Лишь станут тополи буреть, визжит пила и свищет са
Лишь станут тополи буреть, визжит пила и свищет сабля,
Бряцает глухо листьев медь в составе струнного ансамбля,
Зачем коричневый кафтан сдирает бедная горбунья?
Готов с досады лечь под танк чертополох в ночь полнолунья,
Кумач спрессованный в печи, трещат смолистые поленья,
Заинтригованы бичи гипнозом пышного горенья.
С небес обрушился потоп. На ветке яблоко как орден.
Из листьев рваное пальто, и выцветший восторг на морде.
И город, где народ страдал, моргает брошенной монетой...
Его за фук возьмет вандал с ордой приспешников отпетой,
Штурмуют банки босяки, бомжи поживы чуют запах.
Пройдут над городом полки дождей в широкополых шляпах.
О траекториях комет, о шуме моря городского.
Легко задумался поэт в дремоту вязкую закован.
Он, сын бессонницы сухой, облокотившись на перила,
С утра колдует над строкой с пером, ныряющим в чернила.
Во всем бинокль виноват, пейзаж придвинувший вплотную.
Он учит нас беречь солдат, и мать встречать как неродную.
19 сентября 2000.
Свидетельство о публикации №210030800361