Греческие каникулы

Ничем значительным моя жизнь не ознаменована, получив образование инженера холодильных установок, я решил продолжить обучение и посвятить себя науке. Перспективы были. Получалось, но наука не кормила, а потребность в пище была. Я молодой, здоровый со всем из этого вытекающим, получал гроши, на которые мог прожить один, при тщательной экономии. А по сему наука и влекла и угнетала, изнутри приятно щекотало предчувствие скорого посвящения в святая святых изучаемого, казалось, что ты настолько близко подобрался к великому открытию, что тебя уже завтра ждет Нобелевская премия, а угнетала понятно, почему: деньги как бы это банально не звучало именно они, были необходимым составляющим счастья молодого ученного, который к тому – же был живым человеком с естественными потребностями жителя земли.
Мне, как и любому в том возрасте, было необходимо чувство влюбленности, придуманные образы, очень скоро утратили свою привлекательность, героиня для любви нужна была из плоти и крови, которая тоже, к сожалению, имела бы потребность в естественных необходимостях человека и явилась бы крахом для моего хилого бюджета.
Вскоре пищу я находчиво заменил питьем, благо спирта у нас было не считано. Пили все и если особо не углубляться по похожей на мою причине.
Чувство общности, что ты такой не один, все в подобной ситуации, придавало силы и аппетит соответственно.
Держались мы долго и с удовольствием. Первой забила тревогу моя печень, вдруг, когда, казалось – бы, ждать, предательства было неоткуда, каждый из моего окружения был в доску своим и я мог на каждого положиться, я был беспомощен сделать что – либо, отравление грозившее перерасти в хроническую болезнь, стало причиной моего единения с постелью и на достаточно продолжительный срок. Еще мои страдания усугубляла моя неготовность к встрече с недугом, те крохи, которые служили для поддержания моих жизненных сил не имели достаточной мощи, чтобы противопоставить себя внезапно появившемуся неприятелю.
Болеть вообще процедура, без элементов удовольствия, а болеть без денег наихудшее из зол. Мои надежные соратники по жаждоутоляющим пристрастиям были хорошими людьми. Но с подобными моим возможностям, ничем, кроме советов помочь не могли. Я был близок к отчаянию. Вопросы вроде: «Чем, я заслужил, все это?», «Когда я упустил тот момент, в который можно было все исправить?» конечно – же, оставались без ответов.  Но главный вопрос: «Что делать, как изменить сложившееся?» постоянно стоял перед моим больным взором негасимым огнем безысходности.
Однако, не знаю как у вас, а у меня так всегда было если есть вопрос и ответ на него необходим, значит он есть и вскоре обязательно появится. 
Когда он появился, я с недоверием отнесся к тому, что чувствую, так как звучал мой ответ приблизительно так: «Заграница нам поможет». На первый взгляд абсурд, но если задуматься и перестать видеть препятствия там, где их нет, где есть всего лишь трудности, но никак не препятствия, ты понимаешь, что стоит тебе рискнуть, взять в долг необходимые для осуществления затеи деньги, не побояться стать заложником у судьбы и вперед.
Задолго до того как эта история вообще стала возможна, предчувствие того, что должно произойти что-то необыкновенное посещало меня.
Я мечтал о дальних странах, об экзотических местах, о приключениях и что было особенно привлекательным в моих мечтаниях, так это то, что случись что, вдруг ситуация начнет выходить из под контроля всегда можно остановиться, все переиграть или покончить с этой историей и начать следующую.
Поэтому телепередачи, статьи, разговоры, любого рода информация о так желаемых дальних странах поглощались мною в неимоверном количестве и сумбурно. Я имел общие сведения о практически всех значительных странах на планете Земля. И как же можно спорить с тем, что Греция, а речь в дальнейшем пойдет именно о ней, значительная страна, конечно значительная ведь она колыбель цивилизации, мать культур и языков.
О теперешней роли Греции в общемировом социуме умолчим, хотя, по мнению греков, она значительна. Я был поражен, попав в страну, там, на глазах у всей Греции. Во всяком случае, в Афинах все видели как он «это» делал, один из представителей партии боровшейся за право представлять страну в Евросоюзе, позволил себе на плакате совершить акт насилия точнее мужеложства над Билом Клинтоном за действия предпринимаемые НАТО на Балканском полуострове.
Но, принимая решение, всего этого я пока не знал. Помню историю, услышанную в детстве от одного знакомого. Который добился материального благополучия, а на то время он производил впечатление хорошо обеспеченного человека, собирая апельсины на островах. Знакомый купался во всех трех греческих морях и выглядел очень счастливым.
Поэтому предложение собирать клубнику на полях туманного Альбиона и отдых в рекрутских лагерях я отверг, несмотря на всю привлекательность хваленных фунтов стерлингов.
Лагеря, распорядок, зависимость от старших и отсутствие перспектив не могли сравниться с тем, что одной фирме нужен был представитель, смышленый, толковый парень с высшим образованием.
Это шанс, возможность, которая бывает, может быть один раз в жизни. А значит, такой пустяк как незнание языка не может быть препятствием.
И так, в моей жизни наступил период, который я в последствии назвал как: «Появление Великого учителя № 1»
В день рождения своего приятеля я был представлен интереснейшему, во всяком случае, среди лиц там собравшихся, человеку, пережившему и повидавшему, как он сам говорил, всего и всяко. Вскоре поступило и предложение.
- Жизнь там наладить легко. Приедешь, тебя встретят, работа будет, жилье будет, знай, себе не ленись, да учи язык, туристы пойдут, деньги будешь грести лопатой. Информация, билеты, визовая поддержка все наше. Жить будешь у моей тещи, моя греческая жена Ангела, приютит у нее уже для тебя там есть работка, на первое время пока язык выучишь. А уж когда выучишь, тогда офис откроешь, будешь наших туристов ублажать. Туры по островам, размещение по курортам, чтоб достопримечательности знал где, что, кем построено и в каком году.
Я восхищался этим человеком здесь жена, там жена, здесь бизнес, там бизнес. Какие могут быть раздумья? Сомнения? В чем? В искренности? Да что вы. Ведь одна жена звонит на мобильный. Вторая сидит за рулем авто, обе видны, осязаемы. В этом же нет сомнений, значит жена, теща, остров, гостиница, туры, конечно же тоже.
А пока уроки греческого и долгие увлекательнейшие истории Великого учителя  №1.
- Тебе то повезло, тебе люди попались порядочные, а меня привезли в страну и бросили, как в омут, ни языка, ни денег. Все самому приходилось. Работу нашел. Жилье. Потихоньку обживался. Ничего все наладилось, женился, теща в бизнес взяла. А ты что? На все готовенькое едешь. Граница это самое сложное. Я, конечно, договорюсь, но денег придется дать. Правило такое иначе в страну не впустят, турист значит, деньги бросаешь с права налево, ты же ни какой  ни будь скряга приехал подзаработать и трясешься за каждый доллар, хотя с другой стороны эти тоже последнюю рубаху стянут лишь бы к греческому станку, тарелке или метле в респектабельном районе. Ну ладно, что зря болтать водители в автобусе все расскажут кому, сколько и за что.
Так обогащаясь информацией о стране, о мздуалчущих в этой стране и скудными познаниями в языке почерпнутыми из двух уроков, я приближался к сокровенному.  К стране, в которой по последним данным  есть все или должно бы быть.   
Главное дальше, главное потом  и это главное уже наступает с каждым километром, с каждой новой границей. Как сон, как сказка, как что-то чего не может быть.
В Афины приехали вечером, в начале одиннадцатого, пассажиры делились, друг с другом кого кто будет встречать, кто, как проведет первые минуты на желанной земле.
Мне тоже было, чем поделиться ведь меня должна встретить девушка с божественным именем Ангела.
- Она и похожа на ангела, такая стройная с воздушными формами, длинноволосая блондинка. Мне учитель показывал, прекрасная вещь этот поляроид бац и ты соприкоснулся с вечностью.
- Как пистолет только на него разрешение получать не нужно – сострил мужчина, который не пользовался особой любовью пассажиров, поскольку на каждой границе с ним было что-нибудь да не так. И эта шутка не была принята остальными.
Но мужчину не интересовала вызванная его словами реакция, его вообще мало что интересовало, кроме разве что повышенного интереса к его особе разного рода чиновников и таможенных служащих.
Он был обладателем красивого, имеющего в некотором роде историческое, но в основном спортивное значение имя – Спартак вполне подходящее его внешности, вид он имел героический, даже очень. Его никто встречать не должен был, к кому и зачем он ехал никто в салоне автобуса не знал.
Дальнейшее развитие событий я бы назвал: «Появление Великого учителя №2 и глубокое разочарование в Великом учителе №1»
Красивые люди, в красивых автомобилях, потихоньку увозили лжетуристов, только что прибывших на одну из самых примечательных площадей в Афинах под названием  Омония.
Вскоре, среди ожидавших, своей участи, остались только я и Спартак. Спартак по-видимому, никуда не торопился, купил сигареты, пиво и тихонько наслаждался ими, сидя невдалеке на скамейке.
Отсутствие Ангелы настораживало, так как автобус опаздывал на два часа, а это значит, что уже два часа Ангела должна была быть здесь, должна ждать.
«Мне бы его спокойствие» - думал я, глядя на бесстрастное лицо Спартака, который покорителем мира восседал на удобной скамейке, делая небольшие глотки греческого пива с таким наслаждением, что я невольно вторил ему, глотая слюну.
Сев рядом, я решился все-таки задать, уже какое-то время мучавший меня вопрос. Почему Спартак никуда не устраивается, чего он ждет, уже темно, не так многолюдно и найти подходящее, для ночлега место будет с наступлением темноты сложнее.
- Зачем искать, по-моему, место для ночлега просто великолепное, да и компания подходящая или ты еще надеешься, что твой ангелок снизойдет и спустится за тобою. О том, что тебя кинули, я понял еще на границе, знаешь, сколько берут обычно за переход границы пятьдесят долларов не больше, ты сколько заплатил.
- Двести – выдавил я, слегка оглушенный услышанным.
- Неужели ты не понимаешь, что это не они тебе, а ты им помогаешь. Ты для них ввёз две да?! Две тысячи необлагаемых долларов, турист может ввезти любую сумму, водитель только пятьсот. Это ты им сделал услугу, когда там из себя респектабельного «мэна» строил, а не они тебе. Скоты ещё десять процентов взяли, у тебя хоть деньги ещё остались.
- Да, но очень мало всего сорок долларов. Кстати, я должен позвонить, может, что-то произошло, почему она не приехала.
- На твоем месте, я бы лучше подумал над тем, что ты завтра будешь, есть и пить, работу здесь найти не так уж просто, а это значит, что предсказать, когда у тебя появятся деньги не может никто, а телефонные переговоры здесь прямо тебе скажу штука далеко не дешевая.
В голове у меня зашумело, ещё  показалось, что я чувствую, как кровь клокочет в висках, что буду говорить, пока не знал. Главное узнать, почему меня никто не встретил и что делать дальше, опять появилось предательское, но такое знакомое чувство бессилия и неуверенности в себе, покорности обстоятельствам и неверия в собственные силы.
«Я ведь не паникую, я же контролирую и себя, и ситуацию» - самозабвенно повторял я, готовясь к разговору с Великим учителем.
- Алло, Константин Сергеевич. Это, Саша. Я в Афинах. Да, Омония. Жду. Что? Паром завтра или после завтра. А что мне делать? Гостиница. Но у меня в автобусе водители все деньги забрали, сказали, что им десять процентов за это положено. Двести. Да. Сейчас уже тридцать, я на десять карточку телефонную купил. Так, что же мне делать? Что? Алло! Алло!
Моё по театральному, печальное лицо, Спартак встретил улыбкой, как бы говорящей: «А я, что тебе говорил? Не слушал.»
- Ангела сейчас на острове Сандорини повезла группу. А там праздник паром в Афины не ходит, может завтра, после завтра его пустят, а пока ждать. Рассказал про границу, про водителей. Он говорит, что меня чисто развели.
- И не только на границе, твой начальник ловкий мошенник, хотя сюда девяносто процентов нашего брата попадают именно таким путём, а потом счастливы, считая людей их сюда привезших, чуть ли не благодетелями и ещё долго остаются им благодарны.
- Откуда ты всё это знаешь, ты ведь за границей впервые.
- У меня в Афинах друг живёт, он мне писал, из его писем книгу собрать можно, так хорошо и много он мне написал, я правда, уже полгода от него ни весточки, ни строчки не получал. Он даже не знает, что я приехал, я ему сюрприз готовлю. Я его давно знаю, мы на Родине вместе работали. Кто был мастером, кто работал с красным деревом как итальяшки со скрипками так это он, у него в руках всё пело, цены нет такому мастеру, хочешь посмотреть.
И Спартак стал рыться в своем бауле. Достал две небольшие шкатулки. Я в этом ничего не понимаю и единственное, что могу сказать, так это то, что перед мной были красивые, действительно дорогие и, наверное, старинные вещицы.
- Тебе, какая из них больше нравится. Эта. Да, чувство прекрасного у тебя есть. Я, такую, никак сделать не могу. Подобные, в чем - то даже лучше, но не такая. Он увез свой секрет на край света, но я и здесь его найду. И моё имя, когда ни будь, я это знаю, будет стоять рядом с именем такого мастера. Та другая моя. Нравится? Здесь такие вещи кучу денег стоят.
- Может твой приятель где-то рядом здесь живет, почему ты сидишь, ты же его столько лет не видел. Неужели можно вот так сидеть.
- Понимаешь, утром сюда приедет опять автобус с русскими. И я у встречающих спрошу, как мне проехать, адрес то у меня есть, но как туда попасть не знаю, а в справочном… Ну я, если честно, не то, что на греческом, я и на английском говорить не умею. – в этот момент у героического Спартака не только пропала его властность и самоуверенность, но и чувствовалась в интонации, в голосе какая-то не защищённость, растерянность.
- Смешной ты, не мог, что ли в нашем автобусе у кого-то спросить.
- У кого, у этих снобов? Я лучше дождусь утра, пообвыкну.
- Ты знаешь, я вот на английском разговариваю, но мне это не очень в жизни помогает, как ты видишь. Пойду попробую ещё раз позвоню, узнаю, так что же мне, все - таки, делать.
Красивый, правильный и что особенно приятно русский женский голос ответил, что нет связи с мобильным телефоном и все последующие разы, когда я пытался дозвониться Константину Сергеевичу Немеровичу - Данченко, тот же голос отвечал мне тем же текстом.
Площадь где, мы находились, была большая, круглая с четырех сторон в неё вторгались дороги. С одной стороны был вход в метро, рядом через перекресток большая книжная лавка, она была похожа на киоск (на греческом языке киоск это - «периптр») со всех сторон возле, которого были столы-витрины, здесь были книги, журналы, газеты, видеокассеты, компакт-диски, кожгалантерея - кошельки, ремни, небольшие сумочки, кепки, очки и холодильник с минеральной водой. Какое же было моё удивление, когда я нашел стол с русскими книгами, в основном это были: словари, разговорники, греческие авторы, переведенные на русский язык, ещё была газета для эмигрантов называется  «Омония». Эмигрантские новости, новости страны в целом и в мире, всесторонняя информация, всё бы ничего, но вот качество самой газеты и косноязычность авторов бросались в глаза, была здесь газета объявлений на русском языке, «Аргументы и факты», «Спид-инфо», и что поразительно свежие номера.
К сожалению русской речи, я не услышал, заговорить с кем, то сам не решился. Недалеко от книжной лавки стояло высокое, все в синих стеклах здание, так застекленное, что казалось ни кирпичи, ни цемент в его создании не участвовали, предназначенное как я себе полагал для сдачи в наем под офисы. И замыкал круг площади отель, красивый, светящийся как витрина в магазине, где рядом с входом в сам отель был вход в ресторан отеля. Перед входом в отель стояли три пальмы, три огромные пальмы похожие на гигантские ананасы.     Ночью, освещенные снизу электричеством они стояли величественные и помпезные, как статуи мифологических героев или богов.
«И здесь есть одетые блестяще, но совершенно без вкуса, такие себе а- ля «новые русские» типы. О его боровистой фигуре и такому же лицу, можно было сказать одно, что кулинарными излишествами такого не напугаешь» – пришло мне на ум, когда я разглядывал средних лет мужчину, который как мне показалось, даже по греческим меркам был весьма респектабельным. Не успел этот обоз со съестным появиться на улице, как к нему подбежала девочка лет двенадцати и стала предлагать ему купить её цветы. Это были маленькие, но аккуратно подобранные букетики, наверное, полевых цветов, которые в действительности были миленькие. И их вполне можно было навязывать на улице, они, на мой взгляд, вполне этого заслуживали. Но наш гурманофил, воспринимал происходящее по-другому, он сделал жест, который можно было понять, как - «Я отмахиваюсь от назойливой мухи». Но девочка настаивала, тогда это раскрасневшееся чрево-хранилище на сиплом, с икотой, русском языке смачно рявкнуло - «Пошла в жопу!». По выражению ребенка, было понятно, что девяносто процентов сказанного она поняла, потому с какой интонацией ей преподнесли эту информацию, остальные десять потому как это млекопитающее на неё зыркнуло. Нельзя сказать, что первая встреча с земляком пробудила в моей душе, какие то теплые чувства, скорее наоборот крайне холодные, никакого желания завязывать знакомство с такого рода человеком.
«Интересно, смогу ли я этим удивить Спартака, или его спартанской невозмутимости нет предела» - размышлял я, возвращаясь.
Вернувшись, я нашел Спартака, пристально рассматривающего какое-то здание позади скамейки, которое к моему крайнему удивлению оказалось церковью, которая скромно ютилась на задворках помпезной площади, как бы скрываясь от дерзких взглядов атеистов. И у неё это здорово получалось так, как на площади мы были уже больше трех часов, а я понятия не имел, что находится за нашей скамейкой.
- Слушай, Саня, ты не знаешь греки православные?
- Не знаю, это же ты про греков всё знаешь. А, что?
- Понимаешь, тут у нас позади церковь, а там у них внутри, по всей видимости, общественный ужин. Ты ведь есть хочешь, и я хочу. А они там нищих кормят и между прочим не плохо кормят, а мы с тобой в данный момент и есть нищие. Ну, что рискнем.
- Я если честно не голодный, так перекусил бы, у меня там ещё осталось, думаю перекусить хватит.
- Твоё, нам ещё пригодится, так что идём перекусим, на большее мы вряд ли претендовать можем.
- Давай, я лучше вещи покараулю, а ты иди покушай.
- Не ломайся, вещи, вот он покараулит, – кивнул Спартак в сторону, беззаботно поглощающего мороженое полицейского, который не обращал на нас никакого внимания - здесь тебя точно никто не знает, никто мамочке, не расскажет какой ты плохой мальчик и не расскажет, как ты плохо себя ведешь.
И мы пошли. Церковь жила своей особенной жизнью, как оказалось шикарной и в тоже время размеренной, доброй, была наполнена положительной энергетикой. Наш приход не вызвал ни удивления, ни возмущения, никто даже не заметил, как мы появились. Мы подошли к горстке в основном уже пожилых людей, к категории так называемых «Бомжей» можно было бы отнести два-три человека из них, не больше. В основном это чистенькие, ухоженные старички и старушки, которые ведут себя, так будто пришли на светский раут. Стол не изобиловал разнообразием, был прост, каждый в свою тарелку мог взять чего хочется, правда в ограниченном количестве, так как он это делал под недремлющим оком соседа.
Вермишель с нарезанной крупными квадратиками колбасой, по вкусу походившей на застывший куриный паштет, а после, как впоследствии выяснилось, такой любимый греками, круасан с ореховой начинкой и молоко. Неловкость из-за неопытности в подобных ситуациях, не позволяла мне, как следует осмотреться и любоваться красотами, церковной утвари, интерьера, убранству служащих. Я ничего не видел и не слышал, только эхом в голове раздавалось - «Вот ты и получил то, о чем мечтал. Сюда ты стремился с таким нетерпением, радуйся. Сейчас ты должен быть доволен, мир у твоих ног, может быть не у самых ног, но достаточно низко».
- А, ты боялся, ну что съел тебя, кто ни будь. А, вот ты съел, по-моему, вкусно, ты как считаешь. Мне понравилось.
- Еда, да. Но атмосфера. Мне кажется, нет ничего более унизительного. Если я приеду и расскажу, кому ни будь о том, что мне приходилось, есть в церкви вместе с неимущими.
- А, ты считаешь себя имущим, да?
- За черту нищеты мы ещё не шагнули, но стоим мы именно на грани, как у Наполеона «От великого до смешного один шаг», в моем случае это от ничтожного до большого. Ехал бизнесменом, за большими победами, достижениями и прочей чепухой, а приехал в церкви с нищими трапезничать.
- Будет завтра, будем думать.               
Утро наступило гораздо раньше, вопреки нашим ожиданиям.  Греция просыпается очень рано, в пять часов на улице уже появились первые прохожие, как потом я узнал, рабочие производств, строители, владельцы и служащие кафе, баров уже готовили кофе, горячую сдобу для первых посетителей. Вскоре открылись и двери этих заведений, на улице появились столы, стулья приборы и не особенно спешащий служащий, вряд ли рабочий мог перелистнуть свежую газету, выпить кофе со свежей булочкой.
- Ты, знаешь, мне здесь нравится, кто рано встаёт, тот много успевает. Если все жители этой страны, такие же трудолюбивые, как те, кого мы видим. То ей можно гордится своим народом. У нас ты много людей видел в пять часов утра, не праздно шатающихся в поисках либо дома, либо приключений, а именно так, чтобы целенаправленно спешили на работу. Немного, в том то и дело.
- Когда человек, готов изо дня в день, подниматься в такую рань и корячиться, то он или очень любит деньги и готов поступиться сном ради их приобретения, либо вынужден это делать, чтобы выжить и другого выхода у него нет. Какой вариант более верный нам ещё предстоит узнать, будет такая возможность. Я могу сказать наверняка, что мы с тобой будем вставать именно потому, что у нас не будет другого выбора. Так, что приготовься мой юный друг. Испытания, впрочем, как и приключения, ещё впереди – размышлял вслух Спартак.    
Приезда очередного автобуса с русскими туристами, долго ждать не пришлось. Спартака интересовало, далеко ли отсюда обитает его приятель, я на всякий случай, пытался выяснить, расположение нашего консульства. «Ещё разок позвоню, если результат тот же. Пойду к консулу и расскажу всё о Константине Сергеевиче, об этом «бизнес туре», который закончился, не начавшись» - думал я, не будучи до конца уверен, что поступлю именно так. Как мне поступить, что в моем положении будет правильно, что нет? Мучимый подобными вопросами, все же больше всего, я боялся предстоящего расставания со Спартаком, единственным здесь в данной ситуации мне близким человеком, который уже выяснил, то, что его интересовало, и собирался как можно быстрее отправиться на долгожданное свидание уже со своим «Великим учителем». Его лицо светилось счастьем, предвкушением будущего, со всем, что было у меня всего сутки назад.
- Ну, что дальше каждый за себя. Спасибо, если бы не ты это была бы наихудшая ночь в моей жизни, а так мне есть что вспомнить, мало того эту ночь с тобой я провёл с удовольствием и я рад, что заботливая судьба наградила меня именно твоим обществом.
- Не понял, тебе, что ещё до сих пор невдомек, никто за тобой приезжать не собирается, ты никому не нужен, все кто могли позаботиться о тебе остались там за четырьмя границами, ты один и ни кому не нужен и за свою жизнь ответственность несешь только ты, слышишь только ты. И поэтому на правах старшего, значит более умудренного жизненным опытом настоятельно рекомендую не ломаться, что ты, кстати, очень любишь делать, принять моё приглашение продолжить пребывание в стране, вместе. Мало того я предлагаю тебе ещё и родство, с этих пор для всех ты мой племянник. Что скажешь? Если ты умный человек, ты не станешь удивлять меня своим решением.
- Я думаю, что ситуация не из тех, когда нужно поражать оригинальностью. Конечно, я согласен, очень боялся, что ты не предложишь. Напрашиваться, конечно же, я бы не стал. Спасибо ты не пожалеешь, теперь я твой должник на всю жизнь.
- Ты неисправимый идеалист и романтик. Если всё решено, тогда поехали, посмотрим, где и как можно найти тебе применение. Самое трудное, как я уже говорил, в этой стране, найти работу.
- Готов и буду делать всё, хотя умею я не много. Но желание в совокупности со старанием, что я со своей стороны гарантирую, мне помогут.
Учителя Спартака не было дома, его жена, небольшого роста, темненькая гречанка из российских греков, встретила нас теплом и радушием.
Она не была красавица, но приятная, миловидная, большие темные глаза, возмещали недостаточность роста и некоторую нескладность фигуры. Улыбка, казалось, никогда не покидает это лицо.
На четверых у них была трёхкомнатная квартира, прихожая в которой я сразу же приметил два дивана, спальня для взрослых и перед самой кухней детская комната, маленькая, но для двоих малышей вполне пригодна и удобна. У них были мальчик и девочка, мальчик школьного возраста, лет десяти, как мама не большого росточка, но явно перебирал в весе. Это не мешало ему быть любимым и разбалованным, делал он, по словам матери, всё, что хотел, а желаний в его годы у него было предостаточно, даже если в расчет не брать их кондитерскую часть. 
Девочка напротив ела с неохотой и без аппетита, ей было, года три и так она выражала свою самостоятельность. Она всегда ходила, с какой ни будь книгой, изо всех сил старалась убедить, что она умеет читать. Заставляла всех даже гостей читать ей книги, которые она знала наизусть и поправляла, если читающий, ошибался. По всему было видно, что в этом доме царит согласие и любовь, детские ссоры и драки настолько естественны, что любой взрослый, который сталкивался с детьми их не замечал.
Не договариваясь, все, гости, мама, дети с нетерпением ждали возвращения отца.
- Саня, имей в виду, пробудем здесь  пару денечков, пока кто-то из нас найдёт работу. Во первых нас никто не звал, во вторых сам видишь, у них дом к долгому пребыванию гостей не приспособлен.
- Да, я всё понимаю, думаешь, мне нравится у людей на голове, но может Ангела объявится.
- Ты конечно неисправимый дурак. Откуда ж она возьмется, Снегурочка твоя белокрылая. Забудь. Сам. Слышишь теперь всё сам.
Нельзя сказать, что хозяин очень был рад приезду, своего ученика с племянником, он мягко дал знать, что о подобного рода визитах предупреждают заранее.
Греция земля обетованная для греков, впрочем, это и правильно, так оно и должно быть. Греция для греков, Америка для американцев. Нет, конечно же, этот вечер не превратился, в вечер провозглашений идей национализма, он просто отрезвил и урезонил ожидания перспектив и оптимизма даже у Спартака, для которого главной задачей было попасть в страну, а дальше как он полагал учитель о нём должен позаботиться. Но хорошую работу здесь найти также не просто, как и в другом месте, оказывается, если поразмыслить, захотеть, поднапрячься или приложить доступные средства для осуществления желаемого, дома на Родине перспектив не меньше. Спиро это новое, греческое имя учителя Спартака, спросил, в основном он обращался ко мне, всё ли я сделал для того, чтобы найти работу, все ли возможные варианты применения себя, были использованы, прежде чем податься в такую даль.
- Знаешь, почему я здесь потому, что в нашей стране, в вашей стране меня дискредитировали во всём, там я был вонючим греком. Здесь я тоже вонючий, но русский. Там я долго не мог поступить в институт, надо мной в армии издевались, так же как над чурками, повышение по службе было возможно, если всех вокруг давно уже повысили, и повышать больше некого, то повышали тебя. Здесь похожая ситуация устроиться по специальности, так же тяжело, как и стать президентом. Спартак, знаешь, почему я терплю, почему я буду терпеть, потому, что у меня есть они, ради них, ради моих детей, потому, что они уже греки и жизнь у них будет счастливой и полноценной, как у нормальных людей, такой как она должна быть. Там, мой дед мечтал вернуться и стать греком, отец мечтал уехать сюда, я ему обещал, что всё станет на круги своя. И у меня получилось, потому что, прежде всего я это делал не для себя, а для него, для отца своего, для них вот, для детей своих. У них уже всё будет по-другому.
- Значит, страной ты совсем не восхищался, писал просто, чтобы мне по - интереснее свою новую жизнь преподнести. Я думал, что ты в струе, что у тебя всё в порядке. А ты грузчик на складе супермаркета, по вечерам моешь посуду в таверне, борешься за существование, за будущее своих малюток.
- Грузчик, посудомойка. Да знаешь, сколько желающих устроиться подобным образом, о такой работе мечтают. Знаешь, что будешь делать ты - выживать, а я –живу. У меня всё есть, семья, дети, у которых есть будущее. У меня есть дом, мебель, машина и кондиционер, черт меня побери. Завтра понадобится бассейн, я его построю. И я не стыжусь того, что я делаю, мой ум, мои руки им не нужны, как в принципе и я сам. Не помню, писал ли я тебе, первое время меня поражало здесь отношение греков к старикам и детям, других святынь для грека не существует, все остальное, в том числе и такое ничто как я, их совершенно не волнует. Я думаю, что очень правильно не волнует, как что - то может представлять «для них» ценность, если это, что – то нельзя использовать или можно использовать с минимальными затратами. 
Я в последствии не раз вспоминал эти слова Спиро. Однажды был, поистине поразительный, для жителя нашей страны, где деспотизм властей это норма, случай. На одной из главных улиц города после рок - концерта, вошедшая в раж молодежь, с громким гиканьем, беснуясь, прыгая, преградила проезд городскому транспорту, и движение было остановлено на долгое время. Полицейские были возмущены происходящим, имея возможность повлиять на ситуацию по разному, любым доступным полицейскому способом, то ли дубинкой, то ли водометом,  стражи порядка предпочли ходить за хулиганившей молодежью по пятам и уговаривать их оставить это занятие. Те же на это никак не реагировали, продолжали бросаться на проезжающие машины. Я думаю, они так поступали потому, что перед ними были пусть немного испорченные, но дети, дети, которым предстоит сделать счастливой их старость, как сейчас они делают счастливой старость своих родителей. Вопрос: как бы они сейчас досматривали стариков, если бы несколькими годами ранее, их успокаивали при помощи водометов?
На следующий день с утра пораньше мы со Спартаком отправились на поиски работы, приятной неожиданностью для нас было то, что биржа, вернее русская биржа труда, русская потому, что работа здесь предлагалась для нашего русскоговорящего брата, так вот эта биржа была возле той церкви, где накануне мы ужинали. Обменявшись заговорщической улыбкой, мы взглянули на скамейку, послужившую нам прошлой ночью ложем.
Каких только лиц, судеб, трагических, забавных и попросту дурацких историй, не выпало на долю наших соплеменников. Я вновь и вновь убеждался, что Спартак был прав мой случай не единичный, действительно большая часть приезжающих, попадает сюда, будучи обманутыми. Желание заработать, святая вера в то, что хорошо там, где их нет, послужили стимулами, побуждающей силой для всех этих людей уже, к сожалению испорченных Грецией.
«Однажды здесь побывав, ты будешь возвращаться сюда, как заговоренный, Греция как мудрая женщина может быть притягательной всегда, несмотря на возраст и причиненные обиды, её прощаешь и к ней возвращаешься, с чувством глубокой благодарности, что тебя принимают, тебя не отвергли» -  говорил Коля, мой первый работодатель. Человек, который мог работать сутками, потому что знал, ценность самого этого понятия, иметь работу. Работая, он всегда готовил себя, к тому, что если вдруг ему предложат новую работу он сможет сказать, несмотря на то, что у него уже есть работа, что приступить к новой он все равно уже готов. Чаще всего так и случалось, он приступал к новой работе не закончив старую.
Первая неделя увенчалась безрезультатными  поисками работы. Спиро понемногу выходил из себя, злился на себя потому, что явился разочарованием своего любимого ученика, злился на Спартака потому, что тот был живым напоминанием этого разочарования, злился на меня за мою молодость и красоту, потому, что с нашим появлением их отношения с супругой немного изменились.
Она совсем не злилась на то, что мы появились, как снег на голову. А вот потому, что Спиро мог себе позволить прервать наш с ней разговор, когда мы весело болтаем о каких то пустяках, могло её прямо таки вывести из себя.
- Ну, что Саня наше присутствие начинает напрягать, наших дорогих хозяев, я думаю, что наше время настало, пора уходить – заговорщической скороговоркой, начал разговор Спартак.
- Но работа, Спартак. Ни я, ни ты не обладаешь этим счастьем иметь работу.
- Ты знаешь, в юности, я считал наивысшим счастьем, иметь женщину. Если я не ошибаюсь, то счастье было наивысшим только первых три раза, а потом я к этому относился уже по другому. У меня есть план. Спиро пообещал мне помочь с продажей моих работ, на одну у него кажется, уже есть покупатель, а это значит, что, продав шкатулку, мы сможем оплатить, на какое – то время, аренду небольшой комнаты на окраине города. Дальше надеюсь, провидение нас не оставит. Пока согласись, нам везло и никаких особых тягот и лишений не выпало на наши души.
- Если так, то я, конечно - же, с тобой согласен. Ты ведь и вез свои работы сюда с целью продать, а я свою часть отдам позднее, когда найду работу.
- Прекрасно, значит, решено едем.
- Конечно.
Дальше события разворачивались довольно быстро. Недорогие квартиры под съем у Спиро были приготовлены. Мы буквально в тот же день, все посмотрели, выбрали и переехали.
Деньги за нас дал Спиро, взявшись продать шкатулки Спартака, чтобы впоследствии возместить свои затраты.
Очень хорошо помню наш первый день в нашем первом, как впрочем, и последнем, доме в Греции. У нас была большая квадратная кухня, большая квадратная комната с выходом во внутренний дворик, куда выходили и другие соседние квартиры. Как впоследствии оказалось, тоже квартиросъемщиков россиян, которые вскоре стали нашими друзьями, еще у нас был душ совмещенный с туалетом. Все это было в прекрасном состоянии, чистенькое, кухня с санузлом облицованы, во всех трех помещениях мраморные полы. Отчего в самые жаркие, июльские дни и ночи, без наличия кондиционера, когда жара могла иметь только одно имя - «убийственная», великим наслаждением было прикоснуться горячей спиной к мрамору и почувствовать, как к тебе возвращается сознание, ты понимаешь, что умирать еще рано и пусть только здесь лежа на полу, но жить можно.
  Дальше события изменяются с приятной быстротой, одна хорошая новость сменяет другую. Во - первых я нашел работу, это была стройка, под руководством русских. Уже только это мы считали хорошим знаком, так как работодателем будет свой, земляк. А это значит никаких проблем с пониманием друг друга, никаких задержек зарплаты, в трудный день можно всегда взаймы попросить, да и просто радостно, что рядом с тобой пусть совершенно чужой, но все же такой близкий, такой родной человек. Во - вторых поделки Спартака начали пользоваться спросом, правда, заказов на новые изделия еще не было, но то, что было в наличие, успешно продавалось. В основном покупателями были наши бывшие земляки, которые быстрее чем Спиро справились с приобретением всевозможных бытовых благ и могли себе позволить эти дорогие безделицы, радующие глаз. Так что у нас были деньги на все необходимое, у нас были перспективы, так как у нас была работа пусть пока одна на двоих, но была. И, наконец, мы совершенно никому не мешали жить.
Первое время, пока мы пребывали в состоянии эйфории от всего с нами произошедшего, мы не экономили, чем потрясали соседей уже поживших в этой стране. Мы прекрасно питались, по ночам гуляли по побережью, позволяя себе мороженое и пиво, в мой первый выходной, который наступил по прошествии двух недель с начала трудовой деятельности. Мы устроили праздник, на столе было мясо, сыр и украшение стола Кремлевская водка, до сих пор с наслаждением вспоминаю вкус этого напитка. В последствии ни один из компонентов составляющих основу пиршества не пропал. Мясо нам было необходимо, так как мне, на тяжелой физически работе, нужно быть в форме, сыр просто потому, что вкусно, а «Кремлевская» – потому, что Спартак вправе распоряжаться своими деньгами, по своему усмотрению. По этой же причине, в его чемодане, я не говорю в гардеробе, так как мебели, кроме раскладушки подаренной Спартаку Спиро, у нас не было вообще, появились новые обитатели. Я не знал, что мужественные и уверенные в себе люди, чувствуют потребность в периодическом пополнении гардероба. 
Так мы и жили: работали, ходили на море, выпивали, я в выходные, а Спартак когда захочется. Меня не раздражало его состояние, разве что время от времени, когда он возвращался особенно поздно, внезапное пробуждение грозило плохим отдыхом всему организму.
Вскоре у меня появилась возможность получить лучше оплачиваемую работу, с нормированным рабочим днем, с одним выходным в неделю и что не маловажно не далеко от нашего дома. На «Афиноводоканале» работа черная, но с гособеспечением. Недостатком этой работы было то, что в бригаде у меня были только греко-говорящие, а у меня с этим на тот момент – ни бум, бум как вы понимаете.    Учить приходилось, прямо в траншее, звучит красиво по военному, но в действительности так и было. И вместе с такими уже мне известными словами как: фрукты, хлеб, молоко, мясо, килограмм, продать, купить. Появились новые, такие как: лопата, песок, камень, кирка, отбойный молоток.
Но я привык, втянулся и радовался всему, что со мной происходит, так как такие деньги, которые я получал здесь в моем институте, даже если бы я вдруг стал ректором мне бы все равно не светили. Утром и днем я работал с лопатой и киркой в изнуряющую жару, а после обеда, когда заканчивалась «официальная» работа я подыскивал всевозможные варианты приработка. То уборка территории в таверне, где Спиро мыл посуду, то как-то собирал стеллажи в фото-студии, а как-то убирал во дворе старого, запущенного, частного дома, было много мусора, но хорошая оплата.
Всегда одно и тоже. Встаешь в пять, наспех завтракаешь и в путь. Автобус вовремя,  приедет опять же, как всегда, ни пробок тебе, ни поломок все в соответствии с маршрутом на каждой остановке в ей лишь положенное время. Опоздать в такой ситуации практически невозможно, чувствуешь себя частицей хорошо отлаженного механизма, бездушным винтиком, знай себе, трудись вовремя и хорошо выполняй свою функцию. И так каждый день. После приятной и своевременной поездки в автобусе, изнуряющий труд на «Афиноводоканале». В пятидесятиградусную жару с киркой, отбойным молотком в лучшем случае с лопатой в руках до трех часов это конец рабочего дня и «иссыхия» время полуденного сна, вся Греция в это время спит.
Как-то я работал в саду у одного богача. Хозяин не ожидал от меня такой прыти, работа была выполнена быстро и хорошо не найдя к чему придраться хозяин сказал, что заплатит за работу только в том случае, если я соберу желтые листья с деревьев. Я собрал. Он заплатил.
Но не все так прозаично и скучно. Были и приятные мгновения, что-то такое, что хочется вспоминать, над, чем стоило призадуматься и с чем, наверное, можно жить, даже в таком положении какое было у меня.
Конечно же, это привязанность. Не любовь. Нет. Просто мысли, просто взгляды и что-то еще, что-то, что трудно проконтролировать, передать, что чувствуешь, но что не имеет формы, почвы под собой и названия. Такое складывалось впечатление, что между нами существовала некая договоренность, некая связь, о которой знал только я, и знала только она. Вообще-то это не было ни чем необычным. Иногда раньше приходил я, иногда она. Потом был взгляд. Взгляд и только. Вот уже на протяжении целого месяца я и она встречались на этой остановке, ехали вместе пять других. Она выходила, а я ехал дальше, но мой взгляд, он еще долго оставался с нею. Я никогда не слышал ее голоса. Не знал кто она, чем занимается. Я даже ни разу не попробовал заговорить с нею, познакомиться.
Возможно, это покажется смешным, но я не подходил к ней из-за боязни разочарования. Не просто игра самолюбивого мужского эго, нет. Это боязнь утратить актуальность своих мечтаний, каково в чужой стране находясь вне закона, без визы, без «прав» на существование, будучи просто преступником, для законопослушных греков, узнать, что женщина к которой твой взгляд прикован уже в течении месяца, которая отвечала теплом и радушием своих красивых глаз, узнав только кто перед ней начнет презирать не только меня но и себя.
Я попадал в ситуации когда гречанки заслышав русскую речь или акцент и уточнив кто именно перед ними из любезных, приятных, совсем недавно выражавших определенного рода интерес превращались в брезгливых снобок. Ведь так приятно думать, что есть кто-то и не просто кто-то, а особь противоположного пола, которая, встречаясь с тобой, меняет свое настроение только потому, что утро ей подарило эту встречу  или может быть ее посещают более смелые мысли. Во всяком случае, мне все эти чувства были знакомы, и утренние встречи были хорошим стартом для удачного дня. После, я работал с удвоенной силой, изо всех сил старался, чтобы не дай бог не потерять эту благостновенную работу, которая приносила не только материальное благополучие, но и духовную радость - эти утренние встречи.
Однажды мы решились. Я говорю, мы потому, что когда я подошел, уверенности мне предавал этот взгляд, тоже, как мне показалось, предвкушающий долгожданного контакта. Не помню, как и что сказал, какими словами меня встретили, но помню это состояние внутренней восторженности, от того, как меня приняли, от, того, что невозможное случилось. Маргарита, не могу точно передать каким образом, на столько это было тонко и едва уловимо, дала понять, что у меня есть шансы стать её мастером.
Вряд ли судьба могла меня наградить большим. У меня появились долгожданные деньги, у меня была женщина, которая относилась ко мне приблизительно также как и я к ней, честолюбивые мечты великого ученого теперь ютились на закоулках моей души, в ожидании великого часа. А я был счастлив, счастьем обычного обывателя, тяготеющего к душевному комфорту и особой непритязательностью к целям пребывания на данной планете, данное Маргаритой я воспринял как манну небесную, как чудо, в подобный восторг может привести новогодняя елка ребенка от трех до семи, все как в сказке.

Маргарита работала домработницей в доме у владельца оливковой фабрики. У человека с большим капиталом, больной женой и отсутствием человеческих качеств. Несчастная женщина очень привязалась к Рите, собственных детей у неё не было, а Рита вполне могла бы быть её дочерью и неистраченное материнство выбралось на поверхность этой души. И выразилось в заботе о маленькой русской девочке, которой к тому времени было уже двадцать восемь лет, у которой за спиной неудавшийся брак и шестилетняя дочь, жившая с матерью Риты в Волгодонске. Она мечтала о своей квартире, автомобиле и собаке, большом, пушистом, а главное верном друге. Мужчины в список мечтаний не допускались по совокупности причин. Таких как: мужское непостоянство, эгоизм и самовлюбленность, еще у них есть неистребимое чувство уверенности в собственной правоте, и незыблемости своих взглядов и принципов, у них почти у каждого есть дело всей их жизни, которому они готовы отдаваться сами, и которому готовы принести в жертву всё и всех.
На осуществление своих мечтаний, если зарабатывание денег будет продолжаться в том же темпе, Рите понадобится еще месяцев семь. За три года пребывания в стране, при условии строжайшей экономии, Рите удалось собрать ничтожные, по греческим и приличные по нашим, отечественным меркам, средства. Еще эта страна ей дала веру в то, что хозяйкой своей судьбы она может стать и постепенно ею становится, знания человека, способность проникать внутрь, чтобы соприкоснуться с человеческим естеством, познать его сущность и то, что называют жизненным опытом. На Родине, оказывается, она совсем не задумывалась, о ценности времени. Фраза: «Тратить время попусту.» очень долго остается пустым звуком, лишь прожив жизнь и осознав, что мог бы сделать больше, человек понимает значимость данной фразы. Пока шла адаптация, привыкаемость в новом месте Рита была наблюдателем, была губкой впитывающей в себя все вокруг происходящее, людей, отношения. Очень долго она позволяла ситуации за себя делать выбор, подчинялась обстоятельствам и чужому желанию. К сожалению не все, бравшие на себя ответственность за решения Риты, были людьми достойными, и не всегда выбор был правильным.      Первым координатором её мыслей был, человек отзывчивый, приютивший её на печально мне известной площади Омония, когда она подобно мне, дожидалась своего якобы работодателя. Он без озлобления принял её отказ, служить источником тепла для своей постели и это никак не отразилось на их отношениях в будущем, они оставались друзьями, с ним можно всегда посоветоваться, взять в долг, переночевать, перекусить и все иное, что позволяют друг другу друзья. Первая квартира у Риты появилась через пол года, и работу приходилось искать с жильем, в основном это гостиницы или дома подобные тому, в котором она сейчас работала. Работ она сменила множество, пока нашла с минимальными компромиссами со своей стороны. Как правило, если работодателем был мужчина, то угрозами, задариваниями, от которых Рита отказывалась, но была вынуждена уступить, уговорами, добивался своего и получал дары этого молодого, аппетитного тела, в основном заботясь о собственном удовольствии, нежели о потребностях этого тела, в качестве и количестве ласк. Так периодически бывая с мужчинами, Рита все же оставалась одинокой.
Не знаю, много ли я привнес в её жизнь, но видел, чувствовал, как она меняется, как она расцветает и подобно бутону набирает запах и цвет. В моих руках была женщина в необъятнейшем смысле этого слова. Неопытный в этом смысле я, парил, был на седьмом небе и выше, в тех заоблачных далях, о которых поэты, однажды побывав, говорят с тоской и вожделением всю жизнь.
- Рита, ты – чудо. В мечтах, когда я хотел, чтобы судьба мне подарила спутницу жизни, я видел тебя, не знал тебя, но знал, что это ты та самая, которая раз и навсегда. Мне нужно было уехать так далеко от дома, поставить на кон свою карьеру, своё якобы будущее, которое, теперь то я знаю наверняка, без тебя ничего не стоит, без тебя мне не нужно никакое будущее, без тебя мне и жизнь не нужна, потому, что ты моя жизнь, моя кровь, чтобы найти здесь свое счастье. Я счастлив.
- Мальчик мой.
- То, что я молод, не дает тебе права так разговаривать, со мной – обижено надув губы, я ждал ласковых извинений, обожал, когда она лаской искупала вину, за столь незначительные проступки.
- Маленький обиделся, у него оказывается такие замечательные пухленькие губки. О, простите, пожалуйста, мистер зрелость, бедная девочка ошиблась в оценке вашего возраста, внешность ведь так обманчива. Готова, к любому наказанию, только не подвергайте меня насилию, у меня есть жених, юный, ну совсем еще мальчик и я обещала ему остаться чистой. Пощадите. – умоляющий, манящий и сводящий меня с ума взгляд обещал, столько удовольствий, что вопреки всем увещеваниям я набросился на виноватую со всей беспощадностью.
Шли дни. Мы с Ритой физически пресыщались друг другом, морально готовясь к переходу в другое состояние. Мы оба чувствовали, что наши отношения требуют несколько иного воззрения на них и требуют к себе повышенного внимания, ответственности и способности принимать обоюдные решения. Мы стали по истине близки, стали семьей, родными людьми. Потрясающее ни с чем не сравнимое чувство.  Чувствовать близость женщины не физическую, нет. А быть таким же, как она, ощущать в ней чуть ли не генетическую схожесть, порой мне казалось, что я - её клон, настолько я хотел быть ею, настолько она была удивительной, настолько я был в плену её очарования, её житейской мудрости, её нетребовательности ко мне. Ни одной даже маленькой попытки поменять меня. Именно с этого обычно у меня начиналось общение с противоположным полом, во мне то было недостаточно мужественности, то нужно было изменить имидж, многим не подходил мой образ жизни, мои ученные степени и пустой кошелек, но главное, я такой, каким был в момент нашей встречи, им, почему - то, не подходил.
Вскоре, по приглашению Риты я переехал к ней жить, уж очень часто я оставался там, на ночь и проводил большую часть свободного времени все же полагая, что живем мы порознь и друг от друга независим. Но все, таки зависим, особенно я. Я пытался угадывать её желания, еще задолго до того как они у неё появлялись.
Спартак принял мое дезертирство, стойко, по-мужски, достойно. У него сейчас были не лучшие дни, работу он так и не нашел, деньги вырученные за шкатулки давно закончились, он был на полном моем содержании.
- Ничего, друг, не беспокойся, пойду в глубь страны, по деревням там, говорят, работу проще найти, я еще в детстве мечтал: «Вот вырасту, буду бродяжничать, буду людям помогать как Ходжа Нассредин.». Так, что все в порядке друг. Вали, я же вижу твою счастливую рожу – имитируя боевой настрой, Спартак предостерегал мои сомнения по поводу правильности моего поступка.
- Спасибо тебе за все, если бы не ты, я не знаю, где бы я сейчас был и чтобы я сейчас делал. Спасибо, Спартак. Но мы ведь не навсегда прощаемся…
- Да не волнуйся старик, все в порядке. Не забудь на свадьбу пригласить.
Хотелось столько еще ему сказать, выразить все, что чувствуешь, но почему - то не решаешься сказать, не сказал, не выразил, так и расстались.
Мой переезд к Рите можно было назвать чем угодно, но не переселением. Небольшая спортивная сумка со скромными пожитками, ну и конечно же, я сам. Безоблачной и счастливой наша жизнь была не долго. Вскоре радость общего время  провождения была омрачена внезапными приступами у Риты. Эта не была простая слабость. Сейчас каждому из нас хорошо известны эти ощущения, когда ты утром бодр и весел, полон сил, а уже несколькими часами позже, без каких либо физических затрат, чувствуешь, что валишься с ног, голову зажимают металлическим, раскаленным обручем и хочется умереть, лишь бы это прекратилось.
- Маленький – взрослый мне кажется, я умираю. Мне впервые так больно, впервые такая слабость… Я же здоровая баба, все могу, со всем справлюсь и тут такое. Стоило разрешить себе стать счастливой. Получите счет Риточка, счастье нынче дорого.
- Не говори так. Просто ты устала. Давай возьмем для тебя выходной или даже отпуск дней пять – десять.
Мы так и сделали. Узнав причину отдыха, жена работодателя категорически потребовала, чтобы Рита немедленно отправилась в больницу, настояла так же на том, что все больничные счета она оплатит лично.
- Странная штука жизнь. Всепоглощающее счастье сменяется абсолютным горем. Любовь, которая была каждым мигом твоего сознания, затмевает смерть. Лихорадочный ненасытный огонь страсти сменяет холод неизбежного и боли. Боли, которая заботливой сиделкой будет со мною до конца. Прости маленький, если бы я знала, я бы никогда.
- Ни о чем не жалею. Будь у меня выбор, каждую секунду, проведенную с тобой, я хотел бы вернуть и умножить. Ругаю себя только за то, что не решился познакомиться с тобой раньше, что так долго тянул. Ты лучшее, что есть в моей жизни, часто задавал себе вопрос: «За что мне это счастье, эта радость?»
- Да уж, счастье…..
- Брось. Я люблю. Я готов умереть не задумываясь. Это кажется главное, что подтверждает мою любовь. Раньше я боялся смерти. Сейчас мне все равно. Я не боюсь.
  Через двадцать пять дней она умерла. Последние дни она провела вместе с матерью и сыном. Сбылась её мечта: хорошая квартира, машина и собака, к сожалению, я не был в списке её заветных мечтаний, но с нею был. Был до самого конца, вопреки всем её возражениям и угрозам:
- Умру, сейчас если ты не уедешь. Ты хочешь меня убить? Убирайся прочь гаденыш….
И многое другое, что она считала нужным сказать, чтобы моя привязанность к ней ослабла, а страсть поутихла. Но я любил. Любил каждую минуту проведенную рядом. Её рука была в моей, когда она уходила, и я твердо верил, что ей так легче.
Я до сих пор так думаю. Я все делал правильно и я знаю, что такое счастье, что значит любить и знать, что любят тебя, что ты нужен, что без тебя не могут. Это не просто сладостное чувство целостности и единения с миром. Это маленькая жизнь, каждый день это маленькая жизнь она начинается пробуждением-рождением и заканчивается сном-смертью. Моя жизнь началась словами: «Вы ведь не гречанка, правда?» и закончилась: «Дай мне спокойно умереть, убирайся гаденыш…»