Гусары денег не берут

Выпускник престижного института, Леонид находился в тяжелых раздумьях. Ему предстояло выбрать один из двух вариантов своей дальнейшей жизни, причем каждый был по-своему интересен и заманчив. Можно было поступить на работу в крупный научно-исследовательский инсти¬тут, года через три-четыре защитить диссертацию и в дальнейшем уже ни о чем не беспокоиться. Потому что степень кандидата наук в те далекие времена оз¬начала пожизненную ренту, в два раза превышавшую обычную зарплату, плюс ежегодный полуторамесячный отпуск, плюс многие другие приятные мелочи в виде права на дополнительную жилпло¬щадь или обслуживание в ведомственной поликлинике. А для того, чтобы все это получить, Леониду нужно было всего лишь... жениться на дочери одного из ру¬ководителей института.
Если бы не второй вариант, Леня не колебался бы ни минуты. Но и тут ему предлагались вещи не менее заманчивые. Трехлетняя командировка в одну из экзотических восточных стран, работа по дип¬ломатической части и соответствующая карьера. Плюсы — «красивая жизнь» за границей, возможность обеспечить себя на все оставшиеся годы и завидный в те времена статус «выездного». Минус — необходимость быть или хотя бы казаться морально устойчивым, что очень омрача¬ло вышеперечисленные плюсы. Ну и еще пустячок: обязательно жениться на чьей-то дочери. Потому что неженатого за гра¬ницу не выпустят, а жениться просто так, без видимых выгод — слуга покорный.
Чтобы стало совсем смешно, добавлю: Леня любил женщин настолько, что просто не представлял себе, как это можно доволь¬ствоваться одной-единственной при практи¬чески неограниченном выборе. Все равно что есть вареную картошку без соли и без масла изо дня в день и даже не пытаться хоть как-то разнообразить рацион.
 Родись Леня на Востоке, где четыре жены — положенная норма, а наложниц-любовниц никто и не считает, он точно оказался бы на своем месте и в своей стихии. Но ему суждено было ро¬диться в России, да и не в России даже, а в Союзе Советских Социалистических Респуб¬лик, во времена, к шуткам не располагаю¬щим. Один-единственный официальный раз¬вод автоматически делал человека существом «второго сорта», а уж наличие неофициаль¬ных связей у женатого... О последствиях и подумать было страшно.
Так что раздумья Лени над своей даль¬нейшей карьерой нельзя было назвать легкими и приятными. И только было он решил посвятить свою жизнь науке и не жертвовать привычными радостями жизни ради туманных турецких и прочих бере¬гов, как позвонила одна из его любимых женщин. Милочка, и в ультимативной форме потребовала немедленной встречи.
Ультиматумы Леня любил не больше, чем все остальные нормальные мужчины, но для Милочки, которая вообще отличалась категоричностью и страстью командовать, делал исключение. Уж очень пикантный контраст составляла подобная манера поведения с абсолютной покорностью и даже некоей униженностью, которую Ми¬лочка демонстрировала в постели. Кок¬тейль, конечно, на любителя.
—У нас будет ребенок! — заявила Ми¬лочка, едва переступив порог квартиры Леонида. — И ты должен...
—У тебя будет ребенок, — холодно по¬правил ее Леня. — И о долгах в данном случае говорить не будем. Я у тебя не первый, не надо искать крайнего. И абор¬ты, слава Богу, разрешили.
Похоже, такой поворот разговора не стал для Милочки неожиданностью, пото¬му что она продолжила как ни в чем не бывало:
—И ты должен со мной расписаться. Первый ты или нет — плевать. Но ребе¬нок точно твой, и если папа узнает...
—А папа у нас кто? — осведомился Леня, проклиная себя за недальновид¬ность.
Не поинтересоваться отцом такой ухоженной и уверенной в себе девушки — непростительное разгильдяйство. Ясно же, что не слесарь, не дворник и даже не школьный учитель.
Милочка назвала фамилию — и Леня похолодел. Какая карьера — живым бы остаться, если откажешься от законного брака! Портреты папы в полной парадной форме и с коллекцией орденов на широ¬кой груди регулярно появлялись в газетах и журналах, а то и на фасаде какого-ни¬будь здания в ряду других портретов к очередному празднику. Не жениться на его дочери в сложившейся ситуации мог только душевнобольной человек. У Лени же с психикой было все в порядке, впро¬чем, как и с инстинктом самосохране¬ния...
Зачем этот брак понадобился Милочке — остается только гадать. Даже интересное положение, в котором она оказалась, не могло стать препятствием к заключе¬нию более престижного и уж точно более стабильного союза. По-видимому, дей¬ствительно имела место любовь — та са¬мая, которую Леня ухитрялся вызывать практически у любой представительницы прекрасного пола не позже чем через сут¬ки после знакомства, а уж если укладывал даму в постель — то сразу после нее. В эту версию вписывается все: и то, что брак продлился более чем достаточное время, и то, что Милочка — тогда уже Людмила Алексеевна — предприняла не¬сколько попыток вернуть бывшего мужа.
После свадьбы, столь же пышной, сколь стремительной, молодые уехали к месту службы Леонида за границу. Ребе¬нок, правда, так и не родился: климат оказался неблагоприятным для благопо¬лучного хода беременности. Впрочем, возможно, дело было не в климате, а в особенностях организма Милочки: как минимум три сотрудницы посольства за пять лет, пока там работал Леонид, были вынуждены отправиться на Родину по причине весьма деликатной. Ни одна из них, кстати, не назвала виновника собы¬тия, хотя допрашивали всех с пристрасти¬ем. Догадывались, конечно, но доказательств не было. Поэтому дамы приезжа¬ли и уезжали, а Леонид Петрович оставался и неторопливо поднимался по дип¬ломатической лестнице.
Когда Милочка забеременела неизвест¬но в который раз, врачи категорически потребовали, чтобы она не просто уехала в родной климат, но еще и легла в больницу на весь оставшийся до родов срок. Иначе последствия могли быть са¬мыми плачевными не столько по женской части, сколько по части психики. Либо она родит, либо сойдет с ума. Иметь су¬масшедшую жену Леониду Петровичу хо¬телось еще меньше, чем ребенка, посему выбора у него просто не оставалось. В очередной раз.
—Подумай о себе, а не о том, что я тут буду делать без тебя и с кем общаться, — вразумлял он Милочку, одинаково боявшуюся и оставить дорогого супруга на чужбине без присмотра, и рисковать собственным здоровьем.
Леонид Петрович уже предвкушал бесконтрольные утехи и прелести жизни соломенного вдовца. Потому что мужик, с одной стороны, сво¬боден, а с другой — наоборот, женат. Сплошные радости, никаких проблем.
Но жизнь без жены за границей оказа¬лась далеко не такой приятной, как он предполагал. Неожиданно обнаружилось, что именно Милочка с ее командирским характером удерживала Леонида Петрови¬ча от чрезмерного увлечения... нет, не женщинами — алкоголем. А в жарком климате экзотические напитки в неограниченном количестве и с минимальной закуской очень быстро превратили любителя красивых застолий в обыкновенного пьяницу.
До алкоголизма дело не дошло, потому что, благополучно родив сына и оставив годовалого ребенка на попечение бабушки и дедушки, Милочка вернулась к мужу. А обнаружив, что дипломатическая карьера супруга вот-вот рухнет, сделала все возможное и невозможное, чтобы до¬биться перевода в другую страну, где ник¬то не знал о его слабостях.
Увы, и на новом месте все шло по-пре¬жнему. К тому же Леонид Петрович на¬чал терять чувство меры, полюбил расска¬зывать всем, кто соглашался его слушать, что он на самом деле — резидент русской разведки, глубоко законспирированный и очень опытный, который чувствует за своей спиной ледяное дыхание врагов-империалистов и посему притворяется пьяницей и бабником — такого-де никто всерьез не воспримет.
Когда эти милые разговоры плюс кое-какие гусарства в пьяном виде дошли до кого следует, Лео¬нида Петровича в двадцать четыре часа выставили и из страны, и с дипломати¬ческой службы вообще. Понадобилось все влияние тестя, чтобы пристроить «рези¬дента» в одно из агентств новостей на до¬вольно скромную должность.
За немалый-таки срок работы за гра¬ницей удалось купить «Волгу» в экспорт¬ном исполнении и кое-что из бытовой техники. Остальные деньги ушли в ос¬новном на напитки. Но Леонид Петрович не унывал. На новой работе он быстро освоился, почувствовал себя вольготно и зажил в свое удовольствие. Завел новые знакомства, возобновил старые связи.
А поскольку дипломатические навыки утра¬чиваются не сразу, то сумел стать вто¬рым лицом в профкоме агентства — и из¬влечь из этого кое-какую выгоду. Начи¬ная от бесплатной путевки на престиж¬ный курорт и кончая возможностью ни черта не делать на рабочем месте, а толь¬ко подписывать время от времени бумаги да сидеть на совещаниях и заседаниях.
А это, в свою очередь, создавало возможно¬сти для широких маневров в семейной и личной жизни, поскольку проверить, где именно находится профсоюзный активист — задача не из легких. Да Людмила Алек¬сеевна и проверяла-то уже больше для порядка: почти двадцать лет супружеского стажа сделали свое дело. И тут умер ее отец...
На следующий же день после похорон Людмила Алексеевна обнаружила, что с ней в одной квартире живет совершен¬но посторонний мужчина. Конечно, она знала, что под мягкой простоватостью Ле¬онида Петровича скрывается махровый эгоизм и изрядная доля жестокости, но об истинном его лице не догадывалась. Смерть тестя освободила Леонида Петро¬вича от многих докучных условностей, в том числе и от необходимости соблюдать нормы супружеского общения.
—Не считаешься со мной — хоть бы сына постыдился, — бросила как-то в пылу очередного скандала Людмила Алек¬сеевна. — Незачем мальчику знать, что отец у него — кобель и алкоголик...
Договорить эту фразу она не успела. От пощечины, которую ей отвесил супруг, у женщины едва голова не отвалилась. А попытка не то чтобы дать сдачи — защититься оказалась более чем неудачной:
Леонид Петрович избил жену, что назы¬вается, до полусмерти, причем бить старался так, чтобы внешние повреждения оказались минимальными.
—Убить не убью, а до «психушки» до¬веду, — пообещал он ей затем. — Ты уже одной ногой там стояла, забыла? И про сына не смей мне напоминать, я его по¬зволил родить только потому, что твое су¬масшествие импонировало мне еще мень¬ше.
Оклемавшись, Людмила Алексеевна на¬думала обратиться за помощью по месту работы мужа. Но там предпочли не свя¬зываться и просто перевели Леонида Пет¬ровича в другое отделение агентства — подальше от центральной кормушки, от начальства, от ответственности. С потеря¬ми в зарплате, естественно.
— Добилась своего, — нежно поинтере¬совался Леонид Петрович у жены, когда страсти улеглись. — Деньги были лишни¬ми или моя должность в профкоме не устраивала? Можешь быть довольна: полу¬чать буду меньше, а работать больше. И о бесплатных путевках забудь, и о продо¬вольственных заказах, и о распродажах.
Привыкшей к достатку в родительском доме, избалованной жизнью за границей Людмиле Алексеевне такой поворот собы¬тий и в голову не приходил. Как не приходило в голову и то, что ее супружеская жизнь может развалиться не только фактически, но и формально.
А между тем именно так и произошло: Леонид Петро¬вич подал на развод и через пару лет, не¬смотря на ожесточенное сопротивление жены, своего добился. И почти тут же за¬регистрировал новый брак с женщиной, которая была моложе его на добрых двад¬цать лет и работала продавщицей. Объе¬диняла новых супругов одна, но пламен¬ная, страсть — выпивка.

Благоразумно оставшись прописанным в квартире своих родителей, которые один за другим уже отошли в мир иной, Леонид Петро¬вич при разводе выглядел даже благород¬но, не претендуя на жилплощадь — нема¬лую! — бывшей жены. Забрал в качестве своей доли имущества «Волгу», что также выглядело если не благородно, то есте¬ственно. А вновь женившись, довольно быстро поменял большую двухкомнатную квартиру на меньшую, но с приличной доплатой, машину же продал. Денег, правда, хватило ненадолго, пришлось свой «пай» вносить молодой супруге. И та стала «приваривать» к зарплате продавца несколько больше положенного.
Долго так продолжаться, естественно, не могло: хотя в те годы воровать мог каждый, кому это позволяла работа, но строго по табели о рангах. Зарвавшихся система вышвыривала, даже не досчитав до трех. Арест, недолгое следствие, суд, тюрьма. Леонид Петрович развелся со второй же¬ной, когда еще чернила на приговоре не высохли: только осужденной за хищение ему с его биографией не хватало! А опи¬си имущества удалось избежать: новую супругу он в своей квартире так и не прописал.
Людмила Алексеевна сделала робкую попытку вернуть бывшего мужа: предложила снова зарегистрироваться и дожи¬вать оставшиеся годы если не в любви, то хотя бы в согласии. Но вместо благодар¬ности за протянутую руку помощи услы¬шала:
—Если тебе нужен мужик, пожалуйста, приезжай ко мне переночевать... время от времени. Но снова совать голову в это ярмо — слуга покорный.
—Ты же сопьешься один, — попыта¬лась достучаться до его здравого смысла экс-супруга.
—А я один и не пью. Да и с женщи¬нами предпочитаю встречаться, не сочи¬няя алиби и не оглядываясь на дверь. В общем, я предложил, тебе решать.
Теперь уже никто не узнает, почему Людмила Алексеевна это предложение приняла, почему один-два раза в месяц ездила к бывшему супругу с полными сумками продуктов и напитков, почему оставалась ночевать, почему довольно долгое время даже не пыталась хоть как-то по-другому устроить свою личную жизнь.
А тем временем все шло своим чере¬дом. Человек достаточно разумный и циничный, Леонид Петрович нисколько не удивился, обнаружив, что его уход из профкома резко сузил круг друзей и при¬ятелей. А если называть вещи своими именами — свел этот круг до минимума. Сначала остались двое: с одним вместе учились в институте, с другим работали в агентстве, отмечая крупные и мелкие события в стране и в жизни.
Потом исчез институтский приятель; зайдя к Леони¬ду Петровичу и обнаружив его в обществе молодой, но уже потасканной женщины и нескольких бутылок дешевого портвейна, элегантный и ухоженный доктор наук брезгливо поморщился и сказал:
—Буду нужен, позвони. На лечение я тебя устрою.
Леонид Петрович уже плохо себя конт¬ролировал, посему ответил просто и незамысловато, а слова сопроводил запущен¬ной в друга пустой бутылкой. Подобный способ общения в интеллигентской среде так и не привился, поэтому друг хлопнул дверью и больше не появлялся. Но не¬сколько дней спустя позвонил Людмиле Алексеевне и посоветовал обратить вни¬мание на бывшего мужа, просто из человеколюбия.
Описанная картина не столько потрясла Людмилу Алексеевну — она и не такое видела, сколько заставила задуматься о собственном будущем. Вско¬ре она вышла замуж за своего старого по¬клонника, давно домогавшегося этой чес¬ти. Он был человеком со странностями, иногда казалось, что визит к психиатру ему не повредит, но зато не пил ни кап¬ли. После мужа-алкоголика такой вариант представлялся просто раем.
Леонид Петрович экс-жену поздравил по телефону, выразил надежду, что на их отношениях это не отразится, и не ошиб¬ся. Людмилу Алексеевну тянуло к нему, как наркомана к зелью, и очень скоро ее визиты в обшарпанную и загаженную квартиру стали частыми. Теперь Людми¬ла Алексеевна уже не претендовала даже на исключительность, а была согласна посидеть в компании Леонида Петровича и его очередной приятельницы, выпить портвейну, закусить яблочком или сига¬реткой.
—Моя старшая жена, — называл Людмилу Алексеевну Леонид Петрович. Причем называл не только в избранном кру¬гу, но направо и налево. «Младшие» же жены менялись с головокружительной быстротой, и качество их ухудшалось столь же стремительно.
В один далеко не прекрасный день на¬чальству окончательно надоел непросыхаюший и неразборчивый в связях сотруд¬ник, и Леонида Петровича сослали редак¬тором в заштатный журнал. Там не нужно было ежедневно отсиживать «от и до» да и приходить можно было далеко не каж¬дый день. Платили, правда, соответствен¬но, но что такое деньги для творческой личности? Так, пыль, мусор...
—Если бы я хотел быть богатым чело¬веком, я бы им стал, — любил повторять Леонид Петрович. — Но меня всегда больше привлекали духовные ценности. И слава Богу, что перевели в журнал, те¬перь наконец появится время написать книгу. Давно вынашиваю план, ох давно! Вот это — счастье, а деньги — тьфу! Се¬годня — воз, завтра — навоз...
Эту возвышенную точку зрения разде¬лял и сохранившийся еще друг Леонида Летровича — Виталий, убежденный ста¬рый холостяк, который умел пить, не напиваясь, да к тому же располагал кварти¬рой в самом центре: отовсюду близко. В квартире имелись стол, стулья, диван и тарелки со столовыми приборами. Закус¬ку и выпивку гости приносили с собой. Хозяин дома, выгнанный из того же са¬мого агентства за «аморалку», работал ночным сторожем и в средствах был стес¬нен. Но гостям всегда радовался, не по¬дозревая, что уволили его при активной помощи Леонида Петровича, чуть-чуть поправившего на этом свой моральный капитал и продержавшегося в агентстве дольше, чем мог бы при ином раскладе. А Леонид Петрович об этом, разумеется, не сообщал: что было — то было, не подставишь другого — подставят тебя. Фи¬лософия простенькая, но жизнью доста¬точно апробированная.
И такой замечательной «хаты» Леонид Петрович, можно сказать, лишил себя собственными руками. В редакции позна¬комился с женщиной-автором и чисто машинально начал за ней ухаживать. Не¬сколько лет назад, возможно, его коллек¬цию украсил бы еще один женский скальп, но теперь квалификация была безнадежно утрачена: Леонид Петрович мог обаять уже только вокзальных преле¬стниц. В гости-то к нему дама пришла, но с порога поняла, что делать ей в этом доме нечего.
Пытаясь спасти положение, Леонид Петрович предложил поехать к другу («интеллигентнейший, светский че¬ловек, Наташенька, вам понравится»). Позвонил Виталию, предупредил, приеха¬ли... Через три месяца Наташа и Виталий поженились, сделали в квартире ремонт, купили кое-какую подержанную мебель и стали жить в любви и согласии. Выясни¬лось, что Виталий мог пить, а мог и не пить. Молодая — и по статусу, и по го¬дам — супруга устроила мужа редактором в небольшое издательство и попросила алкоголиков в дом не пускать. Виталий жену любил и просьбу выполнил.
Так Леонид Петрович потерял и друга, и последний дом в Москве, куда он еще мог заявиться в гости. К тому же нача¬лась перестройка, приличная зарплата оказалась смехом или слезами, а казавши¬еся вечными кормушки — типа заштатно¬го журнала — просто - могильниками, да еще и обреченными на снос. Леониду Петровичу стукнуло шесть десятков и вместо почетных проводов на заслуженный отдых с электрическим самоваром в подарок он получил письменное уведом¬ление о том, что с такого-то числа явля¬ется пенсионером. Со всеми вытекаюшими из этого последствиями.
Праздник себе он устроил самостоятельно: пригласил двух дам и устроил пир. Женщи¬ны без комплексов и без определенных заня¬тий с хозяином общий язык нашли быстро, не кокетничали и ни от каких предложений не отказывались... Сутки спустя, с трудом вынырнув из тяжелого сна, Леонид Петрович обнаружил, что ограблен практически до нитки. Прекрасные незнакомки, правда, про¬явили благородство, оставив хозяину не толь¬ко мебель и все документы, но и кое-что на опохмелку. Все остальное — даже давно ис¬порченный транзисторный приемник — из квартиры исчезло. Про деньги, наверное, можно даже и не говорить. Но ведь они ни¬когда не были для Леонида Петровича осо¬бой ценностью, так что и горевал он недолго. Опохмелился — и начал обмен своей кварти¬ры на меньшую с доплатой.
Случайно узнав об этом, Людмила Алексеевна пришла в ужас. Они как-то давно и между прочим договорились, что квартира Леонида Петровича будет заве¬щана сыну. А однокомнатная квартира всегда меньше двухкомнатной, как ни крути. Тем более, что по ходу процесса Леонид Петрович решил квартиру поме¬нять сразу на комнату, чтобы два раза не мучиться, а денег получить больше.
Об этом он бывшей жене и сообщил, спро¬воцировав скандал. Женщина становилась помехой, от которой необходимо было избавиться. Леонид Петрович изобрел ге¬ниальный в своей простоте способ: позво¬нил мужу Людмилы Алексеевны и сооб¬щил, что та регулярно навещает любовни¬ка по такому-то адресу. Муж поверил и проследил. Второй визит Людмилы Алек¬сеевны к Леониду Петровичу оказался для нее роковым: дождавшись возвраще¬ния жены, муж зарубил ее кухонным то¬пориком. Экспертиза показала, что рев¬нивец был давно и неизлечимо психичес¬ки болен.
После этого ничто уже не препятствовало совершению обмена и получению опреде¬ленной суммы денег. Вариант оказался тем более удачным, что во второй комнате его новой квартиры проживала женщи¬на, не обремененная предрассудками, с которой общий язык был найден почти мгновенно.
Это не мешало Леониду Пет¬ровичу регулярно приводить в дом новых прелестниц, хотя Клаве — соседке — та¬кой расклад не нравился и она этого не скрывала. Будучи женщиной темперамен¬тной, Клава эмоций не сдерживала и объяснялась, чем придется: скалкой, ско¬вородкой, бутылкой. Один раз огрела железной палкой по спине и голове — насилу отдышался. В другой раз швырну¬ла ножом, да так удачно, что пригвоздила ступню к полу. Но выпадали и тихие пе¬риоды, когда Леонид Петрович с Клавой жили душа в душу, довольствуясь обще¬ством друг друга и портвейном.
Обо всех своих удачах и неурядицах Леонид Петрович неизменно докладывал по телефону Виталию, который сочув¬ствовал и мысленно крестился: его само¬го от подобной судьбы уберег случай в лице жены Наташи. Но помнил, .кто его с женой познакомил, поэтому время от времени с Леонидом Петровичем встре¬чался и подкидывал ему кое-какие день¬ги. В одну из таких встреч столкнулся с Клавой — и ахнул: он даже представить себе не мог, до какого разряда женщин докатился его бывший коллега и друг, К тому же слухами земля полнится, и при¬чина нелепой гибели Людмилы Алексеев¬ны выплыла на свет. От Леонида Петро¬вича отшатнулись теперь уже все.
Говорят, легкая смерть — удел правед¬ников. Абсолютная чушь, хотя, возможно, это звучит кощунственно. Леонид Петро¬вич умер так, как дай Бог нам всем вме¬сте и каждому по отдельности. Утром похмелился с Клавой, часок погулял, купил бутылку, выпил ее один и уснул. К вече¬ру Клава вернулась из своих походов за едой и питьем, приготовила закуску, по¬шла будить сожителя.
Тот просыпаться отказался, спал сладко, похрапывал и улыбался во сне. Клава плюнула, выпила-закусила сама, легла спать рядом с Лео¬нидом Петровичем. Кровать в доме давно была одна — парные вещи стали излиш¬ней роскошью и были проданы. Утром женщина обнаружила, что делит ложе с покойником: бывший блестящий дипломат и любимец женщин скончался во сне, не переставая улыбаться.
Равнодушные патологоанатомы в боль¬ничном морге результатам вскрытия не удивились: они и не такое видели, осо¬бенно в последние годы. Рубцы на серд¬це, рубцы на желудке, спекшиеся чуть ли не в комочки легкие, уничтоженная цир¬розом печень... Странно было то, что че¬ловек со всем этим вообще жил.
На похоронах присутствовали двое мужчин и очень много женщин. Почти все женщины плакали, говорили о покой¬нике только хорошее. Вообще казалось, что хоронят какого-то известного врача, спасшего немало женских жизней. Или актера, давно и незаслуженно забытого всеми, кроме верных поклонниц и старых друзей.
Сын Леонида Петровича на похороны не пришел.