зато зимой все заваливало снегом по самые крыши. На старом месте же снега никогда не бывало, его сдувало ветром, ветром настолько сильным, что при порывах его невозможно было устоять на ногах.
  Накануне вечером, когда вызвездило небо, он пообещал Михаилу рыбалку. Настоящую морскую рыбалку, с выходом на границу моря и бухты, с ловлей крабов. Погода до сих пор не баловала, но сегодня туман почти рассеялся. Северный береговой ветер разорвал его, отнес далеко в море, и это вселяло надежду на то, что день выдастся по настоящему теплым и рыбалка удастся на славу.       Вскоре волна стала помельче, и лодка уже не скользила по ее глади, а гулко стучала днищем, не вписываясь в длину волны. Приближались рифы, и шум прибоя стал доноситься даже сквозь громкий звук работы сорокосильного «Вихря». Проснулся Михаил. Он удивленно поглядел на почти двухметровый накат волн на рифах и спросил:
- Дед! А, где же мы будем рыбачить?
- Пока здесь внучок. Сейчас вот подойдем поближе к вон тем двум кекурам, там и половим камбалку и наважку. А потом, как отлив начнется, подойдем к рифам.
  Лодка, сделав большой полукруг, плавно сбросила ход и, подняв небольшую волну, остановилась. Ковалев с внуком, не спеша, разобрали снасти и, побросав за борт донные удочки, стали ожидать клева. И он не заставил себя долго ждать. Первой попалась на крючок вечно голодная навага, позарившаяся на обыкновенную красную шерстяную нитку. Она то, разрезанная на куски, и пошла на приманку для более серьезной рыбы. Вскоре после короткой энергичной поклевки на удочке у Михаила оказалась большая черноспинная придонная камбала.
- Дед смотри, смотри! – кричал восторженно внук, пытаясь вытащить на борт двухкилограммовую морскую красавицу.
- Не спеши, не спеши. Пусть походит. Пусть успокоится.
Сильная рыбина большими кругами ходила вдоль лодки, не желая поддаваться неумелым рукам юного рыбака. Ковалев с удовольствием смотрел, как внук – его внук, едва справляясь с азартом охватившим его, борется со своим первым трофеем. Лицо мальчишки покрылось бисеринками пота. Глаза блестели. Он ни сколько не обращал внимания на деда. Он весь был в борьбе, возможно в своей первой борьбе с живым существом, боровшемся за свою жизнь.
- Так Михаил, выводи. Выводи и подтягивай, а я уж тут у борта ее подцеплю.
Вскоре утомленная борьбой камбала лежала в лодке.
  Тем временем начался отлив. Невидимое течение приближало их лодку к уже выступившим их воды рифам.
- Эге, внучок, да мы с тобой уже зарыбачились, – глядя на дно лодки, устланной рыбой, сказал внуку Ковалев.
- Пора нам перебираться на рифы. Будем брать краба.
Он перешел с кормы на нос «Прогресса» и запустил мотор.
- Деда дай порулить. – попросил его внук.
- Давай, - и с этими словами он уступил свое место Михаилу. Тот не осторожничая, врубил полный газ, и мощный мотор одним рывком бросил лодку вперед. Не удержавшись на ногах, Ковалев боком рухнул на дно лодки, больно ударившись головой о дюралевый угол борта.
«Прогресс» развив максимальные обороты, стремительно несся на рифы. Испуганный Михаил, сжав штурвал, растерянно смотрел на вырастающие из воды камни. Еще мгновение и лодка, ударившаяся на полном ходу в скрытый водой камень высоко взлетела вверх, выбросив из себя своих пассажиров.
  Ковалев очнулся от ощущения льющейся на голову холодной воды. Открыл глаза. Над ним склонился внук. Высокое солнце за головой внука создавало вкруг нее ореол.
«Ишь ты, ну прямо как святой с иконы» - подумал он.
- Дедушка, милый, как ты?
Ковалев прислушался к себе. Боли не было, но все тело трясло. Повернувшись на бок, он попытался встать, но не смог. Правая нога ниже коленного сустава болталась на мышцах и сухожилиях.
- Кажется перелом. – глядя на ногу, сказал он внуку и еще раз попробовал пошевелить ногой. Та отозвалась тупой, но не сильной болью. Он перевернулся обратно на спину и, приподнявшись на локтях, огляделся вокруг. Море, увлекаемое отливом отступило, оголив приличный участок своего дна, оставив на этом временном участке суши своих обитателей. Но не рифы и крабы интересовали сейчас Ковалева. Его интересовала лодка. Осмотревшись, насколько позволяла ему неподвижность и, не увидев ее, он спросил у внука:
- Мишка, что с лодкой?
- Дед, я не знаю. Она вон там за тобой лежит. Ты пока лежал, я никуда от тебя не отходил.
- Сходи Мишаня погляди. Погляди внимательно. Все запомни и мне расскажи.
Миша, внимательно выслушав деда, стремительно бросился к лодке. Ковалев, проводив его долгим взглядом, настолько долгим, насколько позволял поворот головы, почти вслух стал молить Господа, о том, чтобы лодка оказалась исправной.
 Нет, чудес на свете не бывает. Вернувшийся бегом Михаил скороговоркой выпалил: - Лодке нашей хана, днище от носового багажника до середины распорото. Дедушка, что ж теперь будет?
- Да ничего дружок, ничего. Как нибудь выкрутимся, не в таких переделках бывали. Ты знаешь, что внучок, поищи мне какую нибудь палку или доску. Будем с тобой шину делать.
- Да где же здесь доску то взять дед? Море вокруг.
- Море Мишка, оно щедрое, все, что у него есть - все суше отдает. Поищи внучок, а не найдешь, то посмотри, может весла наши, где валяются.
  Оставшись один, Ковалев начал думать о том, как выбираться с рифов.
- «Должна быть ракетница в лодке. Буду стрелять. Ракеты должны заметить на заставе, придут на помощь. Только бы успели до прилива».
- Нашел дедушка, нашел.
Голос внука прервал размышления деда. Михаил принес найденную им на камнях, полутораметровую доску.
- Вот и хорошо Мишка, вот и хорошо. Сейчас шину ладить будем, а потом к лодке двинемся. Вдвоем они соорудили из доски и дедовой ветровки шину и как смогли, наложили ее на сломанную ногу Ковалева. Со второй попытки он с помощью внука поднялся на ноги. Опираясь о его еще не крепкое мальчишечье плечо, прыгая на одной ноге, он с трудом добрался до «Прогресса».
 Лодка лежала на боку. Длинная рваная пробоина тянулась вдоль киля от носа до середины корпуса. Кранец крепления мотора был выдран вживую и валялся вместе с ним в метрах тридцати от лодки.
- Давай Мишаня перевернем ее на дно. – сказал он внуку.
Вдвоем они налегли на борт «Прогресса» и неожиданно легко перевернули его на днище.
- Миша, ты погляди, в багажнике должна быть ракетница и подсумок с ракетами.
Михаил, согнувшись, забрался в носовой багажник «Прогресса» и, пробыв там минут пять, радостно закричал: - Есть дедушка, есть ракетница.
Он протянул через люк багажника деду ракетницу.
- Мишенька, а подсумок с ракетами?
- Нет, дед, не видно никакого подсумка.
- Поищи родной, поищи хорошо. – И подумав, добавил: - Вытаскивай все оттуда.
Мишка выкинул из багажника оранжевый спасательный жилет, остатки сети, старую офицерскую шинель и пару старых резиновых сапог «болотников».
«Да не густо» - подумал Ковалев. Он взял ракетницу в руки, переломил ее. В стволе был патрон. Аккуратно достал его из ствола, обтер ладонями и положил на борт под не жаркое северное солнце.
«Пусть обсохнет», подумал он.
Осмотрел боек ракетницы, затем тряпицей найденной в кармане протер изнутри ствол и остался доволен.
Позднее зарядил ее и, выбрав направление в сторону заставы, произвел выстрел. Ракета зашипев, взвилась в ясное безоблачное небо, оставляя за собой белый след.
«Только бы заметили». – подумал Ковалев.
  Время шло. Уже начала приближаться к рифам стена тумана, доселе стоявшая далеко в море, разрастаясь во всю длину горизонта.
«Плохо дело. Скоро начнется прилив. Только бы успела помощь с заставы».
«А вдруг как не придет. Вдруг не заметили ракеты?» - мелькнула мысль. Но он гнал, гнал ее эту мысль из головы, не желая думать о самом худшем. Внимательно вглядывался и старательно прислушивался к шуму моря, в надежде услышать шум мотора, но ничего не слышал и не видел.
  Вода прибывала, она быстро пожирала сухую площадку рифов и вскоре небольшие волны начали перекатываться через оставшийся кусочек суши.
- Михаил надевай жилет, - быстро по военному скомандовал он внуку: - и быстро в лодку.
Ковалев надеялся, что запаса плавучести «Прогресса» хватит для того, чтобы в нем мог находиться внук. О себе он не думал.
- Дед. А ты? –
- Я рядом Мишаня, рядом. Лодка двоих не выдержит. Сейчас поднимется вода и нас приливом подгонит к берегу. Так что давай в лодку живо и без разговоров.
  Вода прибывала быстро. И вот, уже лодка с находящимся в ней Михаилом, почти затопленная, закачалась на волнах. Пенопласт, запрессованный в ее борта, не давал ей затонуть. А холодная вода быстро проникла под одежду Ковалева.
«Так долго не выдержать», - думал он, плывя рядом с лодкой, держась одной рукой за ее борт.
«Температура воды градусов десять – двенадцать, а до берега не менее десяти километров».
- Дед, давай ко мне в лодку. Ты так утонешь.
Ковалев попытался взобраться повыше на лодку, но как только он навалился грудью на борт, «Прогресс» начал уходить под воду. Ковалев тотчас соскользнул с борта обратно в воду.
Михаил, взобравшись с ногами на поперечное сиденье, сидел и протягивал деду руку.
- Давай дед, давай.
Мальчишка плакал. Дрожь, доселе сотрясавшая тело Ковалева, внезапно исчезла и он осипшим, но спокойным голосом ответил внуку: - Сиди спокойно.
Ковалев стал ловить себя на мысли, о том, что сознание кратковременно, но покидает его.
- Дед  держись! Я уже четко вижу берег, он недалеко.
 О том, что берег близко Ковалев уже тоже понял, понял по тому, как касались о его ноги морские водоросли – ламинарии. Вначале их прикосновения были почти ласковыми – скользящими, но затем они стали мешать ему, опутывая, захватывая его ноги. От этих захватов он пытался освободиться, отбрасывая их от себя. Пытался освободиться так, как тогда - давным-давно…
  Она тогда крепко захватила своими руками его ногу. Да именно ту ногу, что сегодня была сломана. Захватила крепко, мертвой хваткой, и тянула, тянула его на дно за собой. Да, он пытался, пытался помочь ей, но не смог. Ее обуял ужас, и в этом ужасном страхе она становилась опасной. Вот тогда, чтобы спасти свою жизнь и выплыть на поверхность он ударил  ее ногой в голову. Задыхаясь, он вынырнул, а она нет.
  Сколько же лет прошло? Двадцать? Тридцать? Он не помнит.
  Но было точно такое же утро, как сегодня. Он - молодой красивый «старлей» так же собирался на рыбалку. Только в тот раз была резиновая надувная лодка. На нерест шла нерка. Шла дружно. И он, свободный от дежурств, решил порадовать гарнизон свежей рыбой и икрой. Сразу после завтрака, он накачал лодку, подготовил и сложил в нее сеть, проверил груза. Он уже собирался отчалить, когда она подошла к нему.
Ей тогда было около тринадцати – четырнадцати. Наверное, столько, сколько сегодня его Мишке.
- Дядь Коля, - совсем не по-детски кокетливо улыбаясь, обратилась она к нему: - возьми меня с собой на рыбалку.
- Папку спроси. – ответил он ей.
- Сейчас, я мигом. Ты только без меня не уплывай.
Она убежала прочь, а он присев на край лодки закурил. Время шло, а она не появлялась и он, уже внутренне радуясь тому, что она не придет, начал сталкивать лодку в воду.
- Ах ты, дяденька Коленька, хитрый какой, хотел без меня уплыть.
Радостная и довольная она заскочила в лодку и уселась там, на фанерное сиденье.
- Папку то спросила?
- Спросила, спросила.
- Разрешил?
- Разрешил дядь Коля, разрешил.
- Ну, коль разрешил, то поплыли.
  Грести веслами было не нужно. Свежий ветер бойко гнал лодку от берега. Отплыв метров на триста – пятьсот он начал ставить сеть. Сеть была набрана и сложена на дне лодки. Оставалось только стравить один конец ее в воду вместе с грузами и балберами и веслами направить лодку вдоль берега. Уверенными гребками он повел лодку в нужном направлении. Сеть легко стравливалась в воду, скользя по борту. И вот уже, когда казалась вся сеть была вытравлена, она вдруг зацепилась за клапан на борту лодки. Он, бросив весла, встал и шагнул, чтобы поправить сеть.
- Дядь, Коль, я сама. Она быстро, опережая его, вскочила со своего места и наклонилась к борту. Легкая, неустойчивая «резинка» мгновенно накренилась, и они вдвоем оказались в воде. Отчаянно барахтаясь, захлебываясь морской водой, она все больше и больше запутывалась в сетке. Он бросился ей на помощь.
- Сейчас Наташенька, сейчас я помогу тебе.
Но она, обезумев от страха, ничего не понимала. Он подплыл к ней, и она испуганная, наполовину опутанная сетью повисла на нем, не давая ему помочь ей. Вдобавок ко всему, освободившийся от лодки конец сети стал запутывать их тела. Перевернутая лодка, гонимая ветром быстро удалялась от них.
- Наташка, не висни же на мне. Дай мне тебя распутать.
Но слова были бесполезны. В своем страхе она не воспринимала их. Все чаще и чаще они уходили вдвоем под воду, и с каждым разом ее тело становилось все тяжелее и тяжелее. Вот тогда, осознав все, он захотел жить, по-звериному захотел жить. И сознательно ударил ее ногой в голову, ударил так, чтобы разомкнулись ее руки, тянущие его за собой в пучину…
  Водоросли мешали, ох как же они мешали. Они уже так же намертво захватили его ноги, захватили так цепко, как некогда тонущая Наташка. Но от них нельзя было избавиться, как от нее. От непомерного напряжения сковало все тело. Сил не было. Последнее, что увидел Ковалев – плачущие, полные горя глаза Мишки, золотой нимб у него над головой, и желтое игрушечное солнце сквозь пока еще прозрачную толщу изумрудно–бирюзовой воды.   
 
                Кекур – отдельно стоящая скала в море.
                Балбера – поплавок.