Иммунно-дефицит лэнд

«Никогда не думал, какими будут мои последние слова, кому и как я буду их говорить. Сейчас знаю. Знаю, кому и знаю что. Но как? Труднее всего собрать воедино, выразить словами то, что при обычных обстоятельствах выглядит обыденным и банальным.
Доченька твой папа старался не делать ничего плохого, он никого не убил, он не брал ничего чужого и все-таки он преступник. Взрослые дяди и тети, те, которые решают кто плохой, а кто хороший, решили, что твой папа плохой, что он плохо поступает  и за это его надо очень строго наказать. Ты ещё не знаешь, что у одного взрослого для того, чтобы строго наказать другого взрослого, ему нужно отобрать у него жизнь. Ничего другого взрослые придумать не смогли. Они всегда так поступали. И всегда будут так поступать пока, есть люди и пока у них есть жизни…
Я люблю тебя, маленькая моя. Папа не хотел, чтобы в твою жизнь вторглось всё это. К сожалению, единственное наследие которое я могу оставить тебе, это принесшая мне столько несчастий - эта злосчастная книга. Она твоя…..»
Дальше видео запись прерывается. И растерянно стоявший человек исчез. Исчезли, ничего не выражающие, тупо уставившиеся в одну точку глаза, с синяками из- за обильного слезовыделения. По всему было видно, что это человек слабый и не уверенный в себе, поэтому носится со своим горем, как зверушка с детенышами, опекая их даже, друг от друга; и как бы это жестоко  не звучало, но кажется, что ему доставляет большое удовольствие страдать и делиться этим страданием. Мученик – человек, страдающий наслаждения ради - это он. Когда говорят: «Он получает кайф то мук» – это про него.
Конечно, запись делали не в лучшие для него дни, поэтому нет ничего удивительного в том, что он так не важно выглядит. Ещё убогий вид происходящему предавала сама запись, она была сделана допотопной камерой на допотопную кассету.
К студентам филологического университета Нуи и Даужу она попала случайно, наводя порядок в своей лаборатории, они наткнулись на коробку с такими вот кассетами. Такие носители информации использовались ещё задолго до Великого Распределения. Хорошо, что видео-магнитофон был тут же в коробке. Нуи был специалистом по региону бывшей восточной Европы, поэтому сразу определил, что запись была сделана на  русском языке, когда-то жившей на этой территории нации гордецов и бунтарей и для того, чтобы она приобрела хоть какой-то смысл, над ней надо было повозиться. Нуи же был действительно специалистом. И если трудность была по силам земному человеку, то Нуи обязательно с нею справлялся. В пакете вместе с кассетой была и книга, упоминавшаяся в записи.
- Через неделю, мы уже будем знать, за что убили нашего доходягу. Странно, но всё, что древние расценивали - как достойное костра, чаще всего оказывалось не таким  уж страшным для того времени открытием и чаще всего жизни у этих людей отнимались, понапрасну – сказал Нуи, уверенный, что перевод ему дастся также легко, как и перевод кассеты.
- Нуи, ты думаешь, что на этого грозу древней общественности стоит тратить наши каникулы. Как же наше путешествие по бескрайним просторам Распределенности, знаешь, как я эти каникулы ждал. Брось, вернемся потом делай все, что захочешь. – возмутился уже давно мечтавший об этих каникулах Дауж.
- Неужели ты не видишь, что это расследование может перерасти в нечто большее, возможно даже в приключение. Знаешь, что я думаю. Занимаясь переводом, параллельно мы можем  искать его дочь. Представляешь, она живет на каком-то из островов и понятия не имеет, не только о том, как отдал концы её отец, но и, возможно, о том, кем был этот человек. Правда, здорово? Вот это каникулы. Мне кажется, что он к ней обращался как к маленькой. Тебе так не показалось. Этот снисходительный, властный и по отечески ласковый тон. Если тогда она была маленькой девочкой, значит сейчас ей должно быть лет семьдесят пять, восемьдесят.
- Нуи – нет, это не то. Мы просто хотели, посмотреть свет. А ты предлагаешь носиться по островам, чтобы разыскивать эту старую ветошь, а найдя, отравить несчастной старухе остаток дней.
- Ты не прав, Дауж. Я думаю, что наоборот, мы привнесем в её жизнь радость, смысл, что-ли.
- Знаешь, что. Давай так уж и быть, убъём несколько дней на перевод этой, как он правильно говорит, злосчастной книги. И если её папаша не написал ничего стоящего, зачем же расстраивать женщину. Лучше не знать совсем своего родителя, чем узнать, что тебя произвел на свет бездарь, неудачник и уголовник. Такой вариант тебе нравится? Так пойдет?
- Нет, не пойдет. И книгу переведем, и женщину найдем. И поверь мне, что это будет лучшее путешествие, лучшее приключение в нашей жизни. Ведь мы погружаемся в прошлое, не в то прошлое, в которое можно заглянуть, прибегнув к памяти или книгам из нашей библиотеки, прошедшим через руки тысяч цензоров, а в прошлое, которое покрыто мраком многих десятилетий, без вмешательства желающих придать этой истории вид незначительный и малоинтересный. Мы с тобой будем путешествовать не только в пространстве, но и во времени. Будем сталкиваться с чувствами, которые в наше время уже утратили свою актуальность. Ты слышал, как он произносил слово «любовь». Кто сейчас так произносит это слово, два-три замшелых старика, да и только. Что значит, это слово для них и что значит оно для нас с тобой. Может быть это единственная возможность, заглянуть в неприкрытое прошлое, то прошлое, которое не появись эта кассета, навсегда осталось бы для нас «файлом за семью паролями». Историю, где нет всезнающего и все объясняющего книжного ценза. Где мысли пишущего, просты и понятны. Возможно, я не исключаю того, что они могут быть, талантливы и революционны.
Несколькими часами позже молодые люди укладывали вещи в свой небоход. Этот небоход марки «Форд» университет подарил Нуи за недюжие познания в филологии. 
- Ну, что ж  раз мы уже все равно в пути, давай гений переводи. Возможно, твоя гениальность откроет другую, пылившуюся в нашей лаборатории.


Книга найденная в коробке.


Он чуть не сошел с ума от своего открытия. Оказывается, все так просто и как до этого никто раньше не додумался. Ведь действительно нет ничего проще, чем взяться однажды и все систематизировать, расставить все по полочкам. Завтра он им всем объяснит, он докажет, что доверились они ему не зря. Что он оправдает, что он может и сделает это. Не далее как завтра все узнают. И это открытие принадлежит ему. Ему, будущему президенту, сначала России, а потом, во всяком случае, он очень на это рассчитывал и других государств.
Всю свою жизнь Костя Аристотелев был одним из тех людей, которых называют неудачниками. В институт он поступил с третьего раза, учился средне, старался, но получалось не очень, не чем выдающимся он не обладал, как не пытался выдвинуться. Не получалось, но очень хотелось. В студенческую газету его не взяли из-за недостаточной актуальности и художественности его текстов. В КВН не оценили его искрометного юмора и врожденного артистизма. Он даже пытался писать стихи для песен, но это получалось ещё хуже. 
И вот однажды, когда он уже решил, что его звезде не суждено засиять на жизненном небосводе и все надежды на счастливую будущность превратились в ничто, молодежи было предложено организовать студенческую политическую организацию в местные органы самоуправления. Для нашего героя это был шанс, последний шанс; и он его использовал, его сверстники политикой не интересовались. И интересоваться не могли, так как модно было не это, модно было с максимальным удовольствием прожить именно этот конкретный день, а какое удовольствие в политике, в мнимых перспективах. «Смогу, конечно – смогу, – размышлял Костя - моё презрение к политиканству я никогда не возводил в ранг принципов, это был всего – лишь взгляд, а взгляд понятие настолько ситуативное, что менять его в зависимости от ситуации не то, чтобы не зазорно, а даже, время от времени, необходимо. Быть абсолютным неудачником человек не может. Каждый хоть в чем-то, но должен быть выдающимся. Главное найти в себе эту выделяемость и начать развивать её. Если у тебя получается что-то и если у тебя есть желание этим заниматься и это доставляет тебе удовольствие. Это значит, что стать выдающимся в этом, для тебя проще простого. Человек – везунчик, если ему посчастливилось ещё в младенчестве определить свое жизненное кредо, но, не менее счастлив тот, кто  определил его в студенчестве. Одним словом повезло в большей мере тому,  кто  определил свое жизненное предназначение ранее других. Ещё в категорию счастливчиков могут войти те, кому определяться, выбирать, что-либо, совсем не нужно, кому легко и удобно плыть по течению, не принимая никаких решений, радуясь тому, что посылает случай. Я не буду ждать и уповать на то, что всё случится само собой. И мне достанется заранее предрешенная жизнь, где принимать решения будет она, а не я. Пусть так думают другие, а я буду хозяином своей судьбы, и я достигну в ней не бывалых вершин. Я смогу. Я сильный. Я должен быть сильным.» Думал тот, чьё имя впоследствии будет произноситься с благоговением, думал тот, кому суждено будет вершить судьбами людей не только в своей стране, но и далеко за её пределами. Автор и основатель знаменитой ПЗЛ (Партия Здравомыслящих Людей) наш герой, ещё будучи студентом, решил, что наилучший путь к успеху – это угодить сильному большинству. И он виртуозно проделывал это. Партия была, притягательна не только своим подкупающим названием, как же причислить себя к числу людей обладающих рассудком, но и идеями – простыми и древними как мироздание. Главной проходной мыслью новоявленного устава была поистине гениальная идея. Ведь все, что мешает жить, что портит жизнь можно не только отвергать, но и от всего этого, имея силу большинства можно также и избавиться. Не бывает плохих народов, бывают паршивые овцы, из-за которых совсем не обязательно клеймить все стадо. И для того чтобы все наладить, нужно лишь выяснить мнение большинства относительно того, что или кто мешает нормально жить и устранить это что или этого кого. Например, что мы испытываем, узнав, что кто-то,  из наших знакомых заражен вирусом СПИД. Первое мгновение конечно сострадание. «Чем же я могу помочь. Ах, он бедный как же не повезло. Человека надо поддержать». Затем и очень правильно возникают мысли, как же себя от этого обезопасить. «Наверное, следует держаться подальше от этого человека. Нужно постараться избегать встречи с ним. Постараться не пускать его в свою жизнь. А ведь без него вполне можно жить». Вот вы и вычеркнули человека из своей жизни. И так во всем. Человек-наркоман  - «Будь любезен, освободи мою жизнь от своего присутствия.» Человек-уголовник – «Ну-ка, вон из моей жизни быстро.» Здесь действительно можно не стесняться в выражениях. Ситуация требует. Сменить тон, как сменить взгляд ничего не стоит.
Удачно подметив, что студенческое большинство не любит выскочек и карьеристов. ПЗЛ взялось за эту категорию своего ВУЗа. Как правило, большая часть такого рода, студентов имели преподавателя который, вел того или иного выдающегося студента, своим весом и авторитетом в среде пребывания студента создавал и поддерживал вид уникальности и безупречности своего подопечного. Иной раз, конечно же, в виду не возможности решить вопрос другим способом, ведущий вынужден был вмешаться в дела ведомого. Но это в случае, если подопечному грозила реальная опасность, например: утратить авторитет, не сдав экзамен. Конечно  же, по причине слишком усердной работы над своей исключительностью. Эти их, простые и в то же время сложные отношения оказались самым уязвимым местом у выскочек. Учитель не может быть другом ученику. Только лишь по тому, что у каждого есть своя сторона баррикады. Экзамен всегда соперничество, кто кого. И победа достанется хитрейшему. (При условии, если учитель позволяет себя перехитрить.) Как правило, люди умеющие преподносить свою хитрость, как действительное обожание преподаваемого предмета к числу выскочек не относились и не рисковали попасть в число оппозиционеров нашего героя. Вскоре сам ректор решил познакомиться с человеком решившим бросить вызов устоям ВУЗа.  У него, как и любого учителя были свои подопечные, уверенные, что за широкой спиной своего ведущего они могут чувствовать себя как у бога за пазухой. Ректор красивыми выражениями, как он думал, не прибегая к запугиванию, объяснил Аристотелеву, что существует некая система, в слаженную работу которой, партийный лидер вторгся. Он так же выразил искреннюю озабоченность, что Аристотелев может сам стать жертвой системы, если он окажется настолько глупым, чтобы отказаться от роли элитного выскочки и тем самым откажется от соответствующей поддержки.
Но жертвой стал сам ректор. Уж очень много власти было получено Аристотелевым и умение «ею» умело пользоваться оказалось одним из талантов Кости. В политике он нашел себя. Партия Здравомыслящих очень быстро покорила сначала студенчество, впоследствии молодежь вообще. Благодаря Аристотелеву молодые люди поверили в то, что от них действительно может, что-то, зависеть, что к ним могут не только прислушиваться, но их могут слушать и слышать. Это было архи- революционно. Молодежь ожила, происходящее вокруг, вдруг стало их волновать, они перестали жить вне общества, как это было раньше. До них дошло, наконец - то, что мир, в котором они живут – это и их мир тоже. Аристотелев стал очень популярен и соответственно силен. ПЗЛ угождала не только молодежи. Активно выразить нелюбовь большинства было не просто, но партия с этим справлялась, добиваясь всеобщего обожания и как не странно любви.
Первым большим, и как оказалось роковым, делом для Аристотелева стал очень трудоемкий, но для ПЗЛ чрезвычайно важный проект, целью которого было выяснить мнение общественности ко всему, что делает нашу жизнь хуже, чем хотелось бы.
Дальше уже дело техники, а техника у Аристотелева была, своё дело он знал хорошо. Один проект, сменял следующий. Медленно, но настойчиво Аристотелев двигался к своей цели. И вот завтра, он персона номер один в «своем» государстве.
В своем обращении к народу Аристотелев обошелся без помпезности и пафоса. Выразив благодарность за доверие, он сразу же взялся за дело и его старая мечта устроить все по-своему, перестала быть призраком. В России наступала новая эра. Эра абсолютного порядка, извращенного блага и уродливой добродетели. Возможно, это единственная страна, где приживаются самые невероятные эксперименты. Мало того, что здесь все стерпят, здесь плохое обращение к людям – норма. А творящий зло со словами, что добро может принять и такой облик, к сожалению, принимаем и к сожалению нормален.


*  *  *


- Вы, это читали? Жертвами номер один для этого монстра стали ВИЧ – инфицированные, нам дают одну неделю на то, чтобы уладить свои дела и приготовиться к вечному изгнанию. Мы должны навсегда покинуть всех, всё, что нам дорого и отправиться туда, где очень скоро рехнешься от общения с себе подобными. Как я раньше ненавидел разговоры в приемных врачей, когда вокруг только и разговоров, что об этой злосчастной болезни, потому, что нормальных людей рядом не было, а больные ужасные эгоисты и все их мысли только об одном. И так, каждый день – возмущению Александра не было границ, его лицо было красным, а на носу предательски выступили капельки пота, выдавая крайнее волнение своего хозяина.
- Злой шуткой это тоже назвать нельзя. Этот, Аристотелев на шутника не похож. Но, он же старается для всех. Честно говоря, я сама не раз уже об этом думала. Знаете, что самое ужасное в моем положении сейчас это мириться с тем, что твой собеседник тебе делает большое одолжение, разговаривая с тобой, боясь каждого своего  и твоего жеста, во всем видя опасность для себя. Мы как средневековые прокаженные нас разве, что по улицам не водили, но вот дошло и до этого. Кажется, у Джека Лондона есть рассказ о том, как с проказой боролись единственно возможным, с сегодняшнего дня и нашим тоже, способом. Больных вывозили на безлюдный остров, где их ждала неминуемая, кому посчастливится быстрая, кому нет долгая и мучительная, смерть. В месте, о котором идет речь, жил один парень он считался храбрецом, его действительно было очень трудно напугать и единственный раз, когда в его глазах был неописуемый, дикий ужас, это, когда в толпе прокаженных стоящих на погрузку, на баржу отправляющуюся на остров прокаженных, он увидел девушку, с которой до этого провел не мало времени. Накануне, он был отвергнут и никак не мог понять причину внезапного разрыва. У наблюдавших эту картину, сердца разрывались от сострадания. Так вот, я уже говорила, что думала об этом раньше, а думала я вот о чем. В нашей стране полно пустующих селений, деревушек, где живут только две-три беззубые старухи, это и есть, что-то вроде безлюдного острова, только выбирать его ты будешь сам, да и компанию можно подобрать по вкусу.  Как, вы на это смотрите, а? Поехали вместе, а уж компанию, мы я думаю себе подберем. – закончила свою длинную речь Женя и выжидательно воззрилась на своего все еще взволнованного собеседника.
- Ваш выбор остановился на мне только что, или вы думали о моей кандидатуре раньше, мы ведь виделись часто в промежутках между процедурами?
- Я просто думаю, что лучшей компанией для подобного предприятия будут такие же «вичики», иначе очень скоро мы заели бы друг друга подозрениями, куда проще, когда рядом живущий тебя не боится, не чувствует и не ищет в тебе опасность.
- Вы правы, лучше изгнание превратить в путешествие, чем позволить кому-то, решить всё за тебя и влачить своё существование, там и так, где и как угодно другим, но не тебе. Нет ничего хуже, ведь это своеобразное рабство. Я знал, что никогда с этим не смирюсь, но, честно говоря, я подумывал о самоубийстве.
- Ну, это вы всегда успеете. Да, мы ведь с вами, вроде как, не знаем друг друга. Предлагаю исправить сложившееся недоразумение. Давайте знакомиться. Меня зовут Женя, думаю, что фамилия в нашем с вами положении ненужные атрибуты прошлого, а в том, что касается остального, у нас будет предостаточно времени познакомиться поближе.
- Я, Александр. Решено. Будем с вами создателями своей маленькой страны, со своими законами, своими границами и, конечно же, со своими милыми жителями. Вы – чудо, мне бы никогда не пришла в голову, такая идея, а вы,  вы просто молодчина.
- Если у вас есть, какие-нибудь соображения по поводу того, кого еще можно взять с собой, предлагайте.
Дальше их разговор уже походил скорее на то, как обычно в больничных коридорах посетители убивают время, ожидая своей очереди, в нем появилась старательно созданная усилиями этих двоих иллюзия, обычной болтовни. Они изо всех сил старались не выдать себя ни словом, ни жестом.  Пламя, охватившее их, пожирало всё их естество с неуправляемой силой лесного пожара в летнюю жару, ни о чем другом они не думать и не говорить уже не могли, но никто кроме них об этом не знал. Впервые за последние, несколько лет Александр почувствовал, что в нем может кто-то нуждаться, что он не просто некто из 143-ей квартиры, а часть чего-то, что без него потеряет всякий смысл. И это все благодаря ей. Её стараниям, чаяниям, надеждам. Рядом с ним сидела девочка уже умудренная, не самым лучшим из его разновидностей, жизненным опытом. В её сильной хорошо натренированной фигуре, бывшей спортсменки, было что-то мальчишеское, короткая стрижка, невысокий рост, дополняли картину недостающими деталями. Картину, в которой девичью кротость и застенчивость, заслоняли целеустремленность, вера в себя и способность на дерзкий, порой даже очень неожиданный поступок. По всему было видно, что Женя человек сильный, как физически, так и душевно. Ранее не заметная ни чем, ни примечательная для него, сейчас она была чертовски притягательна, ему хотелось сделать, что-нибудь этакое, чтобы привлечь её внимание, чтобы она в нем увидела не только удобного попутчика для их рискованного путешествия, но и мужчину, со всем тем мужским, что в нем есть. Она же, его давно приметила, было в нем, мужское обаяние, что-ли, пока молчит сер и не заметен, но стоило ему открыть рот; и все, внимание к нему уже привязано крепкими путами. Нельзя было сказать, что Александр относится к многословным людям, но его замечания были так едки и так метки, что казалось, будто бы в каждом его слове была какая-то значительность. За те несколько встреч, которые были у них в прошлом, она успела также заметить, как важно для него производимое им впечатление. Внешность у него была самая обыденная, если конечно есть такое понятие обыденная внешность. Он относился к тому типу людей, для которого внешность не главное, но которые очень дорожат мнением других и все же при этом вида не подают, насколько для них это важно. Этот тип мужчин нельзя назвать типом  красавцев, болтунов, когда внимание к их персоне притягивает само их присутствие, им не нужно совершать подвигов, чтобы их заметили. Но женщинам такие нравятся и этому типу об этом известно.
Еще долго Женя и Саша мечтали о том, что и как будет в их мире. Каким будет этот мир? Какие люди в нем будут жить? Чему они смогут научить этих людей? Чему научатся сами?       
Последними их словами, были слова надежды, все больше набирающие силу слова веры и немножечко слов любви. Таким был этот день, Аристотелев подтолкнул их  друг к другу. И как бы странно это не прозвучало, они были благодарны ему за это и лучшей судьбы для себя они не видели.

*  *  *
Все последующие дни Саша и Женя вели активную подготовку; планирование своего будущего хозяйства, заготовка всего необходимого, привлечение новых членов своего новоиспеченного общества. Сначала казалась, подобная задача практически не разрешимой, найти в городе, в многомиллионном городе ещё хотя бы пятерых с таким же, если можно так сказать, диагнозом добровольцев, но скоро, намного раньше, чем они ожидали, добровольцы нашлись. И их количество превзошло все ожидания. Встав между дилеммой быть отправленным неизвестно куда, с людьми, которых не выбирал и видишь впервые, но с которыми вынужден, будешь встретить старость и умереть или путем выбора всего коллектива выбираешь место, да и от поездки с этими людьми можно отказаться, никто в данном случае не навязывается. Всего за неделю Саша с Женей нашли себе в попутчики ещё двенадцать человек, шестерых девушек - девочек и шестерых молодых людей - мальчиков в возрасте от трех до сорока пяти лет. Первостепенной задачей каждого в этом сообществе, содружестве была быстрая реализация своего имущества для покупки того, без чего это путешествие будет бессмысленно. Саша взял на себе ответственность и роль организатора, поскольку сразу было решено ни руководителей, ни подчиненных в их будущем обществе не будет. Они встречались каждый день и делились полученным в прошлой жизни опытом, какими-то идеями о том, что и как им можно будет устроить. Ведь готовить себя нужно было ко всем временам года, возможно даже к отсутствию электричества, возможно даже элементарной цивилизации, здесь речь идет не о жилье, конечно же, но будет-ли возможность добывать пищу, о том, что её можно будет покупать. Даже речь идти не может. Большинство не то, чтобы практически в жизни никогда ни с чем подобным не сталкивались, они даже информацией о том, как это надо делать не располагали. К литературе по ведению хозяйства, каждый присовокупил те книги, которые с удовольствием взял бы с собой, ведь возможности вернуться и взять любимую книгу не будет. Ещё потому, что в их обществе есть девочка, которая даже понятия не имеет о том, что такое школа. Ей всего три года и дать ей образование это их долг. К сожалению, благодаря чистоплотности её родителей, она стала сиротой и в данный момент они её единственные родители. Весь коллектив решительно и смело взял на себя эту ответственность, решено было украсть её у опекунов. Во-первых, потому, что такова была воля самого ребенка, во-вторых, и этот аргумент важен не менее первого, опекуны к которым она привыкла с ней, конечно же, не поедут, а когда её будут отправлять вместе с другими, её поручат кому-то из «вичиков», который будет в большей мере озабочен своею собственной судьбой, нежели судьбой ребенка, чужого ребенка.
И так Саша работал над тем, что выполнял заказы других, да и свои собственные литературные прихоти. Всё заказанное он из бумаги превращал в электронный эквивалент, на достаточно надежные носители, на лазерные диски, куда проще взять с собой четырнадцать ноутбуков, чем более тысячи необходимых, чем-то важных для каждого, чем-то  дорогих книг. Женя с женщинами заботилась о медикаментах, ища в энциклопедии эквиваленты  необходимых им лекарств в народной медицине, максимально переводя всё в травки и корешки. Большое влияние на выбор их дальнейшего места жительства повлияло то, удобно ли  географическое положение их будущего места жительства, для роста целебных, лекарственных трав.  Литература, касающаяся лесных врачевателей, цветочных докторов, поглощалась Женей в огромных количествах и вскоре она разбиралась во всем этом не меньше вещих старушек.
Не только Женя и Саша старались для общего дела, но также и другие члены сообщества вносили посильную лепту. Кто предложил собственный микроавтобус, кто помог в приобретении элементарного, но необходимого медицинского оборудования, некоторые были заняты тем, что скупали семена всеми любимых сельскохозяйственных культур. Перед ними стояла не легкая задача, запастись всем, в чем может возникнуть потребность, и запастись этим надо было на всю жизнь, помимо того, что каждый запасал для себя лично, ему нужно было выполнить и общественное поручение, которое каждый выполнял с удовольствием и добросовестно.
Настроение их соответствовало внутреннему состоянию природы. Стояла ранняя весна. То прекрасное время, когда зима уже выдохлась, исчерпав все свои козни и подлости, с гололедами и внезапными заморозками, негодуя
из-за вынужденной отставки. А весна ещё робко топталась, не зная, за что взяться и испытывая неловкость за необходимое вторжение, как бы говоря: «Не виноватая я. Я пришла. Я должна была. Я не знала, что вас выставить придется». И в этом она вся - ни шагу без кокетства. Наши герои были подобны весне, неуверенные и робкие и в то же время счастливые, в предвкушении неизвестного, в предвкушении приключений, их жизнь начала приобретать смысл.
Наконец-то к поездке все уже было готово, причин откладывать поездку не было, никому и не хотелось, чтобы нашлись такие причины, наоборот, все с нетерпением ждали, когда  же. И вот этот день настал.
Когда знаешь, чего хочешь, добиться этого достаточно легко.
Поэтому место они нашли довольно быстро, с минимальными пререкательствами и спорами, подходит им это место или нет. Были здесь и обещанные Женей беззубые старухи с беззубыми стариками. Осматривая деревушку, наши герои столкнулись с невероятным обстоятельством, в очень многих домах не оказалось даже телевизора, о телефонах, компьютерах и прочих благах цивилизации наши старики со старушками тоже слыхом не слыхивали. Нет, естественно, что такое телефон или телевизор эти старички, конечно, знают, у них просто никогда не было ничего подобного. Поэтому комнату, которую во всех других селах, деревнях именуют, как комната с телевизором в этих домах отсутствовала, чем очень поразила наших путешественников. Место было действительно глуше не найти, ни асфальтных дорог, ни магазинов, школа была, но от того, что ею уже давно никто не пользовался вид у неё был, как у одинокой старухи, всеми заброшенной и ждущей смерти. Сначала она привлекла их, как будущее жильё, но вскоре им подвернулся неплохой домик с множеством комнат, ранее это было управление колхозом небольшие кабинетики по обе стороны коридора. Маленькое и уютное жилище, где бы все четырнадцать человек чувствовали себя комфортно и удобно. Место в непосредственной близости от домов старух было выбрано не случайно, пришельцы рассчитывали на то, что будут опорой для бедняжек, помогать им они считали своим долгом, поскольку их выбор пал на это место и свою помощь они оценивали как арендную плату. Но получилось иначе.  Не они старухам, а старухи им стали незаменимыми помощниками, их опыт, знание, полученные за долгие годы жизни здесь, сделали их мудрыми. Забота о других придавала смысл их жизням, лишенным радости общения с молодежью и так необходимой каждой бабушке тревоге о своих юных чадах. Из этого следует, что голодная смерть не грозит нашим героям, бабушки старались разнообразить их рацион всеми силами. Подсказывали, как лучше обустроить их жилище. Резким контрастом с тем, как они жили раньше в городе, будучи больными изгоями, выглядела их теперешняя жизнь. Сейчас у них было большое количество, неотложных и важных, срочных и горящих, но всегда хорошо и всегда во время выполняемых дел.
Дни их были заполнены до отказа, одни пилили, другие белили, четвертые с пятыми пытались приспособить, оставшуюся от прежних хозяев мебель, и мастерили новую. Вещи приобретают особый вес и значение, если к их созданию приложены твои собственные руки, чувствуешь себя творцом, подобным великим скульпторам или архитекторам и важным в данной ситуации не является конечный результат, а насколько ты выложился в этом предмете, сколько тебя, твоей души в этой поделке. Понемногу их жизнь налаживалась и, наконец-то, появился долгожданный досуг, появление которого жаждал каждый член сообщества, ведь именно эти часы они планировали тратить на знакомство друг с другом. Эти рассказы должны были быть презентационными. В них каждый с возможной для себя откровенностью будет рассказывать свою историю, где и как он жил, пока не стал тем, кто он есть сейчас. Как когда-то, герои «Декамерона» рассказывали свои истории, немного выдуманные, но в основном правдивые, главным в них была не принадлежность к правде, а то, что истории эти были из жизни, жизни этих людей.

               
История первая. «Женя».

Я родилась в семье, где можно было буквально всё, не в смысле вседозволенности, просто мои родные могли себе позволить многое, недостатка ни в деньгах, ни в чем-либо ещё я никогда не испытывала. Что может быть лучше, чем роль единственного ребенка в такой семье и все радости связанные с этим моим положением выпали на мою долю, делая мою жизнь, чередой счастливых событий, где успешная жизнь предрешена обстоятельствами рождения.
В три года меня отдали в группу для начинающих, по художественной гимнастике, в одну из лучших спортивных школ страны. Вскоре ко мне прикрепили ярлычок одаренного ребенка, каковым я, наверное, и являлась, потому как с семи лет я уже получала первые свои награды, в тринадцать я выступала на чемпионате Европы. Взяла бронзу. Моя спортивная звезда всходила быстро и уверенно. В четырнадцать лет я уже обладала золотом Европы и серебром Мира. Нет ничего лучше, чем получить весь мир к своим ногам, в этом возрасте. Вокруг меня всегда было много людей, но мне это не мешало, я жила как бы в параллельном, со всем со мной происходящим, мире. Учеба в школе немного раздражала. Но как же я была далека от своих сверстников, мир взрослых, стал моим миром. В меня влюблялись молодые люди одно упоминание, о которых могло свести с ума любую из моих одноклассниц. Звезды эстрады, спорта, со стороны отца и звезды науки, были в числе моих друзей, если можно так сказать, но никого из них я не могла бы назвать, действительно своим другом, даже мать никогда не была мне близка. Не уверена, что тогда я была счастлива. Пожалуй, нет.
В спорте, делая упражнения, я была в седле, наслаждаясь каждым движением, выступая или просто тренируясь. Мои спортивные снаряды были моими партнерами, я чувствовала их, как младенец чувствует мать, её грудь, он никогда не ошибется, безошибочно и точно завладеет ею губами, даже ночью она находится под контролем его губ. А какое наслаждение порою может доставить благодарный зритель, какая потрясающая энергия исходила от их разинутых ртов, это немое минутное восхищение, которое взрывается с твоим последним движением, они выплескивают все, что копилось за время выступления. Какой – же это кайф, когда они выхватывают у тебя инициативу и до боли бьют друг об друга ладоши, потому, что ты им доставила удовольствие. Сама себя я чувствовала вполне взрослой и вполне самостоятельной, но все-таки я оставалась ведомой родителями и ничего с этим поделать не могла.
Однажды мама сказала, что я уже достаточно накувыркалась в своей жизни. Спортивная жизнь художественных гимнасток и в самом деле не продолжительна и вполне возможно, что серебро Мира это максимум, на который я способна, но я ведь это делала не из-за наград, хотя получать их мне было очень приятно, большее удовольствие мне доставляли сами выступления. Достаточно хорошо выступить и почувствовать наслаждение от этого, пусть без всяких там поощрений и наград и ты счастлива, потому, что ты делаешь то, что любишь. Тяжело это объяснить, знали бы вы, как приятно оттачивать какое-то движение, сначала с натугой, едва, получается, потом глядишь пошло, с каждой попыткой все легче и, в конце концов, ты видишь, что смогла и понимаешь, что сможешь сделать все, что угодно раз справилась с этим. Победа именно это, в спорте необходима каждодневная победа в самом себе, расширяя свои возможности, нежели фанфарная и ликующая над другим, где победителя по большому счету выбирает случай. По настоящему счастливой я себя чувствовала, когда трудилась, не знаю, может быть, вы заподозрите меня в неискренности, но я твердо уверена, что счастье это труд. Это, значит, иметь возможность делать то, что ты любишь. Ведь по большому счету любовь – это тоже труд, со своими буднями, тяготами и невзгодами. Мы её завоёвываем, мы за неё боремся, мы ею живем. Вот и я тогда решила, что необходимо оставшиеся от спорта пустоты, чем-то или кем-то заполнить. Как бы это парадоксально не звучало, но мне действительно не зачем было жить, я в том своем шестнадцатилетии вдруг утратила смысл, цель. Я не знала для чего, зачем я здесь. Быть кому-то нужной это не значит иметь повод для своей жизни, это значит иметь повод для чей-то другой, но не твоей единственной, которую заново не начнешь и ошибки не исправишь, попав однажды в одну из ситуаций, нельзя по заказу или мановению руки оказаться в другой более благоприятной. Жизнь трясина она засасывает и если ты не трепыхаешься, а спокойно позволяешь себя сожрать, ты так спокойно и проживаешь, тихо и гладко, но чем больше ты дергаешься, тем стремительнее конец, ты просто ускоряешь неизбежное. Я, наверное, из трепыхателей, покой это худшее из всех земных зол, лучше ошибаться, лучше быть носителем зла и несчастий, чем быть никем. Быть трупом. Я не труп! Я живая! Сейчас в данную минуту с моим диагнозом я живее многих живых. Не важно сколько, мы еще протянем, главное как.
Мы, наверное, не лучшие представители своего общества, вернее того нашего общества, может быть даже мы худшие его представители, не случайно  же мы изгои, но это не значит что кто-то вправе оспаривать наше право на жизнь, право на нашу жизнь. Я всегда знала, что со своей жизнью смогу поступить, так как мне заблагорассудится, потому, что это моя жизнь, моя и только. Я так много говорю все эти высокопарности потому, что мне страшно вам признаться, что все мои убеждения выстраданы, и завоеваны, да и не раз получали подтверждение собственной значимости в реальной моей собственной жизни там. Наверное, хорошо, что есть жизнь там и здесь, что есть та жизнь и эта и мы есть те и теперешние совершенно другие я, во всяком случае, уже давно не та.
Мама как человек мудрый и рассудительный распорядилась моей жизнью мудро и рассудительно, выбрав лучший отечественный ВУЗ и, конечно  же, специальность моя была тоже, что  называется для элиты. Мне суждено было стать специалистом в области международных отношений. Институт Физкультуры не шел ни в какое сравнение с этим монстром, он корячился от своей ничтожности, когда я пыталась их сравнивать. И как любой ребенок оказавшийся в такой ситуации я тут же бросилась на поиски способов выражения протеста.
Вы, наверное, знаете, что существует такая категория молодых людей, которых бог создал с одной единственной целью, действовать на нервы мамочек пай–дочерей или доченек-паинек не знаю, как там будет правильно. Мой был намного функциональней, он не только всем своим видом походил на отморозка он еще оным и являлся.
Паша был сиротой воспитывающейся по решению попечительского совета у старенькой бабушки. Паша бабушку любил, но какой-то своей любовью звериной. Она ему нравилась пока не пыталась вставить слово поперек его решению или вдруг дура старая вспоминала, что государство ей на внука права дало и она в соответствии с даденным, ему этому мурлу, копии зятя покойника-уголовника, может, вернее, имеет право, но, к сожалению, не имеет возможности, физической возможности всыпать под первое число, как выяснилось и под второе и третье число она тоже бессильна что-либо сделать.
Вы также, наверное, задаете себе вопрос – «Как такое могло, появиться, точнее сказать, вклиниться в мою жизнь?». Не могло, но появилось, но вклинилось, со свойственной только ему беспринципностью и дерзостью.
Наши дискотеки, ночные клубы тогда только получают статус крутого, стильного, цивильного заведения, когда там появляются наркотики, легкие не опасные, но без них уважающий себя подросток танцевать не будет. Напитки стимуляторы их сейчас даже в магазинах продают с заботливым дополнением, что детям до двенадцати «ни-ни». Таблетки, марки с не пугающими названиями типа «ЛСД», «Экстази» - это товар не для магазина, такое в супермаркете не купишь. Элита, конечно же, торчала на «коксе» (кокоине), статьи, фильмы о Голливуде с его порочным бомондом, делали свое дело. У нас тоже есть богема, есть свои творцы со своими глюками, есть свои бунтари со своими фишками.
Мода, шоу – творчество, кино и, наконец, театр у нас тоже есть и также продвинуты, если модельеры должны быть голубыми, то они у нас голубые, если модели и актрисы то это супер-эксцентричность и стервозность пожалуйста, и конечно же все женщины законченные феминистки, а все мужчины со снисходительным пониманием позволяют им так думать.
Я была спортсменка, хорошая спортсменка с почестями и потому на виду в прошлом, на виду в настоящем, а это значит, что я тоже богемна и я тоже элита.
Конечно же, мать не могла мне запретить посещать клубы, где в основной своей массе были дети таких родителей, где благополучие отпрысков подтверждалось происхождением и положением их создателей. Наверное, я слишком была увлечена своей злостью, раз не разглядела и не позволила войти в мою жизнь кому-то из достойных молодых людей, которые в немалом количестве вились вокруг моей персоны. В такой ситуации Паша не мог не появиться. Ведь он знал все о сладостном, о дурманящем пути в новую виртуальность, мир грез и свободы, нирваны и прочей чертовщины, которую ещё упоминают, чтобы облегчить себе уговаривание сомневающегося потенциального клиента. Во всем этом я действительно нуждалась, не подозревая, что все мои желания призрачные миражи и если и можно к ним приблизиться, то только не таким способом. Не знаю почему, но тогда я была уверена, что все способы хороши и что главное результат.
А результат был, он превосходил все мои ожидания. Я была счастлива, я нашла то, что может мне заменить труд, радость занятия спортом, потребность в любви, в заботе о ком-то, в реализации способностей, в поиске, в творчестве.
Начав с малого, я стала наркоманкой, сам вид, которой у нормального человека был способен вызвать брезгливость. Но прежде, чем стать такой, мне пришлось преодолеть некий психологический барьер, переступить через себя что-ли, ведь роль, которую я собиралась играть, не завидна, в большей степени это был, конечно, вызов, реакция на деспотизм матери. «Смотри, чего ты добилась своими запретами. И это не всё, ты ещё полюбуешься на то, во что превратится твоя доченька». По сути своей я оказалась слабой и восприимчивой к этому яду, за короткий промежуток времени я перепробовала всё из Пашиного арсенала, мне нужно было всего несколько недель для того, чтобы накрепко взгромоздиться на иглу. И наверное как и, ещё, что-то соображающее большинство, я была уверена, что завязать смогу в любой момент и ситуация мною вполне контролируема. Но получилось всё, прямо противоположное, не я контролировала, а меня контролировали и это был настолько жесткий контроль, что ни какая спортивная дисциплина не могла сравниться с этим. Утром, днем и вечером голова заполнена одним, все мысли только об одном и весь твой сегодняшний день, как и все последующие, заполнены этим одним.    
Пока я медленно, но с хорошей перспективой в последствии набрать темп, погружалась в забытье и добровольно отказывалась от себя как от личности, Паша настойчиво вбивал в мой, ещё способный, что-либо воспринимать, мозг свою необходимость, необходимость своего присутствия в моей жизни. Паша – профи, он супер, что касается, того, как поработить человека, он был неким божком для своих зомби, человек который приносит облегчение, радость, который владеет смыслом твоей жизни. Даже то, что он считал меня своей собственностью, меня вполне устраивало. Мы не единожды с ним попадали в ситуацию, где он должен был стать для меня первым мужчиной и не раз под кайфом мне казалось, что это уже произошло, но последний редут был им все-таки не взят. Возвращаясь к жизни, приходя на не продолжительное время в сознание, я осознавала, что как бы мне низко и не удалось пасть, но кое-чем мне все, таки можно гордиться, пусть падшая, но девственница. Не знаю, как, но, оставаясь такое количество раз ночевать у того, кого девчонки за напор и продуктивность называли тараном, кроме того, я считалась и довольно-таки долго его девушкой, мне все-таки удалось сохранить этот некий атрибут чистоты. То ли мой «бой – фрэнд»  был не таким  ужасным отморозком, каким мне всегда казался, то ли сохранить хоть что нибудь в чистоте, было все-таки важным для меня, в любом состоянии.
Больше года я, что называется таскалась с человеком, который у любого при более близком знакомстве мог вызвать только чувство гадливости, я сама в тот период вызывала у людей подобные чувства, у всех кто меня знал, но сама себе, тем не менее нравилась. Главное, чем я упивалась это то, что моя мать своим деспотизмом и всезнайством сделала из меня – это, таким образом я обвиняла её.
Но все-таки случилось, произошло то, что в корне изменило мою жизнь, то, о чем я буду вспоминать всю свою жизнь и не иначе как о знамении божьем, то, что позволило мне родиться заново, столкнувшись с этим, я вдруг стала другим человеком. Понимаете. Это, что-то переродило меня. И это что-то была любовь.
 Я уж думала, что не смогу, что не способна, что я в этом смысле ущербна и что материнская чрезмерная любовь мне заменила все иные проявления этого чувства. Однажды увидев его и ощутив внутри, как все сжимается, все комкается и хочет провалиться, исчезнуть, згинуть, лишь бы этот человек не видел тебя такой, в этом обличии, в уродливой маске, которую ты надела, чтобы досадить матери и снять не можешь, но все не так, эта маска – это я. Я и была тем существом, которое смотрело на меня в своем жестоком реализме, из плоти и крови, где основным компонентом разума был наркотик, а о существовании души я вспомнила в момент озарения, когда это видение из младшего курса попало в поле моего зрения и я попала в его сети.
Хотя, по сути, эти лже-путы отсутствовали, он и не помышлял о моем покорении, взятии меня приступом или чем-нибудь подобном, но я была влюблена по уши в это кроткое тщедушное создание, я так говорю потому, что все парни, молодые люди, мужчины, которые меня окружали, были спортсменами, где на первом месте хорошая физическая форма или со стороны отца представители науки, где мышцы заменяла пышность и сдобность их аккуратных животиков. Те же юноши, которые меня в данный момент окружали, были даже не тщедушны, они были прозрачны как тюлевая занавесь, преградой для глаза они были только первую секунду, пока взгляд не понимал, что преграда призрачна и не начинал смотреть сквозь неё.
 Я влюблена, я жива, я существую, мне есть для чего жить, меняться, принимать человеческий облик, расти, в конце концов, излечить себя как личность. Этапом номер один был разрыв с Пашей, и оказалось это не так легко, как я это себе представляла. Паша не любил, чтоб его собственность к нему с подобными заявлениями являлась, и выразил свое неудовольствие единственным для него эффективным и существенным способом, он зверски меня избил и запустил кайф по нашим венам, я противилась этому как могла, но организм принял отраву с удовольствием и я тоже, несмотря на все свое возмущение, торчала от души, он увеличил дозу не поскупился на хороший раствор и мы летали, мы парили, мы были богами. Как только я пробовала заговорить о том, что наши отношения с Пашей затянулись, и не могла бы его устойчивость взглядов снизойти до меня и не противиться нашему житию порознь, как тут же получала по зубам и очередную увеличенную дозу хорошего раствора. Как это не печально признавать, но я была его рабыней, он обращался со мной, как с животным. И девственность мне он сохранил не потому, что гуманность была его скрытой чертой, а потому, что из-за наркотиков он был не состоятелен, как мужчина, и я жалкая, и молчащая никогда бы не выдала его тайны и не подвергла бы сомнению его мужественность. Поэтому потерять влияние надо мной, было худшим из зол для Паши.
В том, что надо как-то выпутываться из этой истории, сомнений не было, но когда и как, если даже походы в институт были так редки и проходили под жестким контролем Паши. К тому же он так загружал меня наркотиками, что я не понимала кто я и где я. Худшее из всего этого, что помощи мне ждать неоткуда, так как, уходя, я не посчитала нужным дать родителям адрес своего парня, всерьез полагая, что кому-кому, а им его знать не зачем. И сейчас, когда я дико нуждалась в помощи, ждать мне её было неоткуда из-за моей предусмотрительности. Порой мне казалось, что я могу мириться с тем, что мать сует нос в мои дела, что решает за меня, только лишь потому, что прожила на свете на немного дольше меня. В глубине души я молила небеса, чтобы она вмешалась, чтоб отдала меня лечиться, чтоб помогла мне вернуть человеческий вид, я хотела с такой же силой, как, раньше, быть безликой, сейчас быть кем-то, быть той молодой девушкой, в теле которой я до сих пор обитала.
Но время шло, а помощь не приходила. Неужели  родители меня не ищут. Если их любовь ко мне, такая же крепкая, как и их жажда повелевать мною, то скоро я окажусь дома, под недремлющим оком матери, таким тягостным и таким желанным сейчас. Пусть окажусь, теперь уже я готова мириться с её деспотизмом и несправедливостями, которыми моя мать,  как мне казалось, даже гордится. Я надеялась, что рано или поздно Паша утратит бдительность и у меня появится шанс избавиться от его общества. Так и случилось, неотложные дела вынудили моего тюремщика покинуть пост, а скорые сборы потерять бдительность и оставить дверь не запертой, чем я незамедлительно воспользовалась. Я бежала по городу, как безумная, без разбору, лишь бы подальше от этого места. Город был чужим, пребывая в заточении, я не замечала, как осень сменила зима, как с приходом весны преобразились фасады домов и появились новые магазины, улицы заполнила новая рекламная продукция, а люди были по-весеннему добры и приветливы.
 Мой внешний вид не мог не привлечь ко мне внимание стражей порядка, на одном из перекрестков я стала жертвой патруля. Выслушав мою бессвязную речь и взглянув на мои вены, они быстро поняли, что к чему и пригласили меня к себе, я немного успокоилась, так как они обещали вызвать моих родителей, а я ни о чем другом в тот момент и мечтать, не могла. Успокоившись и освоившись в камере со всяким сбродом, я ждала родителей и подыскивала подходящие для подобной встречи слова. Но каковым же было моё удивление, когда вместо мамы с дежурным милиционером появился Паша, указывая на меня пальцем и говоря, что вот эта принадлежит ему и ей надлежит предстать перед повелителем. Паникуя в скрюченном и парализованном страхом теле, я пыталась себя втереть в жесткий дермантин тюремных нар. Рыданиями и жестом отрицания, я хотела ментам объяснить, что происходящее меня страшит и я не собираюсь выполнять их волю. Ответом мне был смех в лицо, старшина видя отказ решил мне помочь, взяв меня за волосы и вытаскивая из клетки, в которой я себя впервые за последнее время почувствовала спокойной и защищенной. Импульсивно как бы в целях самозащиты я изловчилась и изо всех сил его ударила, чем очень поцарапала предательское выражение на  лице старшины. Получив ответ и полетев в дальний угол камеры я испытала чувство удовлетворения, предатель наказан, путь на свободу заказан, а Павел разгневан и разочарован, так как в этот раз я ему не досталась и решительно настроилась не доставаться ему и впредь. Теперь все права на меня принадлежали слугам общества, призванным государством защищать оное.
К счастью моё официальное заточение длилось не долго, родителям ничего не стоило с их то положением добыть мне свободу.  Перед выпуском меня обязали извиниться перед беднягой старшиной, что я сделала без удовольствия, но искренне, так как он был всего лишь орудием против Павла и зло испытуемое по отношению к нему было сиюминутным и вынужденным.
Попав, домой я не могла поверить в произошедшую с моей мамой перемену, она была просто другим человеком. Она перестала принимать за меня решения, она прислушивалась или делала вид, что прислушивается к моему мнению, она даже сказала, что если спорт настолько значим для меня, то я могу вернуться в спорт. Еще она сказала, что она верит в то, что у меня всё получится и восстановить форму с моим характером и талантом будет сущим пустяком. Но самое главное и я с ней целиком была согласна, она считала, что меня немедленно надо отдать лечиться. Это действительно было актуально так, как организм требовать наркотик начал еще в отделении и сводящие с ума ломки доставляли дикую боль нам обоим. День приезда в родные пенаты, стал также и днем отъезда, лучшая лечебница, где маялись в основном юные души цвета нации, приняла меня мягко и заботливо и я, наконец-то, смогла расслабиться, перестать озираться и ждать предательства, Паша со своими угрозами был на другой планете.
Я победила, я смогла выполнить сложнейшее упражнение и чувство раз я сделала это, то смогу все, вновь появилось в моей груди, я вспомнила, что значит мечтать у меня появлялись планы на будущее и конечно же в них особое место выделялось моему спасителю, младшекурснику с кроткими, умными и ужасно красивыми глазами в которых я нашла для себя смысл жизни. Лечение даже не начато мне всего лишь вкололи обезболивающее со снотворным, а я о нем думаю, как о чем-то, уже свершившемся, так как уверена, что способна перенести любую боль, только бы стать опять человеком.
       Но моя эйфория длилась не долго, когда были получены анализы, я узнала, что больна, узнала, что у меня СПИД. Я видела, как растворяются в пространстве кроткие, умные и ужасно красивые глаза, как все мои мечты сводятся на нет.
Несмотря на пережитое мною потрясение, я была тверда в намерении выздороветь, избавиться от наркомании, но на дальнейшей моей жизни можно было поставить большущий крест, я больна смертельной болезнью, я претендентка на роль, которая достается всем с подобным диагнозом, постепенно мы превращаемся в ничто, будучи живыми и находясь рядом с живыми, мы жильцы из параллельного мира.
Следующим моим потрясением был разговор с мамой, во-первых, мы единственный раз в жизни принимали решение вместе, во-вторых, мама выслушала меня и как ей было не тяжело, переступила через себя и согласилась с моей точкой зрения, хотя у неё была прямо противоположная, она согласилась с моим желанием после окончания лечения жить отдельно. Это не значит, что я вычеркиваю родителей из своей жизни, мы будем ходить в гости друг к другу, я не собиралась подвергать опасности не их, не людей, которые их окружают. Я готовила себя к роли аскета, отказывая себе во многом, я как бы себя наказывала за легкомыслие, благодаря которому оказалась в данной ситуации. Мама выполнила все нами задуманное, я вылечилась от одной болезни, но на моей шее затянулась петля другой, моей новой повелительницы, я в очередной раз попала в рабство. Паша невинный младенец по сравнению с этим монстром, и я была в отчаянии, и если бы я не заразилась от наркотиков, а каким – то другим способом, я возможно бы искала бы забвения именно в них.
С тех пор никаких значительных изменений, в моей жизни не было, до известного указа сделавшего нас всех близкими людьми я прозябала, покорно и безропотно ждала неизбежного конца, не знаю как вам, а мне хотелось, чтобы он наступил как можно скорее. Хотя если честно я очень рада тому, как все сложилось, рада, что мы все вместе, что мы одна семья, большая со множеством недостатков, несуразиц и в то же время веселая и дружная, но семья со всем присущим этому понятию. О другой семье в моей ситуации и мечтать нечего. Все я закончила.

             

*  *  *


За короткое время нашим героям удалось сделать то, на что у большинства, не так спешащего жить, ушло бы десятилетие, но наши герои медлить не могли у них на то, чтобы все успеть в жизни, было, так мало времени, а сделать надо было так много. Утратившие в той предыдущей жизни интерес к ней, сейчас она была полна смысла, полна желаний и целей. Наши герои, правда, не без помощи старушек, завели себе небольшое хозяйство в число, которого входили две коровы, бычок, десять кроликов и три курицы с петухом. Возня с домашними животными, доставляла огромное удовольствие, особенно самому молодому поколению сообщества, знавших из прошлого, хомячков, рыбок, собак, кошек и черепах, которые заводились в основном для игры и чтобы чувства добрые в ребенке пробуждать. Помимо скотного двора, были восстановлены мастерские по ремонту тракторов и автомобилей и столярный цех, где работа тоже кипела. Как бы это не выглядело  странно, но, уезжая отсюда, бросая на произвол судьбы несчастных старух, молодое, всегда более предприимчивое поколение местных жителей, оставило на произвол судьбы также и так необходимое сельхоз машинам топливо.
- А, я был уверен, что мы будем пахать, как древние богатыри лошадкой – сказал пришедший от находки в восторг Саша.   
- Ведь могли же раньше делать запасы, сразу видно, что на близкий путь к коммунизму никто не рассчитывал, – ответил Вадим в прошлом, в том далеком прошлом бывший успешным бизнесменом.
- Старухи обладают огромными богатствами, несмотря на свою бедность. И мы обладатели огромного богатства, мы свободны, нами никто не управляет и это все принадлежит нам – деревня, наш дом, наш коллектив и наконец свобода. Здесь и сейчас понимаешь, что ты человек. Там ты был звеном социальной цепи и чем больше у тебя общественных завязок, тем больше звеньев тебя связывающих; семья, работа, друзья, государство, если одни не так сильно тянут, значит, у других больше возможности притянуть тебя к себе.
- Ты прав, давно мне не было так легко, в голове пропала суетливость, не нужно её насиловать быстрым принятием экстремальных решений и самое главное трудиться для удовлетворения чужих желаний, чьих-либо прихотей.
- Сейчас наше главное желание одно, как можно быстрее запустить ветряную электростанцию, без цивилизации конечно хорошо, но как же её не хватает, жить вне мира это не значит не интересоваться, что в нем происходит.
- Самое интересное это, конечно же, то, что у нас по вечерам в гостиной происходит - сегодня Алешкина очередь свою историю рассказывать.
Вечером, как обычно все общество было в сборе, все с нетерпением ждали, что им поведает Леша. Восемнадцатилетний студент, умудрившийся неаккуратными речами испортить себе жизнь. Леша всегда был целостной натурой, он знал чего хочет, со своими неизменными мечтами и стремлениями, уверенно шаг за шагом приближал себя к заветной цели, но главное о себе он, конечно, расскажет сам. Этот вечер полностью принадлежит ему. Все собрались и были готовы выслушать его. Польщенный  всеобщим вниманием, Леша начал.



История вторая. “Алеша”.

Отлично учась в школе, я рассчитывал на не меньший успех и в институте. И успех у меня действительно был, особенно у женщин, то ли они чувствовали, что я особенно ими никогда не интересовался, то ли во мне для них действительно было, что-то, что могло их ко мне так влечь. Именно влечь, их действительно ко мне непреодолимо, как многие из них говорили, влекло. Так как мой сексуальный опыт был ничтожен, с большинством претенденток на моё сердце мы были просто друзьями. Нутром я чувствовал их желания, некоторые вещи меня очень волновали. Однажды одна старшекурсница, с которой мы прогуливались в сторону её дома, брала меня за руку таким образом, что я своим локтем во всех тонкостях ощущал содержимое её лифчика, ощущая трепет в паху и в сердце, но моя неопытность и неуклюжесть в данном вопросе явилась камнем преткновения. Я, что называется очень хотел, но ещё больше боялся и для того, чтобы это все, таки случилось должна была появиться такая претендентка, которая бы все сделала сама и я при этом был бы минимально инициативен, и такая девушка появилась на моем горизонте. Она любила все яркое и модное, а я как бы это странно не звучало был тогда в моде. Первокурсница, которой удалось оставить с носом, наиопытнейших из моих подруг старшекурсниц, взяла меня в самом прямом смысле этого слова, это было настолько откровенно, настолько открыто и бесцеремонно, что я был в восторге от того, что со мной делают и как. Наверное, все, чему могла бы меня научить зрелая женщина, мне поведала эта семнадцатилетняя девочка - она не стеснялась ни своего тела, ни моего, во всю громила мои комплексы и предрассудки. И я перестал бояться, она разрешала делать со своим телом все, что мне хочется, я прикасался и руками изучал то, что глазами из известного рода фильмов, мне было известно давно.
Связь с этой девушкой в некотором роде была одним из моих университетов, она же отдавала дань моде, моде на меня, а я познавал жизнь и, наверное, был неплохим учеником, так как делал успехи и уже сам вполне зрело мог оценить то или иное свое действо. Вместе с модой на меня иссякала и привязанность моей наставницы, на её горизонте появился новенький аппетитненький, и она исчезла, унося с собой мою безграничную благодарность за все свершившееся. Она исчезла, но зерна, брошенные ею в благодатную почву, пустили ростки. На какое-то время учеба ушла для меня на второй план, я был целиком поглощен исследованиями во вновь освоенной науке, однажды вкусив запретный плод, тяжело насытится несколькими укусами - нужно, что и говорить, испить чашу до дна, иначе это не одержимость, а так хобби, а я был одержим, я хотел побед и я их получал. Моё положение в настоящем государственном университете становилось катастрофическим, я был на грани отчисления, но наука, как я не бился, не лезла в голову, так здорово набитую “всякими глупостями” моей наставницей. Я был Цезарем, Чингиз-Ханом и Наполеоном одновременно, я покорял - и мне покорялись, секс стал для меня игрой, стал спортом, где лучший приз это конечный результат. Знакомые, те, кому моя судьба была действительно небезразлична, предупреждали меня, что это может плохо кончиться. И светит мне либо ранее отцовство, либо венерическая болезнь, так как бывают секс-ситуации, когда в презервативе просто не устоять, снимается сам, чтобы не скрадывать ощущения и соответственно удовольствия. Но как бы там ни было, я был верхом предосторожности, даже от мимолетного сомнения я предохранялся.
Потихонечку у меня появлялось чувство, что я вот-вот набешусь и жизнь опять пойдет в нормальном ритме. О моих успехах в университете стало известно родителям, о страстях, меня одолевающих, я думаю, они догадывались или какой ни будь сердобольный дружок рассказал. Так как не раз слышал от мамы, что мне необходимо завести девушку, что в моем возрасте все влюбляются и с кем-нибудь встречаются, мне было бы крайне полезно. Оригинальный способ борьбы с моим кабелизмом. Но я не считал, что с этим надо бороться.
И вот однажды, произошла встреча, изменившая всю мою оставшуюся жизнь. Я думаю, что вы уже догадались, встреча с кем могла так на меня повлиять. Действительно я встретил свою наставницу, человека, о котором всегда буду вспоминать с благоговением. Она была измучена и печальна, она здорово изменилась с нашей последней встречи, казалось, что она путем какой -то сложной пластической операции, прибавила себе не меньше десяти лет, правда передо мной сидела женщина, поджидающая свои тридцать покорно и безапелляционно. Я спросил, что послужило поводом для подобной перемены. Ответ был банален и предполагаем – «Любовь!». А поведала она мне, вот, что.
Мой преемник, невысокого роста, но атлет со слегка перекаченной фигурой, был здоровяком и мне, почему-то, всегда напоминал воробья, такой  же маленький, но опасный, влюбил мою наставницу в себя так, что я, слушая ему завидовал, так как я в основном благодаря ей же стал специалистом по плоти, а он лихо справился с её душой. Пока она с горящими глазами и восторгом рассказывала о том, как была счастлива с ним, я судорожно соображал, что он мог такое с ней сделать, чтобы она превратилась в такое. Узнав, я немного разочаровался, он всего лишь наградил её стандартным венерическим букетом. Разрыв был неминуем, так как участники свершений обвиняли в произошедшем друг друга, где одна сторона остро переживала произошедшее, другая же, в поисках утешения прильнула к чужой груди, это я знаю наверняка, так как грудь всегда была объектом его восхищения и претенденток он выбирал в основном согласуясь с этой своей привязанностью. Больше всего меня поразило то, что наставница со своим опытом и прошлым оказалась, так ранима и позволила чувствам, так себя обезобразить.
Для себя я решил, что преемник достоин мести и что лучшим ему посрамлением будет испорченная репутация. Старался я во всю, наши общие знакомые знали о нечистоплотности его белья. И вскоре я сделал то, за что мне очень стыдно, попав с одной из его секс-див в пикантную ситуацию, я выпалил ей, что не смогу, потому, что она была с ним, а о нем говорят такое. Вскоре она узнала, какое именно о нем говорят, я смаковал каждое слово, там была зависть, ненависть и едва уловимая нотка правосудия, я казался себе Мефистофелем, творящим страшное в обмен на призрачную духовную мечту возмездия.
Преемник не заставил себя ждать. И вскоре мне довелось увидеть, как выглядят разъяренные воробьи. Был майский денек, такой мягкий и ласковый, что мог расслабить и тело, и душу, я не мог не поддаться его чарам. Одел любимую белую шелковую рубашку и в прекрасном настроении, красивый и готовый к очередному «подвигу» вышел покорять и завоевывать. Но моя эйфория была прервана преемником.
- Привет, Леха уделишь мне пару минут – его взгляд был скорее растерянным и где-то испуганным, нежели пугающим.
- Почему, нет. Конечно.
- Ну, тогда, поехали. Здесь не далеко друзья кафе открыли, поехали. Насчет денег не волнуйся, они угощают.
Я понимал, каким именно у нас будет разговор, но все-таки сел, думая: «Не посмеет. Я же про него все знаю. Блефуют, попугать хочет. Что ты мне сделаешь горе-бандит?» А мысли в голову приходили именно такие, потому, что все атрибуты были, что называется на лице, вернее на шее у преемника, а была у него на шее серебряная цепь толщиной с мизинец, золотую, наверное никто не дал поносить, у одного из его приятелей помимо по нацистки выбритого затылка и  чванливого бандитского говора, на запястье золотой браслет и такого же качества и вида дорогой перстень, говорящий о его положении в их «группировке», водитель же выделялся только пальцами с бросающимися в глаза татуировками, в виде перстня, на котором изображен паук, каких-то букв, чертиков и прочей ерунды. По его словам можно было понять, что он недавно откинулся, но уже истосковался по ласкам, в которых в тюрьме ему никто не отказывал, а на свободе ему так не хватало. Я понимал, что начинается психологический прессинг, который теперь хочешь, не хочешь, а надо вынести.
- Далеко нам ехать, где у твоих друзей кафе – не выдержал я.
- Сейчас, увидишь, мразь, – сказал преемник, резким движением двинув меня локтем по затылку, где мой нос поджидал перстень его товарища.
- Не понимаю, какого черта. Вы, что охренели, уберите руки, скоты.
- Сейчас, поймешь. Сейчас, уберем. Юра, постарайся подальше от любопытных глаз, помнишь то озеро, куда мы этого лоха, бармена вывозили.
- Если проблема в воспитании, то я, как последователь Макаренко, заявляю, что один сеанс по моей методе и он покладистый, и послушный законченный педик, это как «стиморол» стопроцентный результат – отозвался словоохотливый, я думаю не раз уже разводящий лохов уголовник.
Машина быстро мчалась в направлении городской свалки. В салоне атмосфера потихоньку накалялась. Это походило на игру в американский футбол на заднем сидении. Я сидел между игроков, ловко сбивавших с ног соперника ударами локтей, головы и так как падать мне было не куда, то, какое то, время я чувствовал, как моя голова превратилась в мяч для американского футбола, мне даже казалось, что она даже приняла яйцеобразную форму. Пока я справлялся, со своими чувствами, игроки входили в раж и доводили себя игрой до истерии. Разум мой потихоньку мутился. Приехав на место, они дали мне возможность прийти в себя, так как я ничего не воспринимал и их угрозы, звучали в пустоту.
- Слушай, Макаренко ты говорил, что у тебя в багажнике есть гиря. Тащи, сейчас будем ГТО принимать по экстремальному плаванию, спешите делать ставки, через пять минут будет уже поздно, – наиграно весело сказал преемник, пытаясь произвести на меня сильное впечатление.
- Конечно, я быстро, это ж моё любимое, – засуетился уголовник.
- Я думал, ты умнее, Лешик, и сразу сообразишь, что к чему. А ты меня разочаровываешь, ты тупой не можешь подумать, каким образом можно разрешить создавшуюся ситуацию.
- Послушай, я признаю, что был не прав, но она же мне сама говорила, я ведь с её слов.
- Ты сам то, себе веришь, дохляк, его прижали и он со всем согласен, видел бы ты, как жалок ты сейчас. Казанова хренов. То, что ты сделал можно искупить только кровью,  мы сейчас это сделаем, мы поможем тебе искупить вину передо мной. Юрка, давай гирю.
- Ладно, сколько ты хочешь, ты ведь за этим меня привез, сколько нужно заплатить, чтобы ты перестал обижаться.
- Мне не нужны твои поганые деньги, но если ты считаешь, что ты можешь купить свою жалкую жизнь, интересно, как ты её оцениваешь.
- Сам назови сумму, не ты же меня обидел, а я тебя. Тебе и решать, сколько это стоит.
- Перестань юлить, я же сказал, что мне от тебя ничего не нужно, хочешь откупиться, называй цену.  Нет. Тогда не мешай нам заниматься своим делом.
 Это было ошибкой приемника, теперь мне уже было интересно, что этот третьекурсник юрфака называет искупить вину кровью, на что способен в криминале, человек, мечтающий о карьере юриста. Я видел, как он волновался, как видел перед глазами одну уголовную статью за другой, переходя от одного действия к другому, наверняка готовясь к наезду, знакомился с возможным наказанием за предстоящие действия.
- Хорошо, если мы такие крутые, покажи, до каких пределов ты способен дойти. Что сам-то ты можешь.
- На сцене кажется, появился новый герой. Посмотрим, из чего состоят его яйца, – вмешался в милую беседу старых друзей, владелец браслета и авторитета, во всяком случае для преемника, он таковым и являлся.
- Гиря или может быть Макаренко, что скажешь, Юрка, нравится тебе мальчик, девственность гарантирована – после этих слов приемника все взгляды, вперились в меня, вернее на то, чем у меня спина заканчивается, предвкушая мольбы о пощаде. Но ожидаемой реакции не последовало. В ярости преемник ударил меня в пах, это, охладило мой героизм на какое-то время. Упав, я почувствовал, как три пары ног, выискивали удобное положение для ударов, а найдя не теряли времени понапрасну.
У меня перед глазами опять, все поплыло, очнулся я уже в машине, дорога, по которой мы ехали, не была мне знакома, сюда мы ехали явно по другой. Теперь переговоры со мной вел тот, кто считал себя авторитетом.
- Леша, ты можешь прекратить все это, по минимуму тебе эта история может вылиться в кусок, будешь продолжать нас злить, будет дороже. Тебе нужно только написать расписку, деньги отдашь, когда сможешь, согласись это по-божески, после всего, что ты натворил.
- У меня нет гарантий, что, заплатив, вам однажды, вы не захотите попотрошить меня снова. Если предоставите мне гарантии, я подумаю.
- Извини, но придется поверить нам на слово.
- Тогда и возврат денег, я тоже буду вам гарантировать, устно.
- Не борзей, овца, правила здесь устанавливаем мы и будет лучше, если ты не будешь лезть в бутылку. Помни, что у Юрика на тебя остались виды, а он не любит, когда его лишают сладкого. Ручка, бумага пиши, и побыстрее, я не люблю ждать и лучше будет, если ты не будешь меня злить.
В ответ, я только повел головой из стороны, в сторону. Я понимал, что этим только усугубляю свою участь, но ничего поделать не мог, боль уже настолько со мной сроднилась, что я начинал скучать за ней, когда они били, мне не приходилось думать, я был в их власти и не мог повлиять на ситуацию. Все решения принимались, помимо меня и это меня устраивало.
- Он вынуждает нас на крайние меры, сделать то, о чем мы не договаривались. Условия меняются мы и так слишком далеко зашли. Ты говорил просто попугать, и он расколется, руководи, это ты нас нанимал. Мне неважно, как и где ты возьмешь деньги, мы под твоим руководством доиграем до конца, сделаем все, что ты скажешь, а завтра уж будь уверен, с тебя получим свои деньги, – резко обрывая каждое слово, резюмировал происходящее авторитет.
Преемник в этот момент был очень жалок. Я торжествовал. И он это понимал.
- Но ребята, мы ведь должны его наказать и мы это сделаем. Я уже кажется, знаю, как это кровью, не фигурально, а в прямом смысле этого слова, предлагаю, наградить его той дрянью, которой он меня заразил, в своих бреднях. Поехали в ВИЧ-диспансер, там работает мой старый приятель, ему достать какой-нибудь вирус - раз плюнуть.
Дальше все происходило как во сне. Мы подъехали к больнице, преемник побежал во внутрь, а мы остались ждать. «Не бойся, он блефует. Это последняя попытка. Ты победил, молодчина» – звучало у меня в мозгу. Но преемник, как -то долго не возвращался. Минута сменяла другую, а он так и не появлялся. Вполне возможно, что он струсил и убежал, как я хотел, чтобы все было именно так. Но моим мечтам не суждено было сбыться, вскоре преемник появился, в руках у него была игла, обычная медицинская игла от шприца. Актер он был великолепный, на какое-то мгновение, я даже поверил, в то, что это может быть правдой.
- Леша последнее предложение. Ты соглашаешься написать расписку на полтора куска, и игла летит в окно или ты отказываешься, чем вынуждаешь сделать тебе укольчик. Я знаю, что тебя не интересуют мои советы, но лучше было бы тебе согласиться.
- А я, если ты помнишь, никогда с тобой и не спорил. И сейчас не буду. Писать тоже ничего не буду. На слово поверите, отдам кусок. А нет, так нет – браво и геройски, выдал я.
- Расписка с датой. Сколько должен. И когда отдашь. А своё слово знаешь, куда засунь. Ты дурачок, я даже не знаю, что за болезнь на этой игле, потому, что всунул, в первую попавшуюся колбочку с надписью болен. Не доводи до греха. Минуту, думаешь, потом колю.
«Хороший актер. Вот это, уже профессионально. От его блефа мурашки по коже. Интересно, уколет и отпустит или трюки будут продолжаться. Скорее бы, а то, устал я от них» Наверное, как-то так, думал я, пока они изображали напряженное молчание. Двое любуясь находкой преемника, а он, конечно же, своей игрой.
Больно было только, когда он с остервенением, не находя во мне сочувствия, своим стараниям, рвал мне кисть, казалось, что он старается вонзить иглу прямо в кость. После процедуры меня предупредили стандартным набором: «Молчать. Найдем, если что. Знаем, где живешь. Здоровье свое ценить надо» насчет  милиции и заботливо, бросили рядом с больницей, наверное, для того, чтоб была возможность выяснить, какой именно болезнью наградил меня преемник, а я ведь блин, даже имени его не помню. Или Саша, или Андрей. Внешность помню, актерское мастерство очень хорошо помню, а имя нет.
Потом жизнь, пошла обычным потоком. Институт, дом, развлечения. Я, правда, стал не много менее разговорчивым, но это, кажется, меня не портило, а скорее наоборот. В общем произошедшее, не важно отразилось на моем здоровье, но зато благотворно, повлияло на мой характер. И в чем-то, я был даже благодарен преемнику за предоставленный урок.
История понемногу теряла актуальность, а с ней и её значимость для меня. Как вдруг случилось то, что в корне изменило мое мнение о случившемся. Однажды ночью, когда история уже забывалась как-то, сама собой, мне приснился сон, с содержанием заставившим внезапно проснуться в холодном поту. Снилось мне следующее – «На хорошо мне известном озере, я нахожусь в той же компании и примерно в том же положении, но гораздо смелее, наверное, нутром чувствуя, что сплю, и ничего плохого со мной случиться не может. Вступив с обидчиками в словесную перепалку, я кричу, размахиваю руками, тайком восхищаясь собственной дерзостью. Наконец, решительным жестом, я отталкиваю одного из обидчиков, и он падает, давая мне возможность убежать. И я бегу, все равно, куда и все равно как долго, главное подальше от этого места, подальше от этих людей. Бегу, не разбирая куда, но зато очень быстро, картинки меняются каждое мгновение. И вот, я уже в эпицентре, какого-то болота, взгляд прыгает от кочки к кочке, ноги ловко вторят взгляду, пока вдруг неожиданно, одна из кочек, предательски не увернулась от ноги, предоставляя меня трясине. Холодное болото, сразу отозвалось в моем организме, мышцы деревенели, кости ломало. Моё барахтанье ни к чему не привело, только ускорило засасывание. Я с ужасом следил, как методично, сантиметр за сантиметром исчезаю в этой каше. Помощь ждать неоткуда. Зачем же, я так несся, они могут меня и не найти. Когда шансов сделать это самому уже не было, я принялся звать на помощь моих преследователей, вспоминая их имена и положение в банде. Но ни преемник, ни его друзья так и не появились. Не попал же я в другое измерение, они же дышали мне в затылок. Как так может быть? Что происходит? И вот на поверхности осталась голова и часть правой руки, которой я бессмысленно хватал воздух, в надежде, найти хоть какую-нибудь опору. Не реагируя на мои попытки спасти себя, болото делало свое дело и делало хорошо, не оставляя ни шансов, ни следов. Через несколько минут никому и в голову не придет, что здесь кто-то бегал или был вообще кто-то. И вот, я уже весь во власти этого грязного водяного мешка, над водой только глаза, нос и рот, в который, стоит лишь мне на миг сделать какое-то неловкое движение, тут же врывается грязная ужасная на вкус жижа. Глаза огромные от ужаса их тяжело закрыть и после полного погружения, в рот ворвалась вода, легко проникая в глотку, а уж затем и в легкие, я умираю. И в ушах вдруг раздается набат тысячи колоколов, я и представить себе не мог, что бывают настолько громкие звуки, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки».
Я проснулся и увидел, что набатом тысячи колоколов разрывается мой будильник, крича о том, что я пора вставать и готовиться к занятиям. Про холодный пот я уже говорил. Мысли целыми пчелосемьями зароились в голове, одна сменяла другую, не давая осознать предыдущую. Самое главное было в том, что все это не спроста, я понимал, что этот сон не дань затраченным в тот день эмоциям, это какой – то знак. Но какой и что он обозначает? И вдруг меня осенило, может преемник не блефовал, может он действительно заразил меня какой-нибудь болезнью и мой инстинкт самосохранения, кричит мне о необходимости лечиться.
Пропускать занятия было для меня обычным делом, так что я без зазрения совести, занялся оздоровлением в ущерб образованию. Я поехал в ту больницу, рядом с которой переживал острые ощущения накануне, в первую очередь, наверное, потому, что наверняка знал о её профиле и точно не знал о месте нахождения других. Сдав анализ улыбчивой, насколько она могла себе это позволить на такой работе, лаборантке, я упросил её сделать анализ именно сегодня, пусть даже через пять часов.
Наверное, что-то подобное ощущают, ожидающие приговора в зале суда, когда главным документом на земле для тебя, становится вердикт судей. Пять часов срок не малый, чем себя занять это время. Кто был в подобной ситуации, тот меня поймет, тяжело себя чем-нибудь занять, когда твои мысли заняты только одним, результатом, который появится через пять часов. Так и не найдя себе достойного применения, я отправился в ближайший парк и сел на скамейку в укромном местечке, подальше от любопытных глаз. Упрямый мозг прокручивал возможные варианты результата, доводя меня до состояния потери самообладания, сложнее всего было, не думать ни о чем вообще. Я вел активную борьбу с самим собой, когда на землю меня опустил, тихий, но свежий и непосредственный детский голос.
- Ты, тоже убежал? Не люблю, когда повторяют, – передо мной стояла девочка лет пяти, вся в беленьком, с русыми косичками, её русые кудряшки, придавали ей вид купидончика и этот маленький ангелок со мной разговаривал, хотел от меня что-то.
- Ты откуда ангелок?
- Ну, убежала же, говорят же тебе, – обижаясь на непонимание взрослого, громко и тщательно выговаривая каждое слово, выпалила моя собеседница.
- Как тебя зовут, ангелок?
- Ну, Таня же.
- А, что ты здесь делаешь?
- Мы с воспитательницей пришли на каменного дядьку смотреть, а я уже видела, не люблю, когда повторяют.
Действительно в той стороне, куда указала Таня, стояла компания малышей с воспитательницей, которая рассказывала им о Пушкине, возле памятника, которому они стояли.
- А, что ты любишь?
- Я люблю сказки, расскажи мне про кого-нибудь, только, кого я не знаю, не люблю когда повторяют.
- Сказку это можно. Слушай. В одной стране жил был царь, служили у этого царя разбойники, многие из них были личной охраной и помощниками царя. Рано или поздно разбойники становились близкими помощниками царя, а в последствии сами становились царями. Так все и было в этой стране, разбойники отбирали деньги у крестьян и ремесленников, одну часть брали себе, а другую отдавали царю. После рано или поздно разбойники становились царями. В одной деревне жил пекарь, у которого был очень вкусный хлеб и единственный сын, во всем помощник. Однажды мальчик гулял в лесу и нашел волшебную иголочку, проткнув ею листочек, он увидел, как мгновенно тот увял, прямо у него на глазах, проткнув ею гусеницу, увидел, как быстро гусеница, превратилась в сухую веточку. И он понял, какой необыкновенной силой обладала его иголочка. Когда он возвращался домой на поляне, где обычно они собирались гулять с мальчиками, он услышал, как один мальчик, который называл себя его другом, рассказывал другим мальчикам, что сын пекаря боится темноты и ведет себя как девочка. Сын пекаря разозлился, подбежал к обидчику и уколол его своей волшебной иголочкой, мальчик умер, а все остальные мальчики испугались. И с тех пор никто не смел, ничего плохого говорить о сыне пекаря. Прошло много времени, у сына пекаря появился свой сын, который, гуляя в лесу, также как и папа нашел волшебную иголочку и также как и папа узнал о её волшебной способности. Когда он пришел домой, он был вынужден выслушать упреки отца за позднее возвращение, после отец объявил, что из-за его проступка он лишает его карманных денег. Этого его сын вынести не мог и уколол отца своей волшебной иголочкой. Последними словами его отца были слова счастья: «Как я счастлив. Мой сын будет царем». «Почему царем?» -  недоумевал мальчик. «Я буду пекарем, ведь все твое, теперь стало моим» «Нет царем, потому, что разбойником ты уже стал, а все разбойники рано или поздно становятся царями»  Сказал это и умер. Вот и все конец сказки.
- А как же мальчик, он стал царем?
- Конечно, ведь он же был настоящим потомственным разбойником.
- Странная, но интересная сказка. Спасибо, я побегу. До свидания.
- Прощай, ангелок. Мы еще с тобой увидимся, я думаю.
Девочка исчезла, также неожиданно, как и появилась. Я был благодарен этой девочке за то, что она помогла мне, убить это жестокое время ожидания. Все остальное время проходило незаметно, я пытался себе представить, кем может стать эта девочка, как может сложиться её судьба, до получения результата оставалось несколько минут и я направился в сторону больницы. Результат меня действительно потряс. Сон оказался вещим. Я был болен, преемник отомстил по полной, он заразил меня смертельной болезнью, в наказание за уязвленное самолюбие. Мне не хотелось, не мстить, не учиться, не развлекаться. Я ненавидел всех, за их душевный покой, за то, что у них было будущее, а у меня нет. Вот и все, так моя история заканчивается.
 

*  *  *



С появлением электричества, жизнь обитателей нашей коммуны значительно изменилась, каждый соскучился, за таким привычными благами цивилизации. Остро ощущался дефицит не только новостей, а также тоска по книгам, по компьютеру и музыке, по фильмам, по видео. Интересная получилась картина в деревне, которая была олицетворением всего присущего советской деревушке тридцатых годов двадцатого века, где половина домов на каждой улице была из дерева, во дворах, в таких же срубах были чисто русские баньки, от которых даже в таком не ухоженном состоянии веяло теплом, уютом и чистотой, но не было даже намека на электричество.
Из новостей стало известно, о новых деяниях Аристотелева, неугодной категорией номер два для него стали люди, которые были не в ладах с законом. В этот проект, ему удалось привлечь не только зарубежный капитал, но и непосредственное участие этих стран в данном проекте. Решением большинства стран мира, было принято решение, создать Уголовное государство. Новоявленной стране принадлежал огромный остров в Тихом океане, жителем мог стать любой, кому приходилось хоть раз переступать порог исправительных заведений. В стране было все, кроме транспорта, от старых обитателей осталось отлаженное производство, по производству всего необходимого для поддержания жизни у нового населения данной страны. Ни огнестрельного оружия, ни наркотиков, но при желании, если им захочется, возможность перегробить друг друга у них будет. Но вредить они могут только себе и себе подобным. Никакой опасности для других, полная изоляция от внешнего мира, этому предавалось огромное значение, не только из за заботы о ближнем, но и еще потому, что Аристотелев боялся мести. На примере страны ВИЧ инфицированных Аристотелев и его команда доказали, что они могут это делать.
  Репортаж из этой страны, тоже был весьма интересен. Там вопреки, ожиданиям все не бросились предаваться пороку и запретным наслаждениям, были и те, кто возрождал школы, кто поднимал производство. Но поразительным было то, что почти все жители новой страны хоть раз, но все-таки бывали в церкви, кстати, служители церкви были единственными   здоровыми людьми на острове и прибыли туда абсолютно добровольно, профилактические посещения врача тоже были достаточно популярны и не посещались единицами. Люди жили, находили смысл, по мнению здоровых людей, в своих безнадежных жизнях. И ВИЧ инфицированные из других стран подавали заявки и ехали сюда к себе подобным, где у них, наконец, появлялось чувство полноценности, нужности и полноты жизни.
Новости давали пищу для бесед нашим коммунарам, пресытившись благами цивилизации и выразив, как каждого затронул репортаж из страны, в которую они могли попасть, но не попали, они все-таки вернулись к своему любимому развлечению, к рассказам о себе за круглым столом.



История третья.  «Сергей».


В моей жизни ничего выдающегося не было, я все время старался выжить, вам, кому все давалось легко будет трудно меня понять. Я жил в деревушке, где жизнь всех проживающих зависела и строилась вокруг железнодорожной станции, взрослые работали на станции, все разговоры были о станции, зарплата зависела от того, как много будет работы на станции. Главным человеком в поселке был начальник станции так, как от него все зависели и все зависело, а станционная иерархия  была и поселковой иерархией тоже. Центром культуры в нашем поселке, соответственно, был Дом культуры железнодорожников. С раннего детства я помню, какую роль в нашей жизни играл этот клуб. Сначала кино, французское, где актером номер один был, конечно же, Луи де Фюнес, индийские фильмы могли поклонников таскать за собой из села в село, очень часто киномеханик возглавлял колону жаждущую экзотического зрелища и способную за этим зрелищем ехать куда угодно, главное не пропустить в этот раз, как он ему врежет, а для впечатлительных сельчанок пустить слезу всегда одинаково горькую и всегда в одном и том – же трогательном месте. Голубые огоньки на Новый год, организованные стараниями нашего завклуба пародии на передачи «А ну-ка парни» к двадцать третьему февраля и «А ну-ка девушки» к восьмому марта, а впоследствии, кстати, очень популярная в нашем клубе передача «Поле чудес», производили на меня неизгладимое впечатление. И предметом подражания для меня был, конечно же, наш завклуб. Всегда быть на виду иметь возможность, что-то придумывать быть центральной фигурой для односельчан, вот это для меня. Я свято верил, что «Поле чудес» это не предел, мечтал о вечерах отдыха, где было бы много музыки и не только по субботам, а каждый день, в моих мечтах роль организатора всех этих действ я отводил, конечно же, себе. И справлялся с нею блестяще, я даже узнал, где он учился прежде, чем стать тем, кем он стал. Так в придумывании и в восторге, я выбирал своё будущее и методично этап за этапом продвигался к нему.
Однажды, когда в нашем обиходе, уже появилось слово «дискотека» и мои мечты о громком музыкальном будущем, становились явью, мы с моим лучшим другом Сенькой Ламакиным поехали в соседнюю деревушку именно на дискотеку. К нашим, в этом поселке всегда относились с уважением, наших вообще во всем районе уважали, потому, что у наших ребят нет страха. Любимым развлечением в додискотечное время были драки, наши к этому развлечению подходили с самоотдачей и энтузиазмом. В нашем клубе помимо обычного биллиардного стола в задней комнате, были также и атлетические тренажеры, а так как занять себя было не чем, ну наши и тренировались. Я так отстраняюсь, говорю наши, а не мы, потому, что мне не нравилось ни мышцы развивать, ни мутузить кого-нибудь, да и не мог я никого мутузить. Не то, чтобы я боялся, нет, я просто не люблю драк, а потому научился разрешать конфликт без помощи кулаков, чем, кстати, очень гордился и горжусь. Так вот мы с Сенькой приехали, взяли каждый по девушке и отдыхаем. В этом поселке всегда умели встретить, нас угостили местным вином, чем здорово подняли настроение, поискав знакомые лица, мы обнаружили, что в тот вечер на удивление было мало наших. Но нас это не смущало, игривое домашнее вино, сладкое, но приносящее коварное опьянение, ласковые девушки, дарящие наслаждение, простое, но такое прямое и чистое. Сенька подвез нас к моей избраннице домой, условившись встретиться здесь же в час ночи, сигналом должен был послужить звук подъезжающего мотоцикла. Я во всю отдавал дань молодости и красоте моей избранницы, она эту дань с удовольствием принимала. Ровно в час, я услышал знакомый звук, работающего двигателя, простившись и поблагодарив за прием, ринулся на встречу другу. Когда я подходил, то увидел, что Сенька не один, что он сидел и спокойно слушал предъявляемые ему претензии со стороны местных. Но говорящих мы не знали, как потом уже выяснилось, что один только из армии пришел, а второй, студент, приехал к бабушке и поэтому нас не знал, но мнил себе, что имеет право так с нами разговаривать. Так, что ни о нас, ни о существующих порядках, наши собеседники ничего не знали в группу поддержки входили люди нам хорошо известные, у которых Сеня и попросил информационной помощи, мол, «Объясните людям, с кем они связываются», уверены ли они в своих намерениях. Те утверждали, что уверены, что хотят посмотреть, какого цвета у нас кровь, был в этом и некий расизм, борьба с кровосмешением, как будто, каждый из нас в эту ночь зачал по ребенку. Со словами ко мне «Малыш, не бойся, сейчас разберемся», Сеня двинулся на врага, я только заметил, что в рукав куртки он спрятал отвертку. Предложив врагам, убедиться в твердости своих намерений и отложить встречу, до полной уверенности и не получив положительного результата, Сеня перешел к военным действиям. Студент был самым смелым, самым сильным и самым непоколебимым в намерении расквитаться с чужаками, ему и достался первый удар, второй и третий тоже пришлось принимать ему, так как боевой дух у команды поддержки иссяк уже после первого удара. С третьим ударом студент был повержен, получив отверткой в лицо, а точнее в глаз, затем по самую рукоять в живот, опрокинуть уже едва живого студента ничего не стоило, последний удар ногой он принимал, не понимая, ни кто, ни что с ним. Вырвав клок травы и вытерев грязную и горячую от крови отвертку, Сенька завел мотоцикл, поблагодарил за веселый вечер хозяев, пообещал на днях заехать проведать нового знакомого и мы поехали. Прощаясь, мы твердо решили, что завтра соберем наших и навестим взбунтовавшийся поселок, что так этого оставлять нельзя.
Утром меня разбудил, не обычный крик матери, насчет школы, а её встревоженный шепот, на улице стоял милицейский уазик, следователь в штатском, советовал собираться по тщательней, так как забирают они меня надолго. Когда меня затолкнули в клетку, самого удачного российского внедорожника, Сеня уже был внутри и здесь он вел себя смело и уверенно. Студент ночью скончался в больнице, а потому мы с Сеней были убийцами.
  На суде, Сенька всё взял на себя впрочем, так оно и было, за что получил пять лет, мне же дали один год условно, за моральную поддержку, так как все свидетели отрицали мое участие в происходящем.
После наша станция превратилась, в место свершений массовых вендетт и жертвой номер один для справедливых мстителей, был, конечно же, я. Все близлежащие деревушки считали своим долгом, явиться с охотничьими ружьями и железными прутами, чтобы поохотиться на нелюдя, на зверя и свершить акт возмездия. Порой мне казалось, что лучше б и меня посадили, но это чувство мимолетное и оно быстро проходило, так как в пребывании на свободе есть свои радости и есть достаточные основания быть загнанным, но свободным, нежели в безопасности, но в неволе.
Тем же летом я поехал в город и поступил в училище культуры, мою мечту надо было немного перекроить, так как в родную деревню я возвращаться не собирался, то завклубом я должен быть где-то в другом месте. В каком, я еще не знал, но то, что буду, знал точно. Постепенно в городе мне понравилось настолько, что ни завклубом, ни даже начальником станции я быть не хотел. У меня появилась новая мечта, стать частью культурной жизни города и я активно пытался ею стать. Я был бас-гитаристом  в городской рок – группе «Lady in red», я был руководителем студенческого клуба в Институте Пищевых Технологий, я был промоутером многих дискотек в городе, арендовал бар, где проводил рок-концерты, но все это было не то.
Это было ничто по сравнению с тем, что я мог, с тем, чего я достоин, ведь вместе с моим социальным ростом росла моя мечта. Моя мечта изменилась вместе с моим мировоззрением. Я понял, что при всем обилии ценностей, ценность есть только одна и мерилом всех этих ценностей, может быть самый универсальный её эталон, это, конечно же, доллар. Он стал моим богом, именно так я измерял степень душевного покоя человека, его счастья. Достойными я считал людей, исповедующих мою религию, поклоняющихся моему богу, все остальные – презренны, как можно быть человеком, современным человеком и не приходить в трепет от звона или шелеста этих божков. Достоинство купюры, я мог определить по шелесту бумаги, талант, не правда – ли? Моим богом, кумиром, талисманом был он, я покупал дорогие портмоне, главное, чтоб ему было уютно в моем кармане, чтоб ему не хотелось его покидать, расставаться с богом, было для меня, то же, что и предательство, слыханное-ли дело, я кому-то отдам моего бога.
Однажды выбрав жизненную позицию, я придерживался её до конца, так как формула была универсальна, добывай новое и не отдавай добытое. Нужно многое в жизни повидать и многое понять прежде, чем принять это высказывание, люди недальновидные могут жить происходящим, а на подготовку себя к нормальной, полноценной жизни они не способны.
Первым шагом моего успеха, была перспективная женитьба, жена была не то, чтобы сказочно богата, но у неё было чутьё на деньги лучше моего. У неё были связи и способность втираться к людям в доверие, только работая с нею, я понял, как выглядят большие деньги то, что я зарабатывал до этого, походило на детские шалости. Она решительно брала любую сумму в оборот и использовала с максимальной выгодой для себя лично. И ей давали снова и снова, зная, что в ситуации, когда этот человек, берет деньги, чтобы вести чьи-либо дела, дела пойдут только у неё и заработает только она.
Если я был талантлив, то она была просто гениальна, отдавая долги, мы доводили человека до такого состояния, что он радовался, что мы ему вообще  что-то дали. Большинство людей просто жаждет, чтобы их обманули, вот в чем было наше ноу-хау, желание покручиниться, пожаловаться на превратность судьбы, на извечное невезение - наша исконно русская черта. Американец утверждение, что он неудачник вряд-ли вынесет, а русский носится со своим невезением, распускает сопли и рассказывает сколько раз его обманули, а он в очередной раз доверился этим же людям. Наш человек просто создан для того, чтобы его обманули, ему необходимость быть обманутым нужна больше, чем, тому, кто обманывает.
  К двадцати пяти годам, моя жена сделала из меня директора магазина, в свои тридцать семь она достигла таких вершин, что подобное действо было для неё пустяком. Сложнее всего было постигать науку ведения торговли или как я это называл «азы торгашества». Я старался, но был не лучшим из её учеников, делал ошибки и терял самообладание. Если человек, которого мы должны будем обмануть, задавал прямой вопрос, нужен был не малый опыт, чтобы на прямо заданный вопрос, отвечать какую-то чушь и еще сделать виноватым непонявшего, или решившего, что он имеет право переспрашивать что-либо или уточнять.
На правах старшей и более опытной в торговле, моя жена решительно и зло заявляла, что её слово догма и оспаривать его - верх глупости. Я и не оспаривал, временами просто очень обидно было, утром встанет не с той ноги и давай орать, есть повод, нет повода - орет. А я же директор, на меня же люди смотрят, а она отчитывает, как мальчишку. Я знал, что рано или поздно мне это надоест. И действительно надоело, единственная возможность выразить протест её деспотизму, в моем положении было уязвить её самолюбие, да так, чтобы она не догадалась об уязвлении, так как менять свое положение ни семейное, ни социальное я не собирался, поэтому уязвлял в самое сердце, но, не объявляя уязвленной об этом. Молодые продавщицы, сломленные обещанием погасить задолженность по зарплате, уступали моему желанию, некоторые даже с удовольствием, уязвляли самолюбие моей жены.
Одна из тех, кто делала моей жене неприятно с удовольствием, Танюша, была очень хорошая девочка, делала свое дело с энтузиазмом и достаточно находчиво. Чрезвычайные происшествия в её смену были обычным явлением. То электроэнергию вдруг ни с того, ни с сего отключат среди ночи, то холодильник перестанет работать. Как только мы ложимся с супругой спать, очень часто выбивало пробки на счетчике, в общем, умница, и как не отдать ей должное, если она душой и телом болеет за дело. И должное, я ей отдавал, правда, так, чтоб моя благоверная не узнала, что есть в нашем магазине кто-то, кто регулярно получает зарплату, но она её конечно и зарабатывала.
Еще моя душа так лежала к Таниной, потому, что наши судьбы были похожи. Она, как и я, всего в жизни достигла сама. Выросла без отца и матери в интернате. Вы ведь знаете, каково сейчас воспитываться под государственной опекой - как и все в стране интернаты разворовывались. Я понимаю, воровать в торговле - это норма. Воровство - одно из составных данного вида деятельности, а там же дети, у которых и так ничего нет. В этом смысле Таня была исключением, рано узнав, что ей в жизни «всё» нужно, а чтобы добыть «это» все можно, Таня исправляла несправедливость судьбы. Она была неплохо одета, пользовалась хорошей косметикой и, наконец, у неё был главный атрибут современного благополучия - мобильный телефон. Не у всякого арендатора в нашем магазине был телефон, а у неё был и хороший и дорогой. Так, что мысль о том, что Таня уязвляет не только мою жену, не раз приходила ко мне в голову. Я был даже рад, значит в моих руках универсальное возмездие, раз им все пользуются, к черту пижонство, главное качество уязвления, а качество меня устраивало.
Как-то  ночью, после «очередной поломки», в магазине погасла витрина и весь фасад. Таня до процесса уязвления, хотела со мной серьезно поговорить. Когда она начала о том, что нам нужно было предохраняться, что мы должны были думать об этом вместе, я сразу для себя решил, что если речь сейчас зайдет о случайно получившемся ребенке, я не дам себя облапошить, пусть выпутывается сама, признавать отцовство я не собираюсь. И как же я был удивлен, как напуган, когда речь зашла о болезнях подаренных богиней красоты. Таня точно не знала, какой именно она меня болезнью наградила, но то, что больна, знала наверняка.
Я ловко придумал, как использовать данную ситуацию в борьбе с деспотизмом жены, купил брошюру в приемной у врача, дожидаясь результатов анализов. Брошюра гласила, что половая слабость у мужчин напрямую связана со стрессами. Там ещё было около сотни ответов на вопрос: «Почему умная женщина не должна морально насиловать рядом  лежащее?» Я также приготовил мягкие слова о том, что я редко посещаю спальню из-за стрессов, а не потому, что моя жена некрасива и криклива, не потому, что своим презрением она губит во мне все мужское. Я и до прочтения брошюры понимал, что не все я могу сделать за деньги и в этом мой позор, как мне не стыдно в этом признаться, но в мыслях я изменял своему богу, исполняя супружеский долг, мысленно я уносился к другим более красивым женщинам, отрабатывая деньги этой.
Результат поверг меня в шок. Даже величие моего бога на миг померкло перед этой информацией. У меня в этой жизни было все, так как все для меня заключалось в одном в количестве, за качество ручались американские деньгопроизводители, но у меня уже, к сожалению, не было жизни. Вернуться к уязвленной, с подобным диагнозом, это все равно, что попасть на остров с голодными каннибалами.
Убегая, я молил бога об одном, только бы моя жена была здорова, а то ведь везде найдет и такое сделает. Приехав в совершенно чужой мне город, я с моим-то опытом быстро добился успеха, на этот раз моим компаньоном был мужчина, а вот роль «жены» магазина была моей, учил и орал я. Самое главное, что я опять возложил себя жертвой на алтарь своему богу, я был счастлив, я делал то, что я умею, я делал то, что я люблю.
Плохо, что в этом нашем обществе ещё не привились деньги, но надеюсь все ещё впереди, ведь мой бог вечен. На этом моя история заканчивается.
      




*  *  *

Первым не выдержал Алексей, его всегда влекло к информации интригующего характера, он задал Сергею вопрос, который хотели задать все, но умели контролировать свое любопытство.
- Сережа, а твоя жена, что случилось с ней, была ли она больна, как она потом жила, что делала, продолжала ли ваше дело или оно с твоим бегством умерло?
- Я долгое время не решался интересоваться той, прежней жизнью, но все-таки любопытство взяло свое, я написал письмо Тане и попросил её разузнать, что и как. Сначала наше с Таней бегство, вызвало однозначную реакцию, меня называли лгуном и вором, разорителем и распутником, также заявили, что о моих ночных слабостях было давно известно, а раз известно и не наказывалось, значит, позволялось, совсем не обязательно было убегать как лгуну и вору. Поскольку, я так и не был обнаружен, можно сделать вывод, что заразить вершительницу моей судьбы я так и не успел. Моё место занимал, новый алчущий денег претендент, покорно сносящий помыкательства и признание своей извечной неправоты и познавал науку торгашества, как я это когда-то, называл.
Спрашивать больше никому ничего не хотелось. С ним все было ясно, но он был членом команды. И принимать его надо было таким, каков он есть.
А между тем, стало известно, что Аристотелев определил, кто ещё мешает развитию счастливой жизни в его владениях, кто есть тот камень преткновения, о который спотыкаются счастливцы, избранники судеб оставшиеся в том мире радости и грез, где с исчезновением последнего неугодного наступит царствие небесное на земле. Кто же эти паразиты, живущие на шее у социума? Наркоманы и пьяницы, имеющие медицинское подтверждение своего недуга, но в этом случае выбор им все, таки оставался, если человек соглашался пройти курс лечения и выздоравливал, то он может оставаться полноценным членом общества, а уж если запил, то извольте, отправляйтесь-ка на соответствующий остров.
- Не претендую на звание прорицателя, но рискну предположить, что следующими жертвами для Аристотелева будут курильщики, если конечно он сам не курит. Черт знает, что творится там, но нам – то, что с этого. У нас своя жизнь и свои жители со своими историями, кто там у нас сегодня рассказчик? – выразил своё возмущение Александр, ему тяжело было принять решения Аристотелева и не одно начиная с первого Саша не воспринял как данность, по поводу каждого решения у него своё, не совпадающее с Аристотелевым, мнение.
Следующей свою историю должна была рассказывать Снежана. И в тайне, но с явным нетерпением, её рассказа ожидали, все, особенно мужскую часть общества интересовало, как жертвой смертельного недуга стала эта красавица. Снежана легко могла сделать карьеру модели, актрисы, телеведущей, в общем везде, где ценилась женская красота, Снежана могла бы преуспеть. Высокая, с правильными чертами лица, сексопильная шатенка, с естественным цветом волос, её красота не пугала, не отталкивала, она притягивала, редкий мужчина, встретив такую девушку, не испытывает влечения. Что таила эта красота, кто и как сделал эту девушку несчастной?




История четвертая «Снежана».


   
Так получилось в моей жизни, что я была вынуждена жить чужими желаниями, делать то, что нужно было другим, беспрекословно выполнять волю приказывающего. Началось все с кошмара, который вскоре стал обыденностью, а уж потом нормой. Повзрослела я, как все наше поколение, рано. В школе мне, из-за моего роста, доставалось, вне школы доставалось тоже, так как благодаря ему, я казалась взрослее. И это меня, если я собиралась появляться на улице вечером, к чему-то, обязывало, к чему, я думаю вам рассказывать не надо. Раз выглядишь как взрослая, то и поступай соответственно.
Первый мальчик у меня появился в четырнадцать, тогда же и он же стал моим первым мужчиной. Потом был второй, который лихо продолжил начатое первым. Потом третий, четвертый и по нарастающей. Я взрослела, потому, что мой возраст определяла моя внешность и некомпетентность моих мальчиков. Рано вкусив запретных плодов, я не успела определить степень их сладости, я видела, что хорошо тем, кто со мной этим и удовлетворялась. Все мои мальчики были милыми ребятами в основном из благополучных семей, для которых я была, чем-то вроде «тренажера познаваемости жизненных таинств». Номер один и номер два мне очень нравились, вряд ли я их любила. А дальше приходилось уступать потому, что был номер один и номер два, и справедливости ради я должна была признать, что последующие номера были не хуже, да и не лучше предыдущих, но имели такие же права.
Что получали мои пользователи известно, а вот я помимо душевного осадка и чувства собственной ничтожности, ещё получала их подарки, самые разнообразные, дарили кто, что мог. Были: магнитофон, щенок, кролик, кольцо с малюсенькими бриллиантами, модная кожаная куртка, конечно же много цветов, ликеров, конфет и болезнь ту самую, вернее эту самую болезнь. Самое поразительное в этой ситуации не оригинальность подарка, точнее, уникальность его сути, а то, что я долго просила сделать мне, именно этот подарок.
Сейчас объясню. В одном журнале, который поражал желтизной печатаемой информации, я прочла статью о том, что у одной порно-звезды на попе была татуировка в виде розы с надписью «Возьми этот бутон губами», увидев иллюстрацию, я пришла в восторг и, конечно же, захотела себе такую  же. Атаковать своего немолодого человека, тогда я уже доставалась не молодым, они были и внимательнее и щедрее, мне приходилось долго. По возрасту, он годился мне в отцы. И привязанность его ко мне была, тоже с оттенком отцовства. Он снял для нас квартиру, до этого в квартирах я была временно, лишь затем, чтобы насытить потребности конфетыдарящего. И находилась там, пока утолялась страсть. Он же наполнял холодильник необходимым, квартиру уютом, окружал меня заботой и, называя это жильё нашим домом, приезжал ко мне, так часто, как мог. У него была семья, двое детей, но он тяготился пребыванием там и наслаждался пребыванием здесь, он был самым благодарным моим воздыхателем, если категорию этих людей можно так назвать, никто никогда не дарил мне столько нежности и тепла, наконец-то была ситуация в которой и я получала удовольствие тоже. Мне было очень хорошо рядом с ним, а ему со мной, я чувствовала это.
Ректор мединститута был его другом. Поэтому в списки, поступивших в институт я попала задолго до вступительных экзаменов. И с нетерпением ждала начала учебного года. Я была рада, но мечтала о другом, о несмываемом, цветном и влекущем. Вадим, а именно таким именем обладал мой немолодой человек, был категорически против каких-либо рисунков на теле и сопротивлялся до последнего, говоря, что по прошествию долгих лет, я ещё буду ему благодарна за оказание сопротивления.
Но бастион пал, под тараном нежных ласк. Я пустила вход все свое военное искусство, я была Клеопатрой, Кармен и Марией Магдалиной одновременно, я наслаждалась этой битвой и предвкушала триумф. Голая, усевшись на признавшее поражение тело побежденного, я, как римский гладиатор, провозгласила, что теперь беспрекословно должна выполняться любая моя прихоть.
Днем мы уже были в салоне красоты. Нам разрешили понаблюдать за работой мастера, который действительно был таковым. На тело он наносил рисунок прямо машинкой, просто, глядя на выбранный клиенткой эскиз, ничего предварительно не нарисовав на самом теле.
Я поняла, что это то, что нужно. У меня с собой была фотография той самой розы, но надпись я придумала свою, я хотела, чтобы там было написано: «Красота ранит». Прежде я никогда не делала татуировок и не знала, что нужно следить за тем, чтобы перед сеансом поменяли иглу в машинке, так как на игле остаются капельки крови предыдущего клиента и если игла заражена, то она может явиться источником болезни для того, кто будет следующим. Работа спорилась и так, как результат был необходим пусть даже такой слишком высокой ценой, я готова была терпеть эту боль. Представьте себе, вы целый час находитесь в неподвижном состоянии и в добавок ко всему в это время в отекшую попу впиваются иголочки, превращая рисунок в распухшую рану.
Но я была довольна, как же я была рада этой боли, этот рисунок это моё откровение, чувство цветка никогда не покидало меня и я надеялась, что скоро и у меня появятся шипы и я тоже смогу защищаться. Роза для меня была олицетворением истинной женственности. Женщина должна быть красивой, но сильной, за кажущейся слабостью, должна таиться сила шипов, нанести удар в момент, когда его не ждут, ранить, когда любуются. Это был мой новоявленный жизненный принцип, которого я собиралась придерживаться и впредь.
Но удивительнее всего была реакция Вадима, на то, что я считала сексуальным и предостерегающим, он принял и полюбил «Ранящую красоту», которая в этот момент сама была сплошной раной. Он заботливой сиделкой просиживал часы у моего припухшего зада, накладывал компрессы и нежно целовал каждую частицу своей пациентки.
- Вадя, я уже начинаю тебя ревновать к ней, свет не мог сойтись клином у меня сзади, у меня есть другие не менее привлекательные места.
- Есть, но больше других во мне, сейчас нуждается именно она. И тебе как будущему медику, надо бы знать, что сначала помощь оказывают наиболее болящему месту, а уж потом организму в целом.
- Ты, думаешь, мой организм в целом, нуждается в твоей помощи?
- Конечно, и ты  будешь получать её, пока я рядом.
Первого сентября, после посвящения в студенты, я вместе с другими девочками пошла в студенческую поликлинику для прохождения медосмотра, справок, которые мы предоставили при поступлении, было недостаточно этим бюрократам. Сдавать кровь не знаю почему, но я боялась. Страх был какой-то необоснованный, интуитивный, наверное, так боятся животные идущие на бойню, они не знают, что с ними произойдет, но нутром чувствуют, что ничем хорошим это закончится не может.
Боялась. Сдала. И узнала. Больна. Еще жива, но уже не жилец. Худшим в этой ситуации было то, что единственный раз в моей жизни появился мужчина, который заслуживал благодарности с моей стороны и я его так отблагодарила. Я могла пережить все, но только не это. Помимо меня у Вадима была ещё его семья, в которую я вторглась и которой принесла столько горя. Я не видела себе прощения, но, готовясь к разговору с ним, я уповала на него.
- Вадим, после всего, что я натворила, у меня была спасительная мысль о побеге отсюда, но я не могу так поступить именно с тобой, с другими -пожалуйста, но только не с тобой. Прости, если сможешь, если такому вообще есть прощение. Мои прихоти могут жестоко отражаться на мне, но ты не заслужил этого.
- Что-то я никак в толк не возьму, о чем ты говоришь, за что я должен тебя простить, постарайся не нервничать, когда ты теряешь контроль над собой, ты начинаешь напоминать мне мою жену, а мне бы очень этого не хотелось.
- Сейчас, ты меня убьешь и будешь прав. Понимаешь, скорее всего, это произошло тогда, когда мы делали мне татуировку. Этот татуировщик, тогда не сменил иглу и колол меня иглой предыдущей клиентки.
- Да, я прекрасно помню эту шлюху, половина из них наркоманки, но эта вроде была из элиты, нормально одета, ни одного вставного зуба, ненавижу проституток со вставными зубами, мне кажется, нет худшего зрелища.
- Дались тебе её зубы. Главная проблема в её крови, она была больна СПИДом и мы с тобой сейчас тоже. Прости я…. - меня прервала пощечина после, которой я пролетела через всю комнату. На Вадиме не было лица, под искаженной маской ярости, не проглядывало ничего знакомого.
- Убить, это значит, ничего не сделать, за всё, что ты натворила. Тупица. Зачем я с тобой связался. Чертова кукла. Ты ничем  не лучше, той шлюхи. Знала бы ты, как я тебя ненавижу.
- Я сделаю все, что ты скажешь, я буду твоей рабыней, вьючным животным, делай со мной все, что захочешь пока не поймешь, что можешь простить меня.
- Уйди, сгинь или я убью тебя. Поверь, мне очень хочется это сделать.
  Я было направилась к двери, мне хотелось провалиться под землю и я искала возможность осуществления этого моего плана, когда получила вторую, такую же увесистую как и первая, оплеуху, после чего пропланировала над комнатой, подобно боингу, и приземлилась в районе кровати. Уходя, Вадим велел – «Не смей покидать комнаты до моего появления».
Ждать мне пришлось недолго, на следующий день ближе к вечеру Вадим появился. С водкой, закуской и в состоянии, в котором я его даже не могла себе представить, он был чертовски пьян. Пройдя в комнату, он накрывал на стол не обращая никакого внимание на моё присутствие, как будто он был в комнате один. Продолжая не обращать на меня никакого внимания, он сел и начал пить, уставившись в стену. Когда содержимое бутылки подходило к концу, Вадим налил мне большой стакан и ничего не говоря, вложил его мне в руку. Это была первая водка в моей жизни, выпив, я набросилась на еду, так как не ела со вчерашнего дня.
- Твоё предложение стать моей собственностью, пришлось мне по душе. Я не говорил тебе, в чем заключается моя работа, потому, что считал, что лучше тебе этого не знать, но сейчас, когда благодаря твоим стараниям, мне ничего другого не остается, я просто вынужден тебя взять своим помощником. Слушай, сейчас ты узнаешь, как оказывается легко в наше время можно зарабатывать на жизнь и люди с удовольствием прощаются с деньгами, когда не приятные моменты в жизни, за них переживает кто-нибудь другой.
То, что рассказал мне Вадим, ничуть меня не смутило, да и ничуть не тронуло. Его профессия называется “Паспарту”- это французское выражение обозначает, “способный проникнуть за любую дверь или универсальная отмычка”, Вадим не был вором и не делал ничего криминального, а это название соей профессии он присвоил, потому, что был способен беспрепятственно проникать в любой кабинет и решать любой вопрос заказчика за считанные минуты. Будучи хорошим психологом и получив от заказчика необходимую информацию о привязанностях, слабостях клиента и о том, какой именно ожидается результат, он шел и делал то, на что заказчик ещё долго бы не решался и мялся бы , простаивая возле кабинетов, копя решительность. Немаловажен и вопрос сроков, одну и ту же проблему можно решить разными способами; быстро – если это необходимо и медленно – если время ждет. Порой он решал вопросы, где даже начальник не мог заставить так или иначе поступить подчиненного, а ему это удавалось. Заказчики боготворили его, поскольку нужные решения были их деньгами, делом их жизни, их судьбами, его же они воспринимали как всемогущего господа и были готовы отдать ему всё, даже свои души, но он преспокойно довольствовался наличными, не воспринимая свой талант как что-то сверхъестественное. Это было его работой, хорошо он делал именно это и считал вполне справедливым то, что за его талант платили, платили немало и в то же время с удовольствием, любую назначенную им сумму. По долгу службы у Вадима было много друзей из числа власть имущих, видя в нем силу и такой убедительный талант, они с удовольствием причисляли себя к тем, кого Вадим мог бы назвать другом. По сути, не занимая никаких постов, будучи в тени и безызвестности, Вадим был значительной фигурой в нашем городе, а его услугами пользовался круг избранных людей.
Сложнее было понять, какую именно роль в своем бизнесе, Вадим собирался отвести для меня. Слушая, я никак не могла понять, как я могу быть полезной в этом деле, меня даже подложить ни под кого нельзя в моем-то новом положении. Лепить компромат? Но опять же, меня неразрывно можно связывать только с сексом, а секс и я в теперешнем положении понятия несовместимые.
Выпив вторую до той самой отметки, где он прервался в первый раз и опять наполнив большой стакан для меня, он взглядом приказал мне выпить, а сам продолжал:
 - Знаешь, Снежана, я уж было подумывал, что нашел то средство, что поможет мне развеять гнетущее чувство у меня в душе, что наконец-то нашелся тот эликсир, выпив который, я опять смог бы  почувствовать вкус жизни, почувствовать, что жить хочется, что стоит жить. В тебе я видел смысл своего бытия, тебя я мнил своим будущим, к сожалению так получилось, что своих детей я потерял. Во мне они видят только источник финансирования, персоной номер один в их жизни является, конечно же, их мать, она своё презрительное отношение ко мне, привила и моим детям. Наши отношения натянуты, я вижу, как моё присутствие тяготит их, они вежливы со мной, не спорят, но я чувствую в каждом их слове свою ненужность, им уютней, когда меня нет. Я все, на чем эта семья держится и в тоже время я пустое место, для членов этой семьи. Кормилец, глава приравненный к значению слова “никто”. Я – ноль, их мать – всё.
Встретив тебя, я увидел, что вот этой девочке так же не легко, с нею мы сможем помочь друг другу. Я любовь покупал, ты её выменивала на подарки, на то, чтобы тебя оставили в покое, уступала тем, кто хотел, чтобы тебя поделили поровну, и ты доставалась всем, кто участвует в дележе. Я мнил, что когда я отниму тебя у твоего похотливого окружения, ты заберешь меня у моего отстраненного равнодушия, у моей переполненной безразличием по отношению ко мне семьи.
Понимаешь, у меня есть деньги, но они не приносят мне радости, влачить свое существование для троих эгоистов, которым по большому счету безразлично, жив ли я, как-то не хочется. Сейчас, когда конец не призрачен и витает в воздухе, встает вопрос, что делать с этим остатком. Ты никогда не думала над тем, как бы ты провела свои последние дни, остроты прибавляет то, что каждый день может быть последним и провести его надо как последний. У меня нет ни большого дела, которому бы я мог отдать остаток своих дней, ни планов, которые непременно требовали бы моего участия, нет даже ни одной мечты, осуществление, которой стало бы для меня целью пусть призрачной, придуманной, но целью, смыслом. Хотя, на кой мне этот смысл. Жил  же я как-нибудь до этого и с этим проживу.
Дальше его слова погрязли в пелене сна.
Мы пили ещё несколько дней. Я чувствовала себя ужасно и единственное чего хотела, чтобы поскорее это закончилось. А Вадим, похоже, проверял мою покорность.
Слова уступать, позволять, не препятствовать были заменены для меня всего одним лаконичным и значительным – повиноваться. Об институте, конечно же, уже речь ни шла, моё образование застряло в том девятом для меня роковом классе, когда я благодаря акселерации вдруг стала выглядеть претенциозно и стартовала во взрослую жизнь. Вадим всегда говорил, что для недоучки я не так уж ограниченна, это совсем не значит, что он считал меня умной или наделял меня какими-то достоинствами. Я думаю, что он устал от умных женщин. «Умная женщина хороший фон для себя лично, редкий мужчина, ценящий своё «эго», будет рядом с умной женщиной. Это к красивым мужчины липнут благодаря тому же «эгу», красивая это хороший фон не только для мужчины, красивая женщина может украсить всё, а умная только саму себя» - как-то сказал он и я целиком разделяла это его мнение, в основном, наверное, потому, что себя считала красивой.
После недавно произошедшего Вадим перестал меня стесняться и все свои делишки проворачивал прямо из дому; с кем-то договариваясь, кому-то что-то обещая. Ещё, из подслушанного, я узнала, что перечень услуг Вадима растет, почти всем своим клиентам он говорил, что может предложить что-то новенькое, в чем-то даже экзотическое и давал стопроцентную гарантию того, что подобную услугу у нас ещё никто не предлагает, что это его личное «ноу-хау», услуга оригинальная и эксклюзивная, а потому и не дешевая. И так хорошая реклама тому, что я буду делать, готова, клиент зреет, в то время как мы готовились.
- Ты должна выглядеть на все сто, сегодня у тебя появится возможность действительно выгодно себя продать, школьное «Возьмем за то, что потом сможем дать» сейчас уже не проходит. Будь вкусной, а я тебе покажу, как это вкусное продается, – сказал Вадим, когда мы собирались на первое мое деловое свидание.
- Не знаю почему, но мне кажется, что ты не заставишь меня ничем плохим заниматься, хотя, признаюсь, мне очень страшно от того, что я не знаю, что же меня ждет.
- Сейчас от тебя лично уже ничего не зависит. Ты – собственность. И будешь продаваться нужное мне количество раз, но рано облегченно вздыхать ты не шлюха, ты орудие, моё универсальное, ты – “Ранящая красота”, а быть такою совсем не просто, насколько не просто - тебе ещё предстоит узнать.
Встреча с клиентом состоялась в одном из ресторанов города. Респектабельность – вот каким одним словом можно было бы назвать этого важного дядьку в очках метал оправы, которых просто кричал блеском о своей дороговизне. Но при всей своей важности и респектабельности с Вадимом он общался по-простому, тыкая, и получая «ты» взамен.
- Посмотри на неё, неправда-ли такую хочется, мой подарок, не шучу, бери.
- Что-то, я никак в толк не возьму, к чему ты клонишь? Да, девица хороша, ну что же из этого, в чем твоё ноу-хау?
- Сейчас ты все поймешь. Точно также как и ты от неё вряд ли кто откажется, тем более, когда предлагают даром, подложить её нужному человеку это уж моя забота, но эта забава роковая и я сейчас объясню почему.  Она больна СПИДом.
- СПИД это конечно. Привет, все, станция конечная, дальше вагон никуда не идет, сам всё понимаешь.
- Ты даже не знаешь, до какой степени я это понимаю. Худшего зла человеку сделать нельзя, он и жив и мертв одновременно, он и здесь и там, а это – ад, уж поверь мне. Контролировать каждое своё движение в общении с близкими тебе людьми, ощущать брезгливость не очень близких, прямо скажу - нелегко.
- Постой, если я тебя правильно начинаю понимать, то тобою был придуман новый вид киллерства. В буквальном смысле нет физического устранения объекта, а значит и нет состава преступления.  В произошедшем объект может винить только себя, свою распущенность, а последствия страшнее не придумаешь, к моменту осознания инициативный клиент может назаражать еще уйму людей, чувствуя вину за содеянное, и понимая безысходность своего положения, предвижу, что восемьдесят процентов из ста сведут счеты с жизнью.
- В любом случае работу можно считать выполненной, если объект просто будет болен, даже если якобы, формально он ещё будет вроде как жив. Кстати гарантия заражения где-то в таком же соотношении, как и стремление к вынужденному суициду, думаю, что тоже восемьдесят к ста. Зато в случае положительного результата, взятые нами деньги, можно считать честно заработанными.
Я не могла поверить, что весь этот разговор происходит при мне, без стеснения и упоминая меня не иначе, как в третьем лице, как будто я была где угодно, но только не здесь, эти двое как они думали, вершили судьбами, хотя роль во всем этом мне отводилась значительной, я сама была никем, не только для этих людей, но и вообще ничтожеством, нулем с секретом.
Дома я узнала, что мой новый знакомый был ещё и новым работодателем для Вадима и соответственно и для меня, его основной деятельностью являлось трудоустройство киллеров, обычно заказы на работу сначала попадали к нему, а уж потом непосредственно к исполнителю. Идея Вадима его очень увлекла, потому, что просто убить может каждый, а вот убить, не убивая, только я. Женщин заражать, наверное, Вадим планирует сам, хотя может быть он предпочтет не пачкать руки или если быть буквальной, короче сами знаете что.
Как бы там ни было контракт подписан, путей назад нет, работодатель человек серьезный, как шутку он это воспринять не сможет, а потому мы находились в состоянии ожидания первого клиента, Вадим с нетерпением, а я с ужасом.
Но первый клиент не торопился, как ни старался Вадим с респектабельным старичком, что ни будь сделать, у них не очень-то получалось к моей радости. Вадим по прежнему решал чужие проблемы, чем, по сути, не мало зарабатывал, вопрос “Зачем ему нужно было, чтобы это «ноу-хау» получило жизнь?”. Ведь, в сущности, он настаивал на том, чтобы творить зло, не необходимое скажем из-за денег или по призыву извращенной души, в отмщение или смытое кровью мнимое оскорбление чести. Всё это как-то, пусть с затруднением, но можно объяснить, а делать так, как это собирался делать Вадим, ещё и находя в этом элемент творчества, это конечно слишком. То-ли потому, что с этим типом убийц я соприкоснулась непосредственно или ещё почему, но мне казалось, что Вадим был наихудшим из этих человеконенавистников.
Не мне его судить, я ведь все-таки делала это. Чтобы как – то меня расслабить и приучить выглядеть естественней во время заражения, Вадим приучил меня к алкоголю и непосредственно перед тем как я должна была лечь под объект, сначала запугивал, а потом наливал для храбрости. Я не получала удовольствия от секса, но я получала удовольствие от водки, тогда я очень хорошо понимала девчонок проституток, водка, наркотик это их убежище, возможность спрятаться от себя, под кайфом тяжело взглянуть на себя со стороны и не так больно себя презирать. Так долго пребывавший в состоянии воздержания клиент вдруг разрядился лавиной заказов. Порой мне казалось, что в сауне я живу, меняются только мужчины-жертвы.  Ни какой сейчас день, ни какое время суток, ничего одна сплошная работа. Может быть, Вадим требовал слишком много, чтобы искупить мою вину перед ним, не знаю, какое точно было количество в контакте побывавших, скажу одно, цифра двадцать проблеснула в моем мозгу, где-то на середине карьеры.
Потом Вадима убили, наверное, кто-то из пострадавших, кого не удовлетворяло его пребывание и там и тут, кто решил, что он должен быть только там, но никак не здесь. Меня после его смерти уже никто не беспокоил, ни респектабельный мрачный очкарик, ни жаждущие поквитаться с Вадимом, за что им большое человеческое спасибо. Эта смерть решила многое. У меня не было возможности жить, так как кормилец погряз под землей, а с ним и источники к существованию. Жить стало, конечно, намного сложней, но в тоже время насколько стало легче жить, пропало тяготящее чувство чужой собственности, я поверить не могла, что теперь я сама могла распоряжаться собой, сама могла принимать решения. Сама. Что хочу, то и делаю. Сначала лечилась в больнице при центре социальных служб для молодежи якобы от алкоголизма, но на самом деле потому, что там можно было бесплатно жить, там кормили, действительно помогали и самое главное не пытались меня использовать. Потом я узнала о вас.
Вы, мы - это действительно выход для такой, как я. Вы, конечно, в праве меня презирать, вы, как никто другой, знаете, какое зло наша болезнь, а я намеренно заражала. Простите меня. Простите за то, что я всегда была тем, кем хотели видеть меня другие и практически не была сама собой. Возможно, если бы я не запустила отношение ко мне окружающих и не превратилась в безвольное ничто, то бед вокруг меня было бы значительно меньше. 



*   *  *

Рассказанное Снежаной всех потрясло, от её откровений мурашки поползли по коже, окончание рассказа было принято гробовым молчанием. Чтобы покончить с мучавшей всех паузой, Алеша бросился на помощь к уже готовой разрыдаться Снежане, как он думал, со спасительными словами.
- Пожалуйста, не воспринимай это как дерзость, Снежана, я прошу тебя, мне правда очень хочется, не могла бы ты показать свою татуировку?
Положение было спасено, поскольку негатив полагающийся Снежане достался Алексею, так как вопрос сопровождался неодобрительными взглядами. Снежана же напротив ответила, с такой благодарностью и нежностью, что всем стало понятно, в обществе родился первый роман. Она пообещала, что с удовольствием исполнит его желание и что ей даже лестно узнать его мнение по этому поводу. Нашим героям было тяжело, и принять рассказ Снежаны, и выступать в роли судей, каждый мысленно ставил себя на её место, предсказывая своё личное поведение в подобной ситуации. Да уж, положеньице, и врагу не пожелаешь.
Остаток вечера было решено провести у телевизора, ожидались свежие новости с большой земли, колонии вичиков и уголовно–отличившихся жили своей не так, чтобы очень, но уже сложившейся жизнью. У вичиков появились первые жертвы болезни, что заставило призадуматься наших поселенцев, вдали от лекарств болезнь, как бы им этого не хотелось, прогрессировала и сопротивление болезни могла оказать вера в то, что все это не зря. Уголовнички же, как и предполагалось, активно начали уничтожать друг друга. Сначала была чистка по рангам, по занимаемому положению во вновь создаваемых   понятийных организациях, так сказать выяснялась должностная иерархия, ещё зэки громили друг друга в соответствии с национальной принадлежностью, новоявленные кланы, семьи стирали с лица земли чужие кланы и чужие семьи.
  Но каково же было удивление наших поселенцев на то, что следующими жертвами вершителя судьбами Аристотелева, были старики, в их расположение предлагались лучшие острова курорты мира со всем самым лучшим, но только и с самым необходимым, без излишеств.
- Не знаю почему, но на память сейчас приходят эпизоды с подобным отношением к старикам, в Спарте. Была долина смерти, куда сыновья приводили отцов с наступлением старости, – как всегда негодовал Александр.
- Возможно, в этом есть зерно разумного, животные ведь тоже уходят подальше от стаи, когда приходит время умереть, – попытался оправдать Аристотелева Сергей.
- Верно подмечено, Аристотелев вряд ли человек, люди так со своими родителями не могут поступать, пусть живет по закону джунглей, он наверное перед принятием очередного закона с Киплингом советуется, – продолжал свои нападки на Аристотелева Саша.
- Ты знаешь, ваш спор сейчас похож, на разразившийся в середине прошлого века скандал вокруг домов престарелых. Оно, конечно, очень удобно тебя избавляют от ворчливых, всем всегда не довольных забот, но с другой стороны у внуков нет бабушек и дедушек, вместе со стариками исчезает их жизненный опыт, все то, что они могли бы передать нам, молодому поколению. Насколько сложнее нам было бы здесь обустраиваться, если бы не было наших старушек, но Аристотелев, наверное, полагает, что ни в чьих советах больше не нуждается. Мой отец говорил, что существует большая разница между тем, чтобы мнить себя кем-то и в действительности этим кем-то быть.
- Мне почему-то кажется, что Аристотелев и есть этот кто-то, а вот со знаком минус или со знаком плюс время покажет. Мы так на него злы потому, что он пытался с нами круто обойтись, потому, что лично нас это вплотную коснулось. А если бы мы попали в число избранных, то, наверное, воспринимали бы все иначе. Согласитесь, что живя там и наблюдая картину жизни бомжей в парке, или семейную разборку четы алкоголиков, или как, например: сердобольные родственники отдают последнее на дозу опустившемуся наркоману, зная, что сами в этот вечер останутся без ужина или, может быть, вам не знакомо чувство страха, когда по необходимости поздно ночью идешь по району известному своей криминальной славой, ведь правда же было мягко говоря, не приятно все это видеть и испытывать и я думаю, каждый из нас мысленно с надеждой про себя говорил: «Дай бог, чтобы моим детям этого не пришлось увидеть или испытать, чтобы в их жизнях этого не было.». Что – же делает Аристотелев, он исполняет наши желания, он избавляет нас от всего этого и он плохой,  может быть плохие мы раз всего этого желаем. Мне почему то кажется, что желай мы чего другого он бы и те другие наши желания также исполнял, может быть, зло не решать проблемы столь категоричным, экстремальным способом, а не желать этого – слова Жени не были ответом на страстные брошенные с вызовом речи Саши, скорее это были мысли обличенные в слова по необходимости, шедшие из самого сердца.
- Старики тоже очень уж нам докучали или это может быть, тоже была мечта каждого, фрейдисткая, на подсознательном уровне. Мой дед всегда говорил о том, как он нам мешает, чтобы мы отдали его в дом престарелых, но разве он этого хотел, разве он так думал – вспылил, о чем тут же пожалел Саша – Ладно, кто там у нас сегодня рассказывает свою историю.




История пятая. «Светлана Ивановна».



Не могу сказать, что мне очень везло в жизни, но могу сказать, что мне не о чем жалеть, жизнь у меня была насыщенная и интересная. Я была три раза замужем все три раза по любви и с каждым из своих мужей была счастлива. Сын у меня от первого брака, Санька, хороший парень, вырос, живет своей жизнью, а я после многочисленной смены мужей осталась одна с котом, который хоть и все понимает, но ничем, помочь не может.
Первый мой муж ушел к другой женщине, могла, но уже не хотела его возвращать, второй ушел в мир иной, тут я была бессильна, хотя отдала бы все на свете, чтобы произошло чудо и он вернулся, третьего у меня отобрала семья моего драгоценного, он был значительно моложе меня и родные не могли смириться с моим появлением в его жизни, в конце концов они его, конечно – же, сломали и он исчез как первые два.
Также как и в молодости, мужчины вертелись около меня и в зрелые годы, я думаю, что их во мне влекло моё чувство свободы, я никому кроме себя не принадлежала, я вольна поступать, как вздумается. Это не значит, что я была взбалмошной, напротив сближаясь, с кем ни будь, я мягка и покладиста, мне нравится доставлять удовольствие, в жизни, как и в сексе, я не потребитель, скорее расточитель, мот душевного тепла в жизни и ласк в сексе.
Пожалуй, перейду к самому главному. В то время я работала бухгалтером в одной фирме, где должность главного бухгалтера была всегда вакантна, долгожителем был один равнодушный ко всему старичок, на нападки руководства он не реагировал и не покидал фирму из – за вечных не всегда заслуженных головомоек, но и дела вел соответственно возрасту, что – то запамятовая, о новинках не зная, несколько раз заплатив приличные штрафы, руководство приняло решение поменять главбуха.
Так мы и жили от главбуха до главбуха, мы даже потом ставили ставки сколько продержится тот или иной новичок, Вова у всех вызвал однозначную реакцию: «Этот к нам не надолго». Действительно после положенного испытательного срока он протянул еще месяц, на оскорбления свыше реагировал, но молча и улыбаясь, критику и оскорбления старался обдумать, а уж потом решал принимать или не принимать. Так получилось, что жили мы с ним в одном районе и поэтому добирались на одном и том – же транспорте, что послужило нашему сближению. Он, как правило, молчал, я же болтала без умолку, сказывался дефицит общения. И вскоре все, что я могла о себе рассказать он знал, я же знала только лишь то, что он мечтает о писательской карьере, свои занятия бухгалтерством, несмотря на все успехи в нем, он считал вынужденными и занимался этим только, чтобы как то жить. Наивный юноша он был всего на пару лет старше моего сына, но казался значительно более зрелым, не потому, что тешил себя честолюбивыми мечтами, нет, что – то было в его словах. У него каждая фраза была наделена смыслом, просто, он не говорил, от него не услышишь слово, которое бы не имело какого либо значения. Он как бы это парадоксально не звучало научил меня думать. Теперь благодаря ему я даю оценку всему, что делаю, что говорю.
Однажды мы обсуждали, что способность мечтать не возрастная, мечтают все, пока человек может воспринимать происходящее и наделен разумом, чтобы это осознать он будет мечтать. Потом наш разговор пошел о несбыточных мечтах, нужно ли ими забивать свою голову, если все равно это все тщетно. Вова выдвинул предположение, что если в мечтаниях пропадет момент тщетности, то это будут не мечты, а планы и мы будем не мечтать, а планировать. Он также заставил меня поделиться своей несбыточной мечтой. Еще когда я была девчонкой в школе, была у меня одна мечта, думаю, что большинство девчонок в этом возрасте мечтают о чем ни будь подобном, но потом и я думаю совершенно правильно об этом забывают. В шестнадцать лет мне ужасно хотелось, чтобы как ни будь вдруг, когда я этого не жду, меня бы украли и отвезли куда ни будь на край земли, в другие страны или пусть даже в соседний город где я была сотню раз и мужчина, похитителем конечно – же должен быть мужчина, будет выполнять любую мою прихоть, он бы по моей просьбе купил бы мне простое, но очень красивое платье. До этого в дорогом магазине я бы перемеряла все, и простые, и роскошные, а он бы восхищался моим перевоплощением в зависимости от фасона платья, где я золушка, где я принцесса или кукла наследника Тутти из «Трех толстяков», мне всегда казалось, что красивее её нет девочки на земле. Потом мы поехали бы на природу, где пока я наслаждалась красотами леса или моря, он приготовил бы вкуснейшую еду на костре, мы бы ели и пили изысканные напитки из одноразовых стаканов, наслаждаясь красотами вокруг, едой и обществом друг друга. Потом романтический вечер со всем, что там ему положено, но без близости, чтобы это не выглядело как расплата за все произошедшее, чтобы это было подарком и принято это было как подарок. Как самый лучший и не забываемый подарок на земле. Пережив все это можно умирать, так думала я когда мне было шестнадцать, когда я была просто Светкой, также я продолжала считать уже, будучи, сорока пятилетней Светланой Ивановной. Вот такая мечта у старой бабки, но как – же это здорово.
Месяц испытывания терпения Вовы закончился довольно быстро. Его место заняла, более опытная, более целеустремленная, спокойно сносящая и ругань, и критику Вероника. Тотализатор говорил, что эта у нас задержится. С этой мы жили в разных районах и поездки на работу и обратно, стали просто необходимым преодолением расстояния, утратив с отсутствием Вовы всю прелесть и мимолетность, даже такси пробивались к месту работы бесконечно, в то время как с ним длительный процесс поездки превращался в один миг.
Работа, дом, сын, кот постепенно опять наполнили мою жизнь заботами, тревогами, радостями от которых временно благодаря Вове я была избавлена. Вскоре жизнь вошла в обычное русло, я старалась, как можно уютнее устроиться в роли старой девы, хотя как уже говорила мужским вниманием обделена я не была никогда, но это внимание понятное, от того насколько все это было открыто и конкретно тошнило, ни толички, ни грамминочки романтики, цветы и свечи это максимум на который способен современный мужик.
Прошел, наверное, год, да я думаю не меньше, когда вдруг красивым весенним утром появился Вова, я уже успела напрочь забыть о его существовании, стоит во всей красе рядом с новенькой иномаркой, я в них не разбираюсь, только могу сказать, что это был джип и наверное дорогой.
- Светлана Ивановна это похищение, так, что приготовьтесь, завтра вам здорово влетит, я приглашаю вас на край земли, на отпрашивания с работы и прощание с семьей времени нет. – звучал задорный совсем не изменившийся голос моего закадычного попутчика.
- Нет, Вовочка ты извини, но сегодня никак, лучше расскажи, как ты, где ты, что делаешь.
- Конечно, расскажу, но в самолете, у нас вылет через сорок минут, есть время на то, чтобы добраться до аэропорта и может быть, если успеем выпить чашечку кофе.
- Ну и куда – же мы летим?
- Садитесь, по пути все расскажу, у вас, кстати, паспорт с собой, а то ещё в самолет не пустят?
- Он у меня всегда с собой, утешает то, что тебе не понадобился загранпаспорт, значит край земли не так далеко, как я думала. Хочу знать, куда мы летим, и что мы будем делать?
- Все в свое время, через два часа мы будем на месте, а завтра вы будете на работе, это я вам обещаю.
- Даже если, я попрошусь остаться?
- Прогнать вас у меня, конечно, не хватит духу. Понравится - живите, только предупреждаю, я в состоянии оплатить сегодняшний день, остальное за свой счет.
- Какой ты меркантильный, я и подумать не могла, что ты такой скупердяй.
Спустя два часа мы были уже в Санкт Петербурге, который я знала только Ленинградом, как давно я здесь не была, как изменился город и как по прежнему бодро и молодо выглядят не стареющие мосты, Нева, памятники, Исакиевский. Как же я люблю тебя Ленинград, извините Питер, для моей любви к тебе это не имеет  ни какого значения, как бы тебя не называли я буду всегда тебя любить.   
Я упустила из виду один момент, в аэропорту нас встретил Вовин приятель Сергей. Он был постарше нашего бывшего главного бухгалтера, красив, красноречив, обладающий как выяснилось множеством талантов, он, конечно – же, производил нужное впечатление, такого друга хочется иметь. Сережа же в свою очередь понимал чувства тех, кто так себя чувствовал и позволяя им называть себя его другом. Сейчас они с Вовой вместе работали. Частично мечта Вовы стала явью, он был еще не писателем, но уже сценаристом. Со слов Сережи быть сценаристом может не так почетно как писателем, но точно не легче, а то и сложнее. В Питере они будут снимать кино. Сережа в роли продюсера, режиссера, сценариста. Вова же только сценариста.
Когда мы остановились у входа в роскошный бутик, как сейчас модно называть дорогие и модные магазины, у меня замерло сердце, мне очень хотелось, чтобы это произошло и я ужасно этого боялась. Дверь открылась и мы пошли, мужчины сразу сели, предоставив меня продавцу, приятной молодой девушке которая, казалось знала, что я сюда пришла просто, чтобы перемерять всё, не забывая про простое и красивое, так как вскоре оно на мне появилось и я заметила как она с Вовой многозначительно переглянулась, платье действительно великолепно сидело и было именно таким как мечталось. Взгляды Вовы и девушки повторялись каждый раз, когда было подобрано очередное хорошо на мне сидящее платье. Пребывание в подобном магазине, пусть даже с такой прозаической целью как моя, может превратиться в праздник, я больше, чем уверена, для любой женщины. В конце концов, когда примерять было уже нечего и я в волю на воображалась. Мужчины вели себя так, что я не испытывала ни капельки стеснения, наоборот мне даже нравилось, что они мною любуются, от них исходило столько положительной энергии, сколько мог дать наверное полный зал, поддавшийся обаянию актера. Я по желанию Вовы облачилась в простое и красивое, как я в последствии узнала и очень дорогое платье, Вова сказал, что именно в нем я должна выйти из магазина, если я выйду, в том, в чем пришла мы испортим магазину репутацию, а магазин этого не заслуживает так, как во всем нам угодил, противиться было глупо и я поступила мудро приняв подарок. Счастье это то, что я испытывала тогда в том бутике,  все предыдущие сильные эмоции блекли перед этими.
Пока я обустраивалась в новом платье, тело принимало новые ощущения, приноравливаясь к шелку, само название которого может значить нежность, нежность каждой ниточки, в ответ на нежность каждой клеточки кожи, я не хочу сказать, что у меня очень нежная кожа, но кожа старалась быть нежной, я чувствовала, как она это делала. Сережа вынес пакеты, кем-то заранее для него приготовленные, рассчитался своей кредиткой и за моё платье тоже. Сложив покупки в багажник,  пожелав нам хорошо провести время и пообещав отвезти меня вечером в аэропорт, он тут же удалился.
Дальше наше путешествие по Питеру продолжалось по реке. Пароходик беленький, чистенький, маленький почти без пассажиров. Какой то совсем не северный, теплый ветерок, своими ласковыми порывами, напоминающий дыхание влюбленного, опять же какое то совсем не северное солнце мягкое и щекочущее и Вова казалось имеющий отношение ко всему этому природному благоденствию, добрый, угадывающий чужые желания. Или может быть, мне казалось, что я этого хотела, после того как это от него получала. Все равно что. Главное, что кстати. Я была под воздействием волшебства: города, реки, природы и человека.
Конечным причалом, оказалось красивое место за городом, где к нашему приезду опять, как и везде до этого, все было готово. У сторожа с лодочной станции были продукты, в прибрежном лесочке стоял мангал с приготовленными дровами, пластиковая мебель и ожидаемая мною одноразовая посуда. Усадив меня поудобнее, Вова взялся за шашлыки, делал он все ловко и умело, я всегда считала, что мясо снисходительно относится только к  рукам кавказцев, но с этими руками оно тоже ладило. Вскоре появился пьянящий запах, позднее пьянящий вкус и все это дело рук одного человека, чувство опьянения появилось даже без вина, хотя вино тоже было восхитительным и пьянящим.
- Когда у меня самолет? – боясь, что вскоре все закончится, спросила я.
- Через два часа, но если вы хотите утром есть рейс, можно успеть на работу.
- А как хочешь ты? Мне остаться - как я не старалась, чтобы фраза получилась без двусмысленности, но двусмысленность  все, таки имела место, так как мой собеседник после этой фразы напрягся. И выдавил из себя.
- Вам нужно отдохнуть, ведь отдых утомляет не хуже работы, а если вы завтра собираетесь работать, то отдых необходим.
- К черту работу, если ты хочешь, я конечно уеду. Через два часа, так через два часа, давай выпьем.
- Давайте, но я совсем не хотел, чтобы вы обижались, скорее наоборот, этот день подарок. Потому, что у нас с вами были теплые дружеские отношения, потому, что вы не побоялись поделиться своей мечтой и ещё я хотел заставить вас поверить в то, что мечты сбываются. Нужно только лишь мечтать и быть верным своей мечте как это делали вы. Вы заслужили этот день он ваш по праву. Вот и все, что я хотел. Сделать вам этот подарок, доказать, что все возможно. Не обижайтесь. Скоро приедет Сережа и отвезет нас в аэропорт.
- Я не обижаюсь. Я очень благодарна тебе, но как выразить эту благодарность я не знала, вот и разволновалась – и чуть было, не выпалила, что отблагодарить я его могу единственным для меня, впрочем, как и для любой другой женщины, возможным способом.
Но подталкивало меня к этому не чувство благодарности, а совсем иное чувство. И единственное чего я желала, всеми фибрами своей души, это был Вова. И он я думаю, это чувствовал, и старался как можно быстрее от меня отделаться, отправляя, домой.
В аэропорту, среди моего багажа появились пакеты, которые Сережа выносил из бутика, на мой вопросительный взгляд ответил, что не большие подарки воспоминания о Питере, было видно, что они с Вовой все тщательно спланировали и пока поступали точно в соответствии с планом. Сережа, решив все организационные вопросы в связи с моим отлетом и галантно попрощавшись со мной, удалился.
Вова хотел поскорее усадить меня в самолет, томимый моей неудовлетворенностью, я была не очень искусной актрисой, да и такое не очень то и скроешь. Взяв с него обещание, что он, когда приедет обязательно ко мне заглянет, я села в самолет, ругая себя за то, что испортила ему все впечатление от сделанного сюрприза, что вполне могла довольствоваться тем, что мне уже дали, не требуя большего.
Дома меня ждал ещё один сюрприз, в пакетах подаренных Сережей, были вещи из бутика, те самые, по поводу которых переглядывались Вова с девушкой из магазина всё, что мне нравилось и чтобы, честно говоря, я бы с удовольствием приобрела в этом магазине. Ещё большую неловкость испытала я, узнав, сколько же стоили Вове мои удовольствия и как здорово я за это его отблагодарила.
Две последующие недели я была центром внимания и в какой – то степени зависти для своих подруг, многие не верили, но доказательства на лицо, вернее на теле. Наряды были далеки от возможностей нашей периферии, да и бюджет мой разлетелся бы ядерным взрывом если бы я попыталась хоть частично это оплатить сама. Все мои подруги тут же начали мечтать о несбыточном и делиться сокровенным с близстоящими, близлежащими и близошевающимися представителями мужеского полу. Я выслушала столько вариантов женских мечтаний, где каждая последующая мечта была в сотню раз смелее предыдущей. Ещё долго для своих подруг я была символом женщины с большой буквы «Ж». Глядя на меня, им хотелось верить в то, что себя можно уважать, себя необходимо ценить и видеть в себе ту, ради которой мужчина способен на поступок. Каждый способен, но не каждого наша сестра в силах подтолкнуть к этому поступку и всё – же каждая ждет от него этого поступка, так как знает, что он способен.
Время шло, в жизни моих подруг ничего не менялось, и я постепенно потеряла популярность, чему искренне была рада, чувство старой девы оккупировало мою сущность, я вновь была его пленницей. Работа, дом, сын, кот ничего не поменялось, порядок тот же. Составляющие жизни одинокой женщины, у которой на зло всем и вся, все же бывают всплески счастья, воспоминания, которые подобно морским волнам нахлынут, обожгут своей внезапной радостью и отступят, бросив в приятной истоме прошлого, живешь тем, чего уже давно нет, да и вряд ли будет, что ни будь подобное.
Казалось бы, уже все, оставьте чаянья надеждам, а нет, случилось. Той же осенью. Дождь лил целый день, а в тот момент как то по особенному зло, сквозь грохот ливня пробился звук телефонного звонка.
- Светлана Ивановна приютите, весь день проболтался, а о ночлеге не позаботился, в машине спать не хочется, смертельно устал. Приютите, а? – знакомый голос и в глубине души ожидаемый звонок.
- Конечно Вова. Приезжай. Ты меня несколько не стеснишь.
- Спасибо. Еду.
Пока я судорожно соображала, чем угостить, где положить, достаточно ли прибрана квартира, все ли на своих местах, какое платье надеть, нужно ли делать прическу и макияж, раздался звонок в дверь и появился он. Увидев его лицо и улыбку, все волнения ушли прочь.
- Светлана Ивановна я к вам не один. С коньяком пустите.
- Конечно, мне всегда нравились твои друзья. Пусть заходит.
- У меня тут еще жалкое подобие еды, готовить ничего не надо, съедим, так как есть, я смертельно голоден. Сейчас бы я одним махом съел бы все содержимое Ноева Ковчега – передав мне довольно увесистый пакет, Вова направился на кухню по пути открывая бутылку.
- Что – то я не очень поняла ты смертельно есть, хочешь или пить? – подавая рюмки, спросила я гостя.
- Есть смертельно, а пить жизненная необходимость, но я не алкоголик мне просто надо расслабиться. Налито. Пьем.
И ел, и пил, он с какой – то звериной жадностью. Мне нравилось ухаживать за ним, я была уверена, что так едят все творческие люди, не замечая проглатываемого и не обращая внимания на недостатки пищи. Он пил и пьянел, готовя себя к скорому сну, в то время как я, еще рассчитывала пообщаться. В бутылке еще оставалось на несколько рюмок, когда мой гость был здорово загружен. И начинал нести какую – то околесицу о том, что жизнь человек начинает ценить только тогда, когда она ускользает сквозь пальцы, что ценность жизни придает смерть, стоит отнять у людей смерть и у них пропадут стремления, они деградируют и превратятся в животных.
- Я чего – то добился, чего – то значу, так много работаю потому, что я думаю о смерти постоянно, потому, что жду её. Смерть мой стимул. Смерть мой приз, главная награда, я заслуживаю смерти. Не спрашивайте почему. Просто поверьте. Это так.
Были ещё пафосные рассуждения о том, как много для него значит смерть. Был ли это пьяный бред или действительно чего то стоящие мысли, было тяжело разобрать, могу сказать одно он был единственным мужчиной, кто меня не раздражал в пьяном состоянии, скорее  даже наоборот пробуждал во мне нежность. Хотелось гладить эту взъерошенную головенку, безжизненно свалившуюся на подушку, хотелось целовать эти кудряшки, лоб, глаза. Свидетелей этого действа, быть не могло, сам объект ни жив, ни мертв и я решилась. По-матерински нежно обняв, я приблизила его голову и стала покрывать её поцелуями. Он вдруг встрепенулся и испугано выпучил глаза, но, разглядев над собой моё склоненное, тоже напуганное внезапным обнаружением себя лицо, успокоился, притянул к себе и поцеловал в так этого жаждавшие губы. Для него я думаю, этот поцелуй ровным счетом ничего не значил. Для меня же это был сигнал, что-то  вроде: «Добро получено» или «Тебе разрешили. Действуй» О том, что было дальше мне стыдно рассказывать, стыдно не признаваться, а скорее признать, что я получила удовольствие от безжизненно лежащего тела. На тот момент, вся его сущность заключалась в одном органе, им то я и довольствовалась.
Утром, конечно же, делала вид, что ничего не произошло, главное, что меня тогда беспокоило, чтобы произошедшее никогда ни дошло до виновника. В то утро у меня появился секрет, о ценности которого так никто, кроме вас сегодня, и не узнал, я имею в виду, конечно же, близость с Володей. О том, что этот славный  юноша, однажды украсивший уже катящуюся к закату жизнь одинокой женщины и отравивший остаток её дней, был все, таки значительным воспоминанием для неё, был самой романтической страницей в её жизни, не узнает никто и никогда.
По прошествию полугода, когда мириться с незнакомыми симптомами больше не было сил и недомогания были не надуманностью, как большинство моих болезней, а явью, я пошла в поликлинику сдала анализы и узнала, более грустную, нежели страшную правду. Других виновников болезни у меня в тот период не было, по причине чрезмерной восторженности этим. К сожалению, хотя нет, все, таки к счастью мы больше не встречались, он наверное уже умер, надеюсь успев перед смертью сделать, что ни будь значительное, достойное себя.
Ни о чем не жалею, никого не виню. Все я закончила. Нет. Главным в моей истории наверное является то, что я же все, таки была счастлива. Была. Вот теперь можно поставить точку. Всё.




*  *  *


История Светланы Ивановны была принята с горящими глазами, свет, исходящий из глаз наших колонистов, был светом радости за неё, ничуть не зависть или злость, или порицание, ханжество вряд ли прижилось бы среди этих людей.
Отправляясь спать, в эту ночь каждый пытался вспомнить, о чем мечталось, что сбылось, была ли у него заветная, несбыточная и был ли он верен ей как Светлана Ивановна. Омрачить такие моменты в жизни тяжело, если одному человеку удалось зародить в другом чувства трепета и восторга, то загасить это, должен кто-то столь же талантливый. Даже оставшиеся смотреть телевизор, стойко пережили увиденное, в основном благодаря Светлане Ивановне.
Новости с большой земли, так они оставленный мир называли, были обширны и противоречивы. В целом проект Аристотелева оценивался положительно, хотя были и смущающие моменты. На каждом из экспериментальных островов была очень высока смертность. Да Аристотелев помог избавиться от надоевшего, от мешающего жить. Но по большому счету он обрек людей на смерть. Конечно, жить или не жить вопрос индивидуальный и касается лично каждого, но, лишив человека опеки государства, не подписал ли он смертный приговор оному. Гибли не только уголовники и обладатели вредных привычек эти, по сути здоровые люди, но не во, что не ставящие свою жизнь, гибли также и старики основной причиной смерти которых являлось одиночество, гибли вичики, но не по причине болезни или  недостаточности ухода, а от неустроенности, от ненужности.
Но кривая роста смертности на островах совсем не беспокоила, родителя всех этих явлений, он преспокойно разрабатывал новые проекты.
Его новая забота, была заботой о здоровье нации и всего человечества вообще. Здоровые личности вырастают из здоровых детей. Ребенок рождается чистым листом и за то, что на этом листе напишут, несет ответственность взрослый, а здоровье взрослого человека не гарантировано его хорошим социальным показателем.
Очень часто внешне положительный и располагающий к себе человек, при более близком ознакомлении представлял, из себя такое, что лучше к нему было не приближаться. Поэтому и появилось новое гениальное открытие, здоровую личность можно воспитать в идеальных условиях, не маловажен вопрос преемственности, для этого достаточно, чтобы ребенок не знал своих родителей и не имел понятия на кого он должен быть похожим, примером для подражания должен быть другой идеальный ребенок, достойный подражания. Есть еще вопрос матерей, как бороться со столь сильным инстинктом. Оказывается не сложно, для того, чтобы не дать инстинкту развиться, им нужно управлять. На практике это выглядит приблизительно так: после рождения ребенка мать кормит младенца грудью, это самый важный момент привязывания матери к своему чаду, если ей на очередное кормление приносить каждый раз нового ребенка и никогда не показывать настоящего, ей не к кому будет привязаться. Ведь младенцы все разные и при правильной манипуляции вскоре единственным желанием новоявленной мамаши будет одно желание, чтобы поскорее у неё в груди закончилось молоко и эта свистопляска с младенцами поскорее закончилась.
И так, для роста здоровой нации, необходимо побороть любовь матерей, любовь детей в этом случае никогда не появится. Дети воспитываются на острове подобном всем предыдущим, где единственными взрослыми будут специально обученные люди, отобранные и достойные, без недостатков, без пороков, чтобы даже значение этих слов было не ведомо юным и идеальным, будущему наций, общему будущему всех наций. Люди, которые вместе и одинаково воспитывались, никогда не будут воевать друг с другом.
С принятием этого проекта на большой земле долго тянули, так как подобные проекты принимают теперешние отцы и матери, которым хочется иметь пусть не идеальных, но своих собственных детей, им хочется, кого-то  любить, о ком-то заботиться.
Но приняли. Рациональность победила. Болезненно и долго проходил процесс отторжения одних от других. Но все в новом мире случается, так как хочет сильное большинство, это был самый рискованный проект Аристотелева, но он рискнул, если приживется это, то приживется всё, тогда с этими людьми можно будет делать все, что угодно. А это сверх – власть редкий правитель добивался этого у своих подчиненных. Если он сможет это, тогда никто и никогда не скажет, что Аристотелев неудачник, одно упоминание о неудачах юности сводило его с ума. Он начал присматриваться к своему окружению, пытаясь проникнуть в глубь черепной коробки, того или иного из своих соратников, боясь и пугая.
Как и предполагалось, Леша сблизился со Снежаной, глядя на них и Женя с Александром решили, что хватит скрывать чувства, живут они один раз, тем более, что жизнь предстоит короткая и прожить её нужно максимально комфортно, эффективно и достойно. Поэтому тянуть нечего надо жить. Женя перебралась в комнату к Александру.
Из комнаты Жени решено было сделать медпункт, который преспокойно до этого мирился с тем, что он ещё и Женина комната, терпел всякие не имеющие никакого отношения к медицине, так милые женскому сердцу вещицы, теперь то он полноправный здесь хозяин, поэтому решение Жени принял с радостью не только Саша, но и медпункт.


История шестая. «Денис»

Моя история прямая противоположность рассказа Светланы Ивановны, ни романтики, ни чувств, одни страсти, да и те низменные страстишки, не больше. Я долго думал над тем, стоит ли здесь рассказывать, все как было или может быть придумать какую ни будь историю по проще. Но у нас здесь у всех не простые истории и если бы мы хотели услышать простую неправду, думаю, мы бы прибегли к помощи книг, там все гораздо описательнее и сделано более профессионально.
Так получилось, таким уж я уродился, хотя нет, скорее все, таки стал, ну вообщем я – голубой. В момент полового созревания меня, как и всех остальных в том возрасте, девчонки влекли и даже очень, на моем счету имеется некоторый сексуальный опыт с ними. Но в большинстве своем как – то, не складывалось. Не могу сказать, что я им не нравился, но в самый ответственный момент, у меня не хватало решительности сказать о своем желании. Друзья говорили, что если так случается, значит, я не достаточно хочу, что в отношениях с женщинами настойчивость необходимая составляющая покорения. Но я действительно не собирался, да и не хотел покорять, я не сторонник милитаризма в отношениях между людьми. Почему я должен покорять? Почему в отношениях кто-то должен быть главным, а кто-то должен покоряться?
Но, к сожалению, иначе мы не можем, подавлять и быть жестким необходимо, в противном случае подавлять и проявлять жесткость будут по отношению к тебе. Советы друзей, типа: «С такой надо быть по жестче или Держи её в ежовых рукавицах.» мне были глубоко не по душе, но и такой, с которой была – бы полнейшая гармония без влияния из вне, я не встретил.
Не знаю почему, меня часто посещала мысль, что с мужчинами в общении, во взаимопонимании гораздо легче. И если бы женщины были с мужским естеством или мужчины могли бы выполнять женские функции, я имею в виду основные, наиболее меня тогда волновавшие, такой коктейль меня вполне бы устроил и о встрече с таким человеком я в тайне, думаю, что и от себя самого, тогда мечтал.
Конечно, никакое откровение меня не посещало. И я вдруг ни с того, ни с сего не понял, что я и есть человек, с несколько отличающейся, от остального большинства, себе подобных, сексуальной ориентацией. Мои первые, на той стадии  сексуального развития, столкновения с людьми этого круга мне были глубоко не приятны. Была одна, которая запомнилась на всю жизнь.
Как-то поздно вечером на вокзале, человек, которого я должен был встречать не приехал, и я ждал транспорт идущий к дому на не многолюдной, поскольку время было позднее, привокзальной остановке. Автобусы тогда ходили редко, на такси у меня не было денег и мне ничего не оставалось, как смириться со своим печальным положением и ждать, даже если ожидание могло превратиться в бесконечность.
Я их сразу заметил, потому, что люди, которые в тот момент ко мне приближались, принадлежали к числу тех редких личностей, которых замечаешь сразу и запоминаешь навсегда. Их лица выражали одно «мы идем так, чтобы нас замечали и не забывали». И это у них очень хорошо получалось.
Выделяло их из общей толпы всё; во-первых, контраст в возрасте, где – то сорокалетний, как мне тогда казалось, старик с, в лучшем случае, восемнадцатилетним юнцом, во-вторых, хотя они по возрасту и подходили друг другу, как отец сыну, но держались иначе, было в их пожатии, что – то не родственное. Старик висел на юноше, гладил его, совсем как влюбленная, не скрывающая своих чувств, даже гордящаяся своим положением и своим возлюбленным.
Взглядом, в котором было больше иронии нежели любопытства. Я решил, что лучшим в моем положении, будет игнорирование навязывающихся собеседников. Юноша был моим сверстником, но мне казалось, что между нами пропасть, он производил впечатление умудренного жизненным опытом мужика, которому довелось пережить в жизни, что-то значительное армия со всем ей присущим негативом, тюрьма, вынужденные лишения могут оставить подобный отпечаток в манерах. Старший же, которого я, по доброму, называл стариком, имел вид восторженной женщины, потерявшей с возрастом спрос на собственную персону, но вырвавшая у судьбы, эту радость иметь молодого в неё искренне влюбленного мальчика. Как правило, вид этот говорит, кричит, что у неё именно такой возлюбленный и он принадлежит ей и только ей.
Меня с первого – же взгляда восхитила их смелость. Они готовы были к презрению окружающих, к непониманию ограниченных, к агрессии предвзято настроенных, к порицанию не способных принять их таковыми. Со всем мною перечисленным они жили и сталкивались каждый день.
- Что парень не повезло с транспортом? – с дружеским видом и с ноткой участия, начал разговор молодой, тот, что, постарше не обращая на меня никакого внимания разглядывал редких прохожих.
- Не повезло с транспортом, но повезло с нами, мы твоя счастливая звезда. Домой сегодня ты поедешь на такси и богачом. Могу поспорить, что у тебя в руках ещё ни разу в жизни не было тобою заработанных двухста долларов, такой легкий заработок мы предлагаем ни каждому, так что гордись ты избранный, счастливчик. Мне показалось или я действительно увидел в этих красивых глазках страх. Не бойся с тобой ничего не случится, тебе делать ничего не придется, мой друг заплатит тебе двести долларов за то, чтобы ты разрешил ему посмотреть на твоё тело, он только посмотрит и если ты разрешишь, поласкает тебя губами, но это только если ты разрешишь и за отдельную плату. Никакой боли, никаких обид в любой момент ты можешь уйти и прекратить все это. Покажи ему себя. И ты богач. И так твой ответ.
- Нет. Я не люблю получать деньги  просто так ни за что.
- Ты их просто никогда не получал, для тебя это ничто, а для него очень важно, не случайно же он раскошелится – было заметно, что парень начинает злиться из-за моего упрямства. Я же находился перед решением сложной дилеммы. С одной стороны предложение светило легким заработком и приключением, избавляло от длительного и бесполезного ожидания автобуса, с другой страх дикий и обоснованный. Он и победил, я дал ответ выразительным жестом головы и отвернулся от собеседника. Что вызвало у него гнев.
- Послушай, давай решим вопрос полюбовно, если ты торгуешься, то попросту назови свою цену.
В ответ я упрямо молчал, чем очень злил искусителя. И чем больше он злился, тем тверже я был в своем решении.
- Парень не будь идиотом. Ты не знаешь, с кем связываешься. Я сейчас пойду в отделение и скажу, что ты к нам приставал, что ты грязный педик и требовал за свою услугу немыслимые деньги, я также попрошу отправить тебя на ночь к парням с нормальной ориентацией и думаю, что они там с тобой после этого развлекутся, как следует.               
Угроза подействовала мысль – «Может быть, согласиться?» – тут же мелькнула у меня в голове, но страх пока брал своё. Попаду я в участок или нет, это ещё вопрос, а что будет, если я поддамся на их уговоры даже представить страшно. Я упрямо молчал и хаотически соображал, как – же мне поступить.
«Спасение должно появиться также внезапно, как и несчастье» – свято веря во всеобщую справедливость, размышлял я. Побег не достойно. Не тот это противник, чтобы от него убегать. Не придавать значения угрозам и изображать героя, значит спровоцировать их на поход в отделение. Я уж было, собирался у них отпроситься со ссылкой на уже давно меня ждущую и волнующуюся маму, как вдруг напротив, того места, где мы расположились для решения секс – проблем старичка, остановился автобус, он мне не подходил, шел в противоположную от дома сторону, но я ринулся к нему, как страждущий в пустыне к оазису. Меня не успокоили ни закрывшаяся дверь, ни большое количество пассажиров.
Я ехал, отдаляясь от дома, боясь, что на остановке мне готовится ловушка. И всесильные, и вездесущие, молодчик со стариком подкарауливают меня с одной лишь целью изнасиловать. На моё счастье эта история закончилась именно в этом месте. Я благополучно, очень поздно, но с наличием чести, в месте, где ей положено находиться, вернулся домой.
Всех представителей со слегка смещенной сексуальной ориентацией и искривленной психикой, я мог ненавидеть, презирать, мог выражать и ненависть, и призрение прямо им в лицо, но никак не уважать их или принять их образ мыслей, их взгляды.
Случилось непредвиденное. Я не только уважал человека и принимал все, практически все его взгляды, я ещё и влюбился в него. Да я влюбился в парня. Секс был, но он был гораздо позже. Сначала была любовь, со всем ей присущим, настоящая и искренняя, как я тогда думал.
Перед армией я, как и все мои сверстники, тогда, бездельничал, чтобы отдохнуть перед тяготами армейской жизни. Родители нормально относились к моему поведению, считая точно также. У меня был приятель, он был постарше меня, уже учился в институте, так он мне предложил подзаработать, ничего не делая. Я уж было по привычке чуть не отказался, но все, таки спросил, что надо будет делать. Оказалось, что у них в институте скоро будет конкурс красоты и девчонкам надо будет подыграть в сценках, а я в школе всегда считался первым артистом и извечным Дедом Морозом, поэтому работа как раз для меня и десять рублей заработать за день это классно.
В сопроводителях я был не единственным наёмным артистом, был ещё Эдик, но он был больше красавец, чем артист, его с этой целью и пригласили, чтобы создавал благоприятный фон для девушек. И он с этим справлялся великолепно: красиво одевался, красиво держался, ещё не ясно кому больше хлопали ему или участницам. Два дня репетиции, на третий непосредственно сам конкурс, та девушка, которой я помогал и две, которым помогал Эдик, заняли призовые места. Мы естественно связали это с нашим участием и предложили девушкам, чтобы выразить их благодарность нам, провести с нами вечер.
К концу вечера все пятеро мы оказались в одной постели. Я был в восторге. А для Эдика, похоже, подобное действо было обыденностью, он чувствовал себя довольно комфортно в этой атмосфере, в этой роли. Командовал всеми. И любая его прихоть выполнялась девушками мгновенно. Я был поражен, как преобразились эти скромницы. Две из них были семнадцатилетними первокурсницами. Эдик был волшебник, злой гений, искуситель. Думаю, что изначально ни одна из них не собиралась нам отдаваться. Но как же все было просто, они ринулись в постель, как отважные воины на неприятеля, с воодушевлением и криком. К концу вакханалии я настолько освоился, что был не против не только сразу шести одновременно меня ласкающих девичьих рук, но также и не против ласкающих рук Эдика. Я позволял ему трогать все, хотя он впрочем, и не спрашивал, может ли он потрогать ту или иную часть моего тела. И мне нравились, как традиционные ласки первокурсниц, так и не традиционные Эдика, удовольствие приносили и те и другие.
Конечно, после такой ночи, мы не могли не стать друзьями с Эдуардом. И мы с ним сошлись, как принято говорить достаточно коротко или близко не помню, как там правильно, но виделись мы с ним каждый день. Он позволял, и я с удовольствием водил его машину. Мы ездили на море: отдыхать, загорать, ловить рыбу. В лес: любоваться природой, собирать грибы, охотиться. И везде нас сопровождали представительницы прекрасного пола, устав от одних, мы без проблем находили следующих и они тянулись к нам, вернее к Эдику.
Однажды Эдик предложил интересную игру «Поцелуй на троих», когда одновременно целуются две девушки и один молодой человек, потом наоборот мы с Эдиком и одна девушка, сначала я робел, а потом понравилось. Потом мы могли продолжать целоваться с Эдиком, когда девушка уже ретировалась. Вскоре для того, чтобы поцеловаться, нам уже не нужна была помощь девушек, мы могли целоваться, когда нам вздумается.
Наш первый половой акт произошел во многом благодаря мне. Мы были у Эдика дома, немного выпили, слушали приятную музыку. Он говорил, какой то бред о Шерон Стоун, полулежа на диване глядя мне в глаза, пристально, как бы гипнотизируя. Мне очень захотелось поцеловать его, хотелось, чтобы он ласкал меня, и я сказал ему об этом. Он был нежным.
Мне было больно и приятно одновременно, я хотел этой боли. Потом он отдался мне и произошедшее, не казалось таким уж страшным, скорее наоборот произошедшее я воспринял, как норму. Потом мы начали встречаться уже как любовники, наши отношения приобрели новый оттенок. Не знаю, походили ли мы на ту пару на привокзальной остановке, которая ввела меня в гомосексуализм, познакомила меня с этим явлением, мне, во всяком случае, казалось иначе. Казалось, что в нашем поведении нет ни вызова, ни готовности к агрессии окружающих. Мне казалось, что наши чувства более искренни, а значит и более беззащитны, более уязвимы.
Но идиллия наша длилась не долго, вскоре меня забрали в армию. Я мог этого избежать сказав, что я гомосексуалист, но я не хотел это афишировать, мне кажется мои родители не пережили бы этой новости.
Учебка еще ничего, много тягот и лишений, а значит, что вопрос сексуальной неудовлетворенности тогда не может стоять остро. Усталость такая, что не то, чтобы предпринять, что ни будь в этом направлении, а даже мысли в голову не приходили о том, как бы снять напряжение, самого напряжения не было, из-за этой чертовой усталости. Но вскоре, где-то, по прошествию года, когда гимнастерка перестала быть звучным атрибутом твоей принадлежности к определенной социальной прослойке, а стала уютной, комфортной, родной. По прошествию года солдат в армии получает, наконец-то какую-то значимость, начинает из себя, что-то представлять, перестает быть ничтожеством бессловесным.
Был там у меня дружок Вася из далекой лесной деревушки, большой как все крестьянские дети и добрый как все здоровяки. Я предвидел, что с ним будут проблемы, что он не примет моей прогрессивности, но все, таки попробовал и к моему большому удивлению Вася принял. Правда, он не противился действу, пока его ублажал я. В ответ - же ничего. Даже взбрыкнул, когда я начал настаивать и требовать законной справедливости, своего законного права на то, чтобы на любезность тебе ответили тем – же. Но Вася был непреклонен и готов был отстаивать свою честь любыми способами, если придется и кулаками тоже.
Несговорчивость Васи меня бесила. И попытавшись посмотреть на себя со стороны, я вдруг увидел того молодчика с остановки, злость, реакция на отказ, тупое всепоглощающее желание, во чтобы то ни стало получить желаемое. Это открытие, потрясло меня и разозлило еще больше, тот с остановки был не в праве требовать чего-либо, у меня же совсем иной случай. Но Вася держался молодцом, его не могли пронять никакие доводы, он и не собирался реагировать на мои убеждения.
Наоборот он даже разозлился и в ответ на мои угрозы разоблачить его и рассказать всем о наших отношениях, опередил меня, расписал мои способности в выгодном для себя свете и предложил своим приятелям мои услуги. Пообещав уговорить меня, приносить радость окружающим. Не знаю, почему, но упирался я не долго. Ведь приносит же мне это удовольствие, удовлетворяет же это мое естество. К тому же, несмотря на всю их мужественность и властность. Управлял и владел ими я. Всеми, кроме Васи. И злился, как же меня это злило. Это у нас было взаимным. Мы выражали это свое отношение к друг другу открыто и агрессивно.
Вскоре моя вольготная жизнь в армии превратилась в адскую. Ночами Вася водил меня из казармы в казарму с одной лишь целью, чтобы унизить еще больше.
Я опускался все ниже и ниже. Вскоре меня иначе как, шлюхой, никто не называл, я ненавидел Васю за это. Я его не боялся, но не мог противиться, его силе, чертовой деревенской ограниченности и упрямству. Мои попытки, противиться происходящему, ни к чему не приводили. Жаловаться это значит, дать своему положению ещё большую огласку. Да и где в Уставе написано, что командир должен помогать, решившему подарить себя миру и вдруг в последний момент передумавшему. Я не то, чтобы передумал, мне не нравилось, как это происходит и с кем. Конечно же и вполне нормально многие отказывались, но и были и те, кто с удовольствием вместе с Васей глумились надо мной.
Однажды, это был день пограничника, на ужине помимо праздничного порциона, была водка, после отбоя веселье продолжалось. Молодые сгоняли еще за спиртным, каждый достал, что было в заначке съестного и магнитофон. И получился настоящий праздник. Мы все, как-то по фронтовому, что ли, стали близки друг другу.
Воображение рисовало блиндаж, горящий фитиль из снаряда, вспыхивают взрывы ночной бомбежки, ты грязный и счастливый потому что живой, потому что поел только что печенной картошечки, а не остался лежать там, где утром был бой, где остались твои друзья, где остался большой добряк Вася, а ты живой и счастливый смахиваешь скупую мужскую слезу и прощаешь Васе все зло, на которое тот не скупился для тебя при жизни.
Из состояния мечтательности меня вывел покойный, сказав, что мы еще должны принести меня в подарок и поздравить общих знакомых. В моих планах этого не было, о чем я и сказал Васе, но ограниченность и упрямство в момент алкогольного опьянения, преобладают над добродушием и добросердечностью в подобных особях нашей фауны.
Вскоре мы с Васей дрались, не нужно быть оракулом, чтобы предсказать исход этой битвы, мои удары веселили противника. Он же со своей стороны врезал мне несколько раз хорошенько и решив, что побоев я получил достаточно, повел меня на массовое изнасилование.
Меня употребили все, кто хотел и не брезговал. Потом по-матерински нежно Вася отнес меня в нашу казарму и уложил в кровать. Я был бессилен и унижен. Мне порвали не только зад, мне порвали душу, я потерял веру в справедливость. И тут меня в очередной раз осенило. «Если справедливости нет, значит, мы ничего не делали, чтобы она появилась» – после этой мысли мне вдруг стало так легко и спокойно, так вдруг стало все понятно. Выход есть, он прост и обязателен, нужно поступить именно так и сейчас же.
Под предлогом, что мы поспорили, кто быстрее в пьяном состоянии разбирает автомат, я попросил у дневального один из нашего арсенала для проведения соревнования, тот беспечно отдал мне свой с полной обоймой, не желая из-за меня рыться в оружейной.
Минутой позднее, безжизненное тело Васи лежало между кроватями, совсем как в моих мечтах, где я украдкой вытирал слезу, сейчас же мое лицо перекосила улыбка удовлетворения.
Военный суд был закрытым, улики против Васи были, что называется на лицо, количество швов и вполне закономерное состояния аффекта, даже самых бывалых, вояк привело к выводу тихонько прикрыть судилище, а произошедшее с Васей обозвать несчастным случаем. Меня демобилизовали по состоянию здоровья, а непреклонный во всем, чтобы он не делал, Вася отправился домой менее комфортно, но более помпезно в красивом гробу для героев, из заначки нашего генерала. Генерал был готов и на большую жертву, лишь бы это дело не приобрело огласку.
Но моя история это не последняя тайна нашей армии. Беспечность призывной комиссии позволила попасть в ряды защитников отечества не только людям с другой сексуальной ориентацией, но и как выяснилось ВИЧ инфицированным тоже. Один из соблаговоливших меня отведать, был носителем, а я стал получателем, обладателем и черт знает, как там оно еще называется, вообщем болезнь стала мною, а я ею. Сейчас вы по человечески ко мне относитесь, а раньше, прежде всего я был зараженным, угрозой, а уж потом человеком, с какими – то околочеловеческими признаками, с надеждами, мечтами и прочими атрибутами разумного существа.





*  *  *


Сегодня для наших поселенцев очень важный день. Они абсолютным большинством решили прервать связь с большой землей, хоть она у них и была не выраженная, в том смысле, что односторонняя. Было принято решение отказаться от новостей Аристотелева мира.
- У нас есть наш мир и волновать нас должно, только происходящее в нем, если ты постоянно оглядываешься, значит ты боишься, значит ты в себе не уверен. Думаю, что нами в ближайшее время никто не заинтересуется, никому мы там не нужны, они даже не обнаружили наше исчезновение, уверяю вас им до нас нет никакого дела – как всегда категорично заявил Александр, сегодня была его очередь рассказывать свою историю и он ужасно волновался, поселенцы ждали появления новой тайны.
Мир Аристотелева действительно можно было оставить без внимания, так как руководящее звено сильного большинства стремилось к одному максимально сократить число этого самого большинства.
Его теория о том, что мужчину делает слабым женщина и её можно расценивать, как что-то мешающее жизни, уже почти во всех отношениях избавившегося от дурного влияния из вне, сильного большинства, принималась долго и ожесточенно и была принята, назло всем тем кто до сих пор прячется за женские юбки. Только после ловкого хода Аристотелева, а именно он предложил создать мир женщин по подобию мужского мира, но жить каждый из представителей будет в своем мире, в соответствии с полом и юбкообожатели пали.
Женщины не нужны, только слабак станет твердить о потребности в этих, принесших столько горя человечеству, ведь как бы там ни было, заслуги женщин меркнут перед мужскими достижениями, а плоть она управляема, импульсами живут животные, если человеческие особи, то весьма ограниченные. Импульс, чувства это примитивно, в обществе будущего такого быть не должно, Аристотелев избавлял не от женщин, он избавлял от импульсов и чувств, так мешающих здравомыслию.
Гениально мир расколот вот это действительно победа. Продолжение рода будет конечно – же искусственным, быть матерью это значит быть избранной, почему любая, лишь этого пожелавшая, должна обладать этим счастьем, стать матерью для ребенка, ребенка будущего, гениального и уникального, почему рожать эта физиологическая награда, можно сказать счастье, должна разбазариваться и не контролируется ни кем, ведь была – же проблема и проблема серьезная – «ненужные дети», которые появлялись из – за легкомыслия их создавших, которые так и проживают свою жизнь будучи «ненужными». Производство же современных представителей нового поколения уже было отлажено и давало первые плоды, первая партия новоиспеченных гениев прибыла на большую землю и продемонстрировала свои возможности. Результаты превзошли все ожидания, юноши оказались на высоте, их экзаменаторы всегда уверенные и напыщенные, робели перед этими блистательными молодцами с их блистательными умами и соответствующими результатами.
Больше о мире Аристотелева наши герои ничего не узнают, да им и не нужен его мир, у них есть свой, в котором больше тепла и света, чем даже можно себе представить в мечтаниях об идеальном сосуществовании людей.




История седьмая. «Александр».


Ничем значительным моя жизнь не ознаменована, получив образование инженера холодильных установок, я решил продолжить обучение и посвятить себя науке. Перспективы были. Получалось, но наука не кормила, а потребность в пище была. Я молодой, здоровый со всем из этого вытекающим, получал гроши, на которые мог прожить один, при тщательной экономии. А по сему наука и влекла и угнетала, изнутри приятно щекотало предчувствие скорого посвящения в святая святых изучаемого, казалось, что ты настолько близко подобрался к великому открытию и наименьшим, что тебя ждет будет Нобелевская премия, а угнетала понятно, почему: деньги как бы это банально не звучало именно они, были необходимым составляющим счастья молодого ученного, который к тому – же был живым человеком с естественными потребностями жителя земли.
Мне, как и любому в том возрасте, было необходимо чувство влюбленности, придуманные образы, очень скоро утратили свою привлекательность, героиня для любви нужна была из плоти и крови, которая тоже, к сожалению, имела бы потребность в естественных необходимостях человека и явилась бы крахом для моего хилого бюджета.
Вскоре пищу я находчиво заменил питьем, благо спирта у нас было не считано. Пили все и если особо не углубляться по похожей на мою причине.
Чувство общности, что ты такой не один, все в подобной ситуации, придавало силы и аппетит соответственно.
Держались мы долго и с удовольствием. Первой забила тревогу моя печень, вдруг, когда, казалось – бы, ждать, предательства было неоткуда, каждый из моего окружения был в доску своим и я мог на каждого положиться, я был беспомощен сделать что – либо, отравление грозившее перерасти в хроническую болезнь, стало причиной моего единения с постелью и на достаточно продолжительный срок. Еще мои страдания усугубляла моя неготовность к встрече с недугом, те крохи, которые служили для поддержания моих жизненных сил не имели достаточной мощи, чтобы противопоставить себя внезапно появившемуся неприятелю.
Болеть вообще процедура, без элементов удовольствия, а болеть без денег наихудшее из зол. Мои надежные соратники по жаждоутоляющим пристрастиям были хорошими людьми. Но с подобными моим возможностям, ничем, кроме советов помочь не могли. Я был близок к отчаянию. Вопросы вроде: «Чем, я заслужил, все это?», «Когда я упустил тот момент, в который можно было все исправить?» конечно – же, оставались без ответов.  Но главный вопрос: «Что делать, как изменить сложившееся?» постоянно стоял перед моим больным взором негасимым огнем безысходности.
Однако, не знаю как у вас, а у меня так всегда было если есть вопрос и ответ на него необходим, значит он есть и вскоре обязательно появится. 
Когда он появился, я с недоверием отнесся к тому, что чувствую, так как звучал мой ответ приблизительно так: «Заграница нам поможет». На первый взгляд абсурд, но если задуматься и перестать видеть препятствия там, где их нет, где есть всего лишь трудности, но никак не препятствия, ты понимаешь, что стоит тебе рискнуть, взять в долг необходимые для осуществления затеи деньги, не побояться стать заложником у судьбы и вперед.
Задолго до того как эта история вообще стала возможна, предчувствие того, что должно произойти что-то необыкновенное посещало меня.
Я мечтал о дальних странах, об экзотических местах, о приключениях и что было особенно привлекательным в моих мечтаниях, так это то, что случись что, вдруг ситуация начнет выходить из под контроля всегда можно остановиться, все переиграть или покончить с этой историей и начать следующую.
Поэтому телепередачи, статьи, разговоры, любого рода информация о так желаемых дальних странах поглощались мною в неимоверном количестве и сумбурно. Я имел общие сведения о практически всех значительных странах на планете Земля. И как же можно спорить с тем, что Греция, а речь в дальнейшем пойдет именно о ней, значительная страна, конечно значительная ведь она колыбель цивилизации, мать культур и языков.
О теперешней роли Греции в общемировом социуме умолчим, хотя, по мнению греков, она значительна. Я был поражен, попав в страну, там, на глазах у всей Греции. Во всяком случае, в Афинах все видели как он «это» делал, один из представителей партии боровшейся за право представлять страну в Евросоюзе, позволил себе на плакате совершить акт насилия точнее мужеложства над Билом Клинтоном за действия предпринимаемые НАТО на Балканском полуострове.
Но, принимая решение, всего этого я пока не знал. Помню историю, услышанную в детстве от одного знакомого. Который добился материального благополучия, а на то время он производил впечатление хорошо обеспеченного человека, собирая апельсины на островах. Знакомый купался во всех трех греческих морях и выглядел очень счастливым.
Поэтому предложение собирать клубнику на полях туманного Альбиона и отдых в рекрутских лагерях я отверг, несмотря на всю привлекательность хваленных фунтов стерлингов.
Лагеря, распорядок, зависимость от старших и отсутствие перспектив не могли сравниться с тем, что одной фирме нужен был представитель, смышленый, толковый парень с высшим образованием.
Это шанс, возможность, которая бывает, может быть один раз в жизни. А значит, такой пустяк как незнание языка не может быть препятствием.
И так, в моей жизни наступил период, который я в последствии назвал как: «Появление Великого учителя № 1»
В день рождения своего приятеля я был представлен интереснейшему, во всяком случае, среди лиц там собравшихся, человеку, пережившему и повидавшему, как он сам говорил, всего и всяко. Вскоре поступило и предложение.
- Жизнь там наладить легко. Приедешь, тебя встретят, работа будет, жилье будет, знай, себе не ленись, да учи язык, туристы пойдут, деньги будешь грести лопатой. Информация, билеты, визовая поддержка все наше. Жить будешь у моей тещи, моя греческая жена Ангела, приютит у нее уже для тебя там есть работка, на первое время пока язык выучишь. А уж когда выучишь, тогда офис откроешь, будешь наших туристов ублажать. Туры по островам, размещение по курортам, чтоб достопримечательности знал где, что, кем построено и в каком году.
Я восхищался этим человеком здесь жена, там жена, здесь бизнес, там бизнес. Какие могут быть раздумья? Сомнения? В чем? В искренности? Да что вы. Ведь одна жена звонит на мобильный. Вторая сидит за рулем авто, обе видны, осязаемы. В этом же нет сомнений, значит жена, теща, остров, гостиница, туры, конечно же тоже.
А пока уроки греческого и долгие увлекательнейшие истории Великого учителя  №1.
- Тебе то повезло, тебе люди попались порядочные, а меня привезли в страну и бросили, как в омут, ни языка, ни денег. Все самому приходилось. Работу нашел. Жилье. Потихоньку обживался. Ничего все наладилось, женился, теща в бизнес взяла. А ты что? На все готовенькое едешь. Граница это самое сложное. Я, конечно, договорюсь, но денег придется дать. Правило такое иначе в страну не впустят, турист значит, деньги бросаешь с права налево, ты же ни какой  ни будь скряга приехал подзаработать и трясешься за каждый доллар, хотя с другой стороны эти тоже последнюю рубаху стянут лишь бы к греческому станку, тарелке или метле в респектабельном районе. Ну ладно, что зря болтать водители в автобусе все расскажут кому, сколько и за что.
Так обогащаясь информацией о стране, о мздуалчущих в этой стране и скудными познаниями в языке почерпнутыми из двух уроков, я приближался к сокровенному.  К стране, в которой по последним данным  есть все или должно бы быть.   
Главное дальше, главное потом  и это главное уже наступает с каждым километром, с каждой новой границей. Как сон, как сказка, как что-то чего не может быть.
В Афины приехали вечером, в начале одиннадцатого, пассажиры делились, друг с другом кого кто будет встречать, кто, как проведет первые минуты на желанной земле.
Мне тоже было, чем поделиться ведь меня должна встретить девушка с божественным именем Ангела.
- Она и похожа на ангела, такая стройная с воздушными формами, длинноволосая блондинка. Мне учитель показывал, прекрасная вещь этот поляроид бац и ты соприкоснулся с вечностью.
- Как пистолет только на него разрешение получать не нужно – сострил мужчина, который не пользовался особой любовью пассажиров, поскольку на каждой границе с ним было что-нибудь да не так. И эта шутка не была принята остальными.
Но мужчину не интересовала вызванная его словами реакция, его вообще мало что интересовало, кроме разве что повышенного интереса к его особе разного рода чиновников и таможенных служащих.
Он был обладателем красивого, имеющего в некотором роде историческое, но в основном спортивное значение имя – Спартак вполне подходящее его внешности, вид он имел героический, даже очень. Его никто встречать не должен был, к кому и зачем он ехал никто в салоне автобуса не знал.
Дальнейшее развитие событий я бы назвал: «Появление Великого учителя №2 и глубокое разочарование в Великом учителе №1»
Красивые люди, в красивых автомобилях, потихоньку увозили лжетуристов, только что прибывших на одну из самых примечательных площадей в Афинах под названием  Омония.
Вскоре, среди ожидавших, своей участи, остались только я и Спартак. Спартак по-видимому, никуда не торопился, купил сигареты, пиво и тихонько наслаждался ими, сидя невдалеке на скамейке.
Отсутствие Ангелы настораживало, так как автобус опаздывал на два часа, а это значит, что уже два часа Ангела должна была быть здесь, должна ждать.
«Мне бы его спокойствие» - думал я, глядя на бесстрастное лицо Спартака, который покорителем мира восседал на удобной скамейке, делая небольшие глотки греческого пива с таким наслаждением, что я невольно вторил ему, глотая слюну.
Сев рядом, я решился все-таки задать, уже какое-то время мучавший меня вопрос. Почему Спартак никуда не устраивается, чего он ждет, уже темно, не так многолюдно и найти подходящее, для ночлега место будет с наступлением темноты сложнее.
- Зачем искать, по-моему, место для ночлега просто великолепное, да и компания подходящая или ты еще надеешься, что твой ангелок снизойдет и спустится за тобою. О том, что тебя кинули, я понял еще на границе, знаешь, сколько берут обычно за переход границы пятьдесят долларов не больше, ты сколько заплатил.
- Двести – выдавил я, слегка оглушенный услышанным.
- Неужели ты не понимаешь, что это не они тебе, а ты им помогаешь. Ты для них ввёз две да?! Две тысячи необлагаемых долларов, турист может ввезти любую сумму, водитель только пятьсот. Это ты им сделал услугу, когда там из себя респектабельного «мэна» строил, а не они тебе. Скоты ещё десять процентов взяли, у тебя хоть деньги ещё остались.
- Да, но очень мало всего сорок долларов. Кстати, я должен позвонить, может, что-то произошло, почему она не приехала.
- На твоем месте, я бы лучше подумал над тем, что ты завтра будешь, есть и пить, работу здесь найти не так уж просто, а это значит, что предсказать, когда у тебя появятся деньги не может никто, а телефонные переговоры здесь прямо тебе скажу штука далеко не дешевая.
В голове у меня зашумело, ещё  показалось, что я чувствую, как кровь клокочет в висках, что буду говорить, пока не знал. Главное узнать, почему меня никто не встретил и что делать дальше, опять появилось предательское, но такое знакомое чувство бессилия и неуверенности в себе, покорности обстоятельствам и неверия в собственные силы.
«Я ведь не паникую, я же контролирую и себя, и ситуацию» - самозабвенно повторял я, готовясь к разговору с Великим учителем.
- Алло, Константин Сергеевич. Это, Саша. Я в Афинах. Да, Омония. Жду. Что? Паром завтра или после завтра. А что мне делать? Гостиница. Но у меня в автобусе водители все деньги забрали, сказали, что им десять процентов за это положено. Двести. Да. Сейчас уже тридцать, я на десять карточку телефонную купил. Так, что же мне делать? Что? Алло! Алло!
Моё по театральному, печальное лицо, Спартак встретил улыбкой, как бы говорящей: «А я, что тебе говорил? Не слушал.»
- Ангела сейчас на острове Сандорини повезла группу. А там праздник паром в Афины не ходит, может завтра, после завтра его пустят, а пока ждать. Рассказал про границу, про водителей. Он говорит, что меня чисто развели.
- И не только на границе, твой начальник ловкий мошенник, хотя сюда девяносто процентов нашего брата попадают именно таким путём, а потом счастливы, считая людей их сюда привезших, чуть ли не благодетелями и ещё долго остаются им благодарны.
- Откуда ты всё это знаешь, ты ведь за границей впервые.
- У меня в Афинах друг живёт, он мне писал, из его писем книгу собрать можно, так хорошо и много он мне написал, я правда, уже полгода от него ни весточки, ни строчки не получал. Он даже не знает, что я приехал, я ему сюрприз готовлю. Я его давно знаю, мы на Родине вместе работали. Кто был мастером, кто работал с красным деревом как итальяшки со скрипками так это он, у него в руках всё пело, цены нет такому мастеру, хочешь посмотреть.
И Спартак стал рыться в своем бауле. Достал две небольшие шкатулки. Я в этом ничего не понимаю и единственное, что могу сказать, так это то, что перед мной были красивые, действительно дорогие и, наверное, старинные вещицы.
- Тебе, какая из них больше нравится. Эта. Да, чувство прекрасного у тебя есть. Я, такую, никак сделать не могу. Подобные, в чем - то даже лучше, но не такая. Он увез свой секрет на край света, но я и здесь его найду. И моё имя, когда ни будь, я это знаю, будет стоять рядом с именем такого мастера. Та другая моя. Нравится? Здесь такие вещи кучу денег стоят.
- Может твой приятель где-то рядом здесь живет, почему ты сидишь, ты же его столько лет не видел. Неужели можно вот так сидеть.
- Понимаешь, утром сюда приедет опять автобус с русскими. И я у встречающих спрошу, как мне проехать, адрес то у меня есть, но как туда попасть не знаю, а в справочном… Ну я, если честно, не то, что на греческом, я и на английском говорить не умею. – в этот момент у героического Спартака не только пропала его властность и самоуверенность, но и чувствовалась в интонации, в голосе какая-то не защищённость, растерянность.
- Смешной ты, не мог, что ли в нашем автобусе у кого-то спросить.
- У кого, у этих снобов? Я лучше дождусь утра, пообвыкну.
- Ты знаешь, я вот на английском разговариваю, но мне это не очень в жизни помогает, как ты видишь. Пойду попробую ещё раз позвоню, узнаю, так что же мне, все - таки, делать.
Красивый, правильный и что особенно приятно русский женский голос ответил, что нет связи с мобильным телефоном и все последующие разы, когда я пытался дозвониться Константину Сергеевичу Немеровичу - Данченко, тот же голос отвечал мне тем же текстом.
Площадь где, мы находились, была большая, круглая с четырех сторон в неё вторгались дороги. С одной стороны был вход в метро, рядом через перекресток большая книжная лавка, она была похожа на киоск (на греческом языке киоск это - «периптр») со всех сторон возле, которого были столы-витрины, здесь были книги, журналы, газеты, видеокассеты, компакт-диски, кожгалантерея - кошельки, ремни, небольшие сумочки, кепки, очки и холодильник с минеральной водой. Какое же было моё удивление, когда я нашел стол с русскими книгами, в основном это были: словари, разговорники, греческие авторы, переведенные на русский язык, ещё была газета для эмигрантов называется  «Омония». Эмигрантские новости, новости страны в целом и в мире, всесторонняя информация, всё бы ничего, но вот качество самой газеты и косноязычность авторов бросались в глаза, была здесь газета объявлений на русском языке, «Аргументы и факты», «Спид-инфо», и что поразительно свежие номера.
К сожалению русской речи, я не услышал, заговорить с кем, то сам не решился. Недалеко от книжной лавки стояло высокое, все в синих стеклах здание, так застекленное, что казалось ни кирпичи, ни цемент в его создании не участвовали, предназначенное как я себе полагал для сдачи в наем под офисы. И замыкал круг площади отель, красивый, светящийся как витрина в магазине, где рядом с входом в сам отель был вход в ресторан отеля. Перед входом в отель стояли три пальмы, три огромные пальмы похожие на гигантские ананасы.     Ночью, освещенные снизу электричеством они стояли величественные и помпезные, как статуи мифологических героев или богов.
«И здесь есть одетые блестяще, но совершенно без вкуса, такие себе а- ля «новые русские» типы. О его боровистой фигуре и такому же лицу, можно было сказать одно, что кулинарными излишествами такого не напугаешь» – пришло мне на ум, когда я разглядывал средних лет мужчину, который как мне показалось, даже по греческим меркам был весьма респектабельным. Не успел этот обоз со съестным появиться на улице, как к нему подбежала девочка лет двенадцати и стала предлагать ему купить её цветы. Это были маленькие, но аккуратно подобранные букетики, наверное, полевых цветов, которые в действительности были миленькие. И их вполне можно было навязывать на улице, они, на мой взгляд, вполне этого заслуживали. Но наш гурманофил, воспринимал происходящее по-другому, он сделал жест, который можно было понять, как - «Я отмахиваюсь от назойливой мухи». Но девочка настаивала, тогда это раскрасневшееся чрево-хранилище на сиплом, с икотой, русском языке смачно рявкнуло - «Пошла в жопу!». По выражению ребенка, было понятно, что девяносто процентов сказанного она поняла, потому с какой интонацией ей преподнесли эту информацию, остальные десять потому как это млекопитающее на неё зыркнуло. Нельзя сказать, что первая встреча с земляком пробудила в моей душе, какие то теплые чувства, скорее наоборот крайне холодные, никакого желания завязывать знакомство с такого рода человеком.
«Интересно, смогу ли я этим удивить Спартака, или его спартанской невозмутимости нет предела» - размышлял я, возвращаясь.
Вернувшись, я нашел Спартака, пристально рассматривающего какое-то здание позади скамейки, которое к моему крайнему удивлению оказалось церковью, которая скромно ютилась на задворках помпезной площади, как бы скрываясь от дерзких взглядов атеистов. И у неё это здорово получалось так, как на площади мы были уже больше трех часов, а я понятия не имел, что находится за нашей скамейкой.
- Слушай, Саня, ты не знаешь греки православные?
- Не знаю, это же ты про греков всё знаешь. А, что?
- Понимаешь, тут у нас позади церковь, а там у них внутри, по всей видимости, общественный ужин. Ты ведь есть хочешь, и я хочу. А они там нищих кормят и между прочим не плохо кормят, а мы с тобой в данный момент и есть нищие. Ну, что рискнем.
- Я если честно не голодный, так перекусил бы, у меня там ещё осталось, думаю перекусить хватит.
- Твоё, нам ещё пригодится, так что идём перекусим, на большее мы вряд ли претендовать можем.
- Давай, я лучше вещи покараулю, а ты иди покушай.
- Не ломайся, вещи, вот он покараулит, – кивнул Спартак в сторону, беззаботно поглощающего мороженое полицейского, который не обращал на нас никакого внимания - здесь тебя точно никто не знает, никто мамочке, не расскажет какой ты плохой мальчик и не расскажет, как ты плохо себя ведешь.
И мы пошли. Церковь жила своей особенной жизнью, как оказалось шикарной и в тоже время размеренной, доброй, была наполнена положительной энергетикой. Наш приход не вызвал ни удивления, ни возмущения, никто даже не заметил, как мы появились. Мы подошли к горстке в основном уже пожилых людей, к категории так называемых «Бомжей» можно было бы отнести два-три человека из них, не больше. В основном это чистенькие, ухоженные старички и старушки, которые ведут себя, так будто пришли на светский раут. Стол не изобиловал разнообразием, был прост, каждый в свою тарелку мог взять чего хочется, правда в ограниченном количестве, так как он это делал под недремлющим оком соседа.
Вермишель с нарезанной крупными квадратиками колбасой, по вкусу походившей на застывший куриный паштет, а после, как впоследствии выяснилось, такой любимый греками, круасан с ореховой начинкой и молоко. Неловкость из-за неопытности в подобных ситуациях, не позволяла мне, как следует осмотреться и любоваться красотами, церковной утвари, интерьера, убранству служащих. Я ничего не видел и не слышал, только эхом в голове раздавалось - «Вот ты и получил то, о чем мечтал. Сюда ты стремился с таким нетерпением, радуйся. Сейчас ты должен быть доволен, мир у твоих ног, может быть не у самых ног, но достаточно низко».
- А, ты боялся, ну что съел тебя, кто ни будь. А, вот ты съел, по-моему, вкусно, ты как считаешь. Мне понравилось.
- Еда, да. Но атмосфера. Мне кажется, нет ничего более унизительного. Если я приеду и расскажу, кому ни будь о том, что мне приходилось, есть в церкви вместе с неимущими.
- А, ты считаешь себя имущим, да?
- За черту нищеты мы ещё не шагнули, но стоим мы именно на грани, как у Наполеона «От великого до смешного один шаг», в моем случае это от ничтожного до большого. Ехал бизнесменом, за большими победами, достижениями и прочей чепухой, а приехал в церкви с нищими трапезничать.
- Будет завтра, будем думать.               
Утро наступило гораздо раньше, вопреки нашим ожиданиям.  Греция просыпается очень рано, в пять часов на улице уже появились первые прохожие, как потом я узнал, рабочие производств, строители, владельцы и служащие кафе, баров уже готовили кофе, горячую сдобу для первых посетителей. Вскоре открылись и двери этих заведений, на улице появились столы, стулья приборы и не особенно спешащий служащий, вряд ли рабочий мог перелистнуть свежую газету, выпить кофе со свежей булочкой.
- Ты, знаешь, мне здесь нравится, кто рано встаёт, тот много успевает. Если все жители этой страны, такие же трудолюбивые, как те, кого мы видим. То ей можно гордится своим народом. У нас ты много людей видел в пять часов утра, не праздно шатающихся в поисках либо дома, либо приключений, а именно так, чтобы целенаправленно спешили на работу. Немного, в том то и дело.
- Когда человек, готов изо дня в день, подниматься в такую рань и корячиться, то он или очень любит деньги и готов поступиться сном ради их приобретения, либо вынужден это делать, чтобы выжить и другого выхода у него нет. Какой вариант более верный нам ещё предстоит узнать, будет такая возможность. Я могу сказать наверняка, что мы с тобой будем вставать именно потому, что у нас не будет другого выбора. Так, что приготовься мой юный друг. Испытания, впрочем, как и приключения, ещё впереди – размышлял вслух Спартак.    
Приезда очередного автобуса с русскими туристами, долго ждать не пришлось. Спартака интересовало, далеко ли отсюда обитает его приятель, я на всякий случай, пытался выяснить, расположение нашего консульства. «Ещё разок позвоню, если результат тот же. Пойду к консулу и расскажу всё о Константине Сергеевиче, об этом «бизнес туре», который закончился, не начавшись» - думал я, не будучи до конца уверен, что поступлю именно так. Как мне поступить, что в моем положении будет правильно, что нет? Мучимый подобными вопросами, все же больше всего, я боялся предстоящего расставания со Спартаком, единственным здесь в данной ситуации мне близким человеком, который уже выяснил, то, что его интересовало, и собирался как можно быстрее отправиться на долгожданное свидание уже со своим «Великим учителем». Его лицо светилось счастьем, предвкушением будущего, со всем, что было у меня всего сутки назад.
- Ну, что дальше каждый за себя. Спасибо, если бы не ты это была бы наихудшая ночь в моей жизни, а так мне есть что вспомнить, мало того эту ночь с тобой я провёл с удовольствием и я рад, что заботливая судьба наградила меня именно твоим обществом.
- Не понял, тебе, что ещё до сих пор невдомек, никто за тобой приезжать не собирается, ты никому не нужен, все кто могли позаботиться о тебе остались там за четырьмя границами, ты один и ни кому не нужен и за свою жизнь ответственность несешь только ты, слышишь только ты. И поэтому на правах старшего, значит более умудренного жизненным опытом настоятельно рекомендую не ломаться, что ты, кстати, очень любишь делать, принять моё приглашение продолжить пребывание в стране, вместе. Мало того я предлагаю тебе ещё и родство, с этих пор для всех ты мой племянник. Что скажешь? Если ты умный человек, ты не станешь удивлять меня своим решением.
- Я думаю, что ситуация не из тех, когда нужно поражать оригинальностью. Конечно, я согласен, очень боялся, что ты не предложишь. Напрашиваться, конечно же, я бы не стал. Спасибо ты не пожалеешь, теперь я твой должник на всю жизнь.
- Ты неисправимый идеалист и романтик. Если всё решено, тогда поехали, посмотрим, где и как можно найти тебе применение. Самое трудное, как я уже говорил, в этой стране, найти работу.
- Готов и буду делать всё, хотя умею я не много. Но желание в совокупности со старанием, что я со своей стороны гарантирую, мне помогут.
Учителя Спартака не было дома, его жена, небольшого роста, темненькая гречанка из российских греков, встретила нас теплом и радушием.
Она не была красавица, но приятная, миловидная, большие темные глаза, возмещали недостаточность роста и некоторую нескладность фигуры. Улыбка, казалось, никогда не покидает это лицо.
На четверых у них была трёхкомнатная квартира, прихожая в которой я сразу же приметил два дивана, спальня для взрослых и перед самой кухней детская комната, маленькая, но для двоих малышей вполне пригодна и удобна. У них были мальчик и девочка, мальчик школьного возраста, лет десяти, как мама не большого росточка, но явно перебирал в весе. Это не мешало ему быть любимым и разбалованным, делал он, по словам матери, всё, что хотел, а желаний в его годы у него было предостаточно, даже если в расчет не брать их кондитерскую часть. 
Девочка напротив ела с неохотой и без аппетита, ей было, года три и так она выражала свою самостоятельность. Она всегда ходила, с какой ни будь книгой, изо всех сил старалась убедить, что она умеет читать. Заставляла всех даже гостей читать ей книги, которые она знала наизусть и поправляла, если читающий, ошибался. По всему было видно, что в этом доме царит согласие и любовь, детские ссоры и драки настолько естественны, что любой взрослый, который сталкивался с детьми их не замечал.
Не договариваясь, все, гости, мама, дети с нетерпением ждали возвращения отца.
- Саня, имей в виду, пробудем здесь  пару денечков, пока кто-то из нас найдёт работу. Во первых нас никто не звал, во вторых сам видишь, у них дом к долгому пребыванию гостей не приспособлен.
- Да, я всё понимаю, думаешь, мне нравится у людей на голове, но может Ангела объявится.
- Ты конечно неисправимый дурак. Откуда ж она возьмется, Снегурочка твоя белокрылая. Забудь. Сам. Слышишь теперь всё сам.
Нельзя сказать, что хозяин очень был рад приезду, своего ученика с племянником, он мягко дал знать, что о подобного рода визитах предупреждают заранее.
Греция земля обетованная для греков, впрочем, это и правильно, так оно и должно быть. Греция для греков, Америка для американцев. Нет, конечно же, этот вечер не превратился, в вечер провозглашений идей национализма, он просто отрезвил и урезонил ожидания перспектив и оптимизма даже у Спартака, для которого главной задачей было попасть в страну, а дальше как он полагал учитель о нём должен позаботиться. Но хорошую работу здесь найти также не просто, как и в другом месте, оказывается, если поразмыслить, захотеть, поднапрячься или приложить доступные средства для осуществления желаемого, дома на Родине перспектив не меньше. Спиро это новое, греческое имя учителя Спартака, спросил, в основном он обращался ко мне, всё ли я сделал для того, чтобы найти работу, все ли возможные варианты применения себя, были использованы, прежде чем податься в такую даль.
- Знаешь, почему я здесь потому, что в нашей стране, в вашей стране меня дискредитировали во всём, там я был вонючим греком. Здесь я тоже вонючий, но русский. Там я долго не мог поступить в институт, надо мной в армии издевались, так же как над чурками, повышение по службе было возможно, если всех вокруг давно уже повысили, и повышать больше некого, то повышали тебя. Здесь похожая ситуация устроиться по специальности, так же тяжело, как и стать президентом. Спартак, знаешь, почему я терплю, почему я буду терпеть, потому, что у меня есть они, ради них, ради моих детей, потому, что они уже греки и жизнь у них будет счастливой и полноценной, как у нормальных людей, такой как она должна быть. Там, мой дед мечтал вернуться и стать греком, отец мечтал уехать сюда, я ему обещал, что всё станет на круги своя. И у меня получилось, потому что, прежде всего я это делал не для себя, а для него, для отца своего, для них вот, для детей своих. У них уже всё будет по-другому.
- Значит, страной ты совсем не восхищался, писал просто, чтобы мне по - интереснее свою новую жизнь преподнести. Я думал, что ты в струе, что у тебя всё в порядке. А ты грузчик на складе супермаркета, по вечерам моешь посуду в таверне, борешься за существование, за будущее своих малюток.
- Грузчик, посудомойка. Да знаешь, сколько желающих устроиться подобным образом, о такой работе мечтают. Знаешь, что будешь делать ты - выживать, а я –живу. У меня всё есть, семья, дети, у которых есть будущее. У меня есть дом, мебель, машина и кондиционер, черт меня побери. Завтра понадобится бассейн, я его построю. И я не стыжусь того, что я делаю, мой ум, мои руки им не нужны, как в принципе и я сам. Не помню, писал ли я тебе, первое время меня поражало здесь отношение греков к старикам и детям, других святынь для грека не существует, все остальное, в том числе и такое ничто как я, их совершенно не волнует. Я думаю, что очень правильно не волнует, как что - то может представлять «для них» ценность, если это, что – то нельзя использовать или можно использовать с минимальными затратами. 
Я в последствии не раз вспоминал эти слова Спиро. Однажды был, поистине поразительный, для жителя нашей страны, где деспотизм властей это норма, случай. На одной из главных улиц города после рок - концерта, вошедшая в раж молодежь, с громким гиканьем, беснуясь, прыгая, преградила проезд городскому транспорту, и движение было остановлено на долгое время. Полицейские были возмущены происходящим, имея возможность повлиять на ситуацию по разному, любым доступным полицейскому способом, то ли дубинкой, то ли водометом,  стражи порядка предпочли ходить за хулиганившей молодежью по пятам и уговаривать их оставить это занятие. Те же на это никак не реагировали, продолжали бросаться на проезжающие машины. Я думаю, они так поступали потому, что перед ними были пусть немного испорченные, но дети, дети, которым предстоит сделать счастливой их старость, как сейчас они делают счастливой старость своих родителей. Вопрос: как бы они сейчас досматривали стариков, если бы несколькими годами ранее, их успокаивали при помощи водометов?
На следующий день с утра пораньше мы со Спартаком отправились на поиски работы, приятной неожиданностью для нас было то, что биржа, вернее русская биржа труда, русская потому, что работа здесь предлагалась для нашего русскоговорящего брата, так вот эта биржа была возле той церкви, где накануне мы ужинали. Обменявшись заговорщической улыбкой, мы взглянули на скамейку, послужившую нам прошлой ночью ложем.
Каких только лиц, судеб, трагических, забавных и попросту дурацких историй, не выпало на долю наших соплеменников. Я вновь и вновь убеждался, что Спартак был прав мой случай не единичный, действительно большая часть приезжающих, попадает сюда, будучи обманутыми. Желание заработать, святая вера в то, что хорошо там, где их нет, послужили стимулами, побуждающей силой для всех этих людей уже, к сожалению испорченных Грецией.
«Однажды здесь побывав, ты будешь возвращаться сюда, как заговоренный, Греция как мудрая женщина может быть притягательной всегда, несмотря на возраст и причиненные обиды, её прощаешь и к ней возвращаешься, с чувством глубокой благодарности, что тебя принимают, тебя не отвергли» -  говорил Коля, мой первый работодатель. Человек, который мог работать сутками, потому что знал, ценность самого этого понятия, иметь работу. Работая, он всегда готовил себя, к тому, что если вдруг ему предложат новую работу он сможет сказать, несмотря на то, что у него уже есть работа, что приступить к новой он все равно уже готов. Чаще всего так и случалось, он приступал к новой работе не закончив старую.
Первая неделя увенчалась безрезультатными  поисками работы. Спиро понемногу выходил из себя, злился на себя потому, что явился разочарованием своего любимого ученика, злился на Спартака потому, что тот был живым напоминанием этого разочарования, злился на меня за мою молодость и красоту, потому, что с нашим появлением их отношения с супругой немного изменились.
Она совсем не злилась на то, что мы появились, как снег на голову. А вот потому, что Спиро мог себе позволить прервать наш с ней разговор, когда мы весело болтаем о каких то пустяках, могло её прямо таки вывести из себя.
- Ну, что Саня наше присутствие начинает напрягать, наших дорогих хозяев, я думаю, что наше время настало, пора уходить – заговорщической скороговоркой, начал разговор Спартак.
- Но работа, Спартак. Ни я, ни ты не обладаешь этим счастьем иметь работу.
- Ты знаешь, в юности, я считал наивысшим счастьем, иметь женщину. Если я не ошибаюсь, то счастье было наивысшим только первых три раза, а потом я к этому относился уже по другому. У меня есть план. Спиро пообещал мне помочь с продажей моих работ, на одну у него кажется, уже есть покупатель, а это значит, что, продав шкатулку, мы сможем оплатить, на какое – то время, аренду небольшой комнаты на окраине города. Дальше надеюсь, провидение нас не оставит. Пока согласись, нам везло и никаких особых тягот и лишений не выпало на наши души.
- Если так, то я, конечно - же, с тобой согласен. Ты ведь и вез свои работы сюда с целью продать, а я свою часть отдам позднее, когда найду работу.
- Прекрасно, значит, решено едем.
- Конечно.
Дальше события разворачивались довольно быстро. Недорогие квартиры под съем у Спиро были приготовлены. Мы буквально в тот же день, все посмотрели, выбрали и переехали.
Деньги за нас дал Спиро, взявшись продать шкатулки Спартака, чтобы впоследствии возместить свои затраты.
Очень хорошо помню наш первый день в нашем первом, как впрочем, и последнем, доме в Греции. У нас была большая квадратная кухня, большая квадратная комната с выходом во внутренний дворик, куда выходили и другие соседние квартиры. Как впоследствии оказалось, тоже квартиросъемщиков россиян, которые вскоре стали нашими друзьями, еще у нас был душ совмещенный с туалетом. Все это было в прекрасном состоянии, чистенькое, кухня с санузлом облицованы, во всех трех помещениях мраморные полы. Отчего в самые жаркие, июльские дни и ночи, без наличия кондиционера, когда жара могла иметь только одно имя - «убийственная», великим наслаждением было прикоснуться горячей спиной к мрамору и почувствовать, как к тебе возвращается сознание, ты понимаешь, что умирать еще рано и пусть только здесь лежа на полу, но жить можно.
  Дальше события изменяются с приятной быстротой, одна хорошая новость сменяет другую. Во - первых я нашел работу, это была стройка, под руководством русских. Уже только это мы считали хорошим знаком, так как работодателем будет свой, земляк. А это значит никаких проблем с пониманием друг друга, никаких задержек зарплаты, в трудный день можно всегда взаймы попросить, да и просто радостно, что рядом с тобой пусть совершенно чужой, но все же такой близкий, такой родной человек. Во - вторых поделки Спартака начали пользоваться спросом, правда, заказов на новые изделия еще не было, но то, что было в наличие, успешно продавалось. В основном покупателями были наши бывшие земляки, которые быстрее чем Спиро справились с приобретением всевозможных бытовых благ и могли себе позволить эти дорогие безделицы, радующие глаз. Так что у нас были деньги на все необходимое, у нас были перспективы, так как у нас была работа пусть пока одна на двоих, но была. И, наконец, мы совершенно никому не мешали жить.
Первое время, пока мы пребывали в состоянии эйфории от всего с нами произошедшего, мы не экономили, чем потрясали соседей уже поживших в этой стране. Мы прекрасно питались, по ночам гуляли по побережью, позволяя себе мороженое и пиво, в мой первый выходной, который наступил по прошествии двух недель с начала трудовой деятельности. Мы устроили праздник, на столе было мясо, сыр и украшение стола Кремлевская водка, до сих пор с наслаждением вспоминаю вкус этого напитка. В последствии ни один из компонентов составляющих основу пиршества не пропал. Мясо нам было необходимо, так как мне, на тяжелой физически работе, нужно быть в форме, сыр просто потому, что вкусно, а «Кремлевская» – потому, что Спартак вправе распоряжаться своими деньгами, по своему усмотрению. По этой же причине, в его чемодане, я не говорю в гардеробе, так как мебели, кроме раскладушки подаренной Спартаку Спиро, у нас не было вообще, появились новые обитатели. Я не знал, что мужественные и уверенные в себе люди, чувствуют потребность в периодическом пополнении гардероба. 
Так мы и жили: работали, ходили на море, выпивали, я в выходные, а Спартак когда захочется. Меня не раздражало его состояние, разве что время от времени, когда он возвращался особенно поздно, внезапное пробуждение грозило плохим отдыхом всему организму.
Вскоре у меня появилась возможность получить лучше оплачиваемую работу, с нормированным рабочим днем, с одним выходным в неделю и что не маловажно не далеко от нашего дома. На «Афиноводоканале» работа черная, но с гособеспечением. Недостатком этой работы было то, что в бригаде у меня были только греко-говорящие, а у меня с этим на тот момент – ни бум, бум как вы понимаете.    Учить приходилось, прямо в траншее, звучит красиво по военному, но в действительности так и было. И вместе с такими уже мне известными словами как: фрукты, хлеб, молоко, мясо, килограмм, продать, купить. Появились новые, такие как: лопата, песок, камень, кирка, отбойный молоток.
Но я привык, втянулся и радовался всему, что со мной происходит, так как такие деньги, которые я получал здесь в моем институте, даже если бы я вдруг стал ректором мне бы все равно не светили. Утром и днем я работал с лопатой и киркой в изнуряющую жару, а после обеда, когда заканчивалась «официальная» работа я подыскивал всевозможные варианты приработка. То уборка территории в таверне, где Спиро мыл посуду, то как-то собирал стеллажи в фото-студии, а как-то убирал во дворе старого, запущенного, частного дома, было много мусора, но хорошая оплата.
Всегда одно и тоже. Встаешь в пять, наспех завтракаешь и в путь. Автобус вовремя,  приедет опять же, как всегда, ни пробок тебе, ни поломок все в соответствии с маршрутом на каждой остановке в ей лишь положенное время. Опоздать в такой ситуации практически невозможно, чувствуешь себя частицей хорошо отлаженного механизма, бездушным винтиком, знай себе, трудись вовремя и хорошо выполняй свою функцию. И так каждый день. После приятной и своевременной поездки в автобусе, изнуряющий труд на «Афиноводоканале». В пятидесятиградусную жару с киркой, отбойным молотком в лучшем случае с лопатой в руках до трех часов это конец рабочего дня и «иссыхия» время полуденного сна, вся Греция в это время спит.
Как-то я работал в саду у одного богача. Хозяин не ожидал от меня такой прыти, работа была выполнена быстро и хорошо не найдя к чему придраться хозяин сказал, что заплатит за работу только в том случае, если я соберу желтые листья с деревьев. Я собрал. Он заплатил.
Но не все так прозаично и скучно. Были и приятные мгновения, что-то такое, что хочется вспоминать, над, чем стоило призадуматься и с чем, наверное, можно жить, даже в таком положении какое было у меня.
Конечно же, это привязанность. Не любовь. Нет. Просто мысли, просто взгляды и что-то еще, что-то, что трудно проконтролировать, передать, что чувствуешь, но что не имеет формы, почвы под собой и названия. Такое складывалось впечатление, что между нами существовала некая договоренность, некая связь, о которой знал только я, и знала только она. Вообще-то это не было ни чем необычным. Иногда раньше приходил я, иногда она. Потом был взгляд. Взгляд и только. Вот уже на протяжении целого месяца я и она встречались на этой остановке, ехали вместе пять других. Она выходила, а я ехал дальше, но мой взгляд, он еще долго оставался с нею. Я никогда не слышал ее голоса. Не знал кто она, чем занимается. Я даже ни разу не попробовал заговорить с нею, познакомиться.
Возможно, это покажется смешным, но я не подходил к ней из-за боязни разочарования. Не просто игра самолюбивого мужского эго, нет. Это боязнь утратить актуальность своих мечтаний, каково в чужой стране находясь вне закона, без визы, без «прав» на существование, будучи просто преступником, для законопослушных греков, узнать, что женщина к которой твой взгляд прикован уже в течении месяца, которая отвечала теплом и радушием своих красивых глаз, узнав только кто перед ней начнет презирать не только меня но и себя.
Я попадал в ситуации когда гречанки заслышав русскую речь или акцент и уточнив кто именно перед ними из любезных, приятных, совсем недавно выражавших определенного рода интерес превращались в брезгливых снобок. Ведь так приятно думать, что есть кто-то и не просто кто-то, а особь противоположного пола, которая, встречаясь с тобой, меняет свое настроение только потому, что утро ей подарило эту встречу  или может быть ее посещают более смелые мысли. Во всяком случае, мне все эти чувства были знакомы, и утренние встречи были хорошим стартом для удачного дня. После, я работал с удвоенной силой, изо всех сил старался, чтобы не дай бог не потерять эту благостновенную работу, которая приносила не только материальное благополучие, но и духовную радость - эти утренние встречи.
Однажды мы решились. Я говорю, мы потому, что когда я подошел, уверенности мне предавал этот взгляд, тоже, как мне показалось, предвкушающий долгожданного контакта. Не помню, как и что сказал, какими словами меня встретили, но помню это состояние внутренней восторженности, от того, как меня приняли, от, того, что невозможное случилось. Маргарита, не могу точно передать каким образом, на столько это было тонко и едва уловимо, дала понять, что у меня есть шансы стать её мастером.
Вряд ли судьба могла меня наградить большим. У меня появились долгожданные деньги, у меня была женщина, которая относилась ко мне приблизительно также как и я к ней, честолюбивые мечты великого ученого теперь ютились на закоулках моей души, в ожидании великого часа. А я был счастлив, счастьем обычного обывателя, тяготеющего к душевному комфорту и особой непритязательностью к целям пребывания на данной планете, данное Маргаритой я воспринял как манну небесную, как чудо, в подобный восторг может привести новогодняя елка ребенка от трех до семи, все как в сказке.
Маргарита работала домработницей в доме у владельца оливковой фабрики. У человека с большим капиталом, больной женой и отсутствием человеческих качеств. Несчастная женщина очень привязалась к Рите, собственных детей у неё не было, а Рита вполне могла бы быть её дочерью и неистраченное материнство выбралось на поверхность этой души. И выразилось в заботе о маленькой русской девочке, которой к тому времени было уже двадцать восемь лет, у которой за спиной неудавшийся брак и шестилетняя дочь, жившая с матерью Риты в Волгодонске. Она мечтала о своей квартире, автомобиле и собаке, большом, пушистом, а главное верном друге. Мужчины в список мечтаний не допускались по совокупности причин. Таких как: мужское непостоянство, эгоизм и самовлюбленность, еще у них есть неистребимое чувство уверенности в собственной правоте, и незыблемости своих взглядов и принципов, у них почти у каждого есть дело всей их жизни, которому они готовы отдаваться сами, и которому готовы принести в жертву всё и всех.
На осуществление своих мечтаний, если зарабатывание денег будет продолжаться в том же темпе, Рите понадобится еще месяцев семь. За три года пребывания в стране, при условии строжайшей экономии, Рите удалось собрать ничтожные, по греческим и приличные по нашим, отечественным меркам, средства. Еще эта страна ей дала веру в то, что хозяйкой своей судьбы она может стать и постепенно ею становится, знания человека, способность проникать внутрь, чтобы соприкоснуться с человеческим естеством, познать его сущность и то, что называют жизненным опытом. На Родине, оказывается, она совсем не задумывалась, о ценности времени. Фраза: «Тратить время попусту.» очень долго остается пустым звуком, лишь прожив жизнь и осознав, что мог бы сделать больше, человек понимает значимость данной фразы. Пока шла адаптация, привыкаемость в новом месте Рита была наблюдателем, была губкой впитывающей в себя все вокруг происходящее, людей, отношения. Очень долго она позволяла ситуации за себя делать выбор, подчинялась обстоятельствам и чужому желанию. К сожалению не все, бравшие на себя ответственность за решения Риты, были людьми достойными, и не всегда выбор был правильным.      Первым координатором её мыслей был, человек отзывчивый, приютивший её на печально мне известной площади Омония, когда она подобно мне, дожидалась своего якобы работодателя. Он без озлобления принял её отказ, служить источником тепла для своей постели и это никак не отразилось на их отношениях в будущем, они оставались друзьями, с ним можно всегда посоветоваться, взять в долг, переночевать, перекусить и все иное, что позволяют друг другу друзья. Первая квартира у Риты появилась через пол года, и работу приходилось искать с жильем, в основном это гостиницы или дома подобные тому, в котором она сейчас работала. Работ она сменила множество, пока нашла с минимальными компромиссами со своей стороны. Как правило, если работодателем был мужчина, то угрозами, задариваниями, от которых Рита отказывалась, но была вынуждена уступить, уговорами, добивался своего и получал дары этого молодого, аппетитного тела, в основном заботясь о собственном удовольствии, нежели о потребностях этого тела, в качестве и количестве ласк. Так периодически бывая с мужчинами, Рита все же оставалась одинокой.
Не знаю, много ли я привнес в её жизнь, но видел, чувствовал, как она меняется, как она расцветает и подобно бутону набирает запах и цвет. В моих руках была женщина в необъятнейшем смысле этого слова. Неопытный в этом смысле я, парил, был на седьмом небе и выше, в тех заоблачных далях, о которых поэты, однажды побывав, говорят с тоской и вожделением всю жизнь.
- Рита, ты – чудо. В мечтах, когда я хотел, чтобы судьба мне подарила спутницу жизни, я видел тебя, не знал тебя, но знал, что это ты та самая, которая раз и навсегда. Мне нужно было уехать так далеко от дома, поставить на кон свою карьеру, своё якобы будущее, которое, теперь то я знаю наверняка, без тебя ничего не стоит, без тебя мне не нужно никакое будущее, без тебя мне и жизнь не нужна, потому, что ты моя жизнь, моя кровь, чтобы найти здесь свое счастье. Я счастлив.
- Мальчик мой.
- То, что я молод, не дает тебе права так разговаривать, со мной – обижено надув губы, я ждал ласковых извинений, обожал, когда она лаской искупала вину, за столь незначительные проступки.
- Маленький обиделся, у него оказывается такие замечательные пухленькие губки. О, простите, пожалуйста, мистер зрелость, бедная девочка ошиблась в оценке вашего возраста, внешность ведь так обманчива. Готова, к любому наказанию, только не подвергайте меня насилию, у меня есть жених, юный, ну совсем еще мальчик и я обещала ему остаться чистой. Пощадите. – умоляющий, манящий и сводящий меня с ума взгляд обещал, столько удовольствий, что вопреки всем увещеваниям я набросился на виноватую со всей беспощадностью.
Шли дни. Мы с Ритой физически пресыщались друг другом, морально готовясь к переходу в другое состояние. Мы оба чувствовали, что наши отношения требуют несколько иного воззрения на них и требуют к себе повышенного внимания, ответственности и способности принимать обоюдные решения. Мы стали по истине близки, стали семьей, родными людьми. Потрясающее ни с чем не сравнимое чувство.  Чувствовать близость женщины не физическую, нет. А быть таким же, как она, ощущать в ней чуть ли не генетическую схожесть, порой мне казалось, что я - её клон, настолько я хотел быть ею, настолько она была удивительной, настолько я был в плену её очарования, её житейской мудрости, её нетребовательности ко мне. Ни одной даже маленькой попытки поменять меня. Именно с этого обычно у меня начиналось общение с противоположным полом, во мне то было недостаточно мужественности, то нужно было изменить имидж, многим не подходил мой образ жизни, мои ученные степени и пустой кошелек, но главное, я такой, каким был в момент нашей встречи, им, почему - то, не подходил.
Вскоре, по приглашению Риты я переехал к ней жить, уж очень часто я оставался там, на ночь и проводил большую часть свободного времени все же полагая, что живем мы порознь и друг от друга независим. Но все, таки зависим, особенно я. Я пытался угадывать её желания, еще задолго до того как они у неё появлялись.
Спартак принял мое дезертирство, стойко, по-мужски, достойно. У него сейчас были не лучшие дни, работу он так и не нашел, деньги вырученные за шкатулки давно закончились, он был на полном моем содержании.
- Ничего, друг, не беспокойся, пойду в глубь страны, по деревням там, говорят, работу проще найти, я еще в детстве мечтал: «Вот вырасту, буду бродяжничать, буду людям помогать как Ходжа Нассредин.». Так, что все в порядке друг. Вали, я же вижу твою счастливую рожу – имитируя боевой настрой, Спартак предостерегал мои сомнения по поводу правильности моего поступка.
- Спасибо тебе за все, если бы не ты, я не знаю, где бы я сейчас был и чтобы я сейчас делал. Спасибо, Спартак. Но мы ведь не навсегда прощаемся…
- Да не волнуйся старик, все в порядке. Не забудь на свадьбу пригласить.
Хотелось столько еще ему сказать, выразить все, что чувствуешь, но почему - то не решаешься сказать, не сказал, не выразил, так и расстались.
Мой переезд к Рите можно было назвать чем угодно, но не переселением. Небольшая спортивная сумка со скромными пожитками, ну и конечно же, я сам. Безоблачной и счастливой наша жизнь была не долго. Вскоре радость общего время  провождения была омрачена внезапными приступами у Риты. Эта не была простая слабость. Сейчас каждому из нас хорошо известны эти ощущения, когда ты утром бодр и весел, полон сил, а уже несколькими часами позже, без каких либо физических затрат, чувствуешь, что валишься с ног, голову зажимают металлическим, раскаленным обручем и хочется умереть, лишь бы это прекратилось.
- Маленький – взрослый мне кажется, я умираю. Мне впервые так больно, впервые такая слабость… Я же здоровая баба, все могу, со всем справлюсь и тут такое. Стоило разрешить себе стать счастливой. Получите счет Риточка, счастье нынче дорого.
- Не говори так. Просто ты устала. Давай возьмем для тебя выходной или даже отпуск дней пять – десять.
Мы так и сделали. Узнав причину отдыха, жена работодателя категорически потребовала, чтобы Рита немедленно отправилась в больницу, настояла так же на том, что все больничные счета она оплатит лично.
- Странная штука жизнь. Всепоглощающее счастье сменяется абсолютным горем. Любовь, которая была каждым мигом твоего сознания, затмевает смерть. Лихорадочный ненасытный огонь страсти сменяет холод неизбежного и боли. Боли, которая заботливой сиделкой будет со мною до конца. Прости маленький, если бы я знала, я бы никогда.
- Ни о чем не жалею. Будь у меня выбор, каждую секунду, проведенную с тобой, я хотел бы вернуть и умножить. Ругаю себя только за то, что не решился познакомиться с тобой раньше, что так долго тянул. Ты лучшее, что есть в моей жизни, часто задавал себе вопрос: «За что мне это счастье, эта радость?»
- Да уж, счастье…..
- Брось. Я люблю. Я готов умереть не задумываясь. Это кажется главное, что подтверждает мою любовь. Раньше я боялся смерти. Сейчас мне все равно. Я не боюсь.
  Через двадцать пять дней она умерла. Последние дни она провела вместе с матерью и сыном. Сбылась её мечта: хорошая квартира, машина и собака, к сожалению, я не был в списке её заветных мечтаний, но с нею был. Был до самого конца, вопреки всем её возражениям и угрозам:
- Умру, сейчас если ты не уедешь. Ты хочешь меня убить? Убирайся прочь гаденыш….
И многое другое, что она считала нужным сказать, чтобы моя привязанность к ней ослабла, а страсть поутихла. Но я любил. Любил каждую минуту проведенную рядом. Её рука была в моей, когда она уходила, и я твердо верил, что ей так легче.
Я до сих пор так думаю. Я все делал правильно и я знаю, что такое счастье, что значит любить и знать, что любят тебя, что ты нужен, что без тебя не могут. Это не просто сладостное чувство целостности и единения с миром. Это маленькая жизнь, каждый день это маленькая жизнь она начинается пробуждением-рождением и заканчивается сном-смертью. Моя жизнь началась словами: «Вы ведь не гречанка, правда?» и закончилась: «Дай мне спокойно умереть, убирайся гаденыш…»



*  *  *



Когда Александр заканчивал свою историю, из его глаз катились слезы. Все с содроганием посмотрели на Женю, она светилась любовью, заботой, нежностью, казалось, что еще мгновение и она подойдет обнимет его прижмет по матерински к себе и скажет: «Все уже закончилось» Его растерянный взгляд понемногу возвращался в комнату, бессвязно бродил по предметам и внезапно вспыхнул их глаза встретились и свечение этих двух пар глаз озарило всех присутствующих, каждый прочувствовал атмосферу взаимного доверия и любви.
- Впереди не такая уж большая жизнь, чтобы можно было ее потратить на решения вопросов типа: правильно мы живем или нет. Я думала, что наступит вечер я заберусь к тебе в объятья и скажу: «Милый пусть это наибольшая глупость в моей жизни, но я хочу быть счастливой хочу познать и эту радость. Саша у нас будет ребенок, ты стал папой».
- Вот и новая жизнь, принесенная этим днем. Это не глупость, а скорее доказательство того, что мы нормальные обычные. У нас появится ребенок, жизнь которого может прекратиться в любое мгновение, разве такой малыш может растрачивать драгоценные секунды на зло, на ненависть, на заговоры или интриги. Нет. Мы рождаем удивительных, всегда готовых умереть и предстать с отчетом о прожитом людей. Наши малыши могут быть самыми счастливыми только потому, что у многих из них будет только детство….- он хотел еще, что-то добавить, но его мысли унеслись куда-то далеко.
Постепенно все начали расходиться, было видно, что Александру удалось задеть какую-то струнку, сказать, выразить словами то, о чем каждый думал, воспринимал это так или приблизительно так, но не решался в этом признаться. Кто-то соглашался со взглядами Саши, кто-то не спорил, потому как было жаль на выяснения драгоценное время, которого действительно не так много осталось.
Обществом было решено отпраздновать радость Жени и Саши. Был приготовлен праздничный ужин. Добрые пожелания непрекращающимся потоком то накатывали, то затихали. Виновники событий скромно принимали положенное. Тут слово попросила Евгения, но вместо ожидаемой благодарности, прозвучали неожиданные речи.
- Милые мои, никто из вас не станет отрицать, что одним из основных инициаторов нашей жизни здесь являюсь я. Я очень хотела организовать нашу с вами жизнь так, чтобы ни один из вас ни на секунду не пожалел о том, что он сейчас именно здесь, в таком обществе, с таким укладом и так живет.
- Женя, мы не жалеем, куда ты клонишь?
- Подождите. Я сейчас все объясню. Сегодня, когда мы слушали Сашу, я поняла, что прошлое неразрывно связано с нами, мы не можем его отпустить, мы позволяем ему жить в нас, специально поддерживаем в себе воспоминания, заставляем их оживать, воскрешать то, чему надо бы дать спокойно уйти, умереть, сгинуть. Саша сегодня сказал, по моему, очень удачно, что каждый день мы проживаем маленькие жизни. Давайте избавимся от груза, позволим прошлому остаться в прошлом. Давайте жить сейчас и здесь, ни тем замечательным или страшным, что у нас было, а сегодня. Примем действительность. Кто за то, чтобы с сегодняшнего дня прекратить рассказывать истории поднимите руки. Мне жаль, что я не предложила этого ранее.
Не уверенно поднялась одна рука, конечно – же, это был Александр. Потом еще, еще… Голосование было прервано Снежаной, она ходила смотреть, как себя чувствует самый маленький член сообщества трехлетняя Кристина.
- Кристина умерла – и разрыдалась. Каждый знал, что очень скоро это должно произойти, но сегодня, когда им было, что отпраздновать… Слишком много итогов для одного вечера, но все они были подведены.

Конец


*  *  *


- Я и представить себе не мог, что люди могут быть такими, что к жизни можно относиться так. Они живут без анализа, не тестируют свои действия, они безумны, алогичны, но читая, я им завидовал. Когда я узнал о смерти этой девочки у меня сердце защемило, оно у меня появилось, впервые я отнесся к нему не как источнику рециркуляции крови, а как органу способному, что либо чувствовать. Понимаешь Дауж, я хочу любить, потерять голову и умереть. Прекрасно знать, что с тобой будет через двадцать лет, но лучше бы я не знал, лучше бы каждый день был тайной. А вот так щемило бы, потому, что она не взглянула в твою сторону или потому, что она никак не появится в твоей жизни. Ты готов, каждая частица тебя готова к встрече с настоящей любовью, а она не появляется и будет ли она, никто не знает. Понимаешь, не знает. Нуи не будет профессором филологии, нет. Он будет счастлив, а может и нет. Может ждать, а она так и не появится.
- Нуи ты ведь никогда не оставлял вероятности ни одного шанса. Зачем тебе это нужно? Друг, пожалуйста, успокойся. Хочешь, мы не только найдем старуху-наследницу, но и попытаемся отыскать всю эту компанию? Ты с ними познакомишься и поймешь ничего такого в их жизнях нет и завидуешь ты им совершенно напрасно. Любовь, женщины, Нуи ты послушай себя… Может алкоголь и наркотики? Решено старуха, компания и домой пока ты окончательно с ума не сошел.
- За семьдесят лет они все вымерли, если вообще существовали и не являются вымыслом нашего доходяги. Мне кажется, что он вполне заслужил, того, что с ним сделали. Он же предсказал, все предугадал, смотри с какой точностью он воспроизвел наш мир, с какими подробностями, а Аристотелев, он перепутал всего две буквы наш вождь Аристотель. Доходяга гений. Предсказать будущее, не свое когда оно целиком зависит от тебя, а будущее всего человечества. Мне даже показалось, что Аристотель использовал его книгу как инструкцию по обустройству планеты.
- Хорошо, хорошо, заслуживает. Если мы нашу старуху не нашли на острове-женщин, то вероятнее всего она на острове-преступников сколько лет прошло, за это время человек мог очень измениться, а у нее гены, папа в тюрьме кончил.
- Стоп. Отлично, ты прав столько лет прошло. Какие же мы дураки, называем ее старухой, а ищем на острове молодых женщин. Она старуха, значит и искать ее нужно на острове стариков, понимаешь?
- Нуи, ты заслуживаешь того отношения, которое тебя преследует в институте, ты же умный.
Теперь для того, чтобы добраться до места, нашим героям нужны считанные часы. На все уговоры Даужа пустить его за руль, Нуи отвечал снисходительной улыбкой, он был похож на гончую, которая взяла след и на пути, у которой лучше не становиться. Ему было мало тайн и открытий, с которыми он соприкоснулся, хотелось еще, где главной является тайна человеческой души. Почему человеку становится безразличным все: общество, деньги, мнение близких, только потому, что в его жизнь вошел другой человек? И еще много разных почему…
Еще на предыдущих островах они столкнулись с тем, что найти человека, как дочь писателя практически невозможно, ни имени, ни примет, единственная возможность это сходство с отцом. Ребята очень надеялись, что они будут похожи. И действительно, когда фото отца было предъявлено, ее тут же узнали.
- Это великая женщина. Одна из тех, кто стойко приняла разрыв с большим миром, она была первой правительницей на острове-женщин. Многие годами еще носились бы со своим горем, как же их вычеркнули из жизни их смыслы жизней, их повелители, их драгоценные любимые мужчины. Но она не была такой, она вообще относилась к жизни как данности, если что-то происходит, то это не случайно и отказываться от происходящего – это отказываться от жизни. Очень хорошо помню ее слова: «Давайте отвергнем жизнь, будем жить нашей несчастной долей, будем смаковать наши страдания. Бедные, бедные женщины их отвергли. Каждая из вас если вернется в ту жизнь, то вспомнит, что ситуация когда тебя бросают, была достаточно распространена, но тогда нас бросали, потому что в их жизнях появлялись другие, моложе, красивее, богаче. А сейчас в их жизнях не появился никто и никогда не появится. А кто делал мужчину, мужчиной, где они брали свою силу? У нас у женщин, мы делали их тем, кем они становились, основным мотивом, побудителем к действию для мужчин были мы. И им сейчас горазда хуже, они значительно несчастнее» Вы знаете подействовало, женщины приободрились, взяли себя в руки и…
- Нам очень нужно с нею встретиться у нас есть для нее подарок – воспользовался появившейся паузой Дауж, ему не терпелось поскорее покончить с этой историей, пока, говорившая старуха окончательно не заморочила Нуи голову. У будущего профессора филологии глаза блестели нездоровым огоньком.
- Бедные дети если бы вы приехали вчера, вы бы ее застали.
- Как застали, разве отсюда можно выезжать?
- Можно. И отправиться туда, где сейчас наша милая Клер, никто не в силах запретить. Вообще-то ее звали Светой, но остров-женщин был международным, она и взяла французский эквивалент этого имени. Сегодня утром мы похоронили нашу Клер. Идемте, я покажу вам ее могилку.
На Нуи не было лица. Земля уходила у него из под ног парня. Он не верил своим ушам, если бы они нашли кассету на день раньше и бедная женщина узнала бы кто был ее отец, каким он был человеком, что он сделал для истории, как он видел историю.
Надгробная надпись окончательно смутила Нуи. Большими золотистыми буквами было выведено: «Аристотель Светлана Александровна» дальше шли даты рождения и смерти, но наших героев они совершенно не интересовали.
- Скажите они родственники или это совпадение?
- Она племянница, единственная родственная душа нашего вождя он ее очень любил.
- А про ее отца вам, что ни будь известно?
- Конечно, он был чудаком, думал, что он писатель. Писал много, но насколько мне известно напечатали только одну книгу, небольшим тиражом и сомнительного содержания. Там он описывает становление вождя, образование нового мира и много внимания уделяет больным СПИД. Аристотель пошел ему навстречу и не отправлял его на остров к остальным инфицированным и чем он отплатил. Единственно в чем его ограничивали это встречи с дочерью, но это и разумно, не хватало, чтобы он нашу девочку заразил. Издателя книги тогда Аристотель казнил, сами книги в костер, а автора по домашний арест. Он до последнего с ним носился, брат все таки.
Еще фраза и гениальный мозг Нуи взорвался бы. Что есть сил, он бросился к небоходу. Дауж даже начал волноваться, что друг может улететь без него.
- Не понимаю, что здесь настоящее? Кто из них говорит правду? Кому верить? Как поступать?
- Профессор это не ваши вопросы: кто, кому, как? Вы выше. Нуи милый пойми, все они правы и у каждого своя правда, своя логика, своя боль. Нам не понятная, мы другие люди из другого мира, по другому воспитывавшиеся, мы не можем относиться к жизни также. Это-ж даже Даужу понятно.
- Но слова, какие там были слова, я вторил каждому предложению. Особенно места про любовь…
- Нуи, Нуи не заводись. Хочешь любви, пожалуйста, дуем на отсров-женщин. Нарушаем все законы, завоевываем, обольщаем, уговариваем и наконец получаем то к чему ты стремился и что? У меня пальцев не хватит, чтобы перечислить все, что ты потеряешь. Приобретешь что-либо, не приобретешь большой вопрос, а жизнь прошла время потеряно. А твои планы, ты этот отпуск выкроил из огромной кучи всяких обязательств и долженствований. 
Еще долго и убедительно Дауж объяснял другу произошедшее, небоход мягко несло в сторону дома, а Нуи спал. Тяжело сказать, что могла сейчас воспроизводить эта гениальная голова, но было ясно одно, в ней появилась смута. Эта история поселила в голове Нуи неожиданные мысли, рискованные взгляды, неуверенность в учениях, потому, что в дни своего отпуска юноша соприкоснулся с откровениями. Были реальные люди с реальными желаниями, не общепринятыми и потому, что так нужно, а потому, что они хотят именно этого. Сейчас в этом маленьком небоходе подаренном университетом спал лучший профессор за всю историю ВУЗа.


Рецензии