Глава 14. Праздник

                1004

      Глава 14.                «И веселись в праздник твой» (Вт.16:14)
     ПРАЗДНИК
    (От Иафиры)

         Отсюда, с высокого берега реки, посёлочек строителей – как на ладони! Из двух десятков разноцветных шатров, четыре принадлежат семье Ноя. А самый нарядный, белый, -- мой! И Иафета. Выходя за него замуж, соединила я своё имя с именем мужа, по традиции землян. И зовусь уже не Ирой, а почтенной Иафирой. И сказал мне на ушко всё понимающий толстячек Юнт:
        -- Счастье твое, коза-егоза в Ифте. Если, с его именем прихватишь ты и частицу его большой любви – не будет на свете бабы тебя счастливее!
            А как прихватить мне частицу его любви, если нет радости от того, что я Иафира? Этого хотел мой папка, которого я безмерно люблю. А Ифт… Наверное, был бы он симпатичнее, если бы, при виде меня, не покрывался от смущения пятнами, будто бы я -- сенная лихорадка, и не заикался так мучительно, перед тем, как сказать глупость.
        Какие разные сыновья у Ноя! Как не похож, неуклюжий, флегматичный силач Сим на стройного, безрассудно храброго, весёлого забияку – сангвиника Хама! А младший из них, мечтательный меланхолик Иафет, вообще, на отличку. И не только от братьев, а всех парней! Ему б не парнем родиться, а красной девицей! Странно, что мой папка в Ифте души не чает, а Сима и Хама в упор не замечает.
       В характере Хама и папы много общего. Не потому ли мне Хам больше всех парней нравится? Да и Хам, когда я повзрослела, так на меня посматривал, -- в краску загонял! А я и сама старалась Хаму понравиться! Все прелести демонстрировала: и фигурку стройную, и ножки полненькие, и глазки, голубые, как небо, и золотую копну пышных волос! А он!? Женился на какой-то чёрненькой замухрышке Таре! И теперь эта Хамтарашка замухрашка, глупая, как овца, моя род-ствен-ни-ца!? Кошмар какой-то!
       Хорошо, что Сим женился на подружке моего детства – Оне, -- дочке Юнта -- эффектной блондинке. На мой дамский взгляд, лишком Она-Симона широкозада, но мужикам, такие дамы – в самый цимес! Как мудрый жизнелюб Юнт говорил: «Если мужчина видит, какая у дамы причёска, не замечая ширину её бедер, то либо мужик импотент, либо дама крокодил!» А Сим молчун молчуном, а про Оньку сказал лучше всех поэтов: «Глаза у неё голубые-голубые, а всё остальное – по-опа!». И руками развёл. И как хорошо, что я и Онька родственницы: интересы у нас общие, есть мне с кем посекретничать.
        Скушно сейчас на стройке -- парней осталось всего ничего. Под разными предлогами почти все в посёлок слиняли. Но остался Ной со всей семьёй. И жена его здесь и сыновья и снохи. Только Ламех, да тысячелетний Муфасал сидят дома, чтобы не быть обузой. Не хочется им спешить из кирпичного дома с удобствами в шатёр, где из дырок сквозит, где спят не на кроватях, а на шкурах, а удобства, извините, -- за кустиком! Ламеху семьсот семьдесят семь. Говорят, -- счастливое число! Маленького Ламеха учил Адам, а у Евы играл он на коленях! А уж Муфасал не раз танцевал с озорной и кокетливой Евой – своей прабабкой.   
        Конечно, не все удрали со стройки. С десяток молодых парней остались работать, ожидая прихода родителей, ушедших на уборку урожая. Но большинство людей рода Сифа, подстрекаемые священником Доноком, отказались строить Ковчег, считая эту работу не богоугодной. Мой папа хотел привести малый ковчег, «ковчег Еноха», в посёлок, собрать людей на площади и объяснить всем возможность и необходимость спасения жизни на земле. Но командор, опасаясь провокаций фанатиков, подогреваемых Доноком, запретил выступать при большом собрании людей. Наших сторонников мало, они запуганы, не решительны, а при подавляющем численном превосходстве в толпе тупых религиозных фанатиков, с их злобной активностью, любое такое собрание, при подстрекательстве Донока, закончится кровавым конфликтом и сожжением Ковчега!
         Командор рассчитывал на то, что гоферовая роща от посёлка не близко и если мы не будем в посёлке мозолить глаза фанатикам и обострять отношения с Доноком, то про нас забудут. Главное -- успеть построить Ковчег! А начнётся катастрофа – все сами побегут в Смежный мир, вместе с попишкой Доноком!
            Но мерзкий попик не забывает про нас. И в разгар стройки, когда треть мужиков из посёлка приехали Ковчег строить, понаехали на стройку гости -- богомольцы – адепты Донока. Шлёндрая из шатра в шатёр, нашептывали они злобные проповеди Донока в которых проклинались богомерзкий Ковчег и отступники от Бога, которые его строят.
       После визитов «гостей», шатров на стройке становилось всё меньше. Опасаясь не столько Божьей кары, сколько мести жестоких религиозных фанатиков, способных по наущению Донока на любую пакость, люди, беспокоясь за семьи, оставшиеся в посёлке, уходили со стройки. И только благодаря механизации: подъёмникам и электропилам, -- сетевой график строительства Ковчега выполняется. Но работать приходится от рассвета до заката.
        Дядя Инт обучил меня работать крановщицей на самом высоком кране, который поднимает наверх Ковчега обработанные стволы гоферовых деревьев. Отсюда видна вся стройка и окрестности. Намедни вечерком смотрю я с крана: вот они, голубчики! -- приближаются к переправе «гости» от Донока. Через рупор, зову деверя – Хама. Я знала, что простоватому силачу Симу эти гости своими проповедями мозги запудрят, а деликатного супруга моего локотком в сторонку отодвинут. Но диспут с ловким и дерзким Хамом ничего доброго им не сулит, а мне обещает интересное зрелище. И я устраиваюсь поудобнее, чтобы с крана комментировать корриду через рупор.
       Зная, что я любуюсь им, стройный красавец Хам, не спеша шагает к переправе. Прекрасен Хам волнующе чувственной красотой, присущей породистым самцам, во плоти которых соединились и грация, и сила.
     «Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их» (Иов.41:4).
      На широких плечах Хама, с нарочитой небрежностью едва держится распахнутый на груди лёгкий и короткий льняной хитон. Расширяясь книзу, хитон открывает стройность крепких ног, а на тонкой, как у девушки, талии Хама хитон перехвачен широким поясом, расшитым причудливым узором. Этот нарядный пояс ещё до свадьбы расшила цветными нитями его супруга. Увы, это была не я, а Хамтара. И на миг я чувствую горькую зависть к этой чёрненькой замарашке Хамтарашке, которая так по-ханжески скромна, что никогда не оценит мужскую красоту Хама.
       Подойдя к переправе, Хам останавливается и, будто бы от делать нечего, наблюдает, как гости, подняв одежду над головой, преодолевают быстрое течение холодной горной реки. Пришлые парни ни по росту, ни по комплекции не уступают Хаму. И их двое. Но, зная дурную репутацию Хама, они ведут себя осторожно и выходят из реки подальше от «скучающего» Хама. И оттуда, с безопасного расстояния, парни вежливо его приветствуют. А Хам не спешит проявлять вежливость. Наблюдая за гостями, не вынимает рук из-за пояса. А когда они оделись, он бесцеремонно окликает: «Э-эй!» -- и подзывает их не рукой, а указательным пальцем, что считается оскорбительно. Поэтому гости подходят к Хаму, демонстративно и независимо сунув руки за пояса. Хам громко, рассчитывая на мою аудиторию, приветствует гостей цитатой:
         «Не учащай входить в дом друга твоего, чтобы он не наскучил тобою и не возненавидел тебя» (Пр.25:17).
           Угрожающе размахивая руками, гости изображают гнев и вдруг, -- я и не поняла, как это случилось? – мелькают в воздухе изношенные подошвы их сандалей и один за другим, летят они с обрыва в речку. Мокрые, разгневанные, они набрасывабтся на Хама и… опять в той же последовательности оказываются там же, но с разбитыми сопатками. После повторного купания, гости, стоя в воде и размазывая по мордасам кровавые сопли, кротко выслушивают ещё одну цитату:
        «Гневливый пусть терпит наказание, потому что, если пощадишь его, придётся ещё больше наказывать его» (Пр.19:19).
         После этого, поняв, что нет смысла третий раз вылезать из реки на этот берег, гости уныло бредут через речку на тот берег, не снимая мокрые хитоны, которые надуваются в воде смешными пузырями. От такой пловучести парней, их, как пузырей, несёт течение на глубину! Ой, до чего же смешно!! Я хохочу, аплодируя звонком на кране.
       Вдруг комедия переходит в трагедийную фазу. Оказалось, парни не умеют плавать! Потеряв опору под ногами, один из них, размахивая руками, как стрекоза крыльями, возвращается на берег, и на четвереньках лезет на обрыв, забыв про товарища, которого течение выносит на середину реки, где он пускает пузыри. И тут Хам, сбросив хитон со смуглого тела, гибкий и стремительный, как пантера, кидается в реку и выуживает оттуда незадачливого проповедника.
       Утопленник отделался несколькими большими глотками воды, которую Хам с парнем из него вытряхнули, вместе с содержимым желудка. Услышав мои звонки, к месту событий подходит дежуривший по стройке Орт. Я ожидала, что Орт покажет проповедникам на другой берег и они ещё раз будут форсировать речку. Но он приглашает посланцев Донока в прорабку, даёт им сухую спецодежду, рассказывает про назначение Ковчега и разрешает гостям посетить Зеркальный мир через ковчег Еноха.
      Польщенные таким вниманием, гости, поужинав на общей кухне, остались ночевать в шатре, где жили холостые парни. А на следующее утро они, вместе с нашими парнями, вышли на работу! Нашего полку прибыло, а, значит, как говорит Юнт, по закону сохранения у Донока на столько же убыло! А Хам утром подошел к парням, протянул им руку и, процитировал:
        «Кто хочет иметь друзей, тот и сам должен быть дружелюбным» (Пр.18:25),
       и взял парней в свою бригаду, предупредив:
        «кто ищет зла, к тому оно и приходит». (Пр.11:27).
                *       *       *
        А вчера, после обеда, провели долгожданное испытание Ковчега на проводимость в мир иной. Как только закрепили резонаторы, собрали верхнюю палубу, наш Ковчег заработал!! Переходная камера распахнула вход в Зеркальный мир всем желающим! Каждой душе живой, осмелившейся переступить порог этого удивительного сооружения, отныне открыт свободный вход в Зеркальный мир!
       Мудрый мой супруг Ифт, напичканный знаниями от Адама до Анта, оказался абсолютно прав: животные, чуя приближение Потопа, сами уходят в Смежный мир через Ковчег. И первый же день, который Юнт назвал «День Открытых Дверей», подтвердил это: не опасаясь людей, работающих в Ковчеге, разное зверьё, дикое, осторожное, уверенно, как к себе домой, отправляется в Зеркальный мир!
         Пока что Ковчег работает, только как переход. Но, чтобы Ковчег сохранить при Потопе, из него надо сделать надёжное судно, которому доверят жизни три дорогих для меня человека: Уст, Инт и Ной. Как я им завидую: целый год они вместе будут плавать по волнам Всемирного Потопа, который не каждый же день бывает! Ах, почему я не мужчина! Обязательно бы стала моряком!
         На стене прорабки висит картина Инта: громадный, белоснежный ковчег, под всеми парусами, решительно раздвигает форштевнем океанские волны! За кормой ковчега встаёт из-за туманного горизонта солнце и, кажется, что не ветром, а лучами утреннего солнца, наполняются тугие, алые паруса! А на носу ковчега стоит маленький, по сравнению с Ковчегом и океаном, человек. Стоит, в зареве солнца, скрестив руки на груди, и смотрит вперёд через пространство и время. Что он видит там? Будущее человечества!?
        Благодаря таланту Инта, каждый видит на этой картине не единоборство громадного Ковчега с безбрежным океаном, а маленького, но великого разумом человека, видящего будущее планеты! И пусть человек такой маленький, но Бог
          «славою и честию увенчал его и поставил его над делами рук Твоих; всё покорил под ноги его»! (Евр.2:7,8).   
         Потому что человек – не только бог, он творец, как и Творец Всевышний! Человек не всемогущ, но в этом и заключается его величие! Слабый, смертный человек, бросая вызов космическим стихиям, создаёт Ковчег – плод большого труда и разума! И в человеке, стоящем на носу Ковчега, каждый узнаёт моего свёкра – Ноя!
              На остальных стенах прорабки висят чертежи, выполненные мною по эскизам Уста. Когда работы на кране нет, я – чертёжница. А названия у чертежей – с ума сойти и не вернуться! На одной стенке: «Судовой набор Ковчега», «Крепления обшивки на шпангоутах», «Пиллерсы трюма и второй палубы», «флор, кницы, бимсы…» На другой стенке: «рангоут, фок, грот, бизань, гик, гафель, бугшприт…» А такелаж! Штаги, фалы, ванты, шкоты… И вершина очарования – паруса! Почему же я не мужчина?! Почему мой удел – готовить еду, рожать детей? Хорошо, хотя бы то, что мой благоверный не требует от меня ни того, ни другого. Все мы, строители, живём одной семьёй так, как сказано в Книге Книг о людях будущего:
       «никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее» (Деян.4:32).
            Едим мы в общей столовой и каждый ест то, что хочет и сколько хочет! Только надо заранее сообщать о вкусах и аппетите моей свекровушке, которая командует дежурной кухонной бригадой. И рабочая одежда и инструмент – всё у нас общее. И
       «Не было между ними никого нуждающегося; и каждому давалось, в чём кто имел нужду» (Деян.4:34,35).
                *       *       *
         Вчера, когда открылся вход в мир иной, все, ошалев от радости, зашастали туда-сюда и оттуда! До работы ли тут? И Совет решил в честь такого события устроить сегодня весёлый праздник в Смежном мире. А утро сегодня выдалось, как по заказу, погожее, ясное, причём, сразу в двух мирах! Все строители, захватив вино и еду, отправились на пикник в Зеркальный мир, вход в который будет открыт, пока команда Ковчега, отправляясь в плавание, не закроет двери за собою. А группа молодёжи, во главе с моим папкой, с утра решила посетить таинственный храм на холме.
        У Ковчега осталась на дежурстве вооруженная охрана из бригады Ноя. А командор и мой супруг Ифт решили всё утро посвятить ловле рыбы удочкой на живописном речном плёсе. Конечно же, очень мне хотелось вместе со всеми пойти на весёлый пикник в Зеркальный мир, где будет вся молодёжь, но, пожалев робкого Ифта, согласилась я пойти на скучную рыбалку, правда, заручившись обещанием Ифта, что после обеда до глубокой ночи мы будем плясать на пикнике.
          И только здесь, на берегу этого сонного плёса, я поняла, какую огромную жертву я принесла моему супругу! Не создана я для такого продолжительного безмолвного общения с дюжиной полудохлых червяков и двумя молчащими, как рыбы, мужчинами, из которых один старик, а другой -- собственный муж. И сколько же времени Ифт будет пялиться на этот дурацкий поплавок, а не на меня – самую красивую женщину на планете? И как же я пережила это, не закатив скандал супругу!? Постеснялась Анта…
          Сидеть молча тогда, когда все мои друзья и подруги веселятся в Зеркальном мире! Поднимаются на холм к таинственному храму, увенчанного головой с фасеточными глазами… Когда могла бы и я хохотать и хохотать от того, что я молодая, быстрая, красивая и каждый парень без ума от моего обаяния! А Хам будет там… лучший танцор и заводила во всех весёлых играх и танцах! Какой бы мы были красивой парой, если бы Хам не женился на букашке Хамтарашке! Из-за обиды я и согласилась стать женой Иафета… Назло. А кому – назло?
        Наэлектризовав себя мыслями о том, что я, хотя красивая и умная, а такая несчастная, достигнув от таких мыслей потенциала шаровой молнии, я, так же зловеще бесшумно, со слезами на глазах, оставляю на берегу противную удочку, которая всё утро цеплялась за траву и мои волосы, а не за рыбу. Потом дарю свободу холодным, скользким червякам, вытряхнув их в траву и, в гордом одиночестве, поднимаюсь на высокий берег реки, откуда открывается вид на Ковчег и ущелье.
        Созерцая пейзаж, успокаиваюсь и уже умиротворенно смотрю, как высоко в голубизне неба величаво парит крачун. Закончив неторопливо круг в лазури неба, крачун внезапно, как камень, падает стремительно вниз, исчезнув в чёрном проеме распахнутой двери Ковчега. И мне опять становится горько от того, что я не могу тут же рассказать и обсудить увиденное, а заодно разрешить все вопросы, накопившиеся на кончике мучительно бездействующего язычка. Всхлипнув от горечи своего одиночества, я прихожу к мысли о необходимости срочного внутрисемейного скандальчика. Как говорит дядя Юнт: «настоящая женщина всегда готова создать из чего угодно и салат, и скандал».
        Но тут я слышу голос командора:
     -- Всё! Нет клёва и сегодня не будет. Сколько мы наловили? Не так много, но на уху – вполне! Ифт! Готовь костерок! Иафира! Где ты, егоза-стрекоза? Поди-ко настрадалась с нами, молчунами? Ничего, вот, сейчас-то мы наговоримся всласть…   

      Конец гл. 14.                1004