Нечто

Это нечто снова в моей комнате. Чуть приоткрылась дверь - и я понял: оно вошло. Без плоти и без глаз, как оно хитро потешается надо мной, зная обо мне всё, купаясь в моём шизофреническом дискурсе, оно остаётся незамеченным - и нечего описывать! нечто...
оно ведь даже не прозрачное, и вряд ли оно... он, я, ты.. как его звать, и зачем звать бесплотную субстанцию, и зачем гнать её. Оно вольно делать всё - растворяться в клубах комнатного пара, и являться в кубометрах моей квратиры. И то, что чуть приоткрывается дверь - это ещё не знак и не повод, и костлявый палец, который сверлит мою спину - это ещё не повод для осознания бытия некоторого нечто. У нечто нет рода, оно безродное; нет и лица - просто нет. Пародоксально, что нет даже этого "нет".

Но возникает текст, и возникает нечто, ведь оно организует смысловое единство текста, а заодно стоит в двух столетиях - двух шагах от меня.

За одно, за другое, за третье - в зеркале пусто, настолько, насколько требуется, чтобы транслирвоать моё изображение, не улавливая прочего(обстановка комнаты не в счёт - а нечто - это не обстановка?!). Постороннего - некоторого. Оно буквально клубится - из букв и концептов,концертов и рук - а точнее нет ни-че-го. Подобно сартровской тошноте и абсурду Камю, развивая невиданную энтропию моих собственных чувств, прямо пропорциональную моему дыханию, оно совсем иное. Оно прочее. И неважное. И раздражает только нарушенное одиночество ночи, когда нечто вползает к тебе и ждёт диалога.

А ты - живой, из плоти и простоты, искаженной зеркалами вербальной действительности, под  диктовку несуществующего пишешь его историю вместо того, чтобы идти и жить, ты пишешь, как раб, прикованный к галере клавиатурой своего нет-бука. И только замолчит это нечто, ничуть не косматое и не-, замолчит и клавиатура, зачахнет текст, мысль, летящая стрелой, в жажде истины и света, в сторону темноты и непонимания, падёт на землю, не достигнув цели. А я, повернув голову к двери, вдруг обнаружу, что я один, или оно во мне, или его не было. Или не было. А был я - тогда, когда писал текст. Глупый чиновник и реакционер выложит этот текст на осмеяние публики, а истинный его творец, а не вторец, и не "авторец", уже погиб, сменяя свою экзистенцию буквенно-цифровым кодом. Но кто же пишет? Уж не нечто ли? А дверь всё так же, усмехаясь, разверзается, и зовёт идти, бежать, лететь, горя и горюя, а кто-то, о ком я писал, пишет сейчас про нечто, подразумевая меня со-автором, или сообщником - или каким-то со-, и вот уже нарушена причинно-следственная связь, заново отстроенный разрушен Вавилон, Петропавловская крепль засыпает до следующей волны, а московская кремость мажется на торт подмигивающим солнечным зайчиком. толкьо ночью нет солнца. И звезд зимней ночью в городе нет. И ничего нет! И меня нет, а значит не было и двери, и постетителя, в чёрном балдахине, что повесил на ручку двери свою одежду, перед тем, как войти ко мне. Он вошёл, а меня уже не было. А не было ничего - ведь этот балдахин - лоскут небытия, которым ничто прикрывает свою слабость. И я бы прикрыл каким-нибудь полупрофессиональным, полу-издевательским текстом. Только меня не было, а текст был сам по себе, и когда он родился, меня не стало, не стало и другого. Ведь из ничего не рождается что-то,а история сотворения - это просто забавная ошибка, породившая цепь неоконченных противоречий, цель которых, упирается в горизонт, и уходя перспективой вдаль, выстилает звёздный полог у небесного порога.