Клиника постмодернизма

Одно время в городе передавали о нас, что кружок наш рассадник вольнодумства, разврата и безбожия; да и всегда крепился этот слух. А, между тем, у нас была одна самая невинная, милая, вполне русская веселенькая либеральная болтовня.

Ф. Д. Бесы

Действующие лица:

В. Е., интеллигент с похотливыми глазками
В. П., темная личность, не исключая очков
В. С., растущий вширь дефекатор-космополит

Бездействие первое

Мюнхен. Кафе «Литературного дома». В. Е., В. П. и В. С. после чтения своих произведений опохмеляются корретто. Изредка к ним подходят за автографом или вопросом: первые  о н и  раздают на автоматизме, вторые игнорируют. Наконец, ажиотаж спадает. В. С. облегченно вздыхает, достает книгу и принимается ее небрежно изучать. В. П. сидит неподвижно. В. Е. смотрит в потолок и барабанит пальцами по столу. Официантка приносит очередную кофейную дозу. В. С. перелистывает страницы. В. П. сидит неподвижно. В. Е. возвращается на землю, подымает чашку, делает короткий глоток и, продолжая греть руки, натыкается взглядом на невозмутимые очки В. П.

В. Е. (подмигивая В. П.): ***кс!

В. С. (протяжно): Ху-як-с!

В. П.: Хууууу… ****ь, неужели нельзя хоть сейчас выйти из образа?

В. С. (отшвыривает книгу): Какая пошлость! Упал между столом и батареей и повис на штыре!

В. Е. (расплываясь): Зато ведь верят…

В. П.: Сами такие, вот и верят. Придумывают красивые легенды, аватарки, пишут всякую дребедень, раскрашивают себя и одежду, создают себе кумиров…

В. Е. (с издевкой): Угу, а кумиры постепенно оказываются у них в заложниках: никакой свободы творчества, только удовлетворение низменных инстинктов массы, иначе – смерть!

В. П.: Ведь главное – они совершенно не интересны, разгадываются на десятой секунде, но продолжают делать умное лицо, как будто за ним еще что-то скрыто! И как точно подмечено: эпоха нулевых! Хочу человеков, в которых нужно покопаться, прежде чем найти суть. Нет! нет!! и нет!!!

В. Е. (смакуя слова): Еби девочек с филфака!

В. П.: И что? На первом курсе они размышляют с удивленными глазами о высоких материях, ничего в них не понимая, на втором они начинают их осознавать и нервно курить, на третьем – самое позднее - их перестает заводить наука, потому что появляется один-единственный, на четвертом они бросаются от суженого во все тяжкие, на пятом чудом получают диплом, но к тому времени они уже безнадежно видны, как на ладони. Или ты предлагаешь переходить на аспирантских целок, у которых есть мозги…

В. Е.: …но нет ****ы.

В. П.: Тьфу ты, и как тебе только удается каждый раз выводить меня на посредственность?   

В. С. (залпом выпивая кофе): Тоже мне, Диоген выискался! Сейчас даже толстые журналы стали не более, чем тяжелыми. (Завистливо разглядывая дно чашки) Конечно, эта вещь посильнее моего трипа, но пора вызывать артиллерию… (Громко) Drei Grappas, bitte! (После паузы) Меня все устраивает: в этой замечательной стране я печатаюсь лучше, чем соотечественники, в этом замечательном городе в университетах русскую литературу начинают преподавать с меня, а не с Л. Т. и Ф. Д., и мной же завершают, в этом замечательном кафе выполнят любой мой каприз. Так что я спокойно могу садиться за новый роман: спрос огромен!

В. Е. (ехидно): И сколько тебе заплатили аванса?

В. С.: Полмиллиона.

В. П.: Бу-тылка текилы, пол-лимона… Однако же, мой дорогой, ты тоже мечешь бисер перед свиньями (а тут и подавно), публике просто необходимо знать Л. Т. и Ф. Д. прежде тебя, а то они ни фига не разберутся в твоей стряпне, и против кафе я ничего не имею, так что за наше прошлое! Меня здесь, кстати, тоже недурно принимали в «Блэкбоксе».

В. Е., В. П. и В. С. опрокидывают по стопке и заказывают еще. (Данный процесс повторяется бессчетное количество раз и поэтому далее не обращает на себя внимания в силу своей незначительности)

В. Е. (с наслаждением): Ты считаешь, им и правда нужны Л. Т. с Ф. Д.? Да по В. С. уже «Войну и мир» и «Идиота» пересказывают, по крайней мере, частично. На самом деле им жизненно необходимы только сальные подробности. (Тяжело дыша) Вот, например, И. Т. трахал на заднем дворе крестьянских девок, а А. Ч. натягивал проституток в Японии.

В. П.: Как-то мне случилось быть на исторической конференции, где, между прочим, обсуждалось, насколько оправданно включать в исторические исследования личную жизнь выдающихся людей. Один француз под пиететом делал доклад о де Голле и заметил, что генерал его привлекает только как историческая фигура. «Как же так?» - возмутился с места наш энергичный пожилой профессор. – «Неужели Вам не любопытно, допустим, занимался ли де Голль онанизмом или нет?» Француз озадаченно парировал, что нет. «А вот мне», - возразил наш профессор, – «чрезвычайно любопытно, занимался де Голль онанизмом или нет. Почему на это не дает ответа историческая наука?»

В. Е. (не в силах угомониться): Именно! Давно вертится в голове роман о человеке, который возбуждается от чтения на экране компьютера рассказа о виртуальном сексе. Отличный изврат второго или даже третьего порядка – не важно…

В. П.: А смысл? Во-первых, Я. В., пусть и опосредованно, тебя опередил. Как и многие другие. Во-вторых, слишком банально для современности и слишком мелко для вечности.

В. С.: Не смеши! Что мы можем оставить в вечности, когда до нас все уже придумано и передумано? Нам осталось лишь эпигонничать на разложившемся теле литературы, на котором, кстати, неплохо можно подзаработать. Ведь вокруг одни тупицы, а мы корчим из себя интеллектуалов.

В. П.: Неужели вам не хочется написать о любви?

В. Е.: А про что, по-твоему, мы пишем, тем более, я?

В. П.: Ну, просто о любви, без изысков. Ведь каждая любовь уникальна: таким образом, снимается проблема повторения и исчезает необходимость в добавлении к прошлым свежим литературным опытам наших ингредиентов, как будто идентичных натуральным. Ты же не хуже меня знаешь, что никому в Германии и дела бы до книжек В. С. не было, не будь в них столько голубизны и дерьма. В прямом и переносном смысле…

В. С. (воодушевляясь): Ты забыл еще о немецких словечках не к месту! Экскременты – та допустимая цена, которую я плачу за успех. И они, заметь, мне ничего не стоят. Однако до читателей я сам попробовал кал: раз не стошнило меня, значит, выдержат и они.

В. Е. (монотонно): По реке плыл Тарас, а навстречу ему – куча говна. И куча говна говорит Тарасу: «Я тебя съем!» Тарас возражает: «Нет, я тебя съем!» И съел. Отсюда мораль: «Добро всегда побеждает зло».

В. П.: Анекдотокрад! А с гомосексуализмом что?

В. С. (краснея): Без комментариев.

В. П.: А ты, В. Е., без мата и ебли потока сознания кому бы сгодился?

В. Е.: Если вокруг столько маньяков, предпочитающих книги половому акту, какое мне, собственно, дело? Существует спрос, на который я препарирую предложение. А что же ты молчишь о себе?

В. П.: Ну, меня бы сбросили с пьедестала без восточной и индейской псевдомудрости. У В. С. китайщина органично прет. Вот бы и мне так научиться, а то надоело опошлять философов и божества: я ежедневно прошу у них прощения за выставление их в непотребном виде. Но бренд создан, и без его дальнейшей эксплуатации просветление невозможен.

В. Е. (хлопая в ладоши): Ишь загнул! Однако ты забыл еще одну общую составляющую нашего творчества: дерьмо, ебля и восточная мудрость стали бы безлики без гомерического хохота.

В. С.: Что верно, то верно: мы живем в чрезвычайно ржушем мире. По самые гланды уже забрались! А где его настоящее лицо? Стерлось…

В. Е.: Какие вы, однако, моралисты! Идите на телевидение, как я, и создайте программу об упадке для успокоения души. Я не только бумагомаратель, раскрепостивший русскую литературу, срубивший в расцвете карьеру отца ради идеалов вседозволенности, но и критик, и слушатель, умеющий вести приличный разговор на приличные темы. Зачем отождествлять меня с моим героем?

В. П.: Приспособленец ты! Что действительно у тебя на уме, развернуть слабо – кишка тонка!

В. Е. выплескивает граппу в В. П. Посетители оглашенно смотрят на  н и х. В. П. сидит неподвижно. В. С. берет салфетку и стирает алкоголь со свитера В. П.

В. С.: По большому счету, В. П. прав. Пора что-то оставить и для вечности. Думаете, у меня никогда не возникало желание бросить напыщенную откровенность? Бросил, но получилось еще хуже - сплошной слащавый гламур.

В. Е. (язвительно-гордо): А Малюту ты у меня стырил!

В. П.: Да ладно! Ты уже приватизировал русскую историю, что ли? Амоня мне тоже кого-то напоминает – и чего? Мы исписываемся, заимствуем друг у друга что ни попадя, а результат с точки зрения вечности ни-ка-кой.

В. С. (берясь за край стола): Давайте объединяться!

В. Е. (нахмурив брови): Ну что ж, я не против, раз вы серьезно.

В. Е., В. П. и В. С. смыкают руки и, держа таким образом равновесие, поднимаются и покидают кафе. На Бриннерштрассе  о н и  ловят такси и уезжают в неизвестном направлении.

Действие второе

Бер-лез-Альп. Площадь. У фонтана за каменное ограждение перегнулся В. Е. В. С. с любопытством наблюдает за  н и м. В. П. смотрит на горизонт, где виднеются горы. К  В. Е.  подходит полицейский и делает замечание. В. Е. не обращает на него внимания и продолжает качаться. В. С. усмехается. В. П. смотрит на горизонт. Полицейский настаивает, не выдерживает и стаскивает  В. Е.  с ограждения.  В. Е.  решительно разворачивается, но сразу же бросается в объятия полицейскому.  О н и  долго друг друга приветствуют и разговаривают ни о чем.  В. С. за отсутствием интереса присоединяется к  В. П.  Полицейский шутливо грозит пальцем и оставляет В. Е., В. П.  и  В. С.  одних. В. Е.  приглашает  В. П.  и    В. С. к скамейке. В. С.  покорно соглашается. В. П. недовольно отводит взгляд от горизонта.

В. Е. (польщенно): Вид и правда замечательный! Вот на этом самом месте я и придумал гениальное «мы жили славно, как полные свиньи».

В. П.: Опять за старое?!

В. С.: Не волнуйся! Мы же на сегодня заключили пакт.

В. Е. (озабоченно): Да-да-да…

В. Е., В. П.  и  В. С. садятся на скамейку у фонтана, чтобы не отвлекаться на природу.

В. Е.: С чего начнем?

В. П.: Не знаю, ты же первый.

В. Е.: Хорошо. Тогда записывает В. С.

В. С. (ждет, пока загрузится ноутбук): Минуточку… (После паузы) Я готов!

В. Е. (многозначительно): Пермская обитель

В. П.: Слава А. И. покоя не дает?

В. С.: Перестань, ему и так тяжело.

В. Е.: Ночной самолет – газета – лучшее лекарство от и для сна – взрыв в Ираке, взрыв в Афганистане, взрыв в Чечне, взрыв в мозгах – усталая стюардесса - впалые груди, длинные ноги, широкая задница – мясо или сыр? мясо!!! – сосед храпит на плече – ехал школьником в поезде из Варшавы во Вроцлав, рухнул в дремлющей усталости на парня годом старше, а потом не понимал, почему все вокруг улыбаются – надоело, встал, ходил по салону, шептал на ухо стюардессе – пошел в туалет, не закрыл дверь – пожилая женщина орет благим матом – мимо стюардессы: эх ты!! – пристегните ремни – удар о ледяное поле, скрежет механизмов – летайте самолетами «Аэрофлота»! - сидел у окна по дороге в Копенгаген, чуть не отвалилось крыло, спускались на воду, вдруг под шасси возник Каструп – стюардесса даже спасибо не сказала – отогнали от багажа в зал ожидания – водитель бешено удивляется, едем под фонарями буквой Х, через весь город – жители спешат на работу – смена на свалке с раннего утра, метро кишело кишмя, испытывал гордость за сову, превращенную в жаворонка – какой огромный город! – гостиница, распаковывание чемодана, чтение документов – так вообще можно не лечь - подушка, СМС, перевод будильника на час вперед, провал.

В. С. (вручает ноутбук В. П.): Пермь у нас теперь на всю Россию-матушку знаменита. Как потянулись сюда князья да бояре московские, кинулись скупать земли да особняки, ох и постонать же пришлось простым людям русским! Но ничего: выдержали иго татарское, так родных помещиков, что ли, не вытерпеть? Тем более, как же расти Москве, как расти златоглавой, коли околица уже под самый корень выпотрошена? Вот насытилися князья да бояре московские, напилися кровушки народа расейского, ан нет - душа ведь и иного развлечения просит! Были в нашем городе трахтиры и ресторации в изрядном числе, и киатры, и собрания диковинок разных, но истосковалась публика столичная по искусству современному, недалекому. И пришел великий Марат, и основал искусственный музей по-над Камой-рекой, и привел за собой содружников из душного града столичного. И с тех пор стала Пермь жить-поживать да дале добра наживать…

В. П.: Крыльцо гостиницы. Камера направлена на молодого человека в черных кроссовках, потертых джинсах, темной замшевой куртке с руками в карманах, схваченной иссера-коричневым шарфом на европейский манер, и шапке ; la растаман. Он идет по бульвару огромного проспекта, упирается в тупик проезжей части, бегает глазами по сторонам и выбирает право. Он еще долго, выходя за рамки рекламного ролика, шныряет вниз-вверх по улице, пока не оказывается перед зданием речного вокзала. Он толкает дверь, потом вырывает ее на себя, но она заперта. Лицо молодого человека выражает разочарование. Он без особого интереса минует деревянные столбы и огибает здание. Он перепрыгивает через железную решетку каменного причала и уныло глядит на другой берег. Внезапно он слышит сзади себя шаги (используется техника Dolby Surround). Крупно: затылок молодого человека. Медленно проступает щека, потом глаз и половина рта, потом нос, потом оба глаза и полный рот, наконец, все лицо, изображающее крайнюю степень изумления. Камера стремительно удаляется от молодого человека, резко меняет план и останавливается на слегка раскосом лице девушки. Камера откатывается, постепенно раскрывая образ незнакомки в вязаном берете с пайетками разных оттенков между голубым и синим, черном пальто с поднятым воротником, такого же цвета колготках и высоких сапогах на каблуке. Она спрашивает: «Тоже не попали в музей?». Он отвечает: «Да!» Она предлагает: «Пойдемте погуляем». Он не против. Они настигают друг друга. Крупно: сомкнутые пальцы. Молодой человек и девушка смотрят на реку. Камера прячется у них за спиной. Силуэты расплываются. Камера движется влево и натыкается на расфокусированные буквы. Объектив прочищается до четкой видимости надписи: «СЧАСТЬЕ НЕ ЗА ГОРАМИ».

В. Е.:   НА УЛИЦЕ ХОЛОДНО. В КОТОРЫЙ РАЗ УКРЫЛИСЬ В ГОСТИНИЧНОМ НОМЕРЕ. ПИЛИ АБСЕНТ. ПОТОМ ДОЛГО СМЕЯЛИСЬ, ЗАРАЖАЯ И ЗАРЯЖЯЯ ДРУГ ДРУГА. ПРОБИВАЛАСЬ ЗАУМЬ. – ТЕБЕ СКОЛЬКО ЛЕТ? – У МЕНЯ ИНОГДА ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО Я ЛЕТ НА ДВАДЦАТЬ СТАРШЕ. – У МЕНЯ ТОЖЕ. ПОЧЕМУ? – НАВЕРНОЕ, ИЗ-ЗА РОДИТЕЛЕЙ. ТРИДЦАТЬ-СОРОК ЛЕТ ДО МОЕГО РОЖДЕНИЯ – ЭТО УЖЕ НЕ МОЯ ЭПОХА, А БРЕЖНЕВСКИЙ ЗАСТОЙ – ВПОЛНЕ. – ДА, ПЯТИДЕСЯТЫЕ, СОРОКОВЫЕ, ТРИДЦАТЫЕ, ДВАДЦАТЫЕ… ОКАЗАТЬСЯ БЫ В ДВАДЦАТЫХ, ЧТО ЛИ. НЕ ВАЖНО ГДЕ, ТОЛЬКО НЕ В РОССИИ – ФРАНЦИЯ, ИСПАНИЯ, ГЕРМАНИЯ… - ДО ГИТЛЕРА. – ДО ГИТЛЕРА. ИНДУСТРИАЛЬНЫЙ РАЙ, ВАРЬЕТЕ, ГИПЕРИНФЛЯЦИЯ! – ТОЧНО! А МНЕ БЫ ДАЛИ В МАДРИДЕ, ХОТЯ БЫ ОДНИМ ГЛАЗКОМ. – ХА-ХА-ХА! – ХА-ХА-ХА! ПАДАЛИ НА ПОЛ. КАТАЛИСЬ. РАСТРЕПАННЫЕ ВОЛОСЫ. ПЛОТНО ЗАСТЕГНУТЫЙ РЕМЕНЬ. КАПЕЛЬКИ ПОТА НА ШЕЕ. КОЛЮЧИЙ! ВЕЛЬВЕТОВАЯ КОЖА. ШЕРШАВЫЙ ЯЗЫК. ВЕЗДЕ. ВСЕГДА. ВСЁ. ВСЕГО. ВСЕМУ. ВСЕГО. ВСЕМ. ОБО ВСЕМ. - КУДА УГОДНО. – ДОГОВОРИМСЯ. И ОПЯТЬ С НАЧАЛА.

В. С.: Обычный день. Обычный туалет. Обычный душ. Обычные зубы. Обычная одежда. Обычный завтрак. Обычный чемодан. Обычный чек-аут. Обычная девушка. Обычная прогулка. Обычный кофе. Обычный поцелуй. Обычный автомобиль. Обычный аэропорт. Обычная регистрация. Обычная девушка. Обычный поцелуй. Обычное расставание. Обычный контроль. Обычный автобус. Обычный самолет. Обычная посадка. Обычная стюардесса. Обычное приветствие. Обычный сосед. Обычный сон. Обычное расстояние. Обычное снижение. Обычное пробуждение. Обычный сэндвич. Обычный сок. Обычное приземление. Обычная стюардесса Обычное прощание. Обычный автобус. Обычный багаж. Обычный город. Обычное такси. Обычный телефон. Обычный звонок. Обычные гудки. Обычный дом. Обычная квартира. Обычный туалет. Обычная кухня. Обычная плита. Обычная сковорода. Обычное масло. Обычные яйца. Обычный телефон. Обычный звонок. Обычные гудки. Обычный ужин. Обычный телевизор. Обычный пульт. Обычная программа. Обычный ведущий. Обычные участники. Обычные зрители. Обычный телефон. Обычный звонок. Обычные гудки. Обычный чемодан. Обычный туалет. Обычный душ. Обычные зубы. Обычная одежда. Обычная кровать. Обычное тепло. Обычная лампа. Обычная книга. Обычный телефон. Обычный звонок. Обычные гудки. Обычный плевок. Обычная слюна. Обычный свет. Обычная тьма.

В. П.: Товарищи! Доколе мы будем терпеть произвол чиновников? Посмотрите на окровавленное тело этого юного, чистого, непорочного существа! Она возвращалась из аэропорта, где, возможно, провожала любимого, с которым бы она разделила свое одиночество, от которого родила бы ребенка, чтобы жить семьей долго и счастливо! Но вместо ясного будущего ее ждали колеса машины с мигалкой и небрежный пинок управленца, опаздывавшего на встречу и весьма раздосадованного банальным происшествием! А что теперь должен думать возлюбленный девушки, который названивает ей на сотовый в надежде услышать милый голос? Возлюбленный, который знает только ее имя и номер телефона, и даже не догадывается, есть ли у нее родственники? Как он мучается в своей пустой постели, представляя драгоценный образ! Как он, не в силах понять, что такое, нервничает и дерет на себе волосы, слоняясь по голой квартире! Как он порывается купить обратный билет, но решает отложить вояж на следующие выходные, потому что завтра у него куча работы! Или, может, он клянет саму бедную жертву обстоятельств и обвиняет ее в тяжких грехах? Проклинает ее за легкомысленность и ложь? Разочаровывается в любви и больше никогда ее не испытает, перебиваясь случайными связями? Горе, горе нам, товарищи! Мы снова потеряли ум, честь и совесть нашей нации, а власть, как и прежде, перешагивает через трупы и продолжает победоносно идти к своей, только ей ведомой цели, не имеющей ничего общего с чаяниями трудового народа.

В. П. нажимает на иконку сохранения и передает ноутбук В. С.

В. Е. (удивленно): Ничего себе, куда нас занесло?! Столько уже написал, а никак не могу привыкнуть, как будто все впервые.

В. С. (кивает): Герои еще не туда завести могут! Бывает, начинаешь с одной мыслью – и вдруг ка-ак развернет на сто восемьдесят градусов и, вроде, уже не ты, а кто-то другой автор.

В. Е. (смеется): Вдохновение, блин!

В. С. (подхватывает): Типа того.

В. П.: А, по-моему, неплохо получилось.

В. Е. (испуганно): И вот так всегда?

В. С.: Лучше. (Бегает глазами) Есть чем отметить?

В. Е.: А как же! (Достает бутылку) Красное вино на основе сортов мурведр и гренаш с добавлением хорошо знакомого русским сира из виноградника Сен-Жозеф в местечке Виллар-Сюр-Вар неподалеку отсюда. Урожай 2003 года: оптимальные условия для созревания – невыносимая жара, купание в фонтанах, смерти от тепловых ударов…

В. П.: Опять за эстетские штучки взялся?

В. Е.: Извини, ты прав, пора кончать.

В. С. пытается улыбнуться, но, будто вспомнив о чем-то, сдерживается. В. Е. открывает бутылку и распределяет пластиковые стаканчики.  О н  вдыхает аромат вина, наливает себе на донышко, повторно нюхает бокал, болтает вино, слегка пробует его, полощет горло, соглашается и опрокидывает стаканчик.    В. П.  и  В. С.  подставляют свою тару.

В. С.: За новую жизнь!

В. Е. (растянуто): Раз всегда, то всегда…

В. П.: Ура!

Подбредает полицейский.  В. Е.  хитро на него смотрит и наливает тоже. Полицейский благодарит, поднимает за жизнь вместе с  В. Е., В. П.  и  В. С.  и оставляет  и х  одних.

В. С.: И что теперь?

В. П.: Пошлем в издательство.

В. Е. (тревожно): А ты уверен, что напечатают?

В. С.: Мы настолько известны, что даже на чтение и редактуру времени тратить не будут! Иногда увидишь книжку в магазине – дурно становится от ляпов, хотя сам стократ проверял и перепроверял!

В. П.: Не волнуйся, потребитель продукта твоего творчества их даже не замечает.

В. С.: Но, если мы решили строить новейшую литературу, надо будет тщательнее следить за издателями.

В. Е.: То-то и оно! Появляется груз ответственности, о которой я и думать забыл.

В. П.: Ничего, прорвемся!

В. Е., В. П. и  В. С.  опустошают бутылку, возвращаются к каменному ограждению, впускают в себя полной грудью воздух перемен и неспешно идут на съемную квартиру, по дороге что-то напряженно доказывая друг другу словами и жестами.

Действительность третья

Москва. Конспиративная квартира В. П. В темную комнату через зашторенные окна проникают слабые солнечные лучи. На полках стоят вперемешку книги Кастанеды и «Агни-Йоги». В нише освещена позолоченная статуя Будды. Перед ней в позе лотоса сидят  В. Е.  и  В. П.  В. Е. закрыл ладонями лицо и согнулся до пяток.  В. П.  попеременно разводит руки, смыкает их над головой, постепенно опуская их к ногам, и опрокидывает себе из чайника.  В. Е.  из-за пальцев осторожно смотрит время от времени на  В. П.  и кашляет.  В. П.  делает ему знак и продолжает церемонию.  В. Е.  вздыхает и возвращается в исходное положение. Наконец,  В. П.  берет последнюю чашку.

В. П.: Можно!

В. Е. (крутит у виска): Слава Будде! Я думал, что больше тебя не услышу.

В. П.: Что-то  В. С.  запаздывает.

В. Е.: Ну он же теперь знаменитый сказочник: на утреннике где-то, наверное.

В. П.: Да он вообще сказочник, только переквалифицировался с взрослых на детей. А чем ты занят?

В. Е.: Биографиями знаменитостей.

В. П.: То есть опять за старое - задний двор и Япония?

В. Е. (с отвращением): Да кого такая мерзость интересует? Интимные подробности все-таки прерогатива частной жизни. Зачем ее ворошить?

В. П.: Хм, как иногда мутируют люди…

В. Е. (постепенно выправляя неожиданное заикание): Кктто бббы дддогадддался, ччто ссокровенность востррребована не мменьше ннашего ппррежнего… с позволения сказать, творчества и ее будут сметать с прилавков, как горячие пирожки?

В. П.: Ничего удивительного: Е. Г. уже давно на тоске стал живым классиком.

В. Е.: А мы, идиоты, простую истину только сейчас поняли…
Звучит звонок.  В. П.  направляется к двери. На пороге возникает сияющий  В. С.  О н  в заснеженной куртке вбегает в коридор, быстро раздевается, так же стремительно проникает в комнату и раздвигает шторы.  В. Е.  облегченно улыбается.  В. П.  жмурится под очками.

В. П.: Зачем?

В. С. (заключает  В. Е.  и  В. П.  в объятия): Не сердитесь, что нарушаю обычный порядок! Но если бы вы только представить могли тот повод, ради которого стоит целый дом перевернуть вверх дном!

В. С.  целует  сначала  В. П., потом  В. Е., достает из-за пазухи водку и, изучив содержимое чайника, наливает в сосуд, откуда распределяет ее по чашкам.

В. П.: Это уже лишнее…

В. С.: Ничуть! Давайте выпьем, и я вам объясню!

В. Е.: Извини, но я не буду, пока ты не раскроешь причину.

В. С.: Тогда я сам приму. Для храбрости. (Опустошает чашку, морщится, закусывает невесть откуда взявшимся огурцом и возмущенно набрасывается на В. П.) Почему у тебя никогда нет нормальных огурцов? Я что, зря разницу между маринованными и солеными выводил?

В. П.: Оставь прошлый век в покое и приступай, черт тебя дери!

В. С. (победоносно): Мне чиновники от молодежи выразили благодарность и присудили премию!

В. Е.: Да ну тебя!

В. С.: Да я тоже обалдел! Получил приглашение, приехал, а перед зданием такое -  автографы, фотки, чмоки… (Осекаясь) Те, которые раньше мое дерьмо в унитаз перед Большим сбрасывали, теперь передо мной преклоняются! Я аж прослезился. (В. П.  подает  В. С.  платок). Спасибо! Памятник тебе поставлю. Перед своим домом в поселке. Вчера так надрались, еле проснулся. (С надеждой) Ну сейчас-то, за опохмел?

В. Е.  и  В. П.  присоединяются к  В. С.

В. Е.: Хорошо! Все-таки родная беленькая лучше любой заграницы! (Обращаясь к В. П.) А у тебя что нового?

В. П.: Стихи.

В. Е.  и  В. С. (синхронно-завистливо): Настоящие?

В. П.: В прозе.

В. Е. (уважительно): Ааа… Как И. Т., значит. Что ж, похвально.

В. С.: Почитай!

В. П.: Щедрость. Однажды на Новый год, прогуливаясь по провинциальному городку недальнего зарубежья, я зашел в специализированный магазин за кварели. В Москве еще задолго до известного военного конфликта перестали подавать грузинское вино даже в ресторанах, и потому я очень удивился, когда обнаружил всевозможные сорта гордости Сакартвело совсем рядом. Вдоволь напившись изысканного напитка с уже подзабытым бархатистым вкусом по кабакам, перед самым отъездом я решил поделиться с друзьями своей радостью и тщательно выбирал подарки среди рядов бутылок и склянок. На выходе я заметил женщину неопределенного возраста в ветхом, советского покроя пальто, из прорези которого выползал кое-как надетый серый пуховый платок, и поношенных валенках. Ее лицо, изрезанное морщинами и раной на щеке со следами запекшейся крови, тщательно скрывало под опухшими веками ее глаза, от выражения которых бросало в озноб. Странное дело, но они жутко контрастировали со всем обликом женщины и глубоко изнутри смотрели на окружающих с невероятной теплотой, любовью и… состраданием. Через мгновение она повернулась ко мне своей сгорбившейся спиной и судорожно зашелестела бумажками. Кассирша средних лет, видимо, хорошо знавшая постоянную клиентку, широко улыбнулась и спросила по поводу двух емкостей на дне корзины:
- А тебе не мало до завтра?
- Не мало, - ответила та. – У меня еще с вечера чуть початым ликер остался!
- И две конфетки, - добавила она чуть погодя.
Во взгляде кассирши промелькнули игривые искорки - и она выбила чек. Женщина поблагодарила ее и попросила позвать девушку, работавшую в зале.
- Аня, иди сюда, с тобой поговорить хотят! - заорала кассирша.
Аня появилась только на третий крик. Женщина, уже положившая в пакет суточную дозу, не спешила отправить туда же конфеты.
- С праздником! – поздравила она кассиршу и девушку, протянула им по конфете и пошаркала на улицу.
А я стоял с кварели и думал, что щедростью часто одарены люди, которые сами бывают ей обделены.

В. П.  исчезает на кухне и ставит чайник. По его возвращении  В. Е.  и  В. С. так же остолбенело молчат. Наконец,  В. Е.  выжимает редкие хлопки;  В. С.  увязывается за  В. Е.  с еще большими интервалами.

В. Е. (противоречиво): Бра-во!

В. С. (падая духом): Как такое возможно???

В. П.: Ничего, ничего… Не желаете ли юй лу?

В. С.: Без него здесь точно не обойтись…

В. П.  опять уходит, берет керамическую чашу, ополаскивает ее, засыпает чай и чередует процесс наливания кипятка с помешиванием юй лу палочкой. В завершение  В. П.  вновь возникает в комнате и вручает чашу  В. Е.

В. Е. (жмурясь отхлебывает чай): Спасибо. Ты показал нам, что нет пределов совершенству.

В. С. (разочарованно): А мы было подумали, что теперь отдохнем немного.

В. С.  принимает чашу от  В. Е.

В. П.: Вы чрезвычайно великодушны, друзья. Но я ведь всегда утверждал, что путь к просветлению просто так не открывается.

В. Е.: А я тихо смеялся в Мюнхене над твоей наивностью…

В. С.: Да и я не то, чтобы был искренен. А, в итоге, ты вывел нас на чистую воду.

В. П.: Не преувеличивайте! На Вас просто туго сидят маски – и катарсис будет не легок. Надо трудиться. Вы уже достигли значительных успехов, но нужно еще попотеть.

В. С.  с поклоном предоставляет чашу  В. П.,  к о т о р ы й  ее медленно допивает.  В. Е.  и  В. С.  встают.

В. П.: Куда же вы? Церемония в разгаре!

В. Е. (прорываясь в коридор): Некогда! Пора творить.

В. С. (стыдливо пятясь за  В. Е.): Угу.

В. П.: Как угодно, пусть вы и наступаете на те же поверхностные грабли. Впрочем… до встречи!

За сценой слышны шелест и стуки, сменяющиеся прощальными словами  В. Е.  и  В. С. и ударом двери.      В. П.  некоторое время неподвижен. Потом  о н  прыжком подлетает к окну, тяжело дыша, задергивает шторы, опускается в позу лотоса перед Буддой и пытается молиться. Однако лицо  е г о  не слушает и разрывает в диком хохоте. Успокоившись,  В. П.  сосредоточивается на статуе и продолжает внезапно прерванный ритуал.

Санкт-Петербург, декабрь 2009 – март 2010