Шепот моря

Я уже довольно долго шел по дороге, ведущей к морю, взметая ногами пыль. Десять минут назад поселок Б резко перешел гаражами в небольшой лес, который, наверное, с высоты птичьего или вертолетного полета должен был выглядеть как своеобразная граница - петляющая полоса, защищающая поселок от водной стихии. Вертолет, к слову, летал к нам нечасто - когда нужно было срочно перевезти больных в госпиталь крупного города. И когда он прилетал - к квадратной посадочной площадке, рассчитанной как раз на одну "машину", с шумом бежали дети, расталкивая всех прохожих. Я сам еще недавно так бегал. На зависть другим мне разрешали залезть в эту махину с пропеллером до прибытия "санитарки" - отец был местным врачом и другом летчика. Меня всегда спрашивали, кем я хочу быть. Наверное, я хотел бы когда-нибудь сесть за штурвал этого вертолета, попереключать все переключатели. Но если бы летчик из меня не получился, я бы пошел в моряки, "пусть меня научат". Я люблю море. Сильнее, чем небо, чем сушу. И вот я иду по дороге. Зачем? Мне кажется, что тогда у меня не было никакой определенной цели. Я просто вдруг захотел взглянуть на сине-зеленую гладь Японского моря, колышущуюся словно шелка соседнего Китая.
Я сижу на песке, поджав колени. Истоптанные кеды отложены в сторону. Самые сильные волны едва касаются пальцев моих ног. Насвистывая "Прощание славянки" (у нас здесь даже есть городок с таким названием - Славянка), смотрю вдаль. Что ждет меня за горизонтом? Мне 14. Я ничем не отличаюсь от своих сверстников - хожу в школу, правда, чтобы прийти туда, приходится ездить в грузовике в соседний городок, но, как говорится, ученье - свет, а не ученье - тьма. Тем не менее, сидя в этом темном кузове, болтаясь в разные стороны, словно чертик из табакерки, порой я думаю, что дела обстоят с точностью до наоборот.
Я сижу на песке, поджав колени. В такие минуты мне всегда с трудом удается привести свои мысли в порядок. Бешенный их поток, состоящий из одних только ощущений и восприятий: обоняния, слуха и зрения, хотел бы поглотить меня. Подобно - желание моря. С того места, где дорога вливается в пляж словно река, своенравный ветер, дунувший рвано - потому что случайно (сегодня - целый день с моря, но вдруг – от леса), принес нежный сладковатый запах шиповника. Я вспомнил, что проходил его густые кусты перед тем, как сесть здесь. Но уже через секунду аромат исчез, оставив мне непонимание: был ли он вообще или же просто почудился. Мимо прополз краб, прямо по разбросанным целым и сломанным одиночным перламутровым створкам мидий с пучками высохших водорослей - тронь их, и рассыплются в труху. Волны неожиданно усилились. Так же как сильнее стал бить ветер по проржавевшим синим с облупившейся краской листам раздевалок. Слева громадная сопка врезалась в море. Таким был хаос в моей голове.
И, параллельно этому безобразию в мыслях, я возводил замок из песка, веток и камней, чтобы хоть как-то занять свои руки. Я не был сосредоточен на этом процессе, а потому не заметил, как волны начали подмывать мой дом, мою крепость (на самом деле это была просто высокая песчаная пирамида с какими-то ответвлениями). Я понял, что волны доходят дальше, только когда они намочили плащевые шорты. (Именно тогда в хаотичных мыслях возникло: "Волны неожиданно усилились") Передо мной лежали руины. Когда-нибудь, я непременно сделаю что-нибудь вечное! Это обещание, которое я тогда дал себе, не зная о такой вещи, как "не зарекаться".
Я больше не сижу на песке, поджав колени. Стряхнув с шорт прилипшие крупицы (как только можно, потому что они не хотели оставлять мокрое), побежал вдоль берега, брызгая во все стороны соленой морской водой при каждом опускании стопы на песок. Я люблю, когда пляж пуст. И можно вот так, как сейчас, свободно бежать, кричать, подстегивать волны реветь еще громче. Выдохнувшись, взяв кеды за шнурки, я пошел уже спокойнее. Эйфория прошла. Щекочущая стопы пена мгновенно смывала следы, не давая появиться цепочке. Стелящейся лентой вдоль берега лежали водоросли. Лежали длинным ворохом и источали неприятный запах. Не знаю, как долго я так шел, но вскоре...
...Опустилась ночь. Сребрясь в свете полной луны, корюшка на всем побережье начала выпрыгивать из воды на пол локтя вверх - к небу, как будто пытаясь взлететь и променять привычную и надоевшую воду на воздух. Или, быть может, это своеобразное состязание? Рыбьи Олимпийские игры, к примеру, прыжок в высоту. Вдруг одна рыбешка упала на землю прямо передо мной, и тут же начала биться, выгибаясь дугой, и жадно дышать жабрами. Я смотрел, как она умирала. Ты ведь сама этого хотела. Ты пожелала научиться летать, тогда как тебе того не дано. Ты ведь еще такая маленькая, ты оставила после себя икринки? Рыба молчала. Она больше не изгибалась, просто дышала. Я не спас ее, не бросил обратно - сама виновата. А если бы бросил - я уверен - дуреха снова бы оказалась на суше. Через некоторое время корюшка ушла от берега, и огуречный запах, распространившийся было повсюду, исчез вместе с ней.
Я уже не иду по песку. Теперь - по камням. Только что я подошел к той сопке, которую видел, сидя на берегу. За ней оказалась еще одна такая же высокая, но съевшая чуть меньше моря. Почему я пришел сюда? Мне казалось, что, стоя на этом пятачке земли, я буду ближе к лунному диску яркому и ослепляющему. Какой дискобол запустил ее туда? Она звала меня, расчертив путь - небольшую дорожку. Христос бы просто прошел по ней. Мне пришлось плыть. "Дальше, дальше", - шептали волны. Раньше я верил, что морские утопленники - это люди, очарованные луной, поплывшие к ней, но, оказавшись недостойными, были выброшены обратно на берег мертвыми. Но, даже помня об этой нелепости, в которую я все же когда-то верил, я поддавался уговорам волн. Что бы вы думали, произошло после? То, над чем я по глупости своей посмеялся. Я тонул. Мне свело ноги, я почему-то не мог достать их руками и потянуться на себя. Беспомощен. Глупо. Однажды, когда я был маленький и не умел плавать, я шел с одного берега реки на другой...вытянув шею, я мог потихоньку прыгать вперед - когда такая глубина, идти не возможно - и вдруг дно ушло у меня из-под ног, скрыло с головой, я пытался отталкиваться и барахтался, и больше воды попадало мне в рот, чем воздуха. Сейчас все было по-другому. У меня не было возможности подпрыгивать. Наверное, если бы я замер, я бы удержался на плаву какое-то время, пока ноги не придут в себя, но я паниковал, вспомнив о злосчастной яме в реке. Луна была забыта. Я бы все отдал, чтобы променять в этот момент воду на воздух. Какая ирония. Сейчас я напоминал сам себе ту маленькую корюшку. Ведь после меня никого не осталось. Вдруг, я почувствовал, что меня тянут, как и тогда в реке. Никто не плыл за мной, я бы непременно услышал всплеск чужих рук. Кто же? Но узнать этого я не мог, потому что погрузился во тьму.

Кричали чайки. С трудом открыв глаза, сел. Рядом лежали шорты и майка. Я был спасен в отличие от рыбки. В поисках благодетеля огляделся. С большого валуна, улыбаясь, на меня смотрела молодая девушка, моего приблизительно возраста. Влюбился ли я с первого взгляда? Наверное, я и понятия-то такого тогда не знал, а посему мне кажется, что нет. Пожалуй, то первое чувство можно назвать интересом. И это то - что было у нас обоих, что было взаимно.
- Кто ты?..- разом выдохнул я. - Ты морская богиня? Ты русалка, обретшая ноги?
Девушка вдруг засмеялась.
- И лишь смех был ему ответом. Так как тебя зовут?
- А как бы ты назвал?
- Чудная. Ну...назвал бы...Мариной.
Странная. Сделала вид, как будто размышляет, примеривает нечто новое. У нее что, нет имени?
- Хорошо... Пусть будет Марина. - Согласилась она.
Одетая в легкое ослепительно белое платье, она продолжала улыбаться.
- Твое платье, оно из облаков, да? На небе ни облака, вот я и подумал, что ты забрала их себе на платье.
Марина снова рассмеялась.
- Это ты спасла меня?
- Да. - Вдруг стала серьезной она. - Зачем ты поплыл за луной? Разве не знаешь, как появляются утопленники?
По телу пробежали мурашки. И виной тому был вовсе не ветер, подувший с моря, но ее слова. Будто мысли читает! А я точно жив? Схватился за голову. Нет, определенно жив!
На этот раз промолчал я.
Тут на левом ее запястье я заметил нечто темно-зеленое. Оставшаяся после превращения чешуя? Но если спросить, она непременно ее спрячет! Тогда я решил пойти на хитрость. Встал и предложил руку. Захотел доказать ей самой, что она - русалка.
- Спускайся!
Девушка, не чувствуя подвоха, вложила свою левую ладонь в мою и спрыгнула. На проверку это оказался браслет из сглаженных морем изумрудных стекол разбившихся когда-то о камни бутылок. Какое красивое и необычное украшение. Других на ней не было. Только сейчас я заметил, что лицо ее было очень близко к моему - так, что чувствовалось дыхание. Марина с любопытством ждала, что будет дальше. Но вдруг ловко отпрыгнула и снова засмеялась.
Пролетели четыре дня. Меня воспитывали приемные родители, и они давно уже привыкли к моим периодическим длительным "походам к морю", так что, скорее всего, и не беспокоились вовсе. Что было за это время? С каждым рассветом, когда солнце поднималось из-за морского блюдца, мы делали завтрак из наловленных ею с вечера мидий. Порой девушка заплывала так далеко, что ее скрывала та самая сопка. А приходя, непременно улыбаясь, спрашивала, не волновался ли я, что она не вернется. Я всегда отвечал, что нет, не волновался. Хотя только одному богу ведомо, как тяжело мне давалась эта ложь. И мы засыпали на мягких водорослях, их запах уже не казался ужасным... Позавтракав моллюсками, мы бегали друг за другом и прыгали с камня на камень, пытаясь догнать и убежать. Потом, устав, валились на самые большие глыбы. И подолгу лежали и смотрели на море и разбрасываемые в стороны радужные брызги. Я много рассказывал Марине о себе - чему сам удивлялся: я ведь всегда думал, что я самый обычный, откуда же взялось столько всего? Почему я так разговорчив именно с ней, хотя считался в классе признанным молчуном? Марина же не рассказывала ничего. Она просто слушала, и, как мне кажется, нас обоих это устраивало. За эти дни одежда моя превратилась лохмотья: она постоянно рвалась о камни. Но с платьем девушки ничего не случилось. Это еще одна странность, которую я отметил в ней.
- Почему твое платье не рвется? Почему оно даже не запачкалось?
И снова улыбка.
- Ты, кажется, сказал, что оно из облаков? Так вот, я не беру себе рвущиеся облака! И туч я тоже не выбираю!
И все ее ответы были такими.
И вот, расстаемся. Все это время я постоянно упрашивал ее пойти со мной в поселок, но она всегда отвечала отказом. В это утро она снова сидела на том же камне и ждала, когда я проснусь, ждала, разумеется, улыбаясь.
- Возьми эту раковину. - Марина протянула мне небольшую, помещающуюся в ладони ракушку.
- Я знаю такие. Если их приложить к уху, можно услышать шепот моря.
- Да. Но подобной во всем мире нету. Где бы ты ни был, ты услышишь в ней мой голос, а я услышу твой! Поэтому не разбей ее.
Я с уверенностью взял предложенный подарок.
- Мне нечего дать в ответ.
- А ничего и ничего не надо. Просто. Иногда говори со мной.
Я пошел домой. Оглянувшись через мгновение - увидел, как Марина заходила в море. Еще через миг - она поплыла. Когда я снова посмотрел в ее сторону - минут через десять - ее уже нигде не было видно... Шагая по той же дороге, которая привела меня к берегу, я думал о новом непонятном чувстве, охватившем меня. Как будто поймали в сеть. Когда таким образом ловишь здесь рыбу - никогда не попадется одна. Ты берешь сеть, чтобы поймать много. Но сейчас у меня возникло ощущение, что ЭТА сеть была расставлена только на одного.

Через два дня я не выдержал. Достал спрятанную надежно за шкафом ракушку и в нерешительности прислонил ее к уху. Ничего. Как, впрочем, и следовало ожидать.
- Эх...
- Ты здесь?
Я вздрогнул.
- Д-да...но как?
- Здравствуй. Мне очень не хватало твоего голоса. Ну не молчи же! Говори что-нибудь!
И я говорил. Сначала, прячась ото всех, скрывая тайну ракушки и существование Марины. Потом уже не разбирал, когда ее можно доставать, а когда нет. Сказать, что мне просто хотелось этих бесед - значит, ничего не сказать. Я нуждался в них. Они были наркотиком. И я погружался в ее голос, словно в омут, меня как будто снова утаскивало в пучину морскую. Мои разговоры стали замечать люди. Сначала они просто усмехались - ну и пусть, но потом меня стали называть чокнутым, придурком. Приемные родители перестали обращать на меня внимание.
Я хотел спасти ту корюшку. Хотел смотреть на море. Нет. Я хотел увидеть ее! Хотел снова бежать за Мариной по камням, есть с ней мидий на завтрак! Но она запрещала мне приходить.
- Потерпи, скоро мы снова увидимся!
С тех событий минул уже почти год. И однажды, когда я снова достал раковину, мой друг выхватил ее у меня. Мой бывший друг - давно он присоединился к косящимся на меня и громче всех называл придурком: наверное, он боялся, что его сочтут моим пособником, и назовут так же как меня. Подбадриваемый прохожими он начал подбрасывать мою драгоценность, мое сокровище.
- Так значит с помощью этого ты говоришь со своей Мариной.. Марина, алло! Антон на проводе! - Состроил дурацкое выражение лица он, изображая меня.
Я попытался вернуть ее обратно. Но обидчик лишь отбежал на несколько шагов назад.
- Хочешь я таких целый мешок наловлю? Или тебе так важна эта ракушка?.. Ну тогда - лови! - С этими словами Антон подбросил ее высоко вверх. Разодрав колени, я поймал ее у самой земли. И тогда мне надоело. Я повел их. Повел к той сопке, чтобы доказать. К тому же я страстно хотел ее увидеть.
Сейчас я вспоминаю, что тогда, когда я говорил собравшимся вокруг людям, когда я звал их за собой, я не закрыл ракушку ладонью. Я не спрятал ее. И Марина все слышала...
Небо с утра было затянуто тучами. На море - шторм. С трудом нам удалось добраться к тому месту, где я впервые увидел улыбающуюся девушку. Она призраком стояла на том же камне, и на лице ее не было улыбки. Нахмурившись, она наблюдала за нашей процессией. Я шел доказать, они - посмеяться или...или "сжечь ведьму". Остановились.
- Ну, теперь-то вы мне верите? - с облегчением обернулся я к своему сопровождению.
- Ты о чем?
- Верим?
- Почему мы должны?
Как это? Они что придуриваются? Она же стоит перед ними? Или нет? Вроде бы, они действительно не видят ее... Может, мне только показалось. Может, не было никакой Марины? Может, все это время я пребывал в каком-то сне? Опасаясь, что никого не найду на камне, я обернулся. Марины. Не было. КАК? Люди, посмеиваясь, возвращались обратно. Я же молча стоял. Потом рухнул подвластный внешнему миру, уязвленный им, как когда-то развалился мой замок на берегу.
Я трижды отрекся.
Но долго еще кричал в шторм. Кричал, приглушаемый шумом волн. Звал ее. Обещал что-то. Надеялся. Почему я не назвал ее Надеждой, когда она спросила меня об имени? Почему я назвал ее Мариной?...морской... Я плакал. И слезы мои мешались с каплями дождя, ниспадающего с неба. Тогда я даже не думал, что этот дождь мог быть ее слезами. Она не отвечала. Или, быть может, я разучился слушать, разучился слышать, понимать ее язык? Меня охватила злоба. На нее, на самого себя. Зачем я не дождался? Почему перестал верить? Вслед за ушедшими людьми, я побрел к поселку. Хотелось физической боли. И я с силой наступал на мелкие колющие камни, и не чувствовал ничего, хотя стопы уже кровоточили, и к ним противно лип песок. Я чувствовал только боль внутри себя - там, где сердце, было ощущение зияющей раны.
Нам пришлось уехать. Не потому, что родители вдруг отнеслись с сочувствием к своему жалкому приемному сыну - это вряд ли. Просто они, скорее всего, не могли больше вынести этого давления со стороны жителей поселка.


Мне 30 лет. Я живу ныне в Петербурге. Живу своей жизнью. Так и не стал летчиком-вертолетчиком. Не получилось из меня и моряка, ведь с тех пор я и моря-то ни разу не видел, хотя и живу по соседству с ним. Я больше не смотрел за горизонт. И так и не сделал ничего вечного. Я все еще не женат. И когда я вспоминаю тот год, я не знаю, что же все-таки было, а чего не было. Морок то и наваждение или взаправду? Плыл ли я тогда за луной? Был ли спасен?.. Но когда я стираю пыль в комнате, и руки натыкаются на ракушку, ту самую раковину, я аккуратно, бережно, словно драгоценность протираю ее щеточкой.. И в нерешительности все же прикладываю к уху.
И слышу шепот моря.
И, улыбаясь ни с того, ни с сего, подобно Марине, со слезами, застывшими в глазах, говорю сам себе:
- Шумит...
- Шумит..........