капля жидкости

Яркий, совершенно круглый, как матовый бильярдный шар висел так низко, что казалось, что дорога протыкает его, как серый шампур сырный шарик. Полнолуние. Время психов, влюбленных и саморощенных поэтов. Дорога была почти пуста, лишь изредка во встречном направлении мелькали разномастные автомобили, водители которых надеялись поспеть в столицу до утра. Большие фуры, рейсовые автобусы, юркие иномарки и тяжело дышавшие жигули, все торопились в мегаполис. А я так же упорно ехал в обратном направлении. Уже давно перестало отражаться в зеркале заднего вида красноватое марево никогда не засыпающего города. Оставалась луна, дорога, лес вокруг и свежий воздух, врывающийся в салон через открытое окно.
Я остановился у обочины, вышел покурить. Прохаживаясь около машины, мысли сами вернули меня к прошлому. Мысли мои – вообще странные существа, совершенно не зависят от желания своего хозяина, то мчатся вперед со скоростью курьерского, то вдруг стопорятся, как упрямые ослы и начинают медленно чапать в сторону прошлого. И чем старше я становился, тем чаще они стали возвращаться назад. И все реже хотели бежать вприпрыжку вперед, в будущее. Так вот, виной ли тому луна, лес, или удаленность от города-мастодонта, мысли сами потащили меня почти физически в  не такое далекое прошлое.
Уехать из города давно стало уже для меня идефикс, я задыхался там, чувствовал, что тону, что он проглотил меня и теперь неторопливо переваривает, давно уже выпив соки и жизненные силы. Москва – такой странный город, он похож на громадный колодец, заполненный медленно живущей, тягучей и плотной жидкостью, а сверху закрытый упругой мембраной из очень плотного, эластичного материала. Для того, чтобы прорваться в него, человеку из провинции нужно приложить массу усилий, проявить страшное, маниакальное упорство, быть сильным и изобретательным. Большинство людей внешняя мембрана отбрасывает, как батут, обратно, но какому-то количеству «счастливчиков» удается прорвать ее и они плюхаются в эту кипящую, живущую своей жизнью вязкую тягучую внутренность крупнейшего города. У кого-то достает сил барахтаться на поверхности, сопротивляясь той силе, которая тянет их внутрь себя, вглубь, на дно, кто-то, поняв опасность, решает прорвать мембрану в обратном направлении, но только это нужно делать сразу, пока еще остались силы после прыжка внутрь. Если ты пробудешь внутри города какое-то время, то он выпьет из тебя силы и волю к обратному прорыву. А тех немногих, что остались у тебя после прыжка в мегаполис, зачастую не хватает для того, чтобы держаться на поверхности колодца, в той пене, которая всегда находится сверху.
И я был из тех, кому хватило сил на прорыв, и на несколько попыток остаться сверху. Тогда, еще не зная пределов своих сил, я был дерзким, молодым, настойчивым, если не сказать наглым. Тогда же у меня появилась семья. Жена, дочка, потом сын. Это теперь я знаю предел своих сил. Тогда, в то время, я его не знал и оттого было чувство, что мне все подвластно и впереди ждет только хорошее. Но я ощутил свой предел тогда, когда понял, что я уже не на поверхности, но намного глубже и силы уходят из меня, их вытягивает сам город, высасывает, чтобы поддерживать собственную жизнь-кипение.
А потом мне стало вспоминаться то, как город ломал мне кости и высасывал все больше и больше сил. Как он научил меня странному слову депрессия и подсказал выход из него – алкоголь. Я вспоминал, как тяжело выходил из состояния психоза и так же долго лечился от пристрастия к алкоголю. Мне припомнились глаза совсем маленькой еще дочки, когда меня забирала «скорая» после неудачной попытки суицида. Я вспоминал это все и мне опять хотелось прыгнуть в машину и гнать, гнать, гнать по серой дороге, прочь отсюда, туда, в сторону круглой луны.
Затем, мысли сделали петлю и я вспомнил то, как моего сына положили в больницу и как он плакал там от одиночества и тоски и я знал это чувство, потому что сам в детстве в том же возрасте оказался на больничной койке. И как я читал ему по телефону интересные книги, чтобы ему не было так одиноко. И я вспомнил, как моя жена сидела со мной всю ночь напролет, когда мне было плохо с сердцем. Вспомнилось, как радовалась дочка, когда дед мороз принес ей под елку маленького рыжего хомячка, который стал первым ее собственным живым существом. Она тогда почувствовала себя достаточно большой, чтобы чувствовать ответственность за другого.
Я хотел вывезти из города всю свою семью, но они не хотели. Не хотели они, чтобы уезжал и я. Они тоже были частью города. И кроме жизни в колодце с жидкостью, живущей сама по себе, они не знали ничего другого. Да и что я мог им предложить вне его? Там было как минимум безопасно.
Я докурил. Аккуратно затушил окурок и положил его в пустую пачку из под сигарет, чтобы затем выбросить в ближайший мусорный бак. Сел за руль. Тронулся. Развернулся через две сплошных и медленно поехал. Теперь в зеркале заднего вида была видна круглая, матово-белая, рябая как шар от гольфа, луна.  Ехал не торопясь, мне не нужно было попасть в мегаполис до рассвета, я же был его частью. Крохотной частью, каплей, той бурлящей, живущей собственной жизнью жидкости.