А. П. Чехов в Одессе

               

                «НАРЯДНЫЙ  ЛИТЕРАТОР». Очерк

    Одесса занимала немалое место в   жизни и творчестве Чехова. Именно сюда пришел пароход «Петербург» осенью 1890 года, на котором писатель возвратился  из многотрудного путешествия на Сахалин. Здесь он познакомился с   Игнатием Потапенко,  который   стал одним из ближайших друзей Антона Павловича.  Возможно,  именно здесь  в  1901  году  судьба подарила  ему многие подробности  сюжета  «Вишневого сада»…  А первое   знакомство с  Одессой произошло летом  1889 года, когда  Чехов с  братом  Иваном  приехал сюда из Сум развеять тоску после   смерти  «кашляющего художника» -  талантливого брата Николая.
 Чехов провел двенадцать дней в Одессе рядом с гастролировавшей там группой актеров Малого театра. Никогда еще в его жизни не было периода такого тесного и каждодневного общения с актерской братией, как в те июльские дни. Эти дни подробно описаны в  очерке  старейшего историка театра  А.Я.Альтшуллера. Позвал его туда премьер группы, знаменитый артист Малого театра Александр Павлович Ленский — новый приятель. Познакомился Чехов с ним  в 1888 году, но видел его на сцене до этого и даже писал о нем. Ленский служил в Малом театре,  в 1882 году перешел на Александрийскую сцену, но вскоре вернулся в Москву В феврале 1884 года  он был снова зачислен в труппу Малого театра, но еще перед Новым годом гастролировал там в ролях Гамлета, Дон Жуана, Петруччио («Ук¬рощение строптивой»), Великатова («Таланты и поклонники»). Чехов писал о нем в корреспонденциях из Москвы, которые печатались в петербургском журнале «Осколки». «У нас временно проживает (вероятно, не без паспорта) ваш первый любовник Ленский, бывший когда-то нашим. Он еще более потолстел против прежнего, обрюзг малость, но фигурен и французист по-прежнему. Москвички встретили его такими аплодисмента¬ми, после которых с ладоней сползает верхняя кожица, а мужья и братья москвичек возводят его в Сальвини и во все лопатки торгуются с теат¬ральными барышниками. Теперь он у нас баловень, словно кадет, приехав¬ший на каникулы к маменьке» [Соч. 16.70]. Потом Чехов еще не раз упомянет Ленского в своих московских очерках, все в том же «осколочном», шутливо ироническом духе. Подобные отзывы не задевали актера. К тому времени он был достаточно известен,  о нем восторженно отзывалась пресса, Когда они встретились, давние чеховские выпады между ними не стояли.
В сезоне 1888/89 года Чехов и Ленский часто встречались, бывали друг у друга, говорили о театре. Ленский был старше, но, так же как во взаимоотношениях Чехова с Давыдовым и Свободиным, разница в возрасте —  тринадцать лет — не ощущалась. Вообще следует сказать, что друзья и приятели еще не достигшего и тридцати лет Чехова были, как правило, много старше его. Достаточно назвать А. С. Суворина и А. Н. Плещеева. Ранняя зрелость писателя, глубокий и трезвый ум делали его мудрее своих лет.
Образованный человек, теоретик сценического искусства, хорошо знав¬ший театральную провинцию, Ленский был интересным для Чехова собес¬едником. Если Давыдов и Свободин были людьми литературными, и это в них привлекало Чехова, то Ленский был носителем другой близкой Чехову театральной идеи: актер ратовал за необходимость строжайшей дисциплины в работе, боролся с замашками актерской богемы.
Сдержанно оценивая Ленского-трагика, Чехов высоко ставил его как характерного актера и чтеца. В своих письмах Чехов неоднократно упоминал о нем как о своем приятеле: «мой приятель и вообще милый человек» (Сахаровой, 13 января 1889 г.); «мы с ним приятели и знакомы семейно» (Леонтьеву, 6 мая 1889 г.). Слово «семейно» здесь следует понимать так: с чеховской стороны — это мать и сестра писателя, всегда тепло встречавшие у себя Ленского; со стороны актера — жена его Лидия Николаевна, среди близких — Лика, с которой у Чехова возникла, по его словам, «канитель вроде дружбы» (Ал.Чехову, 16 ноября 1888 г.).
В эти годы Ленский намеревался выступать в двух пьесах Чехова. В конце 1888 года он хотел играть старого комика Светловидова в «Калхасе», а на следующий год Чехов обещал к его бенефису «Лешего». Ленский должен был взять роль Хрущова, персонажа, который стал Астровым в «Дяде Ване». Но упомянутые пьесы не были поставлены в Малом театре.
В письмах к Суворину начала 1889 года Чехов часто говорил о Ленском, репетировавшем тогда роль журналиста Адашева в «Татьяне Репиной». «Ленский, по-видимому, взял верный тон и будет играть х о р о ш о. Я сегодня был у него. Он сердился, горячился и читал мне места из монологов. Сердится он, что в его говорильной роли мало движения, что Вы заставляете в III акте подбирать черепки битой посуды. Черепки не подбирают (их никто не жалеет), а отбрасывают ногой... Это актер, с которым можно говорить и спорить» ( 8 января 1889 г.) [П.3.134-135].
В роли Адашева Ленский, по мнению Чехова, был «страстен, горяч, эффектен и необычайно симпатичен. Это хорошо. Публика должна видеть журналистов не в карикатуре и не в томительно-умной Давыдовской обо¬лочке, а в розовом, приятном для глаза свете» (А. Н. Плещееву, 15 января 1889 года) [П.3.139].
О взаимоотношениях Ленского и Чехова в конце 1880-х годов вспоминал литератор П. А. Сергеенко. «Надо было слышать, с каким присущим Александру Павловичу воодушевлением, захватывающим слушателей, он говорил о даровании Чехова и с каким неподражаемым мастерством читал в интимных кружках чеховские рассказы! Но надо было видеть, какими прелестными зарницами вспыхивало меланхолически вялое лицо Антона Павловича, когда он говорил с Ленским или о Ленском». Чехов собирался совместно с Ленским издать «Хрестоматию сценического искусства». Они испытывали радость от взаимного общения, часто встречались, приглашали друг друга в совместные поездки. В мае 1889 года Ленский звал Чехова ехать с ним в Тифлис, куда он с группой актеров Малого театра отправлялся на гастроли. Но из-за тяжелой болезни брата Николая писатель не мог туда поехать. В июне того же года Н. П. Чехов умер, актеры Малого театра, побывав после Тифлиса в Батуме и Севастополе, ехали в Одессу и снова пригласили Чехова приехать туда «отдохнуть и отвлечься». Вышла путаница с телеграммами, но, удостоверившись, что приглашение исходит именно от А. П. Ленского («если Ленского зовут Александром Павловичем, то выеду вторник», — телеграфировал Чехов П. А. Сергеенко 25 июня 1889 г.) [П.3.226], он поехал в Одессу вместе с братом И. П. Чеховым.
Газета «Одесские новости», печатавшая списки лиц, остановившихся в городских гостиницах, сообщила, что 4 июля 1889 года в «Северную гостиницу» приехали «Чехов И. П., доктор из Москвы и Чехов А. П., учитель оттуда же». Профессии братьев были перепутаны. Имена Чеховых шли в одном ряду с другими, ничем не примечательными гостями Одессы. Писатель был уже достаточно известен, но все-таки не настолько, чтобы его приватный приезд был как-то специально отмечен в прессе.
Основная группа «московского товарищества», как называли себя гас¬тролеры, прибыла пароходом из Севастополя и уже разместилась в «Се¬верной гостинице»: тут были руководитель поездки О. А. Правдин с женой, А. П. Ленский с женой, К. А. Каратыгина, И. Н. Греков с женой, М. Ф. Баг¬ров, Г. В. Панова, Е. П. Александрова и другие артисты.
Еще до отъезда в Одессу Чехов говорил, что его влечет туда «неведомая сила», называл себя «одесским гастролером», иронизировал над своим желанием побыть рядом с актерами, теснее сблизиться с ними. Так и получилось. С утра до вечера он находился в их компании, вместе с ними купался, катался на яхте, обедал, пил чай, ходил по винным погребкам и на спектакли, а потом участвовал в оживленных ночных застольях. И так каждый день. Московские актеры и актрисы были очарованы молодым, но уже знаменитым литератором. Мало того, что он цементировал их компанию, оживлял ее, вносил дух веселья и дружелюбия, — он еще и выполнял функции врача: выстукивал, выслушивал, давал советы и прописывал ле¬карства. Все стремились заполучить его, искали его общества, наперебой приглашали к себе в номер — поговорить за бутылкой красного вина, услышать его мнение о спектакле. После пребывания в Одессе, по пути в Ялту на пароходе «Ольга», Чехов подробно и с удовольствием описывал брату свое одесское житье.
 «Без тебя жил я почти так же, как и при тебе. Вставал в 8-9 часов и шел с Правдиным купаться. В купальне мне чистили башмаки, которые у меня, кстати сказать, новые. Душ, струя... Потом кофе в буфете, что на берегу около каменной лестницы. В 12 ч. брал я Панову и вместе с ней шел к Замбрини есть мороженое (60 коп.), шлялся с нею к модисткам, в магазины за кружевами и проч. Жара, конечно, несосветимая. В 2 ехал к Сергеенко, потом к Ольге Ивановне борща и соуса ради. В 5 у Каратыгиной чай, который всегда проходил особенно шумно и весело; в 8, кончив пить чай, шли в театр. Кулисы. Лечение кашляющих актрис и составление планов на завтрашний день. Встревоженная Лика (Ленская.), боящаяся расходов; Панова, ищущая своими черными глазами тех, кто ей нужен; Гамлет-Сашечка (Ленский), тоскующий и изрыгающий громы; толстый Греков, всегда спящий и вечно жалующийся на утомление; его жена — дохленькая барыня, умоляющая, чтобы я не ехал из Одессы; хорошенькая горничная Анюта в красной кофточке, отворяющая нам дверь, и т. д. и т. д. После спектакля рюмка водки внизу в буфете и потом вино в погребке — это в ожидании, когда актрисы сойдутся у Каратыгиной пить чай. Пьем опять чай, пьем долго, часов до двух, и мелем языками всякую чертовщину. В 2 провожаю Панову до ее номера и иду к себе, где застаю Грекова. С ним пью вино и толкую о Донской области (он казак) и о сцене. Этак до рассвета. Затем шарманка снова заводилась, и начиналась вчерашняя музыка» [П.3.230].
С «казаком» И. Н. Грековым и его женой, «дохленькой барыней» М. А. Самаровой, жизнь еще столкнет Чехова. Бывший донской казак, богатый помещик, Греков был человеком одаренным и образованным — он окончил училище правоведения в Петербурге, но посвятил себя сцене и, кроме работы в Малом театре, был в 1889-1891 годах режиссером Общества искусства и литературы. Там шли «Лес», «Плоды просвещения», где играли К. С. Станиславский, А. Р. Артем, В. Ф. Комиссаржевская и жена И. Н. Грекова — актриса М. А. Самарова, впоследствии служившая в Московском Художественном театре.
Душой компании была Клеопатра Александровна Каратыгина, немолодая уже актриса, пользовавшаяся всеобщей любовью. Это у нее в гостиничном номере актеры и Чехов собирались после спектакля и сидели далеко за полночь. Эти сборища друзья окрестили «вечера Антония и Клеопатры». Чехов подарил Каратыгиной свою фото¬графию с надписью: «Клеопатре Александровне Каратыгиной на память о № 48 Северной гостиницы от одесского гастролера А.Чехова».
К. А. Каратыгина была умным, наблюдательным, много видевшим и испытавшим человеком. Дочь скрипача оркестра петербургского театра и артистки оперы, она после учебы, в петербургской театральной школе в 1869 году уехала в провинцию. Ее муж, А. А. Каратыгин, — племянник прославленного петербургского трагика В. А. Каратыгина. Молодой актри¬сой, еще до вступления в труппу Малого театра, она исколесила центральную
Россию, Сибирь и Дальний Восток. Играла в Иркутске, Хабаровске, в Нерчинском заводе, Нижнеудинске, Владивостоке.
В начале марта 1890 года, когда Чехов готовился к поездке на Сахалин и им овладела, как он говорил, «Mania Sachalinosa», он получил из Пе¬тербурга пространное письмо от К. А. Каратыгиной (14 страниц, покрытых с обеих сторон мелким почерком) с рассказом о сибирских городах, о людях, которых она знала, о том, кого она предупредила о предстоящем приезде Чехова, что следует посмотреть и т. д. «Я уверена, — сообщала она Чехову, — что и в Иркутске Вы будете радушно приняты, ибо я туда писала». Она советовала Чехову посмотреть, как плавят золото на Нерчин¬ском заводе и  т.п. Как вспоминала Каратыгина, перед отъездом на Сахалин Чехов был у нее «раза три». Веселая и остроумная, Каратыгина в переписке с Чеховым поддерживала привычный для него шутливый тон, называла его «нарядным литератором», «адски нарядным литератором», живо интересовалась его литературной работой, гордилась знакомством с ним. Чехов называл ее, исколесившую всю Россию, «великой актрисой земли русской», дарил ей свои книги, помогал в ее творческих и житейских делах.
Когда Чехов познакомился с Каратыгиной, ей было уже больше сорока лет. И хотя она ни в чем не отставала от молодежи, была с нею, что называется, «на равных», молодые актрисы называли ее «гувернанткой». Прозвище это возникло потому, что Каратыгина пыталась направлять их личную жизнь. Она деликатно и тонко поощряла в Одессе ухаживания Чехова за бывшей балериной, ныне драматической актрисой Глафирой Викторовной Пановой, которая два года была в труппе Малого театра и, по отзывам тех лет, вносила в исполненные ею роли (Негина в «Талантах и поклонниках», Эльвира в «Дон Жуане») много поэтичности, тонкого изящества, хрупкой женственности. Она мечтала занять видное место в труппе Малого театра и делилась своей мечтой с Чеховым. Он подарил ей недавно изданную книгу «В сумерках», на которой написал: «Глафире Викторовне Пановой. Будущему светилу с громадной славой и с 12 ООО жалованья от автора». Двенадцать тысяч получала знаменитая Г. Н. Федотова. Двадцатилетняя Глафира Панова была привлекательной жен¬щиной — огромные глаза и казавшееся испуганным от застенчивости лицо. Чехов был увлечен Пановой; но, как всегда в таких случаях, остерегался серьезных отношений. Он то и дело подтрунивал над собой, называл себя А.Пановым, говорил, что много денег потратил на угощение ее мороженым и т.д. В рассказе «У знакомых» (1898) читаем: «Она была не в силах скрывать своих чувств, и ее вся фигура, и блеск глаз, и застывшая счастливая улыбка выдавали ее сокровенные мысли, а ему было неловко, он сжался, притих, не зная, говорить ли ему, чтобы всё, по обыкновению, разыграть в шутку, или молчать», - это Чехов о себе [Соч. 10.22]. От многих серьезных вопросов он отшучивался.
Рассуждая об отношениях Чехова с женщинами, Томас Манн писал, что к нему никак невозможно было подступиться. Некоторым удавалось, но не надолго.
Среди спектаклей, в которых играла Панова, была комедия Эркмана-Шатриана «Друг Фриц». Переделанную из одноименного романа тех же авторов пьесу показали на гастролях, и после этого осенью она несколько раз прошла в Малом театре. Сюжет комедии незатейлив, но одесскому окружению Чехова казалось, что он должен был «задеть» его.
В Эльзасе проживает убежденный холостяк Фриц Кобюс, которого играл А. П. Ленский. Его приятель, сторонник брака, добрый и честный Девид Зихель (О. А. Правдин), предсказывает, что Фриц вскоре женится. Это невероятное предсказание, однако, сбывается. Фриц влюбляется в Сюзель (Г. В. Панова) и женится на ней. Естественное чувство побеждает надуманные, несогласные с природой принципы. Вот и все. Роль пропо¬ведника идеального брака благородного Зихеля была одной из лучших ролей знаменитого немецкого трагика Э.Поссарта, который углубил пьесу, придавая рассуждениям своего героя философско-нравственный смысл. Ак¬теры Малого театра делали акцент на перипетиях сюжета. Зрители и критика обратили внимание на исполнительницу женской роли. «Г-жа Панова сумела изобразить прелестный тип молодой простодушной невинной девушки. Эта роль как нельзя более подходит к г-же Пановой: она сама так молода, так мила», — писал одесский рецензент.
Милая актриса и ее товарищи по сцене думали, что «Друг Фриц» затронет какие-то струны души их молодого приятеля - ведь и ему в 29 лет, казалось бы, пора создавать свою семью. Но Чехов остался совершенно равнодушен к этой пьесе и ее сюжету, будто и не заметил их. Никакие дипломатические ухищрения Клеопатры Александровны Каратыгиной и Лики Ленской не продвинули отношений Чехова с Пановой. Но надежда утрачена не была. Уже после одесских гастролей, в октябре 1889 года, Каратыгина писала Чехову: «Вот что я Вам скажу, адски нарядный лите¬ратор! Сидит у меня Глафира, и мы Вас адски ругаем. Я ей объявила, что Вы собираетесь к ней с визитом. Но она заявляет, что Ваше намерение... равняется желанию совсем не бывать у нее». Осенняя Москва с ее заботами — это не летняя Одесса с ее праздностью. Та одесская лирико-романтическая атмосфера иссякла, но интерес Чехова к молодой актрисе не пропал. В ноябре 1889 года Чехов через К. А. Каратыгину послал Г. В. Па¬новой письмо. Оно до нас не дошло. 8 ноября Каратыгина отвечала Чехову:
Почудились мне звуки горечи и горя
В стихах, что Вы Глафире написали...
Спешу исполнить завтра порученье,
По первопутку отвезу по назначенью.

Письмо Каратыгиной, конечно же, шутка. И вряд ли в стихах к Пановой, сочиненных Чеховым и открыто посланных через третье лицо, действительно слышались «звуки горечи и горя». Но, как бы там ни было, в декабре 1889 года Чехов посетил Панову. 7 декабря он писал А. С. Суворину: «Я знавал драматических актрис, перешедших из балета в драму. Вчера перед мальчишником я был с визитом у одной такой актрисы. Балет она теперь презирает и смотрит на него свысока, но все-таки не может отделаться от балетных телодвижений. Ступни ее ног, когда она стоит, находятся всегда в таком отношении (А и В — это носки), что не кажется безобразным» [П.3.300]. И тут же в письме нарисовал ступни ног и обозначил их А и В. Ну что сказать об этих строчках и этом рисунке? По-видимому, все кончено. Атмосфера одесской беззаботности иссякла, а вместе с ней и кратковременное увлечение Пановой.
Вскоре Г. В. Панова выйдет замуж за актера, переводчика и театрального деятеля Н. Ф. Арбенина (наст. фам. - Гильдебрандт), переедет в Петербург, поступит в Александрийский театр, и Чехов, как и во многих подобных случаях, по существу, потеряет ее из виду. Неужели Чехов, расставшись со многими женщинами, которыми какое-то время был увлечен, потом не вспоминал и не думал о них? Это и Евдокия Эфрос (в замужестве Коновицер), и Лидия Авилова (урожденная Страхова), и Лидия Мизинова (в замужестве Санина), и Лидия Яворская (в замужестве Барятинская), наконец, Глафира Панова (в замужестве Гиль¬дебрандт).
И разве пронзительные строки «Дома с мезонином» не относятся к самому Чехову? «В минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю смутно, и мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся. Мисюсь, где ты?»
Руководителя одесских гастролей, или, как его называли официально, «уполномоченного товарищества» Осипа Андреевича Правдина, человека литературного, лично знавшего А. Н. Островского, И. С. Тургенева, А.Ф.Писемского, Чехов заметил давно и еще в первые московские годы окрестил его артистическим «светилой». О. А. Правдин вспоминал, что Чехов с интересом отнесся к его испол¬нению «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя, с которыми он выступал во время одесских гастролей. Об этом стоит сказать подробнее. В 1880-е годы «Записки сумасшедшего» имели большую популярность на концертной эстраде. Громадным успехом пользовалось театрализованное чтение их знаменитым провинциальным актером В. Н. Андреевым-Бурлаком. Сцена изо¬бражала больничную палату, актер выступал в одежде умалишенного. Го¬товясь к этому моноспектаклю, Андреев-Бурлак посещал психиатрическую лечебницу, откуда взял многие подробности натуралистического, физиоло¬гического свойства. Если иметь в виду, что в то время театр и зрители проявляли повышенный интерес к натурализму, к изображению людей надломленных, психически ущербных, душевнобольных, то станет понятен триумф Андреева-Бурлака в этой роли. Чехов видел Андреева-Бурлака — Поприщина дважды, вспоминал о нем в «Осколках» (1884, № 13; 1885, № 30).
В 1882 году на XI Передвижной выставке демонстрировалась картина И. Е. Репина «Поприщин», собиравшая около себя толпы людей. Картину эту высоко ценил Л. Н. Толстой. Возник вопрос: кто изображен на картине? Многие считали, что написан портрет Андреева-Бурлака — Поприщина. Однако тогда же в печати появилось сообщение о том, что Репину позировал О. А. Правдин, также выступавший в этой роли.
Все эти события предшествовали знакомству Чехова с «Записками сумасшедшего» в исполнении Правдина.
Как бы там ни было, гоголевская повесть глубоко запала в сознание Чехова. В «Чайке» Тригорин вспоминает Поприщина, а в «Трех сестрах» Маша — «гоголевского сумасшедшего».
Интересным собеседником для Чехова в Одессе оказался актер Малого театра на амплуа комика-резонера Иван Николаевич Греков.
Одесские гастроли стали рубежом в жизни Грекова. Он ощутил в себе вкус к организационной, гастрольной деятельности, желание и силы этим заняться. Уже следующим летом он сам организовал актерское товарищество во главе с Г. Н. Федотовой, А. И. Южиным, К. Н. Рыбаковым, которое играло в Самаре, Саратове, Казани и других больших городах. Успех этой поездки подтолкнул его к решительному шагу: в 1891 году он покинул Малый театр и на три сезона снял театр в Одессе.
Центральной творческой фигурой группы актеров Малого театра был, как сказано, А. П. Ленский. Тринадцать лет назад, в сезоне 1875/76 года он служил в Одессе и снискал любовь одесской публики. Когда артист покинул город, местная пресса предсказывала ему «блестящую будущность». Пророчества сбылись. И когда он сейчас приехал вместе с московской группой актеров, «Одесский вестник» писал: «Московское товарищество» чересчур скромничает... Имея в своем составе такую выдающуюся силу, как Ленский, оно ничем не подчеркнуло его имени, не выдвинуло его... Откуда публике знать, что приехал тот самый Ленский, от которого она лет десять-двенадцать тому назад с ума сходила, устраивала ему овации, подносила адреса, подарки»3.
Хотя товарищество не рекламировало Ленского как премьера, он, по существу, им был и участвовал во всех спектаклях в главных ролях. Он играл Гамлета, мольеровского Дон Жуана, Чацкого, Глумова, Великатова и другие, не столь громкие роли.
Известно, что Чехов видел в Одессе «Гамлета», «Горе от ума» и «Дон Жуана» с Ленским в центральных ролях. «Гамлет» — любимая пьеса Чехова на протяжении всей его жизни. Реминисценции из трагедии присутствуют в ряде его рассказов и пьес. В специальных литературоведческих работах сопоставляются некоторые мо¬тивы «Чайки» и «Гамлета». Ленский играл роль Гамлета уже около двадцати лет, почти не меняя ни внутреннего смысла роли, ни ее рисунка. Его благородный Гамлет отличался рефлективностью, нерешительностью, бес¬силием. Но этот, казалось бы, безвольный человек был полон презрения к носителям зла и вдруг обнаруживал страстный обличительный дух.
П. А. Сергеенко, гимназический товарищ Чехова, живший тогда в Одессе, напечатал в «Новороссийском телеграфе» (16 июля 1889 года) рецензию на «Гамлета» с А. П. Ленским. П. А. Сергеенко много времени проводил в Одессе с Чеховым, познакомил его там с И. Н. Потапенко, часто беседовал с ним на литературные и театральные темы. По всей вероятности, речь заходила и о «Гамлете». Во всяком случае, в рецензии П. А. Сергеенко можно усмотреть кое-какие чеховские мысли о великой трагедии.
П. А. Сергеенко знакомил Чехова с достопримечательностями города, с известными литераторами. Кроме Потапенко, он свел его с одесским литератором С. И. Сычевским, писавшим о Чехове. В газете «Одесский вестник» (29 апреля 1889 года) Сычевский доказывал, что автор наделил «Иванова» «позорно-возмутительными» чертами и постарался «уро¬нить своего героя в глазах читателя».
Пребывание Чехова в Одессе заставило многих жителей города вспом¬нить об «Иванове», который шел тут весной в исполнении труппы мос¬ковских актеров под управлением Н. Н. Соловцова с В. Н. Давыдовым в роли Иванова. Местная пресса предложила воспользоваться приездом Че¬хова и вновь поставить «Иванова» «под его руководством». Конечно, случись такое, это могло быть интересно. Но предложение запоздало — оно опуб¬ликовано в «Одесском листке» 16 июля 1889 года, а 15 июля Чехов выехал из Одессы в Ялту.
После тех двенадцати одесских дней интерес Чехова к Малому театру, его искусству, его актерам заметно возрос. Чехов стал чаще писать — «у нас в Малом театре». Почти все актеры, с которыми Чехов был в Одессе, находились и потом в поле его зрения. Особенно сблизился он с Ленским. Они часто встречались, бывали друг у друга, посещали известный в лите¬ратурно-художественных кругах салон С. П. Кувшинниковой. Так продол¬жалось до весны 1890 года. Чехов отправлялся на Сахалин. В день отъезда, когда хлопот было более чем достаточно, Чехов нашел время отправить Ленскому записку: «Прощайте, голубчик. Уезжаю сегодня. Ярославский вокзал, 8 ч. веч. Чеховы, Кувшин[никовы] и Левитан провожают меня до Троицы (ныне г. Загорск). Приглашают Вас. Желаю всего хоро¬шего. Ваш Чехов» [П.4.64]. И потом, после возвращения с Дальнего Востока, Чехов часто виделся с Ленским, звал актера поехать вместе с ним во Владимирскую губернию на Стеклянный завод, где учительствовал И. П. Чехов. Чехов смотрел «Пучину» Островского в исполнении учеников Ленского. Ленский прислал Чехову билет на спектакль 2 марта 1892 года. Он еще не успел тогда прочитать опубликованный в январе чеховский рассказ «Попрыгунья». Вскоре он прочитает его и поссорится с Чеховым.
«Попрыгунья» — самый «личный» рассказ Чехова. И хотя писатель открещивался от «прототипов», именно в этом рассказе, как ни в каком другом; за героями стоят вполне реальные люди. Они, эти реальные люди, посетители салона С. П. Кувшинниковой, узнали себя представленными в ироническом свете, а описание романа Ольги Ивановны с художником Рябовским было воспринято как пасквиль на отношения Кувшинниковой и Левитана. Обиды, объяснения, разрыв дружеских связей. Левитан хотел вызвать Чехова на дуэль, Ленский написал Чехову «убийственное письмо». С некоторыми друзьями Чехов помирится скоро, с Левитаном через три года, с Ленским — никогда.
Казалось бы, лично Ленского «Попрыгунья» не должна была уязвить. Он изображен там мимоходом, в привлекательном свете — «артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный человек и отличный чтец». Ленский обиделся не за себя — за знакомых и друзей. Обладая, как он сам говорил, характером вспыль¬чивым и резким, он взорвался, не внял чеховским объяснениям и порвал с ним навсегда.

* * *
Следующий одесский  эпизод связан  с именем уроженки Одесской губернии  Ольги Романовны Васильевой.  В конце 1990-х годов главный хранитель музея Ю.Скобелев прочитал в московских архивах письма к Антону Чехову, его матери и сестре письма малоизвестной корреспондентки - Ольги Родионовны Васильевой. В коллекции музея  обнаружились и большой ковер, который  О.Васильева купила в Бискаре (Алжир) специально для Антона Павловича,  и фотографии маленькой девочки – воспитанницы О.Р.Васильевой, которые, судя по всему, были присланы в Ялту по просьбе Чехова. Он называл девочку Машу  «своей дочкой». Кроме того, от М.В.Гулиды в фонд музея поступило письмо О.Р.Васильевой к Е.Я.Чеховой: письмо обнаружилось в бумагах ее покойного мужа, заместителя директора музея С.Г.Брагина. Об  отношениях писателя и юной «антоновки» опубликована статья Ю.Скобелева сборнике «Чеховские чтения в Ялте» (1997).
    Из статьи видно, что первая встреча О. Р. Васильевой с Антоном Павловичем зимой 1898 года произвела на нее глубокое впечатление. «С тех пор, как я побыла у Вас в Ницце,— признавалась она 15 июля 1898 года,— у меня в душе нашлось что-то лучшее, чего прежде в ней не было; каждое слово, сказанное Вами, должно быть, навсегда осталось в моей памяти».
     В первой половине апреля 1901 года Ольга Родионовна с воспитанницей Машей находилась в Ялте и проживала на даче Соколовых, по соседству с Чеховыми. К этому периоду относится небольшая записка: «Глубокоу¬важаемая Евгения Яковлевна! Буду надеяться на чудную погоду завтра, чтобы идти с Вами в церковь; иначе же не¬сколько деньков мне не придется Вас видеть». Ялтинские  встречи с  Чеховыми отложились в  ее памяти: «Если бы Вы знали, как я люблю думать о том времени, когда я бессовестно пользовалась Вашими приглашениями и так бесцеремонно укладывала мою Маруську спать на Вашу постель. Теперь прошу прощения за все это, а Вы на пишите мне, пожалуйста, что прощаете.— Будьте здоровы, милая, добрая, хорошая Евгения Яковлевна; я и Маська крепко Вас целуем, если позволите».
    В апрельские дни 1901 года О. Р. Васильева имела возможность встречаться с Чеховым, решать с ним деловые вопросы, вместе с воспитанницей Машей бывать в гостях. «Завтра пожалуйте к нам. Вот если бы Вы приехали с Машей обедать! Мы обедаем в 12 часов дня»,— приглашал он тогда своих соседей. К девочке Антон Павло¬вич относился с нежностью и вниманием. А. И. Куприн, работавший в то время на «Белой даче» над рассказом «В цирке», наблюдал серьезную и доверчивую дружбу «между крошечным ребенком и пожилым, груст¬ным и больным человеком, знаменитым писателем...».
   Известно, что Чехов неоднократно просил О.Р.Васи¬льеву прислать фотографию воспитанницы, которую шутливо называл своей дочерью.  «Как поживает моя дочь? Поклонитесь этой хорошей девочке и скажите, чтобы она не забывала меня»... Он хотел иметь сни¬мок «не в шубе, а в том самом платьишке», в каком запо¬мнил ее в Ницце, «и с той же необычайно широкой улыб¬кой». Ольга Родионовна выпол¬нила просьбу. В мемориальном чеховском фонде в Ялте сберегается фотография девочки лет четырех со светлыми прямыми подстриженными волосами и добрым круглым лицом, запечатленной в широком светлом платье с кру¬жевной вставкой на груди и белым широким воротником. На ногах белые носочки и черные туфельки. В руках наря¬женная кукла. В правом нижнем углу снимка помета фо¬тографа «Fred Boijjonnan. 1902». На обороте - над¬пись простым карандашом: «Воспитанница Васильевой». Теперь можно представить, как выглядела «Маська», когда Чехов встречался с ней в Ницце и Ялте.
    8 января <1902 года> О. Р. Васильева довольно необыч¬но напоминала о себе из Женевы, и ее чувства, казалось, сливались с чувствами Е. Я. Чеховой: «Дорогая, дорогая и глубокоуважаемая Евгения Яковлевна! Помните ли Вы еще меня хоть немножко и любите ли хоть чуть-чуть? С Новым годом, с новым счастьем и с новым здоровьем Антона Павловича поздравляю Вас. Сколько-то Вы пере¬мучились за все время его нездоровья — один Бог знает».
     Письма к Марии Павловне написаны между 1905—06 и 1917 годами. В раннем письме  О.Васильева (теперь уже Милеант) сообщала, что она 2 года замужем за очень хорошим человеком. Девочкам-воспитанницам — Манюсе и Нюше — по семи лет (а в 1902 году первой было пример¬но 4 годика). Своих детей у них нет, поэтому они взяли на воспитание годовалого малыша. Позднее, по-видимому, усыновили еще ребенка, так как 2 марта 1917 года она упоминала уже «о мальчиках». За это время значительно увеличили дачу в Ницце и насадили там роскошный сад: «...и живем мы в этом раю,— делилась  она с М.П.Чеховой,— именно, как в раю - мы очень, очень счастливы».
    В письмах к «хозяйке Чеховского дома» Ольга Родио¬новна возвращалась памятью к А.П.Чехо¬ву: «...все, что касается Антона Павловича, Вас — было для меня всегда свято. Я буду очень, очень рада получить когда-нибудь его письма (издание писем было осуществлено М.П. Чеховой в 1912 — 16 гг.). Когда-нибудь, будучи в России, я, может быть, буду меньше стесняться и попрошу Вас показать мне разные карточки А. П., которых у Вас, наверное, много, и порасспрошу, что он любил и кого из писателей, знако¬мых. Как время проходит! <...> Наверное, А. П. не узнал бы своего сада — должно быть, сильно разросся».
     Взаимоотношениями Чехова с  Оленькой Васильевой заинтересовался ныне покойный одесский писатель  Р.Феденев. Он выяснил подоплеку посещения Чеховым  Одессы в 1901 году и  предположил, что  история  продажи усадьбы с  вишневым садом, принадлежавшего Васильевой, отразилась в   последней чеховской пьесе.  Вот  канва  его очерка «Чехов и  вишневый сад  в Одессе на улице Торговой», опубликованного  в сборнике «В созвездии южной пальмиры» (Одесса, 2003).
    Ольга Васильева, шест¬надцатилетняя девушка из Одессы, впервые прочитала во Франции, в Каннах, расска¬зы известного, увенчанного славой писателя. Вся ее жизнь пошла по иному руслу. Возникло желание увидеться с автором, стать ему бли¬же. Ей повезло: он тоже нахо¬дится в Ницце, и для начала она ре¬шила написать ему. Но что написать? Оля решила обратиться к Чехову с предложением пе¬ревести его рассказы на английский. Они встрети¬лись. Васильева привезла с собой фотографический аппарат, - в 1898 году это была редкость, - а через месяц прислала своему кумиру фотографии и букет цве¬тов. Началась переписка. Сохранилось более со¬рока писем Чехова ей и более восьмидесяти от нее. Они встречались. Обменивались визи¬тами. Рассказ Чехова «Егерь» в своем переводе она опубликовала в английском журнале «Нью Эйдж».
     Увлечение творчеством Чехова-автора у Оли перешло в чувство, в котором она и сама себе не сразу призналась, а от этого их встречи и разго¬воры были для нее и желанны, и мучи¬тельны. Если ему не нравились художники Ниц¬цы, они переставали нравиться и ей. Ему не при¬шелся по вкусу курортный карнавал - и ей он те¬перь казался пресным. Он ругал французские спич¬ки - она привозила ему шведские. Она прислала ему ковер, чтобы на даче в Ялте он не простудился... Она изобретала любые предлоги, чтобы писать ему. Тридцативосьмилетний писатель - все еще не женатый - не стремился установить барьеры или границы в их взаимоотношениях. Для него она была Олей, молоденькой, наивной. Она была созданием из совсем друго¬го поколения.  Она задумала издать литературный сборник в пользу нуждающихся и пригласила для уча¬стия в нем литературоведов, академиков, поэта Бальмонта, Льва Тол¬стого,  обратилась к Чехову с просьбой разрешить посвятить этот сборник ему.  Чехов не разрешил ей сделать этого и попросил сообщить ему ее отчество.
    Ольга Родионовна Васильева родилась в Балтском уезде Одесской губернии. Во время голода, когда ей было пять лет, ее взяла на воспитание, а потом удочерила состоя¬тельная владелица недвижимости Жеребцова. Оля воспитывалась и получила образование за границей. После смерти названной матери унаследовала ее состояние и стала называться «мадемуазель, кото¬рая богата». У нее было имение Волста в Смоленской губернии и в Швейцарии. Унаследовала она и усадьбу с вишне¬вым садом в Одессе... И когда Чехов в очередной раз был на лече¬нии за границей и отправился в Рим, ему передали два ее письма. В одном она писала: «Я вас очень прошу, напишите мне, что делать мне дальше - чтобы построить больницу у нас в деревне. С тех пор,  как была послана телеграмма в земство, никто мне оттуда ничего не ответил. А еще - мне хочется нынче продать одесский мой дом - как для больницы этой понадобятся деньги, так и мне самой нужны будут... Прошу вас, поручите кому-нибудь эту продажу - нынче я уже на тысячу рублей меньше получаю дохода с него». Антон Павло¬вич как раз возвращался в Россию и, учитывая просьбу Оль¬ги, поехал через пограничную станцию Волочиск на Одессу, чтобы из Одессы пароходом добраться до Ялты.
     11 февраля 1901 года Чехов прибыл в Одессу, выбрал по старой памяти (в Одессе Чехов был в четвер¬тый раз)  и по совету своего попутчика, издателя «Журнала для всех» Миролюбова, выбрал гостиницу «Лондонская». Он пообедал в одиночестве - Миролюбов умчался по делам. Чехов попросил газеты - его интересовало одно: пароход в сторону Крыма. «Одесские ново¬сти» его ничем не порадовали. Сообщалось о повсеместных бурях и штормах, об отмене рейсов, об опозданиях судов чуть ли ни на сут¬ки. Ближайший пароход «Синеус» отходил в Крым лишь четырнад¬цатого! Придется задержаться...
    Утром следующего дня  Чехов вышел из гостиницы и был обрадован солнцу. Он нанял извозчика и сказал ему ехать на Торго¬вую улицу к дому номер один.
- Это рядом. Над морем, - кивнул извозчик, и через десять минут они были на этой улице.
    Чехов не отпустил извозчика, прошел вдоль фасада каменно¬го, совсем невыразительного по архитектуре, одноэтажного с пя¬тью окнами дома, за решеткой ворот увидел мезонин, сараи, конюш¬ни, а за ними зимний сад до самого обрыва к морю, и даже на обрыве дрожали ветви дерев, со стволами, на которых виднелись следы весенней побелки. Во дворе дома две девки доставали воду из ко¬лодца, - он был бетон¬ный... Он справился у них о Василе Лукашове, и тот как раз вышел из конюшен. Это был старик, оде¬тый в длиннополый овчинный тулуп. Шапки на голове старика не было, седые волосы и щетинистые широкие бакенбарды трепал ве¬тер. Чехов объяснил, что он всего на минуту, взглянуть на име¬ние  Ольги Васильевой по ее поручению... Но старик Лукашов сразу все понял:
- Все-таки решила продавать? Дело хозяйское. Тут и огород имеется. А сад... Таких поискать. Слива - слаще есть только в Турции. Я и кизил завел - вот через месяц первым кизил тут зацве¬тет. А вишня... Крупная, что тебе грецкий орех. А сладость ее отда¬ет горчинкой. У нас ее англичанин для своих шерри-бренди возами каждое лето закупает! Если вы покупатель, не нужен ли вам управ¬ляющий? Это я. Стоить вам буду недорого. Я Ольге Родионовне уж писал: пусть она меня вместе с усадьбой и продает! Такое чтоб было условие! - воскликнул он и вдруг добавил: - Деться мне некуда... так что пусть меня в этом доме и заколотят, хоть в гроб!
    Чехов сочувствовал старику. Оля писала ему о нем и спрашива¬ла совета: сколько этому Лукашову положить пенсии, когда он оста¬нется не у дел?... Простившись с управляющим, Чехов велел извоз¬чику гнать в редакцию «Одесских новостей». В редакции Чехов раздеваться не стал, а спросил у швейцара о редакторе Васьковском. Писателя принял его за¬меститель Попандопуло, который отвел Чехова в торговый отдел, где как раз был известный в Одессе маклер Симон Крейц. Писателю он сказал:
- Я так ценю ваше время... В этом году за усадьбу с вишневым садом на Торговой вы возьмете сто пятьдесят тысяч. В будущем году - триста.
   Чехов уехал из Одессы четырнадцатого. В Крым отправили пароход «Трувор». Из Ялты он писал Оле Васильевой: «Нужно, чтобы вы сами побывали в Одессе и убедились, что ваш дом и место около него стоят не 125 и не 200 тысяч, а не менее 300». «Конечно же, - пишет Феденев, - любящие Чехова люди и сами спроецируют на его пьесу «Вишневый сад» мои заметки, которые образовались у меня, когда я писал пьесу «Про¬щайте, Чехов».
     История любви Оленьки Василье¬вой к писателю продолжалась до самой его безвременной смерти. Она писала ему: «С тех пор, как я побывала у вас в Ницце, в моей душе нашлось что-то лучшее, чего прежде в ней не было. Каждое слово, сказанное вами, должно быть, навсегда останется в моей па¬мяти. ... Лучше того времени, которое я провела у вас, светлее его, никогда не будет в моей жизни». В 1901 она приехала к нему в Ялту, заявила, что летала над Парижем на воздушном шаре, поселилась рядом и многие вечера проводила с ним. В это время он как раз ре¬шил жениться на Ольге, но, увы, на Книппер... и тот же Куприн писал, что видел у Чехова совершенно больную девушку. Оленька Васильева чрезвычайно нервно пережила крушение своих надежд, отказывалась от еды и думала о смерти... Жена Чехова Книппер писала из Москвы: «Васильевой ты посоветуй есть. Хандру ее я пони¬маю». ..
       Кризис не¬разделенных чувств вскоре у Ольги прошел. Молодость взяла свое. В Севастополе на летном поле для воздушных шаров она познакомилась с молодым человеком, любителем роллс-ройсов и воздухоплаванья, и вскоре стала Олей Милеант, выйдя за него за¬муж. Но уже замужняя дама писала Чехову после визита к нему в девятьсот третьем: «То, что я у вас побывала, на меня подействова¬ло, как прежде, и я сошла немного с моей новой колеи... Но бла¬жить больше не буду, и сегодня вечером мы отсюда уезжаем». Ког¬да она узнала, что он смертельно болен, то сразу написала: «Я все лето буду в Женеве и поэтому усиленно прошу... ко мне на полный пансион. И рыбу можно ловить - и в Роне, и в озере...» Когда он отредактировал и послал Станиславскому в Москву единственный экземпляр «Вишневого сада», то какими-то неведомыми путями Оля через две недели уже читала эту пьесу в Женеве и писала Чехову о ней в слезах ... Почему в слезах? Потому что кончилась юность, по¬тому что началась новая жизнь, как и у героини «Вишневого сада» Ани, которая в пьесе этой появляется со словами: «А я над Парижем на воздушном шаре летала!».
   
                * * *
      Знакомство с обстоятельствами отношений Антона Чехова и Ольги  Васильевой, изложенные в статьях Ю.Скобелева и Р.Феденева,  порождает  некоторую взволнованность, которую трудно обозначить словами. Очень  уж сложно переплетается  реальная жизнь и художественная ткань воображения писателя. Аня Раневская летала на воздушном шаре над Парижем, потеряла вишневый сад – наша  героиня обрела сад в Ницце… Не случайна эта настойчивая фраза: насадили сад – и  живем в саду, как в раю… Чеховский образ  прорастает в реальной жизни  бывшей  «антоновки»…
    Правда, и Ю.Скобелев, и Р.Феденев  стыдливо прикрывают отношения Чехова и  юной  Ольги Родионовны неким лачком, скрывающим  шероховатости. Ни один из них не упоминает, что  в  сентябре  1903  года Антон Павлович писал  врачу П.И.Куркину: «У Васильевой  не все дома. Она все примеривается,  и никогда не отрезывает». Судя по всему, такую оценку заслужила ее непоследовательность    в благотворительных  делах.

                Использована литература:

Чехов А.П. Полное собрание  сочинений и писем, в  30 тт. М.:Наука, 1974-83.
Альтшуллер А.Я. А.П.Чехов в  актерском  кругу. СПб., 2001.
Скобелев Ю.  Ольга Родионовна Васильева – друг семьи Чеховых // «Чеховские чтения в Ялте». М., 1997.
Феденев  Родион. Чехов и вишневый сад в Одессе   на улице Торговой. В кн:    В созвездии южной  Пальмиры. Одесса, 2003.